ХРОНИКА ПАРИЖСКОЙ ЖИЗНИ.
правитьI.
правитьМинистерство Гамбетты должно будетъ выступить съ давно желанными проектами реформъ, въ теченіи очередной сессіи, открывающейся со второго январьскаго вторника. Чрезвычайная сессія окончилась для него безъ всякихъ инцидентовъ, и оно получило согласіе какъ со стороны палаты, такъ и со стороны сената, на ликвидацію начатыхъ кабинетомъ Ферри дѣлъ, а также получило и суммы, необходимыя для новаго распредѣленія портфелей.
Большинство, образовавшееся 9-го ноября, продолжало выказывать полную покорность. Непримиримыхъ постигла неудача, особенно выразившаяся по поводу запроса Кловиса Гюга, самаго юнаго и горячаго представителя этой фракціи въ палатѣ депутатовъ. Дѣло шло о бонапартистскихъ генералахъ, которымъ покровительствуетъ Гамбетта и которые возбуждаютъ весьма понятное недовѣріе у многихъ. Это именно Мирибель, Галлифэ и Канроберъ. На опасенія, выраженныя Гюгомъ, генералъ Кампенонъ отвѣчалъ, если и не убѣдительно, то очень громко, что «республикѣ нечего бояться старыхъ партій; она беретъ дарованія вездѣ, гдѣ они есть», а военный министръ отвѣчаетъ за преданность республикѣ всѣхъ сотрудниковъ своихъ. Въ только-что приведенныхъ словахъ заключается цѣлая программа, которая, три недѣли спустя, нашла себѣ примѣненіе при назначеніяхъ послами въ Берлинъ и Петербургъ — Курселя и Шодорди, о которыхъ никакъ ужь нельзя сказать, что они республиканцы. Мало того, начальникомъ политическаго отдѣленія и архива министерства иностранныхъ дѣлъ назначенъ Вейссъ, сотрудникъ «Paris-Journal», преданный дѣлу 16-ге мая, агитировавшій въ его пользу и еще вчера бывшій сотрудникомъ «Figaro». Онъ же былъ членомъ государственнаго совѣта, отставленнымъ послѣ окончательнаго пораженія реакціи. Вейссъ — писатель, пользующійся извѣстностью и скептикъ въ политикѣ.
До и послѣ заключительнаго засѣданія палаты депутатовъ, крайняя лѣвая занималась рѣшеніемъ щекотливаго вопроса о томъ, будетъ ли она открытой, или закрытой группой. Большинство, имѣющее предсѣдателемъ, по старшинству возраста, Луи Бдана и дѣйствительнымъ главою де-Ланессана, одержало верхъ. Клемансо послѣдовалъ за большинствомъ, не разрывая и съ меньшинствомъ. Это послѣднее имѣетъ также номинальнаго вождя, въ лицѣ Мадье де-Монжо, и дѣйствительныхъ руководителей въ Локруа и Накэ, людей «безъ предразсудковъ», которое отказываются называть (какъ то дѣлаетъ ихъ коллега Анри Марэ) Гамбетту Вителліемъ, стремясь раздражать и возбуждать его, скорѣе чѣмъ ослаблять, и полагая, что логика принциповъ не требуетъ, чтобы оппозиція относилась къ республиканцахъ, достигшимъ власти, съ тою же ненавистью, съ какою относилась она въ былое время къ имперіи, когда была невозможна никакая легальная и честная оппозиція. 21 депутатъ крайней лѣвой оставляютъ собственно непримиримыми становятся, такимъ образомъ, хотя и очень крайнею, но все-таки конституціонною партіей, которая увеличилась уже десяткомъ-другимъ новыхъ депутатовъ, пытавшихся, недѣли двѣ тому назадъ, подъ руководствомъ нѣкоего Шено, организовать «радикальную лѣвую».
На слабо очерченныхъ окраинахъ того, что въ предшествовавшій законодательный періодъ называлось собственно лѣвой и лѣвымъ центромъ, возникли оппозиціонныя поползновенія, примыкавшія, съ одной стороны, къ бывшему президенту совѣта министровъ, Ферри, а съ другой — въ старшему секретарю покойнаго Дюфора, Рибо.
Между лѣвыми и центрами также замѣчается въ лицѣ зятя Греви, Вильсона, нѣкоторое кислое настроеніе, указывающее, вмѣстѣ съ недовольнымъ тономъ «La Paix» (органъ Греви), и на нѣкоторое соперничество между нынѣшнимъ первымъ министромъ и президентомъ республики. Сверхъ того, существуетъ и третій элементъ оппозиціи противъ Гамбетты, а именно, въ лицѣ президента палаты, Анри Бриссона, проявляющаго свое неудовольствіе какъ въ палатѣ, при исполненіи президентскихъ обязанностей, такъ и въ статьяхъ, порою довольно ѣдкихъ и всегда строгихъ по отношенію въ новому премьеру, въ газетѣ «Siècle», гдѣ постоянно сотрудничаетъ Бриссонъ. Тѣмъ не менѣе, дѣленіе на группы, отвѣчающія различныхъ стремленіямъ, не было возстановлено. Но до сихъ поръ не оказалось также возможнымъ образовать большинства, приблизительно изъ 300 членовъ, которое бы находилось въ постоянномъ распоряженіи Гамбетты. Только около 200 депутатовъ отозвалось на приглашеніе въ общее собраніе, которое рѣшило, въ видахъ «недопущенія» парламентской анархіи, созывать, въ трудныхъ случаяхъ, внѣ парламентское засѣданіе всѣхъ республиканскихъ членовъ палаты, до общаго засѣданія въ палатѣ.! Право созванія поручено будетъ президенту по старшинству возраста, Гишару, вмѣстѣ съ 20-го изъ его товарищей. Предъ тѣмъ, чтобы разойтись на рождественскіе каникулы, заранѣе собрали 20 подписей, необходимыхъ для созванія большинства, которое могло бы согласиться насчетъ образованія годичнаго бюро при самомъ началѣ очередной сессіи, имѣющей открыться въ январѣ. Только тогда возможно будетъ опредѣлить размѣры и силу расколовъ, зародыши которыхъ проявились теперь, и которые надѣются подрѣзать въ корнѣ, при помощи возобновленія состава сената и правительственныхъ реформъ, если эти послѣднія способны будутъ удовлетворить.
Первымъ опытомъ, доказавшимъ Гамбеттѣ, что его большинство не безусловно податливо, былъ опытъ съ новымъ устройствомъ министерскихъ департаментовъ. Требовалось немедленно и до образованія бюджетной комиссіи 1883 г. получить нѣсколько сотъ тысячъ франковъ на устройство министерствъ изящныхъ искуствъ и земледѣлія, нынѣ отдѣленныхъ отъ министерствъ народнаго просвѣщенія и торговли. Объясненія, представленныя соотвѣтствующими министрами, Антоненомъ Пру, Рувье, и самимъ Гамбеттой, только на половину убѣдили спеціальную комиссію ассигнованій. Отвѣчая на возраженія бывшаго члена лѣваго центра, Франка Шово, докладчикъ, Артюръ Леруа, объяснилъ въ общемъ засѣданіи 8-го декабря слѣдующее: «Комиссія приняла въ принципѣ созданіе новыхъ министерствъ, что составляетъ прерогативу исполнительной власти; но она предоставила себѣ право разсмотрѣнія всѣхъ подробностей, такъ какъ законодательной власти принадлежитъ послѣднее слово въ финансовыхъ дѣлахъ; оставляя будущей бюджетной комиссіи вполнѣ свободную почву, она выразила пожеланіе, чтобы на будущее время, не было создаваемо новыхъ министерствъ безъ предварительнаго согласія парламента, и если теперь она испрашиваетъ вотированія кредитовъ, то дѣлаетъ это, главнымъ образомъ, съ тою цѣлью, чтобы не затруднять первыхъ шаговъ кабинета Гамбетты».
Отстаиваніе необходимости министерства изящныхъ искуствъ Антоненомъ Пру особеннаго восторга не вызвало. Посмѣялись немного надъ рѣзкой выходкой роялиста, графа де-Леона, и не безъ сочувствія встрѣтили нападки на оппортунизмъ радикала Бокье изъ Безансона, выбраннаго въ депутаты, несмотря на гамбеттистовъ.
