Финансовый рыцарь (Дженкинс)/ВЕ 1882 (ДО)

Финансовый рыцарь : Сцены и типы изъ картинъ современныхъ нравовъ
авторъ Эдвард Дженкинс, пер. О. П.

Оригинал: англ. А Paladin of Finance, опубл.: 1882. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: журнал «Вѣстникъ Европы», № 9, 1882

ФИНАНСОВЫЙ РЫЦАРЬ.

Сцены и типы изъ картинъ современныхъ нравовъ, Эдуарда Дженкинса.

I.

Еще памятенъ страшный финансовый кризись, разразившійся въ Парижѣ зимой нынѣшняго года и повлекшій за собой отчасти полное разореніе, отчасти большое сокращеніе состояній у множества лицъ, принадлежащихъ къ высшему, преимущественно клерикальному и легитимистскому обществу Парижа. Мы разумѣемъ катастрофу финансовыхъ предпріятій Бонта. Это событіе дало англійскому романисту Дженкинсу тему для романа подъ заглавіемъ: «А Paladin of Finance», изложеніе котораго мы предлагаемъ вниманію читателей.

Описаніе обширной аферы съ ея разнообразными отношеніями, и ея паденія, дало Дженкинсу поводъ нарисовать живую картину цѣлой области современной жизни, — области крупной аферы, — и вмѣстѣ рядъ ярко очерченныхъ типовъ и портретовъ дѣлового, журнальнаго и клерикальнаго Парижа. На этомъ и сосредоточенъ главный интересъ книги Дженкинса; романическіе эпизоды играютъ въ ней лишь второстепенную роль, поэтому и въ нашемъ очеркѣ они уступаютъ мѣсто основному сюжету романа.

---

Блестящая и разнохарактерная толпа наполняла дворъ Грандъ-Отеля. Былъ тотъ часъ дня, когда самые запоздалые изъ завтракавшихъ въ великолѣпной столовой, по пяти франковъ съ человѣка, съ виномъ, медленно выползали на террасу. Группы и три, четыре человѣка вели оживленные разговоры. Мужчины, закуривая папиросы, съ лѣнивымъ видомъ потягивались на вѣнскихъ стульяхъ. Дамы, изъ которыхъ иныя были молоды и красивы, спускались по широкимъ ступенямъ въ своихъ башмачкахъ на высокихъ каблукахъ, производя на мостовой шумъ, обращавшій вниманіе джентльменовъ на стройныя ножки и изящную обувь, которыя искусно выставлялись на показъ съ помощью чуть-чуть приподнятой вышитой юбки. Иныя выходя дѣлали знакъ старому, но проворному коммиссіонеру, и на зовъ его мгновенно являлись со двора или съ бульвара разнообразные экипажи, подъѣзжали къ крыльцу и забирали нарядно одѣтыхъ дамъ и фешенебельныхъ кавалеровъ. Тутъ были представители почти всѣхъ національностей. Парижане съ неизбѣжной ленточкой въ петлицѣ, большими бантами вмѣсто галстуха, съ навощенными усами, въ блестящихъ шляпахъ, плотно-охватывающихъ шею сюртукахъ и сапогахъ съ высокими каблуками. Вотъ венгерецъ, не безъ успѣха облекшійся въ англійскій утренній костюмъ, хотя его темная кожа и большіе, закрученные вверху уши выдаютъ его національность. Вотъ двѣ прекрасныя дѣвушки, молодыя, высокія, съ почти величавыми движеніями, съ чертами, напоминающими женщинъ Рима, съ темными глазами, опушенными длинными, шелковистыми рѣсницами, говорятъ на музыкальномъ, но незнакомомъ языкѣ, съ довольно безобразнымъ человѣкомъ, лицо котораго, съ темными кругами подъ глазами, обнаруживаетъ признаки кутежа и связанной съ нимъ скуки. Это румынъ съ дочерьми; они пріѣхали провести мѣсяца два и истратить большую часть годового дохода съ заложенныхъ и перезаложенныхъ имѣній въ этомъ раю своихъ единоплеменниковъ. Эта полновѣсная дама въ темно-коричневомъ атласномъ платьѣ, разговаривающая съ высокимъ, худымъ, сѣдовласымъ господиномъ съ аристократической, но отцвѣтшей физіономіей, испанка. Это видно по движеніямъ ея маленькихъ, толстенькихъ, унизанныхъ кольцами рукъ, ногти которыхъ, повидимому, въ траурѣ по покойной щеткѣ, по чернымъ какъ уголь глазамъ и бровямъ, по блестящимъ волосамъ, собраннымъ въ густыя косы и ея красивой головѣ, по рту съ красными губами и мелкими, ровными, блестящими зубами, наконецъ, по ея шляпѣ, богатое кружево которой достаточно грязно, чтобъ вызвать восторгъ самаго пылкаго знатока. Весело смѣются и болтаютъ высокія, сильныя, цвѣтущія дѣвушки съ такимъ же, какъ онѣ, цвѣтущимъ старымъ джентльменомъ. Это англичанки; ихъ большіе блестящіе зубы, голубые глаза съ славнымъ, яснымъ, прямодушнымъ выраженіемъ, и прекрасный цвѣтъ лица составляютъ ensemble, нелишенный своеобразной прелести. Лица постоянно смѣняются точно въ калейдоскопѣ. Они входятъ въ читальню, выходятъ изъ нея, выходятъ изъ дверей ресторана, поспѣшно направляются на телеграфъ, въ контору отеля. Отъ времени до времени съ бульвара влетаетъ посыльный изъ магазина съ пакетами, куафёръ, посланный, возвращающійся съ какимъ-нибудь billet-doux, хорошенькая бонна съ дѣтьми, маклеръ съ биржи, или портниха съ громадной картонкой, заключающей въ себѣ какія-то тайны женскаго туалета. Это цѣлый мірокъ, этотъ Грандъ-Отель, съ его шестью этажами, сотнями слугъ — французовъ, англичанъ, нѣмцевъ, итальянцевъ, венгерцевъ, шведовъ, швейцарцевъ, креоловъ, арабовъ. Онъ самъ себя снабжаетъ газомъ, электричествомъ, паромъ, торгуетъ виномъ, сигарами, имѣетъ свои рестораны и cafés, отводитъ помѣщенія для баловъ, свадебныхъ завтраковъ, общественныхъ обѣдовъ. Всего изумительнѣе — его счеты.

Это также и дѣловой центръ. Онъ служитъ мѣстомъ rendezvous для агентовъ финансистовъ. Сюда стекаются остроумные американцы съ патентами, благодаря которымъ должны составить себѣ колоссальныя состоянія. Вотъ джентльменъ изъ Бразиліи, владѣющій шестью золотоносными розсыпями или пространствомъ въ нѣсколько тысячъ квадратныхъ миль на рѣкѣ Уругваѣ, истымъ раемъ; онъ готовъ уступить свои сокровища всего за нѣсколько милліоновъ. Вотъ группа англичанъ, чающая невозможной концессіи для проведенія желѣзно-конной дороги по бульварамъ, и другая, которая ведетъ переговоры для заключенія контракта по устройству канала на югѣ. Ежедневно въ этотъ удивительный каравансерай слетается съ полъ-дюжины джентльменовъ съ проектами въ карманѣ, и къ нимъ, какъ мухи къ меду, льнутъ мѣстные или натурализированные прожектеры, которыми изобилуетъ Парижъ.

Однажды, въ октябрѣ, у одного изъ столиковъ опустѣлаго ресторана отеля одиноко сидѣлъ джентльменъ. Стрѣлки часовъ показывали пять минутъ третьяго. Джентльменъ сидѣлъ тутъ уже болѣе получаса. Слуга гасконецъ подходилъ къ нему два раза и съ особеннымъ удареніемъ спрашивалъ:

— Угодно ли, monsieur, кофе, ликеру, сигаръ?

Monsieur отказывался отъ предлагаемаго жестомъ, и во второй разъ такимъ сердитымъ и повелительнымъ, что сконфуженный garèon, оскорбленный въ своихъ святѣйшихъ чувствахъ, отошелъ бормоча сквозь зубы; sacr-r-é juif! что не дѣлало чести его проницательности. Единственнымъ оправданіемъ для него могло служить, что въ глазахъ лакея всякій, кто ничего не заказываетъ, жидъ.

Джентльменъ былъ не еврей. Довольно трудно было разгадать, кто это былъ. Одѣтъ онъ былъ какъ парижанинъ, правда, съ легкими преувеличеніями, что было особенно замѣтно на шляпѣ, сапогахъ и перехватѣ сюртука посрединѣ — утверждать, что у него имѣется талья, значило бы льстить ему; по фигурѣ, онъ смотрѣлъ человѣкомъ лѣтъ пятидесяти, который «пожилъ». Онъ былъ ниже средняго роста и сильно сложенъ. Правая рука его легко покоилась на маленькомъ желѣзномъ столикѣ, черезъ край котораго свѣшивалась кисть ея, небольшая, бѣлая, но мускулистая. Онъ вертѣлъ между пальцами свѣтло-сѣрую перчатку, и этимъ движеніемъ выказывалъ кольцо съ крупнымъ изумрудамъ. Другая рука была небрежно перекинута черезъ спинку стула, на которомъ онъ сидѣлъ бокомъ, рука эта была въ перчаткѣ, двумя пальцами ея онъ держалъ трость, съ великолѣпныхъ шаромъ изъ лаписъ-лазули, обвитымъ золотой змѣей вмѣсто набалдашника. Набалдашникъ этотъ онъ, въ разсѣянности, отъ времени до времени сосалъ, потомъ отнималъ отъ губъ, вынималъ карманные часы, взглядывалъ и на стѣнные, и снова предавался размышленіямъ.

Всякій, кто случайно взглянулъ бы на этого человѣка, прошелъ бы мимо съ убѣжденіемъ, что онъ очень некрасивъ, но артистъ былъ бы пораженъ мощью, которая сказывалась во всѣхъ чертахъ его.лица. Вотъ онъ снялъ шляпу, мы можемъ изучать его. Лицо это довольно большое; впечатлѣніе это, быть можетъ, усиливается округленностью линій. Его высокому лбу соотвѣтствуетъ широкій, почти квадратный подбородокъ. Густые, черные волосы, съ очень легкой просѣдью, покрываютъ его большую голову. Цвѣтъ лица у него смуглый, но яркій румянецъ играетъ на щекахъ, до половины которыхъ доходятъ короткіе, англійскіе бакенбарды. Нижняя часть лица и губы чисто выбриты, ротъ маленькій, но суровый, съ полной, слегка нависшей верхней губой. Его темныя, красиво очерченныя брови нависли надъ черно-карими глазами — глазами, въ которыхъ заключается странная, магнетическая сила. Невозможно читать въ этихъ глазахъ, такъ какъ цвѣтъ ихъ и выраженіе, повидимому, никогда не мѣняются. Какое бы душевное волненіе ни сказывалось въ остальныхъ чертахъ, въ сжатіи ноздрей большого носа, въ какой-то игрѣ бровями, въ глазахъ ничего прочесть нельзя было. Они оставались темными и загадочными.

Часы показываютъ четверть третьяго, половину. Люди приходятъ и уходятъ. Джентльменъ надѣлъ шляпу, еще разъ взглянулъ на свои часы, но тутъ взглядъ его упалъ на фигуру, проходившую подъ аркой, которая составляла входъ въ ресторанъ.

Онъ быстро встаетъ, и сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, снимаетъ шляпу и протягиваетъ вновь прибывшему обѣ руки, т.-е. въ сущности два пальца, такъ какъ въ одной держитъ шляпу, въ другой — палку.

— Наконецъ, г. Дюмарескъ! Я боялся, что не увижу васъ сегодня, я ждалъ цѣлый часъ, — сказалъ онъ на отличномъ, французскомъ языкѣ, хотя съ яснымъ иностраннымъ акцентомъ.

— Тысячу извиненій, г. Космо, — отвѣчалъ парижанинъ: — но я былъ занятъ нашимъ дѣломъ. У меня отъ разговоровъ пробудилась жажда. Сядемъ, выпьемъ чего-нибудь. Что прикажете?

— Ничего, благодарю васъ, я никогда не ѣмъ и не пью въ недоказанное время.

— Diable! Вы пуританинъ или фратеръ? Garèon, рюмку вермута.

Слуга пріостановился и взглянулъ на своего жида.

— А monsieur? — наивно спросилъ онъ.

— Monsieur проситъ васъ отправляться къ чорту и не надоѣдать ему, — воскликнула жертва, въ глазахъ которой блеснулъ почти зеленый огонекъ, напугавшій лакея.

— Жидъ, да еще какой! — бормоталъ онъ, поспѣшно удаляясь за вермутомъ. — Вѣнскій!

— Эдакая масса негодяевъ-швейцарцевъ въ этомъ отелѣ. Suisse de nation, aubergiste de profession et voleur par habitude, какъ говорится гдѣ-то. Въ третій разъ этотъ человѣкъ у меня спрашиваетъ, что мнѣ угодно. Я живу въ отелѣ, сейчасъ здѣсь завтракалъ и имъ еще нужно грабить. Люди эти смотрятъ на всякаго, какъ на предметъ эксплуатаціи.

— А вы? — засмѣялся Дюмарескъ. — Вы не думаете, что человѣческія существа созданы для эксплуатаціи?

Собесѣдникъ его пожалъ плечами, щеки его на минуту слегка вспыхнули.

— Нѣтъ, — серьёзно отвѣчалъ онъ. — Я не изъ тѣхъ людей, которые эксплуатируютъ своихъ собратій. Я честно предлагаю имъ свой умъ и опытность — за извѣстную плату. Плату я назначаю. Деньги не пропадутъ.

— Отлично, никогда не слѣдуетъ быть слишкомъ скромнымъ. Великіе геніи потерпѣли неудачу за отсутствіемъ надлежащей самооцѣнки. Этимъ вы никогда не погрѣшите. Вы именно то, что нужно доя Парижа, въ который вы теперь вступаете при самыхъ благопріятныхъ обстоятельствахъ. Скромность въ мужчинѣ или женщинѣ уже болѣе не въ модѣ.

Ироническій тонъ говорившаго придавалъ истинный смыслъ этнъ замѣчаніямъ.

Дюмарескъ былъ высокій блондинъ, съ изящными манерами. Черты его длиннаго, узкаго лица были пріятны, но некрасивы. Его каштановые волосы вились. У него были очень густыя брови, покатый лобъ, сѣровато-голубые глаза, крупные зубы, пріятно очерченный ротъ, красивая мягкая борода, подстриженная à l’espagnole. Вообще лицо это могло нравиться женщинамъ. Онъ былъ молодъ, на видъ ему можно было дать около тридцати лѣтъ.

— Г. Космо, я видѣлъ маркиза.

— И монсеньора?

— И монсеньора и маркизу. О, маркиза, что за красота, что за остроуміе; что за дѣловитость!

— И что за скупость! — прервалъ собесѣдникъ, посматривая на него сбоку.

— Вы слишкомъ практичны, въ васъ нѣтъ никакой поэзіи; можетъ быть, она и любитъ деньги…

— Къ дѣлу, что сказалъ монсиньоръ?

Дюмарескъ готовился отвѣчать, но Космо прижалъ палецъ и губамъ.

— Тише! видите ли вы этого англичанина, что сейчасъ вошелъ, онъ слѣдитъ за нами..

— Это — Дараель.

— Да, онъ поридочный финансистъ. Онъ подалъ мысль въ родѣ моей идеи о созданіи крупнаго, католическо-финансоваго центра. Узнай онъ о нашихъ планахъ, онъ можетъ попытаться разрушить ихъ.

— Онъ не можетъ повредить намъ, синьоръ Космо. Увѣряю васъ, что письма его святѣйшества и кардинала Беретты произвели на монсеньора самое глубокое впечатлѣніе. Мы можемъ разсчитывать на него и, я думаю на маркизу. Все зависитъ отъ впечатлѣнія, которое вы на нее произведете. Я видѣлъ ее два часа тому назадъ и обѣщалъ привезти васъ въ половинѣ чегвертато. Пора ѣхать.

Дюмарескъ расплатился; они вышли и сѣли въ одинъ изъ самихъ нарядныхъ coupé изъ стоявшихъ у крыльца.

Дирвель слѣдилъ за ними изъ окна читальни.

