Царицыно (Любецкий)/ДО

Царицыно
авторъ Сергей Михайлович Любецкий
Опубл.: 1870. Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: «Нива», №№ 1-2, 1870 .

Царицыно.

править

Москва — ядро исторической жизни русскаго государства — колыбель истинно-государственной мысли, и вмѣстѣ съ тѣлъ городъ воспоминаній, — и не только самъ городъ обиленъ ими, но и всѣ окрестныя мѣстности, кототорыя какъ бы дополняютъ пробѣлы исторіи, наглядно и краснорѣчиво свидѣтельствуя о бытѣ нашихъ предковъ. Во многихъ загородныхъ дачахъ, за любой изъ московскихъ заставъ, находятся еще неостылые слѣды широкой жизни русскихъ бояръ, поселявшихся близъ Москвы на жалованныхъ имъ царями земляхъ, за вѣрную службу; жаль, что многія изъ этихъ дачъ нынѣ забыты и стоятъ въ запустѣніи, подъ меланхоличною сѣнію деревъ, со всей былою роскошью и богатствомъ, которымъ наполнены старинные, барскіе хоромы ихъ. Только со временъ Петра I бояре начали устроивать себѣ подмосковные пріюты для лѣтняго времени, а прежде живали они въ своихъ дальнихъ отчинахъ или въ самой Москвѣ, въ своихъ обширныхъ хоромахъ, окруженныхъ тѣнистыми рощами и ягодными садами, заключавшими въ себѣ и полосатые огороды, и луга для сѣнокоса, и пруды съ саженою рыбою и островками на нихъ; однимъ словомъ: тамъ было всякое приволье и угодье.

Къ числу жалованныхъ загородныхъ дачъ принадлежитъ и Царицыно; не только само оно, но и близлежащія урочища производятъ на душу особаго рода впечатлѣніе угрюмой красотой запустѣнія и роскошью природы, отчасти измѣненной искусствомъ: таковы Коломенское, въ которомъ, какъ полагаютъ, родился Великій Петръ и дочь его Елисавета, Цареборисово, памятникъ Бориса Годунова, Перервинской Николаевской монастырь[1], противъ Коломенскаго и пр. Мѣстность, называемая Царицынымъ, подарена была молдавскому господарю князю Димитрію Кантемиру Петромъ I, въ числѣ богатыхъ помѣстьевъ и селъ, которыми наградилъ царь новаго слугу своего, за доблестную его службу. Князь Димитрій въ новомъ отечествѣ своемъ, въ Россіи, основалъ на этой дачѣ лѣтнее мѣстопребываніе свое, построилъ на ней большіе брусяные хоромы[2] и предался тамъ въ мирѣ и въ тишинѣ влеченію страсти своей къ наукамъ, за что онъ снискалъ любовь, дружбу и уваженіе монарха. Тамъ и сынъ его, Антіохъ, одинъ изъ первыхъ русскихъ поэтовъ, извѣстный остроумный сатирикъ, занявшій почетное мѣсто въ исторіи нашей литературы, получилъ первоначальное образованіе.

Императрица Екатерина II, бывъ въ Москвѣ во время коронаціи своей (въ 1763 г.), среди празднествъ и торжествъ, посѣщала только ближнія окрестности ея, села: Покровское, Измайлово и Семеновское; въ 1767 году она прибыла въ Москву тоже къ знаменательному событію; тамъ ожидали ее депутаты изъ всѣхъ окраинъ Россіи, отъ Ледовитаго и Каспійскаго морей, камчадалы, вотяки, тунгусы, луговые народы и прочіе, созванные для объявленія уготованнаго имъ и всему государству блага, для засѣданій вмѣстѣ съ вельможами, для уясненія и полученія новозданнаго Наказа, которымъ даны были всѣмъ званіямъ и состояніямъ разныя права и преимущества[3]. Кончивъ это важное занятіе, государыня, во время отдохновенія своего, отправилась наблюдательно осмотрѣть московскія окрестности. Сперва была она въ Коломенскомъ, потомъ поѣхала въ Цареборисовку, любовалась тамъ неоглядною колыхающеюся зыбью обширнаго пруда съ прекрасно устроенною плотиною и небольшимъ, уютнымъ, скромнымъ дворцомъ; оттуда, за три версты, внезапно увидала она сіявшій въ солнечныхъ лучахъ далекій крестъ на церкви Кантемирова села, задвинутаго лѣсами; оно поразило ее своею мрачно-прекрасною декораціею — и въ душѣ ея возникла мысль: пріобрѣсти эту дачу, сдѣлаться московскою помѣщицею, имѣть здѣсь свое, Царское село и назвать его Царицынымъ.

