ѲОМА КАМПАНЕЛЛА.
правитьI.
правитьВъ южной Италіи, въ провинціи Реджіо, еще до сихъ поръ сохранился небольшой городокъ Stilo, въ которомъ, 6 сентября 1568 года, родился второй изъ двухъ величайшихъ утопистовъ новаго времени — Ѳома Кампанелла[1]. Уже въ дѣтствѣ онъ обращалъ на себя вниманіе окружающихъ своей необыкновенной умственной зрѣлостью. Тринадцати лѣтъ отъ роду онъ могъ произноситъ экспромтомъ рѣчи на любую предложенную ему тему, — все равно, въ прозѣ или стихотворной формѣ, и вмѣстѣ съ такимъ изъ ряду вонъ выходящимъ ораторскимъ дарованіемъ, въ средніе вѣка особенно почитаемымъ и культивируемымъ, онъ соединялъ страстную любовь къ философіи. Еще мальчикомъ онъ углубился въ чтеніе «Summa theologiae» Ѳомы Аквинатскаго, которое оказало рѣшающее вліяніе на его дальнѣйшее развитіе. Отецъ Кампанеллы, мечтавшій о судейской карьерѣ для сына, послалъ его въ Неаполь къ своему брату, бывшему тамъ профессоромъ права, но молодой философъ, пятнадцати лѣтъ отъ роду, самовольно вступилъ въ доминиканскій духовный орденъ, дававшій своему времени талантливѣйшихъ людей и смѣлыхъ мыслителей, въ родѣ Альберта Великаго и Савонароллы.
Врожденная способность Кампанеллы быстро усваивать всѣ знанія, а также его изумительный ораторскій талантъ сразу привлекли къ нему особенное вниманіе учителей и монаховъ, предвидѣвшихъ въ лицѣ его драгоцѣнную боевую силу. Какъ разъ въ это время, во второй половинѣ шестнадцатаго столѣтія, «общество Іисуса», основанное въ 1537 году Лойолой, съ цѣлью борьбы съ еретиками и охраненія папскаго авторитета, стало затмевать остальные духовные ордена. Доминиканцы, боровшіеся противъ такого грознаго соперничества и пытавшіеся вновь завоевать прежнее авторитетное положеніе, увидѣли въ молодомъ Ѳомѣ восходящую звѣзду, способную затмить ихъ противниковъ, и, удовлетворяя всѣми средствами его неутомимой жаждѣ знанія, надѣялись на скорое возрожденіе ордена.
Въ тѣ времена монастыри поддерживали съ ревнивой заботливостью обычную тогда страсть къ схоластическимъ преніямъ; они дѣлали другъ другу взаимные вызовы, чтобы въ словесныхъ турнирахъ, къ которымъ была допускаема и свѣтская публика, защищать свои теологическія и философскія воззрѣнія. Профессоръ философіи въ San-Giorgio, приглашенный въ г. Козенцу францисканцами, чтобы въ публичномъ диспутѣ представить мнѣнія ордена, заболѣлъ въ моментъ отъѣзда и послалъ вмѣсто себя своего ученика Кампанеллу. Когда послѣдній явился въ назначенное собраніе, пронесся ропотъ неудовольствія: полагали, что ученый профессоръ лишь по небрежности могъ вмѣсто себя прислать такого безбородаго диспутанта. Но когда послѣдній заговорилъ, неудовольствіе перешло въ изумленіе. Онъ провелъ свою задачу такъ блестяще и съ такимъ остроуміемъ, что сами францисканцы должны были объявить его побѣдителемъ. «Геній Телезія воскресаетъ въ немъ», говорили они.
Съ этого момента юный философъ начинаетъ свою пропагаторскую дѣятельность. Въ теченіе десяти лѣтъ онъ переходилъ изъ одного города Италіи въ другой, чтобы спорить о теологическихъ и философскихъ вопросахъ, волновавшихъ тогда умы его современниковъ. Вездѣ одерживалъ онъ блестящія побѣды, которыя, однако, не замедлили возбудить зависть и навлечь на его голову ненависть другихъ орденовъ, въ особенности «общества Іисуса». Іезуиты, положимъ, имѣли уважительныя основанія ненавидѣть юнаго пропагандиста, такъ какъ ихъ ордену онъ на первыхъ же порахъ объявилъ непримиримую войну и взывалъ къ его немедленному уничтоженію за то, что онъ, — какъ объяснялъ Кампанелла, — «искажаетъ чистое ученіе Евангелія въ угоду княжескому деспотизму». Изъ Рима онъ переходилъ во Флоренцію, изъ Флоренціи въ Венецію, Падую, Болонью, нигдѣ не переставая писать, говорить и вербовать своихъ учениковъ. Профессора и ученые монахи не рѣшались даже вступать въ диспутъ съ этимъ геніальнымъ юношей, объясняя его умственное превосходство сношеніями съ дьяволомъ и предосудительнымъ знакомствомъ съ магіей. Особенное возмущеніе противъ себя онъ навлекъ своими страстными нападками на философскіе авторитеты, преимущественно на Аристотеля, сочиненія котораго въ то время почитались наравнѣ съ библіей. Двадцати лѣтъ онъ опубликовалъ свою первую книгу («Philosophia sensibus demonstrata», Neapol 1590), направленную противъ Стагирскаго философа и его почитателей. Іезуиты воспользовались озлобленіемъ, подогрѣтымъ «документальными данными», обвинили его въ ереси и колдовствѣ и добились отъ папы запрещенія его пропагаторской дѣятельности. Кампанелла получилъ приказаніе возвратиться въ монастырь Stilo.
Очутившись за стѣнами монастыря, насильно оторванный отъ полнаго бурь и опасностей дѣла, онъ отдался научнымъ изслѣдованіямъ, занялся также поэзіей и началъ было трагедію, долженствовавшую представить печальную развязку жизни Маріи Стюартъ. Лишь эти разностороннія занятія способны были на время успокоить его клокочущую и жаждущую битвъ душу и примирить его съ мыслью о невольной жизни въ монастырѣ, «этой тѣсной и мрачной тюрьмѣ, гдѣ заблужденіе такъ долго томило меня въ своихъ оковахъ», какъ сказалъ другой знаменитый доминиканецъ, ДжІордано Бруно, современникъ и соратникъ нашего воинствующаго философа. Но такая спокойная жизнь, вдалекѣ отъ живого міра, продолжалась недолго. Богатое воображеніе Кампанеллы стало открывать предъ нимъ новые горизонты не только въ сферѣ мысли, но и въ области соціальной жизни. Въ тѣсной и темной кельѣ зарождались свѣтлые и широкіе идеалы, а вмѣстѣ съ ними крѣпла рѣшимость поставить все на карту для ихъ осуществленія."
Съ этого момента начинается новый періодъ въ жизни Кампанеллы. Онъ становится соціальнымъ преобразователемъ и политикомъ. Къ сожалѣнію, объ этомъ періодѣ мы имѣемъ лишь неопредѣленныя указанія. Самъ Кампанелла въ своихъ многочисленныхъ сочиненіяхъ не упоминаетъ объ этомъ ни слова, если не считать тѣхъ мѣстъ, въ которыхъ онъ разсказываетъ о пыткахъ и лишеніяхъ во время двадцатисемилѣтняго заточенія его въ различныхъ итальянскихъ тюрьмахъ. Но эти немногія строки рисуютъ намъ только послѣдствія его реформаціонной попытки, не говоря ничего о ней самой, и лишь Pietro Gianomi въ своей «Гражданской исторіи Неаполитанскаго королевства» (Neapol 1723) вполнѣ опредѣленно говоритъ о заговорѣ, который Кампанелла затѣялъ съ цѣлью освободить Калабрію отъ испанскаго ига. Джіаноми утверждаетъ, что сообщаемыя имъ подробности этого предпріятія извлечены изъ исчезнувшихъ впослѣдствіи актовъ инквизиціоннаго процеса Кампанеллы. «Послѣдній, — пишетъ онъ, — былъ близокъ къ тому, чтобы совершить переворотъ въ Калабріи, гдѣ онъ распространялъ новыя идеи и проектировалъ различные планы освобожденія. Онъ увлекся такъ далеко, что желалъ реформировать государства и осуществить новыя общественныя системы».