— Что-то затѣвается, — размышлялъ онъ. — Космо этотъ близкій другъ Беретты, тотъ въ свою очередь близкій другъ и совѣтникъ его святѣйшества; а Дюмарескъ, хотя онъ легитимистъ, ультрамонтанъ, полу-фанатикъ, полу-философъ, энтузіастъ и умный свѣтскій человѣкъ, пуританинъ, когда совѣсть его возбуждена, и развратникъ, когда ему удастся усыпить ее посредствомъ исповѣди; все же не дурной дѣлецъ, что доказывается успѣхомъ его журнала въ этой безумной республикѣ. Надо разузнать, что они затѣваютъ. Парижъ теперь точно только-что вспаханное поле, вороны всегда слетаются туда, гдѣ много червей.

Дюмарескъ и Космо быстро катили по итальянскому бульвару. Журналистъ воспользовался нѣсколькими минутами, ocтaвавшимися до свиданія съ маркизой, чтобы заочно познакомить съ нею своего союзника.

— Въ качествѣ издателя и редактора, добраго друга, — говорилъ онъ, — мнѣ удалось проникнуть въ замкнутый кружокъ истой и притомъ глубоко-религіозной аристократіи. Маркиза де-Рошре — одна изъ руководительницъ этого общества, которое, оставаясь вѣрнымъ бѣлому знамени и католической религіи — эти два понятія нераздѣльны — составляетъ въ Парижѣ маленькій оазисъ религіозности и легитимизма. Маркиза — восторженно вѣрующая и вполнѣ свѣтская женщина. Это — сила. По утрамъ будуаръ ея полонъ епископовъ и духовныхъ лицъ, позднѣе въ ея салонахъ толпятся самые блестящіе и веселые представители большого свѣта. Вліяніе ея громадно. У нея самыя солидный связи въ Римѣ, Мадридѣ, Лондонѣ, Брюсселѣ, даже въ Берлинѣ и Петербургѣ, гдѣ мы, вообще, не можемъ похвастаться вліяніемъ. Она обладаетъ искусствомъ оставлять свое благочестіе въ своей молельнѣ; иностранные дипломаты и великіе мира сего считаютъ ее капризной, свѣтской женщиной, а благочестивые католики признаютъ ее столпомъ и поборницей вѣры. Она неутомимая работница. Переписка ея огромна. Часть ея она ведетъ собственноручно, кромѣ того у нея два секретаря: одинъ — священникъ, ея капелланъ отецъ Taille-Méche, другой — Антуанъ де-ла-Гунъ, свободный мыслитель, писатель, поэтъ, даже художникъ. Онъ ее боготворитъ, отдалъ бы за нее душу чорту, еслибъ вѣрилъ, что у него есть душа. Его обширный умъ совершенно къ ея услугамъ. Онъ отличнѣйшій дѣлецъ и управляетъ всѣми дѣлами маркиза.

— А велико ли состояніе маркиза? — вскользь спросилъ Космо.

— Не съумѣю вамъ сказать. Отъ десяти до сорока милліоновъ. Онъ очень скрытенъ.

— Что онъ, гдѣ нибудь директорствуетъ?

— Нѣтъ, его приглашали, послѣ войны, но онъ отказался. Онъ презираетъ и ненавидитъ республику. Но вотъ и отелъ де-Рошре.

Купе въѣхалъ въ ворота на улицѣ St.-Dominique и остановился у подножія широкой мраморной лѣстницы. У входа посѣтителей встрѣтили два напудренныхъ лакея въ богатой ливреѣ, шелковыхъ чулкахъ и башмакахъ, и съ поклономъ раздвинули передъ ними тяжелую портьеру изъ смирнскаго ковра.

Гости подъ предводительствомъ солиднаго слуги во фракѣ прошли залу съ краснымъ ковромъ и мебелью изъ темнаго дуба, три роскошныхъ гостиныхъ, въ стилѣ Людовика XIV, Людовика XV и Людовика XVI — это оригинальное сопоставленіе было фантазіей маркизы — послѣ чего слуга, однимъ движеніемъ, растворилъ бѣлую съ золотомъ дверь и не громко, но отчетливо доложилъ:

— Г. Дюмарескъ, г. Космо.

Они поклонились, дверь за ними затворилась, и маркиза, сидѣвшая за большимъ бюро, покрытымъ книгами и бумагами, поднялась со стула.

Космо былъ пораженъ ея красотой и свободой, простотой и достоинствомъ ея движеній. Она протянула руку Дюмареску, который пожалъ ее à l’anglaise, и остановилась, ожидая, чтобы онъ представилъ ей своего пріятеля.

— Марика, это — мой другъ синьоръ или лучше, такъ какъ онъ собирается сдѣлаться парижаниномъ — monsieur Космо.

Прежде чѣмъ маркиза отвѣтила на поклонъ посѣтителя, она замѣтила его лицо, фигуру, платье, и даже поставила себѣ о немъ мнѣніе.

Она опустилась на мягкій стулъ и движеніемъ руки пригласила гостей послѣдовать ея примѣру.

Они сѣли. При этомъ движеніи итальянецъ обнаружилъ грацію и гибкость, свойственныя его націи. Къ нему возвратилось его самообладаніе. Маркизѣ нѣсколько минутъ казалось, что она ничего не видитъ кромѣ его глазъ. Онъ, дѣйствительно, смотрѣлъ на нее упорнымъ, магнетическимъ взглядомъ.

— Вы, вѣроятно, мало знаете Парижъ? — съ улыбкой сказала она, обращаясь къ итальянцу.

— Напротивъ, — съ легкимъ поклономъ отвѣчалъ онъ, — я хорошо его знаю. Я провелъ здѣсь годъ въ царствованіе Луи-Филиппа.

Дюмарескъ слегка вздрогнулъ. Маркиза осталась совершенно спокойной.

— Это было несчастное время, — замѣтила она, — для Франціи и для праваго дѣла. Но вы, вѣроятно, были тогда очень молоды?

— Я былъ въ іезуитской коллегіи, въ rue de Sèvres. Потомъ, при имперіи, я нѣсколько разъ бывалъ здѣсь по дѣламъ — частью финансовымъ, частью политическимъ. Я былъ въ то время довѣреннымъ агентомъ кардинала Везинелли.

— А теперь вы другъ моего друга, кардинала Беретты, какъ видно изъ его письма.

— Его преосвященство дѣлаетъ мнѣ величайшую честь, позволяя мнѣ такъ называться.

— Лучшей рекомендаціей вы запастись не могли, какъ отъ него и г. Дюмареска.

— Я объяснилъ вамъ, маркиза, — вставилъ послѣдній, — цѣль пріѣзда г. Космо въ Парижъ и характеръ великой финансовой идеи, для развитія которой онъ сюда явился. Вы благосклонно разрѣшили мнѣ представить вамъ сегодня г. Космо. Едва ли вы будете расположены сразу вдаться въ подробности; можетъ быть, вы пожелаете, чтобъ г. де-ла-Гупъ присутствовалъ при этомъ разговорѣ. Мы будемъ къ вашимъ услугамъ во всякое время, какое вамъ угодно будетъ назначить.

— Нѣтъ минуты благопріятнѣе настоящей! — съ удареніемъ сказалъ Космо, прежде чѣмъ маркиза успѣла выговорить слово. — Дѣло колоссальное, не терпящее отлагательства. Не найдете ли возможнымъ, маркиза, посвятить ему теперь же нѣсколько минутъ?

Дюмарескъ не вѣрилъ ушамъ своимъ. Маркиза отнеслась къ этой выходкѣ очень милостиво.

— Вы правы, г. Космо, — отвѣтила она съ своей чарующей улыбкой. — Я горю нетерпѣніемъ слышать отъ васъ самихъ о вашихъ проектахъ. Г. Дюмарескъ, потрудитесь позвонить.

Жакъ явился.

— Меня нѣтъ дома ни для кого. Передайте мой поклонъ господину де-ла-Гупъ, и попросите его написать г. Дарвелю и пригласить его завтракать на завтра. Въ пять часовъ подайте намъ чаю.

Когда безмолвный слуга удалился, хозяйка спокойнѣе усѣлась въ своемъ креслѣ, скрестила руки на груди и съ улыбкой обратилась къ Космо со словами:

— Теперь я совершенно къ вашимъ услугамъ.

Космо поклонился и обнаружилъ больше наивности, нежели такта, сказавъ:

— Очень радъ, что разъ въ жизни встрѣтилъ женщину рѣшительную и дѣловую. Увѣренъ, что въ лицѣ вашемъ, маркиза, найду одну изъ самыхъ своихъ горячихъ и сильныхъ сотрудницъ.

Дюмарескъ со страхомъ посматривалъ на маркизу, которая осталась непроницаемой.

— Не будемъ тратить времени на комплименты, — спокойно замѣтила она. — Мнѣ хочется вполнѣ усвоить себѣ вашъ проектъ. Я попрошу васъ объяснить мнѣ его во всѣхъ подробностяхъ.

Космо въ душѣ восхищался величавымъ спокойствіемъ и силой этой женщины. Ему хотѣлось произвести на нее впечатлѣніе. Пока онъ, задумавшись, собирается съ силами, мы набросаемъ портретъ его будущей слушательницы. Маргарита де-Рошре была не только самая блестящая, она была одна изъ самыхъ прекрасныхъ женщинъ Парижа. Красота ея была въ своемъ зенитѣ. Это была не спокойная и симпатичная красота, это была красота поразительная, сіяющая, величавая. А между тѣмъ въ ней не было ничего надменнаго: она очаровывала людей, вызывала ихъ поклоненіе. Размѣры продолговатаго личика, отъ черты, гдѣ волны роскошныхъ каштановыхъ волосъ раздѣлялись надъ лбомъ, до прелестнаго подбородка съ ямочкой, и отъ виска до виска, сводили художниковъ съ ума. Дивные каріе глаза, глубокіе, мягкіе; тонкія брови; лобъ такой, что закройте вы ей все остальное лицо, и художникъ угадаетъ, что это лобъ прекрасной и умной женщины. Носъ почти чисто-греческій, такъ же какъ и губы, иногда складывавшіяся въ гримасу, то полудѣтскую, то выражающую гнѣвъ богини. Волосы просто причесаны, съ косой и локонами на затылкѣ, какъ у греческой статуи. Ростъ средній, фигура достигла полнаго развитія только теперь, въ тридцать лѣтъ. Она безукоризненна, и по твердости своихъ очертаній напоминаетъ Діану. Маркиза слѣдитъ за модой настолько, насколько это необходимо, но рабски ей не подчиняется. И въ настоящую минуту платье ея падаетъ вокругъ ея стана граціозными складками.

Космо началъ съ того, что нѣсколькими мастерскими штрихами очертилъ положеніе католической церкви въ Европѣ, и различныхъ силъ Антихриста: англійскихъ протестантовъ, французскихъ, бельгійскихъ и швейцарскихъ атеистовъ, республиканцевъ и соціалистовъ, нѣмецкой культуры, итальянскаго возмущенія противъ папскаго престола, славянъ, греческой церкви и, наконецъ, евреевъ. «Эти, говорилъ онъ, стоятъ всѣхъ остальныхъ, вмѣстѣ взятыхъ. Ихъ сила — финансы. Посмотрите, что происходитъ. Протестантизмъ чахнетъ подъ палящимъ солнцемъ науки, разума, достигшихъ своего зенита. Старые протестантскіе проповѣдники пытались вызвать раціоналистическій энтузіазмъ — но уже въ самыхъ этихъ словахъ заключается противорѣчіе. Нельзя разсуждать и вѣровать. Пуританскія вѣрованія въ Англіи, Шотландіи и Америкѣ сдаются, такъ какъ ихъ нельзя примирить съ исторіей и наукой, — не говоря о философіи, которая сама ни что иное какъ догадка, возведенная въ систему, — тогда какъ сами эти вѣрованія опираются на безусловный авторитетъ. Безбожіе распространяется повсюду на континентѣ. Безбожіе логичнѣе протестантства. Помните, что безбожіе — естественный и старый врагъ католической церкви. Оно было побѣждено прежде, будетъ побѣждено и впредь. Соціализмъ, — это отрицаніе всякой власти, — въ его смягченныхъ формахъ: ограниченной монархіи, конституціоннаго правленія, республиканства, коммунизма, есть только протестантизмъ, доведенный до его логическихъ крайностей. Но евреи, маркиза, это сила, превосходящая всѣ остальныя. Почему? Потому что она предлагаетъ не однѣ надежды на всякія блага въ невѣдомой вѣчности, а наслажденіе настоящимъ. Сила эта есть сила денегъ, то-есть, правительственная власть, власть надъ полиціей, арміями, печатью. Какъ вы думаете, что болѣе всего способствовало усиленію протестантства? Протестанты вамъ скажутъ: доказательства, энтузіазмъ и пр., и пр. Я говорю: громадныя богатства и дѣловая энергія протестантскихъ странъ. Посмотрите на чудовищное богатство Великобританіи! Она ежегодно тратитъ милліоны на одну религіозную пропаганду — имѣетъ хорошо оплаченныхъ миссіонеровъ по всему земному шару. Сколько сотенъ милліоновъ истратила эта нація на поддержку и распространеніе своихъ протестантскихъ мнѣній! Она тратить милліоны на свои любимыя идеи. Но, какъ финансисты, англичане — несмысленные младенцы въ рукахъ евреевъ. Далѣе, что способствовало поддержанію католичества во Франціи со временъ революціи? Проповѣди? Литература? ваши полемическія газеты? — онъ вскользь взглянулъ на Дюмареска, который былъ совершенно уничтоженъ. — Нѣтъ, громадное богатство конгрегацій! Республиканскіе вожаки это поняли и стараются убѣдить народъ наложить кощунствующую руку на собственность церкви и превратить ее въ безсильную проповѣдницу догматовъ. Съ другой стороны еврей притягиваетъ все къ себѣ. Его второй исходъ страшнѣе перваго. Его новая обѣтованная земля — весь міръ. Они покупаютъ все: жатву крестьянина прежде, чѣмъ она взойдетъ, помѣстья аристократовъ. Въ Австріи, Венгріи, Румыніи въ ихъ рукахъ всѣ водочные заводы, такъ какъ они одни ухитряются платить налогъ только на 30 % своего производства. Кому принадлежатъ лучшіе дома въ Вѣнѣ, въ Берлинѣ? Евреямъ. Двѣ трети „Unter den Linden“ — въ ихъ рукахъ, на глазахъ самого императора Вильгельма. Сила ихъ все растетъ, вліяніе усиливается съ распространеніемъ роскоши и цивилизаціи. Стеклянныя бусы въ глазахъ обнаженнаго дикаря дороже золота, но по мѣрѣ того, какъ искусство и мода оказываютъ вліяніе на производство самыхъ обыденныхъ предметовъ, золото становится необходимостью. Сила эта, повторяю маркиза, представляетъ величайшую опасность для католицизма. Она подрываетъ всякую религію, взываетъ къ моднымъ страстямъ: къ алчности, честолюбію, жаждѣ удовольствій наживѣ, власти!»

Маркиза слушала эту рѣчь съ возрастающимъ вниманіемъ. Сначала она сидѣла наклонивъ голову, но по мѣрѣ того какъ онъ говорилъ и слова его лились точно раскаленная лава, она подняла голову, устремила на него глаза, слѣдила за движеніемъ его губъ, за его оживленными жестами, съ нескрываемымъ участіемъ. Да, онъ побѣдилъ. Онъ заставилъ ее выдти изъ своей раковинки и, наконецъ, обнаружить свои чувства!

Тутъ онъ коснулся великой идеи.

Церковь богата, очень богата. Богатства, завѣщанныя ей учредителями различныхъ религіозныхъ обществъ, несмѣтны. Но все это не организовано и не эксплуатируется. Лежащее втунѣ богатство теряетъ свою жизненность, становится не благомъ, а ядомъ. Евреи никогда не держатъ денегъ въ карманѣ. Если католицизмъ хочетъ постоять за себя, онъ долженъ побѣдить еврея.

— Какимъ образомъ? — спросила маркиза.

— О, это вопросъ чисто техническій, объяснять долго, — онъ взглянулъ на украшенные драгоцѣнными камнями часы, стоявшіе на столѣ: — вы приказали подать чай въ пять часовъ. Подробности мы отложимъ до другого раза. Слѣдуетъ слить во-едино капиталы всего католическаго міра, предпринять что-нибудь грандіозное, начать строить желѣзныя дороги. На востокѣ Европы, и Венгріи, на Балканскомъ полуостровѣ, въ нихъ нуждаются. Эксплуатировать каменный уголь, желѣзо, золото, ртуть. Надо обратить вниманіе на печать, составить компанію, скупить самыя вліятельныя газеты, заставить міръ смотрѣть на событія сквозь очки религіи.

