Частная благотворительность въ Парижѣ.
правитьЖизнь міровыхъ городовъ, какъ Парижъ, представляетъ большой интересъ, а вопросъ о благотворительности принадлежитъ къ числу такихъ вопросовъ, которые сильно привлекаютъ къ себѣ общественное вниманіе. Руководствуясь этими соображеніями, мы сочли полезнымъ помѣстить на страницахъ Русской Мысли изложеніе, въ главныхъ чертахъ, недавно вышедшей книги Максима дю-Кана[1], причемъ мы останавливаемся только на фактической сторонѣ дѣла. Ред.
Въ 1881 году различныя учрежденія общественной благотворительности расходовали въ Парижѣ 36.674,915 франковъ; въ богадѣльняхъ, пріютахъ и другихъ учрежденіяхъ находилось 150,699 человѣкъ, получали пособія на дому 213,900, всего 354,599 человѣкъ. Сумма частныхъ благотвореній не можетъ, разумѣется, быть исчислена точнымъ образомъ, но она весьма значительна въ столицѣ Франціи. Редакція Figaro, напримѣръ, въ десять лѣтъ собрала по подпискѣ для благотворительныхъ цѣлей 3.541,063 франка.
Въ 1792 г. въ Канкалѣ родилась Жанна Жюганъ (Jeanne Jugan). Семья была велика, жизнь исполнена труда и лишеній. Въ 1817 году Жанна покидаетъ семью и отправляется въ Сенъ-Серванъ, чтобъ поступить тамъ въ услуженіе. Перемѣнивши нѣсколько мѣстъ, она нанялась къ одной старой дѣвушкѣ, которая любила помогать бѣднымъ. Въ 1838 году дѣвушка эта умерла и Жанна наняла мансарду въ маленькомъ домѣ предмѣстья (Сенъ-Серванъ лежитъ рядомъ съ Сенъ-Мало), занимаясь шитьемъ. Въ городѣ не было благотворительныхъ учрежденій. Наступила суровая зима 1839 года. Море особенно бушевало и губило корабль за кораблемъ. Многимъ приходилось плохо. Одна бѣдная, старая и слѣпая женщина, со смертью сестры, выпрашивавшей для нея милостыню, находилась въ самомъ отчаянномъ положеніи. Жанна Жюганъ явилась въ ней на помощь, перевела больную старуху къ себѣ на мансарду и начала ухаживать за нею. «Вы будете мнѣ матерью», — сказала Жанна. Въ скоромъ времени нашла пріютъ въ мансардѣ другая дряхлая женщина, долгое время служившая безплатно разорившимся господамъ и оставшаяся по ихъ смерти безъ всякихъ средствъ къ существованію. Въ 1841 году Жанна нанимаетъ другое помѣщеніе, и у нея уже двадцать безпомощныхъ, больныхъ или убогихъ женщинъ. Она выбивалась изъ силъ, работая для ихъ прокормленія. Средствъ на это не хватало, и Жанна стала собирать милостыню для своихъ несчастныхъ жилицъ. Ее знали и уважали въ Сенъ-Серванѣ и давали ей то деньгами, то прямо сами, то поношеннымъ платьемъ. Добрый примѣръ вызвалъ и болѣе горячее сочувствіе: нѣсколько лицъ сложились и купили Жаннѣ домъ, гдѣ можно было довольно удобно размѣстить тѣхъ женщинъ, которыхъ она пріютила. Число этихъ послѣднихъ возрастало: въ 1844 году ихъ было 65.
Былъ въ Сенъ-Серванѣ старый морякъ, неспособный отъ ревматизма ни къ какому движенію, который восемнадцать уже мѣсяцевъ лежалъ въ подвалѣ, на прогнившей соломѣ, питаясь подаяніемъ, которое бросали ему проходившіе бѣдняки. Жанна Жюганъ беретъ къ себѣ этого матроса. Вскорѣ къ живущимъ у нея присоединяется пятилѣтняя больная сиротка, которая бродила по городу, выпрашивая милостыню, а за нею въ пріютъ радушно вводятся и другія несчастныя дѣти. Мэръ, муниципальный совѣтъ, священникъ Сенъ-Сервана, пораженные необычай нымъ самоотверженіемъ Жанны, представили объ ея подвигѣ записку во французскую академію, которая опредѣлила великодушной женщинѣ монтіоновскую награду въ 3,000 франковъ. Жанна и не мечтала о такихъ деньгахъ.
Конечно, Жаннѣ помогали и другіе люди. Шестидесятилѣтняя старуха, Фаншонъ Оберъ (Fanchon Aubert), убирала комнаты, оправляла постели. Кое-какія сбереженія и всѣ свои немудреныя вещи она отдала Жюганъ. Двѣ молодыя дѣвушки, монахини, содѣйствовали Жаннѣ всѣми своими силами, съ истиннымъ увлеченіемъ. Одна изъ нихъ, Марія-Тереза, въ мірѣ Виргинія Треданіель (Virginia Trédaniel), уже скончалась; другая — Марія-Августина, въ мірѣ Марія-Катерина Жаме (Marie-Catherine Jamet), еще жива и теперь настоятельница женскаго монастыря (Les petites soeurs des pauvres). Эти двѣ дѣвушки придали пріюту Жанны Жюганъ трудовой и монастырскій характеръ: четыре труженицы не знали отдыха, раздѣляя день между молитвой и работой.
Въ 1838 году въ Сенъ-Серванъ былъ присланъ молодой священникъ, Ле-Пальеръ (Le Pailleur). Когда Жанна переѣхала изъ своей мансарды въ болѣе просторное помѣщеніе, священникъ продалъ, чтобъ ей помочь, свои золотыя и серебряныя вещи. Когда подаренный Жаннѣ домъ былъ переполненъ, четыре труженицы задумали пристроить новый. Денегъ у нихъ не было, и вотъ онѣ принялись сами копать землю, сбирать по полямъ камни для постройки. Это тронуло сенъ-серванскихъ рабочихъ, которые предложили свой даровой трудъ, явились новыя пожертвованія, и такъ было построено помѣщеніе еще для сорока бѣдняковъ. Аббатъ Ле-Пальеръ направлялъ все болѣе и болѣе возрастающую благотворительность, сосредоточивая ее на заботахъ о престарѣлыхъ, замученныхъ нуждою людяхъ. Молодыя женщины приходили помогать Жаннѣ Жюганъ, собирали пожертвованія для ея пріюта, и дѣло развилось до того, что произведена была попытка основать отдѣленіе благотворительнаго учрежденія въ Реннѣ, куда съ этою цѣлью, совершенно не зная города, отправилась Марія-Августина съ четырьмя помощницами. Она наняла помѣщеніе для пріюта въ предмѣстья, гдѣ было больше кабаковъ и разныхъ вертеповъ, чѣмъ честныхъ домовъ. Тогда совершилось трогательное явленіе: старые солдаты, бродяги, безпріютные, пьяницы, — всѣ приносили, что могли, для устройства богадѣльни. Въ томъ же году (1846) Марія-Августина была вызвана въ Динанъ, гдѣ мэръ хотѣлъ устроить пріютъ для бѣдняковъ. Городъ уступилъ для пріюта старую, отвратительно устроенную тюрьму; но высокое самоотверженіе сеЛеръ и здѣсь пробудило сочувствіе. Черезъ годъ пожертвованія стали такъ значительны, что вся обстановка призрѣваемыхъ стала вполнѣ удовлетворительною.
Въ 1849 году аббатъ Ле-Пальеръ съ Маріею-Терезою отправились въ Нантъ, чтобы тамъ основать убѣжище для дряхлыхъ стариковъ. Разрѣшеніе на открытіе убѣжища затягивалось по бюрократическому обычаю. Ле-Пальеръ долженъ былъ уѣхать, не дождавшись его и оставивъ Маріи-Терезѣ всего на всего двадцать франковъ. Черезъ три мѣсяца священникъ воротился: въ убѣжищѣ было уже сорокъ человѣкъ. Обрадованный Ле-Пальеръ сказалъ Маріи-Терезѣ: «надо продолжать».
Жанна Жюганъ скончалась въ 1879 году; Ле-Пальеръ еще живъ. Монашескій орденъ, основанный ими, имѣетъ въ настоящее время (1883 г.) 3,400 монахинь-труженицъ, сестеръ милосердія, и". располагаетъ во Франціи и за предѣлами этой страны 217 домами,?дѣ находятъ пріютъ 25,000 бѣдняковъ. Въ Парижѣ открыто изъ этого числа пять домовъ, въ которыхъ помѣщается, среднимъ числомъ, 1,200 стариковъ и старухъ. Всѣ эти учрежденія устроены однообразно и во главѣ каждаго изъ нихъ стоитъ старшая сестра (La Bonne-Mère). Правила общежитія, суровыя для сестеръ, всѣ направлены къ тому, чтобы удобно жилось призрѣваемымъ. Сестры кормятъ, одѣваютъ, ухаживаютъ за больными, исполняютъ самыя черныя работы. Все это исполняется бодро, весело, съ неистощимою добротою. И всѣ средства для содержанія пріютовъ получаются сборомъ пожертвованій: у сестеръ нѣтъ никакихъ капиталовъ. Случалось, что благотворители предлагали значительные взносы на вѣчныя времена, и сестры отказывались отъ такихъ пожертвованій: ихъ уставъ предписываетъ имъ жить изо1 дня въ день подаяніями.
И въ Парижѣ, въ этомъ великомъ городѣ, на который сыплется столько клеветъ и проклятій, меньшія сестры бѣдныхъ находятъ теплый пріемъ, обильную милостыню, приблизительно половина которой поступаетъ припасами. Горькая судьба загоняетъ въ пріюты сестеръ и людей, знававшихъ счастливую долю, людей съ образованіемъ, съ стремленіемъ къ знанію. Дю-Еанъ встрѣтилъ, напримѣръ, въ одномъ изъ парижскихъ пріютовъ старика, который читалъ Горація съ комментаріями Жана Бонда. Старикъ былъ прежде учителемъ.