Безъ сомнѣнія, Кампанелла уже въ то время имѣлъ мысль своего «Солнечнаго государства», которую онъ лишь впослѣдствіи развилъ въ деталяхъ; несомнѣнно также, что онъ, согласно общему стремленію этой эпохи, выразившемуся наиболѣе ярко въ крестьянскихъ войнахъ Германіи и въ движеніи анабаптистовъ, имѣлъ намѣреніе политическій переворотъ довершить соціальными преобразованіями. Какъ и другіе выдающіеся и положительные умы его времени (Ришелье, Бэконъ, папа Павелъ V), Кампанелла вѣрилъ въ астрологическія предсказанія, и вотъ, сидя въ своемъ монастырскомъ заточеніи, онъ вычиталъ по различнымъ созвѣздіямъ тревожныя знаменія, предвѣщавшія на землѣ, особенно въ Неаполитанскомъ королевствѣ и въ Калабріи, общественныя смуты. Благодаря необычайному дару слова и, вообще, неотразимому вліянію всей своей личности, онъ увѣрилъ монаховъ своего монастыря въ справедливости этихъ знаменій и сталъ склонять ихъ воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы свергнуть съ своей страны испанское владычество и учредить, на мѣсто монархіи, теократическую республику, съ необходимой оговоркой, что іезуиты должны быть изъ этой республики исключены, а въ случаѣ надобности, и вовсе истреблены. Онъ увѣрялъ, что самъ Богъ избралъ его для такого предпріятія. Умѣло пользуясь своимъ ораторскимъ дарованіемъ и политично подбирая себѣ сознательныхъ сторонниковъ для борьбы противъ испанцевъ, онъ, въ то же время, не упускалъ изъ виду настоятельную необходимость военной силы. Послѣднее обстоятельство принудило его прибѣгнуть къ исключительнымъ мѣрамъ, именно къ присоединенію къ своему дѣлу многочисленныхъ въ то время бандитовъ и ссыльныхъ. Онъ разсчитывалъ въ рѣшительную минуту поднять народъ, разрушить стѣны темницъ, освободить заключеныхъ, сжечь ихъ процессуальные акты и такимъ путемъ привлечь къ возстанію. Кромѣ того, онъ разсчитывалъ на помощь визиря Хассана Цикалы, который командовалъ турецкимъ флотомъ, стоявшимъ на якорѣ въ Квардавальскихъ водахъ. Цикала былъ по происхожденію калабріецъ, оставившій свою родину, лишь бы уйти отъ испанскаго гнета, и перешедшій въ исламъ.
Нельзя сказать, что обстоятельства не благопріятствовали планамъ Кампанеллы. Недовольныхъ въ то время было не мало. Кромѣ множества калабрійскихъ ссыльныхъ, все населеніе было склонно къ рискованной попыткѣ, изнемогая подъ тяжестью чрезмѣрныхъ налоговъ. Патеръ Діонисій Понціо изъ Nicastro взялъ на себя задачу распространенія возстанія въ провинціи Catanzaro; обладая неисчерпаемой энергіей и слѣпо преданный своему вождю, котораго считалъ и всюду называлъ посломъ Господнимъ, онъ привлекалъ къ себѣ массу тайныхъ слушателей своими горячими призывами къ освобожденію «бѣдныхъ и слабыхъ» отъ тиранніи министровъ испанскаго короля. Монахи этой мѣстности поддерживали его агитацію съ необыкновеннымъ рвеніемъ. Въ одномъ монастырѣ Pizzoli находилось двадцать пять монаховъ, на которыхъ возложена была вербовка ссыльныхъ. Болѣе трехъ сотъ доминиканцевъ, францисканцевъ и августинцевъ, участвовали въ заговорѣ. Предполагалось, что въ моментъ возстанія двѣсти проповѣдниковъ двинутся въ деревни и села раздувать возмущеніе среди народа. Около двухъ тысячъ ссыльныхъ были готовы къ борьбѣ. Позднѣе обнаружилось изъ свидѣтельскихъ показаній во время процесса, что участниками комплота были даже епископы изъ Nicastro, Gerace, Melito и другихъ мѣстностей. Къ концу 1599 года все было готово къ возстанію; заговоръ, стоившій массы жертвъ и усилій, наконецъ, созрѣлъ, и оставалось лишь открыть карты, но… онъ былъ открыть правительству двумя измѣнниками.
Графъ Ламосскій, вице-король Неаполя, узнавъ о грозящей опасности, немедленно выслалъ въ Калабрію войска подъ предлогомъ охраны берега отъ турецкаго флота. Хорошо освѣдомленныя доносчиками, войска безъ особенныхъ затрудненій захватили врасплохъ настигнутыхъ заговорщиковъ и отправили ихъ на суднахъ въ Неаполь; недоставало среди нихъ только главнаго виновника. Кампанелла съ разбитымъ сердцемъ рыскалъ по уединеннымъ мѣстамъ, ища убѣжища и спасенія. Его соумышленники транспортировались моремъ, и на мачтахъ раскачивались трупы заговорщиковъ. Немного спустя, въ Неаполь былъ привезенъ и самъ Кампанелла. Его нашли въ одной пастушьей избушкѣ, куда его спряталъ отецъ, нашли какъ разъ въ тотъ моментъ, когда онъ хотѣлъ переправиться въ лодкѣ на турецкое судно. Онъ былъ посаженъ въ страшный тюремный замокъ Сантъ-Эльмо вблизи Неаполя.
Вся эта трагическая развязка произошла въ 1600 году. Въ томъ же году и почти въ то же самое время, другой великій доминиканецъ, Джіордано Бруно, горѣлъ на кострѣ въ Римѣ, произнося свою упрямую фразу: «сжечь не значитъ опровергнуть»…
Продолжительнымъ и страшнымъ мученичествомъ искупилъ Кампанелла свою революціонную попытку. Въ предисловіи къ своей книгѣ «Atheismus triumphatus»[2] онъ разсказываетъ о мученіяхъ, имъ перенесенныхъ. "Я былъ запираемъ въ пятидесяти тюрьмахъ и семь разъ подвергался самой жестокой пыткѣ. Въ послѣдній разъ пытка продолжалась сорокъ часовъ. Меня сдавливали туго стянутыми веревками, врѣзывавшимися въ мое тѣло до самыхъ костей. Связавъ за плечами мои руки, подвѣшивали меня надъ острой сваей, такъ что кровь моя лилась ручьями. По истеченіи сорока часовъ сочли меня мертвымъ и прекратили мои мученія. Одни изъ моихъ палачей поносили меня и, чтобы усилить мои страданія, потрясали веревкой, на которой я висѣлъ; другіе шепотомъ хвалили мою душевную стойкость. Ничто не могло поколебать меня, и моимъ мучителямъ не удалось вырвать изъ меня ни одного слова. Послѣ этой пытки я проболѣлъ шесть мѣсяцевъ, и, когда я какимъ-то чудомъ выздоровѣлъ, меня бросили въ темную яму… Пятнадцать разъ стоялъ я передъ судомъ. Однажды спросили меня: «Откуда ты знаешь даже то, чему никогда не учился? Имѣешь ты въ своемъ распоряженіи дьявола?» — Я отвѣчалъ: «Чтобы изучить то, что я знаю, истрачено мною лампаднаго масла болѣе, нежели испито вами вина»… «Меня обвиняли также въ томъ, что я написалъ книгу „De tribus Impostoribus“, которая появилась еще до моего рожденія; что я приверженецъ ученія Демокрита, распространяю предосудительныя идеи противъ церкви, ея ученія и устройства… Наконецъ, я былъ обвиненъ не только въ ереси, но и въ крамолѣ, ибо я, вопреки Аристотелю, который приписывалъ міру вѣчное существованіе, утверждаю, что на солнцѣ лунѣ и звѣздахъ видны знаменія, предвѣщающія революціонныя метаморфозы вселенной».