Самъ президентъ совѣта министровъ нашелъ нужнымъ вмѣшаться въ дѣло. По словамъ нашего премьера, онъ хотѣлъ положить конецъ канцеляризму бюрократіи; хотѣлъ спеціализировать отдѣльныя отрасли управленія, а для этого, насколько ему извѣстно, существуетъ только одно средство, а именно «раздѣленіе труда и компетентности». Только этимъ путемъ можно вообще привести къ хорошему веденію дѣлъ страны.
Де-Ланессанъ прервалъ Гамбетту восклицаніемъ, послѣ чего премьеръ обратился къ непримиримымъ и началъ нападать на автономію общинъ, на федерализмъ, а затѣмъ, сталъ прославлять французскую централизацію и объявилъ врагами націи всѣхъ нераздѣляющихъ его мнѣнія по этому важнѣйшему вопросу. Къ великому удивленію своему, однако же, онъ замѣтилъ, что его якобинство почти никого не смущаетъ на крайней лѣвой.
Болѣе удачна была та часть рѣчи Гамбетты, гдѣ онъ указывалъ на полезность отдѣльнаго министерства земледѣлія, котораго требуетъ страна, начиная съ 1816 г. Воспользовавшись почти всеобщимъ одобреніемъ, выраженнымъ ему по этому поводу, онъ сталъ жаловаться на крайнюю сдержанность бюджетной комиссіи, соглашающейся лишь на временныя, ежемѣсячныя ассигнованія для его министерствъ и просилъ большинство искренно согласиться на требованіе кабинета, вычеркнувъ «опасное ехидство», заключающееся въ выраженномъ въ докладѣ комиссіи «пожеланіи».
Между тѣмъ, какъ первый министръ возвращался на свое мѣсто, не сопровождаемый на этотъ разъ рукоплесканіями, къ которымъ онъ такъ привыкъ, на трибуну вошелъ авторъ «пожеланія».
Рибо. Заслуженный редакторъ «Parlement» прочиталъ цѣлую лекцію о демократическомъ парламентаризмѣ, которая, повидимому, пришлась по вкусу большинству и вызвала нѣсколько ироническое одобреніе на крайней лѣвой и крайней правой. Онъ замѣтилъ, что увеличеніе персонала министерствъ и постоянно возрастающій расходъ на содержаніе этого персонала не вяжется съ демократическимъ режимомъ, такъ какъ составляетъ одну изъ отличительныхъ чертъ монархическаго образа правленія. Не отрицая, что французская конституція дозволяетъ или, вѣрнѣе, не воспрещаетъ исполнительной власти устроивать, по своему усмотрѣнію, министерства, ораторъ замѣтилъ, подкрѣпляя свои слова многочисленными указаніями, что въ другихъ республиканскихъ государствахъ дѣло идетъ иначе. Но даже въ ограниченно-монархическихъ странахъ, какъ напримѣръ въ Германіи, прихоть самого князя Бисмарка осталась безсильной предъ лицомъ оппозиціи рейхстага, не желавшаго учрежденія новаго министерства. Палата депутатовъ, объяснялъ далѣе Рибо, не желая затруднять задачи кабинета 14-го ноября и, такъ какъ этотъ послѣдній поставилъ вопросъ о довѣріи — утвердитъ требуемыя ассигнованія; но давая свои деньги, она «имѣетъ право давать и совѣты» и, не касаясь нисколько нравственнаго авторитета правительства, изложить свои воззрѣнія, относительно щекотливаго пункта конституціонной практики.
На это Гамбетта повторилъ свою просьбу объ устраненіи пожеланія, Рибо отвѣчалъ, что «еслибы палата была призвана къ голосованію по поводу заявленнаго мнѣнія, то весьма вѣроятно, потребовались бы пренія; но комиссія ничего не можетъ взять назадъ, по той причинѣ, что она ничего не предлагаетъ! Мнѣнія взять назадъ нельзя. Можно только въ большей или мйныпей степени настаивать на немъ. Правительство и комиссія обмѣнялись мнѣніями, и этотъ обмѣнъ происходилъ при условіяхъ полной независимости и взаимнаго уваженія, которыя могутъ только дѣлать честь парламенту».
Эти слова вызвали улыбку и ассигнованіе на министерство изящныхъ искуствъ было утверждено 338 голосами, противъ 109; остальныя суммы были вотированы поднятіемъ рукъ; вся совокупность была подвергнута вторичному общему голосованію 370 противъ 95 голосовъ.
Успѣхъ Рибо былъ раздутъ до смѣшного въ оппозиціонной печати всѣхъ оттѣнковъ и долженъ былъ вызвать бурныя сцены въ сенатѣ. Около того же времени Жюль Симонъ сдѣлался политическимъ редакторомъ «Gaulois» и ежедневно печаталъ въ этой газетѣ слезливо-злобную статейку, преисполненную непріятныхъ инсинуацій противъ новаго правительства. Въ средѣ сенатской комиссіи, Бюффе воскресилъ пожеланіе Рибо, но большинство членовъ комиссіи отвергло его, опасаясь пораженія на общемъ собраніи. Колеблющіеся изъ выходящихъ сенаторовъ остереглись бы, во всякомъ случаѣ, присоединять свои голоса въ голосамъ. правыхъ, при общемъ голосованіи, такъ какъ это могло произвести непріятное впечатлѣніе на ихъ избирателей, вообще не особенно хорошо настроенныхъ по отношенію къ старымъ партіямъ. 15-го декабря публика толпой хлынула въ Люксенбургсвій дворецъ, разсчитывая на бурное засѣданіе, украшенное рѣчами Бюффе и Жюля Симона, а также перерывами и возраженіями Гамбетты. Но эти ожиданія не сбылись. Благодаря усиліямъ Ламбера Сент-Круа, Ларенти и Френо, приспѣшниковъ правой, публика, правда, имѣла случай слышать трехъ министровъ: искуствъ, колоній и земледѣлія, Антонена Пру, Рувье и Девзса, но всѣ трое были кратки. 165 сенаторовъ противъ 82 вотировали вредитъ для министерства изящныхъ искуствъ; кредитъ министерства земледѣлія прошелъ безъ возраженій, а вся совокупность кредитовъ для новыхъ министерствъ прошла 167 голосами противъ 52-хъ. Впрочемъ, при томъ настроеніи, въ которомъ находится сенатъ, наканунѣ возобновленія своего состава, онъ утвердилъ бы рѣшительно все, чего ни потребовало бы отъ него правительство. Но странное дѣло — и это замѣтили только по закрытіи сессіи — сенату забыли представить на утвержденіе торговый договоръ между Франціей и Италіей, который такъ старались провести въ палатѣ депутатовъ 9-го, между тѣмъ, какъ палата желала задержать утвержденіе подлежащихъ возобновленію торговыхъ договоровъ и обсудить ихъ всѣ вмѣстѣ во время очередной сессіи. Подъ кажущейся забывчивостью, скрывалась, безъ сомнѣнія, дипломатическая комбинація: голосованіе палаты, принявшей указанный договоръ большинствомъ 391 противъ 75, можетъ служить для Италіи достаточнымъ доказательствомъ готовности Франціи; если же отсюда до окончательнаго срока утвержденія, въ февралѣ, возникли бы затрудненія, то сенатъ, гдѣ протекціонисты анти-итальянскаго направленія, имѣютъ силу, могъ бы помочь ограничить экономическія уступки въ томъ случаѣ, если потеряли бы надежду на полученіе желаемыхъ уступокъ политическихъ; однимъ словомъ, заключеніе торговаго договора, весьма благопріятнаго для Италіи, не должно было вести въ искреннему примиренію, скрѣпленному присылкой въ Парижъ итальянскаго посланника, и въ полюбовному улаженію тунисскаго столкновенія.
