Частный оперный театръ въ Москвѣ поставилъ г. Римскаго-Корсакова, оперу въ 4 дѣйствіяхъ, съ прологомъ, на сюжетъ «весенней сказки» А. Н. Островскаго, того же названія.
Изъ трехъ оперъ вышеназваннаго композитора: Псковитянка (1871 г.), Майская ночь (1880 г.) и Снѣгурочкѣ (1881 г.), — изъ которыхъ ни одна въ Петербургѣ успѣха не имѣла, Снѣгурочка послужила предметомъ особыхъ заботъ дирекціи: на постановку ея было истрачено, если вѣрить газетнымъ извѣстіямъ, тридцать тысячъ рублей; обставили ее лучшими силами русской оперной труппы; разучивалась она что-то полгода, словомъ, всѣ старанія были приложены къ тому, чтобы опера пошла, но успѣха она все-таки не имѣла.
Вотъ вкратцѣ содержаніе этой оперы. Души красавицы Снѣгурочки, дочери Мороза и Весны, любви не знаетъ; но Снѣгурочкѣ скучно, ее тянетъ къ людскимъ пѣснямъ. Веена сговорчивѣе Мороза, и не видя опасности, угрожающей дочери отъ гнѣва бога тепла, Ярилы, проситъ Мороза отпустить Снѣгурочку къ людямъ, въ землю Берендеевъ. Морозъ, зная врага своего, поклявшагося «чинить ему зло», и боясь, чтобы онъ какъ-нибудь не заронилъ въ чистое сердце дочери чувства любви, сначала не соглашается, но потомъ уступаетъ просьбамъ Весны и Снѣгурочки, и послѣднюю берутъ къ себѣ Бобыль и Бобылиха. Здѣсь въ нее влюбляется посадскій торговый гость Мизгирь, женихъ Купавы, но Снѣгурочка холодна; ей и баловень всѣхъ дѣвушекъ, пригожій и кудрявый Лель, нравится только своими пѣснями. Купава жалуется царю Берендею на измѣну Мизгиря; въ гнѣвѣ царь велитъ изгнать его, но, узнавъ о существованіи неприступной чувству любви Снѣгурочки, милуетъ его, если ему удастся побѣдить сердце дочери Весны. — Всѣ старанія Мизгиря въ заповѣдномъ лѣсу тщетны: Снѣгурочка крѣпко оберегается Морозомъ. Наконецъ, послѣ того, какъ Лель задѣлъ ея самолюбіе на народномъ праздникѣ, отдавши предпочтеніе Купавѣ, Снѣгурочка сама почувствовала потребность любить и въ горѣ взываетъ въ матери. Появившаяся изъ озера Весна-Красна надѣваетъ на ея голову свой вѣнокъ; съ этой поры Снѣгурочка полюбила и заявляетъ царю Берендею, благословляющему подходящія къ нему пары влюбленныхъ, что она страстно любитъ Мизгиря. По податель тепла, Лридо, посылаетъ свой первый лучъ, и Снѣгурочка въ сердечной истомѣ таетъ. Мизгирь бросается въ воду, а Берендеи поютъ гимнъ богу Ярилѣ, избавившему ихъ отъ суроваго Мороза.
Все здѣсь носитъ сказочный, фантастическій характеръ. Лучше всего было бы иллюстрировать этотъ сюжетъ какой-нибудь «музыкальною картиной» вродѣ Ивана Грознаго Рубинштейна, или же антрактами и отдѣльными музыкальными отрывками, какъ это сдѣлалъ Чайковскій; но не такъ посмотрѣлъ на эту «весеннюю сказку», дышащую поэзіей и просящуюся подъ музыку, г. Римскій-Корсаковъ, и мы имѣемъ дѣло съ большой пятиактной оперой, давшей композитору возможность блеснуть богатой оркестровкой и разработкой русскихъ народныхъ мотивовъ. Нисколько не умаляя достоинства г. Римскаго-Корсакова, какъ прекраснаго инструментатора и знатока русской народной пѣсни, необходимо, однако, указать, что въ способахъ пользованія народной мелодіей этотъ композиторъ отступаетъ отъ плановъ, предначертанныхъ Глинкой. Глинка, безспорно народный композиторъ; онъ одухотворялъ народные сюжеты, поэтизировалъ народныя темы, придавалъ имъ художественную оболочку к пользовался ими, какъ канвой, для своего творчества; Глинка разрабатывалъ ихъ, видоизмѣняя и развивая въ нѣчто самостоятельное. Гг. новаторы поступаютъ не такъ: они берутъ готовый матеріалъ, цѣликомъ, и варьируютъ его на разные лады, оставляя въ сыромъ видѣ и не создавая изъ него ничего типично-идеальнаго. Вы слышите народный мотивъ, но вы не видите возведенія его въ художественную форму. Въ такомъ необработанномъ видѣ далъ намъ и г. Римскій-Корсаковъ народныя мелодіи въ Снѣгурочкѣ. Можетъ ли Снѣгурочка считаться національной оперой? По нашему разумѣнію, нѣтъ; здѣсь нѣтъ творчества, а только хорошая, вѣрная фотографія народныхъ мотивовъ.