Возвратясь въ Петербургъ, она поручила приближеннымъ своимъ уговорить наслѣдниковъ Кантемира — продать ей это село, на что и получила отъ нихъ полное согласіе.

На другой годъ покупки Царицына, Екатерина (въ 1775 г.) отправилась весною изъ Петербурга въ Москву праздновать славный міръ, заключенный Румянцевымъ съ турками при Кучукъ-Кайнарджи; пока дѣлались приготовленія къ большимъ торжествамъ, она совершила пѣшеходное путешествіе въ Троицкую лавру, съ большою свитою, для поклоненія мощамъ Преп. Сергія[4]. Возвратясь оттуда, она посѣтила Коломенское, Всесвятское[5], Воробьевы горы, на которыхъ также существовалъ деревянный дворецъ ея, — и потомъ вздумала посмотрѣть на свое новое хозяйство въ Царицынѣ, гдѣ приготовлялся для нея сельскій праздникъ и гдѣ происходила постройка дворца еще по прежнему его плану. И вотъ, въ назначенный день, потянулся туда огромный поѣздъ приглашенныхъ гостей въ высокихъ, грузныхъ, разнообразныхъ каретахъ, по тогдашней модѣ, съ крыльцами по бокамъ; иныя изъ нихъ были съ зеркальными стѣнами, и стекла въ нихъ сверкали цѣльныя съ фацетами; иные экипажи уподоблялись вееру и были на низкихъ колесахъ; другіе баре и царедворцы двигались въ тяжелыхъ берлинахъ и въ осьмистекольныхъ раскидныхъ лойдо, въ которыхъ виднѣлись напудреныя головы именитыхъ особъ; не смотря на дальнюю и лѣтнюю поѣздку, гости разодѣты были, изъ приличія и уваженія къ царственной хозяйкѣ, въ атласные и бархатные камзолы и кафтаны, унизанные блестками. Въ другихъ сквозныхъ каретахъ, запряженныхъ цугами, виднѣлись дамы, — роскошно одѣтыя въ глазетовыя длиннохвостыя робронты, въ пышныя полонезы съ прорѣзами на боку, въ фижмы или въ бочки, на подобіе распущенныхъ зонтовъ, — съ высокими флеровыми наколками на головѣ, съ пуклями, называемыми палисадниками и бесѣдками, съ символическими мушками на лицѣ.

Сзади каретъ стояли лакеи-гайдуки, одѣтые турками, альбанцами, сербами, черкесами, гусарами, егерями, и природные арапы въ пунцовыхъ чалмахъ. Карета императрицы запряжена была осьмерикомъ кровныхъ, статныхъ лошадей, головы которыхъ убраны были кокардами; на ремняхъ карсты сидѣли пажи; вокругъ же экипажа двигались тяжелые кирасиры въ бѣлыхъ мундирахъ, на вороныхъ лошадяхъ, сверкая серебряными кирасами своими, а сзади галопировали легкіе уланы съ цвѣтными флюгерами на пикахъ[6]. Усатые кучера и форрейторы, тоже напудреные, съ длинными косами и бичами, въ треугольныхъ шляпахъ; прыткіе скороходы (ихъ называли еще бѣгунами-скоробѣжками) въ шелковыхъ курткахъ, въ бархатныхъ шапочкахъ съ кистями и страусовыми перьями, съ наколкою лентъ на рукавахъ и на колѣнкахъ, подпиравшіеся длинными булавами и дѣлавшіе широкіе, размашистые скачки; народъ, почти вовсю дорогу стоявшій шпалерами и восторженно кричавшій: ура! — все это зрѣлище производило необыкновенное впечатлѣніе.

