Частный поверенный (Кротков)/ДО

Частный поверенный
авторъ Валерий Семенович Кротков

Опубл.: 1882. Источникъ: az.lib.ru • (Эпизод из моей практики).

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ЧАСТНЫЙ ПОВѢРЕННЫЙ.

(Эпизодъ изъ моей практики).

I.

Полночь. Въ домѣ, гдѣ я живу, всѣ давно уже спятъ. Мертвая тишина. Я сижу въ «кабинетѣ», небольшой комнаткѣ въ антресоляхъ, и работаю,

Домъ, гдѣ я жилъ, былъ большой, но ветхій. Кухня и надъ нею антресоль съ моимъ рабочимъ кабинетомъ стояли на дворѣ, отдѣльно отъ главной постройки, и соединялись съ выходящими на улицу комнатами, гдѣ помѣщалось мое семейство, большимъ, холоднымъ корридоромъ, по которому зимою гулялъ сквознякъ. Чтобы сократить до минимума хожденіе по этому корридору, я провелъ телефонъ и электрическіе звонки. Съ улицы у меня дѣйствовалъ обыкновенный колокольчикъ — «дергалка».

Строгое было это время. Въ провинціи это въ особенности было замѣтно. Меня, впрочемъ, не безпокоили и я безмятежно работалъ надъ одною изъ своихъ статей.

Сижу себѣ, пишу, какъ вдругъ звонокъ и такой громкій, рѣзкій, что я невольно вздрогнулъ. Нѣсколько мгновеній спустя, опять звонокъ, еще болѣе настойчивый, а вслѣдъ за нимъ — цѣлый рядъ непрерывно слѣдующихъ одинъ за другимъ звонковъ. Колоколчикъ-«дергалка» былъ привѣшенъ у кухни, какъ разъ подъ моими окнами.

Звонили съ улицы. Что бы это было: телеграмма? обѣщанный визитъ? ужь не пожаръ ли? Надо было поскорѣй поднять на ноги спавшую прислугу. Я нажалъ пуговку электрическаго звонка въ кухню. Дергалка смолкла, потому что оборвалась. Жена позвонила ко мнѣ наверхъ и закричала въ телефонъ — онъ у меня дешевенькій, прежней конструкціи, но дѣйствуетъ отлично — что «стучатъ въ окна, просятъ впустить», и тоже дала звонокъ въ кухню. Тревога въ домѣ была полная.

Слышу, какъ внизу, въ кухнѣ, закопошилась кухарка. Слышу, какъ она ругнула за то, что «никогда не ставятъ свѣчку на свое мѣсто». Слышу, какъ она съ сердцемъ хлопнула дверью задняго крыльца и пошла къ воротамъ, громко ругая тѣхъ, кого «чортъ носитъ ночью».

Возвращается. Лѣниво плетется ко мнѣ по лѣстницѣ наверхъ, и, подойдя къ двери, шаритъ по ней рукою, отыскивая дверную скобку.

— Васъ спрашиваютъ, докладываетъ она, соннымъ голосомъ, входя въ комнату съ фонаремъ въ рукѣ.

— Кто?

— А я почемъ знаю!

— Должна бы спросить…

— Чего-жь спрашивать: и такъ видно, что изъ здѣшнихъ. Жена при ёмъ и дѣти! — «Съ очень важнымъ дѣломъ»! говорятъ.

— Время ли теперь съ дѣлами. Попроси ихъ завтра утромъ.

Ушла и, немного спустя, возвращается назадъ съ отвѣтомъ:

— Сказывала, да они не слушаютъ, ломятся въ ворота! Ежели, говорятъ, «въ постели» — пусть встанетъ! Христомъ-Богомъ просятъ допустить. Это — Ѳедоръ Сергѣичъ Щукинъ съ Московской улицы. Жена и дѣти при немъ.

Я давно уже не занимаюсь адвокатурою, но мои прежніе довѣрители меня не забываютъ и часто обращаются ко мнѣ за совѣтомъ. Щукинъ принадлежалъ къ числу моихъ постоянныхъ кліентовъ. Я зналъ его за одного изъ самыхъ смирнѣйшихъ и безобиднѣйшихъ обывателей того уѣзднаго города, въ которомъ я жилъ, и потому никакъ не могъ себѣ представить, что у этого смирняка, который скорѣе «отъ своей полы оторветъ, да прочь отойдетъ», могло завязаться большое и безотлагательное дѣло. Поэтому, я снова отдалъ приказъ просить Щукиныхъ къ себѣ завтра утромъ. Это посѣщеніе навѣрное будетъ завтра предметомъ толковъ цѣлой улицы. Въ особенности мои подозрительные сосѣди заговорятъ: «къ Павлу-то Николаичу ужь по ночамъ ѣздить стали!»

— Скажи, что ночью принять не могу. Пусть по утру пріѣдутъ!

Кухарка опять къ воротамъ. На этотъ разъ она пробыла тамъ болѣе продолжительное время.

Въ полной увѣренности, что отдѣлался отъ ночного визита, я принимаюсь за прерванную работу.

Однако — нѣтъ. Кухарка снова поднимается ко мнѣ наверхъ.

— Отъ воротъ не отходятъ! объявляетъ мнѣ моя прислужница, ёжась въ наброшенномъ на плечи тулупѣ. — Заморозили меня совсѣмъ. На четырехъ извощикахъ пріѣхали. Просятъ васъ дозволить повидаться. Плачутъ всѣ. Жена очень убивается. На машину, вишь, спѣшатъ.

— Ну, проси!

Минуты черезъ двѣ, ко мнѣ ввалилась цѣлая ватага одѣтаго по дорожному люда. Передъ мною на лицо все семейство Z--скаго купца Ѳедора Сергѣича Щукина: самъ, жена, три сына, парни лѣтъ за двадцать, и дочка-подросточекъ.

Щукинъ заговорилъ первый и разсыпался въ извиненіяхъ.

— Простите великодушно, что обезпокоили васъ. Дѣло такое ужасное, что минутки нельзя терять. Такая стряслась бѣда, что просто ужасти! И не ждали, не гадали! началъ свои объясненія Щукинъ.

На старика страшно было взглянуть. На немъ, какъ говорится, лица не было. Недѣлю тому назадъ, я видѣлся съ нимъ и это былъ совершенно бодрый старикъ, а сію минуту я видѣлъ передъ собою олицетворенное отчаяніе. Мнѣ показалось, что онъ сразу постарѣлъ на десять лѣтъ, такъ онъ осунулся, согнулся. Онъ весь дрожалъ и отъ сильнаго волненія не говорилъ, а какъ-то шамкалъ. Большая сѣдая борода его торчкомъ выглядывала изъ-за приподнятаго воротника крытой сукномъ овчинной шубы. Съ сильной просѣдью волосы на головѣ въ безпорядкѣ торчали въ разныя стороны и лѣзли на лицо. Глаза были красны отъ слезъ.

— Въ чемъ же дѣло? спросилъ я у него.

— Уголовное дѣло! съ воемъ вскрикнула его жена, не давъ ему выговорить слова. — На тебя вся наша надежда! Отъ Сибири-то хоша избавь! Послѣднее отдадимъ, только чтобы не въ Сибирь! заголосила она, заливаясь слезами и бросаясь мнѣ въ ноги. — Дѣти, просите!

Дѣти послѣдовали примѣру матери и въ одно мгновеніе вокругъ меня образовалась группа стоявшихъ на колѣняхъ и рыдавшихъ навзрыдъ людей.

Старикъ Щукинъ тоже хотѣлъ было опуститься на колѣни, да тѣснота «кабинета» не позволила ему расположиться вмѣстѣ съ семьею на полу и онъ ограничился глубокимъ пояснымъ поклономъ, коснувшись при этомъ правою рукою до пола и еле лепеча, весь въ слезахъ:

— Не осиротите семью! Шестой десятокъ доживаю! Никакихъ за собою, какъ есть никакихъ дѣлъ не знаю и вдругъ — Сибирь!..

Все это произошло такъ быстро и неожиданно, что я на первыхъ порахъ растерялся и не зналъ, что и дѣлать. Большого труда стоило мнѣ уговорить Щукиныхъ подняться на ноги и не ревѣть. Не легко было и имъ встать. Вся семья была укутана въ мѣховыя шубы и увязана шарфами и поясами, словно собралась въ дальній путь.

Разсадилъ всѣхъ по мѣстамъ. Щукинъ съ женою и дочерью усѣлись на диванѣ, сыновья — поодаль на стулья.

— Въ чемъ же ваше дѣло? спросилъ я у Щукина, когда всхлипыванья его семьи нѣсколько поутихли.

— Въ Сибирь ссылаютъ! началъ-было онъ и не могъ продолжать отъ волненія.

Семья, заслышавъ про Сибирь, такъ и взвыла.

— Пожалуйста, безъ слезъ! нарочно спокойнымъ, холоднымъ тономъ замѣтилъ я Щукиной и ея дѣтямъ. — Иначе вѣдь я недобьюсь, въ чемъ дѣло!

— Въ Сибирь, отецъ родный, въ Сибирь старика-то ссылаютъ! Ну, какъ тутъ утерпѣть! Тридцать два года съ нимъ въ законѣ прожила, а теперь его отъ насъ отъемомъ въ Сибирь берутъ… Куда ему изъ родного мѣста на старости лѣтъ? И что мы здѣсь безъ него будетъ дѣлать!

— За что же васъ берутъ? И кто беретъ? спросилъ я у Щукина.

— Извѣстное дѣло: судъ! тихо, почти съ ужасомъ произнесъ старикъ.

Я вспомнилъ какъ Щукинъ всегда безпокоился, когда, бывало, придетъ къ нему повѣстка, отъ окружнаго суда съ приглашеніемъ на сессію въ качествѣ присяжнаго засѣдателя, и какія всегда усилія употреблялъ онъ, чтобы освободиться отъ этой натуральной повинности. Судиться онъ не любилъ, и судовъ боялся.

— Да не спутали ли вы? Не получили ли вы повѣстку отъ суда о назначеніи васъ присяжнымъ засѣдателемъ? Кстати и сессія близко.

— Нѣтъ! Тѣ повѣстки мы знаемъ! А это совсѣмъ другое! Распоряженіе такое отъ прокурора вышло, чтобы мнѣ въ Губернскъ пять тысячъ сто сорокъ одинъ рубль двѣнадцать съ четвертью копеекъ привезти и дано мнѣ сорокъ восемь часовъ сроку, а если я въ срокъ не привезу, то сперва меня въ острогъ, а потомъ на поселеніе, а деньги все равно само-собой. Мы и разсудили вотъ, что лучше добромъ деньги отдать, чѣмъ себя до такой низости допускать, чтобы въ острогъ и на поселеніе.

— Что-нибудь да не такъ! Гдѣ-жь это распоряженіе?

— У меня въ карманѣ. И прописано, чтобы по военному положенію мнѣ въ сорокъ восемь часовъ съ деньгами явиться прямо въ судъ! Въ кассу явиться. Это значитъ завтра въ двѣнадцать часовъ дня… Ну, вотъ я и собрался съ деньгами, ѣду въ Губернскъ, и семейство за мной, потому боятся, какъ бы, и деньги отдавши, мнѣ въ острогъ не попасть. Ужь мы и васъ съ собой просимъ, потому съ вами намъ не такъ боязно. Не откажитесь.

— На тебя одна наша надежда! взвыла Щукина, соскальзывая съ дивана на полъ и кланяясь въ ноги. — Что хочешь бери; только поѣзжай! Можетъ, въ послѣдній разъ его и видимъ! Можетъ, и проститься не дадутъ!

Дѣти подвывали.

— Не поѣду, прежде чѣмъ не разъясню себѣ, въ чемъ дѣло! Усядьтесь-ка, сударыня, на мѣсто и не мѣшайте мнѣ объясняться съ вашимъ мужемъ! Какое же это у васъ, Ѳедоръ Сергѣичъ, дѣло, за которое вамъ предстоитъ ссылка? Разскажите толкомъ! обратился я къ старику. — И для чего это съ васъ пять тысячъ требуютъ? Слѣдствіе, что ли, надъ вами производится? Вѣроятно, во избѣжаніе уклоненія отъ суда и слѣдствія съ васъ потребовали залогъ? Есть за вами какое-нибудь уголовное дѣло?

— Есть, едва слышно произнесъ Щукинъ.

— Что же вы раньше-то о немъ ничего мнѣ не говорили?

— До вчерашней поры сами не знали.

— Васъ допрашивали? Слѣдователь допрашивалъ васъ? Ужь не копію ли обвинительнаго акта вы получили?

— Должно быть она и есть! Страсти и читать-то, что тамъ написано!

— Давайте сюда скорѣй!

— Часъ до поѣзду остался! Заѣхали за вами всѣ сообща просить не оставить насъ своимъ наставленіемъ! сказалъ мнѣ въ отвѣтъ Щукинъ, вставая и поднимая за собою всю свою семью. — Поспѣшите, пожалуйста! Назначьте сами, сколько вамъ за безпокойство слѣдуетъ, за все съ благодарностью отвѣтствуемъ! Груша, отдавай! шепнулъ онъ женѣ.

Та засуетилась и полѣзла въ рукавъ своей шубы.

— Это вотъ теперь, а настоящая благодарность послѣ, когда все обойдется: квитанцію денежную получимъ и часу не медля домой! Берите-ка! предложилъ мнѣ Щукинъ, кладя на столъ пачку кредитокъ, которую жена достала изъ рукава.

— Прежде, чѣмъ не узнаю обстоятельно, въ чемъ заключается ваше дѣло, съ мѣста не тронусь! Отвѣчайте! откуда вы знаете, что васъ на завтра вызываютъ?

— Тамъ, въ этой бумагѣ все написано.

— Покажите же мнѣ эту бумагу! Въ десятый разъ васъ прошу!

— Запряталъ я ее въ поджилетный карманъ и зашилъ вмѣстѣ съ деньгами! Словами въ вагонѣ все разскажу. Не опоздать бы намъ къ поѣзду, времени меньше часу осталось! засуетился старикъ, взглянувши на мои стѣнные часы.

— И словами вы мнѣ сейчасъ все разскажите и бумагу дайте прочитать! Если съ этимъ поѣздомъ опоздаете, то двумя часами позднѣе съ курьерскимъ можете ѣхать, а въ Губернскъ попадете раньше даже чѣмъ съ почтовымъ.

— А вы съ нами поѣдете? спросилъ у меня старикъ.

— Поѣду, если найду это нужнымъ. Разсказывайте, въ чемъ дѣло!

— Принесъ къ намъ вчера съ почты почталіонъ казенный пакетъ, а меня дома не было: я въ уѣздѣ отъ прасоловъ овесъ, да семя льняное принималъ. Сынъ въ книгѣ росписался, а жена получила, да и думаетъ: надо взглянуть что тамъ написано, потому на конвертѣ написано: «очень важное». Распечатала да какъ читанула, сейчасъ объ земь! Накося, бѣда какая: окружный судъ пять тысячъ сто сорокъ одинъ рубль двѣнадцать съ четвертью копеекъ требуетъ и даетъ сроку сорокъ восемь часовъ, чтобъ деньги въ кассу внести, не то, говоритъ, безъ разговоровъ, по военному положенію, сперва въ острогъ, а потомъ въ Сибирь, а деньги само собой.

— Вздоръ какой! перебилъ я. — Надъ вами кто-нибудь подшутилъ.

— Кому же нужно было? Бумага печатная и за номеромъ! Видно сразу, что изъ суда! возразилъ мнѣ Щукинъ.

— Кѣмъ она подписана?

— Не разобрали: мудрено подписано! Какъ ни старались, не могли понять. Словно будто окружнаго суда предсѣдатель подписавшись. На сторону-то страшно было показать, потому, вы знаете, какой у насъ народъ: сейчасъ по всему городу въ набатъ забьютъ, что меня въ Сибирь. Ну, какъ получили дома эту бумагу, дѣти не будь глупы понаняли извощиковъ, да въ уѣздъ за мною. Скоро ли меня розыщешь, когда у меня въ шести мѣстахъ пріемка. Вчерашній день весь прошелъ — не нашли. Ныньче ужь въ сумерки нашли, верстъ сто изъѣздили, кружили, а я всего-то въ двадцати верстахъ отъ города въ селѣ Маргукахъ у волостного старшины овесъ осмотрѣлъ, да ста два кулей купилъ. Ну, сейчасъ въ городъ. Какъ ввалился въ городъ, сію минуту деньги добывать, потому вижу — пришла моя бѣда неминучая. Скоро ли добудешь — дѣло ночное… Сосѣдъ выручилъ, Еферій Прощекальниковъ, четыре тысячи далъ, я ему овесъ продалъ, рублей двѣсти убытку схватилъ, да что будешь дѣлать: бѣда деньгу родитъ! Какъ заполучилъ я денежки въ карманъ, только тогда и вздохнулъ свободно. И сейчасъ къ тебѣ… сдѣлай милость! Пожалѣй хоша семью, если для меня, старика, не хочешь постараться… Собирайся въ дорогу, не дли время зря! упрашивалъ меня Щукинъ.

— Вы все-таки сути-то вашего уголовнаго дѣла мнѣ не разсказали и бумагу не показали!..

— Далеко она у меня запрятана! Распоясываться-то возня большая! Какъ я вамъ разсказалъ, такъ все и есть, только еще страшнѣе.

— А вотъ мы посмотримъ! Доставайте-ка поскорѣе бумагу! Распарывайте карманъ!

Щукинъ нехотя сталъ распоясываться. Снялъ шубу, разстегнулъ теплый длиннополый сюртукъ, разстегнулъ жилетъ; перочиннымъ ножичкомъ распоролъ крѣпко-на-крѣпко зашитый внутренній карманъ и бережно досталъ оттуда большой пакетъ, завернутый въ газетную бумагу, развернулъ его и изъ-подъ аккуратно уложенныхъ пачекъ кредитокъ вынулъ конвертъ «казеннаго» формата, въ четверку писчей бумаги, и подалъ мнѣ:

Въ конвертѣ, запечатанномъ большою круглою сюргучною печатью, лежалъ сложенный вчетверо, кругомъ исписанный красивымъ круглымъ писарскимъ почеркомъ листъ плотной писчей бумаги. Я развернулъ его и прочелъ.

Документъ содержалъ въ себѣ слѣдующее:

Купцу Ѳедору Сергѣевичу Щукину.

"Въ производствѣ у меня находится представленное мнѣ наслѣдниками умершаго купца Зензивѣева дѣло о растратѣ вами, по должности опекуна надъ имуществомъ Зензивѣева, денегъ въ количествѣ 2,000 руб. сер., на которые начислены мною за 16 лѣтъ 2 мѣсяца и 11 дней проценты въ количествѣ 3,141 руб. 12¼ к., а всего 5,141 р. 12¼ к. сер. Преступленіе ваше вполнѣ и безусловно доказано; такъ какъ я имѣю отъ Z-скаго Сиротскаго суда справку о томъ, что вы арендныхъ денегъ, за четыре послѣднихъ года аренды имѣнія Зензивѣева мѣщаниномъ Бѣлкинымъ, въ означенный Сиротскій Судъ не доставили, считая согласно заключеннаго вами съ Бѣлкинымъ контракта по 500 руб. въ годъ, 2,000 руб., на которые и начислены мною со дня окончанія срока аренды по сегодняшній день сложные проценты въ количествѣ 3,141 р. 12¼ к.

"За это столь тяжкое преступленіе противъ правъ собственности вы, на основаніи ст. 1681 Уложенія о Наказаніяхъ уголовныхъ и исправительныхъ, подвергаетесь лишенію всѣхъ лично и по состоянію присвоенныхъ правъ и преимуществъ и подлежите ссылкѣ въ отдаленнѣйшія мѣста Сибири на вѣчное поселеніе, съ воспрещеніемъ всякой отлучки съ назначеннаго вамъ мѣста жительства.

«Однако, вы можете избѣжать заслуженнаго вами наказанія, если добровольно внесете въ кассу Губернскаго Окружного Суда означенныя выше деньги съ начисленными на нихъ процентами для выдачи ихъ отъ вашего имени по принадлежности. Предлагаю вамъ это исполнить и даю вамъ сорокъ восемь часовъ на размышленіе. Извѣщеніе это вы получите завтра 12 февраля, съ котораго времени я и буду считать назначенный вамъ льготный срокъ. Если вы къ 12 часамъ 14 февраля не явитесь съ означенною выше суммою денегъ въ Губернскій Окружный Судъ, гдѣ у кассы Суда я буду васъ дожидаться, и не внесете требуемую сумму для выдачи по принадлежности при особомъ отъ васъ въ Судъ заявленіи, то немедленно, по распоряженію Прокурора Суда и согласно введеннаго недавно въ нашей губерніи военнаго положенія, будете взяты въ острогъ подъ стражу, а затѣмъ отправлены на позорной колесницѣ въ ссылку въ Сибирь на поселеніе. Не погнѣвитесь на меня, если васъ въ острогѣ заѣдятъ вши. Ежели не хотите разлучаться съ вашей семьей, то привозите деньги, такъ какъ я со своей стороны отъ всей души совѣтую вамъ покончить это дѣло и разъ навсегда устранить тяготѣющее надъ вами обвиненіе въ столь тяжкомъ преступленіи. Отъ меня, разумѣется, зависитъ не возбуждать дѣла, а разъ оно начато, оно уже не можетъ быть прекращено. При военномъ положеніи и я дѣйствую по военному и никому не даю спуску: сорокъ восемь часовъ достаточное для васъ время, чтобы подумать о томъ, что васъ ожидаетъ Сибирь и вѣчная разлука съ роднымъ гнѣздомъ и семьею, если, конечно, она не захочетъ туда за вами послѣдовать. Если 14-го денегъ не привезете, тотчасъ же послѣдуетъ распоряженіе прокурора и суда о заарестованіи вашемъ и всего вашего имущества.

Пов. при Губ. Окр. Судѣ З. Жыпинъ.

