Храм Св. Софии в Константинополе
(N. Okouneff: S-te Sophie de Constantinople).
Производимые военными действиями опустошения и сознательно безжалостное отношение к произведениям искусства заставляют опасаться за судьбу всех тех памятников, которым грозит очутиться во власти немцев или в районе действий их артиллерии. Погибло множество прекрасных созданий прошлого, которыми обладала Бельгия, разрушены средневековые церкви северной Франции, неизгладимо поврежден Реймсский собор и совершены покушения на собор Парижской Богоматери. Та же волна разорений пронеслась и над Польшей — исчезли с лица земли погруженные в тень липовых садов тихие усадьбы, и разрушены скромные старые костелы с красными черепичными крышами. Последнее нашествие на Сербию вызывает не меньшее беспокойство за судьбу сербских церквей. Только недавно дождались они серьезного к себе внимания. Была установлена близкая связь их богатых росписей с новгородскими стенописями XIV столетия, и предполагалось широкое научное их исследование. В случае гибели, они под своими развалинами похоронят разрешение многих важных вопросов в истории древнего русского искусства.
Близка военная гроза и от Константинополя, былой великой столицы Византии. За многие века своего существования не раз слышал он шум битвы и содрогался от пушечных выстрелов, но ни неистовства варваров, ни вандализм крестоносцев, ни кровожадность полчищ Магомета не идут в сравнение с хладнокровием современного варварства — тогда жестоко грабили, но сравнительно мало разрушали. Придется ли ему теперь вынести на себе действие тяжелых снарядов или проявление бессильной злобы вынужденных уйти временных его обладателей, решится ли его судьба где либо в ином месте — события не позволяют предполагать еще ничего. Тяжело думать, что те сравнительно немногочисленные, но великолепные остатки византийской культуры, которым удалось уцелеть, ждут, быть может, своей гибели, жестокой и бессмысленной. Хоть и печально их существование, но они могут все же оставаться в этом состоянии, не возбуждая опасений, еще много времени.
Турок обычно обвиняют в безобразном обращении с предметами древности. Обвинения эти весьма распространены и имеют, конечно, под собою почву. Но, как ни равнодушны турки в массе к окружающим их предметам древности, византийской в особенности, обстоятельства и личный характер сделали из них не дурных ее охранителей. Бедность и инертность удерживали и удерживают их от реставраций и перестроек, и не толкают на нарочитые разрушения. Они или еще в древности использовали нужные им сооружения, приспособляя, главным образом, христианские церкви для своих религиозных нужд и превращая их в мечети, или предоставляли ненужные им сооружения судьбе, давая лишь времени оказывать на них свое разрушительное действие. Переделки, делавшиеся при этом в церквах, обращенных в мечети, сводились преимущественно к уничтожению тех следов христианского культа, которые заключались в священных или символических изображениях и могли резать глаз правоверного мусульманина при исполнении им молитвенного обряда. Таким образом уничтожались мозаики и настенное письмо, но были ли они при этом сбиты, а не лишь заштукатурены или забелены, неизвестно. Утверждать их окончательную гибель можно будет только после специального с этой точки зрения исследования стен бывших византийских церквей Константинополя, исследования, которое еще никем не производилось. Предполагать же обратное и питать надежду найти еще в них мозаики и фрески, позволяет пример св. Софии, где мозаики лишь закрыты, и факт существования в нетронутом виде мозаик и фресок в церкви монастыря Хор — мечети Кахриэ-Джами, где только лишь в помещениях, в которых происходит мусульманское служение, мозаики были заштукатурены, а фрески забелены, в прочих же местах в притворах — турки и этого не сделали. Если таково было их отношение к тем зданиям, которыми они пользовались, то совершенно избегли их забот те сооружения, которые им были не нужны. Заброшенные, они, благодаря удивительной крепости постройки, разрушались медленно и дошли до нас, хоть и в развалинах, но не искаженными. Богатейшее хранилище древностей представляет и вся почва города, многовековой культурный слой, заключающий в себе, кроме множества предметов, иногда целые здания, очутившиеся ниже уровня земли. Редкость больших сооружений, связанных с земляными работами, оставляла и эту сокровищницу до последнего времени нетронутой. И только недавно появилась некоторая опасность для этих остатков древности. Турецкое правительство, желая придать столице более европейский вид, стало производить, пользуясь иностранными капиталами, существенные переделки в город, связанные, очевидно и с разрушениями.
Что всего печальнее, переделки эти коснулись, главным образом, Стамбула, наиболее интересной части Константинополя, как по воспоминаниям об его византийском прошлом, так и по резко выраженному восточному характеру в настоящее время. Устройство электрического трамвая вызвало во многих местах расширение и выпрямление кривых и узких улиц и прокладку новых. Нивеллировка и земляные работы, в связи с устройством канализаций, производились в квартале Ак-Серай, на месте большого пожарища, где были обнаружены фундаменты церквей, масса колонн и капителей. Площадь другого большого пожарища, находящегося между мечетью султана Ахмета и берегом Мраморного моря, разбивается на кварталы с прямыми улицами. Здесь некогда находился Большой дворец византийских императоров, и его остатки в виде отдельных помещений и полуразрушенных частей зданий разбросаны среди уничтоженных огнем турецких домов. Правильная раскопка этого места могла бы дать богатейшие результаты.
То же стремление к городскому благоустройству на западный лад, так основательно меняющему физиономию мусульманского Стамбула, выразилось и в устройстве скверов с цветниками на месте древнего Ипподрома и на широкой площади, образовавшейся между мечетью султана Ахмета и св. Софией, там, где до последнего времени теснилась куча деревянных домишек типично восточной архитектуры, узких и утлых, с массой кофеен и грязных закусочных, своими столиками и плетеными стульями заставлявших почти всю улицу вплоть до ограды св. Софии.
С земляными работами связано было и устройство общественного парка в садах Старого Сераля, по склонам горы древнего Акрополя. Здесь обнажена была одна сторона довольно большой цистерны, крытой сводами на колоннах, и откопана часть какого-то здания, возможно, церкви, невдалеке от колонны императора Феодосия, поставленной в честь победы над Готами.
Наконец, против западной стороны св. Софии, при прокладке новой улицы и при расчистке места под постройку кинематографа, открылись апсида, части стен, остатки колоннады портиков и мраморные обломки обширного церковного здания. Судя по месту, можно предполагать, что это остатки древнейшей церкви Богородицы, основанной Вериной, женой императора Льва Макелы или Великого († 483 г.), и находившейся вблизи от св. Софии.
Но как ни велика эта новая опасность для древних памятников от охватившей турок жажды благоустройства, опасность от современной войны для них значительно больше. Мартиролог разрушений на Западе и их оправдание свидетельствуют, что и здесь, на Востоке, не может быть гарантирована целость этим свидетелям многих войн и страшных разорений, пережившим историю создавшего их народа с его культурою и насчитывающим много сотен лет. Если гибель большинства из них была бы ужасна, то потеря самого главного среди них — грандиознейшего в мире храма, св. Софии, была бы ни с чем не сравнима.
Св. София, «великая церковь», как оффициально называли ее византийцы, своим внешним величием свидетельствовала о внутреннем величии восточной религии и была тем самым гордостью государства и православия. Само посвящение ее отвлеченному началу, «премудрости Божией», делало ее религиозным символом, отчетливо сознававшимся не только греками, но и всеми исповедывавшими православную веру. Сущность этого символа сознавалась и русскими, создававшими храмы по подобию св. Софии, но по подобию не внешнему, а именно внутреннему, запечатлевавшемуся посвящением их также «премудрости Божией». Храм св. Софии в Царьграде — общая православная святыня, был ею и во времена древних наших паломников, оставивших его восторженные описания, остается ею и до нашего времени. До сих пор во всем православном мире на него смотрят, как на святыню, хоть и плененную, но не утраченную, и живут надеждой на ее возвращение.