Но не въ этомъ одномъ заключаются важнѣйшіе недостатки этой оперы.
Сюжетъ хотя и не особенно драматиченъ, но зато въ немъ есть гдѣ развернуться фантастическому и лирическому элементамъ. Появленіе Весны, Лѣшій, Дѣдушка-Морозъ, миѳическая Снѣгурочка, любовныя сцены Мизгиря и дочери Мороза, призрачное появленіе Снѣгурочки, таинственная гибель главной героини, познавшей чувство любви, — все это даетъ богатѣйшій просторъ фантазіи. Разсмотримъ, что далъ намъ въ этомъ отношеніи г. Римскій-Корсаковъ.
Во всей оперѣ вы не найдете ни одного мелодичнаго номера; даже такія мѣста, какъ, напримѣръ, любовныя сцены, поражаютъ отсутствіемъ мелодіи. Такихъ сценъ въ Снѣгурочкѣ двѣ. Въ первой изъ нихъ (дуэтъ третьяго акта: «Снѣгурочка, давно тебя ищу я») фразы Мизгиря холодны, не дышатъ лирической, захватывающей теплотой, дѣланны; это скорѣе обдуманныя реплики, чѣмъ страстныя, пламенныя фразы любовника; что же касается Снѣгурочки, то композиторъ не нашелъ ничего другаго, какъ заставить героиню на словахъ: «Слова твои пугаютъ» — въ точности повторить мотивъ ея въ первомъ актѣ, сопровождающій ея обращеніе къ Лелю: «За поцѣлуй поешь ты пѣсни». Вторая изъ этихъ сценъ, — дуэтъ четвертаго акта: «Нѣтъ, не страхъ, не боязнь», — построенъ, хотя можетъ-быть совершенно случайно, на мотивѣ фразы бражника во Вражьей силѣ: «Полушубокъ новый есть» (финалъ четвертаго дѣйствія), начиная со словъ «О, милый мой» (pocomene mosso). Недостатки дуэта такого же свойства, какъ и перваго: онъ сухъ и не мелодиченъ. Интереснѣе тріо Леля, Купавы и Снѣгурочки (финалъ 3 акта). Разъ продуманная какая-нибудь музыкальная фраза повторяется г. Корсаковымъ безконечное число разъ, онъ варьируетъ ее только разными тональностями; достаточно вспомнить хотя бы семнадцать разъ, подрядъ повторенную фразу Весны (четвертый актъ), притомъ не отличающуюся особой красотой.
Фантастическая музыка г. Римскаго-Корсакова оставляетъ желать еще большаго; такъ какъ самъ сюжетъ фантастиченъ, а слѣдовательно, и требовалъ бы большаго вдохновенія, большаго творчества. Фантастическій элементъ обхватываетъ собой почти весь прологъ, гдѣ обрисованы фигуры Снѣгурочки, Мороза, Весны и Лѣшаго, вторую половину 3 дѣйствія, появленіе Весны въ слѣдующемъ актѣ и, наконецъ, финалъ оперы.
Въ прологѣ весьма характерно обрисованъ прилетъ весеннихъ птицъ; щебетанье птицъ превосходно передано звукоподражаніями Arioso Весны очень красиво, хотя средняя часть слабѣе начала и конца; здѣсь уже видно основательное знакомство автора съ Русланомъ: вся фактура его отдаетъ романсомъ Ратмира «Она мнѣ жизнь»; но вотъ появляется Морозъ и развѣ только вниманіе музыкантовъ остановитъ на себѣ оркестръ, сопровождающій появленіе его; для большинства же Морозъ проходятъ не замѣченнымъ, такъ какъ речитативы Римскаго-Корсакова крайне скучны и безсодержательны. Выбѣгаетъ изъ лѣсной чащи Снѣгурочка; ей предшествуетъ характерная фраза, которая въ продолженіе всей оперы, какъ тѣнь, не разстается съ ней; это вагнеровскій пріемъ. Arioso Снѣгурочки игриво, но не фантастично; еще менѣе фантастиченъ Лѣшій и въ особенности Масляница — соломенное чучело, которое композиторъ заставляетъ прокричать 52 такта на одной нотѣ (на среднемъ и упасть ничкомъ въ сани. Сцена призраковъ въ третьемъ актѣ интереснѣе предыдущихъ; здѣсь попадаются очень красивыя оркестровыя фразы, но, во-первыхъ, онѣ очень коротки, и во-вторыхъ, не представляютъ ничего цѣльнаго. Въ сценѣ появленія дуба со свѣтляками аккомпаниментъ въ оркестрѣ напоминаетъ перезвонъ колоколовъ въ Борисѣ Годуновѣ Мусоргскаго. Выходъ Весны изъ озера поэтиченъ, но не настолько, чтобы заставить слушателя перенестить въ область фантазіи, точно также какъ таяніе Снѣгурочки едва ли вызоветъ въ чьемъ-либо воображеніи что-либо сверхъестественное.