Тутъ Жакъ вошелъ и разставилъ чайный приборъ севрскаго фарфора на небольшомъ крытомъ бархатомъ столикѣ возлѣ кресла маркизы. Она сама разлила чай. Рука ея слегка дрожала, когда она подала чашку Космо.

Онъ это замѣтилъ.

— Но какъ же вы намѣрены осуществить вашъ проектъ? — спросила она.

— Этого вопроса я ожидалъ отъ вашей проницательности, маркиза. Во-первыхъ, я забылъ упомянутъ объ очень важномъ дѣлѣ, о крайне интересномъ фактѣ. Его святѣйшество папа, черезъ кардинала Беретту, удостоилъ подробно ознакомиться съ этимъ проектомъ. Онъ даже далъ ему venerabilissima sanctio своего одобренія — папское благословеніе. Онъ приказалъ письменно о томъ засвидѣтельствовать; вотъ копія съ этого документа, снятая кардиналомъ Береттой.

Онъ вынулъ ее изъ кармана съ благоговѣйной миной, развернулъ и прочелъ звучнымъ взволнованнымъ голосомъ; затѣмъ передалъ бумагу маркизѣ, которая взяла ее точно это былъ волосъ святой Маргариты, ея особой покровительницы.

Пока она еще находилась подъ вліяніемъ этого замѣчательнаго документа, онъ съ новымъ жаромъ продолжалъ:

— Это не все, что я привезъ съ собой. У меня бездна предложеній, проектовъ, двѣ концессіи на постройку желѣзныхъ дорогъ, одна на устройство новой компаніи пароходства по Дунаю: въ этихъ дѣлахъ сотни милліоновъ, которыя мы отвоюемъ для католической церкви, для пропаганды, для вѣрныхъ; черезъ пять лѣтъ мы будемъ царить на европейскихъ биржахъ!

Онъ замолчалъ и взглянулъ на маркизу. Она была побѣждена. Ея умъ, смѣлый и восторженный отъ природы, сочувствовалъ человѣку, способному задумать и такъ искусно формулировать подобный проектъ. Она встала и протянула ему руку.

— Это по истинѣ великая идея, — сказала она, — идея великаго ума. Я совершенно въ вашимъ услугамъ. Г. Дюмарескъ, отъ всего сердца благодарю васъ, что вы доставили мнѣ такое интересное и пріятное знакомство. Научите меня, чѣмъ я могу быть вамъ полезна, и я всегда готова дѣйствовать съ вами и въ вашихъ интересахъ.

Дюмарескъ и Космо спускались съ лѣстницы. Космо сіялъ, хотя старался скрыть свою радость; журналистъ былъ задумчивъ, онъ понялъ, что тотъ, кому онъ думалъ было покровительствовать, болѣе въ немъ не нуждается. Космо сознавалъ, что однимъ камнемъ убилъ двухъ зайцевъ.

II.

По возвращеніи въ отель, Космо написалъ маркизѣ записку, въ которой просилъ ее, при свиданіи съ его старымъ пріятелемъ Дарвелемъ, ничего не говорить объ его проектѣ. Дарвель также не дремалъ: воспользовавшись благопріятной минутой, когда Космо былъ одинъ въ ресторанѣ отеля, онъ подошелъ къ нему и старался разузнать объ его намѣреніяхъ, что, конечно, ему не удалось. Космо сидѣлъ въ задумчивости, находясь еще подъ вліяніемъ этого разговора. Изъ раздумья его вывело появленіе новаго лица. Человѣчекъ этотъ, снявъ шляпу, молча кланялся ему. Ростомъ онъ былъ съ покойнаго Тьера, но этимъ сходство ограничивалось. У него были коротко подстриженные сѣдые волосы, низкій лобъ, широкое и плоское лицо. Одѣтъ онъ былъ очень тщательно, на видъ ему можно было дать лѣтъ шестьдесятъ.

— Вотъ и вы, г. Чекъ, отлично, пойдемте!

И дружески взявъ вновь прибывшаго подъ руку, Космо поспѣшно увлекъ его изъ отеля.

Черезъ нѣсколько минутъ они вошли въ простенькій ресторанъ, на двери котораго было написано «Vian». Главный гарсонъ, уважавшій въ лицѣ Космо почетнаго посѣтителя, провелъ ихъ въ отдѣльный кабинетъ. Только когда супъ былъ на столѣ и слуга вишелъ, Чекъ заговорилъ:

— Я видѣлъ Пуловскаго.

— Чтоже онъ говоритъ?

— Онъ въ восторгѣ; говорить, что ваша идея — настоящее Колумбово яйцо.

— Фразы; но что онъ сдѣлаетъ?

— Подпишется самъ на тысячу акцій, да для пріятелей возьметъ до пяти тысячъ. Онъ берется доставить двухъ директоровъ изъ «Argent Comptant», одного изъ крупнѣйшихъ финансовыхъ учрежденій Парижа, гдѣ почти всѣ директора — католики.

— Отлично, вотъ это — дѣло!

— Но… я нахожу условія его несообразными.

— Чего онъ требуетъ?

— Пятьсотъ учредительскихъ акцій за помѣщеніе пяти тысячъ, и десять тысячъ франковъ деньгами, за каждаго изъ директоровъ.

Космо сдѣлалъ гримасу.

— Ну, хорошо дадимъ.

— Былъ я у Перигора. Онъ занимается дѣлами францисканцевъ и многихъ высшихъ духовныхъ лицъ; сначала онъ былъ очень сдержанъ, но когда я ему показалъ письмо кардинала Беретты, обращеніе его совершенно измѣнилось. Онъ сказалъ, что совершенно къ вашимъ услугамъ. Онъ долженъ на дняхъ получить около милліона франковъ отъ своихъ довѣрителей и постарается хотя часть ихъ помѣстить въ наше дѣло. Онъ повидаетъ Галюша, знаменитаго натаріуса- іезуита, завтра.

— Браво, г. Чекъ — за ваше здоровье!

— И за успѣхъ нашего дѣла. Но условіе Перигора…

— Какъ, и онъ также? Сколько?

— Пять процентовъ въ бумагахъ французскаго банка.

— Онъ не беретъ акцій?

— Ни на одинъ франкъ.

— Скажу вамъ, г. Чекъ, это просто грабежъ!

— Завтракалъ я съ Стюкатбромъ; онъ объявилъ, что если будетъ подписка на весь капиталъ, солидное правленіе и участіе господъ Абирамъ и К®, вы получите гарантію — онъ за это ручается. Онъ имѣетъ большое вліяніе на своихъ товарищей по биржѣ.

— Прекрасно. Дѣло подвигается.

Чекъ слегка кашлянулъ.

— Но, — началъ онъ.

— Но что? Сказали же вы ему, что я заплачу 100,000 фр. деньгами, и дамъ 500 учредительскихъ акцій?

— Сказалъ, но онъ смѣется. Онъ говоритъ, что взялъ бы столько съ небольшой поземельной компаніи въ Египтѣ, съ капиталомъ въ пять милліоновъ франковъ. Говоритъ, что надо заплатить нѣсколькимъ членамъ синдиката, и не акціями, а наличными деньгами. Одни М* и Н*, потребуютъ каждый по двадцати тысячъ, да еще четверо по десяти, по меньшей мѣрѣ. Кромѣ того, главный конторщикъ X*, его задобрить необходимо. Онъ и не посмотритъ меньше какъ на 10,000 фр. Да и самъ Оповатеръ. Вообще необходимо раздать около 250,000 фр., не считая акцій.

Глава Космо сверкали, онъ почти не видѣлъ своего собесѣдника. Воображеніе рисовало ему его враговъ, евреевъ, въ его власти. Онъ вскинулъ головой жестомъ, выражавшимъ силу и вызовъ, и бѣдному Чеку, показалось, что Космо видитъ въ его карманѣ портфель, а въ этомъ портфелѣ три письма, въ которыхъ лица, о которыхъ только-что шла рѣчь, обязывались не забывать его. Тутъ же лежало письмо самого Космо, гдѣ выведены были хорошіе итоги «за коммиссію»: и то сказать, зачѣмъ агенту или посреднику брать барыши одной рукой, когда Богъ для этой цѣли далъ ему двѣ?

Изъ такихъ людей, какъ господинъ Чекъ, въ одномъ Парижѣ можно составятъ полкъ. Это — интересный продуктъ цивилизаціи. Они знаются съ министрами, аристократами, финансистами, публицистами. Нѣкоторые служили на дипломатическомъ поприщѣ, и найдя невыгоднымъ лгать въ интересахъ отечества, стали, какъ люди практичные, лгать для собственной пользы. Въ числѣ ихъ можно найти отставныхъ офицеровъ, бывшихъ секретарей министровъ, писателей, вышедшихъ изъ моды, и пр., и пр.

Пока Космо велъ свои апроши, маркиза не переставала думать о немъ и его проектѣ. Ея изящный и самодовольный секретарь, Антуанъ де-ла-Гупъ засталъ ее, на другой день послѣ ея свиданія съ краснорѣчивымъ итальянцемъ, въ задумчивой позѣ, у письменнаго стола. Маркиза была прекраснѣе чѣмъ когда-либо, въ этотъ ранній часъ красота ея всегда являлась въ полномъ блескѣ. Разсѣянно просматривала она полученныя наканунѣ письма, съ сдѣланными на нихъ рукою секретаря отмѣтками, и покончивъ съ этимъ, съ улыбкой проговорила:

— У меня вчера былъ Дюмарескъ и съ нимъ одинъ итальянецъ, Космо.

— Космо, — повторилъ съ недоумѣніемъ секретарь, — я его не знаю.

— Я васъ ему представлю.

— Меня? Чтожъ, я всегда очень радъ, маркиза, когда вамъ угодно представить мнѣ человѣка, въ которомъ вы принимаете участіе. Онъ ищетъ мѣста?

Маркиза съ увлеченіемъ принялась говорить ему о Космо, но странно, она чувствовала, что выходитъ нескладно. Она прекрасно понимала, что невѣрующаго, практическаго человѣка, стоящаго передъ ней, ей не увлечь поэтически-грандіозной стороной проекта Космо; ей хотѣлось выказать передъ нимъ во всемъ блескѣ практическую сторону его замысла и она не могла не сознавать, что сдѣлать это не легко. Между тѣмъ одобреніе де-ла-Гупа было ей необходимо, такъ какъ она знала, что безъ ее совѣта мужъ ея, очень осторожный въ денежныхъ дѣлахъ, не сдѣлаетъ ни шагу. Онъ уважалъ де-ла-Гупа за безукоризненную честность и довѣрялъ ему вполнѣ. Разъ, когда аббатъ Taillelèche, капелланъ маркиза, началъ ему доказывать, что присутствіе такого безбожника, какъ г. Антуанъ, въ его благочестивомъ домѣ это чистый скандалъ, старикъ, сдѣлавшійся примѣрнымъ католикомъ только подъ старость, отвѣчалъ ему:

— Я знаю, что Антуанъ — не христіанинъ; боюсь, что у него оригинальныя понятія на счетъ нравственности, но онъ хорошій дѣлецъ, онъ мнѣ полезенъ и не противенъ въ этой жизни, а такъ какъ вы, дорогой аббатъ, утверждаете, что въ будущей жизни онъ навѣрное не будетъ безпокоить меня своимъ присутствіемъ, да и по всей вѣроятности не буду тамъ нуждаться въ его услугахъ, то и намѣренъ удержать его у себя и буду проситъ васъ никогда болѣе мнѣ на это не намекать.

Маркиза сама дорожила своимъ секретаремъ, она дала себѣ трудъ объяснить ему, въ главныхъ чертахъ, колоссальный проектъ Космо. Уходя отъ своей повелительницы, умный и самолюбивый французъ искренно возненавидѣлъ смѣлаго прожектера, хотя еще въ глаза его никогда не видалъ. Посѣщеніе Дарвеля утвердило его еще болѣе въ предположеніи, что прославляемый Космо ничто иное, какъ авантюристъ. Хитрый англичанинъ, видѣвшій Космо въ обществѣ Дюмареска и знавшій, что блестящій журналистъ пользуется расположеніемъ маркизы, понялъ, что они оба постараются заинтересовать ее въ своихъ затѣяхъ, зная, какую пользу она можетъ имъ принести. Онъ нарочно явился въ отель Рошре ранѣе назначеннаго часа, чтобъ переговорить съ де-ла-Гупъ и разсказалъ ему поучительный эпизодъ изъ жизни Космо, въ которомъ онъ, Дарвель, игралъ роль жертвы. Нѣсколько лѣтъ назадъ предпріимчивый синьоръ затѣялъ компанію на акціяхъ для разработки золотоносныхъ розсыпей, въ которыхъ, по ближайшемъ изслѣдованіи, не оказалось и крупинки благороднаго металла. Понятно, акціонеры не благословляли того, кто затѣялъ всю эту исторію. Дарвель обѣщалъ собрать обстоятельныя свѣдѣнія о дальнѣйшихъ похожденіяхъ финансоваго рыцаря и подѣлиться ими съ секретаремъ, взявъ съ него слово не заикаться маркизѣ о ихъ интимной бесѣдѣ.

А между тѣмъ судьба положительно благопріятствовала Космо. Въ то самое время какъ его враги заключали противъ него оборонительный и наступательный союзъ, онъ сидѣлъ, погруженный въ размышленія, за столомъ въ ресторанѣ отеля въ ожиданія завтрака.

Его вывелъ изъ задумчивости музыкальный голосъ, говорившій по итальянски:

— Вы меня забыли, синьоръ Франческо?

— Віолетта! Ты здѣсь?

— Какъ видите.

— Ты покинула La Scala? что сталось съ…

— Тише, у васъ такой громкій голосъ, не называйте никого такъ громогласно.

— Davvero! ты все прекрасна, Віолетта, я никогда не видѣлъ тебя прекраснѣе — и туалетъ твой безукоризненъ. По крайней мѣрѣ обмѣнъ выгодный, ты промѣняла бѣднаго итальянскаго nobile на… pardon! кто счастливый amici?

Прелестная дѣвушка вспыхнула. Это была блондинка, отличавшаяся поразительной, чувственной красотой.

— У меня прекрасная квартира въ улицѣ Penthièyre, — отвѣчала она на вопросъ Космо. — У меня ангажементъ въ Opera Bouffe.

— Ты счастливица.

— Не всегда, — сказала она, многозначительно глядя своими большими глазами въ глаза собесѣднику, причемъ углы губъ ея слегка дрогнули. — Я не была счастлива, синьоръ Космо, когда встрѣтила бѣднаго студента, по имени Ліонелло.

Лицо Космо на минуту покрылось смертельной блѣдностью. Онъ поспѣшно выпилъ воды и овладѣлъ собою.

— Онъ умеръ, — проговорилъ онъ необыкновенно кроткимъ, печальнымъ голосомъ и перекрестился. Дѣвушка послѣдовала его примѣру.

— Да отпуститъ Богъ его грѣхи. Мой бѣдный братъ! Говори о немъ безъ злобы, Віолетта.

На энергическомъ лицѣ итальянца отражалось истинное волненіе; потъ выступилъ на лбу, онъ отеръ его платкомъ и бросилъ на Віолетту проницательный взглядъ.

— Ева соблазнила Адама, — сказалъ онъ, — сыны Адамовы не сильнѣе своего прародителя. Только тебѣ, ему да Богу извѣстно, на комъ изъ васъ лежитъ болѣе тяжкая отвѣтственность. По крайней мѣрѣ я старался отдать тебѣ должное.

— О да, — сказала дѣвушка, устремивъ мягкій, восторженный взглядъ на его некрасивое лицо. — Я не забыла. Но карьера моя была разбита имъ — молодымъ священникомъ — да и я была обманута. Но, — проговорила она вдругъ, мѣняя тонъ, — это странный разговоръ за завтракомъ въ Грандъ-Отелѣ. За нами наблюдаютъ. Можно узнать, что привело васъ въ Парижъ?

— Я думаю здѣсь поселиться.

— Вы покинули Римъ?

— Много лѣтъ тому назадъ. Я пріѣхалъ изъ Генуи. Теперь я богатъ — банкиръ.

— Какъ я рада! Это добрыя вѣсти; съ вами иногда можно будетъ видѣться?

— Я теперь серьёзный человѣкъ.

— Вы и всегда имъ были, — съ беззаботнымъ смѣхомъ отвѣчала она. — Вамъ не стыдно говорить со мною?

— Отчего-жъ? Но серьёзно, Віолетта, если я могу быть тебѣ чѣмъ-нибудь полезенъ, я очень радъ. Кто твои парижскіе друзья?

— Во всякомъ случаѣ, — съ горечью проговорила она: — на этотъ разъ это не священникъ, переодѣтый студентомъ. Другъ мой — человѣкъ, который ни во что не вѣрить.