Въ своемъ «Городѣ Солнца» Кампанелла также упоминаетъ о страданіяхъ, вынесенныхъ имъ въ неаполитанскихъ тюрьмахъ. При этомъ онъ съ торжествующей гордостью замѣчаетъ: «Философъ, не смотря на пытку въ теченіе сорока часовъ, все-таки не открылъ ни одной буквы изъ того, что онъ считалъ необходимымъ утаить».
Двадцать шесть лѣтъ томился этотъ сильный духъ въ тюремныхъ стѣнахъ, вдали отъ вольнаго воздуха и свѣта, среди вѣчныхъ оскорбленій и непередаваемыхъ мукъ. Брошенный въ неаполитанскую тюрьму dell’Oyo тридцатидвухъ-лѣтнимъ борцомъ, полнымъ энергіи и жажды жизни, онъ вновь увидѣлъ Божій свѣтъ лишь въ 1627 году, уже шестидесятилѣтнимъ старцемъ. Враги были Неумолимы, и неоткуда было ждать освобожденія. Въ одномъ трогательномъ стихотвореніи онъ проситъ Бога о помощи:
"Да смягчится вѣчная любовь моими страданіями изъ жалости, и пусть высшая мудрость даритъ мнѣ сочувствіе своего божественнаго всемогущества. Ты, мой Богъ, видишь мои безконечныя мученія и безъ моихъ словъ. Уже двѣнадцать лѣтъ я страдаю всѣми своими чувствами. Мои члены семь разъ были подвергаемы пыткѣ; невѣжественные издѣвались надо мной и проклинали меня; отъ меня отняли свѣтъ солнца, мои мускулы истерзаны, мои кости поломаны, мое тѣло измято, я сплю на твердомъ полу, я прикованъ, моя кровь проливалась ручьями, я былъ подвергаемъ жесточайшимъ лишеніямъ, моя пища попорчена и недостаточна. Развѣ, о Боже, всего этого недостаточно, чтобы позволить себѣ надежду на твое покровительство?
«Сильные міра сего дѣлаютъ себѣ изъ человѣческихъ тѣлъ пьедесталъ, а души людей держатъ въ клѣткахъ, какъ птицъ; изъ человѣческой скорби и слезъ приготовляютъ себѣ игралище ихъ беззаконныхъ неистовствъ, изъ костей — ручки ихъ орудій, которыми они насъ пытаютъ, изъ нашихъ дрожащихъ членовъ — шпіоновъ и ложныхъ свидѣтелей, побуждающихъ насъ возводить на себя совершенно неосновательныя обвиненія… Но Ты, съ высоты своего судилища, лучше меня видишь все это, и если Твоя непреклонная справедливость, а Также зрѣлище моихъ мукъ недостаточны, чтобы возмутить Тебя, — тогда, о Боже, пусть хоть всеобщее народное бѣдствіе поставитъ предѣлъ Твоему терпѣнію, такъ какъ промыселъ Твой долженъ бдѣть надъ нами…»
Въ одномъ изъ болѣе позднихъ стихотвореній, Кампанелла съ тѣми же жалобами обращается къ солнцу, которое онъ, подобно Телезію, считалъ одушевленнымъ существомъ, творцомъ всѣхъ низшихъ созданій — растеній, животныхъ и т. д.
«Гимнѣ къ весеннему солнцу».
править"Не дошла моя молитва къ Богу, и я обращаюсь теперь къ Тебѣ, о весеннее солнце!
"Ты призываешь къ жизни всѣ хилыя и умирающія существа, изъ состраданія пробуди и меня, ибо я люблю Тебя больше всего.
"Какъ можешь Ты оставить въ сырой и темной тюрьмѣ того, кто боготворилъ Тебя всю свою жизнь?
"Помоги мнѣ оставить темницу въ то время, когда зеленая травка начинаетъ показываться изъ земли! *
"Ты пробуждаешь отъ долгаго сна барсуковъ и кротовъ, Ты одаряешь движеніемъ и силой самаго незначительнаго червяка…
"О, солнце! Нашлись люди, которые отказываютъ Тебѣ въ жизненности и разсудкѣ и, тѣмъ самымъ, ставящіе Тебя ниже насѣкомаго!
"О нихъ я писалъ, что они обнаружили неблагодарность къ Тебѣ, что они еретики, и вотъ эти люди заживо похоронили меня, такъ какъ я защищалъ Тебя.
"Если я погибну, кто тогда будетъ почитать Тебя и называть живымъ храмомъ, священнымъ ликомъ истиннаго Божества, отцомъ природы, повелителемъ звѣздъ, жизнью и душою всѣхъ низшихъ существъ?
«Сжалься надо мною, о Боже! Плодотворный источникъ всякаго свѣта, да засіяетъ, наконецъ, надо мною Твой лучъ!»
Несмотря на всѣ эти жалобы, гордый стоическій духъ Кампанеллы до конца не изнемогъ подъ тяжестью пожизненной пытки. «Я превозмогъ и побѣдилъ всѣ мученія!» говоритъ онъ въ одномъ мѣстѣ. Палачи его отчаялись, наконецъ, вырвать признаніе у этого «упрямаго доминиканца», и истерзанный мученикъ былъ осужденъ къ пожизненному заключенію. Онъ былъ не одинъ въ своемъ заключеніи: его окружали лучшія мечты и его излюбленные идеалы. Въ одномъ сонетѣ онъ пишетъ:
"Въ цѣпяхъ, но свободный, одинъ, но неодинокій, я пристыдилъ своихъ враговъ… Въ глазахъ простой толпы я глупецъ, но я мудръ для божественнаго разумѣнія.
"Прикованный къ землѣ, я возношусь къ небу, съ измученнымъ тѣломъ, но съ бодрой душой, и когда тяжесть несчастья стремится свергнуть меня въ бездну, крылья моей души вновь подымаютъ меня высоко-высоко надъ міромъ.
