«Аполлонъ», № 1, 1909
Anatole France. Les sept femmes de la Barbe-Bleue et autres contes merveilleux Ed Calmann-Levy.
Andre Gide. La Porte etroite Roman Ed Mercure de France.
Старѣющій Анатоль Франсъ мало отличается отъ молодого Франса. Сквозь его лицо, некрасивое и непропорціональное въ юные годы, проступаютъ все больше благородныя и грустныя черты лица Донъ Кихота — сѣдѣющаго латинскаго рыцаря. Тѣ, кому дана мудрость ума, и въ юности мыслятъ старчески спокойно и въ старости сохраняютъ юношескую гибкость мысли. Если любовь къ отвлеченіямъ заслоняетъ въ молодые годы для такихъ умовъ часть жизни то, будучи извѣдана до конца она становится любовью къ милымъ ея подробностямъ. Поэтому въ старости они покидаютъ иногда свои башни слоновой кости, чтобы принять участіе и въ земномъ устроительствѣ. Поэтому черты Донъ-Кихота подобаютъ имъ. Но дѣйствіе точно такъ же какъ и то, что соотвѣтствуетъ ему въ области литературной — выдумка, не свойственно имъ. Франсъ всегда признавался что страдаетъ отсутствіемъ выдумки. Сила ихъ творчества основана на пониманіи. Имена и элитеты для нихъ важнѣе глаголовъ.
Что дѣлать съ громоздкими и сырыми фактами новыхъ ситуацій имъ, живущимъ утонченіями пережитого? Новой и рѣдкой комбинаціи событій они всегда предпочтутъ, какъ исходную тему, какое-нибудь классическое положеніе, много разъ уже разработанное разсказчиками, простое и общеизвѣстное, какъ евангельская притча. Они прекрасно сознаютъ что тѣ эпохи искусства, когда господствуютъ свобода выдумки и произволъ въ выборѣ темъ, являются эпохами творческими и варварскими, между тѣмъ какъ утонченіе и углубленіе возможны лишь тамъ, гдѣ основа дана заранѣе, тамъ, гдѣ не нужно, прежде чѣмъ приступать къ работѣ изобрѣтать самый матеріалъ и инструменты для обработки его. Событія и дѣйствія во всѣхъ романахъ Франса начиная съ «Сильвестра Боннара» и кончая «Господиномъ Бержере» крайне несложны; но даже эта упрощенность, видимо, утомляетъ его несвойственнымъ ему напряженіемъ фантазіи. Поэтому онъ любитъ писать свои разсказы на поляхъ старыхъ книгъ — четкое опредѣленіе принадлежащее Жюлю Лемэтру, непохожему близнецу A. Франса во французской литературѣ. Такъ Лемэтръ назвалъ нѣсколько книгъ своихъ разсказовъ, написанныхъ на поляхъ Библіи, Гомера и Четьи Миней («Aux marges des vieux livres» изъ нихъ въ Россіи извѣстны лишь тѣ что написаны на поляхъ Евангелія и притомъ въ невѣрныхъ претвореніяхъ A. Амфитеатрова). Въ этихъ книгахъ капризному и дерзкому уму критика-субъективиста, столь схожему съ умомъ французской школьницы Клодимы, нравилось рисовать вольныя каррикатуры на поляхъ серьезнаго текста священныхъ книгъ. Въ эти непочтительныя каррикатуры вложена масса вкуса, культуры ума и такта. A. Франсъ не склоненъ къ этому типу легкомыслія; но взявъ любую книгу его разсказовъ мы увидимъ, что «Источникъ Св Клары» написанъ на поляхъ «Fioretti» Св. Франциска, и что подъ разсказами «Сlіо», «Balthazar», «L’Etui de Nacre», сквозятъ стихи Иліады, тексты Евангелія, повѣствованія Ласъ Казаса и страницы средневѣковыхъ хроникъ. У Аню Франса всегда были склонности историка. Онъ не любитъ сочинятъ. Онъ любитъ пересказывать и дополнять.