Ежедневно каждый пріютъ посылаетъ для сбора денегъ двухъ сестеръ и особо устроенной экипажъ для сбора пожертвованій натурою (эти пять каретъ съ полною упряжкою пожертвованы и ремонтируются Морисомъ Биксіо, директоромъ общества малыхъ экипажей (compagnie des petites voitures). Добрыя дѣла раскрываютъ сердца для добрыхъ чувствъ и торговцы наполняютъ кареты сестеръ разнообразными припасами. Много даютъ большіе парижскіе рестораны, въ особенности «Hôtel du Louvre» и «Brébant». Особенно любятъ дряхлые жильцы пріютовъ кофе, который получается ими изъ кофейной гущи, сберегаемой въ ресторанахъ для сестеръ. Каждый пріютъ, имѣетъ птичникъ или же въ немъ откармливаются свиньи или зайцы. Одна изъ завѣдывающихъ пріютами не безъ гордости сказала дю-Кану: «одинъ разъ у насъ всѣ могли ѣсть утку». Сестры ничѣмъ не брезгаютъ и принимаютъ разломанные ящики, которые идутъ зимою на топку, куски стеарина отъ свѣчей, которые они потомъ опять превращаютъ въ свѣчи. Маленькіе лоскутки самыхъ разнообразныхъ тканей въ неутомимыхъ и искусныхъ рукахъ сестеръ превращаются въ страннаго вида, но очень полезныя одѣяла, занавѣски и т. п. Въ подобной работѣ принимаютъ участіе и пансіонеры, среди которыхъ находятся старые портные, портнихи и люди, знающіе другія ремесла. Пансіонеры, по мѣрѣ силъ, помогаютъ сестрамъ на кухнѣ и вообще въ хозяйствѣ, но все это дѣлается ими добровольно. За очень дряхлыми, впавшими въ дѣтство пансіонерами уходъ, конечно, особенно тяжелъ; но сестры все дѣлаютъ съ безропотнымъ усердіемъ, съ теплымъ желаніемъ успокоить несчастныхъ, среди которыхъ встрѣчаются разбитые параличемъ, слѣпые, душевно-больные. И горькую исторію людскихъ пороковъ и несчастій могли бы разсказать меньшія сестры бѣдныхъ, но онѣ молчатъ, бодро и дѣятельно ухаживая за виновными и невинными страдальцами. Замѣчено, что сестрамъ легче справляться съ мужчинами, чѣмъ съ женщинами, которыя отличаются большею требовательностью, большею раздражительностью. Въ извѣстные дни дряхлые пансіонеры получаютъ съ утра до вечера отпускъ изъ убѣжища (нѣкоторые, привыкшіе къ бродячей жизни, скрываются изъ пріютовъ, когда нѣсколько отдохнутъ въ немъ и поправятся). Случается, что старики и старухи возвращаются подъ хмѣлькомъ, но сестры стараются не замѣчать этого. Если, однако, опьянѣвшій бѣдняга напоминаетъ словами или образомъ дѣйствій въ убѣжищѣ недавно имъ оставленный кабакъ, то сестры вмѣшиваются и угрожаютъ запрещеніемъ отпуска. Сестры понимаютъ, что у призрѣваемыхъ ими несчастныхъ радость заключается въ забвеніи, которое можетъ пріобрѣтаться иной разъ виномъ. У аббата Ле-Пальера сестры спрашивали: какъ различать слегка выпившаго отъ очень пьянаго? Добрый аббатъ отвѣчалъ слѣдующее: «Если старый бѣдняга не сможетъ различать осла отъ телѣги съ сѣномъ, запряженной четырьмя лошадьми, надо ему замѣтить, что онъ выпилъ, можетъ быть, черезъ-чуръ».
Женщины въ пріютахъ отдѣлены отъ мужчинъ, но они, отъ времени до времени, въ назначенные дни, сходятся въ общемъ помѣщеніи, преимущественно въ часовнѣ. Даже садъ раздѣленъ на мужскую и женскую половины. Мѣста въ пріютахъ постоянно всѣ заняты. Днемъ и ночью стучатся въ ихъ двери, такъ что на каждую вакансію приходится до пятидесяти несчастныхъ. У принимаемыхъ ничего не спрашиваютъ: всякій больной и убогій имѣетъ право на заботливое вниманіе сестеръ. Въ пріютахъ встрѣчаются итальянки, нѣмки, незнающія ни слова по-французски. Иногда въ пріютахъ устраиваются праздники, на которыхъ старики составляютъ оркестръ или хоръ, даже пытаются пускаться въ плясъ. Сестры принимаютъ въ этихъ развлеченіяхъ живое участіе.
Въ неустанномъ трудѣ, въ тяжелой работѣ проходитъ жизнь меньшихъ сестеръ бѣдныхъ, и многія изъ нихъ рано умираютъ или поступаютъ въ монастыри, въ которыхъ ведется болѣе созерцательная жизнь. У сестеръ нѣтъ никакихъ отличій. Настоятельница или старшая изъ нихъ остается въ этомъ званіи только шесть лѣтъ, и по ихъ истеченіи ее отправляютъ въ другой домъ, простою сестрою.
Не менѣе замѣчательно другое благотворительное монашеское общество, основанное Жаномъ Сіудадъ (Jean Ciudad), который родился, почти четыре вѣка тому назадъ, въ Португаліи, въ маленькомъ городѣ Монтеморъ-о-Ново. Восьми лѣтъ онъ бѣжалъ изъ родительскаго дома и сталъ пастухомъ. Двадцати пяти или двадцати шести лѣтъ Жанъ Сіудадъ, увлекаемый страстью къ приключеніямъ, поступилъ въ солдаты. Война велась въ тѣ времена совсѣмъ на разбойничій манеръ. Начальникъ одного отряда отдалъ Сіудаду на храненіе свою часть награбленной добычи; Жанъ Сіудадъ скрылъ или потерялъ ее, за что и былъ приговоренъ въ повѣшенію. Веревка была уже у него на шеѣ, когда проходившій мимо офицеръ помиловалъ его, но прогналъ со службы. Сіудадъ вернулся пасти стадо. Въ 1528 г. онъ вновь вступилъ въ военную службу и, подъ начальствомъ графа д’Оронеза, сражался съ турками въ Австріи. По возвращеніи на родину" Жанъ Сіудадъ опять сталъ пастухомъ.
Въ это время варварійскіе пираты производили набѣги на европейскіе берега, захватывали людей на твердой землѣ, овладѣвали купеческими кораблями, грабили ихъ, уводили европейцевъ и продавали ихъ въ рибство. Въ концѣ двѣнадцатаго вѣка былъ основанъ монашескій орденъ; въ началѣ тринадцатаго къ нему присоединился другой, съ тою цѣлью, чтобы собирать милостыню и, посѣщая рынки рабовъ въ мусульманскихъ государствахъ, выкупать захваченныхъ христіанъ. Жанъ Сіудадъ, который опять перемѣнилъ свое занятіе и торговалъ кишами и рисунками, жилъ то въ Цеутѣ, то въ Гибралтарѣ, наконецъ, перебрался въ Гренаду. Ему было сорокъ три года, когда, во время проповѣди въ церкви святаго Себастіана, съ нимъ произошелъ припадокъ страстнаго раскаянія. Громкимъ голосомъ каялся онъ въ своихъ грѣхахъ, катался по землѣ, рвалъ себѣ бороду, одежду и бѣжалъ по улицамъ Гренады, моля у Бога милосердія. Вернувшись въ свою лавку, онъ разорвалъ свѣтскія книги, роздалъ свое имущество, свои деньги и въ одной рубашкѣ вернулся въ церковь, гдѣ возобновилъ свои вопли-раскаянія. Проповѣдникъ, который такъ повліялъ на Сіудада своею рѣчью ^ Жанъ д’Авила, выслушалъ его исповѣдь и подалъ ему благочестивые совѣты. Но волненіе Сіудада не успокоивалось, онъ валялся въ грязи, на площади и громко кричалъ о своихъ прегрѣшеніяхъ. Надъ нимъ потѣшались, бросали въ него каменьями, покуда нѣсколько добрыхъ людей не отвели его въ больницу для сумасшедшихъ.
Душевно-больной, по воззрѣніямъ той эпохи, былъ одержимъ бѣсами, число которыхъ, по заявленіямъ знаменитыхъ заклинателей, достигало иной разъ громаднаго размѣра: изъ тѣла Маддены Мандоль, напримѣръ, заклинатель изгналъ болѣе 6,500 бѣсовъ. Въ числѣ способовъ изгнанія были жестокія истязанія. Жана Сіудада связали и били плетью. Черезъ нѣсколько времени онъ успокоился и его выпустили изъ госпиталя.
Сіудадъ отправился на богомолье, зимой, безъ денегъ, босой. Дорогою онъ собиралъ въ вязанку сухія вѣтви и обмѣнивалъ ихъ на кусокъ хлѣба и на уголъ для ночлега. На пути у Жана Сіудада были видѣнія, которыя укрѣпляли его въ намѣреніи посвятить себя на служеніе страждущимъ. Онъ отправился послѣ богомолья въ Оронезу, гдѣ протекла часть его молодости, и помѣстился въ госпиталѣ для больныхъ. Ихъ несчастное положеніе растрогало его, и Сіудадъ началъ ходить въ городъ, гдѣ собиралъ милостыню для своихъ нищихъ товарищей. Изъ Оронезы Жанъ отправился снова въ Гренаду. Здѣсь онъ сталъ торговать дровами, раздавалъ вырученныя отъ продажи деньги бѣднымъ, спалъ гдѣ попало, подъ лѣстницей, на конюшнѣ, куда его пускали добрые люди. Въ 1540 году, — Жану Сіудаду было сорокъ пять лѣтъ, — онъ набралъ пожертвованій, нанялъ домъ, обставилъ его, при помощи одного священника, необходимыми вещами, собралъ въ городѣ сорокъ шесть нищихъ, больныхъ, полумертвыхъ и помѣстилъ въ своемъ пріютѣ. Вечеромъ, освобождаясь отъ ухода за больными, Сіудадъ ходилъ по домамъ, прося милостыню, и ему давали остатки ужина. Настойчивое, исключительное самоотверженіе этого человѣка вызывало предположенія о сверхъестественномъ содѣйствіи. Богатые жители Гренады начали помогать Сіудаду, и онъ увеличилъ свой госпиталь. Слѣдуетъ отмѣтить, что до того времени больные не имѣли отдѣльныхъ постелей и по нѣскольку человѣкъ помѣщались на одной кровати. Легко можно представить себѣ-теперь весь ужасъ такого порядка вещей. Сіудадъ впервые сталъ власть каждаго больнаго на особую кровать. Во Франціи, даже въ Парижѣ, только послѣ французской революціи была произведена подобная реформа. Въ 1785 году въ парижскомъ Hôtel-Dieu было 1,219 кроватей и 3,418 больныхъ. Жанъ Сіудадъ, принявшій имя Божьяго (Jean de Dieu), съ своими больными не употреблялъ, конечно, тѣхъ безчеловѣчныхъ средствъ, которыя ему самому пришлось на себѣ испытать въ гренадскомъ госпиталѣ.
У Жана появились сотрудники, увлеченные его высокимъ примѣромъ. Толпа, когда-то бросавшая въ него каменьями, теперь привѣтствовала его, какъ святаго. Скоро осуществилась мечта Сіудада: онъ выстроилъ больницу, въ которой, — также благотворное нововведеніе, — страждущіе были распредѣлены по роду болѣзней. При больницѣ Сіудадъ открылъ ночлежный домъ для безпріютныхъ нищихъ, для путниковъ безъ средствъ.