«На своемъ челѣ я ношу печать любви къ истинѣ, питая увѣренность, что со временемъ я приду въ тѣ края, гдѣ буду понимаемъ всегда и безъ словъ»…
Нельзя сказать, что Кампанелла не имѣлъ уже вовсе никакихъ друзей въ Италіи; они лишь были безсильны противъ двойной тираніи іезуитовъ и испанскаго короля. Лишь съ назначеніемъ герцога Оссуны вице-королемъ Неаполитанскаго королевства, явилась возможность дѣятельныхъ сношеній калабрійскаго монаха-заговорщика съ внѣшнимъ строемъ. Либеральный вице-король завязалъ дружественныя сношенія съ Кампанеллой, геній котораго онъ съумѣлъ оцѣнить, посѣщалъ его часто въ тюрьмѣ и даже совѣщался съ нимъ о дѣлахъ своего королевства. Кампанеллѣ было позволено работать, переписываться съ друзьями и принимать ихъ у себя, въ замкѣ. Насколько было сильно обаяніе его генія, можемъ судить по тому, что не успѣли завязаться связи его съ внѣшнимъ міромъ, какъ во всей западной Европѣ стала распространяться молва о великомъ философѣ. Даже такія лица, какъ Іаковъ I, король Англіи, папы и другія могущественныя особы стали обращаться къ нему за совѣтами, придавая особенное значеніе его астрологическимъ познаніямъ. Двое нѣмецкихъ ученыхъ, Товій Адами и Каспаръ Шоппе, опубликовали его манускрипты и способствовали ихъ распространенію во Франціи, Англіи и Италіи.
Все это не могло нравиться іезуитамъ, и они рѣшили положить конецъ вновь начавшейся пропагандѣ доминиканца-еретика. Къ тому времени сила новаго ордена Іисуса стала всемогущественной; рѣдко кто могъ противиться желаніямъ и рѣшеніямъ іезуитовъ. Особенной ихъ ненавистью пользовался неаполитанскій вице-король Оссуна, за то, главнымъ образомъ, что онъ не соглашался ввести въ своей области инквизицію. Поддерживаемые вліятельными врагами, оставленными Оссуной въ Мадридѣ, іезуиты стали интриговать съ цѣлью лишить герцога занимаемаго имъ высокаго положенія. Понимая грозящую опасность, герцогъ предпочелъ не дожидаться, когда ему будетъ предложено оставить Италію, и, поддерживаемый Кампанеллой, рѣшилъ объявить свою полную независимость отъ Испаніи и провозгласить себя королемъ Неаполя и Калабріи. Герцогъ поступалъ такъ подъ вліяніемъ своего геніальнаго друга, избравшаго его своимъ орудіемъ для новой попытки осуществленія своихъ завѣтныхъ соціально-политическихъ идеаловъ. Но… и въ этотъ разъ заговоръ былъ открытъ испанскому правительству, и герцогъ Оссуна, схваченный и-заключенный въ замокъ, былъ замѣщенъ ставленникомъ іезуитовъ, кардиналомъ Борджіа.
Для Кампанеллы опять наступили тяжкіе дни. Два года спустя послѣ этой второй революціонной попытки, умеръ въ Римѣ его вліятельный защитникъ, папа Павелъ V, который напрасно ходатайствовалъ предъ Филиппомъ III о помилованіи геніальнаго доминиканца. Тюремная жизнь Кампанеллы грозила еще болѣе ухудшиться. Услыхавъ о смерти своего покровителя, онъ впалъ въ отчаяніе. «Лишь смерть разлучитъ меня съ моей неволей!» восклицалъ онъ. Но судьбѣ угодно было, наконецъ, сжалиться надъ нимъ. Въ лицѣ новаго папы Урбана VIII онъ нашелъ себѣ еще болѣе горячаго защитника. Послѣ пятилѣтнихъ стараній и ходатайствъ, новый папа добился-таки освобожденія Кампанеллы, правда, подъ тѣмъ лишь условіемъ, что онъ, Урбанъ VIII, предастъ его формальному духовному суду, какъ еретика. Но лишь только этотъ еретикъ былъ приведенъ въ Римъ, какъ получилъ полную свободу.
Это произошло 15-го мая 1626 года, т. е. двадцать шесть лѣтъ и четыре мѣсяца спустя послѣ его перваго заточенія въ замокъ Сантъ-Эльмо, вблизи Неаполя.
Недремлющіе отцы іезуитскаго ордена забили тревогу. Ихъ ненависть преслѣдовала «еретика» по стопамъ. Не успѣлъ онъ получить свободу, какъ они стали возбуждать противъ него римскую чернь. «Это позоръ, — говорили они, — что папа покровительствуетъ Кампанеллѣ, революціонеру и врагу церкви. Зачѣмъ тогда возмущаться Лютеромъ и Кальвиномъ! Римъ таитъ въ себѣ гораздо болѣе опаснаго змія».
«Никогда еще не было проявлено столько человѣческой ярости я изступленія, какъ по отношенію къ этому бѣдному и хилому монаху», пишетъ одинъ современникъ. Ярость слѣпого народа, подстрекаемаго іезуитами, дошла, наконецъ, до того, что Камранелла вынужденъ былъ бѣжать переодѣтымъ изъ Рима при участіи французскаго посланника.
Послѣдніе годы жизни Кампанелла провелъ въ Парижѣ, въ доминиканскомъ монастырѣ, гдѣ онъ продолжалъ свои философскія занятія, но особенное вниманіе сталъ удѣлять астрологіи. Подобно большинству своихъ современниковъ, онъ глубоко вѣрилъ въ астрологическія предсказанія. Если онъ избѣгъ костра, — обычной участи всѣхъ еретиковъ того времени, — и даже находилъ себѣ преданныхъ друзей среди папъ, королей и министровъ, защищавшихъ его отъ мести испанскаго правительства и инквизиціи, то обязанъ этимъ, главнымъ образомъ, своей славѣ замѣчательнаго астролога. Такъ, однажды, министръ Людовика XIII, знаменитый Ришельё, обезпокоенный бездѣтностью короля, предложилъ Кампанеллѣ вопросъ: вступитъ ли на престолъ герцогъ орлеанскій? Тотъ отвѣтилъ: «Imperium non gustabit in aeternum», т. e. онъ, герцогъ, никогда не достигнетъ власти. И дѣйствительно, нѣсколько времени спустя королева разрѣшилась отъ бремени сыномъ, будущимъ королемъ Людовика XIV. Между прочимъ, подъ конецъ своей жизни, онъ предсказалъ, что 1-го іюня 1639 года произойдетъ солнечное затменіе, имѣющее для него роковое значеніе. По мѣрѣ приближенія этого времени, онъ сталъ все строже выполнять всевозможныя астрологическія предписанія, необходимыя для предотвращенія грозящей опасности. Онъ заперся въ келію съ чисто выбѣленными стѣнами, ежедневно окроплялъ ихъ разными благовонными эссенціями; освѣщеніемъ служили ему семь восковыхъ свѣчей. Кромѣ того, онъ старался отогнать отъ себя тревожное настроеніе гармоничными звуками музыкальныхъ инструментовъ.
Въ такихъ странныхъ приготовленіяхъ къ чему-то великому и роковому прошли послѣдніе дни его жизни. 21-го мая 1639 года, т. е. ровно за десять дней до затменія солнца, Кампанеллы не стало.
II.
правитьѲома Кампанелла, до конца дней, глубоко вѣрилъ въ грядущее объединеніе всего человѣческаго рода въ одной религіи и одномъ общежитіи. Лишь послѣ такого объединенія, вѣрилъ онъ, наступитъ на землѣ миръ и всеобщее благополучіе. Всецѣло проникнутый своей идеей о приближающемся золотомъ вѣкѣ, Кампанелла полагалъ, что его краснорѣчивое описаніе новой философской республики убѣдитъ всѣ народы въ необходимости радикальнаго переустройства всей ихъ общественной, семейной и личной жизни. Въ одномъ изъ своихъ сонетовъ онъ слѣдующимъ образомъ предсказываетъ этотъ переворотъ:
"Если когда-то царилъ счастливый золотой вѣкъ, то почему ему не наступить вновь? Вѣдь, всякое явленіе, завершившее весь кругъ своего развитія, возвращается къ своему исходному моменту.