— Русскій нигилистъ?

— Я не понимаю вашихъ мудреныхъ словъ. Онъ художникъ, писатель.

— А зовутъ его?

— Антуанъ де-ла-Гупъ.

Космо невольно вздрогнулъ, глаза его сверкнули.

— Вы его знаете? — спросила дѣвушка.

— Я никогда не видалъ его. Но вчера я случайно слышалъ его имя. Онъ — секретарь…

— Маркизы де-Рошре, первой красавицы Парижа. Онъ ее обожаетъ.

— Davvero! А тебя?

— О, я такъ себѣ, подставная. Что вы о немъ слышали?

— Рѣшительно ничего, кромѣ его имени и того, что ты мнѣ сейчасъ сказала. Но желалъ бы узнать больше. Знаешь ли что, Віолетта, поѣдемъ-ка покататься въ Булонскій лѣсъ. Мы обойдемъ озеро пѣшкомъ и ты возвратишься въ тремъ часамъ.

— Къ вашимъ услугамъ, синьоръ Космо.

Никто въ мірѣ не могъ похвастаться такимъ вліяніемъ надъ этой итальянкой, пѣвицей и танцовщицей, какъ Космо. Да оно и понятно. Когда братъ его, подъ вліяніемъ страха и раскаянія, покончилъ самоубійствомъ, а Віолетта должна была вскорѣ сдѣлаться матерью, одинъ Франческо Космо поддержалъ ее, не далъ ей умереть съ голоду, впослѣдствіи доставилъ ей ангажементъ въ La-Scala. Ребенокъ ея жилъ не долго, но и до настоящей минуты она, утромъ и вечеромъ молясь за упокой его души, молилась и за своего живого благодѣтеля.

Космо, во время прогулки, объяснилъ ей, что ему необходимо привлечь на свою сторону Антуана. Віолетта была въ восторгѣ отъ мысли, что, въ свою очередь, можетъ пригодиться тому, кто такъ много сдѣлалъ для нея. Она объявила, что ручается за успѣхъ. Выходя изъ кареты, она улыбнулась своему другу торжествующей улыбкой и крѣпко пожала ему руку. Космо понялъ, что его два часа и его сорокъ франковъ не пропали даромъ.

День этотъ былъ необыкновенно счастливый. По возвращеніи въ отель, Космо засталъ у себя карточку нотаріуса Галіотѣ съ слѣдующей припиской карандашомъ: «Необходимо видѣть г. Космо сегодня, въ 11 часовъ вечера. 38, Rae neuve des Petite Champs».

Едва Космо вошелъ въ свою комнату, какъ послышался стукъ въ дверь. Онъ отворилъ. Передъ нимъ стоялъ священникъ въ безукоризненной сутанѣ, въ очень тонкомъ и чистомъ бѣльѣ, въ башмакахъ съ серебряными пряжками. Красивое, цвѣтущее лицо его было чисто выбрито, зубы отличались замѣчательной бѣлизной, въ глазахъ юморъ боролся съ напускной серьёзностью.

— Тысячу извиненій! Я имѣю удовольствіе видѣть г. Космо?

Голосъ былъ свѣжій, чистый, звучный.

Космо отвѣсилъ низкій поклонъ.

— Это я самъ, святой отецъ.

— Вотъ моя карточка. Я — аббатъ Taille-Méche, секретарь и капелланъ маркизы де-Рошре.

Космо съ еще болѣе глубокимъ поклономъ далъ дорогу посѣтителю и, затворивъ за собою дверь, жестомъ попросилъ его сѣсть. У Космо было неизмѣнное правило сажать гостей лицомъ къ свѣту, а самому садиться къ нему спиной, чтобъ незамѣтно изучать игру ихъ физіономій. Аббатъ, казалось, не замѣчалъ невыгоды своего положеніе. Онъ съ улыбкой взглянулъ на Космо и проговорилъ:

— Вы объясняли маркизѣ де-Рошре вашъ планъ слитія католическихъ финансовъ?

— Я только вчера, г. аббатъ, имѣлъ честь изложитъ маркизѣ мои идеи и намѣренія.

— Именно, она говорила мнѣ объ этомъ. Она, я увѣренъ, вѣрно и подробно передала мнѣ все вами сказанное. Надо вамъ сказать, что маркиза — женщина необыкновенно проницательная, съ чрезвычайно вѣрнымъ взглядомъ.

Космо поклонился и сказалъ:

— Достаточно разъ видѣть маркизу, чтобъ убѣдиться въ ея необыкновенныхъ способностяхъ.

— Именно, мнѣ онѣ хорошо, основательно извѣстны. Я — ея самый близкій другъ, духовный руководитель всѣхъ ея домашнихъ, собесѣдникъ ея мужа, совѣтникъ ея по многимъ дѣловымъ вопросамъ, раздаватель ея подаяній.

Космо снова поклонился, не зная что отвѣчать. Видя, что аббатъ молчитъ, на всякій случай закинулъ комплиментъ:

— Каждый, кто имѣетъ хотя какое-нибудь понятіе о семействѣ де-Рошре, непремѣнно оцѣнитъ вліятельное положеніе, которое вы въ немъ занимаете, г. аббатъ.

— Маркиза, конечно, совѣтовалась со мной изъ первыхъ относительно вашей идеи. Она, я слышалъ, удостоилась вліятельной поддержки кардинала Беретты — и даже благословенія святѣйшаго отца?

— Я покажу вамъ документы, г. аббатъ. Они всегда при мнѣ. Ессе signum.

Бумаги явились на сцену. Аббатъ просмотрѣлъ ихъ съ глубокимъ вниманіемъ.

— Они убѣдительны, г. Космо, въ смыслѣ святѣйшей санкціи. Но съ практической, дѣловой, финансовой точки зрѣнія какъ-будто требуются еще нѣкоторыя разъясненія. Здѣсь-то обнаружатся колебанія, которыя еще могутъ существовать въ душѣ маркизы; этотъ-то пунктъ и будетъ строжайшимъ образомъ разслѣдованъ маркизомъ и другимъ лицомъ, которое къ несчастью пользуется слишкомъ большимъ вліяніемъ въ дѣловыхъ совѣщаніяхъ этого дома. Конечно, вы, искренній и благочестивый католикъ, не безъ глубокаго сожалѣнія узнаете, что въ этой семьѣ, которая такъ отличается своей преданностью церкви, своей вѣрностью законнымъ представителямъ божественнаго права, — республиканецъ, безбожникъ, коммунаръ занимаетъ очень вліятельное положеніе.

Космо началъ понимать, что гость его ведетъ къ чему-то интересному.

Онъ спросилъ:

— Маркиза поручила вамъ, г. аббатъ, говорить со мной объ этомъ?

Румянецъ на щекахъ аббата слегка усилился, когда онъ отвѣчалъ:

— Нисколько. Я явился къ вамъ какъ человѣкъ, сознающій, что въ силу своего положенія обязанъ оказать возможное содѣйствіе предложеніямъ, удостоившимся покровительства святѣйшаго отца. Полагая, что вы можете потерпѣть неудачу тамъ, гдѣ для васъ крайне важно найти искреннюю и восторженную поддержку, я рѣшился довѣриться вашей чести — и предложить вамъ свое содѣйствіе для обезпеченія этой поддержки. Какъ видите, я питаю величайшее довѣріе къ вашей скромности; иначе я не былъ бы здѣсь.

— Откровенность, подобная вашей, дорогой аббатъ, — сказалъ Космо, быстро поднимаясь и беря собесѣдника за обѣ руки, — не можетъ не вызвать откровеннаго отвѣта. Благодарю васъ отъ всего сердца. Отбросимъ всякія условныя недомолвки и поговоримъ дружески. Очевидно, у васъ свои взгляды. Посовѣтуйте, что слѣдуетъ дѣлать. — Аббатъ горячо отвѣтилъ на рукопожатіе финансиста.

— Г. Космо, я отнесусь къ вамъ какъ къ другу, съ которымъ могу говорить откровенно. Первое и главное — уничтожить вліяніе Антуана де-ла-Гупъ. Если онъ не будетъ удаленъ или не перейдетъ на вашу сторону, вы не можете разсчитывать на содѣйствіе съ этой стороны.

— Что же лучше всего посовѣтуете вы, г. аббатъ, чтобы облегчить достиженіе этой желаемой цѣли.

— Въ лицѣ г. Антуана, какъ мы его называемъ между собой, — сказалъ аббатъ, слегка кашлянувъ, — мы имѣемъ дѣло съ человѣкомъ сатанинской хитрости.

— Неужели?

— Да, онъ свѣтскій человѣкъ и циникъ съ самыми дурными правилами. Мнѣ издавна извѣстно, что онъ ведете самую скандалезную жизнь.

— А маркиза этого не знаетъ?

— Я счелъ своей обязанностью сообщить маркизѣ, такъ же какъ и г-ну де-Рошре все, что узналъ объ его отношеніяхъ. Но они отвѣчали мнѣ, что поведеніе г-на Антуана у нихъ въ домѣ безукоризненно, что съ его именемъ не связано открытаго скандала, что онъ вѣрный и хорошій управляющій, словомъ, они не одобрили моего участія въ этомъ дѣлѣ. Я пошелъ далѣе и обратился за совѣтомъ къ духовнику маркизы, аббату Дюпре, и къ ея другу, монсиньору; но безуспѣшно. Они сочли неполитичнымъ вмѣшаться въ это дѣло, тѣмъ болѣе, что г. Антуанъ увѣрилъ ихъ, что экономическое устройство громаднаго состоянія де-Рошре — дѣло его рукъ.

— Вы этому не вѣрите?

— Мнѣ лучше знать. Довѣрь мнѣ маркизъ свои дѣла, я убѣжденъ, что съ помощью пріятеля, одного изъ опытнѣйшихъ нотаріусовъ Парижа, могъ бы управлять его дѣлами съ большей экономіей.

— Не будетъ нескромнымъ спросить имя этого господина?

— Нисколько. Г. Галюша.

— Но вамъ не удалось удалить г. Антуана. Что вы теперь намѣрены дѣлать?

— Я вижу въ самомъ характерѣ вашего предложенія средство нейтрализировать, а, быть можетъ, и окончательно уничтожить вліяніе этой ненавистной личности. Ваши вчерашнія объясненія произвели на маркизу глубокое впечатлѣніе. Вамъ удалось живо затронуть главнѣйшія струны ея души. Она умна, честолюбива, искренне-религіозна — истая католичка. Если вамъ удастся усилить эти впечатлѣнія, и въ то же время подать основательную надежду на практическій успѣхъ — она будетъ за васъ. Г. Антуанъ составитъ оппозицію, бы побѣдите, и ему ничего болѣе не останется какъ удалиться съ поля битвы.

— Вы очень успокоили меня этимъ увѣреніемъ. Хотя торжество моей идеи не зависитъ отъ согласія де-Рошре, я сознаю, какую громадную поддержку они могли бы оказать моимъ проектамъ. Надѣюсь, что могу положиться, г. аббатъ, на ваше неоцѣненное содѣйствіе?

— Я совершенно къ вашимъ услугамъ.

— Благодарю васъ. Такъ я могу разсчитывать, что вы воспользуетесь всѣми благопріятными случаями, какіе даетъ вавъ ваше положеніе, чтобы вселить въ умѣ вашихъ патроновъ убѣжденіе, что, содѣйствуя этому великому проекту, они послужатъ священнѣйшимъ интересамъ, примутъ участіе въ новомъ крестовомъ походѣ противъ силъ ада, помогутъ оживленію ослабѣвшихъ силъ церкви?

— Не упущу ни одного случая, г. Космо. Это — дѣло благочестія.

Черные глаза Космо сверкнули.

— Но, — скатъ онъ, положивъ руку на руку священника, — должно ли это быть, благоразумно ли, чтобъ это было только дѣло благочестія? Вѣроятно у васъ, г. аббатъ, есть планы, въ которыхъ вы лично заинтересованы, добрыя дѣла, какія-нибудь любимыя благотворительныя учрежденія? Сказано: трудящійся достоинъ награды своей. Въ моемъ распоряженія будутъ значительные фонды для предварительныхъ расходовъ по этому обширному предпріятію. Они будутъ распредѣлены между агентами; они — собственность тѣхъ, кто содѣйствуетъ созданію этого могучаго рычага церкви.

— Помилуйте! (жестъ отрицанія).

— Позвольте. Придя ко мнѣ, вы обнаружили безкорыстное желаніе дѣйствовать въ интересахъ церкви. Съ своей стороны я, какъ представитель тѣхъ же священныхъ интересовъ, считаю долгомъ предложить въ ваше личное распоряженіе нѣкоторую сумму, которую вы могли бы употребить по усмотрѣнію на какое-нибудь дѣло, близкое вашему сердцу.

— Вы великодушны, вы…

— Я только справедливъ, г. аббатъ.

— Признаюсь, что какъ ни неожиданно ваше предложеніе, есть дѣйствительно предметы, на которые я могъ бы употребить плоды вашего заботливаго великодушія. Могу ли спросить, составили ли ни себѣ понятіе, въ виду важности ожидаемыхъ услугъ, о цифрѣ, которую за сочли бы себя въ правѣ назначить для этой цѣли?

— Я не смѣлъ бы предложить менѣе пятидесяти тысячъ франковъ, господинъ аббатъ. — Тѣнь мелькнула по улыбающемуся лицу аббата.

— Это… это… очень щедро, — прошепталъ онъ.

— Но позвольте, дорогой аббатъ, — сказалъ Космо, — это не все. Я хотѣлъ прибавить, когда вы меня прервали, что сумма эта будетъ уплачена чистыми деньгами. Къ ней я намѣренъ прісоединить участіе въ новомъ дѣлѣ, номинально на ту же сумму, которая, надѣюсь, вскорѣ удвоится или утроится.

Тѣнь исчезла, аббатъ схватилъ руку щедраго финансиста.

— Все будетъ сдѣлано, что только въ силахъ человѣка и священника. До свиданья. Да благословитъ васъ Господь милосердый! Кстати — vita brevis — для заинтересованныхъ лицъ можетъ быть важно, — если вамъ все равно, — не дадите ли мнѣ коротенькую записочку, просто записочку, въ которой бы подтверждалось сдѣланное вами предложеніе?

Совершенно серьезно, безъ малѣйшаго измѣненія въ лицѣ, Космо присѣлъ къ столу, взялъ листъ бумаги, написалъ на немъ нѣсколько словъ твердымъ, четкимъ почеркомъ и, подписавъ, передалъ аббату.

III.

Письмо, полученное изъ Рима, побудило нотаріуса Галюша искать сближенія съ Космо. Въ посланіи этомъ говорилось: — «Отсюда на-дняхъ выѣхалъ человѣкъ, очень усердно посѣщавшій Ватиканъ за послѣднее время. Это — чрезвычайно замѣчательная лчвдсть. Зовутъ его Франческо Космо; родомъ онъ флорентинецъ, воспитанъ нашимъ обществомъ, хотя никогда не носилъ тонсуры. Служа въ банкирской конторѣ въ Миланѣ и дѣлая видь, что всячески поддерживаетъ политику Кавура, онъ имѣлъ возможность окащать неоцѣненныя услуги интересамъ религіи и предтавителямъ божественнаго права. Занимаясь дѣлами въ Генуѣ, онъ, по слухамъ, нажилъ себѣ довольно солидное состоявъ около двухъ милліоновъ франковъ, хотя враги его утверждаютъ, что онъ въ долгу. Онъ намѣренъ поселиться въ Парижѣ и тамъ осуществить великую идею, которую такъ благосклонно признали здѣсь. Идея эта — употребить обширныя средства католической церкви и партіи для пріобрѣтенія преобладающаго вліянія на европейскомъ денежномъ рынкѣ. Космо надѣется учредить солидное кредитное общество съ огромнымъ капиталомъ. Оно будетъ имѣть отдѣленія въ Римѣ, Мадридѣ, Вѣнѣ и Лондонѣ и, кромѣ веденія всевозможныхъ финансовыхъ дѣлъ, заведетъ банки, страховыя общества, займется постройкой желѣзныхъ дорогъ. Будущій учредитель уже получилъ здѣсь концессію на дорогу, которая будетъ проходить на равномъ разстояніи отъ Средиземнаго и Адріатическаго моря, она сократить путь въ Индію на 350 миль; разсчитано, что, благодаря ей, десять тысячъ богатыхъ англичанъ ежегодно проѣдутъ черезъ нашъ полуостровъ. Любимый планъ Космо — провести желѣзную дорогу черезъ весь Балканскій полуостровъ по прямой линіи отъ Рагузы до Варны. Строить ее будутъ католики; по обѣ стороны линіи будутъ католическія поселенія; этимъ путемъ Космо разсчитываетъ отдѣлить магометанское населеніе отъ нашихъ враговъ славянъ, и пріобрѣсти преобладающее вліяніе, на востокѣ. Когда эта дорога будетъ окончена, какъ и та что идетъ отъ Бѣлграда до Салоникъ, вы увидите, взглянувъ на карту, что онѣ образуютъ крестъ, знакъ подчиненія Балканскаго полуострова единой истинной вѣрѣ. Космо везетъ съ собою благословеніе святѣйшаго отца, и что важнѣе для дѣла, рекомендательныя письма отъ кардинала Беретты; не худо бы вамъ съ нимъ познакомиться да по пристальнѣе слѣдить за его дѣйствіями».