Не потеряв своего значения в глазах православного христианина, св. София не теряет его и в глазах историка. При существовании в Византии тесной связи религии с государством, роль, которую играл храм в жизни императоров и их Двора, будит бесчисленные воспоминания. Здесь совершались венчания на царство, посвящения в патриархи, возведения в высшие государственные чины, сюда же направлялись из близлежащего дворца парадные выходы царей по воскресным и праздничным дням. Оффициальность, строгое чинопочитание и разработанный до мелочей этикет, характеризовавшие собой жизнь византийского Двора, делали эти церемонии важным элементом византийского государственного строя. Составленный императором Константином VII Порфирородным «Придворный устав Византийского Двора» описывает и регламентирует существовавшие обычаи, рисуя быт и обстановку придворной жизни, и давая множество ценных указаний и сведений о тех зданиях, где эта жизнь протекала. Среди них, конечно, св. София занимала одно из первых мест.
Как лучшее произведение первого и лучшего времени византийского искусства и одно из величайших созданий мировой архитектуры, этот храм особенное значение имеет для историка искусств. Шестой век, время его возникновения, был по общему выражению первым «золотым веком» византийского искусства. Начавшаяся под влиянием достигшей господства христианской церкви переработка художественных форм завершилась и вылилась к этому времени в новый стиль, основные элементы которого характеризуют собой все искусство Византии. Новое искусство сразу же достигло необыкновенных успеха и распространения, чему не мало способствовали вкусы и симпатии такой выдающейся личности, как император Юстиниан, в течение почти сорока лет царствовавший в Восточной империи. Одним из отличительных свойство его деятельности была страсть к строительству. Он умел окружить себя талантливыми художниками и зодчими, с помощью которых задумывал и приводил в исполнение многочисленные и великолепные постройки. Заботы его не ограничивались одной столицей: при нем все государство покрылось множеством церквей и монастырей, дворцов и крепостей, мостов, водопроводов, цистерн, терм и госпиталей, развалины большинства которых существуют и до настоящего времени, встречаясь на всем Балканском полуострове, в Италии, в Африке, в Малой Азии, в Палестине, в Сирии и в далекой Армении. В это время вырабатываются почти все основные формы византийской церковной архитектуры и типы церквей, остающиеся, в большинстве, уже на долгое время неизменными. В скульптуре устанавливаются новые типы капителей и новый характер рельефа, в живописи — монументальный стиль настенных мозаик.
Лишь немногое уцелело из построек того времени, но то, что сохранилось, принадлежит к лучшим произведениям Юстинианова века. Прежде всего, сюда относятся памятники Равенны. Две базилики, посвященные св. Аполлинарию, и круглая церковь св. Виталия, возникшие в первой половине VI в., сохранились в целости, а на стенах их целы великолепные мозаики, избежавшие порчи или закраски. В таком же прекрасном виде сохранилась выстроенная тогда же базилика в Паренцо со всей своей внутренней отделкой — мозаиками и мраморными инкрустациями.
В Константинополе же дошли до нас, кроме св. Софии, из церковных построек Юстиниана лишь храмы св. Ирины и свв. Сергия и Вакха, мозаики которых или подверглись уничтожению или закрашены турками.
Строительная деятельность Юстиниана вызывала чувства удивления и восторга у его современников. Один из них, Прокопий Кесарийский, сделавшийся историком царствования великого императора, посвятил его постройкам особую книгу — «De aedificiis», в которой, перечисляя все гражданские, военные и церковные сооружения своего времени, не скупится на льстивые похвалы и панегирик их основателю. Труд этот является самым богатым источником сведений о постройках Юстиниана. Такой же интерес и то же отношение к этой стороне деятельности Юстиниана выказывают и другие византийские писатели, и современные ему, и более поздние. Особенное же их внимание привлекает история сооружения и существования св. Софии. Обстоятельства, передаваемые ранними историками, дополнялись преданиями и позднее возникшими легендами, а иногда и соединялись с измышлениями более поздних компиляторов, поражавшихся размерами и блеском внутренней отделки храма и искавших объяснений их происхождению. Еще в древности возник целый ряд трудов, посвященных св. Софии и дающих ее описание и изложение ее истории. Данные, почерпаемые из этих источников, дополняются сведениями, сообщаемыми древними русскими паломниками, ходившими в Святую Землю и по пути подробно знакомившимися с Царьградом. Наиболее полное и обстоятельное описание древнего города и его памятников, а в том числе, конечно, и св. Софии, дал Добрыня Ядрейкович, бывший в Константинополе на рубеже XII и XIII вв., а впоследствии ставший новгородским архиепископом и принявший имя Антония. Путешествовавшие в XIV и XV вв. новгородец Стефан, диакон Игнатий, диак Александр, иеродиакон Зосима оставили свои записки и в них также первое место занимает св. София, с которой начиналось обозрение церквей. Мало интересуясь, благодаря плохому пониманию, архитектурой храма, наши паломники главное свое внимание обращают на внутренние его украшения и на те святыни — чудотворные иконы, реликвии и мощи, — которые в нем находились. То впечатление, которое производила св. София своими размерами и великолепием на этих простых людей, лучше всего выразилось в словах одного из них: «а о святой Софии, Премудрости Божией, уме человечь не может ни сказать, ни вычести, и что видехом, то и написахом».
Дошедшие до нас писания византийских историков, записки русских паломников и свидетельства западных путешественников, посещавших Константинополь, дают громадный материал для ученых историков искусства и археологов, посвящающих свой труд изучению византийских древностей. Этот материал позволяет, несмотря на множество темных и спорных мест, в нем заключающихся, представить себе так или иначе обстоятельства сооружения св. Софии, ее состояние в разное время и проследить ее историю.
Совершенно исключительное значение этого памятника, сравнительное богатство исторических данных и хорошая сохранность, казалось бы, должны были привлечь к нему особенный интерес, побудить к исследованию его и вызвать издание, соответствующее его значению. Но труды, всецело посвященные св. Софии, весьма немногочисленны. С одной стороны, вероятно, останавливала трудность и сложность задачи, с другой всестороннему исследованию храма, без чего невозможна никакая работа о нем, всегда мешало то ревнивое и подозрительное отношение, с каким и до сих пор относятся турки к иноверцам, интересующимся их главной мечетью.
Первой по времени работой, в большей своей части посвященной св. Софии, является книга архитектора W. Salzenberg'a «Alt-christliche Baudenkmale von Constantinopel vom V. bis XII. Jahrhundert», изданная в 1854 году, в Берлине. Автор, вместе с архитектором С. Fossati, был приглашен в 1847 году султаном Абдул-Меджидом реставрировать пришедший в ветхость храм и, следовательно, имел такую возможность исследовать его, какой не пользовался никто впоследствии. Реставраторами были выпрямлены наклонившиеся и искривившиеся колонны, починены во многих местах своды и крыша, и, между прочим, на сводах и на некоторых стенах открыты мозаики, заштукатуренные во время обращения храма в мечеть. Мозаики эти были очищены, срисованы, но по повелению султана вновь закрашены. Копии с мозаик, рисунки со скульптурных и других украшений, а также планы и разрезы храма, изданы в приложенном к книге атласе. Не смотря, однако же, на исключительно благоприятные для исследования условия, общая неподготовленность автора к исторической работе, плохое знание стилей и крайняя неточность его рисунков лишают в настоящее время труд этот научного значения; рисунки же полезны лишь как свидетельство о том, что еще существует на сводах храма, но недоступно обозрению.
Около того же времени, в 1852 году, в Лондоне, другим реставратором, архитектором C. Fossati, были изданы рисунки, представляющие исключительно общие виды св. Софии, как внутри, так и снаружи.
Первую настоящую оценку с архитектурной стороны и описание конструкций храма дал A. Choisy в своем большом издании «L'art de bâtir chez les byzantins». Он яснее и точнее отметил более поздние добавления к Юстиниановой постройке, но целиком их не определил и не указал их последовательности — помешала ему, очевидно, невозможность сделать полное обследование храма. Все же его труд по настоящее время остается наилучшим пособием для изучения архитектуры св. Софии.
