ФОРМОЗСКІЙ ВОПРОСЪ МЕЖДУ КИТАЕМЪ И ЯПОНІЕЙ.
править11-го (23-го) ноября былъ въ Нагасаки большой праздникъ по поводу возвращенія японскаго чрезвычайнаго посла Окубо изъ Пекина и счастливаго разрѣшенія формозскаго вопроса; всѣ военныя суда, стоящія на рейдѣ, и крѣпость салютовали, городъ былъ разцвѣченъ флагами и по улицамъ толпился народъ въ праздничныхъ костюмахъ и въ праздничномъ настроеніи духа. Японцы въ восторгѣ: всѣ торговцы и коммиссіонеры, пріѣзжающіе на судахъ, разсказываютъ съ сіяющими лицами, что они побѣдили китайцевъ и содрали съ нихъ 500,000 тели. Контрибуція эта пришлась японцамъ по сердцу и вдвое возвысила ихъ и безъ того уже высокое мнѣніе о самихъ себѣ.
И дѣйствительно, есть чему радоваться! Переговоры съ пекинскимъ дворомъ, продолжавшіеся уже нѣсколько мѣсяцевъ, приняли въ послѣднее время очень дурные обороты; ожидали ежедневно объявленія войны; приготовленія шли съ обѣихъ сторонъ. Нельзя было сомнѣваться въ исходѣ войны: какъ бы японцы не храбрились, но въ концѣ концовъ, китайцы все-же побили бы ихъ; вѣдь деньги играютъ въ современной войнѣ самую ваміную роль, а у китайцевъ ихъ больше, чѣмъ гдѣ-либо. Постепенное правительство Небесной Имперіи предпочло лучше заплатить ничтожные 500,000 тели отступныхъ, чѣмъ безпокоиться изъ-за пустяковъ.
Дѣло завязалось вотъ вслѣдствіе чего:
Островъ Формоза, со всѣми своими богатствами и дикарями, считался до сихъ поръ китайскимъ владѣніемъ. Но власть ихъ, строго говоря, не распространялась далѣе своихъ колоній на N и NW берегу; дикари внутри острова, и остального берега его, вѣроятно не подозрѣвали даже, что надъ ними господствуетъ Сынъ Неба и дѣлали все, что имъ угодно было, между прочимъ занимались и морскимъ разбоемъ. Этому дѣлу благопріятствуютъ особенно S и SW берега, гдѣ много мелей, частые сильные вѣтры, по этому и частыя кораблекрушенія.
Пиратство приняло здѣсь въ послѣдніе годы особенно дерзкіе размѣры. Видя, что ихъ нраву никто не препятствуетъ, дикари не довольствовались уже однѣми китайскими джонками, но стали нападать и на большія парусныя суда, заштилевавшія или сѣвшія на мель около ихъ береговъ.
Около двухъ лѣтъ тому назадъ разбилось здѣсь японское купеческое судно. Туземцы ограбили его, перерѣзали всю команду, состоявшую изъ 52 человѣкъ, да, какъ говорятъ, съѣли въ добавокъ двухъ изъ нихъ, что всего обиднѣе для японцевъ. Микадо, возмущенный такимъ оскорбленіемъ своего флага, рѣшился наконецъ наказать дерзкихъ дикарей и прекратить подобные безпорядки. Но, желая сохранить дружескія отношенія съ Китаемъ, онъ сначала обратился къ китайскому правительству, съ просьбою объ удовлетвореніи, такъ какъ китайцы считаютъ Формозу своею колоніею. Посланникъ «Соіошима» отправился въ Пекинъ, требовалъ и получилъ аудіенцію у императора и изложилъ просьбу своего правительства. Осторожные китайцы отвѣтили ему, что ихъ правительство не отвѣчаетъ за поступки этихъ дикарей, такъ какъ они совершенно независимы, что власть ихъ распространяется только на туземныя племена N и W берега и что японцы въ правѣ дѣйствовать съ бутанами (тѣмъ племенемъ, которое ограбило японское судно) по усмотрѣнію. Такой отвѣтъ пришелся японцамъ по сердцу. Національная гордость требовала войны и японцы уже заранѣе готовились къ этому; обращеніе къ китайскому двору было только дѣло вѣжливости, чтобы остаться съ нимъ по прежнему въ пріятельскихъ отношеніяхъ и устранить всякія вмѣшательства впослѣдствіи съ этой стороны. Правительству нужна была война: отъ быстрыхъ и безконечныхъ реформъ послѣдняго времени кружились у всѣхъ головы; весь народъ находился въ какомъ-то лихорадочномъ состояніи, которое еще усилилось прошлогоднимъ возстаніемъ въ Сагѣ, близъ Нагасаки; новые налоги вызывали общее неудовольствіе въ низшихъ классахъ и недовѣріе къ дѣйствіямъ правительства, а приверженцы старыхъ порядковъ не сидѣли сложа руки; грозила новая междуусобная война; необходимо было прервать это опасное броженіе, занять умы какимъ-нибудь новымъ общимъ дѣломъ, которое, вмѣстѣ съ тѣмъ, доказало бы и пользу всѣхъ нововведеній; а что могло быть удобнѣе для этого, какъ не война, мщеніе за оскорбленную честь націи? Притомъ всѣ молодые солдаты, получившіе новые французскіе мундиры и самое современное вооруженіе, такъ и горѣли желаніемъ блеснуть передъ остальнымъ свѣтомъ на бранномъ полѣ.