P. S. Захватите съ собой это извѣщеніе. Помните, что для васъ тутъ два выхода: или мирно отдать деньги и спокойно уѣхать домой, или уже я приму мѣры и все-таки стереблю съ васъ деньги, а вы въ острогъ и потомъ въ Сибирь угодите».

Прочтя бумагу, я расхохотался.

— Такъ васъ въ Сибирь? спросилъ я Щукина.

— Сами видите! съ недоумѣніемъ отвѣтилъ онъ, очевидно, не донимая причины моего смѣха.

Наглость, съ которою написано это «извѣщеніе», была безмѣрна. Жыпину, впрочемъ, безнаказанно сходили съ рукъ и не такія продѣлки.

Автора этого шантажнаго извѣщенія я зналъ давно. Когда-то онъ былъ секретаремъ гражданскаго отдѣленія губернского окружного суда, и за доказанное взяточничество былъ уволенъ отъ должности.

Дѣлу о взяточничествѣ Жыпина не дано было хода. Въ общемъ собраніи членовъ суда большинствомъ голосовъ было постановлено: «предложить секретарю суда Жыпину удалиться въ отставку». Жыпинъ заранѣе зналъ, что его ожидаетъ, и даже подсмѣивался надъ тѣми, кто обнаруживалъ сочувствіе постигшему его горю.

— Ничего мнѣ не будетъ! Насколько я у нихъ въ рукахъ, на столько и они у меня! Я прямо «имъ» сказалъ, что если меня тронутъ, щадить не стану никого… У меня тогда затанцуютъ лѣсъ и горы! ха, ха, ха!. Ну, мнѣ и устроили компромисъ, громко разсказывалъ онъ по Губернску.

Когда правила о частныхъ повѣренныхъ вошли въ законную силу, онъ безъ всякихъ затрудненій получилъ отъ суда свидѣтельство на право хожденія по чужимъ дѣламъ. Онъ былъ «неудобенъ» для суда, потому что масса фактовъ изобличала его въ лихоимствѣ, однако, это обстоятельство не препятствовало ему быть частнымъ повѣреннымъ по чужимъ дѣламъ. Суду «неловко» было отказать въ выдачѣ свидѣтельства человѣку, который еще вчера былъ его секретаремъ.

Связи съ судомъ, разумѣется, остались прежнія, даже упрочились. Если Жыпинъ, будучи секретаремъ суда, подъ сурдинкой проводилъ производящіяся въ немъ дѣла, то теперь, получивши отъ суда патентъ на право веденія чужихъ дѣлъ, онъ могъ дѣлать это въявь, открыто. Тяжущіеся — народъ тонкій, сметливый. Они тотчасъ разнюхали «кому бабушка ворожитъ» и у Жыпина отъ дѣлъ отбою не было.

Широко онъ повелъ свою адвокатуру. Кліентура у него была обширная и потому притокъ денегъ громадный. Вся губернія хорошо знала его, когда онъ былъ еще секретаремъ, и когда онъ «инкогнито» проводилъ дѣла. А теперь всѣ знали, что у него въ судѣ въ гражданскомъ отдѣленіи есть «свой» столъ, въ которомъ онъ распоряжается, какъ хозяинъ, и «можетъ сдѣлать все, что захочетъ», потому что водитъ съ завѣдующимъ этимъ столомъ членомъ суда, г. Де-Пижономъ, самую тѣсную дружбу. У де-Пижона была большая семья; жизнь въ Губернскѣ годъ отъ году дорожала. Дѣтямъ нужно было дать образованіе, а тутъ еще какъ на грѣхъ въ губернской классической гимназіи возвысили плату за ученье. Разумѣется, судейскаго жалованья не хватало. И никто не удивлялся, что де-Пижонъ одолжался у Жыпина. Никто также не удивлялся, что и Жыпинъ одолжался у де-Пижона. И другіе члены тоже дѣлали. Всѣ столы гражданскаго отдѣленія суда состояли у избранниковъ, частныхъ повѣренныхъ, въ отношеніяхъ хлѣбосольства, такъ что Жыпинсное «хлѣбосольство» не было явленіемъ исключительнымъ и не мозолило глаза.

Жыпинъ-адвокатъ сталъ хозяйничать въ судѣ «пуще» Жыпина-секретаря.

— Очень ужь въ немъ много безшабашной наглости сидитъ! говорили про него его товарищи по профессіи, видя, какъ онъ «забиралъ силу».

По всѣмъ «тяжебнымъ» дѣламъ, находившимся въ производствѣ суда въ столѣ де-Пижона и порученнымъ «для веденія» Жыпину, какъ-то всегда выходили рѣшенія всегда «выигрышныя». За дѣла, поступавшія въ другіе столы, онъ не брался, а отсылалъ отвѣтчиковъ къ «подлежащимъ» адвокатамъ. А если и брался, то самъ уже отъ себя передовѣрялъ веденіе кому слѣдовало. Классификація труда была полная и свято соблюдалась сотоварищами по профессіи.

Я всегда удивлялся, какимъ образомъ Жыпинъ успѣвалъ устроить такъ, что порученныя ему истцами дѣла поступали въ столъ де-Пижона. Ларчикъ открывался очень просто. Существовала своя система, свой порядокъ въ распредѣленіи дѣлъ между столами гражданскаго отдѣленія. Эту систему хорошо постигъ регистраторъ суда, представлявшій вновь поступившія въ судъ дѣла для размѣтки. Регистраторъ былъ старымъ другомъ Жыпина. Стоило ему уложить подаваемыя предсѣдателю дѣла въ извѣстномъ порядкѣ, чтобы Жыпинское дѣло пошло въ столъ де-Пижона.

Слава жыпинскихъ дѣяній гремѣла по всей губерніи и всюду доставляла ему кліентовъ. «Первѣющій въ нашемъ городѣ кляузникъ», Еферій Прощекальниковъ, поручалъ ему всѣ свои дѣла, и Жыпинъ довольно удачно высвободилъ его изъ стотысячной фиктивной несостоятельности. Прощекальниковъ, вмѣсто того, чтобы подлежать отвѣту за злостное банкротство, былъ признанъ только «несчастнымъ» и ему предоставлено было право вновь производить торговлю на прежнемъ основаніи.

Много разсказовъ о продѣлкахъ Жыпина въ судѣ ходило по губерніи, но съ такой шантажной продѣлкой, которую онъ состроилъ надъ Щукинымъ, мнѣ приходилось имѣть дѣло впервые.

Жаль, очень жаль было Щукина, и я рѣшился помочь ему во что бы то ни стало.

— Вы вѣдь граматный? спросилъ я у него. — Читать умѣете?

— Читаемъ малость.

— Ну, какже вы не обратили вниманія на то, что эта страшная и сердитая бумага прислана вамъ не отъ суда, а отъ частнаго повѣреннаго Жыпина?

— Читали мы, что онъ отъ суда довѣреннымъ по важнымъ дѣламъ, какъ-то не смѣло отвѣтилъ мнѣ Щукинъ.

— Вовсе не отъ суда! стараюсь я объяснить Щукину значеніе Жыпина. — Онъ при судѣ состоитъ частнымъ повѣреннымъ, свидѣтельство отъ суда имѣетъ на право веденія чужихъ дѣлъ, то есть тѣхъ, которыя ему могутъ быть поручены! Какъ же вы самаго главнаго не разобрали?

— Читали мы, можетъ сто разовъ: «Губернскаго Окружного Суда» — ишь вѣдь какъ ядрено напечатано!

Первое, на что я долженъ былъ обратить вниманіе — это на давность дѣянія Щукина, если таковое и было имъ совершено, какъ онъ самъ мнѣ только что признался. Со времени совершенія преступленія прошло болѣе 16 лѣтъ и Щукинъ нетолько не подлежалъ по закону суду уголовному, но «противная сторона» потеряла, за истеченіемъ десятилѣтней давности, право иска съ него, и въ порядкѣ гражданскомъ.

— Какъ это вамъ удалось растратить такую сумму? спросилъ я у старика.

— Что вы! и не думалъ.

— Да вѣдь вы получили эти арендныя деньги?

— И въ глаза не видалъ. Предсѣдатель нашего сиротскаго суда зубъ на меня за перебой торговли имѣетъ — ну, чтобы чѣмъ нибудь меня доѣхать, онъ и навалилъ на меня эту опеку. Отпирался я, да не помогло: остался опекуномъ. Прислали мнѣ указъ, чтобы сдалъ я имѣніе въ аренду мѣщанину Бѣлкину со всѣми доходными статьями за 500 руб. въ годъ. Приказано было у маклера заключить контрактъ на шесть лѣтъ, я и заключилъ. Что прикажутъ, то и дѣлалъ. Рендатель Бѣлкинъ два года продержалъ имѣніе въ рендѣ, да видно расчетовъ не нашелъ, убѣжалъ и совсѣмъ его безъ призору бросилъ. Подавалъ я рапортъ въ Сиротскій судъ обо всемъ этомъ, просилъ дать указъ. Рапортъ приняли, а указу не дали. Я пять рапортовъ подавалъ и никакого отвѣту не получалъ. Просилъ дозволенія или другому въ аренду имѣніе сдать, или съ арендателя деньги взыскивать, а мнѣ все указу нѣтъ. Въ тѣ поры васъ въ нашемъ городѣ еще не было. Мнѣ крюкъ одинъ здѣшній — умеръ онъ лѣтъ шесть тому назадъ, Николай Иванычемъ Геленкинымъ его звали — всѣ бумаги и всѣ рапорты писалъ. Вскочила мнѣ эта аренда тогда рублей въ триста. Сколько я рапортовъ въ сиротскій судъ, да въ гражданскую палату жалобъ тогда подавалъ и не сочтешь! Докторское освидѣтельствованіе было, что я не могу по слабости здоровья опекуномъ быть, а предсѣдатель свои объясненія писалъ, что я хлѣбъ ссыпаю, по базарамъ ѣзжу, значитъ здоровъ! Такъ мои рапорты всѣ и заглохли. Больше десяти лѣтъ прошло, какъ имѣніе это Зензивѣевы въ свое владѣніе приняли. Предсѣдатель-то сиротскаго суда выдалъ, должно быть, Зензивѣевымъ справку, что я за четыре года рендныхъ денегъ не представилъ, а насчетъ моихъ рапортовъ, надо быть, ни слова! Вотъ, значитъ, теперь и думаютъ, что деньги эти у меня находятся, а я ихъ и въ глаза не видалъ.

— Но вы мнѣ сказали, что за вами есть уголовное дѣло?

— Вотъ оно самое и есть.

— Чѣмъ вы можете доказать, что вы съ арендатора денегъ не получали?

— Въ сиротскомъ судѣ подлинный контрактъ, чай, и по сейчасъ лежитъ! Тамъ надписи Бѣлкина на счетъ платежа ренды за два года есть. Такой уговоръ былъ, чтобы на контрактѣ на подлинномъ Бѣлкинъ расписывался, а я у него на копіи… А когда Бѣлкинъ сбѣжалъ, я подалъ въ нижній земскій судъ объявленіе. Ну, полиція наѣзжала, дознаніе дѣлала.

— Вы знаете Зензивѣевыхъ лично? Нѣтъ-ли между ними малолѣтнихъ? спросилъ я у Щукина, вспомнивъ, что теченіе земской давности въ дѣлахъ, сопряженныхъ съ интересомъ малолѣтнихъ наслѣдниковъ, пріостанавливается на все время малолѣтства этихъ послѣднихъ.

— Самому младшему изъ нихъ, я думаю, теперь не меньше тридцати пяти лѣтъ. Имѣніе-то ихняго отца не за малолѣтіе было въ опеку взято, а за казенную соляную недоимку. Зензивѣевы и пополнили и получили въ свое владѣніе. И по сейчасъ имъ владаютъ.

Ясно, что Жыпинъ хорошо понималъ, что по суду онъ ничего не могъ со Щукинымъ сдѣлать и рѣшился только «припугнуть» его. Выгоритъ — хорошо, а не выгоритъ все равно сойдетъ съ рукъ, ѣхать въ Губернскъ не было ни малѣйшей надобности. Я былъ увѣренъ, что дальше своего «шантажнаго» извѣщенія Жыпинъ не пошелъ-бы.

— Оставайтесь-ка вы дома! объявилъ я наконецъ Щукину, послѣ маленькой паузы. — Ваше дѣло пустяки, нетолько что пяти тысячъ, а и выѣденнаго яйца не стоитъ!

— И очень хотѣлось бы дома остаться, да видите требуютъ! началъ-было Щукинъ, но былъ тотчасъ же перебитъ своею супругою.

— Ахъ, что вы, что вы! вскричала она, вскакивая съ мѣста. — Безпремѣнно съѣздить нужно. Вы обѣщались, Павелъ Николаичъ, съ нами съѣздить, просимъ васъ, просимъ!

— Увѣряю васъ, что ничего вамъ не будетъ! Жыпинъ подшутилъ надъ вами, захотѣлъ попугать васъ. Никогда никакой судъ съ васъ никакихъ денегъ не присудитъ! Онъ и проценты лишніе на васъ насчиталъ, чтобы напугать васъ значительной суммой.

— А какъ въ острогъ, да въ Сибирь? опять заладилъ свое Щукинъ, пропуская мои увѣщанія мимо ушей.

Это начинало меня бѣсить.

— Ну, что вы изъ себя ребенка строите! чуть не прикрикнулъ я на бѣднаго старика. — Никакой Сибири и никакого острога за ваше опекунство не будетъ.

— Это по закону? спросилъ онъ у меня.

— По закону.

— Дозвольте взглянуть!

Я прочелъ ему содержаніе ст. 158 улож. о нак. и 565 т. X, ч. 1, и объяснилъ ему, что еслибы даже онъ, Щукинъ, и присвоилъ себѣ зензивѣевскія двѣ тысячи рублей, то и тогда дѣло о возвратѣ этихъ денегъ съ него не могло быть проиграно имъ ни въ уголовномъ, ни въ гражданскомъ порядкѣ: уголовная и «гражданская» земская давность истекли.

— А по военному положенію какъ? вдругъ спросилъ онъ у меня.

— Оно до вашего дѣла не касается! отвѣтилъ я.

Щукинъ пристально, съ недовѣріемъ посмотрѣлъ на меня.

— Вѣдь онъ два раза про него упоминаетъ! Думается, все-таки лучше съѣздить въ Губернскъ! Чортъ съ нимъ, съ этимъ Жыпинымъ! Не кончить ли намъ съ нимъ, на чемъ сойдемся, чтобы ужь никогда больше не думалось?

— Какъ хотите, только я ни ѣздить въ Губернскъ, ни тѣмъ болѣе платить Жыпину не совѣтую. Вотъ онъ за то, что написалъ вамъ такую бумагу — отвѣтить можетъ!

— Гдѣ намъ судиться! Насъ бы только не трогали! съ горечью замѣтилъ старикъ. — А съѣздить намъ все-таки не мѣшаетъ. Пишетъ онъ, что все имущество мое можетъ заарестовать.

— Арестъ вашего имущества можетъ послѣдовать не иначе, какъ по опредѣленію суда, пытался я объяснить процедуру обезпеченія исковъ напуганному старику.

— А развѣ Жыпинъ можетъ на меня искъ предъявить? съ живостью спросилъ онъ у меня.

— Разумѣется, можетъ! Только едва ли онъ его предъявитъ, потому что пойдетъ на вѣрный проигрышъ.

— А какіе же это вы мнѣ сейчасъ законы читали, что на меня нельзя ужь никакихъ взысковъ предъявлять! накинулся на меня озлобившійся старикъ. — Давеча сказали такъ, а теперча на другую сторону гнете! Всегда мы вамъ вѣрили, а вы на своихъ словахъ не тверды.

— Вы меня не поняли. Я показалъ вамъ статьи закона, по которымъ ваше дѣло должно быть выиграно вами, если Жыпинъ его возбудитъ…

— Теперь я ужь и подавно вижу, что нужно безпремѣнно ѣхать. Будь что будетъ, а ѣхать безпремѣнно надо! Твори Господь волю свою! крестясь объявилъ мнѣ старикъ.

— И мы такъ думаемъ, что безпремѣнно надо ѣхать! прибавила отъ имени семьи его жена. — Спокойствіе свое дороже всего. По крайности, Ѳедоръ Сергѣичъ завтрашній день въ Губернскѣ на всякій случай съ деньгами пробудетъ, а вы узнаете ходъ дѣла, и что и какъ! Въ запрошломъ году на имущество Клоптевыхъ накладывали арестъ: товаръ весь въ лавкѣ и въ амбарѣ заарестовали. Съ годъ, кажется, пробылъ товаръ-то подъ арестомъ и весь погнилъ. Клоптевы хоша и выиграли дѣло, а все-таки чуть не по міру ходятъ! И дѣло-то имъ денегъ стоило, и товара лишились!

Воспоминаніе о Клоптевскомъ дѣлѣ вновь привело всю семью Щукиныхъ въ возбужденное состояніе.

— У меня въ лавкѣ и въ амбарахъ тысячъ на пять овса! Въ уѣздѣ льняного сѣмени и овса тысячи на три лежитъ! А ну какъ нагрянутъ съ арестомъ! На вѣкъ нищимъ сдѣлаюсь! Прощекальниковъ далъ мнѣ деньги-то, да съ меня росписочку взялъ, что я ему обязуюсь отъ сего числа въ теченіи недѣли товаръ сдать, а буде не сдамъ, то плачу ему пять тысячъ неустойки! Сами, чай, знаете, какой онъ у насъ во всемъ городѣ кляузникъ! Поди тамъ судись, а товаръ-то гніетъ, да гніетъ…

— Товары, подвергнутые порчѣ и неудобные для храненія, могутъ быть, при наложеніи ареста, проданы съ аукціона…

— Это себя до аукціона доводить! всплеснувши руками, вскричалъ Щукинъ. — Свой родъ не стану срамить, а вижу, что лучше всего будетъ ѣхать къ Жыпину этому, положиться съ нимъ миролюбно, по совѣсти, да къ сторонѣ! По крайности, душа на мѣстѣ будетъ! «На, дескать, жри, собака!..» «Съѣлъ волкъ кобылу, подавись хомутомъ!»

— Я полагаю, что вы не настолько богаты, чтобы швырять деньги. Сойтись съ Жыпинымъ на мировую — значитъ прямо поощрять мошенничество! старался я образумить струсившаго не на шутку старика.

— Свой спокой дороже денегъ! твердилъ Щукинъ. — Ѣхать, безпремѣнно ѣхать! Здоровье мое слабое, человѣкъ я старый! Прикончить это дѣло, да и забыть объ немъ навсегда. Не опоздать бы къ курьерскому-то! Нельзя ли облегчиться вамъ съ нами съѣздить! Просимъ васъ самой слёзной мольбою съѣздить съ нами! При васъ мнѣ все-таки спокойнѣе будетъ. За труды свои кладите, что слѣдуетъ!.. Прячьте-ка въ карманъ вотъ эту кучкуто, что на столѣ лежитъ!

И, не дожидаясь моего согласія, Щукинъ взялъ со стола положенную пачку депозитокъ и сунулъ ее мнѣ въ руку.

«Ѣхать, или не ѣхать?» вотъ вопросъ, который нужно было разрѣшить сію же минуту.

«А ну какъ выскочитъ это „обезпеченіе иска“ при самомъ предъявленіи его Жыпинымъ! пришло мнѣ въ голову. — Уголовнаго преслѣдованія я не боялся: самъ слѣдователь, въ случаѣ возбужденія дѣла Жыпинымъ, обязанъ представить въ судъ о прекращеніи его за давностью; но вѣдь отъ предъявленія иска въ гражданскомъ порядкѣ никто не застрахованъ! Что тогда дѣлать? Чтобы ходатайствовать объ отмѣнѣ неправильно даннаго судомъ обезпеченія иска, нужно будетъ подать жалобу въ палату, которая разсмотритъ ее на хорошій конецъ не раньше, какъ черезъ два мѣсяца…

Съѣздить въ Губернскъ было небезполезно и вотъ еще почему. Если судъ уважитъ просьбу Жыпина объ обезпеченіи иска и постановитъ частное опредѣленіе о наложеніи ареста на товаръ и вообще на все движимое имущество отвѣтчика, то Щукинъ имѣетъ право, во всякое время, замѣнить всѣ предоставленные судомъ взыскателю способы обезпеченія взносомъ въ кассу суда денегъ въ размѣрѣ той суммы, на которую судомъ дано обезпеченіе.

Надо ѣхать.

— Я поѣду въ Губернскъ только при исполненіи вами слѣдующихъ условій, предложилъ я въ видѣ ультиматума Щукину: — во-первыхъ, вы дадите мнѣ слово безъ моего согласія не платить Жыпину ни копейки!..

— Да я, батюшка, съ радостью, еслибы только можно было отъ него отвертѣться! перебилъ меня Щукинъ.

— Во-вторыхъ, если вы подарите мнѣ присланную вамъ Жыпинымъ сердитую бумагу „на память“…

— Да если дѣло наше по хорошему обойдется, на кой она мнѣ чортъ! радостно проговорилъ старикъ. — Берите ее хоть сейчасъ.

— Спасибо. Въ-третьихъ, если вы дадите мнѣ слово во всемъ меня слушаться.

— Ни въ чемъ прекословить не стану! За тѣмъ васъ и просимъ съ собою ѣхать, чтобы во всемъ по вашему поступать!

— И мы ѣдемъ! Мы ни за что его не оставимъ! вскричали старуха и дѣти, всѣ вдругъ. — Мы здѣсь за сутки-то съ тоски помремъ! А ну, какъ, не приведи Господи, что-нибудь да не по вашему выйдетъ!