Письмо это подстрекнуло любопытство Галюша. Прождавъ нѣсколько дней посѣщенія Космо, онъ отправился къ нему самъ.

Космо въ свою очередь сознавалъ вполнѣ, какъ важно для него содѣйствіе присяжнаго совѣтника католическихъ конгрегацій, а потому въ 8 часовъ безъ 10 минутъ онъ выходилъ изъ кареты у большого дома въ Rue Neuve des Petits Champs. Ворота были заперты, онъ вошелъ въ маленькую калитку и, увидавъ въ стѣнѣ направо лѣстницу, направился-было въ ней, какъ его окликнулъ рѣзкій голосъ. Тутъ только Космо замѣтилъ рядомъ съ калиткой комнатку, полъ которой былъ ступени на двѣ ниже почвы; въ окошечко, занавѣска котораго была отдернута, онъ замѣтилъ человѣка, занятаго починкой скрипки. Это былъ повидимому рослый сильный человѣкъ, судя по его широкимъ плечамъ и большой головѣ. Въ дверяхъ стояла особа, окликнувшая посѣтителя, точно часовой. Это была женщина, необыкновенно высокаго роста, съ смуглымъ и некрасивымъ лицомъ.

— Куда неволите идти?

— Иду къ г. Галюша.

— Ваше имя?

— Синьоръ Франческо Космо.

— Діонисъ, проводи.

Человѣкъ, чинившій скрипку, взялъ небольшую лампочку и пошелъ впередъ. Зеленый зонтикъ закрывалъ ему почти все лицо.

Самъ нотаріусъ отворилъ дверь.

— Я имѣю удовольствіе видѣть синьора Космо?

— Въ вашимъ услугамъ.

— Сдѣлайте одолженіе, взойдите.

Космо вошелъ въ широкій корридорх, откуда хозяинъ провелъ его черезъ очень большую, слабо освѣщенную комнату, со множествомъ столовъ, картоновъ и пр., очевидно, контору, — въ огромный, роскошно-меблированный кабинетъ. Съ потолка свѣшивалась лампа, ярко освѣщавшая всѣ окружающіе предметы. Середи комнаты стоялъ большой столъ изъ рѣзного дуба, а на немъ бронзовая жардиньерка, украшенная прекрасной рѣзьбой и наполненная цвѣтами. На каминной доскѣ красовались роскошные канделябры и великолѣпные часы въ стилѣ Людовика XIV. Комната была высокая. Стѣны оклеены коричневыми обоями, съ золотымъ узоромъ «repoupé». По обѣ стороны камина стояли ножные шкафы, украшенные одинъ бюстомъ покойнаго Пія IX, другой — кардинала Ришельё. Все убранство отличалось вкусомъ и богатствомъ.

Галюша на видъ можно было дать лѣзъ шестьдесятъ. Его подстриженные подъ гребенку сѣдые волосы начинали рѣдѣть на темени. Высокій лобъ придавалъ ему особенно-глубокомысленный видъ. Глаза были маленькіе, темно-сѣрые, проницательные; носъ большей, орлиный; губы тонкія. Одѣть онъ былъ изящно, но изящество это не бросалось въ глаза.

Темные глаза Космо встрѣтились съ глазами нотаріуса, на губахъ его появилась откровенная, симпатичная улыбка.

— Вамъ можетъ быть извѣстно, зачѣмъ я пріѣхалъ въ Парижъ, — сказалъ онъ.

— Я случайно узналъ, — кашлянувъ отвѣчалъ нотаріусъ, — отъ моего уважаемаго друга, г. Перигора, что нѣкто Чекъ сообщилъ ему о вашемъ пріѣздѣ въ Парижъ и о цѣли вашего прибытія. Я счелъ нужнымъ посѣтить васъ, такъ какъ предложенія ваши по существу своему должны глубоко интересовать человѣка, на которомъ лежитъ такая отвѣтственность, какъ за мнѣ.

— Мнѣ пріятно слышать это отъ васъ. Я понимаю, какъ важно для меня заручиться вашимъ одобреніемъ въ этомъ великомъ предпріятіи.

Нотаріусъ поклонился довольно сухо.

Итальянецъ продолжалъ:

— Безъ всякаго сомнѣнія, за можете быть мнѣ чрезвычайно полезны. Правда, я имѣю самую вліятельную поддержку, какъ отъ тѣхъ, чьи желанія для насъ съ вами равняются приказаніямъ, такъ и отъ главныхъ финансистовъ; но мнѣ говорили, и я убѣжденъ, что ваше сочувствіе моимъ взглядамъ могло бы значительно облегчить достиженіе этихъ цѣлей. Кардиналъ Беретта навелъ меня на мысль посовѣтоваться съ вами. Онъ поручилъ мнѣ передать вамъ это письмо.

Нотаріусъ быстро пробѣжалъ его, лицо его прояснилось.

— Очень вамъ благодаренъ за доставленіе этого письма, въ немъ очень ясно выражены мысли его преосвященства относительно роли, которую я, по его понятіямъ, долженъ играть въ этомъ дѣлѣ. Онъ говоритъ — вы, вѣроятно, читали письмо?..

— Нѣтъ, — сказалъ Космо, смотря ему прямо въ глаза. — Но я увѣренъ, что мысли моего друга кардинала не составляютъ для меня тайны.

— Вотъ, что онъ пишетъ: «Мы будемъ чрезвычайно довольны, если планы г. Космо окажутся осуществимыми на дѣлѣ. Мы вполнѣ полагаемся на васъ относительно помѣщенія въ предполагаемое предпріятіе доходовъ католическихъ конгрегацій во Франціи, и убѣждены, что г. Космо, человѣкъ высокаго ума, сочтетъ необходимымъ для успѣха своего дѣла соединиться съ вами для дальнѣйшаго развитія его».

Сдѣлавъ особое удареніе на послѣднихъ словахъ, нотаріусъ спокойно сложилъ письмо и положилъ его на столъ.

— Хотя я не читалъ письма кардинала, — сказалъ итальянецъ, — общій тонъ его былъ мнѣ извѣстенъ, — но я объявилъ его преосвященству, что не возьмусь осуществлять этотъ проектъ, если мнѣ не будетъ предоставлена полная свобода въ выборѣ союзниковъ. На одномъ кораблѣ нельзя имѣть двухъ капитановъ. Вамъ извѣстно, что кардиналъ Беретта какъ духовный и дипломатъ — одинъ изъ лучшихъ, но въ финансахъ онъ не экспертъ.

— Тѣмъ не менѣе, г. Космо, — съ улыбкой возразилъ нотаріусъ, — вы воспользовались его услугами, чтобъ ввести вашъ проектъ во Францію.

— Какъ воспользовался бы услугами апостола Петра, будь онъ живъ. Кардиналъ — мой другъ. Ему я объяснилъ политическую и религіозную сторону моего проекта; что же до финансовой — онъ совершенно положился на меня.

— Позвольте спросить, какъ вы намѣрены осуществить ваши колоссальные проекты во Франціи, не заручившись содѣйствіемъ тѣхъ, кому принадлежитъ дѣйствительный контроль надъ средствами католической партіи?

— Позвольте мнѣ пока не отвѣчать на этотъ вопросъ. Достаточно будетъ сказать, что ихъ поддержка не составляетъ для меня безусловной необходимости.

— Не составляетъ? — прервалъ нотаріусъ. — Не можете же вы составить ваше громадное кредитное общество безъ денегъ!

— Извините меня, разъ, что это кредитное общество — это не деньги. Но дѣло не въ томъ. Я только хочу сказать, что благодаря высокимъ союзникамъ, какими я уже заручился, я вижу возможность собрать всю сумму, необходимую для полнаго развитія моего проекта.

— Вижу, — сказалъ нотаріусъ, — что вы не шутите, но извините, если я позволю себѣ замѣтить, что ваше заявленіе кажется мнѣ парадоксомъ.

— Понятно, — сказалъ Космо выпрямляясь, — совершенно понятно! Финансы — мое ремесло, а не ваше. То, что мнѣ ясно, для васъ парадоксъ, точно такъ же какъ ваши сухіе, юридическіе пункты — для меня загадка, а потому мое дѣло осуществлять мой проектъ, а ваше — оказать мнѣ содѣйствіе въ силу репутаціи, которую вы пріобрѣли по своей части.

— Вы дѣлаете мнѣ большую честь, г. Космо, — иронически возразилъ Галюша: — указывая мнѣ роль, которую я призванъ играть въ этой — я сказалъ бы: комедіи — или она должна имѣть трагическій характеръ? Но позвольте мнѣ замѣтить, что не смотря на ваше искусство въ качествѣ импрессаріо, я не привыкъ играть роль, опредѣленную мнѣ другими.

— Именно, я затѣмъ и пришелъ сюда, чтобы просить васъ выбрать любую роль, подъ условіемъ предоставить мнѣ мою — юнаго импрессаріо.

— Мы теряемъ время. Полагаю, что говорю съ человѣкомъ дѣловымъ: вопросъ въ томъ: чего вы отъ меня хотите?

— Да ничего!

— Помилуйте, вы пріѣхали ко мнѣ!

— Извините, я здѣсь по вашему приглашенію.

— У васъ было письмо…

— Котораго я не предъявлялъ, хотя уже десять дней въ Парижѣ.

— Но…

— Но, хотите вы сказать, г. Галюша, какъ же вамъ удастся осуществить вашъ проектъ безъ моего содѣйствія? Позвольте мнѣ сказать вамъ, что это вполнѣ возможно, но не такъ легко, какъ еслибъ мы могли придти въ соглашенію — чего бы я искренно желалъ. Признаюсь, что ваше содѣйствіе для меня крайне важно. Чтобъ получить его, я готовъ на всякія благоразумныя уступки. Будемте работать вмѣстѣ.

Итальянецъ протянулъ руку нотаріусу съ торжествующей улыбкой.

Г. Галюша былъ достаточно сильный человѣкъ, чтобъ иногда позволить себѣ быть слабымъ. Онъ взялъ протянутую руку и пожалъ ее.

— Гармоническое сотрудничество въ интересахъ религіи и праваго дѣла — мое первое и единственное желаніе, — сказалъ онъ.

Успокоенный этимъ отвѣтомъ, Космо, со всѣмъ свойственнымъ ему краснорѣчіемъ, развилъ передъ нимъ весь свой проектъ. Нотаріусъ слушалъ какъ очарованный, и особенно его поразило, когда пылкій ораторъ заявилъ, что намѣренъ не отказываться отъ содѣйствія евреевъ, хотя все дѣло направлено противъ нихъ, — прибавивъ, что извѣстный банкирскій домъ Абирамъ и К® возьметъ съ нимъ ⅛ капитала.

— А имъ извѣстно, что это — учрежденіе католическое?

— Конечно, поэтому-то они и надѣются на успѣхъ. Деньги международны, онѣ примиряютъ всѣ интересы. А тутъ будутъ наживаться громадныя состоянія.

— Какъ же вы все это устроите?

— Очень легко. Четыре концессіи, о которыхъ я говорилъ вамъ, у меня въ рукахъ. Онѣ составятъ основу нашихъ операцій. Онѣ принесутъ чистой прибыли отъ двадцати до шестидесяти милліоновъ. Номинальный капиталъ нашъ въ сто милліоновъ. Нашъ первый выпускъ въ пятьдесятъ милліоновъ, въ ста тысячахъ акцій по пятисотъ франковъ каждая. Первый дивидендъ будетъ только по 125 франковъ на акцію. Синдикатъ возьметъ ихъ al-рагі. Прекрасно. Для того, чтобы общество было признано существующимъ на законномъ основаніи, мы, кажется, должны уплатить 10 %, т.-е. по 50 фр. съ акціи, — всего пять милліоновъ франковъ. Это ничего не значитъ. Когда общество будетъ организовано, синдикатъ объявитъ объ этомъ во всеобщее свѣдѣніе, мы уже расположили въ свою пользу слишкомъ тысячу провинціальныхъ и столичныхъ газетъ. Мы объявимъ наши громадныя концессіи, а когда все будетъ готово, мы выпустимъ новыя акціи съ преміей въ 150 фр.

— 150 фр. — невозможно!

— Въ финансахъ невозможнаго нѣтъ, есть невѣроятное. Одно невозможно — измѣрить легковѣріе публики.

— Но что оправдаетъ эту громадную премію?

— Значеніе концессій, положеніе директоровъ, увлеченіе католическаго міра, алчность спекуляторовъ.

— Но какимъ образомъ учредители, положимъ вы, я, извлечемъ какія-нибудь выгоды изъ этого предпріятія.

Космо улыбнулся. Тутъ онъ былъ дома.

Онъ снялъ перчатку, взялъ листокъ бумаги съ бюро нотаріуса, быстро написалъ разсчетъ и подалъ его Галюша. Маленькіе глазки нотаріуса разгорѣлись.

— Вы считаете это возможнымъ?

— Я за это ручаюсь.

— А между кѣмъ подѣлятся эти учредительскія акціи?

— Тѣ, кто внесъ необходимый капиталъ, получатъ большую часть ихъ.

Тутъ снова посыпались цифры и внушительные и убѣдительные итоги.

Нотаріусъ слушалъ, слушалъ и, наконецъ, сказалъ:

— Заявленіе ваше меня сильно заинтересовало. Если мнѣ удастся убѣдиться въ практической осуществимости вашихъ предложеній, я несомнѣнно могу существенно помочь вамъ. Дайте мнѣ время подумать. Вы не противъ того, чтобъ я собралъ необходимыя справки?

— Напротивъ. Вотъ моя карточка, вы на ней найдете два имени, которыя, вѣроятно, удовлетворятъ васъ. Абирамъ и К® и Pérot fils уже подписались вмѣстѣ со мною на 10,000 акцій. Можете, не стѣсняясь, говорить съ ними объ этомъ. Они вамъ докажутъ, что наши средства соотвѣтствуютъ нашей задачѣ.

— Дома эти первостепенные, хотя одинъ еврейскій, а другой сильно поддерживаетъ республику.

— Цѣль освящаетъ средства. — Послѣ нѣсколькихъ общихъ фазъ Космо распростился.

IV.

Когда маркиза заговорила съ мужемъ о проектѣ Космо, онъ, выслушавъ ея объясненіе, тотчасъ спросилъ:

— Что говоритъ Антуанъ?

— Конечно, онъ противъ. Это не исключительно дѣловой вопросъ, тутъ замѣшаны другія соображенія, недоступныя такому безбожнику. Планъ — колоссальный.

— Не слишкомъ ли онъ колоссаленъ, чтобъ быть осуществимымъ?

— Тутъ надо взвѣсить многое. Сегодня утромъ я получила письмо изъ Фрошдорфа, гдѣ говорится очень сочувственно о проектѣ г. Космо.

— Надо, чтобъ Антуанъ съ нихъ познакомился.