Въ Царицынѣ императрицу ожидалъ роскошный полдникъ; въ это время тамъ на лугахъ происходилъ сѣнокосъ, представлявшій настоящій дивертисеманъ: множество мужиковъ, рослыхъ, красивыхъ парней, въ бѣлыхъ косоворотыхъ рубахахъ съ красными ластовицами, въ поярковыхъ шляпахъ съ павлиньими перьями, дружно, подъ звуки закатной пѣсни, размахивало свѣтлыми полосами косъ своихъ; а бабы и дѣвки, въ цвѣтныхъ понявахъ и въ кумачныхъ сарафанахъ, въ кикахъ съ дробницами изъ стекляруса, сгребали сѣно. Государыня съ приближенными своими сидѣла на душистомъ сѣнѣ и съ удовольствіемъ смотрѣла на это зрѣлище. По окончаніи работы, трудившимся приготовлено было обильное угощеніе, состоявшее изъ вина, густой бархатной браги, изъ груды калачей и витушекъ, изъ сусликовъ-пряниковъ съ позолотою, маковой избоины и разныхъ сочныхъ ягодъ. Тамъ приготовлены были для нихъ и высоко взмахивавшія, скрипучія колыхалки (качели), на которыхъ поселяне потѣшались съ гудками, самодѣльными дудками и свиристѣлками. Императрица со всею своею блестящею свитою прохаживалась по царицынскимъ садамъ, осматривая свое возникающее хозяйство, и уже поздно вечеромъ отправилась въ обратный путь въ Москву. По этой дорогѣ стояли иллюминованныя версты и арки, и пылали смоляныя бочки, далеко отбрасывавшія зарево свое…

На прилагаемомъ рисункѣ изображенъ общій видъ царицынскаго дворца, моста и церкви, снятый съ натуры по нашему заказу, рисованный на деревѣ г. Шпакомъ выгравированный г. Вейерманомъ.

Императрица Екатерина любила въ зданіяхъ готическо-мавританскій стиль; вслѣдствіе этого, приказала она славному въ то время архитектору Бажанову представить себѣ планъ, для выстройки въ Царицынѣ дворца. Бажановъ, согласуясь съ ея вкусомъ, представилъ ей планъ и фасадъ таковаго дворца; она нашла его прекраснымъ, только убавила въ фасадѣ величину оконъ и ширину лѣстницъ. Вскорѣ послѣ этого, какъ-будто по манію волшебнаго жезла, началъ выростать царицынскій дворецъ, и съ нимъ вся тамошняя мѣстность стала преобразовываться. Работа кипѣла; вмѣстѣ съ дворцомъ созидались галлереи, оперный домъ, мосты, ворота, все каменной постройки, въ большихъ размѣрахъ, все въ готическомъ вкусѣ, дивно прекрасной архитектуры; но зависть (эта, какъ говорятъ, косоокая мачиха талантовъ) не допустила достроиться дворцу по плану Бажанова; нѣкоторые приближенные къ императрицѣ нашли въ немъ много недостатковъ, и вслѣдствіе этого дворецъ, близкій уже къ концу постройки, велѣно было сломать до основанія и на его мѣстѣ построить, или лучше сказать: недостроитъ нынѣшній, представляющій какую-то странную смѣсь древнѣйшаго зодчества съ новымъ[7]… Какой-то неизвѣстный, подставной архитекторъ, преемникъ Бажанова, отступилъ отъ прежняго, мавританскаго готическаго стиля и воздвигъ какое-то неопредѣленное зданіе, болѣе похожее на громадную темницу или сказочный очарованный замокъ Черномора, описанный Пушкинымъ. Разница во вкусахъ и талантѣ обоихъ архитекторовъ особенно замѣтна — если существующій дворецъ сравнить съ мостомъ и съ нѣкоторыми другими зданіями, оставленными въ прежнемъ видѣ, по плану Бажанова. Не только архитектору-спеціалисту, но и всякому человѣку, обладающему эстетическимъ вкусомъ, съ перваго взгляда легко отличить ихъ отъ нынѣ-видимаго дворца, легко оцѣнить талантъ первоначальнаго зодчаго, признаннаго первокласснымъ въ Европѣ, проэктъ котораго для лѣстницы въ капитолій до сихъ поръ показываютъ въ Римѣ любознательнымъ путешественникамъ.