Показания наших древних паломников впервые были привлечены для понимания древней топографии св. Софии академиком Н. П. Кондаковым в его книге «Византийские церкви и памятники Константинополя». Здесь же, на основании атласа Salzenberg'a, H. П. Кондаков дал объяснения некоторых мозаик, открытых первым, и высказал мнение относительно их датировки.
Всецело посвященных св. Софии изданий только два. Одно из них вышло в 1894 году в Лондоне под заглавием «The church of Sancta Sophia» и принадлежит перу W. Lethaby и Н. Swainson'a, другое, трехтомное, — сочинение 'Ε. 'Αντωνιάδης a, „Έκφρασις της Αγίας Σοφίας", напечатано в Афинах, в 1907 году. В английской книжке рассказана история храма на основании древних источников и даны подробное описание и разбор как архитектуры его, так и внутренней отделки. И не смотря на то, что книга иллюстрирована только схематическими штриховыми рисунками, она является лучшим трудом о св. Софии. Греческое издание довольно широко задумано и украшено большим количеством сравнительно недурных снимков и чертежей, но в большой мере страдает отсутствием истинно-научного отношения к памятнику. Основным же недостатком и того и другого сочинения является то, что им не предшествовало настоящее исследование храма, без которого невозможны никакие заключения о нем, и которое, по-видимому, останется невыполнимым всецело до тех пор, покуда господами храма и всей столицы древней Византий будут турки.
По сохраненному древними византийскими историками преданию, первый храм во имя св. Софии был построен в Константинополе еще императором Константином Великим между 325 и 328 годами. Это здание имело форму большой базилики и по одному известию было переделано из языческого храма. Базилику расширил император Констанций и окружил ее вместе с соседней церковью св. Ирины одной общей оградой. В таком виде св. София просуществовала до Юстиниана. В 532 году, вследствие борьбы партий цирка, в которой принимал участие и император, произошло народное восстание и возбужденная толпа подожгла несколько общественных и дворцовых зданий. Во время пожара, продолжавшегося три дня, погибли части дворца, сенат, церковь св. Ирины и, между прочим, также св. София. Разросшийся мятеж вызвал, было, замешательство в действиях императора и лишь благодаря твердости императрицы Феодоры к нему вернулось присутствие духа. Восстание было подавлено со страшной жестокостью, и после него лучшая часть Константинополя оказалась в руинах. Юстиниан, всегда считавший, что грандиозные постройки — лучшие памятники на земле их создателям, теперь, в новом сознании своего могущества, все свои заботы направил к тому, чтобы восстановить город с особенной пышностью. В том же году оне заложил новый храм св. Софии, задуманный в небывалых размерах. Будущий храм своей величиной и великолепием отделки должен был затмить все существовавшее до того времени и превзойти всякие мечтания.
Место для него было выбрано то, где был сгоревший храм св. Софии — на вершине холма, возвышающегося над лучшей частью города, над Мраморным морем, устьями Босфора и Золотого Рога. Но так как площадь нового храма предполагалось значительно увеличить по сравнению с прежним, то оказалось, что свободного места слишком мало и нужную лишнюю землю необходимо прикупить у частных владельцев, которым принадлежали соседние участки. Не все владельцы, однако, охотно уступали свою землю. Один из них, как рассказывает предание, отказался продать свой дом за предложенную ему высокую цену и Юстиниан, не желавший прибегать к насилию, не знал, как поступить. Придворные, знавшие упорствующего собственника за большого любителя конских состязаний, посоветовали царю заключить его в тюрьму накануне представления в цирке. Мера подействовала и участок оказался купленным, хоть и за цену в два с лишним раза превысившую первоначально предложенную. Другой владелец, сапожник Ксенофонт, соглашался продать свой участок за двойную цену, но с непременным условием, чтобы ему на ипподроме были оказаны такие почести, какие оказывались только императору. Последний согласился, но приказал в насмешку поставить его, облаченного в белые одежды, спиной к народу и величать «царем преисподней». Упорство проявила и некая вдова Анна. Сначала она совершенно отказывалась уступить свой участок, и только когда император лично к ней обратился, согласилась отдать его даром под условием быть похороненной в новом храм, что ей и было обещано.
В то же время Юстиниан усиленно занимался собиранием материала для постройки. Начальникам областей было послано предписание разыскивать и присылать в столицу дорогие и редкие породы камней, а также остатки древних зданий. Это вызвало приток колонн, мраморных облицовок и других архитектурных частей древних языческих сооружений — храмов, базилик, терм, которые находились к тому времени в разрушенном состоянии или, быть может, разрушались для этой цели. Из Рима были присланы восемь порфировых колонн, некогда украшавших, аврелиановский храм Солнца, из Эфеса — восемь колонн зеленого мрамора. Массы мрамора получались из Фессалии, Лаконии, Фригии, Карии, Нумидии. Все это разнообразие разноцветного камня было употреблено в дело. Легенда передает, что Юстиниан хотел даже все стены св. Софии сверху до низу украсить золотом, но мудрецы предсказали ему, что перед концом света будут цари очень бедные, которые для того, чтобы взять себе это золото, разрушат храм до основания, — если же он будет выстроен только из камня, то просуществует до конца мира. Желание сделать свое создание почти вечным заставило императора отказаться от этого своего намерения.
Идея плана церкви зародилась чудесным образом — будущий вид ее был показан императору ангелом во сне. Воплотить свое видение Юстиниан поручил двум своим лучшим архитекторам, малоазийским грекам, Анфимию из Тралл и Исидору из Милета. Первый из них был хорошо известен в городе, как очень искусный механик и изобретатель. Рассказывают, что такую славу он себе составил, между прочим, соперничеством со своим соседом, весьма красноречивым адвокатом Зеноном, человеком приближенным к императору. Спор у них вышел из-за стены, разделявшей их владения. Когда дело в суде, благодаря опытности и красноречию, выиграл адвокат, Анфимий из мести стал причинять своему соседу очень оригинальные неприятности. Так, однажды в подвальном помещении своего дома, примыкавшем к стене дома адвоката, он установил ряд больших сосудов, наполнил их водою и плотно закрыл медными крышками. К этим крышкам он приделал медные же трубки, которые все соединил в одну общую трубу, а конец трубы этой незаметно поместил между балками потолка соседнего дома. Когда к адвокату собралось много гостей, Анфимий велел разложить между сосудами огонь. Вода в сосудах закипела, пар поднялся по трубе под потолок адвокатова дома и, встретив препятствие, произвел в нем большие разрушения. Адвокат и его гости, видя, что потолок падает и весь дом колеблется, решили, что происходит землетрясение и в ужасе выбежали на улицу. Там, однако, все было спокойно и прохожие на расспросы Зенона сначала удивлялись и пожимали плечами, а затем подняли его на смех. Другой раз Анфимий одурачил адвоката, устроив настоящую театральную грозу. В ясную погоду он, с помощью зеркал, изобразил молнию, а с помощью листов железа — гром. После этого Зенон жаловался императору, что он, простой смертный, не может сразу бороться и с Юпитером, гремящим и сверкающим молниями, и с Нептуном, потрясающим землю.
Анфимию и Исидору было поручено составление проекта храма и главное руководство постройкой. Под их началом, будто бы, находилось сто помощников, из которых каждый ведал сотней рабочих, общее число которых, таким образом, было 10.000. Работы производились под непосредственным наблюдением самого императора, который ежедневно, иногда по несколько раз, посещал постройку и для этого даже выстроил особый ход из дворца.