Видя, что мужъ вообще холодно отнесся къ тому, чѣмъ она беззавѣтно увлеклась, прелестная маркиза рѣшила искать союзниковъ. Прежде всего она обратилась въ монсиньору. Это былъ кардиналъ и сенаторъ. Хотя ультрамонтанъ, онъ былъ ученый и писатель, и не смотря на свое благочестіе, былъ свѣтскій человѣкъ. Въ свое время онъ былъ друженъ съ такими разнохарактерными личностями какъ Монталамберъ, Гизо, Морни и Тьеръ. Въ сенатѣ онъ иногда говорилъ въ такомъ тонѣ, точно стоялъ за либеральныя учрежденія, но искренніе республиканцы замѣчали, что это случалось тогда только, когда его партія чего-нибудь ждала отъ либераловъ. Онъ также получилъ письма отъ кардинала Беретты и изъ Фрошдорфа и радъ былъ убѣдиться, что маркиза, пользовавшаяся его особеннымъ расположеніемъ, сходится съ нимъ въ мысляхъ. Онъ обѣщалъ ей повліять на ея мужа. Отъ него маркиза, подъ предлогомъ какого-то дѣла, заѣхала къ Галюша и повела съ нимъ рѣчь о Космо. Хитрый нотаріусъ далъ ей высказаться, представился, что поддается на ея краснорѣчивые доводы и кончилъ тѣмъ же, чѣмъ и монсиньоръ, обѣщавъ оказать свое содѣйствіе для обращенія маркиза на путь истинный. Оба сдержали слово. Монсиньоръ только осторожно подготовилъ почву, когда явился Галюша: онъ засталъ у маркиза, страдавшаго подагрой, его вѣрнаго Антуана, и послѣ обыкновеннаго, дѣлового совѣщанія подкинулъ словечко о Космо. Стараго аристократа одно это имя начинало раздражать. Антуанъ разсказалъ, что Дарвель говорилъ ему о Космо какъ о мошенникѣ, нотаріусъ вступился, замѣтивъ, что онъ собиралъ о немъ справки у Абирамъ и К® и получилъ отзывъ, что у итальянца огромная поддержка. Де-ла-Гупъ стоялъ на своемъ. Маркизъ, расположеніе духа котораго по случаю болѣзни было не особенно удовлетворительно, вступился за неизвѣстнаго ему прожектера какъ за человѣка, пользующагося покровительствомъ его жены. Секретаря замѣчаніе это такъ взбѣсило, что онъ попросилъ своего патрона уволить его отъ настоящей должности, такъ какъ предложенія, которыя обсуждалась за послѣднее время безъ всякаго участія съ его стороны, противорѣчатъ всѣмъ его убѣжденіямъ. Маркизъ въ очень рѣзкихъ выраженіяхъ изъявилъ свое согласіе и, по уходѣ строптиваго секретаря, поручилъ нотаріусу собрать дальнѣйшія справки и прислать ему записку. Когда онъ сообщилъ женѣ о случившемся, она призадумалась и рѣшила, что уладитъ дѣло.

Она вернулась въ свой будуаръ и послала за де-ла-Гупомъ. Онъ явился красный и смущенный. Маркища тотчасъ протянула ему руку:

— Неужели вы упорствуете въ томъ, что сказали маркизу, г. Антуанъ? — проговорила она самымъ кроткимъ, заискивающимъ тономъ. — Неужели же мы лишимся своего друга и совѣтика? Невозможно, чтобъ вы такъ оставили насъ.

Голосъ ея дрожалъ, прекрасные глаза слегка отуманились. Антуанъ готовъ былъ упасть передъ ней на колѣни и цѣловать ея ноги. Онъ невольно наклонился и поцѣловалъ ея руку.

Она не разсердилась.

Она болѣе чѣмъ удовлетворила фетиша Антуана, его ego.

— Чтожъ мнѣ дѣлать, — возразилъ онъ, наконецъ, — какъ не уйти, когда становится ясно, что во мнѣ здѣсь болѣе не нуждаются, когда къ моимъ совѣтамъ относятся презрительно?

— Совсѣмъ нѣтъ, любезный г. Антуанъ. Пока, какъ вамъ извѣстно, вы еще не выразили никакого мнѣнія, а въ вашихъ совѣтахъ дѣйствительно нуждаются. Мы думаемъ, маркизъ и я, что вы получили невѣрныя свѣдѣнія. Обѣщаете ли вы мнѣ теперь изучить вопросъ основательно?

— Маркиза, — прошепталъ Антуанъ, опустивъ глаза: — я только и желаю жить, чтобы служить вамъ.

Она продолжала еще ласковѣе:

— Каковъ бы ни былъ результатъ, повѣрьте, я буду благодарна; и, во всякомъ случаѣ, мы съ маркизомъ отдадимъ справедливость вашей преданности нашимъ интересамъ. Еще одно условіе; никакихъ объясненій съ маркизомъ. Пусть, какъ говорятъ въ палатѣ, «случай этотъ будетъ признанъ законченнымъ».

Съ этой минуты взглядъ Антуана на предпріятіе Космо измѣнился, онъ невольно началъ подъискивать аргументы въ его пользу.

Съ облегченнымъ сердцемъ онъ вышелъ изъ дому и направился къ rue de Penthièvre. Каково же было его удивленіе, когда войдя въ роскошную квартиру Віолетты, онъ засталъ тамъ незнакомаго ему, пожилого господина, очень некрасиваго, но съ замѣчательно проницательными черными глазами.

Віолетта подбѣжала къ Антуану, похлопала его по щекѣ, поднялась на цыпочки, чтобы дать ему возможность поцѣловать ее, и проговорила:

— Позвольте мнѣ, m-r Антуанъ, представить вамъ очень стараго и очень хорошаго моего пріятеля, г. Космо.

Пока они обмѣнивались поклонами, Віолетта разразилась серебристымъ смѣхомъ.

— Какъ вы поражены! — воскликнула она, обращаясь къ Антуану. — Что случилось? Не можете же вы знать этого господина?

— Мнѣ кажется, — отвѣчать Антуанъ, съ трудомъ приходя въ себя, — что хотя я никогда не имѣлъ чести его видѣть, я кое-что о немъ слышалъ.

— Вы слышали о г. Космо, гдѣ, когда, отъ кого?

— Если я не ошибаюсь, — съ ледяной вѣжливостью проговорилъ секретарь, — вы никто иной какъ джентльменъ, пріятель г. Дюмареска, который нѣсколько дней тому навахъ видѣлся съ маркизой де-Рошре.

— Это я самый, — съ поклономъ отвѣчалъ Космо.

— И теперь я имѣю честь встрѣтить васъ здѣсь, — саркастически проговорилъ Антуанъ.

Віолетта зажала ему ротъ со словами:

— Тише, Антуанъ, я все разскажу тебѣ. Г. Космо — другъ, которому я всѣмъ обязана: жизнью, искусствомъ, состояніемъ, успѣхомъ, тобой! Сегодня я съ нимъ встрѣтилась на улицѣ; онъ былъ такъ добръ, что вошелъ потолковать со мной о старыхъ временахъ; я нарочно задержала его, чтобы васъ познакомить.

— Віолетта, — съ улыбкой подхватилъ Космо, — значительно преувеличиваетъ услуги, какія мнѣ удалось ей оказать въ ея ранней молодости, когда съ ней самымъ низкимъ образомъ поступилъ одинъ мой родственникъ, мой родной братъ, теперь умершій. Это — печальная исторія, которую мнѣ не хотѣлось бы и вспоминать. — Тонъ Космо былъ серьёзенъ, голосъ дрожалъ. — Не знаю, какого рода участіе вы принимаете въ этой дамѣ, — продолжалъ онъ, — но надѣюсь, вы извините, что я зашелъ на нѣсколько минутъ узнать объ ея здоровьѣ, разспросить, каково ей живется?

Спокойствіе и достоинство, съ какими все его было сказано, произвели глубокое впечатлѣніе на впечатлительнаго парижанина; они разговорились, о маркизѣ, о дѣлѣ. Антуанъ далъ понять, что его мнѣніе имѣетъ большой вѣсъ въ глазахъ обитателей отеля де-Рошре, а что онъ не имѣетъ еще пока опредѣленнаго взгляда на знаменитый проектъ. Космо ввернулъ нѣсколько ловкихъ комплиментовъ. Черезъ часъ Антуанъ вспомнилъ, что зашелъ за Віолеттой, чтобы отправиться обѣдать въ Пале-Рояль, передъ спектаклемъ, и пригласилъ Космо раздѣлить ихъ трапезу. Двадцать минутъ спустя они сидѣли въ отдѣльномъ кабинетѣ у Вефура, а когда Віолетта ихъ оставила, чтобы отправиться въ театръ, они съ необыкновеннымъ одушевленіемъ обсуждали великую идею. Разговоръ затянулся чуть не до полуночи. Хитрый итальянецъ понялъ, что этого человѣка не подкупишь ни акціями, и деньгами, ни обѣщаніями выхлопотать ему итальянскій графскій титулъ или австрійскій орденъ. Но онъ искусной рукой коснулся слабой струны Антуана, его эгоизма, его самоувѣренности, его убѣжденія, что онъ — Улиссъ семейства Рошре.

Разстались они очень довольные другъ другомъ.

— Онъ мой, — говорилъ себѣ Космо: — когда дѣло уладится, я подарю Віолеттѣ самое великолѣпное брильянтовое ожерелье, какое только найду.

— Да, — разсуждалъ Антуанъ, возвращаясь домой, — маркиза права. Не удивляюсь, что онъ произвелъ на нее впечатлѣніе, хотя, клянусь Юпитеромъ, онъ страшно дуренъ. Кажется, мнѣ удалось измѣнить его взглядъ на нѣкоторые пункты. Не легко опровергать его аргументы. Планъ его очень смѣлый, но удивительно умный, условія денежнаго рынка ему благопріятствуютъ, маркиза рѣшилась, зачѣмъ же мнѣ всѣмъ имъ противорѣчить?

Возвратясь въ себѣ, онъ засталъ записку отъ маркиза, который просилъ его зайти къ нему завтра по утру, тотчасъ послѣ доклада у жены.

Маркизу онъ засталъ въ отличнѣйшемъ расположеніи духа, она получила нѣсколько благопріятныхъ отвѣтовъ отъ друзей, которымъ уже писала о великомъ проектѣ. Антуанъ разсказалъ ей о своей встрѣчѣ съ Космо, и на вопросъ ея: удовлетворили ли его объясненія Космо? — отвѣтилъ:

— Вполнѣ!

Онъ тяжело перевелъ духъ. Да, Рубиконъ перейденъ. Отступать болѣе нельзя. Онъ, неожиданно для самого себя, высказался въ пользу проекта. Роковое слово было произнесено.

Маркиза схватила его руку, горячо пожала и проговорила:

— Какъ я рада!

Потомъ встала, вся дрожа, закрыла лицо платкомъ, перешла черезъ всю комнату къ своему prie-Dieu, бросилась на колѣни и уткнулась лицомъ въ подушку…

Блѣдный и взволнованный предсталъ Антуанъ передъ маркизомъ, въ его спальнѣ. Старикъ встрѣтилъ его весело, полу-извинился въ своей вчерашней вспышкѣ и сталъ просить Антуана убѣдитъ маркизу не увлекаться этимъ глупымъ крестовымъ походомъ. Вообще онъ высказывалъ взгляды, которые несказанно обрадовали бы секретаря сутками раньше. Теперь онъ съ ужасомъ слушалъ его.

— Но, — прошепталъ онъ наконецъ.

— Но что?

— Я сейчасъ отъ маркизы, она еще прежде приказала мнѣ повидать этого г. Космо…

— Ну?

— Я видѣлъ его, основательно обсудилъ съ нимъ его планъ…

— И нашли его совершенно неосуществимымъ?

— Напротивъ, его доводы произвели на меня благопріятное впечатлѣніе?

— Tonnerre! — воскликнулъ маркизъ, и кровать такъ и заходила отъ его конвульсій, — неужели весь домъ сошелъ съ ума? И вы, Антуанъ, передались врагу! Что это значитъ?

— Увѣряю васъ, маркизъ…

— Ничего слушать не хочу. Вчера вы рѣшительно были противъ этого плана, сегодня отказываетесь отъ своего мнѣнія; что это значитъ?

— Значитъ, что я ошибся, въ чемъ откровенно и сознаюсь.

— Странное это обращеніе, Антуанъ, — съ улыбкой проговорилъ старикъ. — Я скажу монсеньору, что онъ не долженъ въ васъ отчаиваться. Но вы не измѣните своего мнѣнія безъ основательныхъ на то причинъ. Будь по вашему. Я отдаю это дѣло въ ваши руки; но помните, что на васъ же возлагаю и всю отвѣтственность за послѣдствія.

Ярко свѣтило осеннее солнце. Немногіе представители highlife, остававшіеся въ Парижѣ передъ отъѣздомъ въ свои замки или на берегъ Средиземнаго моря, катались по Булонскому лѣсу; и Елисейскимъ полямъ. Антуанъ шелъ по направленію въ Arc de Triomphe, въ сильномъ раздумьѣ. Стукъ лошадиныхъ копытъ и громкій голосъ молодого человѣка заставили его поднять голову. Онъ узналъ барона Шума, одного изъ представителей золотой молодежи, щеголя и богача, что не мѣшало ему, однако, отлично вести свои денежныя дѣла и лично проводить всякія сложныя финансовыя комбинаціи. Послѣднее было у него въ крови: дѣдъ барона былъ банкиръ. Въ настоящую минуту баронъ сидѣлъ въ высокомъ англійскомъ догъ-картѣ, запряженномъ парой великолѣпныхъ рыжихъ лошадей, которыми самъ правилъ. На заднемъ сидѣньѣ помѣщался его маленькій грумъ, со скрещенными на груди руками, олицетвореніе комической серьезности. Туалетъ барона былъ безукоризненъ. Панталоны на немъ сегодня были темно-лавандоваго цвѣта, сюртукъ сѣраго, неопредѣленнаго оттѣнка. Шляпа, собственнаго изобрѣтенія, была необыкновенно высокая, съ довольно широкими, загнутыми вверху полями.

— Вольтерьянецъ, негодяй, поди-ка сюда, прокачу по Булонскому лѣсу. Она уже проѣхала.

— Чтожъ, возница, — отвѣчалъ Антуанъ, — я не отказываюсь отъ предложенія, хотя очень доволенъ собственными лошадьми, которыя служатъ мнѣ хорошо и стоятъ не дорого.

— Вы готовы? ѣдемъ. Мой милый Антуанъ, я очень радъ васъ видѣть.

— Вы желаете быть представленнымъ кому-нибудь въ Opéra-Bouffe? — спросилъ Антуанъ, улыбаясь.

— Нѣтъ, нѣтъ, дѣло идетъ о двухъ серьёзныхъ вопросахъ. Вообразите, дорогой де-ла-Гупъ, что я десять дней ищу лошадь и не могу найти.

— Sapristi, что это значитъ? Вы не стоите за цѣной?

— Нисколько. Видите вы эти панталоны?

— Конечно, они почти пахнутъ лавандой.

— Кончено! вы на вѣки погубили ихъ въ моихъ глазахъ; вы правы, я самъ слышу запахъ. Не поѣхать ли домой переодѣться?

— Ни за что. Ѣдемъ въ Булонскій лѣсъ. Чтоже лошадь?

— Ахъ, теперь все равно.

— Отчего теперь?

— Видите-ли, затрудненіе состояло въ томъ, чтобы найти лошадь подъ цвѣтъ этихъ панталонъ. Это было положительно невозможно. Я былъ вездѣ, видѣлъ сотни прекрасныхъ лошадей, ни одна не подходила. Но вы, хвала небесамъ, разрѣшили проблему. Если я откажусь отъ невыразимыхъ, у меня лошадь въ экономій.

— Значитъ, этотъ вопросъ поконченъ. Можно узнать, какое второе важное дѣло?

— Да, кстати, не знаете ли вы чего-нибудь о нѣкоемъ господине Космо?

— Конечно, и не мало.

— Другъ ея — а?

— Другъ — нѣтъ. Она видѣла его, кажется, всего одинъ разъ.

— Онъ — даровитый человѣкъ, энтузіастъ, съ громаднымъ замысломъ въ интересахъ католичества. Она заинтересована.

— Увлечется она этимъ замысломъ?

— Я думаю, — осторожно отвѣтилъ секретарь.

— Что вы о немъ думаете? — неожиданно спросилъ баронъ, смотря своими проницательными глазами прямо въ глаза де-ла-Гупа.

— Я еще не рѣшилъ окончательно. Маркизъ и маркиза поручили мнѣ изучить его.

— И они будутъ дѣйствовать на основаніи вашего заключенія?

— Я думаю.

— Г. Антуанъ, — торжественно сказалъ баронъ, — я не принялъ бы на себя вашей отвѣтственности за десять милліоновъ франковъ, чистыми деньгами.

— Отчего, дорогой баронъ?

— Потому что честь и счастье семейства де-Рошре въ вашихъ рукахъ — ея честь и ея счастье. Намъ съ вами надо понять другъ друга. Я видѣлъ Дюмареска. Положеніе дѣлъ мнѣ извѣстно. Космо сильно взволновалъ маркизу. Если за нимъ тщательно не наблюдать, онъ можетъ вовлечь ее, и все находящееся подъ ея вліяніемъ, въ страшную катастрофу. Вы одинъ еще можете этому помѣшать; уступи вы…

— Это фактъ совершившійся, — воскликнулъ Антуанъ.