Такова послѣдняя его книга «Les sept femmes de la Barbe-Bleue», написанная на поляхъ сказокъ Перро. Какъ моралистъ и историкъ A. Франсъ интересуется тѣми метаморфозами которымъ с_л_у_х_и подвергаютъ первоначальное событіе. Какъ тѣ еретики первыхъ вѣковъ, которыхъ увлекала мысль о реабилитаціи Каина, Люцифера, Іуды и другихъ отрицательныхъ персонажей Ветхаго и Новаго Завѣта, такъ и Анатоль Франсъ ищетъ оправдательныхъ документовъ для различныхъ историческихъ лицъ, оклеветанныхъ литературой. Съ той же ироніей опирающейся на знаніи механизма Молвы, съ какой онъ въ разсказѣ Putois' низвелъ возникновеніе миѳа до простой провинціальной сплетни онъ доказываетъ, что король Макбетъ былъ на самомъ дѣлѣ мудрымъ и справедливымъ правителемъ который никогда не убивалъ короля Дункана, a что Синяя Борода былъ добрымъ и честнымъ дворяниномъ XVII вѣка, семь разъ неудачно женатымъ очень пострадавшимъ отъ неуживчиваго и сварливаго характера своихъ женъ и наконецъ, предательски убитымъ братьями и любовникомъ своей жены. Другіе разсказы написанные на поляхъ Перро повѣствуютъ о судьбѣ одного министра при дворѣ родителей Спящей Царевны заснувшаго вмѣстѣ съ нею но, тѣмъ не менѣе отрицавшаго существованіе фей, и даютъ новый варіантъ о рубашкѣ счастливаго человѣка приноровленный къ нравамъ нашего времени
Но A. Франсъ еще обаятельнѣе когда онъ разсказываетъ не о современности, а о средневѣковьѣ. Ему нравится замыкаться въ этотъ міръ, такой тѣсный такой уютный, со своимъ адомъ, чистилищемъ, землей и двѣнадцатью небесами сравнительно съ этимъ безмѣрно широкимъ міромъ, раскрывшимся для современной мысли, которая всю звѣздную вселенную съ милліардами ея солнцъ можетъ себѣ представить въ видѣ одной капли крови какого-нибудь крошечнаго насѣкомаго, возникшаго въ непознаваемомъ намъ мірѣ какъ это дѣлаетъ A. Франсъ на первыхъ страницахъ «Сада Эпккура». Подробности, сообщаемыя имъ о чудѣ Великаго Святого Николая плѣняютъ больше всего въ послѣдней его книгѣ. Св. Николай совершилъ чудо не упомянутое въ житіяхъ святыхъ, но запечатлѣнное въ народной пѣснѣ: онъ воскресилъ трехъ мальчиковъ, которыхъ злой трактирщикъ разрѣзалъ на куски и посолилъ какъ свинину въ бочкѣ. Воскрешенные мальчишки оказались проклятіемъ жизни Св. Николая. Послѣ буйнаго дѣтства одинъ сталъ воиномъ-грабителемъ, безчинствовалъ въ томъ городѣ гдѣ епископствовалъ Св. Николай и лишилъ невинности его племянницу, Миранду, другой сталъ ростовщикомъ и описалъ все церковное имущество; третій прошелъ черезъ всѣ ереси и произвелъ такія смуты въ странѣ, что Св. Николай былъ лишенъ епископства и изгнанъ. Онъ удалился въ пустыню и тамъ встрѣтилъ того самаго злого трактирщика, который когда-то посолилъ трехъ мальчишекъ, но послѣ ихъ воскрешенія раскаялся, ушелъ въ пустыню, спасался и жилъ тамъ радостный и счастливый. Они поселились рядомъ и стали спасаться вмѣстѣ, удивляясь неисповѣдимости путей Божьихъ, столь различными дорогами ведущихъ души человѣческія къ спасенію.
Это же самое удивленіе остается отъ послѣдняго романа Андрэ Жида «La porte йtroite». Kaкимъ человѣчнымъ, уютнымъ и безопаснымъ кажется это средневѣковье A. Франса съ его адомъ, кострами, ересями и насиліями если сравнить его съ протестантской строгостью морали въ той современной весьма банальной семьѣ, описанной Жидомъ, гдѣ отроки и дѣвушки, читающіе Бодлэра, Суинберна, Ѳому, Кемпійскаго и Паскаля, тоже стремятся къ спасенію души, съ холодной и жестокой страстностью истребляя въ своихъ сердцахъ наивные и чистые ростки дѣтской любви. Они сами создаютъ непреодолимыя препятствія для своего счастья, и души ихъ увядаютъ въ трагическомъ безплодіи. Весь романъ Жида выдержанъ въ прямыхъ, очень сухихъ и скучноватыхъ линіяхъ, подобающихъ его темѣ, и лишній разъ утверждаетъ старую истину что изъ всѣхъ видовъ эгоизма наиболѣе сухой и безплодный тотъ, который стремится къ самоусовершенствованію и спасенію души. И книга A. Франса и романъ A. Жида, представляя интересное литературное явленіе послѣднихъ мѣсяцевъ на нашъ взглядъ не стоятъ въ ряду ни самыхъ лучшихъ, ни самыхъ характерныхъ книгъ этихъ авторовъ, и въ смыслѣ художественной значительности драматическая сцена A. Жида «Bethzabe» появившаяся въ январско-мартовскомъ выпускѣ «Vers et prose», представляетъ большій интересъ.