«Если бы люди стали сообща дѣлать то, что способствуетъ ихъ счастью и нравственности, сообразно моимъ указаніямъ, тогда міръ сталъ бы раемъ».
Въ другомъ сонетѣ онъ говоритъ, что «поэты увидятъ вѣкъ, настолько превосходящій всѣ другія эпохи, насколько золото выше всѣхъ остальныхъ металловъ; тогда философы увидятъ государство, какого еще никогда не было на землѣ».
Такая идеалистическая восторженность и вѣра въ будущее замѣтно отличаетъ Кампанеллу отъ Томаса Мора. Послѣдній не вѣрилъ въ возможность практическаго осуществленія своего идеала и не предпринималъ никакихъ попытокъ къ такому осуществленію. Кампанелла, по натурѣ, — страстный боецъ, мессія, беззавѣтно преданный своимъ идеаламъ и непоколебимо вѣрный своей реформаторской миссіи. Никакія разочарованія не могли поколебать его пламенную вѣру. «Къ стыду безбожниковъ, — пишетъ онъ въ своемъ теологическомъ трактатѣ „Atheisums triumphatus“, — я ожидаю на землѣ прелюдію рая, золотой вѣкъ всеобщаго счастья, изъ котораго будутъ исключены лишь скептики, лишенные вѣры».
Въ какихъ чертахъ представлялась ему эта «прелюдія земного рая», показываетъ его «Civitas solis», составляющая часть его ePhilosophia realise — трактата, въ первый разъ появившагося во Франкфуртѣ (въ 1620—1623) и затѣмъ переизданнаго въ Парижѣ въ 1637 году, т. е. незадолго до смерти его автора. Переводовъ этой утопіи на новыя языки существуетъ сравнительно весьма немного и въ настоящее время они являются библіографической рѣдкостью. Въ сороковыхъ годахъ нашего столѣтія появились два перевода въ Парижѣ, первый въ 1840 году, второй въ 1844 году. Въ 1885 году «Городъ солнца» появился на англійскомъ языкѣ въ сборникѣ «Ideal commonvealths». заключающемъ въ себѣ, кромѣ утопіи Кампанеллы, еще «жизнь Ликурга» Плутарха, «Утопію» Томаса Мора и «Новую Атлантиду» Бэкона. Русская читающая публика, вообще мало знакомая съ великими утопистами, меньше всего знаетъ жизнь и сочиненія Кампанеллы, этого замѣчательнаго дѣятеля шестнадцатаго столѣтія[3].
Трактатъ написанъ въ діалогической формѣ: ведется бесѣда между великимъ магистромъ госпиталійскаго ордена съ генуэзскимъ адмираломъ, разсказывающимъ ему о своемъ морскомъ путешествіи и объ интересномъ островѣ Топобрана, гдѣ находится «Городъ Солнца».
Великій магистръ: Разскажите, пожалуйста, о приключеніяхъ, пережитыхъ вами въ вашемъ морскомъ плаваніи.
Адмиралъ: Вы уже знаете, что, посѣтивъ всѣ страны свѣта, я прибылъ на островъ Топобранъ, гдѣ былъ принужденъ сойти на берегъ. Страхъ, который внушили мнѣ обитатели этого острова, заставилъ меня искать убѣжища въ лѣсу. Когда я, наконецъ вышелъ оттуда, предо мной находилась большая равнина.
Великій магистръ: Что затѣмъ приключилось съ вами?
Адмиралъ: Я очутился внезапно среди многочисленной толпы людей, мужчинъ и женщинъ, одинаково вооруженныхъ. Многіе изъ нихъ превосходно знали языкъ нашей страны. Я послѣдовалъ за ними въ «Городъ Солнца».
Великій магистръ: Опишите этотъ городъ и образъ правленія въ немъ…
Здѣсь начинается разсказъ адмирала о всѣхъ особенностяхъ философской республики, лишь изрѣдка прерываемый краткими вопросами и возраженіями собесѣдника. Изъ этого разсказа мы узнаемъ, что «Городъ Солнца» не есть «ни монархія, ни республика», такъ какъ, хотя высшій глава государства, Sol, избирается народомъ, но его власть — духовная и свѣтская въ одно и то же время — не подлежитъ никакому контролю. Этотъ абсолютный правитель, котораго Кампанелла называетъ «Метафизикомъ», долженъ быть одаренъ всѣми знаніями и добродѣтелями соляріевъ, подобно тому, какъ чистое Бытіе было воплощеніемъ всѣхъ свойствъ, какими люди обладаютъ лишь въ небольшой степени. Его знанія должны быть энциклопедичны; онъ долженъ быть хорошо знакомъ съ исторіей всѣхъ народовъ, ихъ нравами, привычками и религіозными обрядами, знать математику, физику и особенно астрологію; преимущественное вниманіе обращалось также и на его техническія знанія. Кампанелла является, такимъ образомъ, первымъ мыслителемъ, возвысившимъ ремесленный и, вообще, ручной трудъ на такую высокую степень достоинства. Такую же свободу отъ предразсудковъ своего времени онъ выказалъ и въ области медицины. Врачи и хирурги считали тогда ниже своего достоинства изучать анатомію, которая относилась къ сферѣ простыхъ ремеслъ, къ профессіи цырюльника, и даже знаменитый Парацельзій раздѣлялъ съ ними такое пренебреженіе къ столь важной отрасли медицины. Между тѣмъ, Кампанелла, этотъ мистическій монахъ и мечтатель, проведшій почти всю жизнь въ монастырѣ и тюрьмахъ, сознавалъ столь ясно все значеніе анатоміи, что, по его увѣренію, соляріи изучали человѣческій организмъ по трупамъ казненныхъ преступниковъ.
Описывая обширность знаній верховнаго правителя, разсказчикъ спѣшитъ прибавить, что граждане солнечнаго города, въ глазахъ которыхъ «Аристотель есть лишь логикъ, а не философъ», презираютъ схоластическое краснобайство; что они пріобрѣтаютъ знанія не книжной выучкой, а непосредственнымъ изученіемъ живой природы; что ихъ городъ является сплошнымъ музеемъ, такъ какъ стѣны его украшены геометрическими чертежами, астрономическими картами, а также изображеніями всевозможныхъ звѣрей и растеній, сопровождаемыми сжатыми, но точными объясненіями. Какое важное значеніе Кампанелла придавалъ наглядному методу обученія, видно изъ того, что даже азбука была разрисована на стѣнахъ подлѣ тѣхъ мѣстъ, гдѣ обыкновенно играли маленькія дѣти. Благодаря этой новой методѣ, говоритъ разсказчикъ, соляріи пріобрѣтаютъ въ одинъ годъ столько знаній, сколько въ школахъ Европы, «гдѣ лишь рабски зубрятъ слова», получаютъ въ теченіе десяти лѣтъ.
