Французская книга объ Екатеринѣ II.
правитьВъ Парижѣ на дняхъ достался большой успѣхъ на долю новой книги, касающейся русской исторіи. Книга эта называется «Le Roman d’une impératrice. Catherine II de Russie». Авторъ ея — K. Валишевскій (Waliszewski). Это большой томъ въ 600 страницъ, составленный на основаніи неизданныхъ архивныхъ документовъ, мемуаровъ, переписки великой русской императрицы и массы печатнаго матеріала, причемъ обширная литература предмета, русская и заграничная, извѣстна автору въ ея мельчайшихъ подробностяхъ. Съ эрудиціей автора счастливо сочеталось его писательское дарованіе, умѣнье разсказывать живо и занимательно. Поэтому и трудъ Валишевскаго въ результатѣ оказался не столько хронологической исторіей событій царствованія Екатерины II, сколько исторіей самой государыни, какъ правительницы и какъ женщины. Въ первой части этого труда разсказывается о дѣтствѣ Екатерины II, ея бракѣ, воспитаніи въ Россіи, жизни при дворѣ въ бытность ея великой княгиней и о вступленіи на престолъ. Вторая часть посвящена характеристикѣ императрицы, ея идей и принциповъ, ея искусства управлять обширнымъ государствомъ, ея внѣшней и внутренней политики, вкусовъ литературныхъ, артистическихъ и научныхъ, ея писательской и педагогической дѣятельности, личной и семейной жизни. Все это читается, какъ настоящій романъ, и въ итогѣ получается яркій образъ геніальной государыни. То, что подробно изложено въ книгѣ Валишевскаго, вкратцѣ можно резюмировать въ нижеслѣдующихъ чертахъ, отмѣченныхъ авторомъ въ жизни и дѣятельности Екатерины II.
Еще будучи великой княгиней, иноземнаго происхожденія, она перевоспитала себя, усидчивымъ трудомъ усвоивъ себѣ, какъ геній той націи, которою она намѣревалась нѣкогда управлять, такъ и элементы западной культуры, которые Петръ I старался привить на Руси. Она научилась русскому языку, пользуясь уроками Ададурова и бесѣдуя съ старыми дамами изъ своего штата. Исторію и политику изучила она, читая Вольтера и Монтескьё. Она читала также Брантома и Бейля и извлекла изъ этого чтенія познанія, которыми съумѣла потомъ воспользоваться. Правительство, министры государства и иностранные дипломаты перешли на ея сторону, армія также кончила тѣмъ, что обратила на нее свои взоры. Съ необычайнымъ счастьемъ, какимъ, кажется, никто не могъ съ ней сравниться, умѣла она согласовать свои интересы со своими страстями, любовь съ политикой и въ самыхъ капризахъ своего сердца или своихъ чувствъ находить могущественнѣйшихъ союзниковъ будущему своему величію.
Красота ея, столь выразительная, что сдѣлалась легендарной, доказана исторически. Но она обладала больше, чѣмъ красотой: «я нравилась, вотъ въ чемъ была моя сила», говорила она такъ, что въ этомъ отношеніи ей нечего опасаться противорѣчій исторіи.
Екатерина сама оставила моральный свой портретъ. Съ достодолжной скромностью, отказываетъ она себѣ въ «творчествѣ» («esprit créateur»), весьма благосклонно отзывается о кротости своего характера и добродѣтельной строгости своихъ принциповъ. Повидимому прежде всего она была крайне честолюбива, обладая притомъ обдуманной, разсчетливой смѣлостью вмѣстѣ съ гордымъ умомъ, увѣренностью въ самой себѣ и наконецъ отсутствіемъ сомнѣній — въ чемъ познается характерный признакъ расы избранниковъ. Фаталистическая вѣра, впослѣдствіи воодушевлявшая Наполеона, встрѣтила въ ней горячую послѣдовательницу. У нея также была своя звѣзда, съ тою разницей, что звѣзда эта осталась ей болѣе вѣрной, и едва ли Екатеринѣ приходилось когда либо замѣчать ослабленіе ея свѣта.
Такимъ образомъ императрица могла быть и пребывать «невозмутимой». Она и оставалась оптимисткой до конца. Въ то же время она была увѣрена, что обладаетъ какъ бы безграничными властью и могуществомъ. Ей нравилось, чтобы и другіе вѣрили въ это и охотно слушала, когда ей это повторяли. Самыя утрированныя восхваленія и льстивыя выраженія по адресу ея особы казались ей естественными и законными, хотя при этомъ она хвалилась полнымъ отсутствіемъ самолюбія и кокетства. Она охотно допускала, чтобы въ ней видѣли самую обыкновенную женщину, и нисколько не сердилась на Лафатера за такое мнѣніе. Почести, которыхъ она требовала, должны были относиться къ ней только, какъ къ императрицѣ Россійскаго государства. Эту идею внушила она Европѣ. Въ этомъ заключалась тайна того престижа, какимъ она пользовалась. Обаяніе, внушавшееся ею современному міру, оправдывалось и дѣйствительностью.