Имя Жана стало славиться по всей Испаніи. Онъ посѣтилъ многія мѣстности, собирая пожертвованія. Карлъ Y былъ тогда въ Германіи, дворъ, съ инфантомъ, впослѣдствіи Филиппомъ II, во главѣ, находился въ Вальядолидо. Филиппъ благосклонно принялъ самоотверженнаго покровителя нищихъ и больныхъ. Изнуренный тяжкими трудами и добровольнымъ лишеніемъ, Жанъ скончался въ 1550 году, пятидесяти пяти лѣтъ отъ роду. Католическая церковь причислила его къ лику святыхъ. Смерть Сіудада не помѣшала развитію его дѣла, и основанное имъ братство получило широкое распространеніе (Les frères de Saint-Jean de Dieu). Лопе де-Него написалъ о Жанѣ поэму, Мурильо нарисовалъ одинъ случай изъ его жизни. Въ 1571 году братство получило окончательное устройство, какъ монашескій орденъ. Вскорѣ братья распространились въ Италіи, основывая госпитали, ухаживая за больными. Въ началѣ XVII вѣка они появились въ Парижѣ. Въ бурное время французской революціи орденъ былъ разсѣянъ, и лишь въ 1819 году началась вновь его правильная дѣятельность. Поучительный случай, содѣйствовалъ возрожденію ордена. Въ 1813 году въ рядахъ французскихъ войскъ, сражавшихся съ нѣмцами, были вспомогательные отряды маленькихъ германскихъ государствъ. Они покидали при первомъ удобномъ случаѣ армію Наполеона и дезертировали къ своимъ. Одинъ изъ такихъ солдатъ, схваченный, какъ перебѣжчикъ, былъ осужденъ на разстрѣляніе. Обвинителемъ былъ капитанъ генеральнаго штаба Хагалонъ. Солдатъ говорилъ на судѣ, что не могъ сражаться противъ своихъ соотечественниковъ, что выше человѣческаго правосудія стоитъ верховная справедливость, которая его оправдываетъ. Солдатъ былъ разстрѣлянъ. Прошло нѣсколько лѣтъ. Капитанъ Магалонъ вышелъ въ отставку, но воспоминаніе о разстрѣлянномъ нѣмцѣ постоянно мучило его, и капитанъ рѣшилъ посвятить остатокъ своихъ силъ несчастнымъ и больнымъ. Въ 1819 году, въ Марсели, ему удалось образовать братство, члены котораго самоотверженно ухаживали за больными въ нѣсколькихъ городскихъ госпиталяхъ. Имъ удалось въ скоромъ времени открыть убѣжище для бѣдныхъ душевно-больныхъ въ Лозерѣ и принять въ свои руки госпиталь одной изъ ліонскихъ тюремъ. Въ 1823 году они учредили домъ для сумасшедшихъ въ Ліонѣ, другой близъ Лилля, въ Ломмелѣ, въ 1826 г., третій — въ 1833 г., въ Динанѣ, близъ Сенъ-Сервана. Въ 1842 году братья основали лечебное заведеніе и въ Парижѣ. Оно было предназначаемо преимущественно для бѣдныхъ учащихся Парижа, въ особенности для тѣхъ изъ нихъ, которые не уроженцы столицы Франціи. Но улучшеніе и удешевленіе путей сообщенія съ 1842 года повели къ тому, что больныхъ студентовъ мало у братьевъ въ настоящее время.
Въ 1858 году пять братьевъ ордена, благодаря щедрымъ пожертвованіямъ, получили возможность основать въ одномъ изъ отдаленныхъ предмѣстій Парижа (Vangirard) лечебницу для дѣтей. Домъ былъ старъ и малъ: въ 1860 году въ немъ было двадцать семь детей, и больше помѣщенія не было. Братья опять принялись за сборъ подаяній, сдѣлали пристройку и могли давать пріютъ уже ста пятидесяти дѣтямъ. Началась война съ Германіей, и братья открыли у себя госпиталь для солдатъ. Средства уменьшались, а расходы и заботы увеличивались. Бомбардированіе Парижа нанесло большой вредъ и братьямъ: ядра расшатали и испортили старое Зданіе, въ которомъ находилась ихъ лечебница. Настойчивый, самоотверженный трудъ братьевъ спасъ ихъ благодѣтельное предпріятіе: къ концу 1875 года было воздвигнуто новое зданіе, которое даетъ пріютъ 210 дѣтямъ. Этотъ результатъ не былъ бы достигнутъ, конечно, безъ содѣйствія вліятельныхъ благотворителей. Одинъ изъ нихъ говорилъ: «У меня шесть дѣтей, умныхъ и здоровыхъ; я полагаю, что отблагодарить за это счастье лучше всего дѣятельными заботами о больныхъ дѣтяхъ чужихъ людей». Муниципальный совѣтъ Парижа оказываетъ братскому пріюту для больныхъ дѣтей ежегодное пособіе въ 1,500 франковъ, одно изъ доказательствъ того, что враги клерикализма являются друзьями страждущихъ людей. Во время коммуны, когда братьямъ и дѣтямъ, за которыми они ухаживали, грозила крайняя нужда, мэрія XV округа, по собственному побужденію, доставила имъ все необходимое для существованія.
Пріютъ беретъ плату за помѣщеніе и содержаніе, но плату ничтожную: высшій ея предѣлъ, почти никогда не достигаемый, равняется пятнадцати франкамъ въ мѣсяцъ. Нерѣдко случается, что братья получаютъ только франкъ въ мѣсяцъ. Братья держатся, однако, за эту плату по слѣдующему соображенію: опытъ показалъ, что родители и родственники, отъ которыхъ не требуется никакого вознагражденія за содержаніе больныхъ дѣтей въ пріютѣ, зачастую покидаютъ ихъ окончательно. Братья знаютъ теперь, что прекращеніе періодическаго платежа ничтожной суммы свидѣтельствуетъ о томъ, что отнынѣ ребенокъ становится сиротою при живыхъ родителяхъ, что послѣдніе забросили его въ пріютѣ. Братья принимаютъ дѣтей въ возрастѣ отъ пяти до двѣнадцати лѣтъ; не допускаются въ пріютъ лишь эпилептики и идіоты. Какъ les petites soeurs des pauvres, братья составляютъ нищенствующій орденъ.
Дю-Канъ возмущается при видѣ худосочныхъ, искалѣченныхъ отъ рожденія дѣтей, но возмущается онъ, конечно, родителями этихъ несчастныхъ, которые невинно страдаютъ за пороки, за развратъ своихъ отцовъ и матерей. Мы замѣтимъ, однако, что значительную часть вины надо снять и съ послѣднихъ, такъ какъ пьянство и развратъ являются нерѣдко результатомъ непосильной борьбы съ горькою нищетой.
Дю-Канъ описываетъ простое, но удобное помѣщеніе пріюта, въ которомъ единственнымъ украшеніемъ является статуя знаменитаго благотворителя Огюстена Кошенъ (Augustin Cochin). Въ довольно большомъ саду больше овощей и плодовыхъ деревьевъ, нежели цвѣтовъ и деревьевъ, служащихъ для украшенія и тѣни. Дѣти получаютъ сытную и хорошо изготовленную пищу. Ихъ обучаютъ грамотѣ и ремесламъ, къ которымъ могутъ приспособиться ихъ больные члены. Несчастныя дѣти составляютъ даже оркестръ, игра котораго возбуждаетъ пріятныя ощущенія лишь въ нихъ самихъ. Въ прежнее время, по достиженіи восемнадцатилѣтняго возраста, воспитанники пріюта выходили изъ него и поступали на содержаніе общественной благотворительности, въ больницу для неизлечимыхъ. Теперь пріемъ въ эту больницу прекращенъ и братья должны оставлять своихъ увѣчныхъ питомцевъ у себя окончательно, что представляетъ, разумѣется, большія неудобства. Но они не унываютъ, слѣдуя словамъ Жана Сіудада: «дѣлайте добро, братья!»
Въ Парижѣ существуетъ сто двадцать шесть пріютовъ, въ которыхъ живутъ, получаютъ начальное образованіе и выучиваются какому-либо ремеслу 10,180 бѣдныхъ дѣтей. Изъ этихъ пріютовъ тридцать одинъ принадлежитъ сестрамъ ордена святаго Винсена де-Поля (soeurs de Saint-Vinsent-de-Paul). Духъ основателя этого ордена не погасъ въ сестрахъ (онѣ называются les filles de la charité). Онѣ проникаютъ и въ другія страны, съ одинаковою любовью заботятся о дѣтяхъ среди племенъ, исповѣдующихъ разнообразныя религіи.
Въ Парижѣ дѣти, осужденныя за различные преступленія и проступки, помѣщаются въ особомъ зданіи, напротивъ пересыльной тюрьмы для приговоренныхъ къ каторжнымъ работамъ. Одинъ изъ смотрителей дѣтской тюрьмы говорилъ дю-Кану: «Здѣсь (la Petite-Boquette) мы сѣемъ и садимъ; жатву собираетъ большая тюрьма (la Grande-Roquette)». Дю-Канъ спросилъ: «Помѣстили бы вы сюда своего сына, если бы онъ сбился съ пути?» Смотритель рѣзво отвѣтилъ: «Сюда? Чтобъ сдѣлать изъ него каторжника? Никогда! Я бы лучше задушилъ его». «До тѣхъ поръ, — замѣчаетъ по этому поводу дю-Канъ, близко знакомый съ такъ называемою исправительною тюрьмою Petite-Boquette, покуда мѣсто заключенія не будетъ лечебницею въ нравственномъ смыслѣ, до тѣхъ поръ нечего и говорить о тюремной реформѣ». Дю-Канъ разсказываетъ слѣдующій случай. Двѣнадцатилѣтній мальчикъ, отецъ котораго куда-то скрылся, былъ выгнанъ любовникомъ матери на улицу. Ребенокъ бродилъ по улицамъ и, наконецъ, былъ арестованъ. На судѣ исправительной полиціи мальчикъ тронулъ судей своимъ безыскусственнымъ разсказомъ. Но статья 271 уголовнаго кодекса говоритъ ясно, что бродяги, не достигшіе шестнадцати лѣтъ, не могутъ быть наказаны тюремнымъ заключеніемъ, и что до двадцати лѣтъ они должны быть поставлены подъ надзоръ полиціи. Практически это значило, что мальчика надо было отправить въ petite-Boquette. Тогда ребенокъ заговорилъ: «Два мѣсяца я питался кочерыжками и спалъ на открытомъ воздухѣ, чтобъ не красть, и вы хотите меня посадить въ тюрьму, какъ вора? Такова-то ваша справедливость?» Слова несчастнаго мальчика произвели сильное впечатлѣніе, окончательное рѣшеніе было отложено, обратились къ добрымъ людямъ, которые спасли невольнаго бродягу, отдали его въ обученіе, и, вмѣсто каторжника, изъ ребенка вышелъ хорошій рабочій. Этотъ былъ спасенъ, но во Франціи бродяжничаетъ до 100,000 дѣтей, и Максимъ дю-Канъ говоритъ, что, при разумномъ отношеніи къ дѣлу, они могли бы принести большую пользу своему отечеству, еслибъ ихъ, напримѣръ, поселили въ особыхъ колоніяхъ въ Алжиріи.