Есть преданіе, что фасадъ новаго дворца произвелъ непріятное впечатлѣніе на государыню, и потому онъ остался недостроеннымъ; вѣроятно потому она и охладѣла къ своему новому помѣстью.

При началѣ постройки прежняго дворца проведена была изъ Коломенскаго къ Царицыну прямая, широкая, укатанная дорога, обрамленная аллеею изъ березокъ (на двѣ версты) и окруженная непроницаемыми дебрями лѣсовъ: но по смерти Екатерины эту дорогу перестали поддерживать и такъ запустили, что по ней трудно было пробраться и пѣшеходу, вслѣдствіе разрушенія мостовъ, нѣкогда прочныхъ, твердыхъ и фигурно-красивыхъ, — и потому въ Царицыно стали ѣздить изъ Москвы по старой каширской дорогѣ, но она однообразна. Съ приближеніемъ къ Царыцину, является странная игра оптики: сквозь зеленую сѣтку лѣсовъ виднѣются черныя, высокія башни съ таковыми же верхами и шпицами по бокамъ; но чѣмъ ближе подъѣзжаешь къ нему, тѣмъ мрачнѣе, суровѣе и насупленнѣе кажется оно: крыша дворца-замка, также черная и мрачная, представляется подобною крышѣ гробницы, окруженной католическими монахами, кармелитами, францисканами или капуцинами, безмолвно недвижно стоящими около нея, въ нахлобученныхъ на глаза шапкахъ, съ потухшими траурными факелами въ рукахъ. Но когда въѣзжаешь въ самые предѣлы Царицына на растилающійся, пестрѣющій цвѣтами и зеленью лугъ, замѣняющій красный дворъ, когда вступаешь на этотъ волнистый, самородный бархатъ — декорація перемѣняется, являются новыя картины: разбросанные тамъ и сямъ домики, изящно планированные, сады въ англійскомъ вкусѣ, съ широкими густолиственными аллеями. Но саду разбѣгаются лабиринтныя дорожки, и по нимъ, если угодно, можно прогуливаться не возвращаясь на слѣды свои; обширные, полноводные пруды съ перекатными волнами, на которыхъ колыхаются шлюбки, разноцвѣтные ботики и утлыя лодочки, — еще болѣе оживляютъ эту мѣстность. Всѣ пруды впадаютъ одинъ въ другой; проточная вода въ нихъ чиста и прозрачна, какъ хрусталь, потому что они соединены изъ двухъ бойкихъ, быстрыхъ рѣчекъ. Пруды называются: Орѣховскій, Лазаревскій, Верхній Хохловскій, Шапиловскій и Цареборисовскій; на двухъ послѣднихъ устроены мельницы, за ними опять журчатъ шумятъ непроглядныя рощи. Въ саду встрѣчается красивый каменный мостъ, соединяющій два берега, букетные островки, фигурныя купальни[8] въ видѣ затѣйливыхъ игрушечныхъ павильоновъ и уединенная галлерея, называемая храмомъ меланхоліи. Тамъ есть и другой садъ, фруктовый, съ прекрасными оранжереями (въ началѣ текущаго столѣтія въ немъ ежегодно продавалось фруктовъ на 8 тысячъ рублей). Зелень въ саду подобрана съ особымъ искусствомъ; въ одной изъ аллей есть скромная бесѣдка, называемая Кантемировою. Тамъ нѣсколько бесѣдокъ устроены въ такомъ видѣ, что пріѣзжавшіе туда для гулянья могли располагаться въ нихъ даже нѣкоторымъ хозяйствомъ; при каждой изъ нихъ находилась небольшая кухня. Лучшая изъ бесѣдокъ въ Царицынѣ есть Миловида, она стоитъ на горѣ и будто царствуетъ надъ всею тамошнею мѣстностію; сквозная арка ея, составляющая залу, украшена разными мраморными бюстами. Мпловидою назвала ее сама Екатерина; есть преданіе, что императрица смотрѣла отсюда на солнечный восходъ. Дѣйствительно, видъ изъ этой бесѣдки поразительно хорошъ: полноводные пруды, масса лѣсовъ, задвигающая своими зыбкими стѣнами всю окрестность, змѣйки-дорожки, вьющіяся по саду — все это представляетъ прекрасную панораму. Кромѣ Миловиды, тамъ есть замѣчательныя, но устройству своему, бесѣдки: Хижина и Езопка, названныя такъ П. С. Балуевымъ, бывшимъ начальникомъ дворцовъ и садовъ въ Москвѣ, въ началѣ текущаго столѣтія. Онъ далъ прозвища даже многимъ дорожкамъ и аллеямъ, напримѣръ: глухую аллею назвалъ онъ Нестеровой. Бесѣдка Езопка сдѣлана изъ березовыхъ бревенъ съ корою, весьма оригинально; иные, по внутренней темнотѣ ея, называли ее разбойничимъ вертепомъ.