Я не сталъ больше настаивать и началъ уже собираться въ путь, какъ одно теперь только пришедшее мнѣ въ голову обстоятельство, о которомъ я совершенно забылъ, сразу остановило мои сборы. Своимъ „уголовнымъ“ дѣломъ Щукинъ сбилъ меня съ толку. Дѣло его было гражданское, „исковое“. Защищать его въ уголовномъ судѣ можно было и безъ свидѣтельства отъ суда, а на веденіе „чужихъ“ гражданскихъ дѣлъ я не имѣлъ свидѣтельства и слѣдовательно не могъ подавать за Щукина объясненій на судѣ въ предстоящемъ процесѣ. Ему приходилось въ этомъ случаѣ обратиться къ помощи кого-нибудь изъ губернскихъ „патентованныхъ“ повѣренныхъ.

— Ну, такъ что же! Знакомые-то, чай, у васъ тамъ есть? спросилъ у меня старикъ, когда я все это ему высказалъ.

— Какъ не быть.

— Ну, такъ кого-нибудь и запряжемъ! Мнѣ бы только, чтобы вы съ вами тамъ были!.. Въ чужомъ мѣстѣ, словно какъ въ лѣсу. Я вотъ до старости лѣтъ дожилъ, а ни разу въ Губернскѣ не былъ, даромъ что желѣзная дорога давно туда проведена!

На-скоро распростившись съ семьей, я отправился со Щукинымъ въ Губернскъ.

II.

До вокзала Щукинъ гналъ извощика, чтобы не опоздать къ поѣзду. Къ станціи мы подъѣхали „въ самый разъ“: курьерскій поѣздъ уже подходилъ къ вокзалу. Учрежденный исправникомъ ночной полицейскій обходъ, встрѣтившись съ нами, пропустилъ насъ, вопреки обыкновенію, безъ всякихъ остановокъ и допросовъ. Начальникъ обхода, старшій городовой Наумычъ, даже раскланялся съ нами, крикнувши Щукину въ договъ: „Что же не на почтовомъ? ай опоздали!“

Въ вагонѣ мы заняли цѣлое купе.

— Безъ немногихъ копеекъ двѣ четвертныхъ эта матерія стоитъ! показалъ мнѣ Щукинъ цѣлую кучку билетовъ второго класса.

Пока Щукинъ бралъ билеты, я справился съ разстояніемъ. Оказалось, что я ошибся. Курьерскій поѣздъ въ Губернскѣ не опережаетъ почтовый, но приходитъ на часъ съ небольшимъ позднѣе его. Щукинъ чуть-было не ошалѣлъ, когда я ему это разсказалъ.

— Опоздали! отчаянно вскрикнулъ онъ, всплеснувши руками. — И все изъ-за васъ!

— Вовсе не опоздали! Нашъ поѣздъ приходитъ въ Губернскъ въ десять съ половиною часовъ утра. До двѣнадцати часовъ будетъ достаточно времени, чтобы разузнать, „что и какъ“.

— А если поѣздъ опоздаетъ? Ну, какъ это можно безъ запасу времени ѣхать и минуту къ минутѣ подгонять.

Вошедшій для контроля билетовъ кондукторъ насилу успокоилъ его, завѣривши, что курьерскіе поѣзда почти никогда не опаздываютъ.

Спать мнѣ не хотѣлось. Нужно было познакомиться съ „произведеніемъ“ Жыпина поосновательнѣе. Пользуясь газовымъ освѣщеніемъ, я нѣсколько разъ внимательно прочелъ его и со всякимъ разомъ все болѣе и болѣе удивлялся наглости, съ которою эта бумага была написана. Только надѣясь на полную ненаказуемость, Жыпинъ могъ разсылать такія шантажныя посланія.

Старикъ и старуха Щукины тоже не спали и были, кажется, очень довольны тѣмъ, что я и въ вагонѣ не терялъ времени, спѣша хорошенько освоиться съ дѣломъ. Дѣти, какъ сѣли, въ ту же минуту заснули.

Я взглянулъ на подпись Жыпина. И тутъ онъ билъ на эффектъ. Разобрать эту подпись было, дѣйствительно, какъ сказалъ Щукинъ, трудно. Жыпинъ имѣлъ прескверный почеркъ. Слова его подписи „при губерн. окр. судѣ“ были написаны отчетливѣе и разборчивѣе другихъ и не мудрено, что Щукинъ принялъ эту подпись за подпись „предсѣдателя губернскаго окружного суда“.

— Отчего вы, Ѳедоръ Сергѣичъ, не обратились ко мнѣ съ этою бумагою вчера, тотчасъ же какъ пріѣхали въ городъ, а бросились прежде всего деньги добывать? спросилъ я у Щукина.

— Сунься-ка я сперва къ вамъ! Пробавился бы я у васъ, какъ вотъ теперь, часа три, мнѣ ужь за деньгами-то и поздно было бы бѣгать! Вѣдь я въ городъ-то передъ сумерками ввалился! Нужно было тыщу кулей овса продать, чтобы эту самую Цифру въ карманѣ имѣть, а какая же ночью торговля! „Что, скажутъ, за экстра такая! утромъ пробу овсяную посмотримъ, да товаръ поглядимъ, тогда и денежку въ руки!“

— Вы вотъ понесли на этой недѣлѣ рублей двѣсти убытку, а я бы не совѣтывалъ вамъ и вовсе овса продавать! Къ чему вы съ деньгами ѣдете? Все равно вѣдь отдавать ихъ Жыпину вамъ не придется!

— Придется или не придется — Богъ вѣдаетъ, за то душѣ спокойнѣй! Знаю я теперь, что деньги тутъ у меня въ карманѣ, значитъ, чуть что коснись къ дѣлу — „вотъ онѣ, извольте“!..

Щукину было такъ хорошо, что онъ задремалъ.

Давно я не былъ въ Губернскѣ, лѣтъ пять, пожалуй. Адвокатуру я бросилъ. Всѣ, касающіяся окружнаго суда дѣла, возникавшія въ нашемъ городѣ, поступали въ руки секретаря нашего же сиротскаго суда, Сводкина, который обиралъ съ почтенной публики деньги за то, что былъ, такъ сказать, передаточной станціей. Онъ мало смыслилъ въ законахъ, но много заработывалъ. Бралъ хорошія деньги за „хлопоты“, которыя заключались исключительно въ передовѣріи принятыхъ имъ дѣлъ частному повѣренному Громму. Самъ онъ свидѣтельства на веденіе чужихъ дѣлъ не имѣлъ: сунулся было держать экзаменъ на патентованнаго, да срѣзался на какихъ-то пустякахъ. Несмотря на это, Сводкинъ обставилъ свою агентуру такъ „практично“, что ему всегда оставалась половина гонорара за комиссію. Страдалъ при этомъ, разумѣется, больше всего карманъ довѣрителя: „судиться стало еще дороже“.

Въ послѣднее посѣщеніе Губернска, я видѣлъ Жыпина еще въ качествѣ секретаря. Каковъ-то онъ теперь адвокатомъ? Не могу не признаться, что я отчасти съ робостью ѣхалъ въ Губернскъ.

Говорятъ, Губернска теперь и узнать нельзя, такъ много въ немъ перемѣнъ произошло за эти пять лѣтъ. Городъ снаружи, говорятъ, противъ прежняго куда какъ чище сталъ, разросся и въ ширъ и вверхъ. Двѣ гостинницы на европейскій манеръ завелись. И прочихъ перемѣнъ много. Смѣнились два губернатора. Вице губернаторъ новый, предсѣдатель суда новый, товарищъ предсѣдателя тоже новый. Въ уголовное отдѣленіе поступило нѣсколько новыхъ членовъ.

Живо припоминаю я свою послѣднюю поѣздку въ Губернскъ. Тогда я еще могъ „дѣйствовать“ самъ на судѣ, потому что всѣ выданныя, до изданія законовъ о частныхъ повѣренныхъ, довѣренности были дѣйствительны на одинъ годъ, со дня введенія правилъ въ дѣйствіе. Теперь мнѣ приходилось дѣйствовать изъ-за кулисъ, и я только впервые за пять лѣтъ пожалѣлъ, что не просилъ о выдачѣ свидѣтельства.

Изданы были „правила“. Суду принадлежало право оцѣнки „нравственныхъ качествъ и юридическихъ познаній соискателей на званіе частнаго повѣреннаго“. И вдругъ, Жыпинъ становится во главѣ, именно во главѣ этой рафинированной частной адвокатуры Губернска!..

— Отчего вы не просите о выдачѣ свидѣтельства? часто, бывало, спрашивалъ меня Кутыринъ, одинъ изъ губернскихъ частныхъ повѣренныхъ. — Ужь если Жыпину выдали, такъ вамъ навѣрное отказа не будетъ.

Но жить въ уѣздномъ городѣ и платить акцизъ въ размѣрѣ 75 руб. въ годъ, въ надеждѣ имѣть „нѣсколько“ дѣлъ, не стоило. Разъѣзды по желѣзной дорогѣ замучаютъ. Переѣхать въ Губернскъ, чтобы оставаться тамъ, я не имѣлъ достаточныхъ средствъ. — Жилось убого, но, по крайности, не совѣстно было на свѣтъ Божій глядѣть.

Впослѣдствіи, когда дошли до меня изъ Губернска вѣсти, что большая часть „патентованныхъ“ сидитъ безъ дѣла, потому что всѣ „дѣла“ въ рукахъ у „тройки“, у арендаторовъ трехъ столовъ гражданскаго отдѣленія, я даже былъ очень доволенъ, что остался на своемъ мѣстѣ.

Добиться „аренды“ — составляетъ завѣтную мѣчту каждаго изъ частныхъ повѣренныхъ. Помню, какъ Кутыринъ сѣтовалъ, убивался, что опоздалъ, упустилъ время. Твердоблоцкій перебилъ ему дорогу. Сунулся было Кутыринъ съ болѣе выгодными предложеніями, да отъѣхалъ ни съ чѣмъ: договоръ уже былъ заключенъ. Аренда была „пожизненная“, несмѣняемая. Прекратиться она могла только по обоюдному согласію арендатора, или за „перемѣщеніемъ“ другой договаривающейся стороны. И не мудрено, если арендаторы наживали деньги. Троимъ, по словамъ Кутырина, нажилъ четыре большихъ дома въ Губернскѣ и имѣлъ до ста тысячъ капиталу въ мѣстномъ отдѣленіи государственнаго банка. Твердоблоцкій купилъ подъ Губернскомъ прекрасное имѣніе одного раззорившагося князя. У Жыпина, денегъ было поменьше, хотя онъ болѣе другихъ получалъ. Онъ сорилъ деньгами направо и налѣво. Остальные патентованные сидѣли почти безъ дѣлъ, пустячками пробавлялись: вводами во владѣніе, утвержденіемъ въ правахъ наслѣдства, утвержденіемъ купчихъ, закладныхъ, духовныхъ завѣщаній, словомъ, подбирали то, чѣмъ брезгали арендаторы.

Что мнѣ дѣлать, если понадобится явиться по дѣлу Щукина въ засѣданіе? Изъ всѣхъ знакомыхъ мнѣ патентованныхъ я могъ положиться только на Кутырина. Этотъ, по крайней мѣрѣ, не продастъ. А если Кутырина нѣтъ въ Губернскѣ? Я зналъ, что онъ состоитъ главноуправляющимъ имѣніями одного богатаго помѣщика и часто разъѣзжаетъ по его дѣламъ. Взять развѣ у Щукина довѣренность на веденіе его дѣлъ и управленіе его имѣніями, какъ это зачастую практиковалось всѣми, кто не имѣлъ свидѣтельства отъ суда. Только вѣдь у Щукина все его имѣніе заключалось въ каменномъ одноэтажномъ домѣ у насъ въ Z, а „управлящихъ“ дѣлами въ уѣздныхъ городахъ нашей мѣстности еще не заводилось. Жыпинъ непремѣнно предъявитъ отводъ. Еще на смѣхъ подыметъ.

Остановились мы въ гостинницѣ „Метрополь“, какъ ближайшей къ суду. Еще подъѣзжая къ Губернску, Щукинъ все твердилъ, чтобы тотчасъ по пріѣздѣ въ Губернскъ и прежде чѣмъ идти въ судъ, я сходилъ съ нимъ къ Жыпину „на домъ“ поговорить и урезонить его.

— Можетъ быть, онъ вашимъ статьямъ закона повѣритъ и дѣла вовсе зачинать не станетъ. Ну, дать ему тамъ за это, что онъ положитъ, чтобы къ развязкѣ было ближе!

— Сходить къ нему, переговорить я могу, а платить не совѣтую.

— Ка-акъ не платить! требуетъ, значитъ силу имѣетъ!

— А ваше обѣщаніе слушаться меня?

— Ну, ну! Дѣлайте, какъ знаете! смиренно отвѣтилъ старикъ. — Только, чтобы къ развязкѣ дѣло было ближе, объ одномъ васъ прошу!

По справкамъ оказалось, что квартира Жыпина была неподалеку. „Адвокату не слѣдъ далеко отъ суда отбиваться“! отвѣтилъ мнѣ хозяинъ гостинницы, сообщая адресъ Жыпина.

Въ началѣ двѣнадцатаго мы были у подъѣзда Жыпинской квартиры. Позвонили.

Ждемъ. Минутъ съ десять ждали. Не отворяютъ.

— Должно, не слышутъ! Дерните-ка позвончѣе! сказалъ мнѣ Щукинъ, прикладывая ухо къ двери.

Я позвонилъ. Мой громкій звонокъ былъ отчетливо слышанъ черезъ запертыя двери.

— Ба-атюшки! Что такое!..

Щукинъ отскочилъ отъ подъѣзда.

За дверью происходило что-то ужасное; что-то тяжелое, грузное свалилось откуда-то сверху, будто съ лѣстницы.

Руготня. Драка. Крики: „кар-р-аулъ!.. грабятъ“! Непечатныя ругательства.

Щукинъ бросился бѣжать отъ подъѣзда.

— Чего добраго, еще въ свидѣтели по чужому дѣлу подадешь! въ сильномъ испугѣ, едва переводя духъ, выговорилъ онъ, и не успѣлъ договорить этой фразы, какъ двери Жыпинской квартиры широко распахнулись и на улицу, прямо на снѣгъ съ трехъ ступеней подъѣзда кубаремъ вылетѣлъ небольшого роста человѣкъ, одѣтый въ крытый чернымъ сукномъ полушубокъ, и растянулся на снѣгу. Тотчасъ же вслѣдъ за нимъ вылетѣла на улицу и его шапка. Двери Жыпинской квартиры моментально захлопнулись.

Упавшій быстро вскочилъ на ноги. Онъ былъ весь въ снѣгу. Отряхнулся. Отряхнулъ шапку и надѣлъ. Поправивъ свой костюмъ, онъ оглядѣлся по сторонамъ. Народу, кромѣ насъ, по близости никого не было. Мы стояли на противоположной сторонѣ улицы. Завидя насъ, онъ закричалъ:

— Будьте свидѣтелями! Видѣли, какую мнѣ выставку съ параднаго крыльца сдѣлали? За мои за собственныя денежки, да въ шею!

Человѣчекъ, слегка прихрамывая, подошелъ къ намъ. На видъ ему можно было дать около сорока лѣтъ. Круглое личико его, окаймленное небольшою русою бородкою, все усѣянное крупными, почти висячими бородавками, потѣшно выглядывало изъ подъ большой остроконечной барашковой шапки.

— Будьте свидѣтелями! говторилъ онъ, раскланиваясь съ нами. — Четыре тысячи рубликовъ вчера вечеромъ на крючокъ ему ни за что, ни прочто повѣсилъ, а сегодня меня въ шею!

— Кто, батюшка, кто-о? участливо спросилъ Щукинъ.

— А вотъ жуликъ, что здѣсь вотъ, въ этомъ домѣ живетъ! Адвокатъ здѣшній! Жыпинымъ зовутъ!

— А мы было къ нему.

— И не ходите! И не ходите! Грабежомъ онъ меня ограбилъ! чуть не на всю улицу кричалъ „вышвырнутый“. — Дѣло, что ли, ему поручать хотите? Обманетъ! Жуликъ проклятый! погрозился онъ на окна жыпинской квартиры, запушенныя морозомъ.

— Да мы къ нему почитай что не со своимъ дѣломъ-то! какъ-то конфузливо, не смотря на меня, отвѣтилъ Щукинъ.

— Есть тутъ новенькій присяжный повѣренный Ивановъ! Недавно пріѣхалъ. Къ нему ступайте! а эти всѣ здѣшніе адвокаты продажныя души.

— Что же онъ съ вами сдѣлалъ? спросилъ я у нашего новаго знакомаго.

— А вотъ что! показалъ онъ намъ на текшую изо-рта кровь. — Ни за что, ни прочто онъ съ меня вчера четыре тысячи рубликовъ сперъ, а сегодня зубы въ кровь разбилъ, да еще съ лѣстницы въ шею спустилъ. А вы сами-то откуда будете? полюбопытствовалъ онъ узнать, объявивши напередъ, что самъ онъ „изъ города Енска, тамошній купецъ Дермаковъ“.

Мы назвали себя.

— Какъ у васъ дѣло-то было? спросилъ я у Дермакова.

— Да что ужь про то говорить „какъ дѣло было“! Надоѣло и разсказывать. Вспомнить — такъ даже самого себя совѣстно станетъ, не токмо что людей, съ горечью отвѣчалъ онъ. — Вы куда теперь? спросилъ онъ у Щукина.

Тотъ вопросительно взглянулъ на меня.

— Такъ какъ Жыпинъ назначялъ вамъ свиданіе у кассы окружнаго суда, то мы туда и отправимся. Теперь кстати скоро и двѣнадцать! отвѣтилъ я за Щукина.

— Не очень-то спѣшите! Онъ еще въ халатѣ! удержалъ Щукина Дермаковъ, видя, что тотъ собирался чуть не бѣгомъ бѣжать въ судъ. — Намъ почитай что по одной дорогѣ идти! Пойдемте вмѣстѣ! Мнѣ вотъ нужно къ присяжному повѣренному къ своему забѣжать, теперешнюю исторію разсказать, а онъ позади окружного суда въ переулочкѣ живетъ.

Идя вмѣстѣ, мы разговорились о дѣлахъ, вызвавшихъ наше прибытіе въ Губернскъ. Дорогою Дермаковъ разсказалъ намъ свою „исторію“ съ большою подробностью. Разсказанная имъ „исторія“ была настолько возмутительна, а самый разсказъ такъ характеренъ, и такъ ярко выяснялъ патентованную судомъ дѣятельность Жыпина, что я рѣшился привести его цѣликомъ, какъ онъ удержался въ моей памяти, надѣясь, что читатель не посѣтуетъ на меня за длинноты.