Получив неоднократное указание на покровительство свыше, Юстиниан смотрел на свое дело, как на особо угодное Богу. Ввиду этого он строго воспретил рабочим ссоры и брань и, когда один из них, перенося тяжести, выразил свое неудовольствие на царя, то тут же был поражен смертью. И не только это одно чудесное явление ознаменовало собой постройку — чудеса сопровождали ее. Однажды, когда все рабочие ушли с постройки обедать и на ней остался только сын одного из архитекторов, мальчик 14 лет, которому было поручено охранять оставленные рабочими инструменты, к нему внезапно явился евнух в белой одежде и спросил, почему мастера «оставив дело Божие» ушли. Мальчик объяснил, куда ушли рабочие, и прибавил, что они должны уже скоро вернуться. Тогда неизвестный попросил его пойти их позвать и, видя нерешительность мальчика, поклялся ему св. Софией, которая созидается, не покидать церковь в его отсутствие и охранять ее до его возвращения. Тот отправился к своему отцу и сообщил ему о происшедшем. Рассказ этот тотчас же дошел до императора, который сначала был очень изумлен тем, что ни один из дворцовых евнухов не подходил под описанную наружность таинственного посетителя, а затем понял, что это никто иной, как ангел Божий, принявший вид евнуха. Чтобы удержать ангела в качестве хранителя храма на вечные времена, царь решил не возвращать мальчика в церковь, а навсегда увезти его из Царьграда, что и было исполнено.
Другой раз, когда уже здание было доведено до сводов, не хватило денег, необходимых для продолжения работы, и Юстиниан оказался в большом затруднении. Размышляя об этом, он ходил по постройке и встретил там неизвестного человека, который, как бы угадывая его мысли, обратился к нему со словами: «Вы нуждаетесь в деньгах? Пришлите ко мне завтра ваших приближенных и я дам вам денег столько, сколько бы вы пожелали». На следующий день к нему опять подошло то же лицо и повторило свое предложение. Удивленный этой настойчивостью, Юстиниан отправил с ним нескольких придворных со слугами и с двадцатью мулами. Неизвестный вывел их за стены города, где они увидели чудесный дворец, который показался им созданием нечеловеческих рук. Там их ввели в зал, в котором были груды золотых монет. С помощью лопаты незнакомец стал наполнять мешки золотом и велел грузить их на мулов. Увидев этот караван с золотом и узнав все происшедшее, Юстиниан приказал немедленно пригласить к себе столь неожиданного и щедрого помощника. Но его не могли более разыскать, так как даже место, где находился его дворец, было пусто. Сопровождаемое постоянной помощью свыше, созидание чудесного храма подвигалось необыкновенно быстро. Через пять лет после закладки он был уже закончен.
27 декабря 537 года состоялось торжественное освящение нового храма. На колеснице, запряженной четверкой лошадей, подъехал Юстиниан к главному входу. Войдя внутрь и увидя свои мечты воплощенными, он быстро дошел до середины церкви и, подняв руки к небу, воскликнул: «Слава Всевышнему, удостоившему меня совершить такое дело! Я превзошел тебя, Соломон!» Устроенное по случаю освящения празднество было ознаменовано большими милостями народу и пиршествами, которые продолжались пятнадцать дней.
Кроме мощей святых, частицы которых даже закладывались в устои и в стены храма во время его постройки, Юстиниан отдал в св. Софию целый ряд священных реликвий, среди которых было каменное устье того колодца, где Иисус Христос беседовал с самарянкой, четыре медных трубы — те самые, в которые трубили в дни Иисуса Навина при взятии Иерихона, и крест, сделанный в меру роста Спасителя. Крест этот был украшен серебром и драгоценными камнями. Помимо этого, Юстиниан пожертвовал в храм множество золотых и серебряных сосудов и священных предметов, покровов и других украшений, а на содержание его предоставил доходы с 365 имений — по одному на каждый день. Установленный им клир состоял более, чем из 500 священно- и церковнослужителей, для которых были устроены особые помещения при храме.
Вскоре однако оказалось, что новый храм, не обладает той прочностью, какую должен был бы иметь. Уже в 553 и 557 годах ему пришлось пострадать от землетрясений, а 7 мая 558 года новое сильное землетрясение вызвало падение знаменитого купола, над возведением которого столько потрудились его строители. Огорченный император приказал придворным архитекторам произвести расследование причин столь скорого разрушения. Те сообщили, что главной причиной была та поспешность, с которой, по настоянию императора, производилась постройка. Для того, чтобы поскорее начать мозаичные работы в купол, слишком рано было удалено деревянное кружало, с помощью которого он строился, когда он еще не окреп достаточно. Император повелел тотчас же начать исправление, но ни Анфимия, ни Исидора уже не было в живых. К делу был привлечен племянник последнего, который и возвел новый купол, придав ему для большей устойчивости иную несколько форму — он сделал его более выпуклым.
24 декабря 562 года было совершено новое, второе освящение св. Софии после ремонта, которое было совершено не с меньшим торжеством, чем первое. Во время великолепного празднества, придворный поэт, Павел Силенциарий, произнес перед Юстинианом свое восторженное стихотворное описание св. Софии, в котором он назвал ее сооружение величайшим делом царствования. В другом своем поэтическом произведении, состоящем более чем из 300 стихов, он описал один только чудесный хрустальный амвон, стоявший на середине церкви.
Св. София всегда почиталась одним из чудес мира. Славой своей она обязана не столько богатству и пышности убранства стен и тем колоссальным суммам, какие были затрачены на ее сооружение, сколько, главным образом, своему архитектурному величию. Действительно, необозримое пространство ее главного нефа, сразу открывающееся глазам входящего, производит волнующее впечатление и на современного, искушенного посетителя. Гигантские размеры купола, высота храма, стройные ряды колонн по сторонам и общая гармония пропорций еще более усиливают это первое впечатление. Чрезвычайная пестрота мраморной облицовки стен, прерываемая лишь кружевом скульптурных украшений из белого мрамора, не режет глаза, сливаясь в мягкий, приятный общий колорит, составляющий чудесный фон для отдельных архитектурных деталей. Эстетическое наслаждение, всем всегда доставлявшееся и доставляемое теперь внутренним видом храма, лучше всего свидетельствует о том, что строители его были величайшими художниками. А то, что они были прежде всего художниками, а затем уже инженерами, ясно из обозрения технической стороны сооружения.
Св. София представляет собой один из ранних и наиболее крупных примеров применения, так называемой, парусной системы сводов, сделавшейся излюбленной у византийских зодчих. Эта остроумная система состоит в том, что с помощью особого рода сводов, имеющих в большинстве случаев форму сферического треугольника и называемых «парусами», достигается наиболее удобный способ перехода от круглого плана купола к четырехугольному плану того помещения, которое он покрывает. В данном случае, купол при посредстве парусов и четырех громадных арок опирается на четыре пилона, расположенных по углам большого среднего квадрата, каждая сторона которого равняется 31 метру. Пространства к востоку и западу от этого квадрата покрыты полукуполами того же диаметра, что и средний купол, опирающимися на четыре столба каждый. Между этими столбами устроены глубокие ниши или экседры с двухэтажными аркадами. Таким образом, получилось огромное открытое пространство внутри храма, в 80, если считать с апсидой, метров длины.
В отличие от восточной и западной арок, к которым примыкают полукупола, северная и южная арки заполнены стенами, в которых устроены окна. Стены эти опираются на двухэтажную аркаду на колоннах, отделяющую средний неф храма от боковых, северного и южного, которые имеют по два этажа — в верхних устроены хоры или гинекей, место, где находились женщины во время богослужения.
Хотя строители св. Софии решили свою задачу с непревзойденной смелостью и блеском, однако, выполнение ее не было вполне безупречно в смысле придания зданию необходимой устойчивости. В этом отношении главный недостаток конструкции заключался в том, что сопротивление давлению центрального купола не со всех сторон было одинаковым. С западной и восточной сторон поддержка арок солидно укрепленными полукуполами была вполне обеспечена, с северной же и южной одни столбы не могли вынести всей ложащейся на них тяжести, несмотря даже на то, что с целью их разгрузки и облегчения давления была применена довольно сложная контр-форсирующая система сводов в боковых нефах и придуманы некоторые строительные ухищрения. Купол, как рассказывает предание, для большей легкости был сложен из особенной, необыкновенно легкой черепицы, вырабатывавшейся на острове Родосе из белой и пористой глины. Для эластичности и равномерной осадки устоев, в кладку их были заложены между камнями прокладки из свинца. Стволы колонн были укреплены металлическими обручами в местах соединений отдельных отрезков. Боковое же давление центральных устоев при посредстве арок, перекинутых через боковые нефы, передавалось на двойные анты, возведенные у внешних стен. Остальное пространство боковых нефов, как в нижнем этаже, так и на хорах, разделенное в плане на прямоугольники, было покрыто сомкнутыми и крестовыми сводами, принимающими на себя давление северной и южной стен главного нефа с их аркадами.