И такъ, подавивъ въ началѣ нынѣшняго года сагасское возмущеніе, между прочимъ очень неловко веденное, соорудили экспедицію на Формозу.
Приготовленія къ этому шли успѣшно съ потребнымъ шумомъ. Уже въ началѣ мая отправили нѣсколько военныхъ судовъ въ бухту Ляи-Кяу (Liaug-Kjau, на SW берегу острова, въ широтѣ 22°7’N) и высадили къ великому удивленію туземцевъ 3000 чел. войска на берегъ. Экспедиціею командовалъ генералъ Саиго (Saigo), очень почтенный самурай. Между Нагасаки и Ляи-Кяу устроили правильное пароходное сообщеніе для снабженія эскадры и войска свѣжими припасами провизіи, амуниціи и проч.
Деревня Ляи-Кяу состоитъ изъ 4,500 малайскикъ и китайскихъ хижинъ. Мѣстность гористая, земля плодородная, но признаковъ культуры мало. Туземцы приняли японцевъ радушно, уступили имъ нѣсколько тысячъ акровъ земли для разбивки лагеря и согласились работать за незначительную плату. Китайцы же, заботящіеся единственно о своемъ карманѣ, какъ вездѣ, куда ихъ судьба занесетъ; занимаются и здѣсь перевозомъ и дерутъ страшныя деньги за свои услуги.
Японцы, разбивъ себѣ лагерь, успокоились и ждали, что дальше будетъ. Но, къ сожалѣнію, дикари положили скоро конецъ этому пріятному кейфу убійствомъ одного солдата. Это случилось слѣдующимъ образомъ:
Вечеромъ 9-го (21-го) мая нѣсколько солдатъ вышли изъ лагеря, чтобы побродить по окрестностямъ. Увлекаясь пріятными разговорами, можетъ быть и сплетнями изъ Токіо или Нагасаки, они и не замѣтили, что слишкомъ далеко зашли въ горы. Одно обстоятельство обратило наконецъ на себя ихъ вниманіе, три какихъ-то незнакомца, китайцы по ихъ мнѣнію, уже давно слѣдили за ними и самымъ таинственнымъ образомъ. Японцы остановились, незнакомцы тоже; это было подозрительно. Послѣ долгаго совѣщанія, японцы рѣшились спросить ихъ, что имъ угодно. Три солдата отдѣлились отъ своихъ товарищей и пошли къ нимъ съ вѣжливымъ вопросомъ. Но вмѣсто отвѣта, мнимые китайцы подняли какіе-то допотопные карабины и выстрѣлили. Одинъ японецъ палъ мертвый; другой былъ сильно раненъ въ плечо, а третій пустился въ бѣгъ, что только пятки засверкали. Прежде чѣмъ японцы успѣли опомниться отъ ужаса, дикари, которыхъ они приняли за китайцевъ, сняли съ мертваго голову и скрылись въ кустарникѣ безъ всякаго препятствія. Безполезно было бы ихъ преслѣдовать, и храбрые воины врядъ ли думали объ этомъ; весьма быстро очутились они въ лагерѣ и подняли всѣхъ на ноги.
На другое же утро часть японскаго войска перешагнула горы, аттаковала туземную деревню, находящуюся внутри острова, верстахъ въ 7-ми отъ лагеря, сожгла, разнесла и уничтожила все, что попало. Начальникъ деревни, сынъ его и 30 другихъ мужчинъ были убиты (всего ихъ было 70 человѣкъ въ деревнѣ); оглушительный плачъ дѣтей и женщинъ, при потерѣ своихъ отцовъ и мужей, трогалъ даже японцевъ. Въ одной нагасакской газетѣ разсказываютъ съ умиленіемъ, какъ о примѣрномъ фактѣ гуманности, что японцы щадили всѣхъ стариковъ, женщинъ и дѣтей. Вечеромъ того же дня побѣдоносной отрядъ возвратился въ лагерь, потерявъ только 7 человѣкъ. Какъ трофей побѣды привезли они съ собою кучу стараго оружія, отнятаго у туземцевъ, какъ-то: множество луковъ, отравленныхъ стрѣлъ, ножей, пикъ и кремневыхъ ружей китайской работы и проч.