Въ сенскому департаментѣ находится сто шестьдесятъ три пріюта для дѣтей, въ числѣ которыхъ только восемнадцать принимаютъ мальчиковъ. Въ мужскихъ пріютахъ, за рѣдкими исключеніями, воспитателями являются мужчины, что неблагопріятно отражается на маленькихъ дѣтяхъ. Нѣтъ достаточныхъ похвалъ для людей, которые спасаютъ отъ голода, разврата и преступленій бѣдныхъ дѣтей, брошенныхъ, подобно собакамъ, на улицы большихъ городовъ. Въ декабрѣ 1841 года, въ Туринѣ, домъ Боско (dom Bosco), неизвѣстный тогда священникъ, долженъ былъ служить обѣдню. Дьячокъ искалъ мальчика, который исполнилъ бы обязанности служки. Въ церкви, глазѣя на образа и статуи, ходилъ въ это время шестнадцатилѣтній мальчикъ, по имени Бартелеми Гарелли. Онъ не согласился на предложеніе дьячка, у нихъ началась крупная ссора, домъ Боско вмѣшался, успокоилъ мальчика и убѣдился, что онъ не умѣетъ перекреститься. Съ этой минуты домъ Боско рѣшилъ посвятить себя покинутымъ дѣтямъ, и въ настоящее время, благодаря ему, болѣе 80,000 дѣтей въ Италіи находятъ пріютъ и получаютъ возможность стать честными и дѣльными тружениками. Сходный случай послужилъ поводомъ къ основанію сиротскаго дома въ Парижѣ (L’Orphelinat des Apprentis). Однажды вечеромъ, зимою 1865 г., аббатъ Руссель замѣтилъ мальчика, который копался въ какой-то грязной кучѣ. «Что ты тутъ дѣлаешь?» — спросилъ аббатъ. — «Ищу чего-нибудь поѣсть», — отвѣчалъ ребенокъ. Руссель взялъ его къ себѣ, на другой день привелъ другаго маленькаго бродягу, а черезъ восемь дней у добраго аббата помѣщалось въ комнатѣ уже шестеро дѣтей. Руссель былъ самъ бѣденъ, питомцы поглощали всѣ его доходы, и часто и ему, и имъ приходилось питаться лишь черствымъ хлѣбомъ. Пришли на помощь друзья аббата. Нужда кое-какъ устранялась, но у Русселѣ зародились уже обширные планы. Онъ узнаетъ, что въ Отёйлѣ продается вилла, правильнѣе — баракъ, расположенный въ концѣ аллеи старыхъ тополей. Но откуда взять денегъ на покупку этой виллы, почти непригодной для жилья? Аббатъ Руссель рѣшился ходить за подаяніями. Въ иныхъ мѣстахъ его встрѣчали радушно и давали деньги, въ другихъ онъ встрѣчалъ или презрительное равнодушіе, или разсчитанную дерзость. Аббатъ не унывалъ. Домъ былъ купленъ и въ 1866 году открыто новое благотворительное учрежденіе (L’Oeuvre de la première communion). Не легко было воспитывать и обучать маленькихъ бродягъ, которыхъ уже испортило печально проведенное первое дѣтство. Привыкшія къ дикой волѣ, дѣти отличались въ гимнастическихъ упражненіяхъ, продѣлывали съ большимъ удовольствіемъ удивительные скачки, но впадали въ разсѣянную мечтательность, когда имъ старались объяснить какое-либо грамматическое правило. Но преданность дѣлу все превозмогаетъ, и неутомимый аббатъ могъ утѣшаться результатами своихъ усилій. Въ 1869 году онъ понялъ, что надо довести дѣло до конца. До этого времени пріютившіеся у Русселя малолѣтніе бродяги, по истеченіи извѣстнаго времени, помѣщались или въ благотворительныя училища, или въ различныя мастерскія. Тамъ они ускользали, конечно, отъ вліянія аббата. Руссель рѣшилъ открыть при своемъ убѣжищѣ профессіональное училище. Кое-какъ онъ приспособилъ съ этой цѣлью одну изъ пристроекъ дома. Но въ этотъ моментъ разразилась война, которая внесла столько разоренія, такое горе и озлобленіе среди французскаго народа. Война увеличила число безпріютныхъ сиротъ, мастерскія Парижа работали мало и помѣщеніе учениковъ было почти невозможнымъ дѣломъ. Но Руссель не падалъ духомъ и настойчиво велъ преподаваніе различныхъ ремеслъ.
Въ 1881 году во французскую академію поступило сообщеніе о дѣятельности аббата Русселя. Академія, въ торжественномъ засѣданіи, присудила ему награду въ 2,500 франковъ — наибольшая сумма, которую она могла тогда назначить. Въ это самое время у аббата Русселя было до 200,000 франковъ долга, заключеннаго имъ для того, чтобы кормить и обучать своихъ воспитанниковъ. Прекрасное учрежденіе находилось на краю погибели. Тогда Figaro, редактируемое Вильмесаномъ, напечатало статью — воззваніе къ благотворительности. Черезъ недѣлю подписка была прекращена: она дала 331,167 франковъ 35 сантимовъ и участвовали въ ней какъ богатые, такъ и очень бѣдные люди. Горячей статьи писателя было достаточно, чтобы возбудить сочувствіе къ доброму дѣлу. Дю-Канъ имѣлъ право съ горделивою радостью воскликнуть: «О, France! Sois bénie pour ta charité!» (О, Франція! Будь благословенна за твою благотворительность!).
Дѣти пользуются въ пріютѣ аббата Русселя заботливымъ уходомъ. Имъ предоставлена возможная свобода, на ихъ физическое здоровье обращено большое вниманіе: Обстановка дома очень простая. Послѣ учебныхъ занятій днемъ и усиленной возни и гимнастическихъ упражненій вечеромъ, дѣти крѣпко и сладко засыпаютъ. Все управленіе пріютомъ свидѣтельствуетъ о томъ, что аббатъ Руссель хорошій педагогъ (ему теперь шестьдесятъ лѣтъ). Несмотря на это, побѣги изъ пріюта нерѣдки: на первыхъ порахъ дѣти, привыкшія къ полной и безпорядочной свободѣ, къ бездѣльному передвиженію, тяготятся правильною жизнью благотворительнаго заведенія. Но не рѣдко также, что бѣглецы возвращаются добровольно. Послѣ легкаго выговора, бѣглецовъ радушно принимаютъ на прежнихъ основаніяхъ. Поэтому-то ребенокъ, который провелъ въ пріютѣ недѣль шесть, почти никогда не убѣгаетъ изъ него.
Аббатъ Руссель, — говоритъ Максимъ дю-Канъ, — хорошо понялъ то, чего никакъ не могутъ понять многіе педагоги: вниманіе ребенка быстро утомляется, и каждый часъ серьезнаго занятія надо смѣнять достаточно продолжительнымъ отдыхомъ, физическою игрою, движеніемъ. Въ пріютѣ встрѣчаются иностранцы, бельгійцы, русскіе, бразильцы, негры. Подъ благодѣтельнымъ вліяніемъ Русселя, маленькіе бродяги, полудикіе, напуганные или озлобленные, постепенно перерождаются; но нѣкоторые изъ нихъ не поддаются этому вліянію, потому что ихъ порочныя наклонности закрѣплены въ ряду поколѣній, развивались наслѣдственно. Попадаютъ въ пріютъ дѣти, отцы которыхъ на каторгѣ, мать въ тюрьмѣ. Но и при такихъ прискорбныхъ условіяхъ аббату удается нерѣдко превращать своихъ питомцевъ въ честныхъ работниковъ. Иной разъ, однако, всѣ усилія пропадаютъ даромъ. Одинъ восьмилѣтній мальчикъ былъ охваченъ ужасомъ, когда его отецъ ударомъ ножа убилъ своего брата. Ребенокъ бѣжалъ изъ этого страшнаго родительскаго дома. Десять мѣсяцевъ скитался онъ по улицамъ Парижа, собирая разную дрянь, помогая кухаркамъ носить корзины съ провизіей, и этимъ зарабатывалъ себѣ двадцать, двадцать пять су въ день. Вечеромъ ребенокъ приходилъ въ какой-нибудь маленькій театръ и подъ конецъ спектакля покупалъ за пять су билетъ въ раекъ. Тамъ онъ, по окончаніи представленія, ловко прятался подъ скамейку и ночевалъ. Однажды онъ не могъ попасть въ театръ и заночевалъ въ строившемся домѣ, но во снѣ неосторожно выставилъ ноги. Полицейскій обходъ замѣтилъ мальчугана, арестовалъ и представилъ его судьѣ. Тотъ былъ растроганъ судьбою несчастнаго малютки и отправилъ его не въ Ля-Рокеттъ, а въ пріютъ аббата Русселя. Изъ пріюта мальчикъ убѣгалъ пять разъ и пять разъ добровольно возвращался. Наконецъ, побѣги прекратились и ребенокъ привыкъ къ правильной трудовой жизни. Одинъ добрый человѣкъ взялъ его къ себѣ грумомъ. Мальчикъ исполнялъ свои обязанности безукоризненно, такъ что всякія сомнѣнія на его счетъ исчезли. Но однажды ему поручили отнести драгоцѣнную вещь, и онъ безслѣдно скрылся: наслѣдственные пороки превозмогли доброе вліяніе пріюта. Бѣдняга рано или поздно будетъ схваченъ и попадетъ въ тюрьму. Другой малютка, девяти лѣтъ, получалъ отъ отца на свое пропитаніе (отецъ уходилъ на цѣлый день изъ дома) по восьми су. Онъ бродилъ по Парижу, голодалъ, не зналъ, что ему дѣлать. Встрѣтился онъ съ бѣглецомъ изъ пріюта аббата Русселя и узналъ у него, что въ пріютѣ кормятъ до сыта. Тогда ребенокъ отправился къ аббату съ просьбою о принятіи его въ пріютъ, и просьба эта, конечно, была немедленно удовлетворена. Но такіе случаи рѣдки. Несчастныя дѣти попадаютъ обыкновенно въ руки воровскихъ шаекъ, которыя вырабатываютъ изъ нихъ ловкихъ помощниковъ въ своихъ предпріятіяхъ. Такихъ малолѣтнихъ преступниковъ аббатъ Руссель не-принимаетъ въ свой пріютъ.
Когда возвращается бѣглецъ изъ пріюта или когда его приводятъ назадъ, аббатъ встрѣчаетъ его такими словами: «А! ты явился. Дерму пари, что ты не завтракалъ… Поди, спроси себѣ хлѣба и сыра». На другой день возвращеннаго бѣглеца аббатъ посылаетъ отнести письмо въ почтовый ящикъ. Мальчикъ гордится этимъ довѣріемъ и быстро исполняетъ порученіе. Руссель ласково треплетъ его за ухо, говоря: «Я знаю хорошо, что ты честный мальчикъ.» Не было примѣра, чтобы ребенокъ убѣжалъ при такихъ условіяхъ. Одинъ мальчуганъ бѣгалъ шесть разъ изъ пріюта. Тогда аббатъ поручилъ ему наблюдать, чтобы никто не уходилъ тайкомъ изъ пріюта, и неисправимый бѣглецъ сталъ безукоризненно исполнять возложенную на него обязанность.
Дю-Банъ константируетъ печальное явленіе: крайнюю неопрятность дѣтей, съ которою трудно бороться при скудныхъ средствахъ, находящихся въ распоряженіи аббата Русселя. Между тѣмъ, чистота, говоритъ французскій писатель, есть видимая эмблема нравственности, и мыло составляетъ одно изъ полезнѣйшихъ учебныхъ пособій. Пусть лучше ребенокъ узнаетъ попозже, что cornu, не склоняется и провозится лишніе полчаса за умываньемъ. Тѣмъ не менѣе, доброе вліяніе пріюта несомнѣнно. Со времени своего основанія онъ далъ убѣжище, обучилъ" подготовилъ въ честной рабочей жизни многихъ изъ 6,000 дѣтей, которыя безъ пріюта погибли бы, спились бы и совершили скорбный рядъ преступленій[2]. Наиболѣе значительная мастерская Орфелината есть типографія (съ брошюровочнымъ и литейнымъ отдѣленіями) въ которой работаютъ сто двадцать семь воспитанниковъ пріюта. Аббатъ Руссель издаетъ два. журнала: La France illustrée и L’Ami des enfants. Оба они, впрочемъ, мало распространены. Общій доходъ отъ работы воспитанниковъ пріюта равнялся 27,645 франкамъ, а расходы по мастерскимъ составляли 29,294 франка (въ 1882 году); убытокъ составлялъ 2,351 фр. Все содержаніе пріюта въ по 1 франк. 77 сант., а съ издержками на поддержаніе дома 1 фр. 94 сант. Аббату Русселю необходимо напрягать всѣ усилія, чтобы обходиться такою незначительною, суммой. Дю-Канъ недаромъ ставитъ его съ основателемъ училища для глухо-нѣіыхъ, аббатомъ де-л’Епе, и съ Валентиномъ Гаюи (Hauy), основателемъ училища для слѣпыхъ.