— Три дня тому назадъ, сижу я у себя въ лавкѣ. У меня въ Енскѣ магазинъ бакалейныхъ товаровъ и колоніальная торговля. Вотъ сижу я въ лавкѣ и приноситъ мнѣ почтальонъ повѣстку, что дожидается меня на почтѣ заказное письмо. — Отчего-жь, спрашиваю у почтальона, ты мнѣ на домъ его не приволокъ? Таскалъ же вѣдь раньше сюда заказныя! — „Такъ, говоритъ, на конвертѣ приказано, чтобы по повѣсткѣ“. — Что такое? Не понимаю. Съѣздилъ на почту, получилъ пакетъ. Отъ кого? гляжу. — Отъ повѣреннаго, окружного суда, отъ Жыпина! Что такое за притча? Никакихъ, кажется, у меня въ судѣ дѣлъ нѣтъ. Такъ это меня встревожило! Ѣду домой. Прочиталъ письао, да такъ и обмеръ. Съ нами крестная сила! На яву себѣ дѣло выспалъ! Не судился никогда, а тутъ вдругъ суды завязались! Да еще какіе суды! Уголовные! Прочиталъ я эту самую бумагу. Вижу — бумага форменная. Прочиталъ во второй разъ, въ третій. Ничего не понимаю. Въ толкъ не возьму, не разнюхаю, что такое со мной дѣлается… А мнѣ тамъ Сибирь прописана! Имѣніе будетъ заарестовано, а Сибирь сама по себѣ и судъ молъ нынче у насъ короткій: по военному по положенію! Читаю, да весь трясусь. Самъ трясусь, руки трясутся, а буквы такъ ходенемъ и ходятъ. Графина два квасу холоднаго выпилъ, опять началъ читать. Не понимаю, за какія мои вины! Не за мои, а за отцовскія. Отецъ мой, при жизни своей, взялъ заимообразно десять билетовъ второго выигрышнаго займа у здѣшняго губернскаго купца Затворова. На перехватку по торговлѣ нужно было стало быть. Въ скорости, послѣ этой операціи, отецъ померъ да и Затворовъ померъ. Отецъ-то ударомъ померъ. Знаете, чай, какъ у насъ по купечеству дѣла-то ведутъ: ни книгъ торговыхъ, ни записей никакихъ не бываетъ. Всю свою торговлю отецъ въ умѣ держалъ, письменности не любилъ, а обороту, можетъ, на пятьдесятъ тысячъ въ годъ дѣлалъ. Ну, хорошо. Одинъ я у отца сынъ-наслѣдникъ. Адвокатъ нашъ устроилъ мнѣ утвержденіе правъ и перевелъ я всю торговлю на свое имя. Хоть и при отцѣ я жилъ, да родитель не любилъ, чтобы я въ коммерцію носъ совалъ, и не зналъ я совсѣмъ про эти десять билетовъ, а сдавалось мнѣ, что у родителя свои собственные билеты должны быть, потому что онъ всегда на счетъ тиража выйгрышей любопытствовалъ. Сколько у него было билетовъ я тоже не зналъ, а осталось послѣ него всего только че тыре ихъ штуки, два перваго, да два второго займа; на все свое семейство по билету взялъ: на себя, на матушку, да на меня съ супругой моей, должно быть. Вотъ только и присылаютъ въ нашъ городъ изъ здѣшняго губернскаго общественнаго банка родителю моему, когда уже онъ померъ — повѣстку, что дескать за ваши заложенные тридцать пять билетовъ выигрышнаго займа пришлите намъ по двадцати пяти рублей доплатки, да проценты заплатите, не то мы ихъ продадимъ». Получилъ я эту повѣстку и тутъ только узналъ, что вотъ гдѣ значитъ у него, у родителя-то, билетики-то сидѣли. Счелся. Вижу, каждый годъ триста семьдесятъ пять рублей доплатки къ купонамъ за эти билеты въ банкъ процентовъ платить приходится, да еще уплати имъ восемьсотъ семдесятъ пять рублей капиталу. Билеты-то по 200 рублей были въ банкѣ заложены, а какъ курсъ на нихъ подешевѣлъ, значитъ и доплатка потребовалась. А родитель мой рощицу у одного помѣщика на срокъ на вырубку купилъ, выгодную покупочку сдѣлалъ, и нужно было лишь въ тѣ поры этому помѣщику какъ разъ пять послѣднихъ тысячъ внести и тогда роща моя, а не внесу я въ срокъ — всѣ денежки мои пропали и роща опять помѣщицкая и весь матеріалъ лѣсной и дрова, все къ помѣщику поступало. И разсудись это мнѣ съ большого-то ума, что дескать, коли такое счастье тебѣ выйдетъ, такъ ты и на четыре билета выиграешь, а то и на тридцать пять ничего не получишь, а все-таки кажный-годъ но триста семидесяти пяти рубликовъ плати да плати, да еще за страховку по тридцати пяти рублей выплачивай. И написалъ я въ банкъ, что не желаю я эти билеты выкупать, пусть ихъ продаютъ, а мнѣ пусть лишки вышлютъ. Рублей шестьсотъ мнѣ и выслали. Ну, думаю, значитъ съ этимъ дѣломъ я теперь квита, анъ не тутъ-то было. Получаю я это отъ окружного суда но важнымъ дѣламъ довѣреннаго Жыпина предписаніе, что дескать такъ и такъ, родитель взялъ у покойнаго купца Затворова, по сохранной роспискѣ, десять выигрышныхъ билетовъ. А я ничего не зналъ. И коли, молъ, вы не возвратите черезъ два дни эти билеты за такими и такими нумерами обратно — это Жыпинъ-то въ предписаніи своемъ пишетъ — то подлежите за это уголовному суду: сперва по военному положенію васъ въ острогъ, а потомъ въ Сибирь, а денежки само собой. Зная по слухамъ, что въ окружномъ судѣ Жыпинъ секретаремъ служилъ, думаю, что значитъ повышеніе человѣку вышло, коли по важнымъ дѣламъ отъ суда довѣреннымъ сдѣлался. Что дѣлать! Гдѣ ихъ билеты теперь найдешь! Да и денегъ-то нѣтъ въ сборѣ, а срокъ назначенъ короткій. Посовѣтоваться ни съ кѣмъ было нельзя — боязно. Адвоката моего, который по мировымъ всегда за меня шляется, черти въ уѣздъ унесли. Къ знакомымъ, или тамъ къ тестю избави Богъ и являться: народъ боязливый, а въ дѣлахъ смыслитъ столько же, сколько и мы грѣшные. Призвалъ я къ себѣ крюка одного, секретаремъ въ крестьянскомъ присутствіи служилъ: «читай, говорю, баринъ! понимаешь ты тутъ что, или нѣтъ?» Красную ему за совѣтъ. Похлопалъ онъ глазами-то, да и говоритъ: «надо, гыртъ, билеты отдать!» — «А гдѣ-жь, говорю, я ихъ возьму, коли я ихъ продалъ и не зналъ, что они чужіе»! — «Ну, гыртъ, за это можно личностью своею пострадать и капиталомъ отвѣтствовать!» — Только и всего. Вижу я и самъ, что дѣло мое плохо. Коли-ежели на деньги сойтись, такъ вѣдь на мое горе и денегъ-то у меня нѣтъ. Товару въ рощѣ заготовлено много, а денегъ нѣтъ. Пріѣхалъ въ нашъ городъ съ желѣзной дороги жидъ, на желѣзную дорогу дрова покупалъ, да мы съ нимъ цѣной не сошлись. Я два сорокъ за швырокъ просилъ, а онъ больше какъ съ четвертью не давалъ. У меня въ рощѣ-то двѣ тысячи саженъ швырку перваго сорта на готовѣ было нарѣзано. Я сейчасъ къ жиду. По глазамъ, что ли, помыслъ узналъ онъ, что деньги нужны до зарѣзу: не даетъ больше двухъ рублей за сажень на мѣстѣ, въ рощѣ… Уперся и не даетъ! Что дѣлать? Отдалъ. Получилъ деньги, собрался сюда. Пріѣхалъ я въ Губернскъ-то съ щести-часовымъ вечернимъ поѣздомъ, въ номеръ ввалился только чтобы водички на голову всплеснуть, да и къ Жыпину.

Мы подошли къ окружному суду. Щукинъ хотѣлъ уже распроститься съ Дермаковымъ, да мнѣ жаль было не дослушать его разсказа.

— Много вамъ осталось еще досказывать? спросилъ я у Дермакова.

— Да какъ вамъ сказать!.. На половинѣ дѣло стало! Сейчасъ самое интересное у меня начнется…

— Ну, такъ досказывайте! Пройдемтесь по саду.

— Ну, пріѣзжаю къ Жыпину на квартиру. Вхожу. У самого душа въ пятки ушла. Раздѣлся въ передней. Слышу, наверху въ комнатахъ очень ужь весело, смѣются. И мнѣ самому стало весело. Къ доброму, значитъ, парню попалъ. Спрашиваю у лакея: «одинъ баринъ-то»? «Нѣтъ, говоритъ, у нихъ гости». Ну, ладно. Лакей привелъ меня въ кабинетъ. Вижу, выходитъ ко мнѣ маленькій, толстенькій такой господинъ. «А-а! легки на поминѣ! а я только-что про васъ вспоминалъ, да на всякій случай про вашу честь ужь и прошеньице формальное приготовилъ, чтобы завтра утромъ подать, еслибы вы сегодня ко мнѣ не пріѣхали, какъ въ телеграммѣ обѣщали. Привезли билеты?» — Какіе, спрашиваю, билеты? «Какъ какіе? Тѣ, которые я отъ васъ требую, которые наслѣдникамъ купца Затворова, по сохранной роспискѣ, съ васъ назадъ получить слѣдуетъ!» — Родитель мой, говорю, надо полагать, ихъ въ банкъ заложилъ, а я ихъ, должно статься, по незнанію не выкупилъ, они въ банкѣ и остались. Я вамъ, говорю, за нихъ денежки привезъ. «Какъ остались? какъ заоретъ онъ на меня. Да что вы со мной сдѣлали! Съ собой-то что вы сдѣлали! Да это растрата чужой собственности! Да васъ за это уголовнымъ судомъ судить будутъ! Да сейчасъ слѣдствіе назначутъ, да что вы… да я сейчасъ къ прокурору! Да я васъ изъ Губернска не выпущу, пока вы мнѣ эти самые билеты не отдадите»! У меня душа въ пятки. Ну, гдѣ я ихъ, эти билеты, буду искать! Показываетъ мнѣ отцовскій документъ. Вижу, что отцовской рукой сверху до низу сохранная росписка писана и сказано тамъ, что взяты отцомъ десять билетовъ за такими-то нумерами на сохраненіе и долженъ онъ отдать ихъ назадъ по первому требованію за тѣми же нумерами. Испугался я ужасно и бухъ ему въ ноги: «батюшка, не погуби»! Обливаюсь слезами. А онъ куды тебѣ! И знать ничего не хочетъ. «Пожалѣй, говорю, ты хоша жену-то мою: на послѣдяхъ ходитъ! а арестуешь ты меня здѣсь — всей моей торговлѣ конецъ: кредитомъ живу и на кредитъ торгую. Жена часу не проживетъ, коли узнаетъ, что меня въ острогъ взяли». Молилъ, молилъ это я его, на колѣнкахъ-то стоючи, и вижу, что онъ словно смиловался. «Что-жъ, говоритъ, это вы все на колѣняхъ стоите, вѣдь не Богъ я!» Усадилъ меня на стулъ, да и говоритъ, что отъ Затворовыхъ очень сердитая довѣренность ему выдана, чтобы меня уголовнымъ судомъ судить. «Положимъ, говоритъ онъ, кончить это дѣло я могу, только за своихъ довѣрителей я держусь крѣпко. Боюсь, какъ бы не было отъ Затворовыхъ на меня претензіи какой. А сколько, говоритъ, вы мнѣ привезли?» Сколько, говорю, слѣдуетъ, столько съ меня и берите! Стоитъ каждый билетъ по биржевой цѣнѣ двѣсти семнадцать: могу, говорю, отдать вамъ эту сумму съ моимъ удовольствіемъ. — Тутъ онъ и ошалѣлъ! Какъ накинется на меня, такъ я и свѣту Божьяго не взвидѣлъ. «И къ чему это вы ко мнѣ съ биржевой цѣной подъѣзжаете! Да я биржевую-то цѣну завсегда съ васъ могу судомъ стеребить, да еще заставлю васъ въ острогѣ блохъ считать! А отъ уголовнаго преслѣдованія развѣ вы даромъ хотите отвертѣться! Н-нѣтъ! Вижу, что лаской съ вами ничего не подѣлаешь! Уходите отъ меня! кричитъ. Я тепломъ не торгую! У себя въ гостинницѣ можете съ морозца отогрѣться, а то въ тюремномъ замкѣ для васъ теплый ночлегъ готовъ»! А у меня зубы такъ и стучатъ: и денегъ-то мнѣ жалко и ужасно этого уголовнаго суда боюсь! Прошу у него дозволенія отложить дѣло до утра. «Это, говоритъ, чтобы васъ изъ рукъ упустить! Ночью-то вы можете съ пассажирскимъ поѣздомъ изъ Губернска домой удрать и слѣдъ вашъ простылъ, а теперь я васъ накрою тепленькаго! Кончать, такъ сейчасъ кончайте, а то поздно будетъ!.. Еще скажу, гыртъ, вамъ: зачнется дѣло — мириться будетъ нельзя»! Я и спрашиваю у него: а сколько же, говорю, вашей милости съ меня нужно? «А есть, говоритъ, съ вами пять тысячъ цѣлковыхъ, такъ отдавайте! Пожалуй, кончу»! Я на колѣни. Спаси меня, батюшка! Возьми три тысячи! Не тутъ-то было. И слышать не хочетъ. Ну, возьми три тысячи пятьсотъ! Слышу звонокъ. Кто-то пришелъ. Жыпинъ заглянулъ въ дверь и шапку бросилъ: «Ну, говоритъ, вотъ и отлично! Самъ прокуроръ ко мнѣ въ гости пришелъ»! Захолонуло у меня сердце… Ну, говорю, берите всѣ мои деньги, что съ собой привезъ! Вотъ четыре тысячи!.. Стоючи на колѣняхъ показываю ему четыре пачки сотенными. Двадцать, говорю, рублей въ карманѣ на обратную дорогу осталось! Стоитъ, думаетъ. Думалъ, думалъ. Вижу, будто смиловался. «Ну, говоритъ, хорошо! Для васъ ужь только, да для вашей благовѣрной сдѣлаю это. Четыре тысячи нужно будетъ Затворовымъ за убытки отдать, а мнѣ за хлопоты сколько»? Чуть было ожилъ, а тутъ опять, гляжу, смерть. Вотъ, говорю, вамъ всѣ мои денежки: дѣлите ихъ какъ знаете! У меня только на обратную дорогу всего и денегъ осталось, коли Господь приведетъ здраву и невредиму домой отъявиться!.. «Ну, говоритъ, это еще не велика бѣда, что при васъ сейчасъ денегъ нѣтъ, я на васъ подожду: вы мнѣ векселекъ въ тысячу рубликовъ выдадите! Я вамъ годъ сроку дамъ»! На счетъ векселя-то я и поуперся. Кончать, такъ ужь, думаю, кончать сразу, на года раскладывать нечего. А самъ все на колѣняхъ стою, плачу. И такъ, говорю ему, обсудомилъ я себя, четыре-то тысячи вамъ отдаваючи, а тутъ еще черезъ годъ тысячу рублей надо будетъ платить! По нашему, по уѣздному городу, тысяча рублей деньги большія: почитай что капиталъ! съ этими деньгами дѣла можно ворочать. А онъ свое: «я, говоритъ, васъ не принуждаю! Хотите — отдавайте, не хотите — не надо! Это дѣло ваше, а я свое дѣло буду дѣлать!..» Приказалъ мнѣ встать съ колѣнъ-то, отворилъ дверь въ гостинную, да и говоритъ: «ну, кончайте, не то сейчасъ васъ прямо своими руками прокурору предоставлю тепленькаго! Сейчасъ и за полиціей и за слѣдователемъ пошлю»! Притащилъ меня къ двери, суетъ меня къ щелкѣ-то. «Видите, говоритъ, вонъ барина, что на диванѣ сидитъ, да съ женой моей разговариваетъ! Это, онъ, самый прокуроръ и есть»! Ну, думаю, будь, что будетъ! Твори Господь волю свою! Согласенъ на ваши кондиціи: кончаю! «Садитесь, говоритъ, я вамъ продиктую, чтобы вы не ошиблись». Вижу я, что вмѣсто года-то онъ мнѣ сроку только четыре мѣсяца даетъ. Что-жъ, говорю, это вы отъ своего слова отрекаетесь? «А это ужь, говоритъ, мое дѣло. Я вспомнилъ, что прошлаго года двадцать пятаго іюня я въ вашемъ городѣ проѣздомъ былъ, въ уѣздъ къ одному помѣщику ѣздилъ, такъ мнѣ такъ надо, чтобы это число на вашемъ векселѣ стояло»! Написалъ я ему вексель какъ ему было надо. Вынулъ изъ кармана свои четыре тысячи. Держу ихъ въ рукахъ. А онъ подаетъ мнѣ отцовскій документъ. "Вотъ, гыртъ, вамъ сохранная росписка! Берите ее скорѣй, отдавайте деньги, да и убирайтесь вонъ! надоѣли! Какъ же это, говорю; вы съ меня четыре тысячи получили и вексель въ тысячу рублей взяли, а у меня отъ васъ никакой росписки не будетъ? Засмѣялся. Взялъ, да и росписался на сохранной-то роспискѣ, что сполна отъ меня эти самые билеты по довѣренности Затворовыхъ обратно получилъ и претензій никакихъ больше не имѣетъ. Вижу, что, быдто, складно. А опаска все-таки была. — Какъ же, говорю, это такъ у насъ дѣло безъ свидѣтелей происходитъ: словно, быдто, это неловко. «А гдѣ-жъ, говоритъ, я вамъ ихъ возьму! Напрасно вы съ собой не захватили! Прокурора нѣшто пригласить, такъ вѣдь какъ только въ узнаетъ, что вы растратили эти самые билеты и я вмѣсто нихъ деньги съ васъ получилъ — тогда ау! Пойдетъ дѣло судебнымъ порядкомъ и наша съ вами мировая полетитъ къ чорту! Я вѣдь вашъ грѣхъ-то на свою душу теперь беру. Затворовы то съ меня билеты потребуютъ, а я имъ что отдамъ? Уломать ихъ тоже чего-нибудь да стоитъ!.. Для васъ и для меня лучше кончить это дѣло домашнимъ порядкомъ: сохранная росписка у васъ, вамъ и бояться нечего»! Ну, думаю, ладно! Сдѣлано дѣло, не передѣлывать, братъ!.. Распрощался я съ нимъ. Самъ меня до передней провожаетъ. Черезъ гостинную-то я прошелъ, такъ ногъ подъ собою не слышалъ, когда мимо прокурора и прочихъ гостей проходилъ. На прощанье спрашиваетъ онъ меня, когда я поѣду домой. «Уѣзжайте-ка вы къ женушкѣ-то къ вашей подъ бочокъ съ ночнымъ поѣздомъ, совѣтуетъ. Теперь, говоритъ, вамъ путь на всѣ четыре стороны открытъ! Если дѣло какое коснется, милости просимъ ко мнѣ»! Пріѣхалъ я въ гостинницу. Легъ было спать — не спится: всего трясетъ съ перепугу-то! И пришло мнѣ въ голову: не сыгралъ бы онъ со мной какой штуки, что рука его у нотаріуса не явлена и что довѣренность Затворовыхъ у него осталась, а онъ мнѣ ее не отдалъ и копіи съ нея мнѣ не списалъ? Къ тому же, и свидѣтелей не было… Одно утѣшало, что эта самая сохранная росписка у меня въ рукахъ. Надорвалъ онъ ее этакъ сверху до половины. Нѣтъ, думаю, пока довѣренность эта у него въ рукахъ, боязно домой ѣхать. Лучше обожду денекъ, схожу, посовѣтуюсь: спокойнѣе будетъ. Всталъ съ постели, пошелъ въ общую залу: времени-то только около одиннадцати часовъ вечера было. Спрашиваю у хозяина про здѣшнихъ адвокатовъ: «нѣтъ ли у него на примѣтѣ какого получше, да по вѣрнѣе»? «Есть, говоритъ, тутъ у насъ новенькій: недавно пріѣхалъ, Евгеній Максимычъ Ивановъ». Взялъ адресъ, ѣда на умъ нейдетъ, а не ѣлъ я больше полсутокъ. Какъ ужь это я свѣта нынѣшняго дня дождался — не знаю! Иду по адресу. По близости отъ окружного суда живетъ этотъ повѣренный. Нашелъ квартиру. Звонюсь. Наконецъ выходитъ прислуга: «Что, говоритъ, васъ такую рань подняло; еще только восьмой часъ! баринъ спитъ! приходите въ десять часовъ»! Куда мнѣ дѣваться? Пойду въ соборъ, слышу: къ достойной отблаговѣстили. Достоялъ обѣденку. Молебенъ отслужилъ Заступницѣ Усердной! Время-то незамѣтно и прошло. Бѣгу къ Иванову, у него ужь пріемка началась. Скоро и до меня чередъ дошелъ. Вижу: ласковый господинъ. Разсказалъ я ему все какъ вотъ вамъ, только немножко покороче. Такъ и такъ, говорю: вотъ вчера какое дѣло случилось. Показываю эту самую сохранную росписку. Не вѣритъ. «Ушамъ, говоритъ, своимъ не вѣрю, чтобы съ вами такую штуку Жыпинъ могъ разыграть, хотъ онъ и мастеръ. По этой сохранной роспискѣ и взыскать-то съ васъ ничего нельзя было. У меня одинъ изъ братьевъ Затворовыхъ дней десять тому назадъ съ этой самой роспиской былъ, предлагалъ мнѣ съ васъ — это съ меня-то, значитъ, взыскать — да я отказался, потому что въ этой сохранной роспискѣ не прописана цѣна билетовъ внутренняго займа, которые вашимъ отцомъ на сохраненіе были взяты и, значитъ, эта росписка вовсе не сохранная и не имѣетъ она законной силы, а просто долговой она документъ»! Такъ, значитъ, онъ за дѣло и не взялся. И что же потомъ, узнаю! что Затворовъ эту самую росписку Жыпину за шестьсотъ рублей продалъ! Какъ разсказалъ онъ мнѣ это все, я такъ и сплеснулъ руками. Что мнѣ теперича дѣлать? Четыре тысячи чистыми денежками отдалъ, словно половину своего сердца оторвалъ, да еще вексель въ тысячу рубликовъ! И все это за шестьсотъ рублей! Говорю я это Иванову, а онъ не вѣритъ. «Свидѣтелей, говоритъ, у васъ нѣтъ: четыре ли тысячи вы Жыпину отдали, или четыреста рублей! Вы можете сказать, что и четырнадцать тысячъ ему уплатили»! Зачѣмъ же, говорю, стану я на себя понапрасну наговаривать. Я по совѣсти разсказываю, какъ у насъ было дѣло. «Кажется, придется вамъ на эти четыре тысячи крестикъ поставить, а вотъ на счетъ векселя можно еще позаботиться. Попробуйте, говоритъ, сходить къ Жыпину, разскажите ему, что вамъ извѣстна вся его продѣлка съ вами: быть можетъ, онъ вамъ и возвратитъ вексель, или къ прокурору сходите, разскажите ему всю эту исторію! можетъ быть, онъ приметъ въ васъ участіе»! Побѣжалъ я въ судъ, да на свое великое счастье въ дверяхъ прямо лицомъ къ лицу съ самимъ прокуроромъ и встрѣчаюсь. Я въ судъ и онъ въ судъ. «Вы, гыртъ, ко мнѣ что ли»? спрашиваетъ. — "Большое, говорю, до васъ есть у меня дѣло, господинъ прокуроръ! Онъ засмѣялся. «Кто, гыртъ, это вамъ сказалъ, что я прокуроръ»? — А какъ же, говорю, вы не прокуроръ? Вы вѣдь вчера у господина Жыпина въ гостяхъ за прокурора были! Онъ пуще хохотать. Я, говоритъ, частный повѣренный Твердоблоцкій. Если у васъ есть дѣло до меня — милости просимъ на квартиру! Карточку свою съ адресомъ въ руки мнѣ сунулъ. Спрашиваю въ судѣ: — «Здѣсь прокуроръ? „Нѣтъ, говорятъ, еще не приходилъ“. Бѣгу къ нему на квартиру. Приняли. Разсказываю: такъ и такъ. А чѣмъ же, спрашиваетъ прокуроръ, вы все это докажете? Свидѣтели у васъ есть?» — Чѣмъ же, отвѣчаю я ему, я доказать могу, когда все это дѣло между двухъ насъ происходило! Дозвольте, говорю, совѣстью очистить: присягу принять! Или пусть господинъ Жыпинъ присягу приметъ! — «Ну, говоритъ, вы потерпѣвшая сторона и отъ этого дѣла интересъ имѣете, потому присяги вамъ не полагается! А гдѣ, спрашиваетъ, у васъ эта самая бумага, которую онъ вамъ прислалъ?» — А я ему ее вчера вечеромъ, говорю, вмѣстѣ съ денежками отдалъ. Онъ ее при мнѣ вмѣстѣ со своими прошеніями, которыя на меня были заготовлены, и разорвалъ. — «Не было ли, спрашиваетъ у меня прокуроръ: — кого при этомъ изъ постороннихъ, не слышалъ ли еще кто, что онъ васъ мною припугивалъ»? — Стѣны, говорю, слышали, потому что все дѣло въ четырехъ стѣнахъ происходило! Съ часъ времени, говорю, а можетъ и больше я передъ нимъ въ его кабинетѣ на колѣнкахъ стоялъ, смиловаться упрашивалъ! — Вижу я, что прокуроръ-то на Жыпина осерчалъ больше всего за то, что его имя въ это дѣло припутано. — Есть, говорю, у меня одинъ человѣчекъ, который бумагу эту читалъ, секретарь нашего крестьянскаго присутствія, да только не знаю я, упомнитъ ли онъ все то, что тамъ написано! Секретарь-то, жаль, водочкой немножко зашибается! «Не записаны ли у васъ нумера вашихъ сотенныхъ? Не перевязаны ли они, напримѣръ, бичевкой, бумажной лентой? Нѣтъ ли примѣтъ какихъ особенныхъ?» — Нѣтъ, говорю, ничего этого не было, а особыя примѣты въ томъ и есть, что денежки всѣ новенькія, словно сейчасъ со сковороды… «Ну, говоритъ, у денегъ глазъ нѣту! Вижу я, что у васъ доказательствъ противъ Жыпина мало. Если вы подадите на него жалобу — мы начнемъ дѣло. Онъ запрется и ничего вы съ нимъ и не подѣлаете! Подайте, говоритъ, жалобу мнѣ, или предсѣдателю — мы разслѣдуемъ». Вижу я, что завяжешься съ этими дѣлами здѣсь на долгое время, а мнѣ нужно въ рощѣ жиду дрова отпускать. И надумалъ я къ самому къ этому къ волку хищному, къ Жыпину сходить, да Христомъ-Богомъ у него вексель назадъ вымолить, а можетъ, сколько-нибудь денегъ, а не станетъ отдавать, тогда ужь къ предсѣдателю. Встрѣтилъ онъ меня, словно быдто его передернуло. — «А я думалъ, говоритъ, что вы давно ужь дома»! — Остался, говорю, чтобы назадъ съ васъ мои денежки получить и векселечекъ мой, который вы вчера у меня грабежомъ отняли. — «Какъ, говоритъ, назадъ? Нешто мертвыхъ съ погосту назадъ таскаютъ! А уголовное то преслѣдованіе развѣ вы забыли?» — Очень, говорю, помню, что никакой тутъ уголовщины нѣтъ съ моей стороны. Я у присяжнаго повѣреннаго у Иванова былъ, потомъ у господина прокурора былъ! Они мнѣ, говорю, сказали, что ничего мнѣ за это дѣло не вышло бы! Приказалъ, говорю, мнѣ прокуроръ у васъ деньги и вексель назадъ получить, не то я въ жалобу взойду. Смѣется. — «Ничего, говоритъ, и никого я не боюсь!» — Жирно, говорю, вамъ будетъ по пяти тысячъ за шестьсотъ рублей брать! — А онъ все смѣется. — «Случается и больше беремъ! Разъ на разъ не приходитъ!» — Вижу, что не запугаешь. Я въ ноги. Онъ еще пуще смѣяться сталъ. — «Стыдъ, гыртъ, какой! Второй гильдіи купецъ и въ ногахъ изъ-за какихъ-то несчастныхъ четырехъ тысячъ валяется! Да другой бы и вниманія не обратилъ». И сталъ онъ меня гнать вонъ, а потомъ и посовывать. А я ему: — не уйду, говорю, пока вы мнѣ половины моихъ денегъ не отдадите!" — Призвалъ онъ тогда лакея, вдвоемъ съ лѣстницы въ шею меня и спустили… Вотъ вся моя и исторія…