Почти окончивъ провѣрку депутатскихъ полномочій, палата назначила парламентскія слѣдствія противъ трехъ избранниковъ Вьеннскаго департамента: Субейрана, Саррена и Пэна, вслѣдствіе разныхъ неправильностей, а также и клерикальныхъ манёвровъ. Послѣдній мотивъ привелъ и въ кассированію выборовъ аббата Дагорна, въ Динанѣ, гдѣ онъ былъ директоромъ небольшого духовнаго училища, закрытаго вслѣдствіе заочнаго приговора надъ однимъ изъ преподавателей, признаннымъ виновнымъ въ преступленіи противъ нравственности и которому, какъ говорили, онъ помогъ бѣжать, что, впрочемъ, нерѣдкость въ средѣ нашего духовенства. Другой клерикальный и роялистскій депутатъ изъ Фужера, въ Бретани, былъ также кассированъ, благодаря слишкомъ усердной защитѣ епископа-депутата Фреппеля. Назначено было слѣдствіе по поводу выборовъ Ладусета, такъ какъ въ его округѣ происходили мошенничества съ бюллетенями имени Гамбетты. Кассированы были также выборы двухъ республиканскихъ депутатовъ: Кадэ, потому что онъ получилъ только 81 и притомъ однимъ спорнымъ голосомъ болѣе своего конкуррента, того же оттѣнка, и Амаги, о неудачномъ ораторскомъ дебютѣ котораго я сообщалъ въ прошломъ письмѣ и который, какъ увѣряютъ, явился плодомъ коалиціи между радикалами и клерикалами, вслѣдствіе чего духовенство агитировало въ его пользу, какъ въ пользу одного изъ своихъ.
4-го и 18-го декабря происходили дополнительные законодательные выборы для пополненія депутатскихъ пробѣловъ въ нѣсколькихъ округахъ: въ Ліонѣ, гдѣ потерпѣлъ пораженіе редакторъ «Intransigeant», онъ же бывшій редакторъ «Père Duchesne», Эмберъ, и одержалъ верхъ оппортунизмъ; въ Бортэ одинъ изъ сотрудниковъ «République franèaise» Эм. Аренъ былъ избранъ противъ бывшаго министра иностранныхъ дѣлъ парижской коммуны, Паскаля Груссэ; въ Константинѣ прошелъ Трейль; въ Орнѣ былъ выбранъ Гранэ, бывшій старшій секретарь въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, при Констанѣ; въ Баньерѣ — громаднымъ большинствомъ прошелъ нынѣшній министръ земледѣлія Девзсъ. Въ Парижѣ же прошли: Лафонъ, въ 1-мъ отдѣлѣ Монмартрскаго округа, близкій человѣкъ Клемансо, а въ 10-мъ Парижскомъ округѣ выбранъ, вмѣсто выбывшаго оттуда Камилля Памьтана, бывшій муниципальный совѣтникъ и редакторъ "Rapреія, Лефевръ.
II.
правитьТунисскія дѣла продолжали занимать обширное мѣсто во французской политикѣ и въ декабрѣ. Имъ посвящено было три наиболѣе оживленныхъ засѣданій палаты и сената. Сверхъ того, они же подали поводъ въ тремъ процессамъ съ присяжными.
Въ засѣданіи палаты депутатовъ, происходившемъ 1-го декабря, Гамбетта, изъ трибуна превратившійся въ правительственнаго оратора, пустилъ въ ходъ всѣ свои ораторскія способности. Одинъ изъ депутатовъ правой, Делафоссъ, вздумалъ нападать на договоръ, заключенный въ Бардо и назвалъ его "столь же безразсуднымъ, какъ и сама экспедиція: ". Президентъ совѣта министровъ немедленно заявилъ на это, что «трактатъ былъ утвержденъ Франціей во всей его полнотѣ… А потому никакой протестъ не въ силахъ поколебать ни его значеніе, ни его смыслъ… Что касается послѣдствій, то когда дѣло усмиренія Туниса будетъ окончено, правительство представитъ палатѣ свой планъ дѣйствія, который, требуя новыхъ ассигнованій для своего выполненія, будетъ свободно обсуждаться… Постараются сократить до минимума бремя націи… Но не будетъ ни присоединенія, ни отступленія».
Послѣ искусной и достаточно ѣдкой рѣчи молодого журналиста Капилля Пелльтана, того самаго, который ѣздилъ съ покойнымъ Ле-Форомъ въ Африку, чтобы изслѣдовать на мѣстѣ положеніе дѣлъ, Гамбетта снова появился на трибунѣ. Онъ сказалъ, что злоупотребленія, на которыя указывалъ ораторъ, составляютъ обычное явленіе въ варварскихъ странахъ, а затѣмъ, старался доказать возможность европейскаго протектората въ Тунисѣ, что позволитъ ввести нѣкоторый порядокъ въ тамошній экономическій строй и обезпечить французскіе интересы, на три четверти, по крайней мѣрѣ, замѣшанные въ дѣлѣ тунисскаго долга. Возставая одновременно и противъ присоединенія, и противъ отступленія, Гамбетта доказывалъ необходимость для Франціи имѣть колоніальную политику, и въ особенности въ Африкѣ. Относительно веденія тунисской экспедиціи, онъ призналъ, что министерство Ферри, его руководившее, дѣйствовало не съ достаточною ясностью и твердостью. Онъ изложилъ планъ политики, которая, «уважая европейскій концертъ и не затрогивая Турціи, съумѣла бы рѣшить вопросы, касающіеся Средиземнаго моря, въ пользу Франціи».
Далѣе, министръ-президентъ опровергалъ систему неограниченныхъ предосторожностей рекомендуемую комиссіей по совѣту Вильсона, бывшаго товарища министра финансовъ, критиковавшаго образъ дѣйствій министерства, къ которому санъ принадлежалъ. Ланглуа, отъ имени меньшинства комиссіи, повторилъ въ нѣсколько измѣненномъ видѣ первоначальное предложеніе, указанное въ правительственномъ законопроектѣ. Биллю и Перенъ протестовали, но напрасно. Президентъ совѣта повторилъ свой призывъ въ патріотизму, по поводу принятія колоніальной политики, «по крайней мѣрѣ, оборонительной». Предложеніе Ланглуа было пущено на голоса, и всѣ кредиты на тунисскую экспедицію и на экспедицію въ Южный Оранъ до конца двухъ первыхъ мѣсяцевъ 1882 г. были утверждены 395 голосами противъ 49, на 444 вотировавшихъ, подъ условіемъ обстоятельныхъ разъясненій и временныхъ отчетовъ за каждые три мѣсяца.
Крайняя лѣвая, а также и правая воздержались отъ голосованія.
Въ сенатѣ, 10-го декабря, во главѣ нападенія стоялъ герцогъ де-Брольи, выступившій съ плохо сказанной, но весьма коварно построенной рѣчью, въ которой старался свалить всю отвѣтственность за тунисскую экспедицію, «веденную долѣе, чѣмъ то могъ предположить парламентъ», на того государственнаго человѣка, который былъ ея «вдохновителемъ, ранѣе чѣмъ сдѣлался главою исполнительной власти». Признавая невозможность нарушенія договора, заключеннаго въ Бардо, герцогъ потребовалъ положительныхъ обязательствъ относительно того способа, которымъ будетъ выполняться отнынѣ этотъ договоръ, находя недостаточно ясными обѣщанія, данныя въ палатѣ депутатовъ, касательно своевременныхъ разъясненій.
Гамбеттѣ пришлось впервые говорить въ сенатѣ. Сообразуясь съ этою средой, онъ умѣрялъ свой зычный голосъ и округлялъ жесты, видимо стараясь доказать аристократическимъ противникамъ своимъ, что онъ не менѣе ихъ академиченъ и комильфотенъ, съ тѣмъ, впрочемъ, различіемъ, что далеко превосходитъ ихъ тонкостью ума. Прежде всего онъ иронически присоединился въ высказанному герцогомъ де-Брольи пожеланію относительно сохраненія верхней палаты, «столь необходимой для равновѣсія власти въ республикѣ». О рѣшеніи тунисскаго вопроса онъ сказалъ, что это «потребуетъ новыхъ ассигнованій въ первыхъ числахъ февраля, такъ какъ дѣло военнаго усмиренія близится къ концу». Выражено было опасеніе, что Франція возьметъ на себя тунисскій долгъ. «Мы постараемся, отвѣчалъ Гамбетта: — чтобы французскія сбереженія не были растрачены, такъ какъ они заслуживаютъ огражденія даже въ томъ случаѣ, когда помѣщаются внѣ страны и слишкомъ легкомысленно». Заговорили о внѣшнихъ затрудненіяхъ. Министръ-президентъ увѣрялъ, что Англія согласилась признать договоръ, заключенный въ Бардо, и, что при помощи «терпѣнія и сдержанности», можно будетъ въ самомъ скоромъ времени успокоить подозрительность Италіи.