Все это устроивалось постепенно, при жизни Екатерины и послѣ царствованія ея.

Но смерти императрицы, до вступленія въ управленіе Царицынымъ П. С. Балуева, оно было въ забвеніи: пруды тамъ стали затягиваться тиною, дорожки поросли травою, бесѣдки мохомъ, все опустѣло и какъ бы пріуныло; но при этомъ новомъ начальникѣ, оно опять явилось въ полномъ блескѣ оригинальной красоты своей[9]. П. С. живалъ въ Царицынѣ лѣтомъ съ своимъ семействомъ и неоднократно угощалъ тамъ бывшаго главнокомандующаго Москвы Ал. Андр. Беклешова сельскимъ обѣдомъ и пріятною прогулкою; чтимый гость ѣзжалъ отъ самаго дома, занимаемаго Балуевымъ, въ садъ, на разукрашенной шлюбкѣ. Его сопровождали другія шлюбки съ музыкантами, пѣсенниками и гребцами-молодцами[10]. Тутъ живалъ и помощникъ Валуева, кн. Грузинскій. По праздникамъ туда съѣзжалось множество московскихъ жителей, особенно купцовъ, изъ замоскворѣцкихъ гнѣздъ своихъ; тамъ, въ разныхъ мѣстахъ сада, расположена была музыка. Тамъ появились опять дивертисеманы, но не искуственные, каковые бываютъ на театральныхъ подмосткахъ, а настоящіе — составленные изъ поселянъ обоего пола, собиравшихся туда въ свободные гулевые дни изъ всѣхъ окрестныхъ деревень. Крестьяне веселыми группами расхаживали по саду и пѣли раздольныя русскія пѣсни, но не подъ фырканье нынѣшней гармоники: тогда лихой запѣвало, въ шапкѣ, козыремъ вскинутой на одно ухо, выщипывалъ струнки на балалайкѣ, съ посвистомъ, съ подтопываніемъ, съ присядкою и подсадкою. На тамошнихъ лугахъ составлялись и хороводы, но не такіе, какіе бываютъ нынѣ въ подмосковныхъ деревняхъ, гдѣ парни и игрицы только кружатся, чуть шевелясь на одномъ мѣстѣ и поютъ горлодерныя пѣсни; нѣтъ, прежніе старинные хороводы сопровождались соотвѣтствующими имъ играми, въ которыхъ есть своя идея, представляющая бытъ нашихъ поселянъ: ихъ радости и горе, ихъ красные и черные дни во всѣхъ періодахъ жизни….