Разсказъ Дермакова произвелъ на Щукина громадное впечатлѣніе. По временамъ, въ патетическіе моменты разсказа, старикъ останавливался, бралъ меня за рукавъ и со слезами на глазахъ шепталъ: «Ахъ, какъ я радъ, что вы со мной пріѣхали! И со мной тоже бы было, а то еще и хуже!».

— Прошу я васъ быть моими свидѣтелями, что меня Жыпинъ изъ своей квартиры вытолкалъ въ шею! Если дѣло дойдетъ до суда, я прямо на васъ укажу! заключилъ свой разсказъ Дермаковъ.

Щукинъ боязливо взглянулъ на меня, не зная что и отвѣчать.

— Но вѣдь мы можемъ удостовѣрить на судѣ только одно: что васъ выпихнули на улицу, но кто именно вытолкалъ васъ, я не видалъ! Крикъ, ругань мы слышали, но кто именно ругался, я опять-таки не знаю! отвѣтилъ я Дермакову.

Дермаковъ съ досады сплюнулъ. — «Ни на что-то у меня доказательствъ въ моемъ правомъ дѣлѣ нѣтъ».

Мы пошли въ судъ. Онъ побѣжалъ къ Иванову.

III.

Старинное казенное зданіе, гдѣ прежде помѣщалась соединенная палата уголовнаго и гражданскаго суда, а потомъ окружный судъ, разсѣлось, грозило паденіемъ. Въ залѣ уголовныхъ засѣданій провалился полъ. Требовался тщательный ремонтъ, или, лучше сказать, по замѣчанію губернскаго архитектора, «основательная» перестройка зданія. Все это стоило большихъ денегъ по «сметѣ», а потому губернское начальство признало за благо развести судъ по частнымъ квартирамъ. Гражданское отдѣленіе осталось пока въ уцѣлѣвшей части зданія «впредь до пріисканія удобнаго помѣщенія».

Въ передней суда, маленькой каморочкѣ, заставленной вѣшалками для платья, все было такъ грязно, такъ запущено, что мерзко было взглянуть. Темный и тоже грязный корридоръ отдѣлялъ регистратуру гражданскаго отдѣленія и кабинеты членовъ отъ канцеляріи этого отдѣленія. Всюду пахло прѣлью, сыростью. Отъ суда несло погребомъ. На полу всюду густой слой пыли, грязи. Храмъ правосудія былъ, очевидно, «запущенъ» уже давно. Даже швейцаръ былъ запущенъ: небритый, грязный, позументъ на ливреѣ виситъ лохмотьями. Антрё въ гостинницѣ «Метрополь», гдѣ мы остановились, выглядѣло гораздо приличнѣе.

Касса суда, кабинетъ предсѣдателя и прокурорская камера помѣщались на верху, въ наиболѣе уцѣлѣвшихъ комнатахъ верхняго этажа.

Засѣданія суда, попрежнему, происходили по вторникамъ и пятницамъ. Въ большей части окружныхъ судовъ эти дни недѣли назначаются для разсмотрѣнія дѣлъ. Канунъ этихъ дней посвящался на вызовъ тяжущихся къ суду, на такъ называемую «явку» тяжущихся къ предсѣдателю для назначенія дня слушанія дѣла.

— Жыпинъ здѣсь? первымъ долгомъ спросилъ я у швейцара, входя въ прихожую суда.

— Нѣтъ еще! отвѣтилъ мнѣ засаленный швейцаръ, принимая изъ рукъ моихъ шубу. — А вы на явку, что ли? спросилъ онъ у насъ. — Рановато маленечко! Раньше двухъ никогда не начинается, а теперь первый въ началѣ! Вы бы побавились гдѣ-нибудь на сторонѣ! участливо предложилъ онъ намъ.

— Намъ, голубчикъ, въ кассу.

— Въ кассу?.. А-а! Ну, такъ на верхъ пожалуйте!

— Гдѣ у васъ посѣтительская? спросилъ я.

— Нѣтъ у насъ никакой теперь посѣтительской. Прежняя-то развалилась, заколочена…

— Гдѣ-жь у васъ публика дожидается?..

— А ужь сами себѣ мѣсто выбирайте! Потолкайтесь вонъ въ корридорѣ! По серединѣ-то не ходите, а стѣны держитесь! Тамъ одна половичка немножко дрыгаетъ. Послѣдніе дни здѣсь доживаемъ. Привычка вотъ, а то бы давно убѣжалъ! съ грустью отвѣтилъ мнѣ швейцаръ.

Нѣсколько «господъ» пришло вслѣдъ за нами «съ прошеніями». И имъ «рано». — Чиновники въ сборѣ, а дежурнаго члена еще нѣтъ. «Можетъ, совсѣмъ не будетъ». «Ничего еще не извѣстно». — «Обождите, не то послѣ двухъ пожалуйте!» — «Если членъ не придетъ, то предсѣдатель пріѣдетъ, секретарю прикажетъ принять!»

По каменной, давно не видавшей чистки лѣстницѣ поднялись мы въ бэль-этажъ судейскаго зданія и вошли въ корридоръ, соединявшій верхніе этажи прежнихъ уголовнаго и гражданскаго отдѣленій. Окна этого корридора выходили на дворъ. По лѣвую руку — пять дверей съ надписями надъ ними. Вотъ — «камера прокурора», рядомъ — «канцелярія прокурора», далѣе — «касса суда», затѣмъ — «пріемная предсѣдателя и кабинетъ его», и наконецъ — «канцелярія предсѣдателя».

Филенчатыя, наружныя двери кассы были раскрыты. Сквозь вторыя желѣзныя, рѣшетчатыя видно было, что чиновники кассы усердно работали надъ своей бухгалтеріей. Мы, кажется, первые изъ постороннихъ сюда вошли. Между чиновниками я не нашелъ никого изъ прежнихъ знакомыхъ. И приходорасходчикъ былъ другой.

— Вамъ кого надо? спросилъ насъ приходорасходчикъ, подходя къ рѣшоткѣ.

— Господина Жыпина! несмѣло, съ подобострастіемъ опуская руки по швамъ, отвѣчалъ мой старикъ.

— Не былъ еще! Внизу въ канцеляріи спросите!.. А вамъ на что? полюбопытствовалъ приходорасходчикъ.

Щукинъ не зналъ, что и отвѣчать. Надо было выручить.

— Приказалъ онъ купцу Щукину по дѣлу съ Зензивѣевыми деньги въ кассу внести! отвѣтилъ я за Щукина.

— Ордера нѣтъ! Поищите, нѣтъ ли по дѣлу Щукина ордера къ намъ! крикнулъ онъ чиновникамъ, самъ пересматривая нѣсколько лежащихъ передъ нимъ ордеровъ. — Я хорошо помню, что нѣтъ! добавилъ онъ. — И чиновники подтвердили, что такого ордера касса не получала.

— А велика сумма? спросилъ у меня приходорасходчикъ.

— Пять слишкомъ тысячъ! бухнулъ я ему.

— О-о! протянулъ тотъ. — Навѣрное могу вамъ сказать, что на этой недѣлѣ мы ордера на такую сумму не получали! Обождите, быть можетъ Жыпинъ съ собою принесетъ. Безъ ордера принять мы не можемъ!

Мы отошли отъ дверей.

— Никакъ это пятый на нынѣшней недѣлѣ является къ намъ по дѣламъ Жыпина со взносомъ безъ ордера! Надо узнать, что онъ такое новенькое выдумалъ! говорилъ приходорасходчикъ своимъ чиновникамъ.

Прошлись по корридору. "Притулиться-то намъ негдѣ! шеипулъ мнѣ Щукинъ. — «Ишь вѣдь пылища какая!» указалъ онъ въ сѣрый слой пыли на широкихъ подоконникахъ корридора. — «Позвольте-ка я ее счищу!» предложилъ онъ. — «По крайности присѣсть можно будетъ!»

И доставши изъ кармана своего длиннополаго сюртука большой цвѣтной бумажный платокъ, онъ стеръ на одномъ изъ подоконниковъ пыль на столько, что намъ можно было усѣсться, не пачкая платья.

Прокурорская камера была почти напротивъ. — Развѣ зайти туда «показать» эту сердитую бумагу Жыпина? мелькнуло у меня въ головѣ. — Нѣтъ! лучше выждать болѣе рельефныхъ дѣйствій со стороны Жыпина и тогда его шантажное письмо, или извѣщеніе можетъ пригодиться «для обороны».

Однако, наше одиночество было скоро нарушено. Къ намъ въ корридоръ вошли два молодыхъ человѣка. Одного изъ нихъ я зналъ: адвокатъ Алексѣевъ изъ уѣзднаго города Б. — Онъ имѣлъ свидѣтельство отъ мѣстнаго мирового съѣзда, но не бралъ отъ суда и слѣдовательно, также какъ и я, пріѣхалъ въ Губернскъ со своимъ довѣрителемъ въ качествѣ «чичероне». «Кліентъ» Б., очевидно, былъ еще въ первый разъ въ судѣ, потому что какъ-то несмѣло, боязливо оглядывался по сторонамъ.

Поздоровались съ Алексѣевымъ, какъ старые знакомые.

— Васъ зачѣмъ сюда занесло? спросилъ онъ. — Вѣдь вы, слышно, давно бросили.

— Дѣлишко вотъ одно оригинальное завязалось у насъ съ Жыпинымъ! отвѣтилъ я, указывая на Щукина.

— Н-ну!.. Желаю вамъ не «провалиться»! Не равна борьба! Вѣдь онъ судейскій любимчикъ! И даже больше того…

Алексѣевъ засмѣялся.

— Посмотримъ! У васъ тоже дѣло? спросилъ я въ свою очередь.

— Разумѣется, дѣло! Вотъ этотъ молодой человѣкъ, кивнулъ онъ на своего кліента: — не довѣряя здѣшнимъ патентованнымъ повѣреннымъ, рѣшился самъ отстаивать свои интересы и пригласилъ меня сюда въ качествѣ гида и суфлера! Что будешь дѣлать, батюшка! Будешь доволенъ и закулисною ролью, если на выходныя патента нѣтъ.

— Такъ вы бы взяли.

— А вы сами-то что же! Съ патентомъ-то нужно сюда переѣзжать, а здѣсь всѣ мѣста ужь заняты, вы это знаете!.. Безъ хлѣба-то и здѣсь въ волю насидишься! Человѣкъ пятнадцать ихъ здѣсь патентованныхъ, а сколько изъ нихъ работаютъ, а? Трое-съ! Впрочемъ, я своимъ положеніемъ доволенъ. Хлопотъ меньше. Исковое прошеніе я могу состряпать нисколько не хуже патентованнаго, а для «выхода» въ засѣданіе у меня особое приспособленіе. Я заручился здѣсь услугами частнаго повѣреннаго Кутырина. Нужно по дѣлу явиться въ засѣданіе — пошлешь ему довѣренность и дѣло въ шляпѣ! Четвертную за выходъ беретъ. Дѣла, конечно, нѣсколько затягиваются, потому что ему не расчетъ оканчивать ихъ въ одно засѣданіе, ну, да вѣдь за это довѣрители расплачиваются, со смѣхомъ сказалъ онъ и тотчасъ обратился къ своему кліенту: — Говорилъ вѣдь вамъ, что напрасно мы сюда такъ рано идемъ! Молодому человѣку захотѣлось на обстановку суда взглянуть! Вотъ она! Видите! Онъ мазнулъ пальцемъ по подоконнику. — Вотъ кабинетъ предсѣдателя: здѣсь происходитъ явка, а завтра будетъ рѣшаться наше дѣло! пояснялъ онъ ему.

— Какъ такъ! Здѣсь, въ кабинетѣ, будетъ засѣданіе? спросилъ я.

— Завтра, если придете сюда, сами увидите. Сегодня это — кабинетъ, а завтра — зала засѣданія. Пріемная предназначается для почтеннѣйшей публики и тяжущихся, а кабинетъ — зало засѣданія и вмѣстѣ съ тѣмъ совѣщательная комната. Развѣ вы и не знали? Это ужь съ самой осени заведено! Уголовная зала-то чуть было вмѣстѣ съ судомъ, присяжными и подсудимыми и со всею публикою въ нижній этажъ не провалилась. Въ гражданскей тоже балки сопрѣли.

Двери въ корридоръ были раскрыты. Еще издалека, съ перваго поворота лѣстницы, я услыхалъ зычный голосъ Жыпина. Онъ шелъ къ намъ наверхъ и на ходу распекалъ швейцара. — Четверо! Четверо, говоришь, меня спрашивали! А ты фамиліи-то спросилъ? Сколько разъ я тебѣ приказывалъ узнавать фамиліи тѣхъ, кто меня спрашиваетъ! Погоди: я вотъ предсѣдателю скажу! Это чортъ знаетъ что такое!..

И, продолжая ворчать, онъ грузно поднимался по лѣстницѣ.

Надо было видѣть, что сдѣлалось со Щукинымъ: онъ ухватился за меня обѣими руками, такъ что я чувствовалъ, какъ онъ весь дрожалъ.

Жыпинъ вошелъ въ корридоръ. Прямо къ кассѣ.

— Меня никто не спрашивалъ? рявкнулъ онъ и расхохотался. Всѣхъ чиновниковъ перепугалъ. Приходорасходчикъ выругался.

— Сколько разъ мы просили васъ избавить насъ отъ этихъ штукъ! въ видѣ выговора замѣтилъ онъ хохотавшему Жыпину. — Спрашивалъ васъ какой-то купецъ Щукинъ. Деньги хотѣлъ безъ ордера въ кассу внести. И что это у васъ за дѣла такія? Это ужь пятый на нынѣшней недѣлѣ безъ ордера въ кассу является!..

— Д-дурачье! рявкнулъ опять Жыпинъ. — Вѣчно перепутаютъ! Вѣдь говоришь, говоришь, объясняешь, объясняешь! Говорилъ вѣдь, что нужно сперва прошеніе въ судъ подать, ордеръ получить, а онъ прямо въ кассу лѣзетъ!

И Жыпинъ тотчасъ же направился къ нашей группѣ и надменно крикнулъ намъ:

— Кто изъ васъ купецъ Щукинъ? Господинъ Щукинъ па-ажалуйте-ка сюда!

Жыпинъ подошелъ къ намъ въ плотную. Растолстѣлъ онъ за. эти пять лѣтъ до безобразія. Широчайшій сѣраго цвѣта пиджакъ и широчайшія шаровары придавали его фигурѣ еще болѣе тучности. Алексѣеву пожалъ руку. — «Милѣйшему кляузныхъ дѣлъ подпольному мастеру наше нижайшее!» въ видѣ привѣтствія бросилъ онъ ему и тотчасъ же ко мнѣ: — «К-кого я в-вижу?» съ комическимъ паѳосомъ протянулъ онъ, отступая назадъ. «И вы къ намъ? Тоже дѣлишки завелись? Здравствуйте!»

Подалъ мнѣ руку, но видя, что я не даю ему своей, щелкнулъ пальцами и скорчилъ гримасу.

— Гдѣ-жь мой Щукинъ? Щукинъ гдѣ? засуетился онъ, не видя Щукина, который спрятался за нами троими.

— Вотъ онъ! указалъ я на старика.

— А а! Вы Щукинъ? Здравствуйте, голубчикъ! Что же вы ко мнѣ! Не мальчикъ я по судамъ васъ разыскивать! сперьва ласково, а потомъ со строгимъ выговоромъ накинулся онъ на старика. — Ну, привезли деньги?

Блѣдный, весь дрожащій, словно въ лихорадкѣ, со слезами на глазахъ, стоялъ передъ нимъ Щукинъ, не будучи въ состояніи вымолвить ни слова. Я поспѣшилъ на выручку.

— Будетъ вамъ, г. Жыпинъ, играть комедію! Я пріѣхалъ вмѣстѣ съ этимъ старикомъ и не дамъ вамъ сыграть съ нимъ такую штуку, которую сыграли вы вчера съ Дермаковымъ. Мы не привезли ни гроша. — Мы пріѣхали, чтобы принести на васъ жалобу прокурору за вымогательство съ угрозами неслѣдующихъ вамъ денегъ!

Жыпинъ такъ и встрепенулся. Несмотря на свое «патентованное» нахальство, онъ даже какъ будто смутился, хотя впрочемъ, на одно только мгновеніе. Онъ удивительно хорошо умѣлъ владѣть собою.

— Ха, ха, ха! расхохотался онъ и звонко пронесся по корридору его хохотъ. — Плевать я хотѣлъ на ваши угрозы!.. К-кому вы это говорите? приступилъ онъ ко мнѣ. — Вы, вѣроятно, забыли кто я?.. Вѣдь я — Жыпинъ, смѣю вамъ напомнить! Понимаете-съ! Я — Жыпинъ! К-ха! Онъ грозитъ мнѣ тѣмъ, что пойдетъ на меня кляузничать! Да сколько душѣ угодно! обратился онъ къ Алексѣеву, тыча по направленію ко мнѣ пальцемъ. — Думаетъ, вѣроятно, что я испугался! Не таковъ мальчикъ! Слава Богу, видали мы и не такихъ прыткихъ, да отъ насъ отскакивали, несолоно хлѣбавши! Идите хоть сейчасъ къ прокурору! обратился онъ опять ко мнѣ. — Хотите, я узнаю, здѣсь ли онъ? Сегодня, кажется, онъ не будетъ! Хотите, я васъ провожу до камеры: вотъ она!.. За неудачно редактированную дѣловую бумагу въ уложеніи о наказаніяхъ никакихъ взысканій не назначено-съ! торжественно произнесъ онъ въ заключеніе.

— Вы не имѣете права называть себя повѣреннымъ по особо важнымъ дѣламъ! сгоряча высказалъ я ему.

— Эт-то поч-чему т-такъ? Вѣдь есть же судебные слѣдователи по особо важнымъ дѣламъ, такъ отчего же не быть и повѣреннымъ по особо важнымъ дѣламъ! Да-съ, я именно повѣренный по особо важнымъ дѣламъ! И знаете почему? Потому что за «паршивыя» дѣла не берусь!.. Паршивенькія дѣлишки обдѣлываетъ дребедень! Шушера! Да еще ваша братія, подпольные адвокаты! Такіе вотъ, какъ вы!