Подъ верховнымъ контролемъ «метафизика», государствомъ управляютъ три второстепенныхъ администратора. Они также избираются и олицетворяютъ три высшія способности души: мощь, любовь и мудрость. Первый изъ этихъ трехъ правителей завѣдуетъ войной и военнымъ искусствомъ. Представитель мудрости, вмѣстѣ съ тринадцатью учеными, изъ которыхъ первый называется астрологомъ, заботится о научномъ и техническомъ образованіи гражданъ. Любовь («Mor») регламентируетъ все, относящееся къ поддержанію и улучшенію породы; она соединяетъ людей и животныхъ въ видахъ усовершенствованія потомства. Граждане этого удивительнаго общежитія, по словамъ генуэзскаго адмирала, досконально знакомы съ нашими порядками и нравами, вызывающими у нихъ ироническія насмѣшки; но ничто не вызываетъ у нихъ столько смѣха, какъ то обстоятельство, что «въ то время, какъ мы удѣляемъ столько вниманія усовершенствованію нашихъ псовыхъ и лошадиныхъ породъ, никто не несетъ заботы объ облагороженіи человѣческой расы». Въ солнечномъ государствѣ думаютъ и поступаютъ иначе. Ничто не предоставляется волѣ стихіи и случая; напротивъ, «Любовь» ведетъ съ ними систематическую борьбу на всѣхъ пунктахъ: она устанавливаетъ сроки посѣва и жатвы, надзираетъ за правильнымъ расплодомъ животныхъ, регулируетъ приготовленіе и особенности съѣстныхъ припасовъ, покрой и качества платьевъ, но особенныя заботы посвящаетъ цѣлесообразному воспитанію юнаго поколѣнія.
Мудрое правленіе этихъ четырехъ высшихъ сановниковъ влечетъ за собою нравственное и физическое усовершенствованіе гражданъ. Человѣческіе пороки и злыя наклонности, если и не атрофируются вполнѣ, то, благодаря «ловкой политикѣ», почти не проявляются. Исключительные случаи преступленій подавляются, однако, съ неумолимою строгостью. Правовое начало возмездія проникаетъ всю юстицію соляріевъ: око за око, зубъ за зубъ. Но тюремъ нѣтъ. Для постановки обвинительнаго приговора необходимъ допросъ свидѣтелей и обвинителя. Затѣмъ, такъ какъ въ странѣ свободныхъ и равныхъ гражданъ нѣтъ мѣста палачу, то смертные приговоры исполняются всѣмъ народомъ: преступника побиваютъ камнями. Такая жестокая карательная система смягчается, правда, требованіемъ, чтобы обвиненный, до совершенія казни, призналъ ея справедливость; въ противномъ случаѣ онъ не наказывается.
Подробнѣе всего разсказчикъ распространяется о важнѣйшей общественной функціи — поддержаніи и усовершенствованіи человѣческой расы. «Что касается этого пункта, — говоритъ онъ, — то здѣсь все регламентировано до мельчайшей подробности и исключительно съ точки зрѣнія общественной, а не частной. У насъ считается совершенно естественнымъ притязаніе человѣка на исключительное владѣніе своимъ жилищемъ и такое же обладаніе женой и дѣтьми. Соляріи же, наоборотъ, полагаютъ, что произведеніе потомства преслѣдуетъ цѣли вида, а не индивидуума; согласно имъ, эти функціи интересуютъ республику, а не частныхъ лицъ, посколько послѣднія не являются интегрированной частью общественнаго организма».
Дитя принадлежитъ обществу. Его воспитаніе простирается не только на время до его рожденія, но и на время, непосредственно предшествующее его зачатію, къ которому допускаются лишь избранныя пары. Во время беременности женщины живутъ среди изображеній и статуй красивѣйшихъ героевъ, чтобы одушевляться совершенствомъ ихъ внѣшнихъ формъ. Среди соляріевъ такъ глубоко вѣруютъ въ эстетическое внушеніе, что даже племенныхъ животныхъ окружаютъ прекрасными изображеніями быковъ, лошадей, собакъ и прочихъ животныхъ. На третьемъ году жизни ребенокъ начинаетъ знакомиться съ азбукой способомъ, о которомъ было упомянуто выше. Съ шестого года его знакомятъ съ естественными и прикладными науками, при чемъ все время обученіе носитъ скорѣе характеръ игры, чѣмъ сухого заучиванія. Занятія продолжаются ежедневно не свыше четырехъ часовъ, и каждый ребенокъ, до наступленія зрѣлости, долженъ изучить всѣ науки, такъ какъ «тотъ, кто знакомъ лишь съ одной и ту узналъ лишь по книгамъ, есть тѣмъ не менѣе круглый невѣжда». Чтобы соединить теорію съ практикой, соляріи водятъ своихъ дѣтей въ поле, въ лѣсъ, въ горы и тамъ учатъ ихъ минералогіи, ботаникѣ, земледѣлію и т. д., а также пріучаютъ ихъ къ перенесенію всякихъ лишеній, дѣлаютъ ихъ ловкими и сильными. Изъ всѣхъ этихъ упражненій не исключены и дѣвушки; онѣ, также какъ и мальчики, участвуютъ въ различныхъ гимнастическихъ играхъ, охотятся на дикихъ звѣрей и, такимъ образомъ, подготовляютъ себя къ обученію военному искусству. Мало того, «они, соляріи, заставляютъ молодыхъ людей посѣщать кухни, сапожныя и столярныя мастерскія, мѣста обработки металловъ и т. п., чтобы дать имъ, такимъ путемъ, техническое образованіе и возможность проявить ихъ природныя наклонности». Каждый гражданинъ новой республики долженъ знать нѣсколько ремеслъ, и въ этомъ требованіи Кампанелла сходится съ Платономъ, бывшимъ также противъ прикрѣпленія — обычнаго въ древности и въ средніе вѣка — одной семьи, вмѣстѣ съ ея потомствомъ, къ веденію одного и того же промысла.
Преимущественнымъ почетомъ въ солнечномъ государствѣ пользуются тѣ граждане, которые проявили особенную преданность общественному долгу, «и, — прибавляетъ разсказчикъ, — ничто не кажется имъ болѣе безсмысленнымъ, какъ то, что мы относимся къ своимъ рабочимъ пренебрежительно, и, въ то же время, считаемъ благородными тѣхъ, которые, не принося никакой пользы, живутъ въ довольствѣ и роскоши, такъ какъ для этого у насъ есть рабы, несущіе заботы о нашихъ удовольствіяхъ и удовлетвореніи нашихъ страстей». Каждый полезный трудъ пользуется уваженіемъ, и «солярій не можетъ понять, почему прислуживаніе за столомъ, приготовленіе обѣда или обработка земли должны считаться унизительными занятіями»… Все производство у нихъ регулировано такъ хорошо, что каждому не приходится работать больше четырехъ часовъ въ день; остальное время посвящается отдыху, образованію и развлеченіямъ. Наиболѣе тяжкія и опасныя работы считаются наиболѣе почетными. Время земледѣльческаго труда является у соляріевъ настоящимъ праздникомъ. Въ опредѣленный день они оставляютъ городъ, вооруженные, съ развивающимися знаменами и музыкой, чтобы обработывать свои поля. Этотъ обычай напоминаетъ нѣчто подобное у перуанскихъ инковъ. Въ коммунистическомъ государствѣ Перу, до времени вторженія въ него христіанскихъ варваровъ, существовалъ обычай посвящать третью часть обрабатываемыхъ земель Солнцу, ихъ богу, и получаемую отсюда жатву они употребляли часть на поддержаніе культа, часть на распредѣленіе между своими семьями. Эти земли обрабатывались празднично разодѣтымъ населеніемъ при пѣніи священныхъ гимновъ. Кампанелла, вѣроятно, имѣлъ уже кое-какія свѣдѣнія объ этой интересной странѣ, открытой въ началѣ шестнадцатаго столѣтія; самое названіе философской республики напоминаетъ намъ культъ солнца, какъ высшаго божества инковъ. Нѣкоторыя частности быта «Солнечнаго города» какъ бы заимствованы у перуанской коммуны. Такъ, напримѣръ, и соляріи, и инки относятся къ унаваживанію полей. «Они, — говоритъ генуэзецъ, — не унаваживаютъ своихъ земель, такъ какъ они полагаютъ, что употребленіе навоза приноситъ вредъ плодамъ, подобно тому, какъ у женщинъ, украшающихъ себя румянами, рождаются лишь хилыя дѣти».