Но как хорошо ни был задуман этот способ укрепления, тотчас же, по-видимому, выяснилось, что он недостаточен, и строителям св. Софии пришлось прибегнуть к вспомогательным наружным сооружениям — средству, которое вообще никогда не употреблялось в византийской архитектуре, ограничивавшейся всегда одними внутренними устоями. Над арками, перекинутыми со столбов на анты у наружных стен, были надстроены контрфорсы, принявшие на себя часть распора арок, поддерживавших купол. Эта мера, однако, также не придала зданию незыблемой устойчивости и всякое колебание почвы болезненно на нем отражалось. Землетрясение же 558 года, как известно, вызвало падение купола.
Новый купол возведен был уже по несколько иному расчету и иной формы: его сделали значительно более выпуклым, с 40 плоскими нервюрами, составляющими как бы его скелет, и с 40 окнами, прорезанными у его основания между этими нервюрами. Новая форма купола значительно облегчала его исполнение и уменьшала его боковой распор. Вместе с этим наружные контрфорсы были еще более повышены и это вызвало ряд изменений также и внутри храма. Центральные столбы на уровне хор были значительно утолщены, вследствие чего ближайшие к ним колонны, раньше стоявшие свободно, оказались полузаложенными в стене. Бывшие некогда в этих столбах пролеты были заложены. Кроме того, последние наблюдения автора настоящей статьи выяснили, что укреплению подверглись также ответственные места, приходящиеся под добавленными снаружи контрфорсами. В этих местах были подведены вторые, добавочные арки, что существенно сузило прежнюю широкую площадь хор.
Весьма допустимо, что подобные дополнения были сделаны в соответствующих местах также и в нижнем этаже, но утверждать это можно будет только после настоящего исследования стен, чего до последнего времени сделать было невозможно. Предположение это напрашивается особенно вследствие того, что колонны, на которые опираются своды в угловых частях храма внизу, в настоящее время приходятся совершенно вплотную к центральным столбам.
Укрепления того же рода встречаются и во внешних стенах — кое-где, особенно на хорах, широкие пролеты окон полузаложены и сужены.
Приурочение всех этих позднейших добавлений к более или менее определенному времени является в настоящее время особенно трудным. Этот вопрос может быть удовлетворительно разрешен только после самого детального обследования стен и знакомства с кладками, получить которое сейчас очень затруднительно. Тогда лишь возможно будет заключить, все ли добавления возникли одновременно или возводились в последовательности. Теперь же, хоть и без достаточных конкретных данных, хочется думать, что подобное укрепление св. Софии было совершено сразу, в ближайшее же время после ее постройки, то есть во время ремонта, последовавшего вслед за падением купола в 558 году, и по определенному плану. Это тем вероятнее, что все эти укрепительные сооружения так или иначе связаны с большими наружными контрфорсами.
Итак, отчасти пожертвовав технической стороной дела тому художественному впечатлению, какое должно было произвести их творение, строители св. Софии создали для контраста с широким ярко освещенным средним нефом значительно более сумрачные, узкие перспективы боковых нефов. Исправления, произведенные в храме, мало отразились на его внутреннем виде. Главный неф остался неизменным, более же плоского купола мы себе сейчас даже не можем и представить. Лишь широкие залы хор прерваны в четырех местах двойными арками.
На наружном же виде храма исправления эти отразились очень сильно. Воздвигнутые с южной и северной сторон четыре огромных контрфорса, которым нельзя отказать в мощности и величественности, значительно уменьшили впечатление высоты здания и сделали его приземистым и как бы сутуловатым, особенно, если смотреть на него с некоторого расстояния. Впечатление приземистости и грузности еще более увеличивается от тех безобразных, тяжелых контр-форсов, которые были пристроены к храму со всех сторон в начале ХІV столетия, почти целиком закрыли его наружные стены и еще более заставили его раздаться вширь.
Архитектурные исправления храма, хоть и сохранили, быть может, нам св. Софию, но не застраховали ее от дальнейших частичных разрушений. Главным врагом ее были землетрясения. Одно из таких землетрясений, случившееся в 869 году, разрушило западный полукупол. Еще более крупная катастрофа произошла в 989 году, когда очень сильно пострадали алтарная апсида и купол. Для их исправления были призваны архитектора армяне, во главе с Ширдатом, известным строителем собора в Ани. В 1346 году обрушились восточная сторона купола, юго-восточный парус и часть восточного полукупола, и на этот раз без всякого землетрясения. Возможно, что этому разрушению поспособствовали незадолго до того возведенные новые контрфорсы, которые, вследствие неравномерной и быстрой осадки, вместо того, чтобы поддерживать стены, могли начать сами на них давить.
Неясно, когда и зачем были выстроены те четыре пилона с западной стороны храма, которые находятся по сторонам трех входных дверей. Один путешественник XVII века, Grelot, оставивший несколько нарисованных им видов св. Софии, изданных в 1711 году в книге А. Banduri «Imperium orientale...», изобразил на двух из них, переиздаваемых здесь, между средними из этих пилонов довольно высокую четырехугольную башню с открытыми арочными пролетами в верхней части. Башня эта, несуществующая в настоящее время, могла быть той колокольней, которая, по преданию, была выстроена при св. Софии для первых, появившихся в Константинополе, колоколов, присланных в 865 году императору Михаилу III венецианским дожем Урсом. Антоний Новгородский, посетивший Царьград в самом начале XIII века, однако, свидетельствует, что в его время обычай звонить в колокола для призыва к богослужению не был еще принят в Византии.
Пилоны, над которыми возвышалась эта башня, непосредственно примыкают к низкой стене западного переднего притвора и с них переброшены аркбутаны на западную стену храма. Притвор этот некогда имел снаружи открытую аркаду на колоннах и представлял собою одну сторону портика, со всех четырех сторон окружавшего большой квадратный двор, атриум, находившийся против западного входа в св. Софию. Остальные части этого портика все погибли и лишь кое-где торчат из земли остатки его фундаментов. Не сохранилось никаких следов от таких же портиков, прилегавших к северному и южному фасадам храма, так же, как и от обширных зданий патриархата, которые были расположены поблизости.
Вообще, очень немногое осталось из того ряда зданий, которые находились в древности в ближайшем соседстве со св. Софией и были связаны с ней. Сохранилась против юго-западного угла крещальня, основанная, по преданию, Юстинианом еще тогда, когда св. София только начинала строиться. В этом довольно большом, восьмигранном здании теперь помещается гробница султана Мустафы І. У северо-восточного угла храма сохранилось другое подобное же здание. Это небольшая круглая постройка, служившая в византийское время сокровищницей для хранения драгоценных священных сосудов. По преданию, она была выстроена еще императором Константином Великим и чудесным образом уцелела при пожарах 404 и 532 годов. Константиновой базилики, которая, как сказано, была на месте Юстиниановой св. Софии.
За этой сокровищницей, далее к востоку, находилась церковь во имя св. апостола Петра, где хранились те цепи, от которых он был освобожден при изведении его ангелом из темницы. По близости и, по-видимому, в связи с этой церковью была другая небольшая церковь св. Николая, которая в свою очередь была связана с восточной частью св. Софии. Большой императорский дворец, который занимал громадную площадь к югу и юго-востоку от св. Софии, также сообщался с нею посредством особого хода, примыкавшего к юго-восточному углу храма, у того места, где обычно находился император во время богослужения.