И для большей убѣдительности своихъ словъ, онъ протянулъ по направленію ко мнѣ и Алексѣеву свою толстую руку и, растопыривъ пальцы, потрясъ ими, пуская трель по воздуху. Алексѣевъ обидѣлся.

— Вы не имѣете права, господинъ Жыпинъ, называть насъ подпольными адвокатами! вступился онъ и за себя, и за меня.

— Полнѣйшее! С-самое полнѣйшее! Само начальство такъ васъ величаетъ-съ!

Около насъ столпилась «публика», явившіеся на явку тяжущіеся и нѣсколько человѣкъ изъ кассы. Разгромилъ насъ Жыпинъ при всемъ честномъ народѣ.

— А вы, Щукинъ, меня попомните! набросился онъ опять на старика. — Сію же минуту я предъявлю на васъ искъ. Сегодня что у насъ? Четвергъ? Отлично! завтра въ засѣданіи дадутъ мнѣ обезпеченіе, а въ субботу я къ вамъ съ исполнительнымъ листомъ въ гости! Посмотримъ, какъ-то вы тогда у меня запоете, когда судебный приставъ начнетъ провѣрять ваше имущество!

— Мы и пріѣхали посмотрѣть, что вы сдѣлаете! отвѣтилъ я за своего «кліента».

— А вотъ сейчасъ-же увидите! Исковая-то со мной!

Онъ вытащилъ изъ своего портфеля-трубки пачку бумагъ и повернулся, чтобы уйти.

Щукинъ такъ и рванулся къ нему.

— Господинъ Жыпинъ! умоляющимъ голосомъ произнесъ онъ.

— Что вамъ надо?

— Можетъ быть, мы и сойдемся какъ! взмолился старикъ. — Я со всѣмъ моимъ удовольствіемъ, только вотъ они мнѣ не приказываютъ! указалъ онъ на меня.

— И я желаю съ вами сойтись! Зачѣмъ же дѣло стало? Сейчасъ вотъ видно честную русскую натуру! Ну, сколько даете? совсѣмъ ласково спросилъ онъ у старика! — Съ трехъ словъ кончимъ! Ну, по рукамъ!..

Я рѣшился выдержать свою роль до конца.

— Если вы хоть копейку отдадите господину Жыпину по этому дѣлу, я сейчасъ же уйду и оставлю васъ здѣсь одного! Припомните, что вы слышали часъ тому назадъ отъ Дермакова! Вѣроятно, и вы хотите такъ же плакаться, какъ онъ! сказалъ я Щукину, оттаскивая его отъ Жыпина.

Щукинъ какъ будто опамятовался. Я понялъ, что на него произвело сильное впечатлѣніе высокомѣрное обращеніе Жыпина со мною и Алексѣевымъ.

— Вы обѣщали во всемъ безусловно меня слушаться! Не смѣйте платить Жыпину, потому что вы сами хорошо знаете, что ему ничего не слѣдуетъ съ васъ получать! настаивалъ я.

Жыпинъ, видя, что ему здѣсь дожидаться больше нечего, мелкими шажками, скоренько, на сколько это было возможно при его толщинѣ, направился вонъ. Передъ кассою онъ остановился и излилъ свое негодованіе сидѣвшимъ тамъ приходорасходчику и чиновникамъ, высказавшись тономъ глубоко оскорбленнаго самолюбія:

— Представьте себѣ мое положеніе! Человѣкъ привезъ деньги для добровольной уплаты моимъ довѣрителямъ, хотѣлъ даже ихъ въ кассу внести и вдругъ какой-то подпольный адвокатишка удерживаетъ… Теперь приходится предъявлять искъ! Члены жалуются, что у нихъ дѣлъ много! А отчего? Оттого, что подпольная адвокатура ихъ плодитъ! Дѣлу-то вотъ не быть бы, а оно будетъ! А отчего? Оттого, что господину подпольному адвокату не угодно, чтобы я окончилъ дѣло миромъ! Непремѣнно нужно эту подпольную, адвокатуру сократить и уничтожить! Сегодня же скажу объ этомъ предсѣдателю!.. Иду вотъ предъявить искъ!

И онъ скоренько выкатился изъ корридора.

Щукинъ плакалъ. Тяжелая, непріятная сцена и мнѣ чрезвычайно разстроила нервы. Алексѣевъ казался мнѣ крайне раздраженнымъ: его дискредитировали въ глазахъ его кліента.

— Не бойтесь ничего, Ѳедоръ Сергѣичъ! утѣшалъ я своего старика. — Ничего не будетъ. Если онъ и, предъявитъ сегодня къ вамъ искъ и добьется того, чтобы завтрашній день въ засѣданіи было заслушано его исковое прошеніе по вопросу объ обезпеченіи иска, то и тогда наше дѣло не плохо! Мы сегодня разузнаемъ все, и если, въ самомъ дѣлѣ, завтра будетъ слушаться наше дѣло, то сегодня же съѣздимъ къ Кутырину, условимся съ нимъ, и вы выдадите ему довѣренность на явку за васъ завтра въ засѣданіе для защиты вашихъ интересовъ!

— Какъ, развѣ завтра меня ужь и судить будутъ? вскричалъ въ отчаяніи смертельно блѣдный старикъ. — Правду онъ написалъ, что по военному положенію будетъ меня судить!..

— Да не судить и вовсе не по военному положенію, а на основаніи гражданскихъ законовъ судъ разсмотритъ завтра, можно ли будетъ дать Жыпину обезпеченіе предъявленнаго къ вамъ иска.

— Ну, пропалъ я теперь! Это ему дадутъ дозволеніе все мое имѣніе заарестовать! Всѣ деньги, что со мною, ему отдамъ, только чтобы этого сраму со мною не было! Э-эхъ, Павелъ Николаевичъ! А какъ я надѣялся-то на васъ!.. Съ трехъ словъ давеча кончить бы съ нимъ и дѣло бы къ сторонѣ…

По лицу старика ручьемъ текли слезы.

— Слушайте, Ѳедоръ Сергѣичъ! Деньги вѣдь съ вами! Если дадутъ ему завтра обезпеченіе, мы завтра же внесемъ въ кассу суда столько денегъ, на сколько дадутъ ему обезпеченіе. Тогда и никакого ареста вашего имущества не будетъ. Я ужь нѣсколько разъ разъяснялъ вамъ эту процедуру. Если Жыпинъ проиграетъ дѣло, что вѣрнѣе всего, то вы изъ суда опять назадъ получите ваши деньги всѣ до копеечки. Не трусьте же! Только бы Кутыринъ былъ дома! успокоивалъ я Щукина.

— Онъ дома. Я сегодня былъ у него! поспѣшилъ оповѣстить насъ Алексѣевъ. — Да скажите, пожалуйста, что это у васъ за дѣло съ Жыпинымъ?..

Я передалъ ему содержаніе дѣла Щукина.

— А-а! это отъ него станется! замѣтилъ, выслушавъ мой разсказъ, Алексѣевъ. — Въ нашемъ городѣ онъ двухъ почтенныхъ купцовъ на шесть тысченокъ обработалъ, такъ вотъ, ни за что ни про что содралъ съ нихъ! Своими руками отдали!

Я разсказалъ ему исторію Дермакова.

— Ему и не такія дѣла сходили съ рукъ! Другому давно бы быть въ мѣстахъ не столь отдаленныхъ, а онъ день ото-дня все бойчѣе! заспорилъ кто-то изъ слушавшихъ, въ числѣ которыхъ было нѣсколько евреевъ.

Корридоръ сталъ наполняться публикою. Было уже около трехъ часовъ, когда явился предсѣдательскій курьеръ въ формѣ, съ бляхой на груди. Онъ отперъ пріемную и вошелъ въ кабинетъ, вѣроятно, чтобы поприбрать его къ пріѣзду предсѣдателя.

Генералъ пожаловалъ ровно въ три и тотчасъ же сталъ принимать «съ явкой». Высокій, толстый, плотный мужчина. Большой круглый животъ нетолько не портилъ ему фигуры, не даже можно сказать служилъ ей украшеніемъ. Не успѣлъ онъ войти въ кабинетъ, какъ секретарь промчался туда съ дѣлами. Знаете ли вы, въ чемъ заключается обрядъ явки? Очень несложная судебная процедура. Съ повѣсткою въ рукѣ являетесь вы къ предсѣдателю, объявляете «кто вы» и «по какому дѣлу явились». Если вы отвѣтчикъ и желаете представить письменный отвѣтъ противъ искового прошенія, то можете тутъ же вручить его предсѣдателю. У васъ спросятъ, «явилась ли ваша противная сторона» и, въ случаѣ утвердительнаго отвѣта, объявятъ, что дѣло ваше будетъ слушаться завтра. Истецъ, не дожидаясь явки отвѣтчика, имѣетъ право просить о скорѣйшемъ назначеніи дѣла къ слушанію и получаетъ удовлетвореніе, если окажется, что повѣстка отвѣтчику вручена своевременно. Въ заключеніе, вы обязываетесь дать въ канцеляріи подписку съ обозначеніемъ вашего «мѣста жительства въ мѣстѣ нахожденія суда» на время производства дѣла. Вотъ и все.

Наконецъ-то появился и Жыпинъ. Съ пучкомъ бумагъ въ рукѣ онъ вскочилъ въ кассу, не долго тамъ побылъ и пробѣжалъ въ пріемную. Поровнявшись съ нами, онъ остановился и крикнулъ:

— Жалуйтесь на меня кому хотите! Жалуйтесь! Не боюсь! Вотъ она, исковая! Завтра заслушаемъ по вопросу объ обезпеченіи…

Щукинъ чуть не присѣлъ на корточки. У него подкосило ноги, онъ такъ и упалъ на подоконникъ, около котораго мы съ нимъ стояли.

— Не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ! няньчился я со своимъ старикомъ, стараясь опять его успокоить. — Сейчасъ узнаю въ кассѣ, въ какой суммѣ онъ предъявилъ искъ! Полноте ребячиться!

Приходорасходчикъ очень любезно сказалъ мнѣ, что Жыпинъ по иску со Щукина двухъ тысячъ рублей внесъ пошлинъ десять рублей.

— Въ чьемъ столѣ дѣло, не можете ли вы сказать?

— У де-Пижона! Всѣ его дѣла въ столѣ де-Пижона!

Я поздравилъ Щукина съ выигрышемъ доброй половины привезенныхъ имъ денегъ.

— Если завтра онъ добьется обезпеченія иска, то вы только двѣ тысячи внесете въ кассу, а три домой назадъ повезете!

— Да примутъ ли отъ меня деньги-то? сомнѣвался старикъ.

— Не имѣютъ права отказаться. Законъ такой есть.

— Ну, слава Богу… А все-таки боязно!..

Жыпинъ опять выскочилъ въ корридоръ. Веселый.

— Завтра-съ слушается наше дѣло по вопросу объ обезпеченіи иска! съ выразительнымъ жестомъ правой руки громогласно объявилъ онъ намъ.

Щукинъ чуть было опять не ринулся къ нему съ мировою, да я удержалъ его силою.

— Дать бы ему сколько-нибудь, чтобы дѣло это изъ головы вылѣзло, а то все будешь считать себя подсудимымъ человѣкомъ! твердилъ онъ.

Пришли домой. Семья, разумѣется, тотчасъ въ разспросы, «что и какъ». Я объяснилъ, что Жыпинъ предъявилъ къ Ѳедору Сергѣевичу искъ всего только въ двѣ тысячи и что завтра будетъ слушаться дѣло по вопросу объ обезпеченіи иска. Щукина такъ и взвыла.

— Ну, вотъ и дождались! накинулась она на меня. — Мы надѣялись на хорошаго человѣка, что онъ насъ изъ бѣды вытащитъ, а онъ насъ въ суды затянулъ! Кончите вы сегодня это проклятое дѣло! умоляла она мужа. — Наше ли дѣло судиться!..

Дѣти вторили матери.

Насилу я урезонилъ «дождаться до завтра».

Вечеромъ я отправился къ Кутырину.

Квартира, обстановка — прелесть. Видно было, что человѣкъ зашибалъ толстую копейку. Онъ работалъ надъ «расширеніемъ свеклосахарнаго производства» въ «южномъ» имѣніи главнаго своего довѣрителя, дѣлами и имѣніями котораго онъ управлялъ и въ тоже время не брезговалъ при случаѣ «адвокатничать», благо имѣлъ отъ суда и палаты свидѣтельства на веденіе чужихъ дѣлъ. Три хорошенькихъ имѣньица своихъ собственныхъ въ разныхъ мѣстностяхъ Россіи уже имѣлъ.

Встрѣтилъ онъ меня, какъ стараго знакомаго. — «Ба-а! Какими судьбами въ наши Палестины!.. Сколько лѣтъ, сколько зимъ! — Усадилъ. Я разсказалъ ему въ чемъ дѣло.

— Гм! Противъ Жыпина? проговорилъ онъ и поморщился. — Не особенно большое удовольствіе вы мнѣ предлагаете: подавать объясненія по дѣлу, не имѣя ни копіи исковой, ни документовъ, на которыхъ основанъ искъ. Согласитесь, что вѣдь это нѣсколько рискованно! Единственный документъ, на которомъ мы можемъ строить свои предположенія о томъ, въ чемъ могутъ состоять исковыя требованія Жыпина, это его, какъ вы говорите, сердитая бумага. Маловато, чтобы оцѣнить искъ по достоинству!.. Впрочемъ, я пожалуй, возьмусь. Что бы вамъ вчера-то телеграфировать мнѣ на счетъ этого дѣла, я-бы его сегодня въ судѣ прочелъ, познакомился бы!

Я сказалъ, что Жыпинъ предъявилъ искъ только сегодня въ три часа.

— Ну, это другое дѣло!.. А что, трусъ вашъ Щукинъ?

— Большой, говорю.

— Ну, такъ скажите ему, что я меньше ста рублей за выходъ не возьму!

Смѣется.

— Вы, я слышалъ, всегда четвертную берете!..

— Это я съ Алексѣева по особому у насъ съ нимъ соглашенію беру! Да и вообще съ „поставщиковъ“ больше у насъ не берутъ. Ну, а съ довѣрителей такса совсѣмъ другая! Съ труса — сотенка, а съ сомнѣвающихся довольствуемся и половинкой!..

— Возьмите и со Щукина четвертную! Дѣло вѣдь очень ужь пустое!

— Н-ну! Не скажите такого дурного слова! Жыпинъ вѣдь сила, съ которой нужно посчитаться! Я васъ, во всякомъ случаѣ, не обнадеживаю… Жалко вамъ чужихъ денегъ, что ли! А сами-то вы сколько взяли?

— Сунулъ онъ мнѣ въ карманъ, я и не взглянулъ сколько! Въ этой передрягѣ и позабылъ совсѣмъ про деньги.

— Ну, это напрасно! Въ нашемъ дѣлѣ прежде всего деньги и предварительное исполненьице по части гонорара — распрелюбезнѣйшая вещь!

Я пересчиталъ: сто рублей.

— Ну-у! Если Щукинъ вамъ столько заплатилъ! съ удивленіемъ высказалъ Кутыринъ, особенно ударяя на „вамъ“: — то я, меньше ста рублей за выходъ съ него и не возьму!.. Деньги разумѣется, впередъ.

— Я не уполномоченъ Щукинымъ условливаться съ вами насчетъ гонорара, но думаю, что онъ не постоитъ за вознагражденіемъ, лишь бы вы обѣщали ваше содѣйствіе! отвѣчалъ я.

— Передайте ему, что я вамъ сказалъ. Совершить довѣренность сегодня вы уже никоимъ образомъ не успѣете. Наши нотаріусы рано закрываютъ свои конторы. Пріѣзжайте ко мнѣ завтра утромъ со Щукинымъ, съ его довѣренностью и непремѣнно съ сотняжечкой!.. Что вы такъ на меня посмотрѣли! Чужихъ денегъ, что ли, стало жалко. Дерите вы съ этихъ Щукиныхъ, Карасевыхъ, Окуневыхъ, дерите, пока они еще тепленькіе, пока дѣло не рѣшено въ ихъ пользу! Упустите этотъ моментъ, рѣшится дѣло въ ихъ пользу — они сейчасъ же остынутъ, закалятся. Повѣрьте моей опытности, я вѣдь давно уже практикую!.. Куйте желѣзо, пока горячо! урезонивалъ. меня Кутыринъ.

— Я такъ не могу…

— Это и видно! По вашему убогому костюму видно, что вы не можете! А между тѣмъ, вамъ, какъ я вижу, иногда представляются прекрасные случаи „заполучить“ въ карманъ не сотняжечку какую-нибудь, а прямо тысячи! Д-да-съ! Тысячи! Ну, вотъ хотя бы эта ваша вчерашняя исторія со Щукинымъ… Да понимаете ли вы, что вамъ прямо въ руки кладъ давался, а вы не съумѣли его взять! Такъ вотъ и лѣзъ въ руки, Щукинъ-то вѣдь самъ набивался вамъ со своими деньгами, лишь бы только вы помогли избѣгнуть отъ грозящей ему мнимой опасности. Вамъ надо было не увѣрять его въ томъ, что дѣло его плевое, а напротивъ того, убѣдить, что только вы, именно вы, и можете его изъ этой страшной бѣды, въ которую онъ попалъ, выручить. Тогда онъ весь вашъ! Сказали бы ему, напримѣръ, такъ: „если вы не желаете, чтобы ваше дѣло дошло до суда, то, разумѣется, самое лучше затушить его! только ѣхать-то вамъ, господинъ Щукинъ, или какъ тамъ его по имени и отчеству зовутъ, ни въ какомъ случаѣ въ Губернскъ не слѣдуетъ! Это вамъ ловушку разставляютъ: если вы не сойдетесь въ условіяхъ мировой, противъ васъ тотчасъ же могутъ возбудить преслѣдованіе и заарестовать. А пошлите-ка кого-нибудь переговорить съ Жыпинымъ и кончить дѣло! хотите, я съѣзжу?“ Повѣрьте мнѣ, что ни за какія блага въ мірѣ вы бы его сюда не заманили! А сами-то, заполучивши пятерочку тысченокъ, любезнымъ манеромъ подѣлили бы „оныя“ съ Жыпинымъ! И ужь какъ былъ бы вамъ этотъ старикъ вашъ благодаренъ! Вѣкъ бы васъ не забылъ!

— Вѣдь въ сущности, вы учите, какъ воспользоваться неопытностью человѣка и обобрать его!..

— Какія у васъ все страшныя слова! Развѣ это называется „обобрать“, когда какой-нибудь несчастный мужчина приходитъ къ вамъ, кланяется въ ноги и своими руками отдаетъ деньги съ тѣмъ, чтобы вы спасли его!.. Мы не обираемъ-съ, а ходатайствуемъ по чужимъ дѣламъ, на что и имѣемъ установленное въ законахъ свидѣтельство! За свидѣтельство-то мы платимъ, такъ вѣдь на патентъ, „на право торговли“ тоже выручить нужно! Вамъ, не легальнымъ адвокатамъ, юристамъ-контрабандистамъ, какъ мы „вашего брата“ зовемъ, можно быть и подешевле.

— А вашему брату можно обирать почтеннѣйшую публику, разсылая такія шантажныя письма, какъ, напримѣръ, эта сердитая бумага Жыпина, которую вы только-что прочли?

— Чѣмъ же она шантажная? Жыпинъ извѣщаетъ Щукина о порученномъ ему дѣлѣ и предлагаетъ мировую. Я увѣренъ, что Жыпинъ возбудитъ уголовное преслѣдованіе, которое можетъ окончиться ничѣмъ, но все-таки возбудитъ, и ничего вы съ нимъ не подѣлаете! Вѣдь онъ, въ сущности, извѣщаетъ Щукина, что въ случаѣ, если тотъ не сойдется съ нимъ на мировую, то онъ обратится къ покровительству закона и суда, а по сенатскимъ рѣшеніямъ такого рода фраза никакой угрозы не составляетъ, потому что никому не возбраняется обращаться подъ покровительство закона и суда.

— Позвольте-съ, господинъ софистъ! возражаю я. — Вы забываете, что Щукинъ вовсе не совершалъ того преступленія, которое приписываетъ ему Жыпинъ и за которое грозятъ ему уголовною отвѣтственностью „по военному положенію“!

Я разсказалъ Кутырину исторію Дермакова.

— Знаете ли что! сказалъ мнѣ Кутыринъ, внимательно меня выслушавъ. — Поищите-ка вы на завтрашній день кого-нибудь другого, а я отказываюсь отъ вашего дѣла и прошу васъ забыть, что вы у меня съ этимъ дѣломъ были!

— Это что значитъ?

— То, что я не желаю нажить себѣ въ Жыпинѣ лишняго врага! Вотъ что это значитъ! сухо отвѣтилъ онъ. — И вамъ не совѣтую! Онъ — сила, которую намъ съ вами не сломить! Любимчикъ вѣдь онъ, то-есть, собственно говоря, и не онъ! Жена у этого Жыпина, у шута гороховаго, красавица писанная — вотъ въ чемъ его силища! Я вамъ не шутя говорю, что отказываюсь отъ вашего дѣла. И что же изъ вашей жалобы выйдетъ? Пустякъ. Подать жалобу на частнаго повѣреннаго должны вы въ судъ, а отъ суда будетъ зависѣть предать этого милаго мужчину суду или ограничиться одною дисциплинаркой. И кончится все дѣло тѣмъ, что сдѣлаютъ ему легонькое замѣчаньице, предложатъ нѣсколько посократить свою рѣзвость и дѣлу конецъ. Да онъ меня съѣстъ потомъ, проходу не дастъ: вѣдь я — оффиціальный повѣренный Щукина, слѣдовательно, до извѣстной степени солидаренъ съ нимъ во всемъ, что касается порученнаго мнѣ дѣла. Вы-то въ сторонѣ, а мнѣ вѣдь ежедневно придется съ нимъ сталкиваться! Да мнѣ отъ него житья не будетъ! Нѣтъ ужь лучше и не браться за это дѣло! Богъ съ ней и съ сотенной!