Весьма поучительна исторія общества женщинъ (Les dames du Calvaire), несвязанныхъ никакимъ религіознымъ обѣтомъ и посвятившихъ себя уходу за тяжко-больными. 17 іюня 1811 года въ Ліонѣ у довольно зажиточнаго торговца родилась дочь, Жанна-Франсуаза Шабо (Jeanne-Franèoise Chabot). Дѣвочку, когда она подрасла, отдали на воспитаніе въ монастырь, гдѣ живому ребенку жилось очень плохо. Печальный случай освободилъ Жанну-Франсуазу изъ негостепріимнаго монастыря. Она разбила однажды кружку и потерпѣла за то тяжелое и унизительное наказаніе. Озлобленная дѣвочка заявила тогда, что она подожжетъ монастырь. Благочестивыя монахини препроводили свою непокорную воспитанницу въ ея родительскій домъ.
Въ 1880 году mademoiseille Шабо вышла замужъ за Гарнье, человѣка небогатаго. Семья жида очень дружно, но двое дѣтей, родившихся у Гарнье, умерли, а къ двадцать третьему году жизни госпожа Гарнье стала вдовою. Денежныя дѣла были разстроены смертью мужа она ликвидировала его предпріятіе и получила 1,200 франковъ ежегодной ренты. Съ этихъ поръ началась ея благотворительная дѣятельность. Жанна-Франсуаза Гарнье помогала бѣднымъ, ходила за больными, не опасаясь заразъ, не гнушаясь грязью убогой нищеты. Однажды ей указали на несчастную женщину, которая, всѣми оставленная, сгнивала отъ язвъ въ отвратительномъ углѣ. Жанна-Франсуаза отправилась на этотъ чердакъ. Больная встрѣтила ее грубо, но г-жа Гарнье приходила каждый день, ухаживала за больной, обмывала ее, убирала въ комнатѣ. И, наконецъ, одеревенѣвшая отъ нужды и страданій женщина была растрогана (говорятъ, что она была поражена проказою), расплакалась и поцѣловала руку г-жи Гарнье. Послѣдняя выхлопотала ей мѣсто въ госпиталѣ, но видъ несчастной былъ такъ ужасенъ, что подошедшій въ ней священникъ отступилъ было назадъ. Больная, значительно успокоенная, скоро умерла въ больницѣ.
Въ головѣ г-жи Гарнье созрѣла мысль учредить больницу для неисцѣлимыхъ женщинъ, ходить за которыми должны были вдовы. Она немедленно приступила въ ея осуществленію, наняла комнату и помѣстила туда молодую дѣвушку, полусожженную во время пожара. Появились новыя больныя, къ г-жѣ Гарнье присоединились двѣ вдовы, увлеченныя ея благотворнымъ примѣромъ. Повторялось то же, что происходило съ неутомимыми и, самоотверженными основателями другихъ благотворительныхъ учрежденій. Маленькая лечебница черезъ непродолжительное время была переведена въ болѣе просторное помѣщеніе. Несчастная дѣвушка) — первая больная, принятая г-жею Гарнье, — была такъ обезображена, представляла такой отвратительный видъ, что извощикъ отказался посадить ее въ свой экипажъ, и Жанна-Франсуаза перенесла ее на рукахъ. Дѣло быстро развивалось. Въ 1853 году было воздвигнуто собственно зданіе лечебницы. Но здоровье самой г-жи Гарнье было надломлено и она опасно заболѣла. Въ ея рукахъ, когда она боролась съ физическими страданіями, былъ золотой крестъ, подаренный ей одною обращенною Жанною-Франсуазою грѣшницею. Брестъ этотъ нѣкогда былъ носимъ католическимъ святымъ (Franèois de Sales). Архіепископъ ліонскій, кардиналъ Бональдъ, принудилъ умирающую разстаться съ крестомъ, передать его въ церковь. Дю-Ванъ справедливо замѣчаетъ, что архіепископъ могъ бы немного подождать; черезъ три дня Жанна-Франсуаза Гарнье скончалась.
Ея смерть не остановила развитія основаннаго ею общества.
Въ 1873 году потеряла своего мужа, очень извѣстнаго парижскаго типографщика, госпожа Жуссе (Jousset). Увлеченная примѣромъ основательницы ліонскаго общества, она рѣшила основать подобное же учрежденіе въ Парижѣ. Она съѣздила въ Ліонъ, внимательно познакомилась съ дѣломъ и приступила къ осуществленію своей мысли. Собраны были нѣкоторыя средства; во главѣ учрежденія стала госпожа Леша (Léchât), также вдова, и въ концѣ 1874 года лечебница-пріютъ была открыта. Въ слѣдующемъ году ее посѣтило несчастіе: домъ находился въ очень низкой мѣстности, близъ рѣки, и наводненіе принудило спасаться изъ дома. Сосѣди-рабочіе исправили вредъ, причиненный наводненіемъ, и отказались отъ всякаго вознагражденія. Въ 1879 году госпожа Леша скончалась и ея мѣсто заняла Жуссе. Въ 1880 году парижскія dames du Calvaire устроились въ собственномъ домѣ. Мы опускаемъ описаніе неизлечимо-больныхъ, изъязиленныхъ недугомъ женщинъ, за которыми ухаживаютъ въ этомъ домѣ: оно производитъ черезъ-чуръ тягостное впечатлѣніе, и всякій видѣлъ случаи подобнаго рода. Нельзя не преклониться передъ сестрами милосердія, передъ этими свѣтскими дамами, нерѣдко красивыми и богатыми, которыя являются въ пріютъ для неизлечимыхъ и которыхъ не устрашаютъ ни гнойныя язвы, ни видъ нестерпимыхъ страданій. Нужно прибавить, что эти свѣтскія дамы лично исполняютъ самыя тяжелыя обязанности и что подвигъ ихъ остается тайною для блестящаго общества, въ которомъ онѣ вращаются. Скромно исполнивъ все, что требуется отъ самой усердной больничной прислуги, dames de Calvaire вечеромъ ѣдутъ на балъ или радушно принимаютъ гостей въ собственномъ салонѣ.
По мѣрѣ того, какъ развивались большіе города, среди ліхъ населенія возрастали нищета и болѣзни, а, вмѣстѣ съ тѣмъ, увеличивались и усилія устранить тѣ печальныя условія, которыми зло порождалось, и смягчить его пагубныя послѣдствія. Одно изъ наиболѣе благодѣтельныхъ въ этомъ отношеніи учрежденій есть общество, основанное въ Кастельподари (Castelnaudary) священникомъ Субираномъ (Louis-Jean-Marie de Soubiran).
Субиранъ родился въ Картагенѣ, 25 августа 1797 года. Его родители эмигрировали изъ Франціи во время первой революціи. Вернувшись на родину, молодой Субиранъ въ 1820 году сталъ священникомъ въ Кастельподари. Вскорѣ послѣ этого аббатъ основалъ полу-монастырь, полу-пріютъ для дѣвочекъ, на подобіе учрежденнаго въ Гентѣ въ 1234 году (béguinage, отъ фламандскаго beggen, просить). Но, замѣчаетъ дю-Канъ, аббатъ не разсчиталъ вліянія южнаго солнца: по вечерамъ мужская молодежь начала устраивать серенады передъ стѣнами пріюта, а дѣвочки забывали благочестивыя наставленія и нерѣдко танцовали до упаду. Аббатъ потерялъ надежду достигнуть желанныхъ результатовъ, и пріютъ былъ закрытъ. Субиранъ устремилъ свои усилія въ другую сторону. Въ 1854 году онъ учреждаетъ женскую монашескую-общину (communauté des Soeurs de Marie Auxiliatrice), которая должна была преслѣдовать благотворительныя цѣли.
Въ Кастельподари только 10,000 жителей, стало быть, благотворительное учрежденіе, здѣсь основанное, не могло принять большихъ размѣровъ, и сестры распространили свою дѣятельность на Тулузу, населеніе которой превосходитъ 120,000 жителей. Въ 1870 году аббатъ Субигранъ умеръ. Послѣ франко-прусской войны сестры появляются въ Парижѣ. До тѣхъ поръ задачи общины были довольно неопредѣленны: она оказывала помощь дѣвушкамъ, остававшимся безъ работы, давала имъ пріютъ за дешевую цѣну до пріисканія мѣста и т. д. Въ столицѣ пришлось поставить болѣе опредѣленную цѣль. Парижскій домъ сестеръ обладаетъ обширнымъ для этого города садомъ, при немъ существуетъ школа для живущихъ у сестеръ и для приходящихъ дѣтей, а главное зданіе служитъ убѣжищемъ для женщинъ. Послѣднее имѣетъ три отдѣленія. Въ первомъ живутъ вдовы или безродныя женщины, съ ничтожными средствами, которыхъ не хватило бы для самаго скромнаго существованія въ Парижѣ, и которыя не терпятъ никакой нужды, благодаря удивительной бережливости и самоотверженію сестеръ. Во второмъ отдѣленіи помѣщаются учительницы безъ занятія и дѣвушки, имѣющія въ виду докончить въ Парижѣ свое образованіе. Ихъ положеніе нерѣдко бываетъ очень затруднительнымъ и даже опаснымъ, вслѣдствіе неопытности молодыхъ дѣвушекъ, нужды, ими переживаемой, и тѣхъ искушеній и соблазновъ, которыми богаты большіе города. Въ третьемъ отдѣленіи находятъ пріютъ работницы и служанки, временно остающіяся безъ занятій. Ничтожный взносъ (пять сантимовъ въ день), обезпечивая такимъ дѣвушкамъ взаимную помощь, даетъ возможность обернуться, безъ голода и мучительной тревоги дождаться новаго заработка. Работницы встрѣчаютъ у сестеръ самый радушный пріютъ, а въ случаѣ болѣзни — заботливый и умѣлый уходъ. Послѣднее особенно важно въ виду того, что и въ Парижѣ среди трудящагося люда существуетъ паническій страхъ передъ больницами, — страхъ, основанный на скорбныхъ преданіяхъ, не имѣющій смысла въ настоящее время, но, тѣмъ не менѣе, трудно преодолимый.