Въ то время, славившійся своимъ кулинарнымъ искуствомъ, французъ Лекень, открылъ въ Царицынѣ ресторацію; тамъ былъ и русскій трактиръ, помѣщавшійся въ одной изъ дворцовыхъ развалинъ.

Въ настоящее время Царицыно сблизилось, почти сплотилась съ Москвою, благодаря желѣзной дорогѣ; современный бытъ его и обстановку можетъ видѣть всякій желающій и сравнить его съ историческимъ прошедшимъ. Иной вѣкъ, иные нравы….

С. Любецкій.
"Нива", №№ 1—2, 1870




  1. Онъ расположенъ недалеко отъ изгиба Москвы рѣки, на возвышенномъ, красивомъ мѣстѣ, откуда видна туманная панорама Москвы; по древнему преданію и по самому знаменованію слова перерва, Москва рѣка текла прежде близь самаго монастыря, но прервалась и пошла другой дорогою. Неизвѣстно, кѣмъ основанъ монастырь; по преданіямъ видно, что онъ прежде назывался Никола старый; въ лѣтописяхъ упоминается только о находившемся близъ Москвы Николаевскомъ монастырѣ, въ который сосланъ былъ Грознымъ св. Филиппъ митрополитъ. До 20-хъ годовъ на Перервѣ находилась московская семинарія.
  2. Они устроены были со всею причудливою барскою обстановкою: съ мыльнею (банею), медушами, (погребами), лазнями (подвалами) и пр.
  3. Эти депутаты носили на груди своей особенныя вычеканенныя медали и имѣли особаго своего представителя, маршала.
  4. Это путешествіе представляло чудное зрѣлище: по совершеніи нѣсколькихъ верстъ пѣшкомъ, всѣ возвращались въ экипажахъ назадъ, гдѣ ожидалъ ихъ роскошный обѣдъ; на другой день пріѣзжали опять къ тому мѣсту, съ котораго воротились, чтобы слѣдовать далѣе.
  5. Екатерина, до параднаго въѣзда своего въ Москву, подобно императрицамъ Аннѣ и Елисаветѣ, останавливалась въ селѣ Всесвятскомъ и другаго помѣщенія со стороны Петербурга тогда еще не было. Петровскій подъѣздный дворецъ, по повелѣнію ея, началъ строиться въ 1776 г. архитекторомъ Козаковымъ; на мѣстѣ его была большая поляна, засѣянная рѣпою.
  6. Екатерина рѣдко показывалась народу, но когда выѣзжала куда нибудь, то съ большою пышностію и съ конвоемъ, состоявшимъ большею частію изъ отрада кавалергардовъ-тѣлохраннтелей, замѣнившихъ лейбъ-компанцевъ императрицы Елисаветы.
  7. Сохранился-ли планъ дворца, проэктированный Бажановымъ для потомства, не поглощенъ-ли и онъ временемъ?… жаль!…
  8. Одна изъ нихъ, роскошная, выстроена на мѣстѣ разобранныхъ Кантемировыхъ хоромъ.
  9. Въ началѣ текущаго столѣтія.
  10. Тогда начальники Москвы живали лѣтомъ въ Петровскомъ дворцѣ и въ Коломенскомъ.