Этимъ начались военныя дѣйствія японцевъ, которыя описаны въ японскихъ газетахъ, какъ рядъ удивительныхъ подвиговъ въ борьбѣ съ природою и лишеніями всякаго рода. Тамъ же японцы выставлены нѣкоторымъ образомъ маленькими прусаками; строгая дисциплина, безусловное повиновеніе и неимовѣрная храбрость составляли главную характеристику отряда. Но со стороны было слышно и о несогласіи между начальствующими, о безпорядкахъ въ лагерѣ и малодушіи рядовыхъ, которые совсѣмъ пали духомъ, когда между ними начала свирѣпствовать лихорадка. Но что бы тамъ не было, японцы взяли свое, отправились во внутрь острова, рѣзали, жгли, словомъ задавали страху дикарямъ, пока вмѣшательство китайцевъ не остановило ихъ въ этомъ пріятномъ занятіи.
Вотъ нѣкоторыя подробности продолженія этого похода, какъ оно разсказано въ «Rising Sun».
«Послѣдняго мая былъ отданъ приказъ по лагерю приготовиться къ походу въ область бутановъ. Это племя могущественнѣе другихъ и относится къ японцамъ особенно не дружелюбно. Бутаны живутъ въ горахъ, въ довольно хорошо укрѣпленныхъ деревняхъ, находятся еще почти въ дикомъ состояніи и отличаются свирѣпостью и грубостью нравовъ. 1-го іюня японскія войска, раздѣленныя на 4 корпуса и снабженныя артиллеріею, двинулись въ горы по разнымъ направленіямъ. Запасы были сдѣланы на продолжительное время и рандеву назначено на утро 3-го».
«Много пришлось имъ бороться съ непредвидѣнными затрудненіями, какъ это бываетъ обыкновенно въ дикихъ незнакомыхъ мѣстностяхъ, гдѣ нѣтъ ни хорошихъ дорогъ, ниточныхъ картъ. Въ первый день похода шелъ въ добавокъ сильный дождь, который испортилъ всѣ тропинки и дорожки, безъ того плохія, и этимъ вдесятеро затруднялъ походъ. Рѣки поднялись и выступили изъ своихъ береговъ, покрывая далекія пространства въ долинахъ водою. Переправа людей, артиллеріи и багажа была, по быстротѣ теченія, крайне затруднительна и опасна; но, благодаря разумнымъ распоряженіямъ и бодрости людей, все шло успѣшно; утонулъ только одинъ человѣкъ. Мѣстность, которую они проходили, суровая: высокія обрывистыя горы, непроходимые лѣса и скользкія, узкія тропинки. Ночевали они, большею частію, на открытыхъ горныхъ вершинахъ и питались сладкимъ картофелемъ, буйволами и кабанами, которыхъ тутъ же по близости настрѣляли».
Туземныя племена, чрезъ территорію которыхъ они маршировали, не оказали имъ серьезнаго сопротивленія; они охотно подчинялись японцамъ и поддерживали ихъ даже провизіею. Но, вступивъ въ область бутановъ и кускусовъ, положеніе ихъ нѣсколько измѣнилось; были частыя стычки съ дикарями, которые стрѣляли въ нихъ изъ-за кустовъ и скалъ совершенію безнаказанно, и много этимъ вредили. Деревни ихъ нашли пустыми; всѣ жители, исключая нѣсколькихъ жалкихъ старухъ и ребятишекъ, покинули ихъ еще до прихода японцевъ и скрывались въ лѣсахъ. Японцы не щадили ничего, все было предано огню и разрушенію".
"Вотъ названія встрѣченныхъ по деревнямъ всѣхъ тѣхъ племенъ, съ которыми японцамъ пришлось имѣть дѣло, численность и главныя качества.