Сестры скоро замѣтили, что между дѣвушками, которыя являлись въ ихъ убѣжище до пріисканія работы, было немало больныхъ или крайне изнуренныхъ. У Сестеръ мелькала мысль о пріютѣ для такихъ именно дѣвушекъ, но не было средствъ, для осуществленія этой мысли. Однажды въ пріютъ поступила больная дѣвушка, жизнь которой была полна лишеній и пороковъ. Передъ поступленіемъ къ сестрамъ она жила у стараго солдата, который далъ ей уголъ у себя, взявши ее съ улицы. Сестры выслушали печальный разсказъ молодой дѣвушки и уговаривали ее бросить прежнюю жизнь. «Но куда же я дѣнусь, если послушаюсь вашихъ совѣтовъ? — возразила больная. — У меня нѣтъ ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры. Ваши правила дозволяютъ вамъ держать меня только три мѣсяца- куда же идти мнѣ, какъ не къ старому солдату, меня пріютившему? Ауѣ, еслибъ я могла остаться у васъ!» Настоятельница сестеръ была тронута этими словами и оставила несчастную дѣвушку окончательно въ пріютѣ.
Черезъ нѣсколько времени послѣ этого, въ началѣ 1880 года… сестры, отправившись за сборомъ пожертвованій, зашли въ одну лавку съ просьбою дать имъ для больныхъ (преимущественно чахоточныхъ) нѣсколько кусочковъ фланели. Торговка заплакала и повела сестеръ въ темную и тѣсную каморку, гдѣ лежала въ постели ея семнадцатилѣтняя дочь, изнуренная недугомъ, погибающая отъ недостатка свѣта и воздуха. Сестры разсказали объ этомъ случаѣ настоятельницѣ, и больную дѣвушку взяли въ пріютъ, дали ей комнату на солнечной сторонѣ и начали ухаживать за ней. Сестры стали печально размышлять о томъ, какъ много молоденькихъ дѣвушекъ погибаетъ въ Парижѣ отъ грудныхъ болѣзней. Въ больницы принимаютъ только въ послѣднемъ періодѣ чахотки, когда болѣзнь уже непобѣдима и смерть недалека. Больницы иначе и поступить не могутъ, потому что отъ первыхъ проявленій чахотки до смерти отъ нея проходитъ много времени, нѣсколько лѣтъ (случается тридцать, сорокъ). Надо идти на помощь несчастнымъ, рѣшили сестры. На первыхъ же шагахъ ихъ встрѣтила удача. Одна дама, принадлежащая къ одному изъ историческихъ французскихъ семействъ, вручила сестрамъ значительное пожертвованіе. Добрый примѣръ не остался безъ подражанія. На собранныя, такимъ образомъ, деньги сестры наняли въ Ливри четыре маленькихъ домика и тамъ поселились вскорѣ пятнадцать больныхъ дѣвушекъ. Чистый загородный воздухъ и заботливый уходъ сестеръ благодѣтельно дѣйствовали на этихъ несчастныхъ. Въ 1881 году составилось общество благотворителей, которое пріобрѣло замокъ Вилльпинтъ (Villepinte), въ восемнадцати километрахъ отъ Парижа, и отдало этотъ замокъ сестрамъ. Въ парижскомъ домѣ больныхъ осматриваютъ врачи и затѣмъ принятыя дѣвушки отправляются въ Вилльпинтъ. Сестры оставляютъ у себя и тѣхъ дѣвочекъ, которыя отличаются худосочіемъ и наклонностью къ груднымъ болѣзнямъ. Средства для содержанія этихъ послѣднихъ были даны дочерью одного знаменитаго парижскаго архитектора, имя котораго связано съ благодѣтельнымъ учрежденіемъ. Болѣе семидесяти чахоточныхъ дѣвушекъ помѣщаются въ деревенскомъ пріютѣ сестеръ. Имъ тамъ хорошо. Роковой недугъ задерживается; все, что можетъ сдѣлать въ настоящее время гуманность, опирающаяся на науку, все это дѣлается въ Вилльпинтѣ, хотя размѣры заведенія и незначительны, если принять во вниманіе общее число чахоточныхъ дѣвушекъ въ Парижѣ. Надъ каждою кроватью написано имя того лица, которое дало средства для содержанія больной[3]. Значительное число поступающихъ въ Вилльпинтъ получаютъ облегченіе, а многія, болѣзнь которыхъ захвачена свое временно, выздоравливаютъ въ этомъ прекрасномъ пріютѣ, лечебницѣ. Въ ней помѣщаются, за особое вознагражденіе, больныя женщины, которыя страшатся обыкновенныхъ госпиталей, страдающія грудными болѣзнями служащія въ магазинахъ и т. п.
Мы упомянули уже о дѣтскомъ пріютѣ-лечебницѣ, соединенномъ съ учрежденіемъ сестеръ. Онъ основанъ г-жею Луизою Гошонъ (Louise Hochon), дочерью строителя Лувра, Гектора Лефюэля (Hector Lefuel), потерявшею единственнаго ребенка. Въ пріютъ принимаются дѣвочки отъ 4 до 12 лѣтъ, предрасположенныя къ груднымъ болѣзнямъ. Открытіе его послѣдовало перваго декабря 1883 года. Пріютъ (Fondation Hoclion-Lefuel) служитъ-не только лечебницею, но и шкодою для дѣтей; завѣдуетъ имъ одна изъ сестеръ, энергичная, бодрая, веселая, которая умѣетъ и занять дѣтей, и порадовать ихъ.
Наряду съ учрежденіемъ, о которомъ мы привели эти краткія свѣдѣнія, можно поставить. Общину слѣпыхъ сестеръ св. Павла, основанную Анною Бергюньонъ. Анна родилась въ Парижѣ, въ 1804 году, въ небогатой семьѣ. Съ дѣтства въ ея душѣ боролись два теченія: одно влекло ее къ религіозно-созерцательной монастырской жизни, я другое призывало къ самоотверженному труду на пользу ближняго. Шестнадцати лѣтъ, несмотря на сопротивленіе семьи, Анна поступила въ монастырь, но оставалась въ немъ только восемь мѣсяцевъ, потому что больная мать настоятельно призывала ее домой. Черезъ нѣсколько лѣтъ умеръ братъ Анны, поручивши ей свою трехлѣтнюю сиротку-дочку. Въ концѣ тридцатыхъ годовъ семь, я Бергюньонъ терпѣла большую нужду, и только неустанная работа Анны спасала ее отъ окончательнаго обнищанія. Несмотря на домашнія затрудненія, Анна не отказалась принять участіе въ дѣятельности благотворительнаго общества, которое просило ее заниматься съ нѣсколькими покинутыми дѣвочками. Аннѣ удалось даже завести мастерскую, въ которой подъ ея наблюденіемъ работали двѣнадцать дѣвочекъ, Въ 1845 году умеръ ея отецъ и она рѣшилась тогда опять поступить въ монастырь, передавши швейную мастерскую надежному лицу. Но въ монастырѣ ея дѣятельная природа не нашла успокоенія и удовлетворенія. Анна снова возвращается въ міръ и съ усиленною энергіею принимается за прежнее дѣло. На помощь ей, совѣтомъ и дѣломъ, выступилъ докторъ Ратье, который испытывалъ особенное состраданіе къ слѣпымъ дѣтямъ и, собирая ихъ въ своей маленькой квартирѣ, обучалъ восемь мальчиковъ и четырехъ дѣвочекъ. Эти слѣпыя дѣти поступили въ мастерскую Бергюньонъ. Секретарь Общества покровительства слѣпыхъ узналъ о существованіи мастерской. Институтъ молодыхъ слѣпыхъ (L’Institut des Jeunes-Aveugles) принимаетъ дѣтей отъ 10 лѣтъ и удерживаетъ до восемнадцати. Патронатъ испытываетъ большія затрудненія въ пріисканіи занятій для выпускаемыхъ изъ института, которые выходятъ оттуда, владѣя какимъ-либо ремесломъ. Въ 1850 году къ Аннѣ были привезены двѣ первыя слѣпыя дѣвушки изъ института. Число ихъ потомъ уведичивалось, и Аннѣ приходилось много хлопотать, чтобы преодолѣвать недостатки ихъ характера и пріучать ихъ къ правильной трудовой жизни.
Анна Бергюньонъ рѣшила основать общину, въ которую принимались бы слѣпыя съ младенческаго возраста и оставались сначала ученицами и работницами, а потомъ сестрами общины до своей смерти. Живое сочувстіе и помощь Анна встрѣтила въ этомъ случаѣ со Стороны упомянутаго уже доктора Ратье. Въ 1853 году въ убѣжищѣ, которое было переведено въ болѣе обширное помѣщеніе, въ Вожирарѣ, была, наконецъ, учреждена религіозная община (la communauté des Soeurs de Saint-Paul). Черезъ нѣсколько времени священникомъ новой общины согласился быть аббатъ Жюжъ (Juge), и безкорыстный трудъ этого аббата много содѣйствовалъ упроченію добраго дѣла. Изъ Вожирара убѣжище было перенесено въ другое мѣсто, внѣ Парижа (Bourg-la-Reine), но вдали отъ этого великаго города община, какъ оказалось, не могла существовать: расходъ въ деревнѣ, разумѣется, сократился, но въ гораздо большемъ размѣрѣ уменьшились пожертвованія, и Аннѣ Бергюньонъ пришлось терпѣть немаловажныя лишенія. Возвращеніе въ столицу сопряжено было съ большими затрудненіями, главнымъ изъ которыхъ являлось отсутствіе денегъ, но все было преодолѣно настойчивою волею, имѣвшею въ виду достигнуть глубоко-человѣчную цѣль. Деньги были заняты, земля куплена, необходимыя постройки возведены. Въ 1858 году открылся парижскій домъ общины. Въ 1863 году Анна скончалась, но учрежденіе; обязанное ей своимъ возникновеніемъ, пріобрѣло уже прочную постановку.. Война съ Германіей, осада Парижа и мрачные дни коммуны чуть было не погубили общины сестеръ св. Павла. Но все было возстановлено усиліями сестеръ и новыми пожертвованіями (въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ община получала пособіе отъ сенской префектуры отъ 1,300 франковъ до 4,000).
Въ настоящее время въ общинѣ 59 сестеръ, въ томъ числѣ двадцать слѣпыхъ: Такъ какъ онѣ живутъ постоянно вмѣстѣ, то взаимное пониманіе слѣпыхъ и зрячихъ достигаетъ высшей степени возможнаго. Все въ общинѣ приноровлено къ потребностямъ слѣпыхъ, все устроено такъ, чтобъ устранять опасности, грозящія человѣку, который лишенъ зрѣнія.
Въ мастерской общины дю-Канъ нашелъ двадцать работницъ, въ возрастѣ ютъ 25 до 50 лѣтъ, большею частью слѣпыхъ отъ рожденія. Нѣкоторыя ослѣпли въ младенчествѣ, отъ болѣзни, у другихъ глаза были выклеваны прирученными птицами, третьи лишились зрѣнія уже взрослыми. Одна изъ такихъ несчастныхъ была жертвою преступленія: въ нее выстрѣлилъ молодой парень, за котораго она отказывалась выйти замужъ. Другую четырнадцатилѣтнею дѣвочкою ослѣпила безумная мать.