Почетное мѣсто надо отвести и личнымъ качествамъ монархини. Прежде всего поразительна ея сила воли, несмотря на то, что она ослаблялась до извѣстной степени недостаткомъ послѣдовательности, что низводило великаго человѣка, какого желали видѣть въ Екатеринѣ, на уровень естественнаго ея пола. Она всегда желала сильно, но ей часто случалось измѣнять свою волю. По собственному ея выраженію, она была «иниціаторшей по профессіи». Можно думать, что для Россіи того времени и не требовалось большаго. Даже послѣ Петра I тамъ оставалось многое еще не начатымъ. Екатерина съиграла роль передоваго двигателя, одареннаго необычайными энергіей и неутомимостью. Чувство физическаго или моральнаго изнеможенія, устатокъ или упадокъ духа были совершенно ей чужды. Большимъ самообладаніемъ замѣняла она недостатокъ хладнокровія и крайнюю живость, свойственныя ея характеру. Она обладала значительной способностью къ труду.
По выраженію одного поэта, она представляла собой «безсмѣннаго часоваго». Веселость, которую она съумѣла обратить себѣ въ привычку и, такъ сказать, въ нравственный законъ, помогали ей нести на себѣ подавляющее бремя многочисленныхъ своихъ обязанностей. Въ шестьдесять пять лѣтъ государыня еще охотно предавалась дѣтскимъ играмъ, жмурки сохраняли еще для нея свою прелесть.
Нравственно она была вполнѣ здорова. Въ частной жизни ея обхожденіе, исполненное привѣтливой снисходительности, непринужденной простоты и пріятности, всегда признавалось отмѣннымъ самыми компетентными судьями. Она приписывала себѣ сердце отъ природы доброе и чувствительное и жаловалась, что политическія обязанности не всегда позволяли ей давать свободу ея склонностямъ. Быть можетъ, послѣднія и были таковыми, какими она ихъ считала. Но политика очень рано стала управлять большинствомъ ея поступковъ, включая сюда даже семейныя ея отношенія. Можно сказать, что въ концѣ концовъ эта политика поглотила собой какъ сердце, такъ и умъ Екатерины.
Но главное достоинство ея заключалось въ ея характерѣ. Оригинальность, которою она охотно хвалилась, обнаруживалась скорѣе въ ея образѣ дѣйствій, нежели въ образѣ мышленія. Тщетно было бы искать какой-нибудь новой идеи въ ея сочиненіяхъ. Очень много здраваго смысла въ связи съ сильной дозой воображенія, причемъ первый исправлялъ заблужденія втораго, — такова, повидимому, была основа ея умственныхъ способностей. Обаяніе, какое тѣмъ не менѣе она производила единственно своимъ умомъ, повидимому, являлось лишь искусственнымъ продуктомъ, въ которомъ сила настойчивой воли, высшее искусство сценической постановки и эффектъ блестящаго вдохновенія — составляли чарующіе элементы. Впрочемъ, Екатерина никогда не претендовала на славу умницы. Германское происхожденіе ея сказывалось въ манерѣ ея шутить и острить. Остроты императрицы отличались тяжеловѣсностью. Умъ ея былъ практичный, съ благодушіемъ и неизсякаемой веселостью въ основѣ. Она не проявляла никакихъ претензій на особенно солидное или очень разностороннее образованіе и охотно признавалась въ своемъ невѣдѣніи.
Случайно читала она довольно много, даже слишкомъ много и безъ системы, чтобы имѣть возможность вполнѣ вникать въ прочитанное. Знанія ея, какъ во многихъ отношеніяхъ и управленіе государствомъ, по собственному ея выраженію, представляли «смѣсь отрывковъ». Образчики личной ея учености вызываютъ улыбку. Она говорила и писала всегда довольно нескладно на трехъ языкахъ, которыми обыкновенно пользовалась. Но она сдѣлала больше, чѣмъ научиться русскому языку: она съумѣла пересадить въ свою душу самую душу націи.
