Beaux lieux qui nourrifloient ma poêtique ivresse
J’ai jurê fur ces monts, et je tiens mon ferment,
De payer mon hommage à ton site charmant.
Delille.
Прежде всего взоръ и сердце ищутъ здѣсь слѣдовъ Великой Помѣщицы сего прекраснаго владѣнія — слѣдовъ безсмертной ЕКАТЕРИНЫ!… Она была въ немъ; Она гуляла въ прохладныхъ садахъ его; Она любовалась имъ; дала имя ему, котораго оно достойно — имя, которое сливается въ мысляхъ съ любезныъ Именемъ Любезнѣйшей Царицы!
Князь Кантемиръ былъ владѣлецъ нынѣшняго Царицына. ЕКАТЕРИНА желала видѣть живописныя окрестности древней Своей Столицы; увидѣла деревню Цареборисову[1], съ памятниками Бориса Годунова, съ величественнымъ прудомъ, съ превосходною плотиною и скромнымъ Дворцомъ; увидѣла село Кантемирово, прельстилась имъ, размышляла о Цареборисовѣ, смотрѣла на Коломенское {*}, и захотѣла въ сосѣдствѣ именъ и памятниковъ Государей славныхъ имѣть собственность… Кантемиръ разстался съ прекраснымъ, романическимъ жилищемъ своимъ; но возхищался въ сердцѣ мыслію: «Оно понравилось ЕКАТЕРИНѢ; оно принадлежитъ Владычицѣ полсвѣта!» — Подобныя мысли и чувства угадывать не трудно.
{* Село, которое было любимымъ мѣcтопребываніемъ Царя АЛЕКСѢЯ МИХАЙЛОВИЧА, и въ которомъ родился ПЕТРЪ Великій. — Оно видно изъ Царицына. — Припоминаю старые стихи къ Коломенскому:
Россійскій Виѳлеемъ, Коломенско село!
Которое ПЕТРА на свѣтъ произвело, и проч.}
Новая Госпожа махнула волшебнымъ жезломъ, которой всегда былъ въ рукахъ y Ней — и возникло вдругъ множество новыхъ декорацій: Дворецъ, галлереи, Оперной домъ, мосты, ворота — все каменное и все Готическое, и все прекраснѣйшей Архигоектуры!… — "Я люблю Художества по одной склонности, " сказала Императрица въ письмѣ къ Циммерману — и зритель Художствъ ЕКАТЕРИНИНА вѣка съ живѣйшимъ удовольствіемъ вспоминаешъ о сей щастливой Ея склонности.
Время накинуло въ полетѣ своемъ покровъ забвенія на Царицыно, и нѣсколько лѣтъ ничего къ украшенію его не прибавлялось; но благотворная рука АЛЕКСАНДРА сняла печальный покровъ времени, и вручила Царицыно человѣку, котораго оно, можно сказать, требовало[2], и котораго вкусъ и знанія придаютъ съ каждымъ днемъ новой блескъ сему пріятному мѣсту. — Все, къ блаженству нашему, показываетъ особливое сходство въ душѣ и сердцѣ АЛЕКСАНДРА съ ЕКАТЕРИНОЮ, — Любезнѣйшаго Внука обожаемой Бабки!
Видъ Царицына, когда подъѣдете къ нему Каширскою дорогою — не возхититъ васъ; и между тѣмъ, какъ сближаетесь съ нимъ, находите странную игру Оптики: черная крышка Дворца (Готическаго), которую только и видите, и множество окружающихъ его башенъ, съ черными же верхами и шпицами по бокамъ, представятъ взору — живо и совершенно — крышку гроба и Кармелитовъ или Францискановъ съ печальными факелами… Смѣетесь и досадуете на такую неудачную выходку Архитектуры.
Надобно знать, что это не тотъ Дворецъ, которой возникъ вмѣстѣ съ другими зданіями. Зависть, косоокая мачиха талантовъ, имѣла щастіе (въ которомъ почти никогда не имѣетъ она недостатка), доказать (своимъ способомъ), что первый Дворецъ — которой былъ, сказываютъ, хорошъ чрезвычайно — очень дуренъ. Его сломали до основанія и построили нынѣшній --чудную смѣсь первыхъ вѣковъ Зодчества съ новымъ. — Остальныя здааія дѣлаютъ съ нимъ разительной контрастъ — въ свою пользу.