И онъ довелъ меня до того, что я долженъ былъ дать ему слово „не трогать“ Жыпина, такъ какъ только подъ этимъ условіемъ онъ согласился завтра явиться въ судъ. Въ обезпеченіе моего обѣщанія онъ удержалъ у себя „сердитую бумагу“, безъ которой подача жалобы на Жыпина была бы немыслима.

IV.

Утромъ, въ день разбирательства, Щукинъ всталъ, чуть разсвѣтать стало.

Въ исходѣ девятаго пошли къ нотаріусу. Контора была тутъ же подъ гостинницей. Довѣренность на имя Кутырина была совершена не безъ затрудненій. Видя Щукина встревоженнымъ, ненормальнымъ, нотаріусъ отказался явить довѣренность безъ представленія удостовѣренія полиціи въ самоличности и правоспособности, однако, понизилъ свои требованія до трехъ свидѣтелей съ тѣмъ, чтобы въ числѣ ихъ былъ и я. Два печатныхъ бланка довѣренности Щукинъ испортилъ. Рука у него такъ и ходила ходенемъ и онъ даже самъ не могъ разобрать, что онъ написалъ. Нотаріусъ далъ старику время успокоиться и Щукинъ, хотя съ грѣхомъ пополамъ, а все-таки подписался подъ довѣренностью настолько „явственно“, что подпись его можно было разобрать. Я и два отставныхъ коллежскихъ ассесора, всегда присутствующіе въ конторѣ для подписи подъ актами въ качествѣ свидѣтелей, удостовѣряли „самоличность и законную правоспособность Щукина къ совершенію актовъ“.

Съѣздили къ Кутырину, вручили ему довѣренность и сотенную. Щукинъ обѣщалъ ему „еще столько же“, лишь бы только дѣло „по божьему кончилось“.

Ѣхать въ судъ со мною безъ Кутырина онъ не согласился. Я уже былъ теперь на второмъ планѣ. Пришлось обождать съ полчаса, пока Кутыринъ закончитъ чернякъ апелляціи, надъ которой онъ трудился все утро. Старикъ, боясь, чтобы судъ не разобралъ безъ насъ его дѣло, не давалъ Кутырину покою, такъ что тотъ, разсердившись, выгналъ его изъ кабинета и заперъ въ залѣ.

Въ началѣ двѣнадцатаго мы пріѣхали въ судъ. Семьѣ своей Щукинъ еще передъ уходомъ къ нотаріусу строго на строго приказалъ „не выползать изъ номера“.

Зала судебныхъ засѣданій состояла изъ двухъ комнатъ, соединенныхъ между собою двустворчатою дверью, раскрытою на сегодняшній день настежъ. Въ пріемной предсѣдателя помѣщались тяжущіеся и публика. Для послѣдней, по стѣнамъ пріемной, были разставлены дюжины двѣ вѣнскихъ стульевъ. Въ предсѣдательскомъ кабинетѣ засѣдали судья и рѣшались дѣла. Прямо противъ двери въ кабинетѣ стоялъ большой письменный столъ покрытый зеленымъ сукномъ съ золотою бахрамою. На немъ съ лѣвой стороны отъ публики — зерцало, съ правой — треугольный ковчегъ для креста и евангелія. За столомъ три кресла по числу присутствующихъ. Къ письменному столу, справа и слѣва, были приставлены небольшіе столики для прокурора и секретаря.

Въ первомъ часу стали показываться „патентованные“ адвокаты. Приличные, во фракахъ. Вошелъ Громмъ, владѣлецъ четырехъ домовъ и ста тысячъ капиталу, нажитыхъ за десять лѣтъ практики. Появился Твердоблоцкій, толстый плотный блондинъ съ рыжими баками, владѣлецъ большого имѣнія подъ самымъ Губернскомъ. За ними нѣсколько частныхъ повѣренныхъ „изъ мелкоты“, какъ выразился Кутыринъ. „Кромѣ вводовъ и дѣлъ-то у нихъ никакихъ нѣтъ, а тоже вѣдь напяливаютъ фракъ и не пропускаютъ ни одного засѣданія, хотя въ ихъ присутствіи и надобности не имѣется!“ — „Публики“ не было. Общественный интересъ къ публичному отправленію правосудія давнымъ давно охладѣлъ.

Жыпинъ вошелъ подъ ручку съ однимъ изъ товарищей прокурора, пропустивъ его въ кабинетъ и въ дверяхъ сдѣлалъ на разставаньи книксенъ, манерно приподнявши пальцами широчайшіе шаровары, съ которыми онъ не разставался даже и „при фракѣ.“

Всѣ такъ и прыснули, а онъ какъ ни въ чемъ не бывало усѣлся на первый попавшійся стулъ. Судебный приставъ вздумалъ было сдѣлать ему замѣчаніе, сказавши: „Захарка, полно паясничать!“ но тотъ тоже безъ церемоніи отвѣтилъ:

— Убирайся!.. ты знаешь куда?

Приставъ смолкъ, а Жыпинъ запаясничалъ опять. Увидавши Громма, онъ подошелъ къ нему поздороваться и когда тотъ протянулъ ему руку онъ „дата ему въ бокъ“, такъ что тотъ вскрикнулъ. Но Жыпинъ какъ будто не замѣчалъ. Съ Кутыринымъ онъ тоже поздоровался на свой манеръ. Когда тотъ протянулъ ему руку, онъ быстро подставилъ ему подъ руки свою колѣнку и ударилъ по его рукѣ кулакомъ. Кутыринъ выругался.

— Это, братъ, я любя! въ видѣ извиненія, сказалъ ему Жыпинъ. — Ты по какому дѣло сюда приперъ?

Кутыринъ назвалъ какое-то „маленькое“ дѣло, въ которомъ долженъ былъ выступить въ качествѣ истца. Судебныя издержки съ кого-то взыскивалъ. Про наше ни слова. Онъ и сѣлъ-то поодаль отъ насъ, чтобы не показать Жыпину „раньше времени“, что онъ будетъ подавать за Щукина объясненія на судѣ. — „Во избѣжаніе какого-нибудь скандальчика въ залѣ засѣданія, устраивать которые всегда такъ мастерски умѣетъ Жыпинъ, я всегда съ нимъ остороженъ!“ шепнулъ мнѣ Кутыринъ, входя въ пріемную.

Въ предсѣдательскій кабинетъ прошли члены и секретари, а за ними вскорѣ и предсѣдатель. Курьеръ тотчасъ же притворилъ за нимъ двери присутствія. Другой курьеръ сталъ у закрытыхъ дверей въ пріемную.

Наше дѣло стояло осьмымъ по очередному списку, вывѣшенному при входѣ въ судъ.

Сейчасъ должно будетъ начаться судьбище. Кто-то запоздалъ и ломился въ дверь, прося сторожа пустить. Слышно было нѣсколько умоляющихъ голосовъ. Приставъ подошелъ къ дверямъ на шумъ и распорядился впустить.

Вся семья Щукиныхъ высыпала въ пріемную и прямо къ намъ. Приставъ удивился, видя растерянныя фигуры этой семьи.

— Вы — публика? спросилъ онъ у старухи: — или по дѣлу пришли?

Разваливающіяся стѣны полуразрушеннаго судебнаго зданія давно уже не видали „публики“.

— Съ ними вотъ по одному дѣлу! отвѣтилъ за мать старшій изъ сыновей.

Приставъ приказалъ сторожу принести „парочку стульевъ“.

— „Гдѣ я ихъ возьму?“ громкимъ шопотомъ спросилъ тотъ. — Щукинъ забранился. — „Ну что васъ принесло! Видите и безъ васъ тѣсно!“ выговаривалъ онъ женѣ.

— Моченьки не было! вчера цѣлый почти день въ неизвѣстности сидѣли, а сегодня ужь вопреки вашего приказа пришли! извинялась старуха.

Щукинъ сейчасъ-же смягчился. — Пришли, такъ сидите смирно! — Старуха, однако, не унялась.

— Гдѣ-жъ судить-то будутъ? спрашивала она у мужа.

Щукинъ молча показалъ ей на притворенныя двери въ кабинетъ.

— Судятъ ужъ?

— Молчи! Не начинали еще!

Изъ кабинета раздался звонокъ.

— Занавѣсъ подымается! почти въ слухъ сказалъ Жыпинъ. — Савкинъ, ори: прошу встать, судъ сидитъ! крикнулъ онъ судебному приставу.

Курьеръ раскрылъ двери. Судьи уже сидѣли на своихъ мѣстахъ.

— Открываю засѣданіе! рѣзкимъ басомъ провозгласилъ предсѣдатель, такъ что Щукинъ даже вздрогнулъ. — „Предсѣдатель-то мущина какой рѣзкій!“ шепнулъ онъ мнѣ.

Два первыхъ дѣла были доложены и разрѣшены быстро. Предсѣдатель, перешептавшись съ судьями, писалъ резолюціи, подписывалъ, передавалъ для подписи судьямъ, звонилъ въ колокольчикъ, по которому приставъ приглашалъ насъ встать, и объявлялъ резолюцію: жалобу „такого-то“ оставить безъ послѣдствій». Два дѣла «по искамъ съ малолѣтнихъ наслѣдниковъ» прошли тоже безъ задержекъ и преній. По первому повѣренный истца былъ Громмъ, а повѣреннымъ опекуна малолѣтнихъ — Твердоблоцкій, но второму, наоборотъ: Твердоблоцкій выступилъ со стороны истцовъ, а въ качествѣ повѣреннаго опекуна малолѣтнихъ вышелъ Громмъ. Пренія не продолжались болѣе двухъ минутъ. Представители истцовъ заявляли, что они поддерживаютъ свои исковыя требованія во всемъ ихъ объемѣ, и просили о предварительномъ исполненіи, исчисляя при этомъ и количество судебныхъ издержекъ, причитающихся ко взысканію съ малолѣтнихъ отвѣтчиковъ по предъявленному иску. Повѣренные опекуновъ малолѣтнихъ отвѣтчиковъ въ возраженіе на исковыя требованія истцовъ, «признавали искъ правильнымъ». Такое сердечное согласіе между Громмомъ и Твердоблоцкимъ не укрылось отъ проницательныхъ взоровъ дававшаго заключеніе «по опекунскимъ дѣламъ» товарища прокурора.

— Хотя искъ, по мнѣнію моему, и не представляется доказаннымъ, но въ виду признанія его со стороны повѣреннаго опекуна малолѣтнихъ, я полагалъ бы удовлетворить исковыя требованія истца! высказалъ онъ суду въ заключеніи своемъ какъ по первому, такъ и но второму дѣлу.

И, не дожидаясь резолюціи, онъ забралъ свои законы и вышелъ изъ залы засѣданія.

Въ слѣдующемъ дѣлѣ Жыпинъ выступилъ въ качествѣ повѣреннаго отвѣтчика по дѣлу, въ которомъ Громмъ былъ повѣреннымъ истца. Громмъ — перекрестъ изъ евреевъ, говорилъ съ очень замѣтнымъ гортаннымъ еврейскимъ акцентомъ. Жыпинъ въ отвѣтѣ своемъ превзошелъ «самого себя». Онъ неподражаемо копировалъ Громма. И интонація голоса, и произношеніе, и самая постройка фразы, все было громмовское.

Мы едва удерживались отъ хохота. Громмъ злился. Хорошій знатокъ гражданскаго кодекса, онъ всегда терялся, путался въ объясненіяхъ, когда злился. Жыпыпъ зналъ это и игралъ на слабой стрункѣ своего противника.

— Да говорите яснѣе, г. Жыпинъ! голосомъ, въ которомъ такъ и слышался смѣхъ, предложилъ «баловнику» предсѣдатель.

— Ишто мнѣ идѣлать, ешли я нэ могу лютше гаваритшъ! отвѣчалъ ему преспокойно Жыпинъ и продолжалъ свои объясненія жаргономъ Громма.

Стороны по два раза обмѣнялись объясненіями. То, что высказалъ Громмъ въ подкрѣпленіе поддерживаемаго имъ иска, нельзя было, впрочемъ, назвать и объясненіемъ. Онъ пробормоталъ нѣсколько несвязныхъ фразъ, постоянно пересыпая ихъ словомъ «эт-того», которое не сходило у него съ языка, когда онъ бывалъ раздраженъ. Жыпинъ воспользовался ненормальнымъ состояніемъ своего противника и, не мѣняя жаргона, въ заключеніе объясненій, высказалъ суду, что «повѣренный противной шторона пилохо ушвоилъ тебѣ ошнованія ишка, взявшишь поддерживать такія бездоказательныя требованія иштца!»

И выигралъ дѣло.

Наконецъ-то, началось и наше дѣло. Въ пріемной суда, кромѣ судебнаго пристава и курьера, остались только: семейство Щукиныхъ, Жыпинъ, Кутыринъ и я.

Щукинъ чуть не свалился со стула, когда предсѣдатель провозгласилъ его имя. Онъ уже и такъ сильно струсилъ: «сейчасъ должно начаться его дѣло, а Кутырина нѣтъ».

Кутыринъ предъявилъ суду свою довѣренность и просилъ судъ дозволить ему дать объясненія по вопросу объ обезпеченіи иска. Предсѣдатель, въ знакъ согласія, кивнулъ головой. Жыпинъ, получая отъ Кутырина копію довѣренности, показалъ ему кулакъ.

Членъ суда, де-Пижонъ, чрезвычайно кратко доложилъ суду обстоятельства дѣла. «Въ доказательство иска, сказалъ онъ: — приложена при исковомъ прошеніи справка мѣстнаго сиротскаго суда, изъ которой видно, что Щукинъ, дѣйствительно, не внесъ въ судъ двухъ тысячъ рублей и что дѣло о семъ до сего времени находится въ производствѣ сиротскаго суда и не закончено».

— Что имѣете сказать? пробасилъ предсѣдатель, обращаясь къ Жыпину.

— Поддерживаю свое требованіе объ обезпеченіи иска наложеніемъ ареста на указанное въ исковомъ прошеніи движимое имущество отвѣтчика. Затѣмъ, если судъ изъ обстоятельствъ дѣла усмотритъ уголовное дѣяніе со стороны Щукина, я ходатайствую предъ судомъ о передачѣ этого дѣла прокурору и прошу заявленіе это занести въ протоколъ.

Предсѣдатель повернулъ голову къ Кутырину и вскинулъ на него своимъ пэнснэ. — «Ваша, дескать, очередь говорить!»

— Прежде всего прошу судъ вручить мнѣ копію исковой если судъ не сдѣлалъ распоряженія о высылкѣ ея по мѣсту жительства моего довѣрителя.

Предсѣдатель порылся въ дѣлѣ и выдалъ ему копію.

— Читать здѣсь нѣкогда! Судъ разсматриваетъ лишь частный вопросъ объ обезпеченіи иска! пояснилъ онъ Кутырину и добавилъ. — Въ канцеляріи вы дадите росписку въ полученіи копіи съ исковой! Г. секретарь занесите это въ протоколъ!.. Ну-съ! дальше что!

Кутыринъ разсказалъ обстоятельства дѣла, высказался по поводу давности и наперъ на то обстоятельство, что самъ Щукинъ не получалъ съ арендатора Бѣлкина взыскиваемой съ него Зензивѣевыми суммы. Для доказательства этого обстоятельства онъ просилъ судъ выдать ему свидѣтельство на полученіе изъ мѣстнаго сиротскаго суда копій съ нѣсколькихъ рапортовъ Щукина, какъ опекуна, въ которыхъ онъ доноситъ, что арендаторъ имѣнія Зензивѣевыхъ сбѣжалъ, не заплативши денегъ за аренду и что объ этомъ производилось въ полиціи дѣло. Въ сиротскомъ судѣ при дѣлѣ объ опекѣ имѣнія Зензивѣевыхъ должна находиться копія съ акта, составленнаго по заявленію Щукина становымъ приставомъ о побѣгѣ арендатора Бѣлкина изъ имѣнія Зензивѣевыхъ, а потому Кутыринъ просилъ о выдачѣ свидѣтельства на полученіе и этой копіи.

— Представленная при исковомъ прошеніи справка составлена очень ловко: она умалчиваетъ о самомъ главномъ, о томъ «получилъ ли самъ Щукинъ двѣ тысячи рублей съ Бѣлкина» и удостовѣряетъ только, что онъ не сдалъ ихъ въ кассу сиротскаго суда. Да, онъ не сдалъ ихъ, потому что самъ ихъ не получилъ! На основаніи такихъ данныхъ, искъ Зензивѣевыхъ представляется бездоказательнымъ и я прошу судъ просьбу повѣреннаго истцовъ объ обезпеченіи иска оставить безъ удовлетворенія.

Ужь какъ озлился Жыпинъ! Такъ и зашипѣлъ.

— Прошу слова! вскричалъ онъ и, когда предсѣдатель кивкомъ головы далъ ему позволеніе, онъ загремѣлъ. — Всѣ эти объясненія господина Кутырина по меньшей мѣрѣ голословны и цѣль ихъ слишкомъ прозрачна: затянуть дѣло. Если судъ уважитъ просьбу повѣреннаго отвѣтчика, и обезпеченія иска мнѣ не дастъ, то мои довѣрители будутъ лишены возможности получить какое либо удовлетвореніе, потому что, въ теченіи того времени, пока повѣренный Щукина будетъ хлопотать о полученіи требуемыхъ имъ копій, Щукинъ можетъ перевести все свое имущество въ постороннія руки, и тогда Зензивѣевы не получатъ ни гроша! Такія продѣлки отвѣтчиковъ практикуются зачастую, и я увѣренъ, что судъ не станетъ потакать имъ и дастъ мнѣ обезпеченіе. Я пригласилъ г. Щукина письмомъ пожаловать сюда въ Губернскъ для окончанія дѣла полюбовно, но г. Щукинъ, отказавшись отъ мировой, прибѣгъ къ помощи разныхъ подпольныхъ и частныхъ повѣренныхъ… При такой обстановкѣ дѣла всѣ намѣренія г. Щукина выясняются съ чрезвычайною рельефностью: ему нужно время, чтобы затянуть дѣло и, пользуясь этою проволочкою, переукрѣпить имѣніе свое въ другія руки. За то возьмемъ другую сторону медали: если Щукинъ получитъ такіе документы, на которые ссылается его повѣренный и которые могутъ оправдать его въ искѣ — въ чемъ я сомнѣваюсь — то арестъ его имущества въ теченіи какихъ-нибудь двухъ недѣль не можетъ причинить ему никакого особеннаго ущерба, а моимъ довѣрителямъ дастъ возможность получить удовлетвореніе.

Кутыринъ хотѣлъ было возражать, но предсѣдатель крикнулъ: «Судъ разсудитъ!» и позвонилъ.

Двери въ кабинетъ затворились.

— Дадутъ мнѣ обезпеченіе! Вотъ посмотришь, что дадутъ! громко, несмотря на уговариванія пристава «быть потише», выражалъ свои надежды Жыпинъ. — Тебя-то не захотѣли и слушать! обратился онъ къ усѣвшемуся около насъ Кутырину. — Ты какъ смѣлъ противъ меня идти, а? Ну, братъ, смотри! Напакощу и я тебѣ, дай срокъ!

И погрозилъ ему кулакомъ.

— Очень ужь ты въ этомъ дѣлѣ зарвался, отвѣтилъ ему преспокойно Кутыринъ. — Не большая будетъ бѣда, если и дадутъ тебѣ обезпеченіе: мы завтра же внесемъ въ кассу суда наличными и тогда что твое обезпеченіе будетъ значить… А ужь по существу, братъ, ты у насъ не выиграешь! Отложи попеченіе!..

— Только бы дали мнѣ обезпеченіе, а тогда ужь я зналъ бы что дѣлать! Сейчасъ же исполнительный листикъ-съ, да съ курьерскимъ поѣздомъ къ нему въ гости! указалъ онъ на Щукина. — Сегодня вносить деньги въ кассу уже поздно, а пока вы завтра здѣсь съ вашими деньгами валандаться будете, я у него весь его домъ, всѣ его амбары запечатаю! Да въ свидѣтели-то нарочно приглашу самыхъ именитыхъ въ городѣ купцовъ: «глядите, дескать, какъ я Щукина обработываю!..» Если по существу и не выиграю дѣла, за то уже душеньку свою потѣшу: сраму на весь городъ надѣлаю.

Въ этой угрозѣ не было ничего несбыточнаго.

Старикъ Щукинъ и вся его семья бросились къ Жыпину.

— Если можно, возьмите съ насъ деньгами, что вамъ слѣдуетъ! заныла вся въ слезахъ старуха!

— Конечно, можно!.. Ну, милый человѣкъ! значительно смягчая свой заносчивый тонъ, обратился Жыпинъ къ Щукину: — давай кончимъ по любезному!.. Ты ихняго брата-то вонъ! указалъ онъ на меня и на Кутырина: — не слушай, а меня слушай! Я тебѣ добра желаю! Ну, говори, сколько даешь? Дашь двѣ тысячи и ладно! Судебныя издержки я ужь тебѣ дарю.

Щукинъ полѣзъ въ карманъ за деньгами.

— Дождитесь вы резолюціи-то! Судъ сейчасъ объявитъ, какъ рѣшенъ имъ вопросъ объ обезпеченіи! уговаривалъ его Кутыринъ.

— Если дадутъ обезпеченіе, мы сегодня уѣдемъ домой и внесемъ нашему судебному приставу сколько надо деньгами, когда онъ явится къ вамъ съ исполнительнымъ листомъ, или, еще лучше, сами къ нему свеземъ деньги! говорилъ я старику.