Идеи ея и концепціи, подобно ея поступкамъ, также страдали недостаткомъ послѣдовательности. Число незыблемыхъ идей и принциповъ ея весьма ограниченно. Несмотря на то, что Екатерина была нѣмка, она не очень-то высоко ставила доктринерство и доктринеровъ. Она была эмпирикъ. Идея, по отношенію въ которой она отличалась наибольшимъ постоянствомъ, была идея о собственномъ ея величіи. У нея была также своя политическая идея, въ которой она привязалась съ неослабнымъ упорствомъ: то была великая идея этого царствованія, «греческій проэктъ», иначе сказать — завоеваніе Константинополя. Все остальное не отличалось опредѣленностью. Въ политикѣ она называла иногда душу свою «республиканскою душой», неизмѣнно признавая наилучшимъ правительствомъ самодержавное. По части философіи она считала себя другомъ Вольтера и въ то же время іезуитовъ. Впрочемъ, идеи Екатерины или вѣрнѣе ея симпатіи, составлявшія плодъ ея воспитанія и умственнаго общенія съ философскимъ и эмансипаторскимъ духомъ вѣка, отъ начала до конца ея царствованія, повидимому, подверглись чувствительной перемѣнѣ. Начавши съ горячаго порыва либеральныхъ вдохновеній, она столкнулась на пути съ непредвидѣнной оболочкой, какою передъ удивленными ея взорами увлекательнѣйшія съ виду гуманитарныя идеи облеклись при переходѣ своемъ въ область дѣйствительности. Сначала это изумило ее, потомъ испугало. И она стала непримиримымъ врагомъ французской революціи.
Какъ государыня, Екатерина была удивительной виртуозкой въ искусствѣ царствовать. Конечно, счастье часто служило ей, посылая удачу почти во всѣхъ ея предпріятіяхъ самыхъ рискованныхъ, но она и сама очень много способствовала этому счастью. Ея выдержка, рѣшительность, власть, которую она проявляла надъ собой и надъ другими, горделивое спокойствіе посреди самыхъ жестокихъ испытаній — быть можетъ, не имѣютъ соперниковъ въ современной исторіи.
Искусство ея управлять людьми можетъ выдержать всякое сравненіе, ибо она умѣла пользоваться для того всѣми рессурсами и всѣми чарами женщины. То была обольстительница, то была царственная Цирцея. Менѣе искусной показала она себя въ распредѣленіи задачъ, какія ставила тѣмъ, которые ей служили. Выборы ея часто бывали неудачны. Но она всегда умѣла заставлять всѣхъ своихъ сотрудниковъ давать maximum напряженія и дѣятельности, на какія они были способны. Собственная дѣятельность ея служила тому примѣромъ. Въ критическіе моменты Екатерина умудрялась достигать напряженія и разнообразія рессурсовъ, граничившихъ съ чудеснымъ. Въ практику своего управленія она ввела нѣсколько личныхъ пріемовъ и довольно новыхъ. Императрица ставила въ тупикъ политику и современную ей дипломатію смѣлыми поступками, неожиданными приливами рѣзкости и откровенности, и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ предупредила примѣръ, поданный въ наше время великимъ человѣкомъ современной Германіи — Бисмаркомъ. Въ то же время она первая стала пользоваться великой пружиной, которой завладѣла современная наша политика: она энергично призвала общественное мнѣніе, начала пользоваться услугами прессы, положила начало нѣкоторымъ образомъ политической журналистикѣ, сохранивъ впрочемъ и тутъ практическій акссесуаръ старыхъ методовъ, — у нея былъ свой «черный кабинетъ». Это самодержавное искусство не обошлось безъ нѣкоторыхъ слабостей. Самый оптимизмъ Екатерины былъ одною изъ таковыхъ, ибо онъ доводилъ ее не только до фантазированія съ открытыми глазами, но и до закрытія глазъ на дѣйствительность, требовавшую ея вниманія. Тѣмъ не менѣе, благодаря выказанной ею энергіи и той массѣ личныхъ усилій, какія она положила на обширную имперію, — результаты, достигнутые ея управленіемъ, оказались значительными, какъ въ дѣлахъ внутреннихъ, такъ и внѣшнихъ.
Менѣе счастливою оказалась Екатерина въ своихъ попыткахъ законодательной реформы. Великая ея коммиссія, призванная для того, чтобы одарить Россію кодексомъ законовъ, которымъ не было бы подобныхъ въ Европѣ, окончилась полнымъ фіаско. Великая иниціаторша на сей разъ дала себѣ трудъ замѣтить, что для реформы, о которой она мечтала, требовался независимый исходный пунктъ, а именно — уничтоженіе крѣпостного права. Сдѣлавъ это открытіе, она отступила. Не ей суждено было перерубить этотъ гордіевъ узелъ. Но она сдѣлала нѣкоторыя цѣнныя нововведенія въ области правъ суда, понизила страшно поднятый уровень карательныхъ мѣръ.
Еще болѣе плодотворной оказалась иниціатива Екатерины въ области гражданской администраціи. Въ этомъ отношеніи Россія обязана императрицѣ первыми попытками методичнаго и регулярнаго управленія. Финансовая политика государыни заслуживаетъ меньшаго одобренія, какъ въ виду дѣлавшихся ею займовъ, такъ и вслѣдствіе выпуска большого количества бумажныхъ денегъ.