Вкус к пышности и к богатому убранству, всегда, с глубокой древности и до последних дней империи, отличавший византийцев, едва ли не лучшее свое проявление получил во внутренней отделке храма св. Софии. Император Юстиниан не пожалел ничего для того, чтобы одеть свое создание от пола до сводов в одежды из самых редких и дорогих сортов мрамора, украсить его стены тонкой резьбой и покрыть своды сверкающей золотом мозаикой. Громадные плиты темно-серого, розового, зеленого, черного и белого мрамора разных оттенков сплошь облицовывают стены, отделяясь друг от друга лишь тонкими выступающими мраморными рамочками или резными бордюрами. Симметрично расположенные слои распиленных и вставленных рядом плит составляют богатые разноцветные узоры, напоминающие то причудливый сказочный ландшафт, то странные человеческие фигуры. Восемь красных порфировых колонн из Египта, некогда украшавших храм Солнца, поддерживают аркады в четырех полукруглых экседрах. Нижние боковые аркады среднего нефа опираются на восемь зеленых колонн из Эфеса. Все пространство над аркатурами, капители колонн, карнизы, завершения пилястров покрыты обильной и тонкой резьбой на белом мраморе. Сверху вся облицовка заканчивается широким поясом мраморных инкрустаций и богатейшим скульптурным фризом.
Капители колонн в св. Софии не отличаются большим разнообразием. В главном нефе все колонны увенчаны одинаковыми капителями неправильной шаровидной формы с двумя волютами. Такие же, несколько лишь меньшие по размерам, капители имеют колонны в боковых нефах. Иная форма придана капителям колонн, поддерживающих своды внутри хор. Они очень низки, имеют четыре угловые волюты и несут на себе большие четырехугольные импосты. Двойные колонны, поддерживающие аркаду на хорах в западной их части, имеют общую низкую капитель с двумя волютами и импостом. Рельефные украшения всех этих капителей имеют один общий характер. Основным орнаментальным элементом остается лист аканфа, так свободно украшавший ранее коринфские и римские капители. Здесь этот лист уже утратил свои реальные черты и стелется по поверхности капители совершенно плоско, не отделяясь от углубленного фона. На капителях колонн среднего нефа и нижних этажей боковых нефов св. Софии две стороны целиком покрыты двумя большими распластанными листами аканфа, которые окружают маленькую выпуклую подушку с рельефными инициалами Юстиниана и Феодоры. На двух других, боковых, сторонах этих капителей такие же листы обращены в профиль и расходятся в обе стороны от образованных их стеблями кружков, заполненных мелкими листиками. Боковые стороны волют украшены полуразвернутыми листами также в профиль. По краю подушки, на которой стоит капитель, стелется стебель с горизонтально расположенными листами, а такой же стебель, но с листами, поставленными вертикально, украшает выкружку абаки.
Более стилизованные формы аканф получил на импостах капителей колонн на хорах. Здесь стебли и листы, расположенные на разных плоскостях, образуют сложные, кудреватые завитушки. Этот же мотив, только более плоско выполненный, представляет главное поле рельефного фриза, окаймляющего аркатуры в главном нефе. Более сочные формы имеют аканфовые листы, украшающие карниз с модульонами, которым опоясан средний неф на уровне хор и у начала сводов. Листы эти расположены вертикально в ряд и верхние их концы, подчиняясь профилю карниза, загибаются и отделяются от фона.
Простые, но четкие орнаментальные формы лозы, т. е. виноградной ветви, применены в обрамлениях, разделяющих между собой мраморные плиты в средней части стен и в апсиде. Стебли без листьев, переплетаясь, образуют правильные кружки, в которые заключены виноградные листья, пальметки, трилистники, звезды и кресты. Мотив этот повторяется на капителях столбиков в переплетах окон на хорах.
Великолепный сложный фриз, завершающий в боковых нефах храма мраморную облицовку стен, состоит из двух частей, верхняя из которых, скульптурная, имеет вид валика и также украшена лозой, но не в стилизованных, а в реальных формах: вьющийся стебель здесь сплетается с усиками, листьями и гроздьями винограда. Это самая богатая деталь среди скульптурных украшений стен св. Софии. Она находит себе аналогию в рельефном фризе из Мшатты, нижняя часть которого состоит также из выкружки и валика, украшенных гроздьями и листьями винограда.
Выше этого фриза начинались мозаики, некогда сплошным ковром покрывавшие купол, паруса, арки и все своды храма внизу, на хорах и в притворе. Разрушаясь вместе со сводами при землетрясениях, они затем неоднократно вновь возобновлялись и существовали вплоть до того момента, когда храмом завладели мусульмане, заштукатурившие их, с целью уничтожить изображения святых и христианские эмблемы. В закрытом состоянии оставались они до 1847--48 гг., когда во время реставрации св. Софии Fossati их открыл, но затем вынужден был снова заклеить их холстом и покрыть новой живописью. Исключение было сделано лишь для нескольких мест, где был только орнамент, которые остаются открытыми и до сих пор.
Судя по описанию и рисункам Salzenberg'a, видевшего все, что открыл Fossati, можно думать, что главным содержанием древнейших мозаик был орнамент. Большинство же отдельных фигур святых и немногие композиции, найденные при ремонте, возникли, по-видимому, уже не в Юстинианово время, а позднее, во время многочисленных реставраций храма. Основным мотивом орнаментов был крест в обрамлении на золотом фоне.
В конхе апсиды Salzenberg видел на серебряном фоне изображение Богородицы, сидящей на троне и держащей перед собой на коленях благословляющего Младенца. На южном же склоне восточного свода, к которому примыкает конха апсиды — огромную фигуру архангела с мерилом и сферой в руках. Контуры этих изображений до сих пор довольно ясно видны сквозь тонкий слой покрывающей их живописи.
На стенах главного нефа, под северной и южной арками, ниже окон, были найдены монументальные фигуры святителей в белых одеждах, представленные стоящими под орнаментированными аркадами, на фоне ниш. Выше их, между окнами, помещались изображения пророков.
В зените западной арки открыт был медальон с погрудным изображением Богоматери с Младенцем, а по сторонам апостолы Петр и Павел. Мозаики эти были исполнены в царствование императора Василия Болгаробойцы, после восстановления упавшего западного полукупола. В зените восточной арки изображен был Престол уготованный, покрытый белой пеленой с лежащими на зеленых подушках Евангелием и крестом, а по склонам этой арки — Иоанн Предтеча и Богородица в молитвенных позах. Ниже помещалось изображение императора Иоанна Палеолога, при котором была произведена одна из реставраций мозаик св. Софии.
На остальных стенах и сводах внутри самого храма были найдены лишь орнаменты, и только в южной части хор в своде оказалась полуразрушенная композиция Сошествия Святого Духа на апостолов. В центре ее был изображен Престол уготованный, от которого исходили лучи на стоявших по кругу двенадцать апостолов, а по сторонам в четырех углах были представлены группы народов.
Самая интересная и лучше всего сохранившаяся мозаика, открытая Fossati, находится во внутреннем притворе, в тимпане над средним входом в храм. В полукруге с орнаментальной каймой изображен здесь Иисус Христос, сидящий на царском престоле. Он благословляет правой рукой, а в левой держит Евангелие, открытое на словах: «Мир вам, Я есмь свет миру». На фоне, по сторонам Христа в медальонах представлены по грудь женская фигура в молитвенной позе и архангел с мерилом. К ногам Христа припадает коленопреклоненная фигура императора в царской одежде и в короне. Н. П. Кондаков видит в этой композиции изображение торжества православия и древний перевод изображения «Софии», Премудрости Божией, исполненный в начале Х века, в царствование императора Льва Философа, который и представлен у ног Христа. Фигуры же в медальонах иллюстрируют слова Спасителя на открытом Евангелии: женская фигура олицетворяет мир, а архангел — свет. В настоящее время эта мозаика также закрашена, но контуры фигур довольно ясно видны сквозь новую живопись.
