Царскій цвѣтокъ
правитьУ одного раджи умерла жена, оставивъ ему двухъ малолѣтнихъ дочерей. Раджа вскорѣ послѣ того женился на другой и съ тѣхъ поръ заботы о дѣвочкахъ представилъ всецѣло молодой супругѣ. Новая царица очень равнодушно относилась къ падчерицамъ и даже нерѣдко обижала ихъ такъ, что дѣвочки далеко не были счастливы. Разъ старшая сказала младшей: «Что намъ здѣсь дѣлать? Мы никому не нужны, уйдемъ отсюда. Будемъ жить вдвоемъ, гдѣ нибудь въ джунглѣ». Онѣ ушли изъ дворца и скрылись въ сосѣдней чащѣ. Нѣсколько дней бродили онѣ усталыя и голодныя, питаясь дикими кореньями и плодами, наконецъ добрели до какого-то жилища. «Знаешь ли, сестрица», сказала младшая царевна: «это вѣрно дворецъ какого нибудь ракшаса (людоѣда). Но, кажется, дверь открыта и никого нѣтъ. Пойдемъ, поищемъ, не найдемъ ли чего поѣсть». Онѣ вошли. Домъ дѣйствительно оказался пустымъ. Онѣ нашли немного варенаго риса, съ удовольствіемъ съѣли его, потомъ вымели полъ, прибрали все въ комнатѣ и ужъ располагались отдохнуть, какъ вдругъ послышались тяжелые шаги: то возвращались домой людоѣдъ съ женою! Дѣвочки стремглавъ пустились бѣжать пробрались на самый верхъ дома и оттуда на крышу и спрятались тамъ за кучкою сноповъ. Съ этой крыши открывался видъ на внутреній дворъ съ одной стороны и на открытое поле съ другой. Это было любимое мѣсто пребываніе супруговъ ракшасовъ. Здѣсь любили они отдыхать въ знойные лѣтніе вечера; здѣсь сушили они бѣлье; здѣсь обмолачивали и вѣяли зѣрно. Въ одномъ углу лежала еще большая куча необмолоченныхъ сноповъ и царевны были за ними въ полной безопасности.
Здѣсь любили они отдыхать…
Ракшасъ вошелъ въ домъ, посмотрѣлъ вокругъ и съ удивлениемъ спросилъ: «Кто это домъ убиралъ? Что-то ужъ очень чистой все такъ красиво разставлено… Жена, ты, что-ли?» — «нѣтъ. Ума не приложу, кто могъ это сдѣлать!» съ недоумѣшемъ отвѣчала ракшаска. «Посмотри-ка, и дворъ выметенъ!» продолжалъ ракшасъ. «Это ты?» — «И не думала! Кто бы это могъ быть»? Ракшасъ уже стоялъ во дворѣ и поводилъ носомъ во всѣ стороны. «Постой-ка. Я чую кого-то… Кто то здѣсь есть. Я чую живую кровь и мясо. Кто то къ намъ забрался». — «Ну, вотъ, пустяки! Тебѣ всюду кровь мерещется! Весь день рыщешь и народъ сотнями гложешь, не мудрено, что кровью пахнетъ!» Нѣкоторое время слышно было какъ они шумѣли и бранились. «Ну, ладно, будь по-твоему, я пить хочу. Пойдемъ къ колодцу напьемся». Они подошли къ колодцу и стали спускать туда тяжелый сосудъ. Только этого и ждала младшая царевна, наблюдавшая съ крыши. Она быстро сбѣжала внизъ, улучила минуту, когда оба ракшаса, стоя на цыпочкахъ, наполовину свѣсились въ колодецъ, ловко схватила и того, и другого за пятки и разомъ толкнула въ колодецъ. Тамъ они и утонули.