Всѣ граждане солнечнаго государства считаютъ себя членами одной и той же семьи; одновозрастные называютъ себя братьями и сестрами, молодые старыхъ — отцами и матерями. Обѣдъ общій въ большихъ столовыхъ залахъ, причемъ молодежь до 20 лѣтъ прислуживаетъ старшимъ. Хотя за обѣдомъ не принято вести разговоровъ, но зато въ это время поются пѣсни или играетъ музыка. Врачи бдительно надзираютъ за пищей и регулируютъ ее сообразно временамъ года и возрасту; но всегда она отличается разнообразіемъ. Нѣкоторое время они хотѣли было питаться одной растительной пищей, но затѣмъ принуждены были признать необходимость потребленія мяса. Опредѣлено, между прочимъ, также и то, сколько разъ должны соляріи принимать пищу въ сутки, именно: взрослые два раза, старики — три и дѣти четыре раза. Съ особенной педантичностью соблюдается у нихъ чистота. Для этого они совершаютъ частыя купанія, обновляютъ столь же часто бѣлье, которое стирается у нихъ въ водѣ, «профильтрованной сквозь песокъ въ особыхъ резервуарахъ». Особенно много потребляется ими благовонныхъ эссенцій; они натираютъ свои тѣла масломъ ароматическихъ растеній и жуютъ каждое утро анитъ (укропъ), ѳиміамъ или петрушку, чтобы сдѣлать свое дыханіе пріятнымъ.
Какъ мужчины, такъ и женщины носятъ одинаковую одежду, «приспособленную для войны», съ той лишь небольшой разницей, что туника у мужчинъ доходитъ до колѣнъ, тогда какъ у женщинъ она немного длиннѣе. Словомъ, равенство половъ проведено до мельчайшихъ деталей.
Привольная и здоровая жизнь, заполненная физическими и духовными упражненіями, разнообразіемъ полезнаго труда и разумными развлеченіями, безъ заботы о завтрашнемъ днѣ, все это дѣлаетъ соляріевъ счастливѣйшими существами на нашей землѣ. Но странно… одно несчастье преслѣдуетъ ихъ особенно часто: эпилепсія, — правда, замѣчаетъ разсказчикъ, «болѣзнь вообще выдающихся личностей, Гераклита, Сократа, Каллимаха и Магомета». Соляріи лѣчатъ ее соотвѣтственными гимнастическими упражненіями и молитвой. Что касается ихъ врачебнаго искусства, то оно столь же просто, какъ и оригинально. Молочныя и винныя ванны, движеніе на чистомъ воздухѣ, музыка, танцы — вотъ и всѣ почти важнѣйшія врачебныя средства. Въ исторіи они не совсѣмъ новы: еще раньше соляріевъ, спартанскія женщины купали своихъ новорожденныхъ въ винѣ, чтобы сдѣлать ихъ крѣпкими, а философъ древности, Демокритъ, вылѣчивалъ, какъ разсказываютъ, ревматизмъ и рѣзь въ почкахъ звуками флейтъ…
Бѣлый цвѣтъ самый распространенный среди соляріевъ; они «презираютъ черный цвѣтъ, особенно любимый японцами». Вся одежда ихъ была бѣлаго цвѣта. Вообще, Кампанелла придавалъ важное значеніе цвѣту платьевъ, ему онъ придавалъ символическое значеніе. Въ одномъ изъ своихъ стихотвореній онъ говоритъ слѣдующее:
"Траурный костюмъ больше всего приличествуетъ нашему вѣку… Это столѣтіе стыдится веселыхъ цвѣтовъ, ибо оно рыдаетъ надъ своимъ декадансомъ, оно плачетъ вслѣдствіе царящей въ немъ тираніи и страдаетъ отъ оковъ, свинцовыхъ пуль и цѣпей, отъ кровожадныхъ героевъ и изнывающихъ въ тоскѣ душъ справедливыхъ.
"…Этотъ цвѣтъ есть также символъ дошедшаго до крайности безумія, дѣлающаго насъ слѣпыми, злыми и мрачными.
«…Но я вижу впереди время, когда всѣ станутъ носить бѣлыя туники, если только высшая воля извлечетъ насъ изъ грязи»…
Что касается организаціи собственности, то и орудія производства, и предметы потребленія изъяты изъ частной собственности; послѣдней, вообще, нѣтъ мѣста въ «городѣ солнца». Въ видахъ поддержанія общественной собственности, воспитаніе и содержаніе дѣтей возложено на общество, что дѣлаетъ лишнимъ образованіе отдѣльныхъ семействъ, ибо, читаемъ мы въ трактатѣ, «частная собственность обусловливается и поддерживается тѣмъ обстоятельствомъ, что каждый изъ насъ имѣетъ отдѣльно собственный домъ». Также, «всѣ вещи владѣются ими сообща и распредѣляются между ними правительствомъ». Хотя соляріи не исповѣдуютъ католической религіи, но охотно читаютъ отцовъ католической церкви, цитируя изъ ихъ писаній мѣста въ подкрѣпленіе своихъ взглядовъ на собственность. Между прочимъ, они ссылаются на Тертулліана, рисующаго намъ солидарную жизнь первыхъ христіанъ, на Климента и другихъ.
Соляріямъ хорошо знакомы возраженія противъ общности имущества, которыя еще Аристотель высказалъ въ защиту частной собственности.
Великій магистръ: Но, какъ возражалъ Аристотель Платону, никто тогда (при общности имущества) не станетъ работать; всякій станетъ полагаться на трудъ другихъ.
Адмиралъ: Чтобы не входить въ пренія по данному вопросу, я скажу лишь, что любовь соляріевъ къ своему отечеству невѣроятна, подобно тому, какъ это, согласно исторіи, было у римлянъ…
Великій магистръ: Также дружбы не можетъ быть среди соляріевъ, такъ какъ у нихъ нѣтъ ничего, что они могли бы взаимно дарить.
Адмиралъ: Даже больше, никто не въ правѣ получать что-либо отъ другого; каждый получаетъ все, въ чемъ онъ нуждается, отъ общины. Однако и у нихъ дружба имѣетъ много случаевъ для своего проявленія, именно: въ битвахъ, во время болѣзни, при изученіи чего-либо, когда каждый старается воодушевить другихъ, помочь имъ, дать имъ совѣтъ и т. д.