Орлеанистъ Бошэ, пользующійся сильно-преувеличеннымъ финансовымъ авторитетомъ въ роялистскихъ салонахъ, представилъ подробную критику обязательствъ, которыя парламентъ вынужденъ былъ принять на себя, не зная самъ, куда идетъ. Онъ оспаривалъ, чтобы финансы, несмотря на постоянно возвѣщаемые излишки, находились въ такомъ состояніи, которое дозволило бы имъ сохранить равновѣсіе, при условіи непредвидѣнностей, въ родѣ тунисской экспедиціи. Ему возражалъ министръ финансовъ, Аллэнъ Таржэ. «Если предыдущая администрація держалась нежелательнаго финансоваго способа дѣйствій, сказалъ онъ: — то новая заслужитъ довѣріе палатъ безусловною искренностью и полною ясностью». Равновѣсіе же бюджета 1881 г. не будетъ нарушено расходами по тунисской экспедиціи; по ихъ покрытіи, останется еще излишекъ въ 20 или 25 милліоновъ.
Пренія считали уже оконченными, какъ на трибунѣ появился Бюффе съ предложеніемъ, равносильнымъ тому, которое уже было внесено комиссіей палаты депутатовъ и отвергнуто этой послѣдней. Извилистое краснорѣчіе бывшаго президента собранія 24-го мая и экс-премьера Мак-Магона, обладаетъ способностью приводить Гамбетту въ крайнее раздраженіе, и потому онъ предоставилъ Аллену Таржэ отвѣчать оратору правой. Предложеніе было отвергнуто 163 голосами противъ 94.
Въ слѣдующемъ засѣданіи, 12-го, вѣрные слуги бурбоновъ и алтаря: Френо, Лоржериль и Гаварди яростно нападали на Гамбетту, можно сказать даже, «раздирали» его на части. На всѣ нападки онъ отвѣчалъ молчаніемъ или смѣхомъ. Наконецъ, явился болѣе серьёзный обвинитель: де-Кердрель развернулъ на трибунѣ заявленіе, въ которомъ монархисты объявляютъ, что утвердятъ кредиты, «не взирая на то, что не одобряютъ ни экспедиціи, ни способа ея веденія и порицаютъ финансовыя дѣйствія, дозволяющія правительству уклоняться отъ контроля парламента». Они утвердятъ ассигнованія «единственно въ видахъ сочувствія арміи, сочувствія тѣмъ болѣе заслуженнаго, что было сдѣлано все для увеличенія затрудненій и опасностей ея задачи».
При этихъ послѣднихъ словахъ терпѣніе министра-президента лопнуло. Однако, онъ постарался сдержать свой гнѣвъ въ должныхъ границахъ. «Этотъ намекъ на армію, сказалъ онъ: — превосходитъ всякую мѣру; развѣ ораторы, которыхъ вы посылали на трибуну, предлагали какой-нибудь болѣе совершенный планъ, чѣмъ тотъ, который приведенъ былъ въ исполненіе?» — Брольи улыбнулся: «У васъ есть планъ? Такъ потрудитесь развить его съ трибуны!» воскликнулъ Гамбетта. «Я считаю своею обязанностью, продолжалъ онъ: — защищать генераловъ отъ несправедливыхъ нареканій. Ни здѣсь, ни въ другомъ мѣстѣ, не было приведено ни однаго серьезнаго факта, или положительнаго довода противъ способа, которымъ ведены были военныя операціи». Затѣмъ, истощивъ все свое краснорѣчіе при описаніи африканскихъ условій почвы и климата, изобразивъ громадныя трудности и препятствія, съ которыми пришлось бороться арміи, онъ замѣтилъ, что «не критиковать слѣдовало бы, а восхищаться», и закончилъ свою рѣчь, говоря, что онъ бросаетъ вызовъ всему, что писалось ложнаго и нелѣпаго въ враждебной печати, и сомнѣвается, чтобы все это рѣшились повторить здѣсь, гдѣ можно встрѣтить возраженіе и обсужденіе.
Кердрель пытался снова заговорить о неспособности военной администраціи и объ уловкахъ, при помощи которыхъ она старалась увѣрить ультра-мирное сельское населеніе, что войны нѣтъ. Гамбетта отвѣчалъ, заявивъ, что не принимаетъ политической отвѣтственности за поступки, которые ставятся въ упрекъ предшествовавшему кабинету, но что касается мѣръ, какъ военныхъ такъ и финасовыхъ, примѣняемыхъ въ настоящую минуту, то его «министерство должно принять на себя и принимаетъ отвѣтственность за нихъ». Онъ прибавилъ даже, покрывая своего личнаго друга, генерала Фарра, что изъ свидѣтельства всѣхъ компетентныхъ людей видно, что ни въ одной изъ предъ идущихъ экспедицій не было выказано такой заботливости о солдатѣ и не было собрано столько полезныхъ элементовъ.
Маршалъ Канроберъ, оговорившись, что не имѣетъ намѣренія бросать ни малѣйшей тѣни порицанія на генераловъ по поводу способа веденія экспедиціи, а также выражать сомнѣніе въ мужествѣ солдатъ, выказанномъ ими среди трудностей и опасностей, замѣтилъ, что никакъ не можетъ согласиться съ мнѣніемъ о превосходствѣ послѣдней тунисской экспедиціи надъ прежними, которыми руководили его «славный учитель Бюжо и старые товарищи Кавеньякъ и Ламорисьеръ». — Гамбетта поспѣшно отвѣчалъ, что его невѣрно поняли, что онъ не думалъ умалять заслугъ знаменитыхъ генераловъ, прославившихъ французскую армію, но хотѣлъ только сказать, что «колонны Бюжо, Ламорисьеровъ и Кавеньяковъ не имѣли тѣхъ удобствъ, которыми пользовались солдаты послѣдней экспедиціи. Въ настоящее время, уровень потребностей, привычка въ комфорту безконечно возросли, сравнительно съ прежними временами, и эти потребности были вполнѣ удовлетворены военнымъ управленіемъ».
И сенаторы, еще съ большею готовностью, чѣмъ депутаты, утвердили тунисскіе кредиты, большинствомъ 227 голосовъ.
III.
правитьПослѣ рѣшенія тунисскаго вопроса въ парламентѣ, ему пришлось, начиная съ 9-го декабря, явиться еще на судъ. Въ этотъ день судомъ исправительной полиціи должно было разбираться дѣло редактора «Evénement», Жоржа де Лабрюйера, и издателя той же газеты, по иску Оскара Гея, извѣстнаго подъ псевдонимомъ Оскара-тунисскаго, который, вмѣстѣ съ Биллингомъ, поставлялъ Рошфору извѣстія, на которыхъ основана была вся послѣдующая газетная полемика, по поводу тунисскаго вопроса.
Во время засѣданія прочитано было напечатанное въ «Аумеnire di Sardegna» письмо, сообщавшее, что «неподкупный» врагъ Рустана получилъ отъ бея «милостивый даръ» въ 25,000 франковъ. Судъ не нашелъ возможнымъ взыскать съ подсудимыхъ протори и убытки въ размѣрѣ 5,000 франковъ, какъ того требовалъ подвергшійся диффамаціи Оскаръ-тунисскій, и иронически приговорилъ Жоржа Лабрюйера и Карра (издателя), къ минимуму денежной пени, а именно къ 5-ти франкамъ.
Гораздо серьёзнѣе былъ процессъ, начатый французскимъ консуломъ въ Тунисѣ, Рустаномъ, съ разрѣшенія бывшаго министра иностранныхъ дѣлъ, Бартелеми Сент-Илера, противъ Анри Рошфора и администратора газеты «Intransigeant». Это дѣло заняло три засѣданія: 13-го, 14-го и 15-го. Обвиненіе было направлено, главнымъ образомъ, противъ помѣщенной 27-го сентября въ названной газетѣ статьи, озаглавленной: «Тайна тунисской экспедиціи». Въ этой статьѣ обвиняли Рустана въ злоупотребленіяхъ но должности и въ томъ, что «онъ принималъ участіе въ разныхъ интригахъ, имѣвшихъ цѣлью воспользоваться политикой Франціи для грязныхъ финансовыхъ спекуляцій».