— Jacta est aléa! Тогда остается одно: вы, Дюмарескъ и я должны образовать изъ себя нѣчто въ родѣ неоффиціальнаго комитета общественной безопасности, чтобъ помѣшать нашей маркизѣ слишкомъ вдаться въ это дѣло. Всѣ мы честные люди — мы не можемъ заподозрить чистоты побужденій другъ друга. Понимаете ли вы меня, Антуанъ? Я обращаюсь къ человѣку, которому довѣряю, котораго уважаю. Если вы одобрили этотъ проектъ, я знаю; что вы искренне считаете его хорошимъ съ финансовой и нравственной точки зрѣнія. Убѣдите меня въ этомъ и я присоединюсь къ вамъ со всѣмъ моимъ состояніемъ и съ тѣми дѣловыми способностями, какими обладаю, съ тѣмъ, чтобы обезпечить этому дѣлу блестящій успѣхъ, ради ея.

Онъ сильно ударилъ по лошадямъ и замолчалъ.

— Вы совершенно нравы въ своемъ предположеніи, баронъ, — медленно и рѣшительно отвѣчалъ Антуанъ: — я готовъ принести всякую жертву, чтобъ оградить маркизу отъ какой бы то ни было опасности.

— Отлично, — рѣшилъ баронъ.

— Надо вамъ побывать у меня, объяснить мнѣ все дѣло; тогда мы примемъ свои мѣры. Вотъ и маркиза на своихъ хорошенькихъ пони. Надо ее догнать и раскланяться съ нею. Боже, какъ она великолѣпна! Какъ, по вашему, это пальто лучше — разстегнутое на первую пуговицу или на вторую?

V.

Космо пустилъ въ ходъ всѣ пружины для успѣха своего дѣла. Въ Грандъ-Отелѣ онъ былъ слишкомъ на виду, а потому переѣхалъ въ отель Вестминстеръ. Газеты уже почуяли богатое дѣло. Намеки на большое католико-кредитное общество уже появились на столбцахъ Barbier de Séville, въ отдѣлѣ, озаглавленномъ Babillages, за подписью Foe-Fas. Одна изъ замѣтокъ была озаглавлена: Католицизмъ въ акціяхъ. Съ перваго взгляда можно было подумать, что она относится къ проекту критически, но она была такъ искусно составлена, что читатель выносилъ изъ нее убѣжденіе, что дѣло громадное, серьёзное и успѣхъ обезпеченъ.

Чекъ являлся всюду. То разговаривалъ на биржѣ съ маклерами, то угощалъ завтракомъ въ Грандъ-Отелѣ какихъ-нибудь своихъ собраній, то поднимался по мраморной лѣстницѣ Argent Comptant, отправляясь на свиданіе съ маркизомъ Доденъ и графомъ Рококо, двумя очень нетвердыми столпами этого могущественнаго финансоваго зданія. Оба эти господина обѣщали бить директорами. Маркизъ Доденъ, старый viveur, большой, толстый, грубый, имѣлъ непріятности съ Jenny изъ Variétés, такъ какъ думалъ ограничить ея доходъ незначительной до смѣшного суммой десяти тысячъ франковъ въ мѣсяцъ. Маркизъ находилъ, что не стоитъ жить безъ Jenny, хорошенькой живой брюнетки, которая забавляла его своими ребяческими выходками, и представляла живой контрастъ съ его супругой, холодной, выcoкой, не очень красивой, но утонченной и умной нормандкой. Мненькая Jenny, которую искушалъ русскій князь, объявила Додену ультиматумъ, и тѣмъ почти довела его до отчаянія. Она грозила, что броситъ его, если онъ не удвоитъ назначенной ей суммы. Въ эту-то критическую минуту явился на сцену Чекъ, хорошо извѣстный маркизу; понятно, что предложеніе Космо показалось послѣднему даромъ съ неба. Онъ ухватилея за него и, пользуясь своимъ вліяніемъ на графа Рококо, втянулъ и его. Вообще правленіе Argent Comptant стояло за интересы Космо. Среди банкировъ не безъ успѣха вели пропаганду Абирамъ и К®.

Но былъ еще человѣкъ, которымъ необходимо было заручиться. Это былъ знаменитый Динандье, одинъ изъ самыхъ богатыхъ, самыхъ смѣлыхъ спекуляторовъ, когда-либо игравшихъ роль на финансовой сценѣ Парижа.

Онъ дебютировалъ въ жизни въ качествѣ колбасника, а закончилъ ее въ великолѣпномъ отелѣ въ Parc Monceaux. Тѣмъ не менѣе онъ занималъ огромное мѣсто въ парижскомъ финансовомъ мірѣ. Дѣльцы, биржевики, актрисы, все и вся поклонялось этому толстяку. Евреи, католики, протестанты и атеисты одинаково преклонялись передъ нимъ. Половина акцій парижскихъ конно-желѣзныхъ дорогъ принадлежала ему, такъ же какъ четвертая часть водопроводныхъ; онъ имѣлъ серьёзное участіе во всякомъ мало-мальски солидномъ дѣлѣ. Популярность его была понятна: при такихъ огромныхъ дѣлахъ Лазарь и К® безпрестанно подбирали крохи со стола богача. Абрагамъ Абирамъ объявилъ Космо, что участіе Динандье особенно дорого для новаго дѣла, но пріобрѣсти его крайне трудно. Въ сущности есть одно только средство — бывшій колбасникъ жаждетъ быть членомъ жокей-клуба: тотъ, кто откроетъ ему двери этого святилища, гдѣ ему уже нѣсколько разъ отказывали въ пріемѣ, стяжаетъ право на его вѣчную признательность. Космо далъ себѣ слово воспользоваться этимъ указаніемъ. Въ тотъ же день они съ Дюмарескомъ были у маркизы де-Рошре, въ будуарѣ которой кромѣ ея мужа застали барона Плума и Антуана. На этотъ разъ объясненія прожектера были сдержаннѣе, спокойнѣе. Они дышали самоувѣренностью; многочисленные союзники, которыхъ онъ чувствовалъ у себя за спиной, придавали ему апломба. Марта сіяла. Баронъ Плумъ предложилъ Космо выбрать маркиза де-Рошре предсѣдателемъ правленія, прибавивъ, что въ такомъ случаѣ и онъ самъ предложитъ обществу свои услуги. Итальянецъ съ восторгомъ ухватился за это предложеніе. Зашла рѣчь и о Динандье.

— Безъ толстаго Динандье не обойтись, — рѣшилъ баронъ, — только какъ его пріобрѣсти-то?

— Говорятъ, его Ахиллесова пята — желаніе попасть въ члены жокей-клуба, — ввернулъ Космо.

— Ха, ха, ха, — разразился маркизъ: — баронъ, вотъ вамъ случай себя показать; не можете ли вы это устроить?

— Онъ положительно невозможенъ, — энергически заявилъ Плумъ.

— Но вы попытаетесь, — спросила маркиза, бросивъ на молодого человѣка знаменательный взглядъ.

— Если вамъ этого угодно, я буду очень счастливъ, — съ поклономъ и улыбкой отвѣтилъ несчастный баронъ.

— Женатъ онъ? — спросила маркиза.

Мертвое молчаніе было ей отвѣтомъ, мужчины переглянулись. Де-ла-Гупъ поспѣшилъ на выручку.

— Знаю, что у него есть дочь, — сказалъ онъ. — Кажется, она единственное существо въ мірѣ, которое онъ любитъ. Она будетъ его наслѣдницей. Говорятъ, онъ объявилъ, что выдастъ ее только за князя.

— За Балтазара! — воскликнулъ баронъ; они съ маркизой засмѣялись. — Предлагаю вамъ моего пріятеля князя Аргуса Балтазара, дорогой г. Антуанъ. Мнѣ, за коммиссію, только милліонъ.

— Но она слѣпая, — сказалъ Антуанъ.

— Боже! — воскликнула маркиза голосомъ, полнымъ состраданія: — какое несчастіе! Бѣдная дѣвушка! бѣдный отецъ!

Всѣ притихли.

— А толстый Динандье любитъ свою слѣпую дочку? — спросила маркиза.

— Обожаетъ, — сказалъ Антуанъ. — Онъ окружилъ ее роскошью, далъ ей блестящее образованіе. Она отлично играетъ на арфѣ и на фортепьяно, прекрасно знаетъ языки. Говорятъ, что она очень религіозна и желала бы вступить въ монастырь, но старый Динандье объ этомъ и слышать не хочетъ. Грозится покончить съ собою, если она будетъ объ этомъ говорить, клянется, что она выйдетъ замужъ и выйдетъ за князя.

— Бѣдный Балтазаръ, что онъ будетъ дѣлать съ такой женой!

— Вы какъ будто увѣрены въ согласіи старика Динандье? — улыбаясь спросила маркиза.

— Приказали же вы мнѣ сдѣлать это чудовище членомъ жокей-клуба. Я предпочелъ бы перелетѣть Средиземное море на воздушномъ шарѣ. Но въ качествѣ будущаго тестя князя Балтазара, онъ навѣрное былъ бы принятъ. Что до меня, то я считаю этотъ бракъ рѣшеннымъ… долги Балтазара заплочены. Я возвѣщаю въ жокей-клубѣ, что Динандье — его тесть. Это очень умная комбинація.

— Мастерская, — сказалъ Дюмарескъ, который слушалъ со знаніемъ. — Но, что если m-lle Динандье отклонитъ эту честь?

— Но развѣ не папенька располагаетъ ея участью? — воскликнулъ баронъ.

— Я очень хорошаго мнѣнія о князѣ, — сказала маркиза, — но вы, господа, иногда позволяете себѣ слишкомъ свободно отзываться о насъ. Мое любопытство возбуждено отзывомъ г. Антуана объ этой молодой особѣ; посмотрю, нельзя ли съ ней познакомиться. Предоставимъ г-ну Космо вести переговоры съ Динандье, не впутывая сюда молодой дѣвушки.

— Тысячу разъ прошу извинить меня, — покаялся баронъ. — Я обнаружилъ легкомысліе и безсердечіе; не слѣдуетъ шутить надъ несчастіемъ.

Тѣмъ разговоръ и кончился къ великому огорченію Космо, которому очень понравилась мысль барона. Въ качествѣ финансоваго рыцаря онъ не стѣснялся въ выборѣ оружія.

Каждое утро, до начала своего дѣлового дня, толстякъ Динандье тихо стучался въ дверь будуара Сесиль, своей слѣпой дочери. Въ отвѣтъ раздавались слова: entrez, papa; тихій и легкій голосъ дѣвушки напоминалъ воркованіе голубки. Она опускала голову на широкую грудь отца, онъ цѣловалъ ее въ обѣ щечки, садился возлѣ нея и болталъ съ нею съ полчаса. Любовь къ дочери была единственнымъ чистымъ чувствомъ въ душѣ этого человѣка; онъ всегда былъ съ всю кротокъ и ласковъ, такъ что эта хорошенькая, изящная дѣвушка, вкусы и чувства которой представляли полнѣйшій контрастъ съ вкусами и чувствами самого Динандье, питала къ нему глубочайшую привязанность. Матери у нея не было, хотя она была жива. Динандье разстался съ женою уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Сесиль никогда особенно не любила матери, отъ нея одной слыхала она горькіе упреки въ своей слѣпотѣ; отецъ, любовью и попеченіями, замѣнилъ ее вполнѣ. Воспитаніе дочери онъ поручилъ особѣ хорошей фамиліи, отлично образованной, религіозной. Она была уполномочена приглашать лучшихъ преподавателей по всѣмъ отраслямъ наукъ и искусствъ. У нея были двѣ молодыя помощницы, онѣ служили Сесиль компаньонками и секретарями. Отецъ исполнялъ всякую ея прихоть. Она однажды выразила желаніе слышать Альбани, которая пѣла въ Лондонѣ; Альбани заплатили двадцать-пять тысячъ франковъ, она пріѣхала въ Парижъ въ воскресенье и пѣла для m-lle Динандье.

Спустя нѣсколько дней послѣ вторичнаго появленія Космо у г-жи де-Рошре, Динандье, войдя къ дочери, привѣтствовалъ ее еще теплѣе обыкновеннаго:

— Здравствуй, милая Сесиль; хорошо ли спала?

Голосъ его слегка дрожалъ.

Она это тотчасъ замѣтила.

— Что съ тобой, папа? Случилось что-нибудь пріятное? Ты сегодня въ духѣ. Опять какое-нибудь удачное дѣло?

— Можетъ быть, — спадалъ онъ, — если ты со мною согласишься.

— Что ты хочешь сказать, папа? Всякая твоя удача меня радуетъ. Съ меня довольно знать, что ты счастливъ.

Онъ потрепалъ ее по блѣдной щекѣ своей большой, толстой рукой, пригладилъ ея роскошные, свѣтло-каштановые волосы, распущенные по плечамъ и просто связанные на затылкѣ голубой лентой. Прелестно сшитый пеньюаръ изъ бѣлаго кашемира съ шелковой, отдѣлкой, окутывалъ ея тонкій станъ.

— Сесиль, мое сокровище, — сталъ онъ. — Ты у меня взрослая, тебѣ почти двадцать-два года.

— Больше, папа, мнѣ исполнилось двадцать два года три года тому назадъ.

— Знаю, знаю, и старикъ-отецъ, Сесиль, все становится старѣе и старѣе — сѣдѣетъ, толстѣетъ съ каждымъ днемъ, походка его не такъ тверда, какъ бывало. Онъ не можетъ вѣчно жить.

Ока схватила его то руку.

— Ты не боленъ, папа? Ничего не случилось?

— Здоровехонекъ, — засмѣялся Динандье. — Но, Сесиль, это не можетъ длиться долго. Я долженъ подумать о твоей будущности, дитя. Ты втрое меня моложе. Что съ тобой будетъ, когда меня не станетъ?

— Но я совершенно довольна, папа. Мнѣ ничего не надо. Еслибь Господу угодно было взять тебя, мнѣ осталась-бы религія. Я и тогда могу быть счастлива, служа Богу и молясь за тебя.

На глазахъ толстяка навернулись слезы. Волненіе не давало ему выговорить слова.

— Ты огорченъ, отецъ, ты плачешь?

— Нѣтъ, — сталъ онъ, подавивъ волненіе. — Ты — ангелъ, Сесиль, твой голосъ, твоя доброта меня трогаютъ. Я не могу слышать, когда ты говоришь такія вещи. Ты — моя единственная надежда въ этомъ мірѣ, а ты всегда говорилъ со мною въ такомъ тонѣ, будто ты недовольна — будто стремишься въ другой міръ. Развѣ я не стараюсь доставить тебѣ все, что можетъ скрасить твою жизнь?

— Да, да, отецъ. Чего мнѣ недостаетъ? Развѣ удовольствія чаще быть съ тобою.

— Нѣтъ, Сесиль, тебѣ еще кое-чего недостаетъ. Умри ты не замужемъ, я не оставлю наслѣдниковъ. Все мое громадное богатство — знаешь ли ты, какъ оно велико? знаешь ли, что многіе короли гордились бы моими доходами? все это богатство пойдетъ — неизвѣстно куда.

— Но, папа, на что оно мнѣ? У меня такъ мало потребностей. Всего лучше было бы завѣщать его церкви.

— Церкви! — воскликнулъ Динандье, топнувъ ногой. — Никогда, тратить мои деньги на обѣдни, чтобъ на нихъ жирѣли попы, да кардиналы и епископы жили среди аристократической роскоши, да монастыри наполнялись… онъ во время остановился.

Сесиль рыдала, закрывъ лицо руками.

— Господи, Господи, отпусти ему!

— Сесиль, Сесиль, перестань. Ради Бога — не принимай этого такъ въ сердцу. Я пошутилъ, прости старика-отца.

Онъ хотѣлъ встать и позвонитъ, но Сесиль остановила его.

— Нѣтъ, — сказала она. — Подожди. Почти прошло — сейчасъ. Это было очень глупо съ моей стороны. Мнѣ такъ было больно. Ты знаешь, отецъ, что есть вещи, относительно которыхъ мы не сходимся. Я увѣрена, что ты не думаешь всего, что говоришь.

— Это этотъ аббатъ Дюпре, — сквозь зубы пробормоталъ старикъ, — вбиваетъ ей въ голову такія вещи. Ужъ я отъ него какъ нибудь да отдѣлаюсь.

— Сесиль, — сказалъ онъ вслухъ: — будь благоразумна. Я беру свои слова назадъ. Но я скорѣй брошу свои деньги въ море, чѣмъ дамъ имъ такое назначеніе. Они должны достаться наслѣдникамъ, мальчику, прелестной дѣвочкѣ, моему внуку, моей внучкѣ. Развѣ не прелесть имѣть ребенка съ голубыми глазками, который обнималъ бы тебя рученжой за шею, и серебристымъ голоскомъ звалъ: maman, maman?

