НОЧЬ ПЕРВАЯ
Спит Царевич, распростёрся,
Спит, не слышит ничего,
Ровно палочкой упёрся
Месяц в личико его.
Соврала, что палочкой:
Перстом светлым, пальчиком.
И стоит бабёнка шалая
Над мальчиком.
«Скрытные твои ресницы, —
Без огня сожжена!
Отчего я не девица,
А чужая жена!
Отчего-то людям спится,
А мне плачется!
Отчего тебе не мать родная
Я, а мачеха?
На кроваточке одной
Сынок с матушкой родной.
С головёночкой льняной
Ребёночек мой!
Молчи, пёс цепной!
Не реви, царь морской!
Проходи, сон дурной!
Ребёночек — мой!
В кипяток положь яйцо —
Да как не сварится?
Как на личико твоё цветочное
Не зариться?
Для одной твоей лежанки
Я на свет рождена.
Я царевичу служанка —
Не царёва жена.
Обдери меня на лыко,
Псам на ужин изжарь!
Хошь, диковинный с музы́кой
Заведу — кубáрь?
Гляжу в зеркальце, дивлюся:
Али грудь плоска?
Хочешь, два тебе — на бусы —
Подарю глазка?
Не введу в расход, — задаром!»
А сынок в ответ,
— К взрослым пасынкам — нестарым
Мачехам ходить не след. —
= = =
«Дай подушечку поправлю!»
— Я сам примощусь! —
«Как же так тебя оставлю?»
— Я и сам обойдусь! —
«Ай пониже? Aй повыше?»
— Мне твой вид постыл! —
«Видно, разум твой мальчиший
Звоном пó морю уплыл.
Али ручки не белы?»
— В море пена белей! —
«Али губки не алы?»
— В море зори алей! —
«Али грудь не высока?»
— Мне что грудь — что доска! —
«Можно рядушком прилечь?»
— Постеля узка! —
«Коль и впрямь она узка — свернусь в трубочку!
Говорливые мои шелка? — скину юбочку!
Всё, что знала, позабыла нынче зá ночь я:
Я крестьяночка, твоей души служаночка!»
А Царевич ей в ответ
Опять всё то же:
Всё: негоже, да не трожь,
Не трожь, негоже!
«Али личиком и впрямь не бела?»
— Не страми родство, да брось озорство! —
«Ох, зачем тебя не я родила?»
— Мне не надо твоего — ничего! —
«Ох, височки, волосочки мои!»
— Корабельные досочки мои! —
= = =
Поздний свет в ночи, да треньканье струн…
То царевичев усердный шептун
Три свечи зажёг — да вниз головой,
Да псалмы поёт на лад плясовой.
На угодничков плюёт, давит мух,
Чёрных сродничков своих славит вслух.
— Распотешь себя, душа, распотешь! —
Над лампадочкой святой клонит плешь.
— Слюнка, слюнка моя, верный плевок!
Ты в лампадочке моей — поплавок.
Я недаром старичок-колдунок:
Не царевичев ли вижу челнок?
Шея лебедем, высок, белогруд,
В нём Царевич мой, и я с ним сам-друг.
Всколыхнулася лазурная рябь:
К нам на гусельный на звон — Жар-Корабь!
Подивись со мной, пророк Моисей!
Купины твоей прекрасной — красней!
Посередке же, с простертой рукой —
Не то Ангел, не то Воин какой.
Что за притча? Что за гость-за-сосед?
Не то в латы, не то в ризы одет!
С корабля кладёт две лёгких доски,
Да Царевичу даёт две руки.
Всполохнулся мой Царевич — погиб! —
Половицы тут в ночи: скрип да скрип,
Голосочек тут в ночи: «Дядь, а дядь!
Научи меня, старик, колдовать!
Опостылела царёва кровать!
Я с Царевичем хочу ночевать».
— Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —
«Царь с бутылкою в обнимку храпит.
Ты царевичеву кровь развяжи:
Коршунком ко мне на грудь положи!»
Усмехнулся в бородёнку старик:
Хоть царица, а проста на язык!
Ночевать одной, поди, невтерпёж!..
— Что ж, краса, мне за работу кладёшь?
«Положу тебе шесть сот соболей».
— Мне плевочек твой единый милей!
«Скат заморского сукна на кафтан».
— Из сукна того скатай сарафан!
«Так червонцев нагружу чугунок».
— Дёшев, дёшев тебе царский сынок!