Нѣкоторыя изъ этихъ племенъ смѣшаны съ китайцами, другія состоятъ только изъ малайцевъ. Большинство изъ нихъ миролюбиваго нрава и согласны подчиняться японцамъ, но бутаны и кускусы совершенно дики и не признаютъ никакихъ законовъ. Вмѣстѣ съ старыми ружьями и прочими трофеями побѣды, японцы прислали и 11-ти лѣтнюю дѣвушку въ Нагасаки. Молодая плѣнница производила громадный фуроръ, Стеченіе народа въ таможенномъ зданіи, гдѣ ее держали и показывали, было громадное, всякому хотѣлось увидѣть представительницу тѣхъ страшныхъ дикарей, которые такъ безцеремонно скушали ихъ соотечественниковъ и бѣдному ребенку не было покоя. Впрочемъ, она мало обращала вниманія на своихъ многочисленныхъ посѣтителей, которые съ привычною деликатностью старались развлекать ее; безсознательно принимала она отъ нихъ всѣ бездѣлушки и также безсознательно положила ихъ въ сторону; одна — она, большею частью, плакала; 15-го іюня отправили се въ Іедо, вѣроятно, чтобы показать ее императору. Предполагаютъ, что японцы дадутъ ей хорошее воспитаніе (т. е. выучатъ ее играть на самсенѣ и выть при этомъ неимовѣрно жалостно — квинтъ эссенція высшаго женскаго образованія). Ружье, которое лежало рядомъ съ ней въ таможенномъ зданіи, произведеніе старой китайской работы, фута четыре въ длину, весьма малаго калибра, съ короткимъ прикладомъ и кремневымъ замкомъ, вообще довольно невинное оружіе. Для заряда употребляется грубѣйшій китайскій порохъ въ бамбуковыхъ патронахъ и куски олова, или, за неимѣніемъ этого металла, кирпичъ. Благодаря такой первобытной системѣ, потеря японцевъ была такъ незначительна, при другомъ вооруженіи Формозянъ экспедиція врядъ ли имѣла бы такой счастливый исходъ. Странно, даже непростительно, что наши европейскіе и американскіе спекулаторы прозѣвали хорошую афферу и не снабдили во время дикарей штуцерами и тому подобными смертоносными орудіями, хотя даже бракованными въ Европѣ.
И такъ, военныя дѣла шли успѣшно; каждая почта привозила рапортъ о новыхъ побѣдахъ. Японцы ликовали; они видѣли предъ собою уже новую колонію, новыя доходы и теплыя мѣста, японскіе чиновники также очень падки на этотъ предметъ и много, много чего они предвидѣли. Но вскорѣ эта пріятная перспектива, рушилась.
Китайцы, смотрѣвшіе до сихъ поръ на всѣ политическія дѣйствія Японіи, съ спокойной улыбкой, какъ на шалости рѣзваго ребенка, нашли наконецъ, что ребенокъ заходитъ слишкомъ ужъ далеко и что настала пора показать ему свой родительскій авторитетъ.
Еще въ срединѣ мая генералъ Сайго, японскій главнокомандующій на Формозѣ, получилъ письмо изъ Пекина, въ которомъ ему деликатно совѣтовали прекратить свои дѣла и поскорѣе убраться вонъ, такъ какъ этотъ вопросъ желаютъ окончить дипломатическимъ путемъ. Сайго однако отказался воспользоваться этимъ дружескимъ совѣтомъ безъ приказанія со стороны своего правительства и началъ походъ. Но скоро послѣдовало ему предписаніе изъ Іедо возвратиться въ лагерь и пріостановить военныя дѣйствія на время переговоровъ съ китайскимъ дворомъ.
Начались переговоры. Китайцы старались теперь всячески доказать, что японцы не вправѣ основать колонію на Формозѣ, что территорія бутановъ и проч. подвластна Китаю, и что они разрѣшили японцамъ только наказать туземцевъ за нанесенную ими обиду, но никакъ не завладѣть страною. Японцы же опровергали все это, на томъ простомъ основаніи, что страна можетъ принадлежать только тому, чьи законы признаны ея обитателями; но такъ какъ китайцы сами объявили, что не имѣютъ никакого авторитета надъ бутанами, то не имѣютъ и права вмѣшиваться въ ихъ дѣла. Разсуждали долго; та и другая сторона настаивала на своемъ, та и другая требовала удовлетворенія; а между тѣмъ въ Ляи-Кяу, въ лагерѣ, свирѣпствовала лихорадка, бездѣйствіе, жаркій климатъ и дожди дѣйствовали вредно на здоровье и расположеніе духа войска.