Царевны завладѣли домомъ и зажили спокойно. Онѣ нашли тамъ много золота и драгоцѣнныхъ вещей, а также цѣлыя кучи всевозможныхъ богатыхъ одеждъ, награбленныхъ ракшасами. Около дома были сараи для скота и обширныя пастбища. Каждое утро младшая царевна выгоняла скотъ въ поле и возвращалась только къ ночи, а старшая оставалась дома, готовила обѣдъ и прибирала въ домѣ. Младшая, самая умная изъ нихъ, часто, уходя въ поле, говорила сестрѣ: «Сестрица, берегись, чтобъ кто тебя не увидѣлъ. Ты такая красавица! Смотри, если вдругъ позоветъ тебя кто-нибудь, воды кто попроситъ или нищій какой забредетъ, выйди, если хочешь, только прикрой себя лохмотьями, да лицо, хоть сажею, мазни, чтобъ не похитили тебя, мою голубку, не разлучили бы насъ съ тобою?». — Не бойся, сестрица, все сдѣлаю, какъ велишь. Время шло и никто не проходилъ той стороною. Разъ, однако, младшая царевна только что ушла въ поле, какъ вдали показалась толпа охотниковъ. То былъ царевичъ той страны со своими приближенными. Они уже нѣсколько дней охотились въ джонглѣ вдали отъ жилья, сильно устали и хотѣли пить, а воды нигдѣ не оказывалось. Царевичъ первый замѣтилъ красивый домъ. «И кому это пришла охота строить такой дворецъ среди глухого лѣса?» воскликнулъ онъ. «Впрочемъ для насъ же лучше: навѣрно не откажутся владѣльцы дать намъ глотокъ воды». — Нѣтъ, нѣтъ, нельзя туда идти!" заволновались придворные, «тамъ, вѣрно ракшасы живутъ». — «Посмотримъ и увидимъ», рѣшилъ царевичъ. «Не думаю, чтобъ тамъ скрывалось что-либо ужасное: нигдѣ не шелохнется, никто не показывается». Онъ сталъ стучать въ закрытую дверь: «Отзовись, хозяинъ! будь милостивъ, дай воды испить мнѣ и моимъ людямъ!» Но все по-прежнему было тихо. Царевна слышала голосъ и побѣжала въ свою комнату наскоро вымазать лицо сажею и прикрыть лохмотьями свой блестящій нарядъ. Царевичъ тѣмъ временемъ потерялъ терпѣніе и гнѣвно дергалъ дверь, приговаривая: «Ей вы тамъ, отворяйте скорѣе не то дверь выломаю!» Маленькая царевна смертельно испугалась; едва успѣвъ мазнуть себѣ лицо, она сбѣжала по лѣстницѣ съ кружкою воды и, открывъ дверь, молча поднесла ее царевичу; говорить она не рѣшалась, такъ была напугана. Царевичъ взялъ кружку, поднесъ ее къ губамъ. «Что за странное явленіе!» подумалъ онъ, глядя на дрожащую дѣвушку. «Даже была бы недурна, только ужъ очень грязна, да и одежда не въ особенномъ порядкѣ. Что за черныя пятна у нея на лицѣ и на рукахъ? Что-то тутъ подозрительно». И, не долго думая, царевичъ плеснулъ водою прямо въ лицо царевнѣ. Дѣвушка вскрикнула и отскочила: потоки грязи струились по ея лицу и открывали нѣжныя прелестныя черты… Она хотѣла бѣжать, но царевичъ крѣпко держалъ ее за руку. «Кто ты? говори правду? Откуда пришла? Кто твои родители? Отчего ты одна такъ далеко въ пустынѣ? Отвѣчай, или я голову тебѣ снесу». И онъ сдѣлалъ движеніе будто хочетъ выхватить мечъ. Царевна такъ испугалась, что едва слово могла выговорить; кое какъ пробормотала она, что она дочь раджи, что бѣжала отъ мачехи въ джонгли, что нашла домъ пустымъ и поселилась тамъ. И она горько зарыдала. «Не плачь, прелестное дитя, прости мою грубость. Не бойся, я возьму тебя съ собою въ свой дворецъ, ты будешь моею женою». Но она отъ страха даже не слышала, что онъ ей говорилъ и продолжала неутѣшно рыдать. Про сестру она ничего не сказала царевичу, даже не упомянула о ней. «Этотъ злодѣй грозитъ убить меня. Онъ и сестру убьетъ, если узнаетъ, что у меня есть сестра». Бѣдная маленькая царевна! Царевичъ, напротивъ, былъ очень добрый человѣкъ и, знай онъ, что у царевны есть сестра, онъ никогда не рѣшился бы разлучить ее съ нею. Но онъ ничего этого не зналъ, а видѣлъ только, что царевну никакими словами не успокоишь и потому распорядился, чтобъ ее осторожно посадили въ паланкинъ и несли во дворецъ.