Послѣднее возраженіе магистра госпиталійскаго ордена о невозможности дружбы въ странѣ солнца напоминаетъ одинъ историческій фактъ. Вскорѣ послѣ открытія Америки, испанскимъ королемъ посланы были въ страну инковъ ученые правовѣды. Одинъ изъ нихъ, Паоло Ондегардо, узнавъ, что въ Перу нѣтъ ни одного бѣднаго индійца, такъ какъ всѣ отличались благосостояніемъ, приписалъ такой строй дьявольскому внушенію. "При подобныхъ порядкахъ, — писалъ онъ, — не можетъ процвѣтать христіанская любовь къ ближнему, ибо богатые лишены возможности упражняться въ покровительствѣ бѣднымъ, а сыновняя любовь и вовсе изсякнетъ, такъ какъ дѣти освобождены отъ обязанности поддерживать своихъ престарѣлыхъ и бѣдныхъ родителей!…
Въ странѣ солнца матеріальный интересъ пересталъ играть первенствующую роль въ межчеловѣческихъ отношеніяхъ; гражданъ связываютъ здѣсь болѣе высокіе мотивы симпатіи и любви къ родинѣ. «Они богаты, такъ какъ не имѣютъ ни въ чемъ недостатка, и въ то же время они бѣдны, потому что у нихъ нѣтъ собственности: слѣдовательно, они не являются рабами внѣшнихъ условій, а наоборотъ, — ихъ господами».
.Не имѣя частной собственности, они не нуждаются ни въ деньгахъ, ни въ торговлѣ, хотя и покупаютъ у другихъ націй предметы, которые они сами не могутъ производить. «Но такъ какъ они не желаютъ деморализироваться порочными обычаями чужеземныхъ купцовъ, то послѣдніе допускаются лишь въ гавани солнечнаго государства».
Соляріи изумляютъ всѣхъ своимъ гостепріимствомъ. «Они очень любезны и учтивы къ чужимъ, посѣщающимъ ихъ страну; содержатъ ихъ на государственный счетъ. Омывъ иностранцу ноги, соляріи показываютъ ему достопримѣчательности своего города, удѣляютъ ему почетное мѣсто при своихъ общихъ столахъ и выбираютъ изъ своей среды лицъ спеціально для оказанія ему разныхъ услугъ. Въ случаѣ, если чужестранецъ желаетъ стать гражданиномъ ихъ государства, его подвергаютъ двухмѣсячному испытанію; выдержавъ искусъ, онъ становится полноправнымъ членомъ гостепріимной республики».
Таковъ «Городъ солнца», прелюдія земного рая Кампанеллы.
Вышеприведеннымъ мы и закончимъ нашъ краткій очеркъ жизни и соціально-политическихъ идеаловъ итальянскаго утописта, насколько послѣдніе выразились въ знаменитѣйшемъ изъ его трактатовъ, «дающемъ — по словамъ самаго Кампанеллы — понятіе объ образцовомъ государствѣ и непобѣдимомъ градѣ, одно созерцаніе котораго даетъ возможность внѣшняго воспріятія всѣхъ знаній».
Вмѣстѣ съ Джіордано Бруно, Кампанелла принадлежитъ къ той сплоченной фалангѣ свободныхъ умовъ, которая была авангардомъ тогдашней бурной, одушевленной золотыми мечтами эпохи. Оба доминиканца были, употребляя выраженіе Бэкона, novorum hominum primi, истинными піонерами своего времени. Надо было обладать рѣдкимъ мужествомъ, чтобы при багровомъ заревѣ всюду пылавшихъ инквизиціонныхъ костровъ безбоязненно выступить на борьбу противъ традиціонныхъ устоевъ средневѣковой мысли и жизни. Всю колоссальную тяжесть этой борьбы могли вынести на своихъ плечахъ лишь такіе титаны, какъ эти два бѣдныхъ монаха, не отступавшихъ ни на шагъ. Палачи дрожали предъ беззащитными жертвами. Джіордано Бруно справедливо замѣтилъ своимъ инквизиторамъ: «вы больше боитесь объявить мнѣ смертный приговоръ, чѣмъ я — его выслушать». Вступая въ борьбу съ темными историческими силами, эти люди заранѣе знали, что поставили на карту. «Я слышу, — пишетъ, напримѣръ, Джіордано Бруно, — голосъ своего сердца, которое взываетъ ко мнѣ: куда ведешь ты меня, безстрашный боецъ? сократи свой размахъ, умѣрь свой полетъ, такъ какъ слишкомъ большая отвага не останется безнаказанной. Но я возражаю на это: почему мнѣ бояться такого конца? Неустрашимо подымемся мы къ облакамъ и тогда можемъ умереть удовлетворенными, если только небу угодно послать намъ славную смерть»…
Новыя философскія идеи, провозглашенныя этими двумя доминиканцами, въ корнѣ отличались отъ тѣхъ, что проповѣдывалъ средневѣковый католицизмъ. Земля — эта жалкая юдоль стенаній и плача, гдѣ дьяволъ всюду расположилъ свои сѣти для уловленія человѣческихъ душъ, — представлялась имъ воплощеніемъ красоты, а вся природа, даже въ самыхъ ничтожныхъ своихъ проявленіяхъ, — неизсякаемымъ источникомъ жизнерадостнаго изученія. Міръ есть истинный образъ Божій («mondain esse Dei veram stataam»), природа есть воплощенное божество (natura est Deas in rebas) — такъ мыслитъ Джіордано Бруно, и Кампанелла высказываетъ такія же мысли: «Міръ есть великое и совершенное существо, изваяніе самого Божества». Эти религіозно-философскія положенія. во второй половинѣ семнадцатаго столѣтія, были развиты Спинозой, философомъ того же чекана. Его «Natura sive Deus» есть лишь болѣе краткая формулировка идей вашихъ доминиканцевъ. Всѣ тѣла, даже и тѣ, которыя кажутся намъ совершенно безчувственными, одарены, по мнѣнію Кампанеллы, внутренней жизнью. Звѣзды, элементы, растенія, — все это живыя созданія; даже трупы не лишены жизненности, ибо смерть относительна. Богъ живетъ вездѣ и во всемъ, или, что то же, природа въ самой себѣ таитъ свой жизненный принципъ, словомъ — идея всеодушевленія или панисихизма, имѣющая столько сторонниковъ среди замѣчательнѣйшихъ современныхъ философовъ, была одной изъ основныхъ въ философскомъ міросозерцаніи Кампанеллы.
«Я родился, чтобы вести борьбу съ тремя великими бѣдствіями: тиранніей, ханжествомъ и софистикой», говорилъ Кампанелла въ одномъ изъ своихъ сонетовъ, и вся его долголѣтняя жизнь была однимъ неуклоннымъ и мученическимъ выполненіемъ возложенной имъ на себя задачи.
- ↑ О первомъ, Томасѣ Морѣ, см. «Міръ Божій» 1896 г., мартъ, статью проф. Виппера «Утопія Томаса Мора».
- ↑ «Atheismus triumphatus» (т. е. побѣжденный атеизмъ) появился въ 1631 году и далъ врагамъ Кампанеллы новый поводъ возвести противъ него обвиненія въ ереси; именно, утверждали, что онъ притворно обличаетъ атеизмъ, въ дѣйствительности же оказываетъ ему важную поддержку, приписывая атеистамъ новые доводы, до которыхъ они одни никогда не додумались бы и которые онъ лишь для виду и весьма слабо опровергаетъ. Одинъ изъ его критиковъ даже замѣтилъ, что это сочиненіе правильнѣе называть: «Atheismus triumph ans» (т. е. торжествующій атеизмъ).
- ↑ Въ январьской книжкѣ «Вопросовъ философіи и психологіи», за прошлый годъ, была помѣщена о немъ статья М. М. Ковалевскаго, подъ заглавіемъ: «Развитіе идей государственной необходимости и общественной правды въ Италіи». Также И. Щегловъ. «Соціальныя ученія». Изд. 80-хъ годовъ.