Но когда ступите на бархатъ Царицынской зелени, то сладостная улыбка явится на устахъ вашихъ, и живое удовольствіе засіяетъ во взорахъ. Обширные, подобно морямъ пруды, на которыхъ плаваютъ разноцвѣтныя шлюпки, лодки, ботики, и за которыми шумятъ густыя березовыя рощи; красивой каменной мостъ, соединяющій два изумрудныя берега; романтическіе острова; живописная купальня, въ видѣ смѣющагося павильйона; разныя строенія, каменныя и деревянныя; наконецъ, прекраснѣйшій Аглинскій садъ, съ широкими аллеями, въ которыя любопытный Фебъ никакъ заглянуть не можетъ, съ волшебными дорожками, по которымъ, естьли угодно, выходите, не возвращаясь на слѣды свои, двадцать верстъ; съ уединенною галлереею, которую можно назвать Храмомъ Меланхоліи; другой фруктовой садъ, съ богатѣйшими въ свѣтѣ оранжереями — все это дѣлаетъ Царицыно плѣнительнымъ, безцѣннымъ!
Я наслаждался пріятностію Царицына нѣсколько времени — и тѣмъ живѣе, тѣмъ полнѣе, что провелъ его въ обществѣ Князя Грузинскаго, который управляетъ мѣстомъ симъ, и который живетъ тамъ во все лѣто съ своимъ семействомъ. Г. Валуевъ имѣетъ въ Князѣ Грузинскомъ такого сотрудника, котораго, естьли не ошибаюсь, одинъ щастливый жребій Царицына могъ дать ему. Прилѣжность, свѣденіе и охота его къ садамъ и строеніямъ оставятъ, безъ сомнѣнія, печать свою въ Царицынѣ!
Супруга его, обладающая всѣми качествами любезной хозяйки, которая по этой самой причинѣ рѣдко бываетъ безъ гостей, имѣла обязательнѣйшее попеченіе о моихъ выгодахъ; ввела меня въ особливую коинату; назвала ее моею; указала столъ, чернилицу, бумагу — однимъ словомъ, въ ученой кабинетъ — и пожелала мнѣ покоя и удовольствія. — Живѣйшая благодарность была первымъ чувствомъ моимъ. — --
День мой начинался и оканчивался прогулками. По утру всегда бродилъ одинъ, ввечеру всегда съ Граціями. Имѣю ли нужду разсказывать о пріятностяхъ лѣтней вечерней прогулки въ Аглинскомъ очаровательномъ саду, съ Граціями? Koму не представятся сами собою сіи пріятности: живость разговора, удовольствіе рѣзвости, отголоски смѣха и проч.? — Жалѣю о холодномъ воображеніи, для котараго надобно все описывать!…. Къ тому же:
Le secret d’ennuyer est celui de: tout dire.
Въ уединенныхъ прогулкахъ я предавался мечтамъ — необходимымъ сердцу моему… и безъ сомнѣнія сердцу каждаго. Путь мой начинался, обыкновенно, любимою моею дорожкою, подлѣ пруда — ровною и широкою — которая служитъ ему прелестною набережною. Идучи по ней, я уносилъ, такъ сказать, взорами тысячу пріятныхъ предметовъ, которые потомъ въ густыхъ тѣняхъ, въ безмолвномъ уединеніи, занимали мое воображеніе. — Тамъ, съ удовольствіемъ неизъяснимымъ, мечталъ я о Фонтенебло, гдѣ роскошный Францискъ препровождалъ время свое среди пировъ и красавицъ; о Шантильи, гдѣ Великій Генрихъ таялъ геройскимъ сердцемъ въ страсти къ прелестной Габріель, и говорилъ ей:
Recevez ma couronne,
Le prix de ma valeur:
Je la tiens de Bellone,
Tenez-la de mon coeur.
О Марли, гдѣ щастливый Лудовикъ услышалъ изъ устъ нѣжной Лавальеръ: люблю тебя! и отдавалъ Государство за ея жизнь… Царицыно достойно имѣть своихъ Героевъ любви и роскоши!… Все дышетъ здѣсь роскошью и любовью… Шольё, Лафаръ, Делилъ, любимые Пѣвцы мои, здѣсь для меня еще любезнѣе. На двадцати березахъ, думаю, начерчены мною сіи щастливые стихи щастливаго Поэта;
Aimons-donc, changeons sans cesse;
Chaque jour nouveaux dêsirs;
C’eit assez que la tendresse
Dure autant que les plaisirs.
Dieux! ce soir qu’Iris est belle!
Son coeur, dit-elle, est à moi;
Passons quelques heures avec elle,
Mais comptons peu fur sa foi.
(Ode sur binconstance, par Chaulieu.)
Въ одной аллеѣ есть смиренная бесѣдка, которая называется Кантемировою: пріятной остатокъ старины. Иногда я любилъ сидѣть въ ней и думать о Кантемирѣ — Поэтѣ, котораго память должна быть любезна питомцу Рускихъ Музъ.
Привлекательная купальня заманивала меня каждое утро освѣжаться въ ваннѣ своей, отдыхать на своихъ диванахъ — и новыя мечты играли моей душею…. Сама Діана, или Киприда не могла имѣть лучшей купальни: какой вкусъ! какая нѣга!… И Граціи плещутся въ ваннѣ ея… и Граціи покоятся на ея диванахъ….