Оставшихся не закрашенными мозаик в св. Софии очень немного. Шестикрылые серафимы в парусах, которым турки закрыли, было, только лица серебряными звездами, подверглись затем обильной и грубой починке масляной краской, под которой не чувствуется более мозаика. Нетронутыми сохранились мозаики лишь в куполе, в арках верхних аркатур главного нефа и на хорах, в сводиках и арках, перекинутых между этими аркатурами и средними сводами. Внизу мозаики уцелели только в двух коробовых сводах, перекинутых с западной стены храма на столбы, поддерживающие западный полукупол, и в боковом помещении у южного входа в главный притвор. Повсюду исполнены исключительно орнаменты. В арках помещены орнаментальные пояса, а на сводах орнаменты имеют ковровый характер. Мотивом поясов является, главным образом, чередование ромбов и кругов, внутри которых заключены кресты и розетки. На сводах эти элементы, только в значительно более мелком виде, расположены правильными рядами или разбросаны в беспорядке по ровному темно-синему или темно-зеленому, почти черному, фону. Ромбики, розетки, звезды и другие геометрические фигуры выложены в несколько цветов красными, синими, зелеными, коричневыми, желтыми, лиловыми и серебряными кубиками. Орнамент в своде у юго-западного входа несколько иного стиля, хотя и того же коврового характера. Квадраты, ромбы и кружки сложены здесь более тщательно, правильными рядами на светлом зеленом или лиловом фоне.
В самой середине купола, где теперь арабская надпись, по предположению, находилось монументальное изображение Христа Вседержителя. Но так как сквозь современную живопись кое-где просвечивают древние мозаические изображения, а в восточном полукуполе просвечивающие пятна образуют форму, похожую на погрудное изображение Христа, то можно думать, что оно именно там и находилось. В куполе же, где Salzenberg не видел ничего и утверждает, что все разрушено, был, судя по общей схеме, также орнаментальный мотив, вернее всего крест на звездном фоне. Все остальное пространство купола, его ребра и промежутки между ними, а также амбразуры окон, сохранили до сих пор свои мозаики, хоть и в полуразрушенном, а во многих местах и подправленном новой живописью, виде. Лучше всего сохранилось орнаментальное кольцо, окружающее центральную надпись и составленное, из квадратов с ромбами и розетками. Хорошая сохранность этого кольца заставляет предполагать, что утверждение Salzenberg'a не совсем верно, и под надписью можно надеяться найти продолжение мозаик.
Из всей полусферы купола лучше всего сохранился его северный склон. Все ребра одинаково украшены орнаментальными поясами из разноцветных квадратов двоякого рисунка, а пространство между ними сплошь выложено одними золотыми кубиками. Юго-восточный склон целиком возобновлен, а внутри соответствующих ему окон применен орнамент другого рисунка, чем в окнах с прочих сторон. Мозаические кубики здесь употреблены более крупного размера и более грубой окраски с преобладанием белого и ярко-зеленого цветов. Это как раз место было сделано заново после падения купола в 1346 году.
Наиболее древними из мозаических орнаментов св. Софии кажутся некоторые находящиеся на сводах хор. Они состоят из крупных ромбов и кругов со звездочками между ними на ровном темно-зеленом фоне и очень близки к орнаменту, украшающему своды мавзолея Галлы Плацидии, VI века, в Равенне. Ко времени Юстиниана, возможно, относится также более мелкий орнамент в арках, состоящий из разного вида крестиков, заключенных в ромбики и кружки. Фон здесь более светлый и замечается большое количество серебряных кубиков, из которых выложены некоторые крестики. Подобный мотив встречается в мозаиках церкви св. Виталия в Равенне, в полосах, обрамляющих аркады.
Большинство мозаик на арках хор находит себе некоторую аналогию в мозаиках церкви Марторана, в Палермо; полосы же на нервюрах купола и в своде южной паперти очень схожи с полосами, окаймляющими арки в церкви монастыря св. Луки в Фокиде. На основании этого можно предположить, что эти части Софийских мозаик возникли также не раньше XI--XII веков.
Тусклая живопись, выписанная в «византийском стиле» реставраторами сороковых годов прошлого века и покрывающая в настоящее время своды св. Софии, не дает и намека на то великолепие, какое она заменила. Чистые, глубокие тона мозаики и яркое горение золотых фонов, дополнявшие и завершавшие собою красочное одеяние храма, давали удивительную гармонию, делавшую понятным состояние тех послов Владимира, которые, попав в св. Софию, не знали где они находятся: на земле или на небе.
Великолепию храма вполне соответствовали торжественность служений, совершавшихся в нем, и пышность церемоний, сопровождавших воскресные и праздничные выходы в него императоров. Медленно, в тяжелом парадном одеянии, с венцом на голове, двигался император по бесчисленным залам своего дворца, окруженный блестящей свитой придворных и сановников, заходя для молитвы в дворцовые церкви и часовни и принимая поздравления и приветствия от расставленных по пути чинов, которые затем присоединялись к царскому кортежу. С несомыми впереди крестом св. Константина, жезлом Моисея, блестящим вооружением императора и многочисленными знаменами, шествие, выйдя из дворца, проходило «Августейон», площадь отделявшую его от св. Софии, атриум и направлялось к главному западному входу в храм. Обычно, в то же время, по ходу литургии совершался «малый вход» и духовенство, с крестом и Евангелием обходя всю церковь, также приближалось к главным дверям. В переднем притворе, в особом помещении, отделявшемся завесой, император снимал с себя корону и через «Красные» двери входил во внутренний притвор. Здесь он обменивался приветствиями со встречающим его патриархом, прикладывался к кресту и Евангелию и, помолившись перед главными, «царскими» дверями, — брал патриарха за руку, чтобы вместе с ним войти в храм. При громком, пении шествовали они среди расступившейся толпы высших чинов империи и царьградской знати вдоль главного нефа и, обойдя с правой стороны возвышавшийся посередине великолепный амвон, направлялись к «святым» вратам алтаря. В те времена алтарь отделялся от храма лишь низкой алтарной преградой. В св. Софии эта преграда состояла из балюстрады с двенадцатью колонками, которые были покрыты антаблементом и сплошь украшены серебром. В преграде, как и теперь это делается в иконостасах, были устроены трое дверей, средние из которых носили название святых. К этим дверям, взойдя на солею, подходили царь и патриарх. Царь останавливался перед ними на особой, вложенной в пол круглой порфировой плите, а патриарх проходил в алтарь. После краткой молитвы и царь входил в алтарь, приложившись к одной из створок врат. Здесь, приняв из рук патриарха кадило, он кадил перед престолом, над которым возвышался великолепный киворий, и перед запрестольным Распятием. Затем он прикладывался к престолу, к священным предметам и реликвиям, находившимся в алтаре, и приносил свои дары храму, которые состояли обыкновенно из золотых сосудов и драгоценных материй. Кроме того, согласно традиции, существовавшей с древнейших времен, он полагал на престол и денежный вклад. Исполнив эти обряды, император целовал на прощание патриарха и через боковой проход следовал в прилегавшую к апсиде с южной стороны молельню, в которой находился серебряный крест с символами страстей Христовых. Ему он трижды поклонялся с зажженными свечами в руках и выходил в царский «мутаторий». Это было место, отделенное от остального храма, где пребывал император во время богослужения. Оно находилось к югу от алтаря, в восточном конце южного бокового нефа.
Во время «великого входа» император выходил из мутатория и, в сопровождении свиты, шел по правой стороне церкви, чтобы занять место позади амвона; отсюда со свечей в руке он сопровождал духовенство до алтаря и возвращался обратно в мутаторий. Во второй раз он покидал его во время совершения обряда целования любви. Выйдя на солею, он целовался со встречающим его патриархом, а затем, облокотившись об алтарную преграду, и со всем клиром и со свитой,
Наконец, в третий раз царь выходил к причастию, после которого возвращался в мутаторий и принимал здесь пищу вместе с приглашенными. После завтрака император, в сопровождении патриарха, шел к выходу, на этот раз не через западные двери, а через южные. Перед дверьми он останавливался, передавал клиру денежные подарки и, надев корону, выходил из храма. Путь его лежали через особое помещение, которое называлось «святым источником», где, по одному свидетельству, была изображена беседа Иисуса Христа с самарянкой, а по другому — находилась каменная закраина того самого колодца, у которого эта беседа происходила. Поклонившись этой весьма почитаемой реликвии, император возвращался во дворец.
Постоянное место и мутаторий императрицы находились на хорах, большая часть которых была отведена для женщин, посещавших богослужения. Надпись, вырезанная на балюстраде северной части хор указывает место «благороднейшей патрицианки, госпожи нашей Феодоры».