Рустанъ, главный свидѣтель со стороны обвиненія, взволнованнымъ голосомъ говорилъ присяжнымъ: «Я пришелъ сюда, чтобы потребовать доказательствъ справедливости тѣхъ оскорбленій и обвиненій, которыми меня забросали. Я съ довѣріемъ ожидаю вашего честнаго вердикта и готовъ разсказать вамъ всю свою жизнь».
Первый изъ свидѣтелей защиты, эксъ-дипломатъ Биллингъ, оказался гораздо менѣе болтливымъ, чѣмъ того ожидалъ Рошфоръ и его защитникъ Гатино. Онъ заявилъ, что Дефоссэ, авторъ статей въ «République franèaise» въ 1875 и 1876 г., которыхъ приписывали пониженіе тунисскихъ бумагъ, потомъ повысившихся, вслѣдствіе экспедиціи, былъ и есть агентъ Рустана. Онъ не рѣшился, однако-же, повторить на судѣ, что самъ Рустанъ бралъ взятки, но сказалъ, что послѣдній имѣлъ сношенія съ нѣкіимъ Вольтеррой, назначеннымъ, по его просьбѣ, начальникомъ тунисскаго монетнаго двора, несмотря на то, что онъ ранѣе былъ приговоренъ какъ фальшивый монетчикъ. По словамъ того же свидѣтеля, Рустанъ былъ также близокъ съ генераломъ Эліасомъ Муссалимомъ, котораго бей выгналъ изъ Бардо, за кражу и который затѣмъ сдѣлался французскимъ подданнымъ и былъ награжденъ орденомъ почетнаго легіона, по ходатайству Рустана.
Генеральный инспекторъ по финансовой части, онъ же членъ международной комиссіи въ Тунисѣ, опровергалъ увѣренія «Intransigeant», говоря, что ему ничего неизвѣстно о спекуляціяхъ Рустана, но онъ констатируетъ крайне незавидную репутацію генерала Эліаса.
Оскаръ-тунисскій сказалъ, что не можетъ утверждать, что генералъ и его жена служили посредниками при передачѣ взятокъ Рустану. Два дипломата, гг. де-Сент-Аманъ и Дарло, которымъ министръ Гамбетта разрѣшилъ нарушить служебную тайну, заявили, что Рустанъ — честный человѣкъ, что онъ лишь въ точности исполнялъ данныя ему инструкціи и вѣрно служилъ Франціи въ теченіи 20-ти лѣтъ.
Депутатъ и редакторъ «Justice», Камилль Пелльтанъ, передалъ на судѣ тѣ свѣдѣнія, которыя ему удалось почерпнуть въ бытность свою въ Тунисѣ. Всѣмъ извѣстно тамъ, что Рустанъ находится въ интимныхъ отношеніяхъ съ г-жою Эліасъ, которая, какъ также всѣмъ извѣстно, получаетъ обильныя приношенія, а около времени заключенія договора въ Бардо, завела интрижку съ братомъ бея, Таибомъ, которому былъ предложенъ тронъ его брата.
Сынъ еврейскаго банкира въ Безансонѣ, Эдмонъ Бейль-Пикаръ, купилъ за двадцать тысячъ франковъ, или около того, дѣло Бохоса, редактора «Мостакеля», газеты, издаваемой на арабскомъ языкѣ въ Каліари и состоящей подъ итальянскимъ вліяніемъ, т. е. подъ вліяніемъ консула Маччіо, черезъ посредство его агентовъ. По увѣренію Бейля-Пикара, эта операція была имъ предпринята единственно съ цѣлью помѣшать опубликованію документовъ, могущихъ повредить добрымъ отношеніямъ между Франціей и Италіей. Онъ предлагаетъ, и на это согласны обѣ стороны, передать «дѣло» двумъ судьямъ: одному по его собственному указанію, другому — по выбору защиты, которые должны будутъ объявить, не содержитъ ли оно чего-нибудь затрогивающаго доброе имя Рустана. Оставляя въ сторонѣ показанія второстепенныхъ свидѣтелей, остановимся на показаніи Бартелеми Сент-Илэра. Бывшій министръ объявляетъ, что Рустанъ не оказывалъ въ тунисскомъ регентствѣ никакого личнаго давленія, что причины, вызвавшія тунисскую экспедицію, существовали ранѣе его прибытія въ Тунисъ, что этотъ агентъ, усердный, способный, честный, преданный, ни при чемъ въ дѣлѣ заключенія договора въ Бардо, редактированнаго въ Парижѣ. Онъ прибавилъ, что никакой миссіи не было имъ поручено Биллингу. Это подтверждаетъ и предшественникъ Бартелеми Сент-Илэра, Баддингтонъ.
Фердинандъ Лессепсъ, герой Суэзскаго и Панамскаго перешейковъ и предсѣдатель географическаго общества, показываетъ, за отсутствіемъ брата своего Жюля, что, когда онъ былъ представителемъ бея въ Парижѣ, до заключенія договора, никакія его депеши не были перехвачены французскимъ правительствомъ, какъ то утверждалъ Рошфоръ. Лессепсъ прибавилъ, что знаетъ Рустана и что это — одинъ изъ честнѣйшихъ людей, когда-либо имъ видѣнныхъ. По словамъ свидѣтеля, французскій консулъ пользуется большимъ уваженіемъ въ Тунисѣ, какъ со стороны французовъ, такъ и со стороны иностранцевъ.
Эти свѣдѣнія подтверждены были на судѣ членами франко-итальяно-англійской финансовой комиссіи, заявившими, что Рустанъ никогда не бралъ взятокъ.
Баронъ Биллингъ показалъ, что Гамбетта присылалъ къ нему своего секретаря Арну просить, чтобы онъ передалъ все, что ему извѣстно о тунисскихъ дѣлахъ. Онъ сообщилъ, что въ 1879 г. Рустанъ чуть-было не втянулъ Францію въ войну, по поводу долга, признаннаго подозрительнымъ финансовыми инспекторами. Послѣ посѣщенія генерала Хуссейна, объяснившаго ему, что «Рустанъ вымогалъ у бея всякія милости для супруговъ Эліасъ, Гамбетта воспротивился, чтобы французская кровъ лилась по такому поводу». Биллингъ утверждалъ также, что ему была поручена дипломатическая миссія въ Тунисѣ и что онъ отправился туда съ шифрованными и нешифрованными инструкціями. Бартелеми Сент-Илэръ отрицалъ миссію Биллинга и сказалъ, что ничего ему не поручалъ и никакихъ инструкцій не давалъ, а только выслушалъ его отчетъ о тунисскихъ дѣлахъ. Гатино (защитникъ Рошфора) констатцровалъ, что Биллингу были даны инструкціи, но что онѣ исходили отъ французскаго посланника въ Римѣ, г. де-Ноайля. Биллингъ прибавилъ къ своему показанію, что какой-то дѣлецъ говорилъ ему о 30-ти процентахъ, требуемыхъ Рустаномъ для г-жи Эліасъ. «Это ложь!» восклицаетъ Дефоссэ, бывшій корреспондентъ «République Franèaise». Биллингъ клянется, что это — правда. Рошфоръ и его адвокатъ спрашиваютъ у Дефоссэ, не былъ ли онъ исключенъ изъ. совѣта адвокатовъ. «Меня не исключали, отвѣчаетъ Дефоссэ. — Я подалъ въ отставку, и она была принята, какъ видно изъ доклада г. Греви».