Характеристикой композиторъ наградилъ не одну только Снѣгурочку, но, и почти, всѣхъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ. Каждый выходъ Леля сопровождается свирѣлью; конечно, очень умѣстна здѣсь свирѣль, разъ Лель пастухъ, но безконечное повтореніе ея въ продолженіе всей оперы, также какъ и характеристика Снѣгурочки, въ концѣ-концовъ, прискучаетъ. Такимъ же ярлыкомъ, только ужь на этотъ разъ напоминающимъ характерныя оркестровыя фразы появленія Наины въ Русланѣ, сопровождается и царь Берендей, въ шествіи котораго также видно вліяніе Руслана (маршъ Черномора). Состоящій при Берендеѣ совѣтникъ Бермята неизмѣнно сопутствуется фанфарами. Фигура Мизгиря, въ которомъ авторъ хотѣлъ изобразить удалаго молодца, «торговаго гостя», красавца, побѣдителя дѣвичьихъ сердецъ царства Берендеевъ, вышла очень блѣдной вслѣдствіе недостатка музыкально-страстныхъ рѣчей. Живѣе обрисована Купава, единственная аріетта которой сильно напоминаетъ «призывъ князя» изъ Русалки; даже речитативы ея тщательнѣе обработаны и производятъ болѣе глубокое впечатлѣніе: такъ, напр., сцена съ Берендеемъ, въ которой Купава жалуется на Мизгиря, сильна и эффектна. Въ партіи Леля много «пѣнія»; его аріи — цѣльные, закругленные номера, они нравятся публикѣ и даже вызываютъ громкія одобренія и требованія повтореній; дѣйствительно, всѣ три пѣсенки его: «Земляничка ягодка», «Какъ по лѣсу лѣсъ шумитъ» и, въ особенности, «Туча съ громомъ сговаривалась» — характерны, игривы, народны и прекрасно оркестрованы.
Особенный старанія положилъ композиторъ на обрисовку народныхъ массъ: проводы Масляницы, хоръ слѣпцовъ-гусляровъ и хороводы интересны, но скорѣе съ точки зрѣнія технической, чѣмъ творческой; для проводовъ взяты народныя мелодіи и прекрасно разработаны въ оркестрѣ; для хора слѣпцовъ у автора былъ прекрасный прецедентъ: эпическая" захватывающая своей поэтичностью, пѣснь Баяна изъ Руслана; свадебный обрядъ типиченъ; для хоровода въ заповѣдномъ лѣсу (3 дѣйствіе) г. Римскій-Корсаковъ нашелъ необходимымъ буквально воспроизвести тотъ же мотивъ (и даже въ томъ же тонѣ — D-dur), что и для перваго хоровода. Для маленькихъ, отдѣльныхъ номеровъ у композитора находятся иногда прекрасныя музыкальныя фразы; такъ, напр., маленькій хорикъ дѣвушекъ, манящихъ Леля: «Лель, Лель нашъ», — изященъ и поэтиченъ. Узъ танцевъ первый поэтичнѣе втораго, т.-е. пляска скомороховъ, въ которомъ мы встрѣчаемся съ разработкой народныхъ мотивовъ, не безъ вліянія Сѣрова.
Ума видно много въ композиціи Снѣгурочки; тутъ все разсчитано, все обдумано. Коснемся ли мы инструментовки (она-то и есть, собственно говоря, область г. Римскаго-Корсакова), обратимся ли къ гармонизаціи или вообще къ технической разработкѣ, — вездѣ мы видимъ результаты тонкаго вкуса и глубокаго разсчета. Основательно знакомый съ оркестрами Шумана, Листа, Берліоза, Вагнера, Глинки и Сѣрова, нашъ композиторъ, идя по ихъ стопамъ, даетъ произведенія достойныя изученія. Но всѣ эти эффекты, для большинства, требующаго музыки въ оперѣ, совершенно пропадаютъ или же остаются въ тѣни, оставляя его неудовлетвореннымъ въ качествѣ опернаго слушателя.
Ставя оригинальничанье однимъ изъ необходимыхъ условій современнаго творчества, г. Римскій-Корсаковъ далъ нѣсколько «небывалыхъ» ритмовъ; таковы, напр., ритмы въ 11/4 (финальный хоръ оперы), въ 5/2 (шествіе царя Берендея, пѣснь Леля: «Земляничка ягодка») и пр. Нельзя также сказать, чтобы партіи для голосовъ были написаны очень удобно. Напримѣръ, тесситура партіи Купавы сплошь слишкомъ высока, что при речитативномъ ея характерѣ необходимо должно ставить пѣвицу въ затруднительное положеніе; то же замѣчаніе относится и къ теноровой партіи (Берендей).
Поставлена Снѣгурочка хорошо; декораціи и костюмы новы и красивы; танцы (въ особенности танецъ птицъ въ прологѣ) производятъ хорошее впечатлѣніе; хоры живутъ на сценѣ; но за то большой недочетъ въ исполнителяхъ главныхъ партій, хотя и старательныхъ, но совершенно неопытныхъ.