Когда царевна увидѣла себя въ паланкинѣ и почувствовала, что ее несутъ, куда, — неизвѣстно, она пришла въ отчаяніе. Она живо представила себе ужасъ сестры, когда та найдетъ домъ пустымъ и стала придумывать, какъ бы дать ей знать о себѣ. На шеѣ у царевны было богатое ожерелье въ нѣсколько рядовъ крупнаго жемчуга. Она быстро распустила его, разорвала покрывало на мелкіе кусочки и стала завязывать по жемчужинкѣ въ каждый лоскутокъ. Отъ времени до времени она выбрасывала на дорогу по лоскутку; такъ дѣлала она въ продолженіе всего пути. Послѣдній лоскутокъ упалъ какъ разъ у воротъ: дворца, гдѣ жили родители царевича.
Скоро торжественно отпраздновали свадьбу молодого раджи съ прекрасною царевною и дали ей много богатыхъ одеждъ и драгоцѣнностей и всѣ очень ласково отнеслись къ ней. Царевна, однако, не чувствовала себя счастливою; она все время думала о сестрѣ, но у нея не хватило мужества во всемъ открыться супругу и попросить его розыскать младшую царевну.
Между тѣмъ младшая царевна вернулась домой и къ удивленію своему нашла дверь открытою настежь, а домъ пустымъ. Она обѣжала всѣ комнаты, заглянула во всѣ уголки; сестры нигдѣ не было. Тѣмъ временемъ стемнѣло; было бы безуміемъ бѣжать искать ее въ джонглѣ; оставалось ждать до утра. Несчастная царевна всю ночь провела въ слезахъ. Утромъ чуть свѣтъ она бросилась въ поле и нашла одинъ изъ лоскутковъ, а немного далѣе другой. Она тотчасъ же узнала покрывало и жемчугъ сестры и рѣшила идти по указанному ей слѣду. Долго долго шла она; ходьба утомляла ее, да иногда приходилось по два, три дня искать слѣдующій лоскутокъ. Наконецъ, она дошла до большого города и остановилась въ раздумьи. «Какъ бы мнѣ устроиться, чтобъ не обращать на себя вниманіе», думала она. Тутъ она увидѣла въ сторонѣ отъ дороги трупъ какой то старухи: очевидно несчастная умерла отъ голода, такъ какъ тѣло все высохло, оставалась лишь кожа да кости. Царевна сняла кожу, вымыла ее въ ближайшемъ ручьѣ и натянула ее на свое прелестное личико и нѣжныя ручки. Тутъ же валялся грязный посохъ; она взяла его и, прихрамывая, побрела въ городъ. Трудно было казаться болѣе безобразною: кожа была вся сморщенная и покрыта струпьями и всѣ при видѣ старухи отворачивались и шептали: «Что за уродливая старая вѣдьма!» А она шла себѣ, шла, подбирая жемчужинки въ лоскуткахъ, то тутъ, то тамъ, наконецъ дошла до самаго дворца. Дальше некуда было идти: сестра очевидно была близко, но гдѣ? Стража не пускала ее дальше, а предложить жемчугъ она боялась, чтобъ не приняли ее за воровку. Она рѣшила поселиться гдѣ-нибудь по близости и ждать.