Наконецъ, Биллингъ передаетъ слухъ, по которому разрывъ между итальянскимъ консуломъ Маччіо и Рустаномъ произошелъ вслѣдствіе отказа г-жи Маччіо принимать г-жу Эліасъ. Рустанъ въ негодованіи вскакиваетъ съ своего мѣста: «Я заявляю гг. Маччіо и Биллингу, что это ложь! говоритъ онъ. — Причина разрыва заключалась въ томъ, что Маччіо хотѣлъ захватить тунисскія владѣнія, а я желалъ сохранить ихъ для Франціи». Бывшій префектъ полиціи и депутатъ Леонъ Рено, который, въ качествѣ адвоката, только (какъ онъ увѣряетъ), взялся, по порученію общества «Les Phares de L’Orient», вести переговоры, имѣвшіе цѣлью учрежденіе тунисскаго поземельнаго банка, заявилъ суду, что «французское правительство оставалось вполнѣ чуждымъ этому дѣлу; спекуляціи же не могли имѣть мѣста, такъ какъ не было выпущено ни акцій, ни облигацій». Рошфоръ напомнилъ, что Пелльтанъ, въ показаніи своемъ, разсказалъ о визитѣ Рустана въ полной парадной формѣ къ г. Рено, въ Grand Hôtel de Tunis. Рено отрицаетъ это, говоря, что самъ ѣздилъ къ Рустану aàпросто и безъ всякой оффиціальности.
Когда списокъ свидѣтелей былъ исчерпанъ, генеральный прокуроръ, сенаторъ Дофенъ поставилъ главному обвиняемому слѣдующій вопросъ: «Кто такое „бывшій дипломатъ“, доставившій свѣдѣнія для вызвавшей судебное преслѣдованіе статьи?» Рошфоръ отвѣтилъ, что это «Мохамедъ-Али-эффенди, бывшій секретарь бея, отправившійся въ Кейруанъ, чтобы присоединиться къ инсургентамъ». (Увѣряютъ, будто этотъ человѣкъ, по собраннымъ свѣдѣніямъ, оказался сумасшедшимъ уже въ теченіи трехъ лѣтъ).
Рустана защищалъ Клери. Прокуроръ произнесъ весьма горячую рѣчь, которую заключилъ слѣдующими словами: «Гг. присяжные! правительство отдало въ ваши руки своихъ должностныхъ лицъ. Если вы найдете, что г. Рустанъ предалъ страну свою, то должны оправдать г. Рошфора. Я съумѣю исполнить долгъ свой, и Рустанъ, въ свою очередь, принужденъ будетъ сѣсть на скамью подсудимыхъ. Если же Рустанъ былъ жертвой клеветы, то защитите его своимъ вердиктомъ, ибо въ лицѣ его вы будете отстаивать честь цѣлой страны». Между прокуроромъ и Рошфоромъ завязывается оживленный споръ. «Что бы ни говорилъ г. генеральный прокуроръ, дѣло Бохоса существуетъ и содержитъ письма, компрометирующія г. Дефоссэ, который, какъ извѣстно многимъ, считался агентомъ Рустана», восклицаетъ Рошфоръ. Дефоссэ отрицаетъ это и упрекаетъ одного изъ защитниковъ «Intransigeant»'а въ полученіи какого-то восточнаго ордена. Этотъ адвокатъ (Делаттръ) возражаетъ, что не находитъ нужнымъ отвѣчать на инсинуаціи человѣка, выгнаннаго изъ корпораціи. Что касается восточнаго ордена, то никто не заподозритъ его въ полученіи нетолько восточнаго, но и какого бы то ни было украшенія этого рода".
Защитникъ Рошфора, Гатино (депутатъ Эрскагои-Луарскаго департамента), говорилъ въ теченіи полутора часа. Рѣчь его была какъ нельзя лучше разсчитана на тѣхъ двѣнадцать присяжныхъ, большею частію изъ мелкихъ лавочниковъ, которые призваны были рѣшать дѣло и которые изъ иностранной политики понимаютъ только одно, а именно, что каждый разъ, какъ они отваживаются помѣстить свои сбереженія въ какой бы то ни было восточный заемъ — турецкій, тунисскій и проч., эти сбереженія бываютъ утрачены навѣки. Предположивъ, что въ средѣ присяжныхъ, подобранныхъ еще на основаніи закона Дюфора, легко могутъ оказаться и бонапартисты, защитникъ провелъ свою параллель между мексиканской и тунисской экспедиціями, съ возможною мягкостью. «Еслибы во время мексиканской войны, говорилъ онъ: — императоръ былъ предупрежденъ какимъ-ни- будь независимымъ писателемъ, намъ удалось бы, можетъ быть, избѣжать бѣдствій 1870 г., когда Германія нашла насъ изнуренными и безоружными!» Чего не могли сдѣлать для мексиканской, то сдѣлалъ Рошфоръ для тунисской экспедиціи; и потому, что у него хватило для этого мужества, онъ и находится теперь на этой скамьѣ.
Но особенное впечатлѣніе произвели цифры, приведенныя Гатино. Въ 1876 г., то есть въ то время, когда писались статьи вышеназваннаго Дефоссэ, тунисскія бумаги стояли 280 фр. Въ 1881 г., вслѣдствіе экспедиціи, они поднялись до 485 фр. «Очевидно, что кровь французскихъ солдатъ была пролита въ интересахъ спекулянтовъ!»
Относительно Рустана, защитникъ затронулъ одинъ изъ самыхъ щекотливыхъ вопросовъ для отцовъ семействъ-присяжныхъ, а именно вопросъ о побочныхъ семействахъ. Понятно, что почтенный жюри не могъ не проникнуться негодованіемъ въ человѣку, находящемуся во власти кокотокъ! «Я охотно признаю безупречность жизни г. Рустана до того дня, когда онъ пріѣхалъ въ Тунисъ, говорилъ Гатино: — но тамъ, несмотря на то, что молодость давно миновала, нашъ консулъ попалъ подъ давленіе маленькой ручки красивой женщины, г-жи Эліасъ. Что она — красавица, въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія, такъ какъ это подтверждаетъ и г. Лессепсъ, весьма компетентный человѣкъ въ этомъ отношеніи. Г. Рустанъ нашелъ генерала Эліаса Муссалима въ самомъ жалкомъ положеніи. Его только-что выгнали изъ Бардо за кражу. Рустанъ успѣлъ возвратить ему прежнее мѣсто и даже сдѣлалъ его кавалеромъ ордена Почетнаго Легіона… Затѣмъ „благодарности“ начали стекаться къ очагу почтеннаго семейства Эліасовъ, у дверей котораго два раза въ день останавливалась карета французскаго консула, между тѣмъ, какъ генералъ Эліасъ спѣшилъ удаляться изъ дома, чтобы бесѣдовать съ пріятелемъ своимъ, фальшивымъ монетчикомъ Вольтеррой!»
Въ подтвержденіе всего сказаннаго защитникомъ, Рошфоръ развернулъ списокъ, въ который были занесены полученныя г-жой Эліасъ приношенія. По словамъ Рошфора, этотъ списокъ былъ доставленъ ему «однимъ отставнымъ офицеромъ, котораго онъ не можетъ назвать, но который не принадлежитъ къ числу его политическихъ друзей». Списокъ заключался именемъ нѣкоего Шамана, который, опасаясь лишиться мѣста, взялся доставить г-жѣ Эліасъ 4,000 піастровъ, но такъ какъ она не принимала мѣстныхъ кредитныхъ знаковъ, то онъ принужденъ былъ уплатить всю сумму 5-ти франковыми монетами и навьючить ими трехъ носильщиковъ, изнемогавшихъ подъ тяжестью своего бремени.
Этотъ разсказъ возбудилъ всеобщій смѣхъ въ. залѣ засѣданія. Сами присяжные не могли отъ него удержаться. Рустанъ протестуетъ и кричитъ: «Пусть же доносчикъ явится сюда и под твердитъ это при мнѣ, если посмѣетъ!»
Далѣе прочитано было письмо тунисскаго адвоката Пеллеты, въ которомъ говорится, что никто не желаетъ возвращенія Рустана, и сообщается, что братъ г-жи Эліасъ, Траверсо, хотѣлъ заставить Таиба-бея подписать облигацію въ 1,500,000 фр. въ пользу сестры, и что Рустанъ былъ недавно у Таиба, котораго упрекалъ за доставленіе этого свѣдѣнія Камиллю Пелльтану, въ бытность этого послѣдняго въ Тунисѣ. Рустанъ еще разъ протестуетъ и говоритъ, что жалѣетъ Пелльтана, собиравшаго свѣдѣнія у недовольныхъ интригановъ и враговъ Франціи.
Присяжные большинствомъ 8-ми голосовъ изъ 12-ти вынесли отрицательный отвѣтъ на вопросъ о диффамаціи, а, слѣдовательно, Рошфоръ и администраторъ его газеты были оправданы, истецъ же Рустанъ приговоренъ въ уплатѣ судебныхъ издержекъ.
