Никаноръ Саввичъ работалъ за сапожнымъ верстакомъ въ кухнѣ, служившей ему вмѣстѣ съ тѣмъ и мастерской. Заведеніе у него было небольшое; работалъ онъ на немногихъ хорошихъ заказчиковъ и, главное, — управлялъ домомъ, въ которомъ жилъ, получая за это даровую квартиру и десять рублей въ мѣсяцъ жалованья. Маленькій, съ сѣдоватой бородкой и съ очками на кончикѣ носа, Никаноръ Саввичъ сосредоточенно набивалъ на штиблетъ каблукъ и зорко поглядывалъ поверхъ очковъ на работу, сидѣвшихъ за тѣмъ же верстакомъ, двухъ учениковъ-мальчишекъ, покрикивая порой на нихъ и дѣлая различныя указанія.
Въ мастерскую вошла жена Никанора Саввича, Александра Степановна, и сказала:
— Иди скорѣе, Никаноръ Саввичъ, въ горницу, тамъ этотъ учитель, — какъ его? Варунинъ, что-ли? — пришелъ, тебя спрашиваетъ…
Никаноръ Саввичъ сбросилъ грязный фартукъ и, надѣвъ на ходу пиджакъ, вошелъ въ комнату.
Господинъ, среднихъ лѣтъ, съ форменной фуражкой въ рукахъ, видимо не слышалъ прихода хозяина и съ глубокимъ вниманіемъ знатока и любителя разсматривалъ висѣвшую на стѣнѣ большую картину въ старой, облѣзлой золотой рамѣ. Картина изображала дѣвушку въ русскомъ костюмѣ, ставившую передъ иконой свѣчу.
— Здравствуйте, Иванъ Тихоновичъ! — привѣтствовалъ Никаноръ Саввичъ своего постояннаго заказчика.
— А-а, Никаноръ Саввичъ, здравствуйте! Откуда это, батенька, у васъ такая прелесть? Ужъ вы не меценатомъ ли сдѣлались? Вѣдь это рѣдкая картина!..
— Ну, ужъ вы скажете, Иванъ Тихонычъ!.. А только за что же вы меня на старости-то лѣтъ такимъ словомъ обзываете? Не заслужилъ, не заслужилъ. Меценаты… Меценатовъ-то соболей ловить въ Сибирь посылаютъ, а я, слава тебѣ Господи, честно и благородно…
— Да что вы! Что вы!.. — разсмѣялся заказчикъ. — Меценатъ это не что-нибудь предосудительное… Это просто означаетъ любитель искусства, покровитель художества…
— А-а, вонъ оно что! Такъ… А я, простите, не понялъ!..
— Такъ откуда же вы все-таки добыли эту картину? Я вамъ вѣрно говорю: это хорошая картина, цѣнная… Вы смотрите, напримѣръ, какъ вырисованъ костюмъ дѣвушки… А освѣщеніе? Это замѣчательно!
— А, можетъ, вы слышали; баринъ-то нашъ, домовладѣлецъ-то здѣшній, котораго я домомъ управляю, померъ… Вотъ онъ мнѣ на память за мою непорочную службу и оставилъ эту картину… Ну, а теперь наслѣдники…
— Да, я слышалъ… Жаль только, что картина не вполнѣ докончена. Ну, да и теперь напасть на любителя, такъ за нее можно хорошія деньги взять.
— Многіе, кто видалъ, одобряютъ, — сказалъ Никаноръ Саввичъ и добавилъ. — А вы насчетъ сапожекъ, Иванъ Тихонычъ, пожаловали?
— Да, пожалуйста, надо будетъ сшить… — отвѣтилъ заказчикъ. — Вѣдь мѣрка моя у васъ цѣла? Такъ, знаете, такіе же, какъ я всегда ношу…
— Слушаю-съ, будьте покойны, знаемъ.
Когда заказчикъ ушелъ, Никаноръ Саввичъ долго стоялъ передъ картиной и осматривалъ ее, раздумывая. Вошла Александра Степановна и стала приготовлять чайную посуду.
— Чего ты ротъ-то разинулъ? Али не налюбовался на наслѣдство-то? — замѣтила она.
— Нѣтъ, ты погоди смѣяться-то, — обидчиво отвѣтилъ мужъ, — да покойника укорять, что мало намъ за наши труды отказалъ!.. Иванъ Тихонычъ говоритъ, что картина эта дорогой цѣны, рѣдкостная; только, говоритъ, вотъ жаль, неоконченная, чего-то тамъ не дописано…
— А ты возьми, да самъ и допиши! — со смѣхомъ посовѣтовала Александра Степановна.