Уломать его было уже трудно. Двѣ пачки сторублевыхъ по тысячѣ рублей въ каждой были у него въ рукахъ. — "Не желаю такого сраму принимать, чтобъ сосѣди потомъ урекали, что ко мнѣ судебный приставъ съ исполнительнымъ листомъ домъ пріѣзжалъ описывать, или что я сталъ по приставамъ шляться! Вотъ тѣ, баринъ, двѣ тысячи!.. Росписку, чай, надо! Оставьте вы меня! грубо отталкивая насъ съ Кутыринымъ отъ себя, сказалъ намъ старикъ. — Деньги мои и я имъ хозяинъ!

Жыпинъ уже протянулъ руку къ деньгамъ, какъ изъ кабинета раздался звонокъ. Мы его, впрочемъ, плохо и слышали. Такъ какъ всѣ мы стояли, то судебный приставъ не счелъ нужнымъ пригласить насъ встать. Мы такъ были заняты совершавшейся на нашихъ глазахъ мировой, что «опамятовались» только когда предсѣдатель пробасилъ:

— Резолюція суда: «въ просьбѣ объ обезпеченія иска повѣренному Зензивѣевыхъ отказать, повѣренному Щукина выдать просимое свидѣтельство, назначивъ ему двухнедѣльный срокъ на представленіе документовъ».

Кутыринъ подхватилъ Щукина подъ руки и потащилъ вонъ изъ пріемной. Бѣдняга, кажется, плохо еще понималъ, въ чемъ дѣло. Онъ такъ и вылѣзъ въ корридоръ съ двумя пачками сотенныхъ въ рукѣ.

— Ну, вотъ! Чего вы съ деньгами-то набивались! радостно воскликнулъ Кутыринъ, когда всѣ мы вышли въ корридоръ, оставивши Жыпина съ приставомъ въ пріемной. — Поздравляю васъ, господа, съ благополучнымъ окончаніемъ дѣла! Видите: наша взяла! обратился онъ къ Щукину и его семьѣ. — Теперь-то мы съ Жыпинымъ справимся! Да еще какъ справимся-то!.. А, знаете, я съ васъ мало взялъ! За такой успѣхъ слѣдовало бы съ васъ еще! Къ тому же и сами обѣщали.

Щукинъ теперь только понялъ, что «наша взяла». Онъ обнялъ и поцѣловалъ Кутырина, а потомъ и меня. Семья его крестилась и плакала отъ радости.

— Вотъ тебѣ, батюшка, на прибавокъ! Вотъ тебѣ, благодѣтель мой!

И онъ подалъ ему сотенную.

— А это вотъ и тебѣ, батюшка! На-ко вотъ! говорилъ онъ мнѣ, подавая и мнѣ сотенную.

— Берите! Чего-жь вы! крикнулъ мнѣ Кутыринъ, видя, что я не рѣшаюсь взять.

— Вотъ вамъ, голубчики мои, еще по сотенной! И не жаль дать! Ужь если двѣ тысячи рѣшался сію минуту отдать, то сотенъ мнѣ не жалко!

И расчувствовавшійся старикъ одѣлилъ насъ еще по сотенной. Благодарностямъ старухи и дѣтей, казалось, не будетъ конца.

Веселой гурьбой скатились мы съ лѣстницы въ швейцарскую. На поворотѣ намъ встрѣтился предсѣдательскій курьеръ съ шубой и калошами въ рукахъ.

— Сейчасъ и судьи выйдутъ изъ суда! Потише, господа! сказалъ намъ Кутыринъ.

И дѣйствительно, не успѣли мы одѣться, какъ предсѣдатель въ шубѣ, шапкѣ и калошахъ сошелъ съ верху и вышелъ изъ суда. Сейчасъ же за нимъ пришелъ въ швейцарскую членъ суда фон-дер-Пробстеръ, маленькій, худенькій, верткій. Онъ живо одѣлся и выскочилъ на улицу. Судебный приставъ ушелъ въ регистратуру.

Что такое? Шумъ и крикъ тамъ наверху, въ корридорѣ. Голосъ Жыпина. Кто это такъ мастерски «обкладываетъ», упрекая въ неисполненіи обѣщанія?

— Зачѣмъ вы дали слово? Вы слово дали и обманули меня. Не нужно было обѣщать! Тогда бы я иначе распорядился! Да знаете ли вы, что я съ вами послѣ этого сдѣлаю? Да я изъ васъ стану масло жать! И выжму! Все до капельки выжму!.. Понимаешь ли ты, или нѣтъ?

— Да вы-то поймите, что не всегда же можно настаивать! Вольно же вамъ брать такія дѣла! Ну, что я одинъ могу сдѣлать, если двое были противъ? оправдывался кто-то передъ Жыпинымъ взволнованнымъ голосомъ.

— Да что вы мнѣ говорите! Мигнули бы Пробстеру. Я вамъ этого никогда не прощу!.. Кха!.. Раньше бывало «можно», а теперь стало «нельзя»!..

— Да поймите же вы, что дѣло ваше было очень ужь плохо обставлено! Справка какая-то глупѣйшая была къ прошенію приложена!..

— Понимаю я только, что вы сами…

— Уйдемте, господа, поскорѣй изъ суда!… Какъ бы въ свидѣтели не попасть.

Мы вышли изъ суда. Я остановился неподалеку отъ входныхъ дверей, чтобы посмотрѣть «что будетъ дальше».

Изъ суда вышелъ де-Пижонъ и кликнулъ извощика. За нимъ тотчасъ же показался и Жыпинъ.

— Оставьте вы меня, наконецъ! кричалъ на него де-Пижонъ. — Вы забываете, что можете за оскорбленіе серьёзно отвѣтить?

Де-Пижонъ приказалъ извощику «гнать лошадь»…

Щукинъ затащилъ Кутырина отобѣдать съ нами въ гостинницѣ. Веселье у насъ было большое. Кутыринъ обѣщалъ мнѣ написать, чѣмъ кончится для Жыпина исторія съ де-Пижономъ «По всему вѣроятію, ничѣмъ!» — «Такъ пройдетъ!» — «Это вѣдь у нихъ не въ первый разъ!» — «Мы уже привыкли!»

И онъ разсказалъ намъ цѣлый рядъ продѣлокъ Жыпина, сходившихъ ему съ рукъ или оканчивавшихся «сущими пустяками».

— А вы, кажется, побаиваетесь Жыпина? замѣтилъ я.

— Побаиваться не побаиваюсь, а держу себя на сторожѣ. Жыпинъ подчасъ бываетъ нуженъ и я поберегаю его! Не плюю въ колодезь! Къ тому же, онъ очень ужь нахаленъ, всегда готовь на скандалъ, а я не могу дать ему отпора. Иной разъ черезъ него и дѣлишко обстряпаешь. Онъ вѣдь въ большой силѣ! Я вамъ вчера разсказывалъ, въ чемъ его сила-то заключается. Къ тому же, онъ не нашъ братъ простой смертный, онъ вѣдь — «любимчикъ».

— И это приноситъ большія выгоды?

— Хо-хо!.. Да сколько захочешь принесетъ, а не то что тамъ «выгоды»! Только ахнешь, какъ узнаешь!

— Ну-у!

— А вотъ недалеко взять въ прошломъ мѣсяцѣ Жыпинъ обстряпалъ одно дѣльцо и заполучилъ десять тысячъ рублей. И шутя вѣдь заполучилъ. Вы послушайте въ чемъ дѣло. Умеръ одинъ помѣщикъ нашей губерній N--скаго уѣзда и оставилъ послѣ себя имущества и долговъ на столько, что еслибы наслѣдникамъ ликвидировать, то пришлось бы изъ своего кармана доплачивать. Мировой судья принялъ по отношенію къ оставшемуся наслѣдству охранительныя мѣры, сдѣлалъ вызовъ наслѣдниковъ черезъ публикаціи и кажется этой публикаціи уже вышелъ срокъ, когда повѣренный кредитора покойнаго предъявилъ искъ къ лицу умершаго собственника и просилъ обезпеченія. На имѣніе отвѣтчика судъ наложилъ повсемѣстное запрещеніе. Это-то запрещеніе и было камнемъ преткновенія въ дѣлѣ. Ну, какъ его снять? Никакихъ средствъ нѣтъ. Родной братъ покойнаго опасался утвердиться въ правахъ наслѣдства именно въ виду того, что ему угрожала необходимость доплачивать изъ своихъ средствъ, еслибы наслѣдственнаго имѣнія на удовлетвореніе долговъ покойнаго не хватило. Дѣло о взысканіи шестидесяти или семидесяти, хорошенько не помню, тысячъ рублей съ «лица умершаго собственника» поступило въ столъ де-Пижона и попало въ руки Жыпина. Жыпинъ взялъ дѣло не сразу. Онъ потребовалъ сутки на размышленіе. Посовѣтовался съ де-Пижономъ и взялся. И кажется въ мѣсяцъ съ чѣмъ-то прекрасно его обработалъ. Повѣренный истца, получивши изъ суда свидѣтельство на предметъ назначенія къ имуществу покойнаго опекуна, отослалъ это свидѣтельство въ мѣстную дворянскую опеку, да и уѣхалъ во свояси, въ полной увѣренности, что судъ вызоветъ его по мѣсту жительства. Онъ никому изъ здѣшнихъ повѣренныхъ не поручилъ и за дѣломъ-то присмотрѣть, такъ увѣренъ былъ, что его дѣло «крѣпко». Жыпинъ начинаетъ «дѣйствовать». Получивши отъ брата покойнаго довѣренность, онъ подаетъ въ судъ прошеніе о признаніи его довѣрителя участвующимъ въ дѣлѣ въ качествѣ третьяго лица. Какія основанія онъ для этой просьбы выставилъ — не знаю, но только судъ призналъ его третьимъ лицомъ въ дѣлѣ. Тогда онъ подаетъ въ судъ новое прошеніе и проситъ судъ о выдачѣ ему, какъ участвующему въ дѣлѣ лицу «на равнѣ съ отвѣтчикомъ», представленной истцомъ копіи искового прошенія и приложеній. По резолюціи де-Пижона копіи эти были Жыпину вручены. Затѣмъ, Жыпинъ подаетъ въ судъ третье прошеніе, въ которомъ проситъ судъ оставить исковое прошеніе повѣреннаго истца безъ движенія, до представленія истцомъ къ назначенному судомъ сроку другой копіи для врученія опекуну надъ имуществомъ отвѣтчика, такъ какъ эта копія, которая поповѣреннымъ истца для этой цѣли была представлена, постудила къ нему, а для опекуна никакихъ въ дѣлѣ копій не осталось. А такъ какъ истецъ не указалъ мѣста своего жительства въ мѣстѣ нахожденія суда, то объявленіе истцу или его повѣренному о томъ, что дѣло оставлено безъ движенія за непредставленіемъ въ нужномъ числѣ копій, не было послано «по мѣсту жительства», а вывѣшено при входѣ въ судъ. Прошелъ мѣсяцъ сроку и Жыпинъ подаетъ въ судъ сразу два прошенія: одно, въ которомъ ходатайствуетъ о возвращеніи истцу искового прошенія за непредставленіемъ въ теченіи мѣсячнаго срока приложеній къ исковому прошенію въ требуемомъ количествѣ. Въ другомъ проситъ судъ объ утвержденіи своего довѣрителя въ правахъ наслѣдства и о вводѣ во владѣніе имѣніемъ покойнаго брата. Судъ уважилъ всѣ его требованія въ одно засѣданіе. Но едва состоялась резолюція суда, какъ Жыпинъ уже получаетъ копію съ этой резолюціи и исполнительный листъ и моментально устраиваетъ вводъ. Судебный приставъ, не выѣзжая изъ квартиры, всегда съ удовольствіемъ обрядъ ввода у себя на квартирѣ совершитъ. Въ тотъ же день Жыпинъ совершаетъ отъ имени своего довѣрителя супругѣ его закладную и на наслѣдственное и на всѣ имѣнія его. Закладная, разумѣется, сдѣлана въ суммѣ вдвое превышающей стоимость залога, благо при совершеніи закладной крѣпостныхъ пошлинъ не вносится. Мало того, онъ совершаетъ въ тотъ же день рядъ договоровъ на вырубку лѣса, на аренду угодій. И всѣ договоры долгосрочные. На другой день, старшій нотаріусъ — онъ вѣдь закадычный другъ Жыпина — утверждаетъ закладную и дѣло въ шляпѣ. Теперь у наслѣдника ни гроша за душою. Извольте-ка предъявлять къ нему искъ тысячъ въ шестьдесятъ! Или извольте просить о признаніи отвѣтчика несостоятельнымъ должникомъ, ходатайствовать объ уничтоженіи всѣхъ этихъ арендныхъ договоровъ и закладной! Истецъ, какъ узналъ объ этомъ, такъ и бросилъ дѣло. И благоразумно сдѣлалъ: ну, что за охота судиться съ человѣкомъ, съ котораго нечего взять. А за эту милую продѣлку, которая никому изъ насъ и въ голову не пришла бы, Жыпинъ положилъ себѣ въ карманъ десять тысячъ рубликовъ… Хорошъ заработокъ?

— Однакожъ, изъ вашего разговора я вижу, что ваше аблакатское дѣло безъ мазурничества обойтись не можетъ! вдругъ брякнулъ Щукинъ.

Кутыринъ засмѣялся.

— Это что за мазурничество! А вотъ мазурничество, такъ мазурничество, когда «любимчики» примутся между собою торговаться! Это ужь настоящее мазурничество! — «У тебя, братъ, говорятъ, напримѣръ Жыпинъ Твердоблоцкому: — такое-то дѣло противъ меня, а у меня противъ тебя такое-то! Они почти одинаковы по суммѣ! Ты мнѣ свое проиграй, а я тебѣ свое»! — Не найдутъ одинаковыхъ дѣлъ, такъ торгуются, два, или три за одно защитываютъ!

— И проигрываютъ? въ изумленіи спрашиваю я.

— Да еще какъ! Непоправимо и безповоротно! Да сегодня же вы сами, я думаю, слышали, какъ Громмъ съ Твердоблоцкимъ другъ другу признаніе исковъ, по мнѣнію товарища-прокурора не доказанныхъ, сдѣлали! Вотъ вамъ примѣръ передъ глазами! Ты, дескать, меня уважь, а я тебя уважу!..

— А «мелюзга» какъ себя ведетъ?

Кутыринъ махнулъ рукой.

— Мелюзга работаетъ изъ-за хлѣба на воду! Ну, какой тутъ заработокъ по вводамъ во владѣніе, по утвержденію въ правахъ наслѣдства! Повертятся, повертятся въ судѣ въ день засѣданія, да и во свояси!.. То ли дѣло быть «любимчикомъ»! Да я при всей своей бѣдности десять тысячь отсталого любому изъ нашей «тройки» далъ бы, только они не возьмутъ.

— Что больно ужь много? спросилъ Щукинъ.

— А то, батюшка, что два-три дѣла и мои десять тысячъ назадъ ко мнѣ въ карманъ придутъ! вздохнувши, отвѣтилъ ему Кутыринъ.

— Да у васъ въ судѣ аблакатскія мѣста словно въ биржевой артели цѣнятся!

— Барышей много — оттого и цѣнятся! Будь я «любимчикъ», и я бы меньше пятисотъ за ваше, напримѣръ, дѣло и не взялъ.

Съ курьерскимъ поѣздомъ мы уѣхали домой. Нечего до ночи пассажирскаго дожидаться, рубли выгадывать, коли тысячъ не было жалко! «Съ веселымъ духомъ привелъ Господь домой ѣхать!» проговорилъ Щукинъ, собираясь въ дорогу.

— А вы думали «въ Сибирь васъ»? спросилъ я у него, смѣясь.

— Темному-то человѣку все, батюшка, представиться можетъ! Еслибы мы больше въ судебныя дѣла вникали, такъ, можетъ быть, и не трусили-бъ! А то отъ судовъ-то бѣгаешь!.. Цѣлѣй будешь! Право, цѣлѣй!

Съ нами вмѣстѣ выѣхалъ изъ Губернска и Дермаковъ. — Бился, бился, говоритъ, да такъ и бросилъ! Ничего не добился! Всѣ говорятъ, что проканителюсь я здѣсь попусту, потому у меня никакихъ доказательствъ ни на что нѣтъ! Одно слово: попалъ къ дружку въ лапы, такъ дай Господи по добру, по здорову до дому добраться!

И Дермаковъ снялъ шапку и перекрестился. Тоже сдѣлалъ и Щукинъ.

— А наше дѣло — слава Богу! похвалился мой старикъ. — Наша взяла, а Жыпинъ съ носомъ.

Дня черезъ три, Кутыринъ выслалъ Щукину свидѣтельство на полученіе изъ сиротскаго суда требуемыхъ справокъ, а недѣли черезъ три по отсылкѣ этихъ справокъ, прислалъ ему телеграмму, поздравляя насъ съ выигрышемъ дѣла по существу. Впослѣдствіи письмомъ онъ увѣдомилъ насъ, что судъ отказалъ Зензивѣевымъ въ искѣ и возложилъ на нихъ судебныя издержки и обязанность вознаградить за веденіе дѣла. «Платить придется, впрочемъ, не самимъ Зензивѣевымъ, а Жыпину, потому что Жыпинъ признался мнѣ, что онъ купилъ у Зинзивѣевыхъ этотъ искъ за двѣсти рублей! писалъ мнѣ Кутыринъ. — Щукинъ написалъ ему отъ себя, что онъ даритъ ему все, что онъ взыщетъ съ Жыпина или Зензивѣевыхъ по этому дѣлу». Подарокъ равнялся двумъ стамъ съ чѣмъ-то рублямъ.

Исполняя свое обѣщаніе, Кутыринъ сообщилъ мнѣ, «чѣмъ кончилось дѣло Жыпина съ де-Пижономъ объ оскорбленіи».

Де-Пижонъ возбудилъ противъ него преслѣдованіе — дѣло-то получило огласку, потому что самъ же Жыпинъ разболталъ — а Жыпинъ чуть было не протестовалъ на де-Пижона векселей тысячъ на одиннадцать, писанныхъ по предъявленіи, да пригрозилъ предъявить ихъ по просроченнымъ, но еще не потерявшимъ силу векселямъ на круглую сумму. Какъ и слѣдовало ожидать, дѣло до серьёзнаго «у нихъ» не дошло: помирились. Жыпинъ иска не предъявлялъ и даже векселя отъ протеста взялъ изъ конторы нотаріуса назадъ. Зато своей снисходительности Жыпинъ былъ обязанъ тѣмъ, что его дѣло окончилось для него почти ничѣмъ. Судъ оштрафовалъ Жыпина на семьдесятъ пять рублей и Жыпинъ остался тѣмъ же Жыпинымъ, какимъ былъ. «Вотъ каковъ нашъ Жыпинъ! Съ нимъ не шути!» добавилъ въ заключеніе своего письма Кутыринъ.

Недавно мнѣ пришлось быть въ Б. на разбирательствѣ у мирового судьи. Кончивши дѣло, ѣду домой. На И--скомъ вокзалѣ нашей костоломки встрѣчаю Кутырина и Алексѣева, ѣдутъ вмѣстѣ въ Губернскъ. Алексѣевъ «доставилъ» Кутырину «прелестное» дѣльце. «Настолько прелестно, что я самъ пріѣхалъ сюда изъ Губернска, чтобы условиться о гонорарѣ», пояснилъ мнѣ Кутыринъ. Вспомнили про старое.

— Какъ Жыпинъ поживаетъ? полюбопытствовалъ я спросить у Кутырина.

— Что ему дѣлается! Недавно московскаго купца Глѣбова на четырнадцать тысячъ вздулъ… Да еще съ него же, со своего довѣрителя, вознагражденіе за веденіе дѣла по таксѣ взыскивалъ и взыскалъ!

— Дермаковъ у васъ былъ?

— А-а! Дермаковъ!.. Да, онъ ко мнѣ пріѣзжалъ. Я и забылъ поблагодарить васъ за рекомендацію. Онъ поручилъ мнѣ свое дѣло съ Жыпинымъ и выдалъ довѣренность, да, знаете, мнѣ ничего по ней нельзя было сдѣлать. Денегъ впередъ не далъ ни гроша, а предложилъ изъ будущаго полученія съ Жыпина удѣлить половину. Понимаете: изъ будущаго! Жыпинъ въ это время передалъ мнѣ два прелестныхъ дѣлишка обдѣлать въ его столѣ. Ну, знаете, послѣ этого мнѣ неловко было съ нимъ ссориться и я возвратилъ Дермакову его довѣренность, сказавши, что ничего по его дѣлу не могу сдѣлать. Онъ, кажется, и рукой махнулъ на это дѣло!

— Понимаю. А «сердитая» бумага гдѣ?

— Какая «сердитая» бумага? спросилъ у меня Кутыринъ.

Я объяснилъ. Кутыринъ замялся.

— Затерялъ я её куда-то, не найду! Да, знаете, какъ рѣшено было дѣло Щукина, я ужь счелъ его законченнымъ и не приберегъ ее! Щукину вѣдь судебныя издержки съ Зензивѣевыхъ судъ присудилъ. Платить долженъ былъ Жыпинъ. Онъ и заплатилъ, только, разумѣется, не наличными, а далъ мнѣ заработать на одномъ порученномъ ему дѣльцѣ, конфузливо отвѣтилъ мнѣ Кутыринъ и тотчасъ же, перемѣняя разговоръ, прибавилъ: — Поздравьте меня: я — кандидатъ въ «любимчика». Твердоблоцкій бросаетъ адвокатуру, хозяйствомъ хочетъ въ своемъ имѣніи заняться и сдаетъ мнѣ третій столъ!

Второй звонокъ разогналъ насъ по вагонамъ. Кутыринъ съ Алексѣевымъ ѣхали въ первомъ классѣ до Губернска, я — въ третьемъ до В. и мы больше не видѣлись.

В. Кротковъ.

12 іюля 1882 г.

С.-Петербургъ.

"Отечественныя Записки", № 2, 1883