Въ трехъ классахъ училища слѣпыя дѣвочки учатся читать и писать, а также вязать. Чтенію обучаютъ по систѣмѣ Луи Брайль (Louis Braille)[4]. Дю-Канъ описываетъ изобрѣтеніе графа Бофора (comte de Jau de Beaufort), позволяющее слѣпымъ писать такимъ образомъ, что написанное читаютъ зряще глазами, а слѣпые ощупью. За подробностями отсылаемъ къ книгѣ дю Кана (стр. 386—387)[5]. Сестрамъ приходится иной разъ бороться съ безсердечіемъ родителей, за которыхъ стоитъ безжалостная буква закона и которые хотятъ изъ несчастія ребенка извлекать, прося милостыню, доходъ для себя.- При общинѣ находится особая школа, куда являются для обученія слѣпыя дѣти достаточныхъ родителей.
Отмѣтимъ, что при общинѣ, находится маленькая типографія, гдѣ слѣпыя работницы печатаютъ книги для слѣпыхъ. Здѣсь Морисъ де-ла-Сизераннъ (Maurice de la Sizeranne) печатаетъ для слѣпыхъ (онъ самъ ослѣпъ въ дѣтствѣ) повременное изданіе Le Louis Braille. Другой издаваемый Сизеранномъ журналъ Le Valentin Haüy назначенъ для зрячихъ, которымъ слѣпой редакторъ объясняетъ нужды лишенныхъ зрѣнія. Дю-Канъ надѣется, что это дѣло разовьется и что сестры общины св. Павла будутъ въ состояніи обнаружить такую же дѣятельность, какъ лондонское общество для распространенія образованія среди слѣпыхъ и для пріисканія имъ занятій (British and foreign blind association for promoting the edication and employement of the blind).
Въ общинѣ слѣпыхъ сестеръ си: Павла находились, въ то время, когда осматривалъ ее дю-Канъ, семьдесятъ слѣпыхъ. Всѣхъ слѣпыхъ во Франціи считается болѣе 31,600, изъ числа которыхъ, вѣроятно, не- менѣе одной трети женщинъ. 25,000 слѣпыхъ принадлежатъ къ недостаточнымъ или совсѣмъ бѣднымъ классамъ населенія. Несмотря на существованіе общины св. Павла и другихъ благотворительныхъ учрежденій для слѣпыхъ, въ этомъ отношеніи во Франціи остается сдѣлать еще многое.
Наряду со всѣми упомянутыми филантропическими обществами и учрежденіями, которыя имѣютъ въ виду устранить постоянное зло или облегчить хроническій недугъ, во Франціи существуютъ и общества съ иными благотворительными цѣлями. Эти послѣднія приходятъ на помощь человѣку при временной нуждѣ или при несчастной случайности. Въ Парижъ, напримѣръ, многіе~приходятъ искать заработка. Ихъ захватываетъ здѣсь безденежье. Не имѣя ни пристанища, ни хлѣба, такіе люди могутъ по неволѣ рѣшиться на преступленіе, чтобы добыть денегъ, чтобы утолить голодъ и заплатить за ночлегъ. Максимъ дю-Канъ, изучая парижскіе вертепы, постоянно встрѣчалъ въ нихъ загнанныхъ нищетою и не совершившихъ еще никакого преступленія людей, которыхъ полиція, очищая притоны, выпускала на свободу, но которымъ некуда было дѣваться. Отчего бы не построить для такихъ бѣдняковъ, спрашивалъ дю-Канъ, ночлежныхъ домовъ (dortoirs publics)? Но ему возражали, что въ Парижѣ каждый день скопляется 50 или 60,000 человѣкъ, не знающихъ куда преклонить голову, что въ этомъ отношеніи провинція наводняетъ столицу Франціи. Для жителей и маленькихъ городковъ, и тихихъ деревенскихъ уголковъ Парижъ представляется неистощимымъ источникомъ свѣта, счастья и богатства. За эту мечту очень многимъ приходится горько расплачиваться, теряя въ борьбѣ изъ-за куска хлѣба здоровье, человѣческое достоинство и совѣсть. Въ особенности ужасно бываетъ находиться въ подобномъ положеніи женщинѣ. Черною работою женщина можетъ зарабатывать въ Парижѣ, среднимъ числомъ, два франка въ день; на эти деньги трудно существовать, а сбереженія совершенно невозможны, и временная потеря работы или болѣзнь приносятъ съ собою голодъ въ буквальномъ смыслѣ послѣдняго слова. Мы очень прислушались къ этому слову и оно не дѣйствуетъ на насъ безъ соотвѣтствующаго описанія; но всякое описаніе блѣдно передъ дѣйствительнымъ ужасомъ такого состоянія.
Частная благотворительность пришла на помощь и въ данномъ случаѣ. Былъ основанъ ночлежный домъ, куда могли приходить безпріютныя женщины. Нѣсколько великосвѣтскихъ дамъ Парижа, убѣдившись въ томъ, что мало пользы давать ночлегъ лишеннымъ работы и всякихъ средствъ женщинамъ, собрали необходимую сумму денегъ и наняли довольно обширное помѣщеніе на Grande-Rue d’Auteuil. Здѣсь бездомныя женщины могли оставаться въ теченіе трехъ мѣсяцевъ. Въ это время ихъ обучали мастерству и пріискивали имъ занятіе. Управленіе домомъ ввѣрено было сестрамъ монашеской общины (la communauté des religieuses de Notre-Dame du, Calvaire). Община эта возникла, въ 1833 году, въ Керси (Quercy), благодаря усиліямъ аббата Бонома (Bonhomme), и трудится, между прочимъ, на пользу глухо-нѣмыхъ.
Просматривая записи нашедшихъ пріютъ въ ночлежномъ домѣ, дю-Канъ убѣдился, что и въ этомъ случаѣ главнымъ поставщикомъ обездоленныхъ является не Парижъ, а провинція: изъ двухъ сотъ женщинъ, поступившихъ въ ночлежный домъ въ ближайшее къ посѣщенію этого дома дю-Какомъ время, было только тридцать пять парижанокъ по рожденію.
Какъ только женщину принимаютъ въ пріютъ, ее немедленно раздѣваютъ и отправляютъ въ ванну. Грязныя лохмотья, въ которыхъ пришла несчастная, очищаются и, по мѣрѣ возможности, приводятся въ благообразный видъ. Въ пріютѣ даютъ чистое бѣлье и одежду. Многіе протестуютъ противъ мытья, доказывая, что у нихъ нѣтъ никакой болѣзни. Иныхъ не удается убѣдить въ пользѣ и необходимости чистоты тѣла, и такимъ прямо заявляютъ, что онѣ обязаны подчиниться правиламъ благотворительнаго учрежденія. Въ длинномъ дортуарѣ разставлены кровати, въ числѣ которыхъ нѣсколько дѣтскихъ. Въ пріютъ являются иной разъ женщины съ ребенкомъ на рукахъ, и, принимая мать, нельзя отказать въ пріемѣ ея ребенка. Пріютъ (Hospitalité du travail) затруднялся въ средствахъ для содержанія такихъ дѣтей- но дочери парижанъ, воспитывающіяся въ дорогихъ пансіонахъ столицы, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ складываются и доставляютъ пріюту необходимыя средства.
Въ теченіе 1881, 1882 и 1883 годовъ въ ночлежный домъ было принято 7,534 женщины, изъ которыхъ для 3,653 были найдены занятія. Въ настоящее время получаютъ мѣста до двухъ третей поступающихъ въ пріютъ женщинъ. Въ три названные года 1,815 женщинъ, которыя выписались изъ разныхъ больницъ, окончательно возстановили свои силы въ пріютѣ и полумили возможность возобновить честную, трудовую жизнь. Максимъ дю-Канъ разсказываетъ одинъ случай, который выходитъ и, въ ряда обыкновенныхъ и свидѣтельствуетъ, какими удивительными фактами полна дѣйствительная жизнь. Въ мартѣ 1883 года въ убѣжище для слѣпыхъ (Hospice des Quinze-Vingts) явилась прямо со станціи ліонской желѣзной дороги слѣпая двадцатидевятилѣтняя дѣвушка, Филиппина Б. Ее не приняли въ убѣжище, въ которое могутъ поступать только лица старше сорока лѣтъ. У Филиппины не было въ Парижѣ ни родныхъ, ни знакомыхъ, не было у нея и денегъ. Слѣпая дѣвушка была отправлена въ полицейскую префектуру, которая временно помѣстила ее у сестеръ Маріи-Іосифа. Оказалось, что Филиппина родилась (слѣпою) въ Аяччіо отъ неизвѣстныхъ родителей. Раннее дѣтство она провела у кормилицы, куда ее отдали, а потомъ городъ Аяччіо помѣстилъ Филиппину въ тулузскій пріютъ для слѣпыхъ. Двадцати шести лѣтъ она возвратилась на родину, разсчитывая жить здѣсь уроками слѣпымъ дѣтямъ. Разсчетъ не оправдался, и Филиппина впала въ нищету. Ее пріютила тогда добрая женщина. Филиппина обратилась къ министру внутреннихъ дѣлъ, прося для себя мѣсто наставницы въ одномъ изъ училищъ для слѣпыхъ. Ей отвѣтили, что нѣтъ свободнаго мѣста. Филиппина рѣшилась послѣ этого сама ѣхать въ Парижъ: она думала, что достаточно ей лично побесѣдовать съ министромъ внутреннихъ дѣлъ, и она добьется учрежденія убѣжища для слѣпыхъ въ Корсикѣ. Эта мысль овладѣваетъ несчастною дѣвушкой, и она совершила ту безразсудную поѣздку, о которой было упомянуто. Парижская префектура навела по телеграфу справки въ Аяччіо. Отвѣтъ получился самый благопріятный для Филиппины Б., и тогда ее отвезли въ пріютъ для трудящихся (Hospitalité dn travail) Само собою разумѣется, что она осталась въ этомъ пріютѣ и по истеченіи узаконеннаго трехмѣсячнаго срока. И это далеко не единственный случай, когда мѣсто временнаго и непродолжительнаго пребыванія обращается въ постоянный пріютъ для несчастныхъ, лишенныхъ заработка, здоровья и всякихъ жизненныхъ надеждъ. Къ сожалѣнію, помѣщеніе тѣсно (за него платятъ 8,500 франковъ въ годъ) и средства пріюта вообще недостаточны, а нужда все растетъ.
Пріютъ имѣетъ свою мастерскую, гдѣ работаютъ всѣ, способныя къ какому-либо женскому ремеслу. Правила ночлежнаго дома не строги. Изъ него дозволяется уходить на опредѣленное время, но не въ заранѣе назначенные сроки. Послѣднее дѣлается для того, чтобы устранить возможность разныхъ предосудительныхъ уговоровъ. Женщина, воротившаяся въ пріютъ пьяною, не допускается до ночлега въ немъ. Противъ этого предписанія трудно возразить, но нельзя согласиться съ французскимъ публицистомъ, который признаетъ справедливомъ безусловное исключеніе такой, женщины навсегда изъ пріюта. Одинъ безобразный поступокъ, одно печальное, и, быть можетъ, совершенно случайное увлеченіе не должно влечь за собою такого безпощаднаго наказанія.
Въ то время, когда дю-Канъ посѣтилъ убѣжище для безпріютныхъ, въ немъ было И5 женщинъ, и это число составляетъ приблизительно среднюю цифру. Помѣщеніе, какъ было уже замѣчено, тѣсно, содержаніе скромно, разумѣется, но вполнѣ удовлетворительно. Расходы въ 1883 году равнялись 59,628 франкамъ (въ томъ числѣ 8,500 франковъ за наемъ помѣщенія и выдача бѣльемъ и одеждою на 8,300 фр.). Заработокъ живущихъ въ пріютѣ не превышаетъ 19,000 франковъ. Правительство республики выдаетъ убѣжищу пособіе въ нѣсколько тысячъ франковъ. Все остальное получается путемъ частной благотворительности.