Какъ разъ противъ воротъ дворца стояла хижина привратника. Жена его, давно слѣдившая за старухой, окликнула ее: «Что ты стоишь тутъ, матушка? Можетъ ждешь кого? Что тебѣ надо? Кто ты такая?» — «Ахъ, голубка моя», шамкая, отвѣчала царевна: «я бѣдная, одинокая женщина. Нѣтъ у меня ни отца, ни матери, ни сына, ни дочери, ни брата, ни сестры. Некуда мнѣ голову преклонить, я одна одинешенька на бѣломъ свѣтѣ.
— Не горюй, матушка, оставайся здѣсь. Можешь спать у насъ подъ навѣсомъ, а кормить я тебя буду». И царевна осталась жить у воротъ и питалась тѣмъ, что приносила ей добрая жена привратника.
Былъ недалеко отъ дворца большой прудъ, а на этомъ пруду росли чудные пурпуровые лотусы — царскій цвѣток, и раджа очень любилъ ихъ и дорожилъ ими. Кромѣ особъ царскаго дома, никто не имѣлъ права прикасаться къ нимъ. И вотъ къ этому-то пруду стала каждое утро ходить царевна. Она шла туда еще до разсвѣта, когда всѣ спали, стаскивала съ себя старушечью кожу, полоскала ее и вывѣтривала; затѣмъ садилась на ступеньки, расчесывала свои роскошные волосы, мыла лицо, плескалась ногами въ водѣ. Иногда она срывала лотусъ они такъ напоминали ей дѣтство — прикладывала его къ себѣ и любовалась своимъ отраженіемъ въ водѣ… Но какъ только кожа высохнетъ, она бросала лотусы, натягивала старую кожу и снова, ковыляя, плелась къ домику привратника.
Тѣмъ временемъ раджа замѣтилъ, что стали пропадать его любимые цвѣты. Приставлена была стража, но вора не могли найти, а между тѣмъ каждый дѣнь на водѣ лежали измятые и изломанные лотусы.
Младшій сынъ раджи, братъ того царевича, что похитилъ принцессу, вызвался самъ поймать вора. Онъ съ вечера пошелъ къ пруду, залѣзъ на дерево и рѣшилъ караулить всю ночь, не смыкая глазъ. Долго ждалъ онъ напрасно. Ночь приходила уже къ концу; прудъ тихо сіялъ, озаренный луною, а на пруду неподвижно красовались нѣжныя чашечки лотусовъ. Царевича стало клонить ко сну. «Вероятно, воръ раздумалъ приходить», — подумалъ онъ. Вдругь на тропинкѣ къ пруду показалась старая женщина. Царевичъ узналъ въ ней ту старуху, что стояла постоянно у воротъ дворца. «Вотъ оно что! Нашелся, значитъ, воръ. Только на что ей, старой вѣдьмѣ, лотусы?» Каково же было его удивленіе, когда старуха спокойно сѣла на мраморныя ступени и начала стаскивать съ себя кожу. И, о боги, что за чудное личико оказалось подъ нею! Такое нѣжное, юное, такъ ослѣпительно прекрасное, что царевичъ чуть на землю не слетѣлъ отъ восторга: «Что это — женщина или свѣтлый духъ?»
Царевна спустила ноги въ прудъ и, сорвавъ нѣсколько лотусовъ, стала украшать ими свои длинные черные волосы. Такъ забавлялась она до восхода солнца, затѣмъ бросила цвѣты, натянула на себя прежнюю сморщенную кожу и поспѣшно удалилась.