Наконецъ Окубо, японскій уполномоченный въ Пекинѣ, понявъ, что однѣми словами отъ китайцевъ ничего не получишь, прибѣгнулъ къ послѣднему средству и объявилъ имъ войну (въ концѣ октября). Такой смѣлый и рѣшительный поступокъ импонировалъ китайцевъ, этого они никакъ не предполагали; и японцы дѣйствительно не шутили, все свидѣтельствовало объ этомъ: шли лихорадочныя приготовленія къ близкой войнѣ, флотъ и войско сосредоточивались въ Нагасаки, ждали только окончательнаго разрыва. Китайцы подумали; бояться имъ, собственно говоря, нечего: японскій флотъ и армія въ настоящее время хотя лучше китайскаго организованы, по этому пришлось бы первыя сраженія проиграть, но, со временемъ, масса и деньги взяли бы свое, тѣмъ болѣе, что театромъ воины былъ бы Китай, а не Японія.
Китайцы однако предпочли миръ (хотя и нѣсколько постыдный) хлопотамъ и тревогамъ войны, дѣлали по немногу одну уступку послѣ другой, и послѣ долгихъ колебаній обѣ стороны согласились наконецъ на слѣдующемъ:
Китайцы платятъ японцамъ 500,000 тели (1 тели — 1,33 мексик. долл.) — 400,000 для покрытія расходовъ на Формозскую экспедицію, 100,000, какъ вознагражденіе тѣмъ лю-чуанскимъ семействамъ, которыя пострадали отъ убійства учиненнаго бутанами на потерпѣвшемъ крушеніе японскомъ суднѣ, экипажъ котораго состоялъ большею частью изъ жителей острова Лю-чу. Далѣе, китайцы объявляютъ формально, что японцы были вполнѣ вправѣ дѣйствовать на Формозѣ такъ, какъ дѣйствовали. Японцы, съ своей стороны, обязуются очистить Формозу и предоставить островъ со всѣми постройками и укрѣпленіями, въ распоряженіе китайцевъ; вопросъ о томъ, принадлежала ли территорія бутановъ Китаю или нѣтъ, не будетъ больше возобновленъ[1].
Японское правительство приняло эти условія, и Окубо, покончивъ всѣ дѣла въ Пекинѣ, возвратился на родину, гдѣ его торжественно встрѣтили.
И такъ, японцы вышли изъ этихъ дрязгъ побѣдителями, безъ кровопролитія, безъ разоренія, очистивъ себя предъ остальнымъ свѣтомъ. Они добились отъ китайцевъ того, что еще никому не удавалось — сознанія въ нечестномъ поступкѣ. Кромѣ того, такое разрѣшеніе Формозскаго вопроса, покончило и другой, который долго былъ поводомъ непріятностей между обѣими имперіями: китайцы не разъ заявляли претензію на острова Лю-Чу, принадлежавшіе японцамъ и до новѣйшихъ временъ не могли разъяснить, кому изъ нихъ они подвластны; но китайцы платили теперь японцамъ удовлетвореніе за убытокъ, нанесенный жителямъ этихъ острововъ морскими разбойниками у китайскихъ береговъ, слѣдовательно признаютъ надъ ними власть японцевъ, и старыхъ споровъ уже не можетъ быть болѣе.
Предполагаемая война и побѣда китайцевъ уничтожили бы денежныя средства Японіи, произвели бы застой въ торговлѣ, промышленности, въ прогрессѣ и вызвали бы новую междоусобную войну, которая влекла бы за собою, можетъ быть, опять переворотъ въ правительствѣ и упадокъ страны, только что начинавшей развиваться; тайкунская партія еще сильна и ждетъ только удобнаго предлога и случая, чтобы подняться; а война, проигранная нынѣшнимъ правительствомъ, служила бы ей лучшимъ поводомъ.
Остается намъ только жалѣть о тѣхъ китайцахъ, которые живутъ въ Японіи, положеніе ихъ теперь очень грустное. Японцы подняли носы и подсмѣиваются надъ ними, — «содрали молъ съ вашихъ! побоялись!» Хотя они и отдѣлываются разными доводами, какъ-то, что богатый Китай сжалился надъ бѣдной Японіей и подарилъ ей нѣсколько тели, но все же очень: хорошо сознаютъ, что лучше было бы, если бѣдная Японія заплатила эту сумму богатому Китаю; притомъ японцы въ такую безпримѣрную щедрость рѣшительно не хотятъ вѣрить.
Навѣрно жалѣютъ о такомъ мирномъ исходѣ Формозскаго вопроса также и нѣкоторые купцы, которые выписали себѣ громадные запасы всякаго оружія и теперь продаютъ его за бездѣлицу.
- ↑ Деньги должны быть выплачены къ 20 декабря, къ этому времени японцы должны также оставить Формозу.