Кромѣ пріюта, свѣдѣнія о которомъ нами сообщены, въ Парижѣ существуетъ еще нѣсколько ночлежныхъ домовъ, основанныхъ людьми, ясно понимающими весь ужасъ положенія бездомнаго человѣка. Въ средніе вѣка такіе дома учреждались монашескими орденами. Всѣ они закрылись въ давнее время и возобновленіе этого рода благотворительной дѣятельности относится уже, къ нашимъ днямъ. Въ 1872 году ночлежный домъ былъ открытъ въ Марсели и результаты получились весьма утѣшительные. Среди нѣкоторыхъ парижанъ, по почину графа Амедея Декарса (conte Amédée Des Cars), возникла мысль устроить подобный домъ въ Парижѣ. Надо было получить разрѣшеніе отъ полицейской префектуры. Одинъ изъ видныхъ парижскихъ чиновниковъ, Лекуръ; самъ написавшій хорошую книгу о благотворительности въ Парижѣ (La charité à Paris, 1876), принялъ живое участіе въ новомъ филантропическомъ предпріятіи, во главѣ котораго стоялъ баронъ Ливуа (de Livios). Разрѣшеніе было дано съ тѣмъ, чтобы ночлежный домъ давалъ убѣжище только по ночамъ и въ теченіе лишь трехъ дней для каждаго. Основатели пожертвовали около 50,000 франковъ и пріискали подходящее помѣщеніе на одной изъ окраинъ Парижа. 2 іюня 1878 года первый парижскій ночлежный домъ былъ открытъ. Въ немъ было двадцать кроватей. 11 іюня явилось уже тридцать семь человѣкъ, просившихъ ночлега, и шестнадцать изъ нихъ должны были спать на полу. Вѣсть о ночномъ пріютѣ быстро распространилась по Парижу, и черезъ мѣсяцъ пришлось удвоить число кроватей. Печать заговорила о благодѣтельномъ учрежденіи, стали притекать пожертвованія, и 8 октября 1878 года число кроватей достигло въ ночлежномъ домѣ 105. Врачи предложили безвозмездно свои услуги, большіе магазины прислали постельныя принадлежности и т. д. Въ это время въ Парижѣ умиралъ человѣкъ оригинальнаго характера, крайне недовѣрчивый и благотворительный, въ одно и то же время. Онъ прочелъ въ газетѣ извѣстіе о ночлежномъ домѣ и пожертвовалъ немедленно 15,000 франковъ на учрежденіе новаго такого же пріюта. На эти деньги, данныя Боденомъ-де-Ламазъ (Beaudenom de Lamaze), было нанято помѣщеніе, которое уступила извѣстная книгопродавческая фирма Гашеттъ, потерявши при этомъ 11,000 франковъ (помѣщеніе было передъ тѣмъ нанято на четыре года за 26,000 франковъ, по 6,500 франковъ ежегоднаго платежа). 12 іюня 1879 года открылся, такимъ образомъ, второй въ Парижѣ Ночлежный домъ, названный домомъ Ламаза. Послѣдній пожертвовалъ для него, кромѣ 15,000 франковъ, еще 100,000 франковъ при жизни и оставилъ на упроченіе дѣла, по завѣщанію, 111,000 франковъ. Два дома вмѣстѣ давали пріютъ тремъ стамъ бѣднякамъ. Благодаря новымъ пожертвованіямъ, вскорѣ былъ открытъ третій ночлежный домъ. Декретомъ президента французской республики отъ 11 апрѣля 1882 года общество, устраивавшее ночлежные дома, признано имѣющимъ общественно-полезное значеніе и ему предоставлены права юридическаго лица.
На ночлегъ принимаютъ съ 7 часовъ до 9 вечера (дозволяютъ ночевать и нѣсколько запоздавшимъ). Тѣ, которые приходятъ пораньше, читаютъ книги изъ маленькой библіотеки, находящейся при ночлежномъ домѣ, другіе пишутъ письма и т. п. Бумага, чернила и марки доставляются безвозмездно благотворительнымъ обществомъ, и на это истрачено въ 1883 году 482 франка (3,218 писемъ). Съ 8 часовъ, въ присутствіи управляющаго домомъ, каштана, какъ его обыкновенно называютъ, всѣ имѣющіе и не имѣющіе документовъ записываются въ очередный списокъ; каждому выдается дощечка съ нумеромъ кровати. При этомъ капитанъ раздаетъ голоднымъ бѣднякамъ по доброму куску хлѣба/ Извѣстная, довольно значительная сумма денегъ расходуется для дезинфекціи одежды ночующихъ. Теплая вода всегда готова для ихъ омовенія. Поутру мытье обязательно для жильцовъ ночлежнаго дома. Мыло дается даромъ. Нечего и говорить, какой разнообразный людъ ищетъ пристанища въ домахъ, основанныхъ чисто-гуманнымъ стремленіемъ. Сюда являются и старики, и мальчики, и люди съ отвратительнымъ прошлымъ, и несчастливцы, случайно оставшіеся безъ заработка на улицахъ великаго города. Максимъ дю-Канъ встрѣтилъ въ одномъ изъ ночлежныхъ домовъ молодаго человѣка, имѣющаго степень баккалавра словесности (bachelier ès lettres). Онъ родился въ Люксембургѣ и явился въ Парижъ съ большими надеждами, съ знаніемъ французскаго, англійскаго, нѣмецкаго и голландскаго языковъ. Бѣднягѣ не посчастливилось, всѣ припасенныя имъ деньги были истрачены и молодому человѣку оставалось только постучаться въ дверь ночлежнаго дома. И опять большинство нуждающихся оказывается провинціалами; изъ 1.985 именъ, пересмотрѣнныхъ Дюканомъ, только 319 принадлежали парижанамъ. Преобладаютъ въ ночлежныхъ домахъ молодые люди. Въ числѣ пожертвованій особенно трогательно видѣть маленькія суммы, присылаемыя рабочими при письмахъ, въ которыхъ выражается горячее сочувствіе доброму дѣлу. Знаменитый художникъ Мейссонье, устроивъ выставку своихъ картинъ, пожертвовалъ четыре пятыхъ сбора на ночлежные дома (одна пятая была назначена имъ для бѣдныхъ въ Пуасси).
Интересныя свѣдѣнія сообщилъ дю-Канъ и о дѣятельности парижскаго Человѣколюбиваго обществъ (la Société philanthropique). Это общество было основано въ 1780 году, подъ вліяніемъ идей Жанъ-Жака Руссо, и ставило себѣ довольно неопредѣленныя задачи. Революція разрушила общество, но- оно возстановилось въ восьмой годъ первой республики и съ тѣхъ поръ не прерывало своей полезной дѣятельности[6]. Въ то время, какъ открывался въ Парижѣ ночлежный домъ для мужчинъ, Человѣколюбивое общество, по иниціативѣ одного изъ своихъ сочленовъ, Наста (Nast), озаботилось о ночномъ убѣжищѣ для женщинъ, которое было открыто 20 мая 1879 года. Правительство отдаетъ подъ него за ничтожную сумму (50 франковъ въ годъ) принадлежащій управленію общественной благотворительности домъ. Во главѣ женскаго ночлежнаго дома стоитъ госпожа Орни (Horny). И здѣсь стараются пріискать занятія бѣднымъ женщинамъ, что отчасти и удается: изъ 16,897 женщинъ, бывшихъ въ ночлежномъ домѣ съ 26 мая 1879 года по 31 декабря 1883 года, для 2,629 былъ найденъ надежный заработокъ. Многія изъ женщинъ приходили въ ночлежный домъ съ дѣтьми и для такихъ женщинъ устроена особая спальня на средства, предоставленныя съ этою цѣлью госпожею Оттингеръ (Hottingner). И здѣсь повторяется уже нѣсколько разъ отмѣченное нами явленіе: подавляющее большинство являющихся въ ночлежный домъ женщинъ не уроженки Парижа. Имъ даютъ поужинать, а на другой день позавтракать, вычищаютъ ихъ одежду, въ необходимыхъ случаяхъ выдаютъ новую, какъ и въ мужскихъ ночлежныхъ домахъ.
Однажды въ женскій ночлежный домъ зашелъ человѣкъ, извѣстный своимъ добрымъ сердцемъ, Эмиль Тома. Онъ внимательно осмотрѣлъ помѣщеніе, поглядѣлъ на женщинъ, которыя ищутъ въ немъ пріюта, и ушелъ, пожертвовавши двадцать франковъ. Вскорѣ Эмиль Тома умеръ. Оказалось, что онъ оставилъ по завѣщанію 200,000 франковъ въ пользу убѣжища для безпріютныхъ женщинъ. Вслѣдъ затѣмъ m-lle Камила Фавръ (Camille Favre) пожертвовала для этой же цѣли 120,000 франковъ. На эти средства открыты два новыхъ ночлежныхъ дома для женщинъ, при одномъ изъ которыхъ учреждена дѣтская лечебница, гдѣ даромъ осматриваютъ дѣтей и даромъ же даютъ имъ лѣкарства.
Несмотря на множество благотворительныхъ учрежденій, которыя существуютъ въ Парижѣ, нищета и болѣзнь требуютъ новыхъ и энергическихъ усилій для борьбы съ ними. Особенно настоятельна потребность спасти дѣтей отъ ужасающей будущности, придти къ нимъ на помощь въ то время, когда горькая нужда не изнурила еще ихъ силы, не натолкнула ихъ еще на путь разврата и преступленія, и Максимъ дю-Канъ горячо взываетъ о помощи всѣмъ обездоленнымъ и погибающимъ. Онъ указываетъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, и на тѣ великія услуги, какія принесла уже въ Парижѣ частная благотворительность. Нельзя безъ ужаса подумать, что было бы съ столицею Франціи, еслибъ въ ней закрылись упомянутые нами пріюты, богадѣльни, ночлежные дома. Французскій публицистъ съ понятнымъ удовольствіемъ отмѣчаетъ, какъ много дѣлается въ Парижѣ для бѣдныхъ, и добрый примѣръ великаго города не долженъ остаться безъ полезнаго вліянія на другіе европейскіе города.
- ↑ Четвертый томъ сочиненія дю-Кана (Paris, ses organes, ses fonctions et sa vie dans la seconde moiti’e du XIX siècle) былъ посвященъ общественной благотворительности.
- ↑ Дю-Канъ вычисляетъ, что изъ 100 пріемышей пріюта 80 спасаются для честнаго труда.
- ↑ Для этого необходимъ капиталъ, приносящій ежегодно тысячу франковъ дохода.
- ↑ Рельефныя точки соотвѣтствуютъ азбукѣ, числамъ и т. д.
- ↑ Очень замѣчателенъ и приборъ, изобрѣтенный для письма слѣпымъ Фуко (Foucaut), о которомъ говоритъ дю-Канъ на 385—386 стр. своей книги.
- ↑ Въ 1883 году Человѣколюбивое общество роздало, между прочимъ, 2.876,168 порцій для бѣдныхъ.