Царевичъ тотчасъ же пошелъ домой и, прежде всего, бросился къ родителямъ: «Отецъ мой и ты, матушка! Я нашелъ себѣ невѣсту: позвольте мнѣ жениться на той старухѣ, что стоитъ весь день у воротъ дворца». — «Что!» воскликнули оба. — «Жениться на той сморщенной, высохшей каргѣ? Ты съ ума сошелъ! Опомнись — вѣдь ты царскій сынъ. Неужели не стало больше на свѣтѣ царевенъ и царицъ, что ты женишься на грязной, старой нищей?» — «Такъ мила мнѣ эта старуха, что нѣтъ мнѣ милѣе на свѣтѣ», отвѣчалъ царевичъ. «Я всегда былъ покорнымъ сыномъ: умоляю васъ на этотъ разъ исполнить мое желаніе». Никакія убѣжденія не помогли, царевичъ твердо стоялъ на своемъ. Раджа крайне неохотно приказалъ стражѣ привести старуху и обвѣнчать ее съ царевичемъ. Конечно, все это совершилось безъ торжествъ: ужъ слишкомъ безумнымъ казался всѣмъ выборъ царевича.
Какъ только молодые остались одни: «Ну что же, дорогая? Долго ты намерена оставаться въ своей старой шкурѣ? Не лучше ли ее снять? прошу тебя, сними ее скорѣе!»
Царевна недоумѣвала: открылъ ли супругъ, дѣйствительно, обманъ, или лишь догадывался о немъ? Она поняла, что если царевичъ увидитъ ея настоящее лицо, онъ не отпуститъ ее отъ себя, а какъ тогда найти сестру? Нѣтъ, пусть лучше такъ остается. И она отвѣчала: «Право не знаю, про что ты говоришь: какою годы меня создали, такова я и есть. Какъ можетъ человѣкъ снять съ себя кожу?» — «Снимай сейчасъ же эту дрянь, или я убью тебя!» крикнулъ царевичъ. Но она покорно наклонила голову: «Убей, если хочешь, но никто не въ силахъ снять своей кожи», повторила царевна, шамкая словно древняя старуха, у которой ни одного зуба во рту не осталось. Царевича сильно забавляло такое непонятное упорство. «Пусть поупрямится», — подумалъ онъ, «подожду, посмотрю, какъ долго это будетъ длиться». И онъ спокойно вышелъ изъ комнаты.
Царевна осталась въ старой кожѣ, но каждый день поутру она вставала, мыла свою кожу, сушила ее и потомъ снова надѣвала. Царевичъ все время слѣдилъ за женою и вотъ однажды, когда она пошла мыть свою кожу и положила ее сушить на полъ, онъ незамѣтно подкрался, схватилъ кожу и убѣжалъ съ нею.
Пришлось царевнѣ остаться въ своемъ настоящемъ видѣ.
Печальная и прекрасная, робко вернулась она въ свою комнату. Тутъ ее встрѣтилъ супругъ. «Какъ поживаешь, голубка?» засмѣялся онъ. «Гдѣ твоя милая шкурка? Что же не надѣнешь ее?»
Скоро вѣсть о чудесномъ превращении облетѣла весь дворецъ. Всѣ смѣялись и ликовали и народъ восклицалъ: «Она точь въ точь, какъ прекрасная супруга нашего молодого раджи, та красавица, что онъ нашелъ въ джонгляхъ!» А старый раджа съ супругою были внѣ себя отъ радости и тотчасъ повели царевну къ женѣ старшаго сына. Какъ описать радость обѣихъ сестеръ! Ликовалъ царевичъ, ликовалъ раджа и весь народъ, но счастливѣе всѣхъ счастливыхъ были прекрасныя царевны. И много, много лѣтъ прожили онѣ послѣ того, любя другъ друга и окруженныя всеобщею любовью.
Источник текста: Индийские сказки. Сборник сказок для детей среднего возраста. Сост. по разным источникам О. М. Коржинской / С предисл. акад. С. Ф. Ольденбурга. — Санкт-Петербург : А. Ф. Девриен. 1903.