Ввечеру — особливо по праздникамъ — встрѣчаетесь вездѣ съ гуляющими, которые пріѣзжаютъ изъ Столицы, обѣдать, или полдничать на ароматической зелени, на свѣжемъ воздухѣ, и покататься на зеркальныхъ прудахъ. — Г. Валуевъ и супруга его (которая живетъ здѣсь съ дочерьми и сыновьями въ лѣтнее время) доставляютъ своею ласковостью новое удовольствіе каждому; и старательность сего почтеннаго человѣка о всѣхъ выгодахъ посѣтителей любезнаго ему Царицына вызвала сюда извѣстнаго въ Москвѣ Лекеня, для содержанія кофейнаго дому, гдѣ можно имѣть очень хорошій столъ, лучшія вина, прохладительные напитки — въ большой прекрасной галлереѣ. — --
Сельскія Нимфы ходятъ по саду группами, поютъ веселые романсы свои и летаютъ на качеляхъ, поставленныхъ въ густой аллеѣ. — Я гуляю съ своимъ обществомъ; катаюсь съ Граціями въ легкой гондолѣ, пою гимны наслажденію — мысленно, и угадываю таинство земнаго блаженства…. Вхожу душею во святилище его.
Здѣсь, въ бытность мою, угощался Главнокомандующій Москвою, Александръ Андреевичь Беклешевъ. Сіе угощеніе не имѣло ничего блистательнаго, городскаго, но много пріятнаго, интереснаго. Почтенный Гость послѣ обѣда, которой былъ y Гна. Валуева, ѣхалъ въ садъ, отъ самого дому, на шлюпкѣ, въ сопровожденіи другихъ шлюпокъ, на которыхъ ѣхали музыканты, пѣвчіе и проч.
Звуки голосовъ и инструментовъ неслись Зефярами по тихимъ струямъ необозримаго бассейна. Хороводы сельскихъ Нимфъ встрѣтили Гостя на берегу сада, въ которомъ между тѣмъ гремѣла въ разныхъ мѣстахъ разная музыка. Веселыя Нимфы пѣли и плясали непрестанно, слѣдуя повсюду за предметомъ общаго веселія… которое кончилось съ глубокимъ вечеромъ.
Празднество самое простое принимаетъ волшебной характеръ въ садахъ Армидиныхъ… Все плѣняетъ, все интересуетъ — воображеніе.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Желая видѣть село[3] Цареборисово, славной прудъ его и плотину, я ѣздилъ туда съ Княземъ Грузинскимъ; смотрѣлъ, дивился и думалъ, что все, достойное примѣчанія, ограничится прудомъ и плотиною: ошибся. Начальникъ этова села[4], крестьянинъ, проситъ К. Грузинскаго зайти къ нему отдохнуть. Входимъ въ чистую избу: молодая, пріятнаго лица, хозяйка ставитъ передъ нами молоко и яйца. Хозяинъ на минуту скрывается; потомъ видимъ его съ закупоренною бутылкою въ рукахъ; наливаетъ, не смотря на сопротивленіе наше — и лучшее Шампанское кипитъ въ стаканахъ. Мы разсмѣялись; онъ также; увѣряли его, что онъ дѣлаетъ напрасный убытокъ, но удовольствіе сіяло въ глазахъ его…. которое, могу сказатъ, перешло ко мнѣ въ сердце… Руской крестьянинъ и Шампанское вино!… Да благоденствуетъ Отечество мое!
Такъ! я наслаждался пріятностями Царицына и, подобно чувствительному, благодарному Делилю, клялся и изполняю клятву мою, принести имъ дань сердечную.
6. Царицыно (ч. 15, N 10, стр. 219), подписано К. Ш--въ (К. Шаликовъ?). Эго описаніе села Царицына, находящагося въ 11 верстахъ отъ Москвы. Царицыно принадлежало прежде князю Кантемиру. Императрица Екатерина, осматривая Московскія окрестности, плѣнилась мѣстоположеніемъ этого села. Князь Каитемиръ уступиль его ей; при ней были выстроены дворецъ, галлереи, театръ, мосты, ворота; всѣ строенія были каменныя и готической архитектуры. Подъѣзжая кь Царицыну Каширскою дорогою, видъ дворца поражаетъ своею странностью. Черная его крышка и множество окружающихъ дворецъ башень съ черными же верхами, представляютъ весьма живо крышку гроба, окруженную свѣчами. Этотъ дворецъ не первый, построенный въ этомъ селѣ; первый былъ сломанъ до основанія. За этимъ слѣдуетъ описанія садовъ и прудовъ Царицынскихъ.