Результаты внѣшней политики Екатерины еще въ памяти у всѣхъ. То было окончательное уничтоженіе оттоманскаго могущества, покореніе Крыма и портовъ на Черномъ морѣ, раздѣлъ Польши.
Благодаря ея счастью, бѣдствія первой турецкой войны обратились въ блестящія побѣды.
Естественнымъ слѣдствіемъ ея отношеній къ Польшѣ и Турціи было отдаленіе ея отъ Франціи. Тѣмъ не менѣе она же, порвавъ вѣковыя узы, существовавшія между Россіей и Англіей, поставила первыя вѣхи по пути того франко-русскаго сближенія, которое осуществляется въ настоящее время. Забѣгая впередъ раньше времени, мечтала она о преслѣдованіи и атакѣ въ самой Индіи соперническаго первенства, оскорблявшаго ея гордость. Впрочемъ, наслѣднику своему она оставила чудесно пріумноженное наслѣдство. Населеніе имперіи, за періодъ ея царствованія, возрасло съ 20 на 37 милліоновъ жителей, вмѣстѣ съ пропорціонально раздвинутыми границами.
Екатерина была другомъ Вольтера и вообще философовъ. Ей нравилось или она увѣряла, что ей нравилось общество литераторовъ, ученыхъ и артистовъ. Она любила книги, шедевры живописи, ваянія и архитектуры. Она купила библіотеки Дидро и патріарха Фернейскаго. Спеціальнымъ поставщикамъ ея музеевъ, Гримму и Рейффеннггейну приходилось страшно работать, чтобы удовлетворить ея требованіямъ. При всемъ томъ, ни литературѣ, ни наукѣ, ни національному искусству особенной пользы она не принесла, ибо ея вкусы литературные, артистическіе и научные главнымъ образомъ сводились къ потребности ея въ европейской славѣ.
Сама она искренно наслаждалась писательствомъ, страстно любила заниматься постройками и горячо увлекалась изученіемъ національной исторіи. Такимъ образомъ даже въ этомъ направленіи сыграла она роль державной иниціаторши, пробуждая энергію въ окружавшихъ ее людяхъ.
Она писала историческія книги, комедіи, историческія драмы, романы, басни и комедіи; въ особенности много писала писемъ. Корреспонденція ея съ Гриммомъ представляетъ собой любопытный памятникъ. Она была журналистомъ, поэтомъ и педагогомъ. Но учебныя заведенія, основанныя ею, стояли выше ея стиховъ. Нѣкоторыя изъ ея школъ еще сохранились до сего времени.
Интимная ея жизнь была жизнью великой труженицы и семейной женщины. Съ одной стороны государственныя дѣла, къ которымъ императрица относилась съ полной добросовѣстностью, съ другой — невинныя развлеченія всегда занимали въ жизни Екатерины большое мѣсто. Вставая рано и рано ложась, она отдыхала отъ своихъ занятій, слушая чтеніе или обозрѣвая свои коллекціи въ Эрмитажѣ, или же, чаще всего — играя съ дѣтьми, которыми она любила окружать себя. Кромѣ того, она охотно также предавалась удовольствіямъ сельской, дачной жизни въ прекрасной лѣтней своей резиденціи — Царскомъ Селѣ, созданной и постоянно украшавшейся ею. На пріемахъ своихъ въ Эрмитажѣ, ограничивавшихся интимнымъ кружкомъ, Екатерина обнаруживала лишь простоту, привѣтливость и пріятную веселость своего ума и обращенія.
Это была необыкновенная женщина и великая государыня. Какъ женщина, она доказала, что полъ ея способенъ стать на высоту судебъ и обязанностей самыхъ возвышенныхъ. Какъ государыня, она способствовала возвышенію Россіи не менѣе самого Петра I. Россія и теперь ни Европа, ни Азія, какъ говорили о ней нѣкогда. Это шестая часть свѣта. Эта Россія, которая есть, и повидимому, должна оставаться чѣмъ-то совершенно отдѣльнымъ, которая, приходя въ соприкосновеніе съ орбитой великихъ Европейскихъ интересовъ, тѣмъ не менѣе, кажется, идетъ собственнымъ своимъ путемъ и слѣдуетъ какому-то особому закону развитія, которая, не смотря на все свое вдохновеніе западной культурой, не проявляетъ ни малѣйшей склонности попустить, чтобы эта культура поглотила ее; этой-то Россіи, которую Петръ I создалъ изъ всевозможныхъ элементовъ, и Екатерина внушила сознаніе ея силы, ея генія и ея исторической роли.