Приклонись ко мне, Царица, ушком,
Цену сам тебе скажу шепотком. —
Помертвела ровно столб соляной,
Д’как сорвётся, д’как взовьётся струной,
Как плевком ему да вызвездит лоб!..
«Хам! Охальник! Худородный холоп!
Целовать тебя — повешусь допрежь!»
Старикашка ничего, вытер плешь:
— Хочешь проку, красоты не жалей!
Погляди-ка ты в лампадный елей!
Дунь и плюнь! Сделай рябь!
Что ты видишь? — «Корабь.
Без гребцов-парусов,
Само море несёт».
— Ну-кось? — «Чтой-то темно».
— Плюнь на самое дно!
Ну-кось? — «Ходко бежит!
Кто-то в лёжку лежит:
Человек молодой…
— Светел пасынок мой!»
Смотрит в синюю гладь.
Ничего не видать.
— Перстень в маслице брось!
Ну-кось? — «Рученьки врозь.
Бусы в левой руке,
Гусли в правой руке.
Привалился к корме.
Думу держит в уме».
— Топни правой ногой!
Что ты видишь? — «Другой
В синеморскую хлябь
Выплывает корабь.
В сини-волны в упор
Грудь высокую впёр.
Посерёдке — костёр,
Пурпуровый шатёр».
— Полный круг обойди!
Ну-кось! Зорче гляди! —
«Душу спёрло в груди!
Дева всех впереди!
Великановый рост,
Пояс — змей-самохлёст,
Головою до звёзд,
С головы конский хвост,
Месяц в ухе серьгой…»
— Топни левой ногой! —
Левой ножкой топнула,
Да как охнет, взглянув!
Да как навзничь грохнется,
Колен не согнув!
Да как затылком чокнется
С заслонкой печной! —
Подсмотрел в окошечко
Месяц, сторож ночной.
= = =
— Ох вы, бабьи дела келейные! —
Положил свою кладь на лавочку.
— Вынь из ближнего, из нашейного
Из платочка сваво — булавочку.
Ты упрись ею в грудь высокую,
Напои её кровью досыта.
А пленишь молодого сокола,
Помяни и меня, красоточка! —
Дерганула рукою спешною:
Грудь раскинулась — цветом яблочным!
Вынимает из тела грешного
Пурпурóвую — всю — булавочку:
«Всю до капли кровь
За его любовь!
Всю из жилок прочь
За одну за ночь!»
Тот булавку враз
Ртом клыкастым — хвать!
— Как начнёт в волнах
Дева-Зверь вставать —
И вколи ему змейку в шиворот,
Чтобы вся их любовь — навыворот!
От булавки той — будет крепко спать,
Она звать его, а он пуще спать…
Ляжет парень смирней травиночки,
От кровиночки-булавиночки.
Вру — оставь в руке
Бородёнки клок! —
А она в тоске:
«Получай залог!»
И, прильнув к бороде взъерошенной,
В ночь — с улыбочкой перекошенной.
= = =
Лежит Царевич мой бессонный,
Как лебедь крылья разбросал;
«Всё отдал бы, весь сан престольный,
Кто бы мне душу распростал!
Не естся яблочко румяно,
Не пьются женские уста,
Всё в пурпурóвые туманы
Уводит синяя верста.
Каким правителем вам буду,
Каким героем-силачом —
Я, гусляришка узкогрудый,
Не понимающий ни в чём!
Как с конницей-свяжусь-пехотой,
Когда до бабы не охоч!»
И, опершись на локоточек,
Такой унылый смотрит в ночь.
= = =
А за дверью скрёб да скрёб…
«Дядька, ты?»
— Я, твой лодырь,
Твой холоп-лысолоб!
Светлый колос мой, опять клонишь лоб?
Слабый голос твой меня силком приволок!
Что ж не спишь опять? — «Не сплю, не дремлю,
Дрёму, радужную птицу, ловлю.
Поступь лёгкая, и птица близка,
Да ни сети у меня, ни силка».
— Не испить тебе бы маку? —
«He в настойке суть!
В этих подлостях и так уж
Я увяз по грудь.
Все́-то нежат день-деньской,
Тешат, нянчат, —
Ровно цветик я какой,
Одуванчик!
Отчего душа теснится,
Грудь для вздоху мала?»
— Оттого, что Чудо-Птица
В ней гнездо завила.
«Отчего на бабьи речи
Весь — как ржавый замок?»
— Оттого, что узкоплечий:
Не по гостье — домок!
«Отчего корабь морями
Сам без вёсел плывет?»
— Оттого, что за морями
Царь-Девица живёт!
|
|