Всего болѣе изумленъ былъ оправдательнымъ вердиктомъ самъ редакторъ «Intransigeant»'а, который еще наканунѣ ожидалъ долгихъ мѣсяцевъ тюремнаго заключенія и чувствительной денежной пени. Что касается представителя Франціи въ Тунисѣ, то онъ остолбенѣлъ отъ удивленія. Онъ до такой степени былъ увѣренъ въ своей невинности — такъ сообщалъ онъ, по крайней мѣрѣ, корреспонденту «Times»'а на другой день послѣ суда — что не принесъ съ собою документовъ и даже не захватилъ удостовѣренія отъ бея въ томъ, что не принималъ никакого участія въ дѣлахъ, иниціаторомъ и защитникомъ которыхъ его выставляютъ.
Нечего и говорить, что бесѣды съ корреспондентами должностныхъ лицъ представляютъ мало гарантій для истины… Какъ бы то ни было, Рустанъ получилъ множество визитныхъ карточекъ, въ видѣ заявленія сочувствія въ его оскорбленной невинности, но, что всего изумительнѣе, такъ это то, что его посѣтилъ, на другой день послѣ суда, старшина присяжныхъ, оправдавшихъ Рошфора.
Крайняя лѣвая намѣревалась немедленно воспользоваться процессомъ, и Ланессанъ готовъ былъ внести предложеніе о назначеніи слѣдствія по поводу тунисскихъ скандаловъ, но поспѣшное прочтеніе декрета о закрытіи сессіи положило конституціонный предѣлъ всякому парламентскому дѣйствію. Непримиримая печать съ одной стороны и реакціонная съ другой продолжали борьбу. Пресловутое дѣло Бохоса рисковало сдѣлаться новымъ орудіемъ для возбужденія общественныхъ подозрѣній, тѣмъ болѣе, что вопросъ о назначеніи третейскаго суда остался не рѣшеннымъ. 19-го декабря, Клемансо и депутатъ крайней лѣвой Менаръ Доріанъ, выбранные въ судьи, заявили, что, будучи «призваны рѣшить, должно-ли быть опубликовано дѣло Бохоса или извлеченные изъ него документы, касающіеся дѣла Рустанъ-Рошфора, они нашли, что, въ силу общихъ соображеній, не требуется доводить этого дѣла до свѣдѣнія публики». Несмотря на это, дѣло Бохоса въ тотъ же день появилось въ печати, а именно въ «Paris-Journal», выходящемъ подъ редакціей Вейльникара. Впрочемъ, ничего особенно новаго не дало оно публикѣ. Говорятъ, что оно было напечатано по настоянію Гамбетты, потому что не заключало въ себѣ ничего неблагопріятнаго для Рустана. Этотъ послѣдній остается на своемъ посту, къ немалому удивленію всѣхъ непосвященныхъ въ тайны высшей политики.
Шальмель-Лакуръ также начиналъ противъ Рошфора судебное преслѣдованіе за диффамацію, но не въ качествѣ посланника, а какъ бывшій редакторъ «République Franèaise». Дѣло должно было разбираться судомъ исправительной полиціи и было отложено до 29-го декабря, а въ этотъ день, 8-я палата, по просьбѣ защитника, адвоката Гатино, нашла какія-то нарушенія формальностей и пропущеніе срока.
Положеніе дѣлъ въ Африкѣ остается тревожнымъ, и послѣднія препирательства въ парламентѣ и печати по поводу тунисскихъ дѣлъ едва ли могутъ содѣйствовать усмиренію инсуррекціи. По крайней мѣрѣ, положительно извѣстно, что въ Оранѣ, кавалерія колонны Форжемоля, т. е. колонна генерала Пожеро, была принуждена оставить Габёсъ, чтобы идти усмирять племена, покорившіяся ранѣе и снова возставшія вслѣдствіе слуховъ объ отозваніи французскихъ войскъ, а также и турецкихъ интригъ въ Триполи, гдѣ существуютъ надежды на тайный союзъ между Германіей, Австріей и Турціей, вѣроятно, поддерживаемые агентами султана.
Изъ вышеизложеннаго видно, до какой степени неудобна можетъ быть республиканская свобода преній и печати въ дѣлѣ внѣшней и въ особенности восточной политики. Но излишества общественныя находятъ себѣ и противовѣсъ, а именно въ общественномъ же здравомъ смыслѣ, и, въ концѣ-концовъ, будемъ надѣяться, что общій миръ не пострадаетъ отъ послѣднихъ событій.
IV.
правитьВмѣсто того, чтобы передавать въ краткомъ изложеніи плачевный тунисскія сплетни, которыя, къ несчастію, имѣютъ весьма важное значеніе какъ для вчерашней, такъ и для завтрашней политики, съ какимъ-бы удовольствіемъ я уволилъ себя отъ занятій, подобно нашей палатѣ, и, забывая даже о «великомъ министерствѣ», погрузился бы въ свѣтлыя волны искуства! къ тому же, въ концѣ нынѣшняго года, оно оказалось особенно плодовитымъ.
Во французской академіи прибавилось трое «безсмертныхъ». Вмѣсто Дювержье де-Оранна, Литтрэ и Дюфора, выбраны: знаменитый ученый Пастбръ, романистъ Шербюллье и поэтъ Сюлли-Прюдомъ. Труды перваго извѣстны цѣлому міру, второй — романистъ, печатающій свои произведенія въ «Revue des Deux Mondes». Сюлли-Прюдомъ вполнѣ заслуживаетъ своего избранія въ члены академіи, какъ по независимости ума, такъ и по оригинальному, сдержанному дарованію.
Катастрофа въ вѣнскомъ театрѣ на Рингѣ произвела громадное впечатлѣніе въ Парижѣ, который изъ всѣхъ городовъ міра обладаетъ, какъ извѣстно, наибольшимъ количествомъ театральныхъ залъ, гдѣ каждый вечеръ собирается множество зрителей. Уже послѣ пожара въ Ниццѣ, полицейская префектура предписала театральнымъ антрепренерамъ разнаго рода мѣры предосторожности. Нынѣшній полицейскій префектъ Бамескассъ былъ приглашенъ муниципальнымъ совѣтомъ распорядиться закрытіемъ тѣхъ театровъ, которые, по прошествіи мѣсячнаго срока, не приступятъ къ предписаннымъ работамъ и не подчинятся новому регламенту. Одинъ маленькій театръ, Théâtre Déjazet, былъ дѣйствительно закрытъ для публики. Всѣ директора получили приказъ: убрать скамеечки и табуреты, загромождающіе проходы и выходы; устроить проходъ посрединѣ оркестра и партера; освѣтить корридоры масляными лампами, на случай погашенія газа; сдѣлать двойныя лѣстницы, изъ которыхъ, по крайней мѣрѣ, одна должна быть желѣзная, для выхода публики, и двѣ лѣстницы для театральнаго персонала съ каждой стороны сцены. Сверхъ того, приказано имѣть желѣзный занавѣсъ, резервуары съ водой, во всѣхъ ярусахъ и т. п.
Въ теченіи недѣли на театральныхъ сборахъ отзывалось впечатлѣніе, произведенное на публику ужасающими рисунками пожара вѣнскаго театра въ иллюстрированныхъ журналахъ; полицейскія предосторожности успокоили робкихъ даже ранѣе, чѣмъ онѣ могли быть выполнены, а отважное любопытство парижанъ спасло отъ раззоренія, по крайней мѣрѣ, дюжину театральныхъ предпріятій, не представляющихъ ни малѣйшей опасности для посѣтителей.
Издательница «Nouvelle Revue» г-жа Аданъ, взяла на себя иниціативу спектакля gala въ Большой Оперѣ 27-го декабря и большого бала въ Hôtel continental 30-го въ пользу пострадавшихъ отъ вѣнской катастрофы. Нѣкоторые изъ нашихъ журналистовъ, не безъ основанія, замѣчали по этому поводу, что международная благотворительность весьма часто не соблюдаетъ денежной пропорціональности съ тою помощью, которой справедливо требуютъ собственныя народныя бѣдствія. Результатомъ пропаганды парижской печати было то, что сотня тысячъ франковъ, полученная отъ великолѣпнаго спектакля и роскошнаго бала, была раздѣлена между вѣнскими пострадавшими отъ пожара и потерпѣвшими отъ кораблекрушенія на Ламаншѣ. Что касается жертвъ алжирскаго наводненія, то для нихъ еще ранѣе устроена была Алжирская лоттерея.