— Нѣтъ, самъ я не допишу, а пріятеля, живописца Сергѣева позову…
— Вы въ самомъ дѣлѣ не вздумайте съ нимъ дописывать!.. Я вамъ картину портить не дамъ, такъ ты и знай! А приведешь живописца, такъ и тебя вмѣстѣ съ живописцемъ турну!..
— Ну, ладно, ладно, не ворчи… Я вѣдь приглашу его только посмотрѣть да посовѣтоваться…
— Нашелъ совѣтчика: пьяницу горчайшаго! Онъ два мѣсяца намъ вывѣску пишетъ… А много ли тамъ написать-то? Два сапога да твою фамилію.
На слѣдующій день явился живописецъ съ заказанной вывѣской. Они долго съ Никаноромъ Саввичемъ осматривали картину, шушукались, но вошедшая Александра Степановна прекратила ихъ совѣщаніе. Однако Никаноръ Саввичъ успѣлъ шепнуть живописцу, что жена на будущей недѣлѣ дня на четыре уѣдетъ къ дочери въ гости, въ уѣздный городъ.
Во вторникъ, дѣйствительно, утромъ Александра Степановна уѣхала, а въ полдень явился живописецъ и прежде всего попросилъ у Никанора Саввича рубля три на краски.
— Ужъ ты не скупись, — убѣждалъ живописецъ владѣльца картины. — Для такого художества краски нужны хорошія, дорогія, вѣдь ты тогда за нее сотни рублей возьмешь!
Но въ концѣ концовъ живописецъ согласился обойтись двумя рублями. Получивъ ихъ, онъ отправился за красками и вернулся только къ вечеру, замѣтно подгулявшій, съ ящикомъ, кистями и красками.
— Что ты больно долго? Вѣдь ночь на дворѣ, — встрѣтилъ его Никаноръ Саввичъ.
— Ужъ и городишко здѣсь: красокъ не найдешь порядочныхъ!.. — отвѣчалъ тотъ.
— Сейчасъ, что ли, будешь писать-то? Али поѣсть хочешь?
— Поѣмъ, да и начну… Я могу и ночью отлично писать, — сказалъ живописецъ, развязывая ящикъ.
За закуской явилась выпивка; живописецъ раскисъ, и Никаноръ Саввичъ посовѣтовалъ приняться за работу пораньше утромъ. «Какъ бы не испортилъ?.. — думалъ Никаноръ Саввичъ. — Больно человѣкъ-то ненадеженъ… А денегъ-то жалко… Ну, да ладно, будь что будетъ!..»
Никаноръ Саввичъ проснулся рано. Онъ разбудилъ художника, далъ ему опохмелиться, и тотъ вскорѣ приступилъ къ работѣ. Руки у него дрожали; онъ не зналъ съ чего начать и разговаривалъ:
— Вотъ огонь поярче надо… Ну, да это послѣ… А главное, главное…
— Ты сапоги старичку появственнѣе сдѣлай, — перебилъ его сапожникъ.
— И то вѣрно. Вотъ что значитъ самъ-то сапожный мастеръ! Сейчасъ и увидѣлъ погрѣшность.
Живописецъ съ рвеніемъ началъ отдѣлывать сапоги старика. Никаноръ Саввичъ ходилъ около картины и дѣлалъ художнику указанія.
Въ самый разгаръ работы въ комнату вбѣжалъ ученикъ и ошеломилъ хозяина:
— Сама вернулась!
— О, Господи, уходи ты скорѣе! — кинулся Никаноръ Саввичъ на художника, но тотъ не успѣлъ собрать свои принадлежности, какъ вошла Александра Степановна.
— Это что такое?! — грозно воскликнула она. — Картину портите? Не позволю!
— Да онъ только сапоги у старичка почистилъ… — оправдывался Никаноръ Саввичъ.
— Хорошо, что я скоро вернулась, а то бы вы понадѣлали тутъ дѣла!.. Я на нее и покупателя нашла, который видѣлъ ее у покойнаго барина, и задатокъ ужъ получила! Помнишь Березаева, Николая Васильевича? Я его на пароходѣ встрѣтила, поэтому и вернулась раньше. А къ дочери такъ и не попала. Сто рублей Березаевъ даетъ.
— Ну, слава Богу! — порадовался Никаноръ Саввичъ. — На радостяхъ-то давай скорѣе чайку выпьемъ…
— Ладно еще, что подоспѣла во время, такъ что незамѣтно его подправокъ-то, а то бы, пожалуй, Березаевъ и не взялъ! «Мужъ, — говорю, — съ вывѣсочникомъ подправлять хотѣлъ», — а Березаевъ мнѣ: «Боже ихъ избави отъ этого! Поѣзжайте и спасайте картину!..» Ну, вотъ я и пріѣхала, — заключила жена.
Довольные супруги принялись за чаепитіе.