Здесь же, на хорах, был также мутаторий императора, который изредка посещал его. Он находился в правой части хор, как раз над нижним мутаторием, и из него был особый ход во дворец, которым иногда пользовались цари. Ход этот шел через примыкавшие к хорам переходы, выстроенные еще Юстинианом.
Западная часть хор, приходящаяся над внутренним притвором, предназначалась для иностранцев, которым иногда дозволялось присутствовать на служении в св. Софии. В царствование императора Константина VII, по случаю приезда сарацинского посольства, это место было богато украшено.
В последние века Византийской империи, когда императоры, после изгнания латинян, забросили большой дворец и навсегда переселились во Влахерны, расположенные в другом конце города, выходы в св. Софию стали совершаться значительно реже и несравненно проще. Иногда императоры для того, чтобы присутствовать на литургии, приезжали в св. Софию накануне с вечера и ночевали в своем мутатории. От прежних торжественных выходов в большие праздники в св. Софию остались лишь слабые следы, которые сохранились только благодаря традиционному обычаю, державшемуся вплоть до турецкого завоевания. Но обычай этот, по разным причинам, постепенно ослабевал и в последние годы империи царь с чинами бывал в св. Софии только в первый день Пасхи и на Троицу, и то являлся не всегда к литургии.
Потеряла свой прежний блеск и пышность также и св. София. Пребывание во власти крестоносцев очень пагубно отразилось на ней. Она лишилась всех своих драгоценностей и священных реликвий, хранившихся в ней. Реликвии эти были рассеяны затем по всей Западной Европе и большая часть их, оказавшаяся в монастырях Франции, погибла в 1792 году во время французской революции.
После латинского завоевания, Восточная империя уже не могла достичь прежнего величия. Внешние неудачи и внутренние потрясения все более клонили ее к окончательному падению. Для борьбы с страшным врагом, турками, сил не было, и 29 мая 1453 года, несмотря на отчаянное сопротивление греков, гордый Царьград, Новый Рим, столица мира, оказался во власти мусульмане. За несколько дней до взятия, жители видели страшное знамение: глубокой ночью внезапно озарился ярким светом храм св. Софии, из окон купола вырвалось пламя, поднялось над ним и взвилось на небо. Видение это укрепило в народе уверенность в том, что наступило время сбыться предсказаниям о печальной судьбе города, и вызвало отчаяние.
Овладев Константинополем, полудикие выходцы из Азии Магометова войска, двигаясь по улицам сказочного города, с удивлением и страхом разглядывали произведения чуждой их пониманию византийской культуры. Роскошные дворцы, пропилеи, масса статуй, колонн и обелисков, церкви с их богатой утварью, фресками и мозаиками казались их невежественному и суеверному воображению не простыми произведениями ума и рук человеческих, а таинственными вместилищами какой то неведомой силы — талисманами, как называли турки в своих книгах доставшиеся им константинопольские памятники. Храм св. Софии, естественно, должен был особенно поразить их воображение. Слухи о его величине и великолепии давно уже доходили до них, но то, что они увидели, превзошло их ожидания.
Ая-Суфья была, по-видимому, хорошо известна и предкам завоевателей Царьграда. Легенда рассказывает, что еще во времена очень отдаленные оруженосец, друг и сподвижник самого пророка, Эюб Ансари, осаждал Константинополь и не мог взять его. Тогда он велел передать византийскому императору, что единственная цель, к которой стремятся он и его войско, это посетить св. Софию и совершить в ней два молитвенных поклона. Желание же это вызвано у них словами самого пророка Мухаммеда, который однажды сказал им, что в Константинополе существует большая церковь, носящая название Ая-Суфья, что придет время, когда эта церковь достанется его народу и сделается мечетью, и что тот, кто совершит в ней теперь два молитвенных поклона, будет принят в царство небесное. Тогда император, после совета со своими приближенными, дал согласие на то, чтобы мусульмане посетили св. Софию, но с условием, что они будут допускаться в город не все сразу, а небольшими группами. Эюб с 500 человек прибыл на лодках к пристани на Мраморном море. Здесь они разоружились и пошли в св. Софию. В храме они совершили два коленопреклонения, помолились о том, чтобы он сделался достоянием ислама и подробно его осмотрели. Когда же они его уже покидали, одно греческое духовное лицо, пользовавшееся общим влиянием и авторитетом, подняло крик на весь народ, что впуск мусульман в св. Софию есть осквернение храма Божия. По внушению этого лица, мусульман уговорили остаться в городе еще несколько дней, чтобы лучше осмотреть его, а между тем привели их к Адрианопольским воротам, где они подверглись внезапному нападению. В схватке безоружные спутники Эюба были почти все перебиты, а он сам смертельно ранен камнем в голову. От этой раны Эюб скоро умер и был погребен тут же у Кривых ворот города (Эгри-капу) в дубовой роще. Во время последней осады турками Константинополя, мощи этого мусульманского святого были открыты, что особенно воодушевило войска Магомета II, и город был взят.
Сам султан-завоеватель очень интересовался историей города и украшавших его сооружений. Он тотчас же повелел собрать всех знатоков истории, как христиан — монахов, попов и архиереев, — так и мусульман, и они должны были удовлетворять его любознательность. Сообщили они ему, между прочим, что в то время, когда пришел в мир эффенди, владыка пророчества, Мухаммед, в ту ночь, когда он родился, явились на земле многие знамения и половина большого купола Ая-Суфьи вниз повалилась. Долго и напрасно чинили византийцы купол своей великой церкви — он все не держался. Наконец, некоторые из умных людей сказали, что он тогда лишь будет твердо стоять на месте, когда будет получено соизволение на это самого пророка. Мухаммед своими руками дал присланным к нему послам горсть земли и сказал: «смешайте это с известкой и работайте». Благодаря этому чуду пророка, купол Ая-Суфьи окреп окончательно.
Исполнилось предсказание пророка — св. София сделалась достоянием ислама, стала главной мечетью новой столицы оттоманского государства, и четыре островерхих минарета встали на стражу по углам плененного храма. Снят был с главы его крест, а на месте алтаря, в апсиде, с правой стороны в направлении к Мекке, косо и нелепо, вделан был в стену изразцовый «михраб». Так же косо легли через всю ширину его главного нефа ряды пестрых ковров, а мощные столбы обезобразились громадными зелеными щитами с именами мусульманских пророков. На бесчисленных, спускающихся с купола тонких, как нити, металлических стержнях, на которых некогда висели, описанные Павлом Силенциарием, золотые и серебряные паникадила разнообразной и причудливой формы, были повешены тяжелые железные люстры. Вместо великолепного амвона к стене был приставлен деревянный «мимбер» с зеленым знаменем пророка. И вместо пения лишь визгливые выкрики муэдзинов и монотонное бормотание софт раздается под потускневшими сводами храма.
Многое невольно перенималось завоевателями от порабощенного ими народа с его высокой, старой культурой. Сознательно же стремились они сравняться с византийцами в искусстве строить. Впечатление от величины и богатства отделки св. Софии было так велико, что турки в постройках своих мечетей старались, если не превзойти ее, то хоть уподобить их ей. Уже сам Мухаммед-завоеватель стал строить с помощью греческих архитекторов на месте разрушенного храма свв. Апостолов громадную мечеть, во многом напоминавшую св. Софию. Султан Баязид II, Селим I, Сулейман, Ахмет I возвели большие мечети, которые в плане и в конструкции подражают св. Софии, но далеко не достигают ее величия.
Пятое столетие остается св. София во власти турок. Все изменилось вокруг нее — исчез бесследно дворец императоров, от шумного цирка остались лишь жалкие следы, а окружавшие ее великолепные здания заменились жалкими деревянными лачужками. Она же по-прежнему возвышается над волнистыми очертаниями древнего города, «как корабль на якоре в открытом море», по выражению одного древнего ее описателя. И ждет она теперь исполнения иных пророчеств — предсказаний о том, что суждено ей вернуться под сень креста.