Изъ театральныхъ новостей упомяну прежде всего о «93-мъ годѣ». Поль Мбрисъ сдѣлалъ изъ эпическаго романа Виктора Гюго двѣнадцать картинъ для театра Galté. Онѣ производятъ потрясающее впечатлѣніе даже на тѣхъ, кто не читалъ романа. Эпизодъ трехъ маленькихъ дѣтей, найденныхъ съ матерью въ лѣсу и усыновленныхъ парижскимъ батальономъ du Bonnet rouge, и затѣмъ превращенныхъ въ заложниковъ роялистами; отъисканныхъ матерью въ то время, какъ они должны погибнуть среди Латургскаго пожара и спасенныхъ въ послѣднюю минуту вандейскимъ начальникомъ, обрекшимъ ихъ на смерть — все это составляетъ до конца 10-й картины мощную драму, къ которой трудно оставаться равнодушнымъ. Что касается политической и философской стороны творенія поэта, то можно сказать, что драматургъ взялъ изъ нея ровно столько, сколько было нужно для наполненія рамки человѣческаго героизма и дѣтской легенды. Материнская любовь стоитъ въ пьесѣ на первомъ планѣ. Любовь къ родинѣ и честь — на второмъ.
Марія Лоранъ, исполняющая роль Флешарды, говоритъ мало. Она рыдаетъ, кричитъ, дѣлаетъ жесты, и съ начала до конца игра ея исполнена самаго грандіознаго и за душу хватающаго натурализма. Полэнъ Менѣе играетъ сержанта Радуба и очень хорошъ въ этой роли, изображая Радуба такъ, какъ создалъ его Викторъ Гюго. Клеманъ Жюстъ слишкомъ торжественно игралъ маркиза Лантенака. Тальядъ слишкомъ подчеркиваетъ фанатизмъ Имануса. Дюмэнъ, въ роли Сямурдена, изображаетъ бывшаго священника подъ оболочкой делегата конвента и возвышается до истиннаго трагизма въ сценѣ самоубійства, передъ гильотиной, на которой падаетъ голова его воспитанника Говэна. Молодого революціоннаго командира, падающаго жертвой своей человѣчности, хорошо передаетъ Роменъ. Тріо Робеспьера, Дантона и Марата весьма точно исполняютъ актеры: Виллерэ, Ларэ и Лакруа. Вообще «93-й годъ» идетъ съ замечатедьнимъ ансамблемъ. Постановка изумительна. Декорація городка Доля и пожара въ Ла-Тургѣ — дѣйствительно chef сГоенуге’ы живописи. Аксесуары, пиротехника и проч. безукоризненны.
Передѣлка романа Виктора Гюго какъ нельзя болѣе удалась г. Мбрису. Ничего не измѣняя, не развивая даже мысли художника, онъ съумѣлъ оживотворить ее. Его пьесу можно назвать настоящей народной драмой, относящейся къ народу серьезно и поднимающей его настолько, насколько унижаютъ нѣкоторыя реалистическія мелодрамы, въ которыхъ его погружаютъ въ пороки, вмѣсто того, чтобы превозносить во имя неменѣе реальныхъ добродѣтелей, ему присущихъ.
Къ послѣднему жанру, который, можно сказать, даже слишкомъ въ модѣ, принадлежитъ «Casse-museau» гг. Маро, Филиппа и Мариса. Эта пьеса дается въ театрѣ Château d’Eau. Полиція не нашла преступника, совершившаго убійство въ passage Saulnier и жертвой котораго была проститутка Марія Феллератъ. Авторы пьесъ изобрѣли его и сдѣлали братомъ прокурора республики, который въ то же время оказывается зятемъ погибшей. Это родство, остающееся неизвѣстнымъ до рѣшительной минуты, подготовляетъ нѣсколько весьма сальныхъ сценъ, имѣвшихъ заслуженный успѣхъ. Нѣкоторыя изъ нихъ потрясаютъ однихъ, но въ то же время внушаютъ отвращеніе другимъ: такова сцена въ Моргѣ съ зеленѣющимъ трупомъ убитой, и еще болѣе сцена 4-го дѣйствія, гдѣ дефилируютъ белльвилльскіе «Альфонсы», и гдѣ смѣлость діалога достигаетъ послѣднихъ предѣловъ. Тѣмъ не менѣе пьеса имѣла такой же успѣхъ, какъ и «Silence aux pauvres».
Въ Châtelet даютъ «Les Mille et une nuits», роскошную и нелѣпѣйшую феерію въ 33 картинахъ, гдѣ встрѣчаешь рядомъ Клеопатру и Аладинову лампу, гдѣ кормятъ на сценѣ тигровъ, а три слона гуляютъ при звукахъ двухъ и даже трехсмысленныхъ куплетовъ, написанныхъ гг. Деннери и Феррьё.
«Variétés» даютъ, чтобы загладить неуспѣхъ «Soirée parisienne», пресмѣшную пьесу Блума и Тошэ «Une grande revue», гдѣ весьма удачно пародируются разные извѣстные артисты и пьесы нынѣшняго сезона.
Я не ѣздилъ въ Брюссель слушать новую оперу Массенэ, «Иродіаду», но музыкальные критики, вернувшіеся оттуда, превозносятъ ее, и наша оперная сцена стремится, въ свою очередь, овладѣть произведеніемъ французскаго маэстро для столицы, въ которой этому произведенію слѣдовало бы родиться.
Въ слѣдующемъ письмѣ поговорю о «Taverne des Trahans», которую даютъ сегодня въ первый разъ. Это — большая пьеса съ текстомъ Эркмана-Шатріана и музыкой Марешаля. Ее даютъ въ Конической Оперѣ, которая поставила кромѣ того «Les Pantins», два блѣдныхъ акта, слова Эдмона Монтаня, музыка Гю.
«Théâtre Franèais» не далъ ничего новаго въ концѣ года. Въ «Одеонѣ» даютъ «L’Institution de Sainte-Catherine» Абрагама Дрейфюса, автора остроумныхъ вещицъ: «La Victime», «La Giffie», «Le Klephte». Новая четырехактная комедія его построена на тэхѣ разборчивыхъ невѣстъ, которымъ предстоитъ coiffer Sainte-Catherine, то есть переступить 25-лѣтній, возрастъ. Въ ней есть остроумныя выходки и нѣсколько комическихъ профилей, но недостаетъ движенія и симпатичныхъ типовъ.
Семейство покойнаго Курбэ, избавленное амнистіей отъ уплаты издержекъ по разрушенію Вандомской колонны, въ которомъ несправедливо обвинялся нашъ художникъ, распродавало въ нынѣшнёмъ мѣсяцѣ его главныя картины. «Погребеніе въ Орнанѣ» пріобрѣтено, вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими произведеніями его, новымъ министромъ изящныхъ искуствъ, Антоненомъ Пру, за 118,545 фр. Къ великому ужасу классиковъ и реокціонеровъ, картины нашего реалиста будутъ водворены въ Луврѣ. Общая цифра, данная аукціономъ, не превысила 251,990 фр. Это немного, сравнительно съ достоинствомъ распродававшихся картинъ и этюдовъ.
Года два назадъ, я писалъ вамъ о выставкѣ этюдовъ изъ восточной войны вашего художника Верещагина въ парижскомъ Cercle des Beaux Arts. Въ настоящую минуту, мы имѣемъ случай видѣть еще болѣе обширную выставку его произведеній въ помѣщеніи редакціи «Gaulois». Особенное вниманіе обращаютъ на себя два полотна: «До аттаки» и «Послѣ аттаки», а также и «Апоѳеозъ войны» — груда череповъ, надъ которыми доканчиваютъ свою работу вороны. Это производитъ глубокое впечатлѣніе на многочисленныхъ посѣтителей выставки. Поистинѣ, общества «всеобщаго мира» должны бы прислать почетную медаль этому великому художнику за его изображенія войны во всемъ ея правдивомъ ужасѣ…
Парижъ, 31-го декабря 1881 г.