Слова эти произвели извѣстное впечатлѣніе. Сесиль вздохнула и покачала головой.

— Прелестное будущее, отецъ. — Но ему никогда не осуществиться для меня.

— Отчего, моя радость! — воскликнулъ старикъ. — Это совсѣмъ не невозможно. А что, еслибы эта игрушка семьи называлась княземъ, княжной? — Князь Балтазаръ.

— Князь Балтазаръ — какъ странно!

— Что ты хочешь сказать? ты слышала объ этомъ молодомъ человѣкѣ?

— Неужели ты хочешь сказать, отецъ, что въ наши дни существуетъ кто-нибудь, носящій имя князя Балтазара?

— Существуетъ? — еще бы, джентльменъ высшаго общества — членъ жокей-клуба, высокій, элегантный, красавецъ, принадлежащій къ одной изъ самыхъ древнихъ фамилій Венгріи по отцу, а по матери къ древнѣйшему дворянству Анжу. У него въ гербѣ — лилія. Отчего ты спрашиваешь: существуетъ ли онъ?

— Такъ, шалость. Видишь ли: какъ-то мы всѣ три, мои компаньонки Моника, Флорибель Джанси и я придумывали: какія имена мы выбрали бы для нашихъ мужей? Уговоръ былъ выбирать изъ прочитанныхъ книгъ.

— А, такъ о такихъ вещахъ все-же иногда помышляютъ! — воскликнулъ сіяющій Динандье. — Ну?

— Не смѣйся надо мной, надо же иногда подурачиться. У меня почему-то осталась въ памяти строфа англійскаго поэта Ламба, въ которой говорилось:

-- And did to death the proud prince Balthazar,

и я выбрала это имя, какъ очень рѣдкое. Еслибъ я знала, что кто-нибудь его носитъ, я, конечно, никогда бы на немъ не остановилась.

— О, да, да, — вопилъ Динандье, — отлично, прекрасно; счастливѣйшее совпаденіе!

— Видишь, папа, какъ опасно читать стихи. Перестанемъ толковать объ этихъ пустякахъ. Между этимъ княземъ Балтазаромъ и мной никогда не будетъ ничего общаго.

— Напротивъ, — настаивалъ Динандье. — Это дѣло очень серьезное, онъ — проситъ твоей руки.

— Папа! — кровь бросилась ей въ лицо.

— Да, да, положительно. Нотаріусъ Галюша, человѣкъ серьёзнфй, сдѣлалъ мнѣ это предложеніе.

— Какой ужасъ! онъ даже меня не знаетъ. Онъ, конечно, не знаетъ, что я слѣпая?

— Все знаетъ. Онъ даже тебя видѣлъ — въ Булонскомъ лѣсу. Онъ знаетъ, что ты ангелъ.

— Перестань! — съ повелительнымъ жестомъ воскликнула Сесиль. — Онъ также знаетъ, что я богата. Я все прекрасно понимаю. Если ты меня любишь, отецъ, ты меня избавишь отъ этого униженія. Эта судьба — не для меня. Богъ мнѣ этимъ сказалъ, — она граціознымъ жестомъ коснулась своихъ глазъ, — что я не принадлежу себѣ. Можетъ быть… еслибъ… — на лицѣ ея отразилось раздумье.

— Чтожъ, милая, еслибъ?..

— Нѣтъ, объ этомъ и думать нечего.

— Будь по твоему, Сесиль. Однако мнѣ пора ѣхать; въ тринадцать часовъ у меня назначено свиданіе.

Онъ видѣлъ, что настаивать безполезно, но еслибы Сесиль подала ему нѣкоторую надежду.

VI.

Въ то самое время, какъ у Динандье съ дочерью происходилъ этотъ серьезный разговоръ, въ аппартаменты барона Плума ворвался его пріятель князь Балтазаръ и, не выпуская изъ рукъ шляпы и палки, принялся вальсировать, восклицая:

— Поздравь меня, любезный Александръ; знаешь, что случилось?

— Конечно, ты сошелъ съ ума. Я всегда этого ожидалъ.

— Нѣтъ. Ну, еще разъ попытайся!

— Прозерпина взяла призъ на steeple-chase въ Берлинѣ?

— Напротивъ, я получилъ телеграмму, что она сломала ногу, и ее пришлось застрѣлить.

— Такъ я положительно отказываюсь.

— Я женюсь, дружище.

— Дуракъ, и ты не плачешь? Ясно, ты сошелъ съ ума.

— На богачкѣ, — и юный венгерецъ разсказалъ пріятелю о предложеніи, которое ему сдѣлалъ Галюша, о своемъ свиданіи съ старикомъ Динандье въ конторѣ почтеннаго нотаріуса. Наканунѣ онъ жестоко проигрался, а потому тѣмъ охотнѣе пошелъ на эту сдѣлку. Баронъ раскрылъ другу глаза, доказавъ ему какъ дважды-два четыре, что онъ въ этомъ дѣлѣ орудіе интригановъ Космо и Галюша, передалъ ему весь разговоръ, происходившіе въ отелѣ де-Рошре, сказалъ, что молодая дѣвушка находятся подъ покровительствомъ маркизы, что честь запрещаетъ ему вступать въ бракъ при настоящихъ условіяхъ и пр. и пр. Князь, сначала погорячившись, сдался на его доводы, и баронъ отправился къ нотаріусу, для свиданія съ Динандье, въ качествѣ уполномоченнаго пріятеля. Ему тѣмъ легче было убѣдить мваліонера и его совѣтника отнестись съ уваженіемъ къ чувствамъ его друга, который не желалъ воспользоваться исмлючительнымъ положеніемъ m-lle Динандье, чтобъ вступить съ нею въ бракъ изъ тѣхъ, какіе сотнями ежедневно устраиваются во Франціи, гдѣ рѣшающій голосъ принадлежитъ родителямъ и нотаріусамъ, тогда какъ молодая дѣвушка является въ видѣ жертвы, ведомой на закланіе, — что и сама Сесиль, какъ мы видѣли выше, и слышать объ этомъ не хотѣла. Затрудненіе возникло съ другой стороны. Динандье, успѣвшій въ первое свиданіе съ своимъ будущимъ зятемъ убѣдиться, что дѣла его запутаны, привезъ ему 250,000 фр. по пяти процентовъ, съ уплатой по усмотрѣнію, и растроганный рыцарскими чувствами князя къ дочери непремѣнно хотѣлъ навязать ихъ барону для передай князю Балтазару. Баронъ, понятно, отказывался, старикъ заупрямился и бросилъ деньги на полъ. Баронъ ихъ поднялъ и попросилъ позволенія передать ихъ маркизѣ де-Рошре, для ея бѣдныхъ; онъ воспользовался случаемъ, чтобъ разсказать Динандье, что маркиза желаетъ познакомиться съ его дочерью и дать ему понять, что ей было бы очень пріятно, еслибъ онъ принялъ участіе въ операціяхъ новаго, католико-кредитнаго общества, въ которомъ предсѣдателемъ правленія будетъ ея мужъ. Бывшій колбасникъ, польщенный вниманіемъ изящной аристократки къ его Сесиль, вышелъ изъ конторы нотаріуса примиренный съ собою, судьбой и людьми.

Сесиль удивилась, когда ей доложили, что маркиза де-Рошре желаетъ ее видѣть.

— Просите, — сказала она слегка взволнованнымъ голосомъ. — Я не имѣю чести знать эту даму. Можетъ быть, она желаетъ вовлечь меня въ какое-нибудь доброе дѣло, съ разрѣшенія аббата Дюпре.

Шелестъ шелковаго платья далъ знать Сесиль, что посѣтительница вошла, еще прежде чѣмъ слуга съ особеннымъ удареніемъ доложилъ: — маркиза де-Рошре.

Она стояла въ выжидательной позѣ, маркиза взяла ее за руку, сказала:

— Простите, что являюсь къ вамъ безъ всякой рекомендаціи кромѣ нашихъ общихъ отношеній къ доброму аббату Дюпре.

Сесилъ угадала ласку и кротость въ пожатіи маленькой ручки, которую, съ милой наивностью, поднесла къ губамъ.

— Мнѣ очень жаль, маркиза, — сказала она своимъ нѣжнымъ, воркующимъ голосомъ, — что мое несчастіе мѣшаетъ мнѣ оказать вамъ пріемъ, достойный вашей доброты. Но, я знаю, вы добры. Вы простите, если я не съумѣю выразить вамъ удовольствіе, какое доставляетъ мнѣ ваше посѣщеніе. Не позволите ли вы позвать m-me Hortense?

— Madame Hortense! воскликнула маркиза удивленнымъ

— Это моя компаньонка и другъ.

— Нѣтъ, дорогая, — сказала маркиза, очарованная простодушіемъ и красотой молодой дѣвушки. — Позвольте мнѣ на сегодня совсѣмъ завладѣть вами. Сядемъ. Позвольте мнѣ держать васъ за руку, тогда вы почувствуете, что говорите съ другомъ.

— Голосъ вашъ очень пріятный. У васъ прелестная рука… Простите мою смѣлость, но не снимете ли вы перчатку? Мнѣ такъ бы хотѣлось представить себѣ васъ. Прежде чѣмъ мы начнемъ говорить, не могу ли я слегка провести рукой по лицу вашему? Надѣюсь, вы не сердитесь…

Отвѣтомъ маркизы было взять маленькую ручку, которая протягивалась къ ней какъ бы ища сочувствія и положить ее себѣ на лобъ.

— Да! мнѣ кажется, вы прекрасны, — сказала Сесиль. — Какого цвѣта ваши глаза и волосы? Я такъ люблю каштановые волосы. Вѣдь мои каштановые?

— Да, отвѣчала маркиза, — но ваши волосы гораздо свѣтлѣе моихъ, и мои, какъ вы сами можете убѣдиться, далеко не такъ тонки и шелковисты какъ ваши.

— Ахъ, маркиза, вы льстите бѣдной дѣвушкѣ изъ состраданія къ ея несчастію.

— Вы бы этого не сказали, еслибъ хорошо меня знали, — воскликнула маркиза, цѣлуя Сесиль въ обѣ щеки. — Вотъ вамъ искренніе, материнскіе поцѣлуи. Что-жъ, будемъ друзьями?

Она держала руки Сесиль въ своихъ рукахъ.

Молодая дѣвушка крѣпко ихъ сжала. Одинокая слеза скатилась по ея щекѣ, но лицо сіяло чуднымъ свѣтомъ.

— Вы дѣйствительно очень добры, — сказала она. — Что-жъ это, Богъ посылаетъ мнѣ такого друга?

— Надѣюсь, mademoiselle.

— Сесиль, зовите меня просто Сесиль.

— Да, Сесиль. Я слыхала о васъ отъ моего дорогого друга и духовника, аббата Дюпре; онъ говорилъ маѣ о вашемъ благочестіи, о вашей добротѣ въ такихъ выраженіяхъ, которыхъ я привести не смѣю.

— Онъ слишкомъ добръ, — прошептала Сесиль.

— Но, — продолжала маркиза, — не отъ одного аббата слышала я о васъ, Сесиль. Именно потому, что я случайно услыхала ваше имя въ одномъ разговорѣ, я рѣшилась на смѣлый, скажу болѣе — на дерзкій шагъ явиться къ вамъ.

— Я увѣрена, что доброе намѣреніе привело васъ сюда.

— Объяснить все это очень трудно, Сесиль. Я слышала о вашемъ несчастіи, мое женское сердце было тронуто, я не могла вынести, чтобъ люди распоряжались вашей будущностью, люди, которые, пожалуй, могли попытаться воспользоваться чистой души вашей, чтобъ поставить васъ въ печальное и жалкое положеніе.

— Что вы хотите сказать? — воскликнула Сесиль, слегка отодвигаясь отъ маркизы. — Кто можетъ желать сдѣлать мнѣ зло, мнѣ, бѣдной, слѣпой дѣвушкѣ? Да у меня есть и отецъ.

— Именно, другъ мой, отецъ — вашъ естественный покровитель. Но скажите мнѣ откровенно, Сесиль: вѣдь не можете же вы раскрыть все свое сердце отцу? Отцу не понять всѣхъ стремленій и волненій этого сердечка? не такъ ли?

Молодая дѣвушка покраснѣла и опустила голову.

— Моя жизнь, конечно, очень замкнутая, — сказала она. — Я вынуждена очень многое таить въ себѣ. Я это знаю, но… — она остановилась.

— Но вы удивляетесь, почему я думаю, что могла бы занять мѣсто друга, въ сердце котораго вы могли бы свободно изливать свои мысли?

— Нужно много времени, — уклончиво замѣтила Сесиль, — чтгбъ подружиться, чтобъ питать довѣріе, о которомъ вы говорите.

— И мнѣ тѣмъ пріятнѣе видѣть, — отвѣчала маркиза, — что у васъ достаточно здраваго смысла, чтобъ это знать, и достаточно откровенности, чтобъ мнѣ это высказать. Увы! я уже опытная, свѣтская женщина, и мое знаніе человѣческаго сердца къ несчастью даже слишкомъ полно, вы застрахованы отъ этого соприкосновенія со свѣтомъ тѣмъ, на что другіе смотрятъ какъ на несчастіе. Съ другой стороны ваше простодушіе могло бы при извѣстныхъ обстоятельствахъ поставить васъ въ опасное положеніе, еслибъ не было у васъ искренняго и опытнаго друга, который могъ бы защитить васъ.

— Въ такомъ случаѣ, — вооравила Сесиль, — я всегда думала, что остается одно только сродство. Посвятивъ себя Богу, я уйду отъ міра.

— Правда, — отвѣчала сильно растроганная маркиза. — Это средство доступно намъ, бѣднымъ женщинамъ, когда свѣтъ становится сильнѣе насъ. Но ваше положеніе исключительное. Отецъ, вѣроятно, и слышать не захочетъ о томъ, на что вы намекнули.

— Такъ вы знаете? — сказала Сесиль. — Вы что-нибудь слышали? Вы знаете, что онъ не хочетъ слышать о моемъ поступленія въ монастырь, что онъ говоритъ со мной о невозможныхъ бракахъ, что онъ имѣетъ смѣшную претензію оставить свое состояніе наслѣднику. — Она остановилась, покраснѣла и закрыла лицо руками. — Онъ очень добръ, — прошептала она, — я на него не жалуюсь, вы не должны думать о немъ дурно.

— Напротивъ, я о немъ кое-что слышала, что дало мнѣ чрезвычайно высокое мнѣніе о его любви къ вамъ. А теперь, чтобъ показать валъ, сколько я знаю, — я очень хорошо знакома съ княземъ Аргусомъ Балтазаромъ.

— Балтазаромъ! — воскликнула дѣвушка. — Вы знаете этого джентльмена.

— Коротко.

— Онъ красивъ… уменъ… рыцарь… джентльменъ?

— Онъ необыкновенно красивъ, не особенно уменъ, но не лишенъ здраваго смысла и прекрасно образованъ. Чувства его рыцарскія, онъ вполнѣ можетъ быть названъ джентльменомъ.

— Какая нелѣпость! — засмѣялась дѣвушка. — Знаете ли, что отецъ предлагалъ мнѣ его въ мужья. Чтобъ князь такой, какого вы описываете, могъ жениться на бѣдной слѣпой Сесиль! Развѣ это не смѣшно?

— Не знаю, — отвѣчала марта, — теперь, когда я васъ видѣла и говорила съ вами, мнѣ это не кажется особенно смѣшнымъ.

— Ахъ, если вы начнете такъ мнѣ льстить, я начну сомнѣваться въ дѣйствительности вашей дружбы.

— Это не лесть, но вы тѣмъ не менѣе правы, дорогая. Признаться ли вамъ? прежде чѣмъ я васъ видѣла, я приняла на себя очень серьёзную отвѣтственность. Узнавъ случайно, черезъ короткаго пріятеля князя, что вамъ, молодой и неопытной, будетъ сдѣлано предложеніе отъ его имени, я приняла нѣкоторыя мѣры, чтобъ помѣшать этому, пока я не увижу васъ, не узнаю вашихъ взглядовъ, не предложу вамъ — еслибъ вамъ угодно было принять ее — моей помощи, не отдамъ себя, въ качествѣ женщины опытной въ подобныхъ дѣлахъ, а между тѣмъ глубоко сочувствующей всѣмъ вашимъ чистымъ и святымъ стремленіямъ, въ ваше полное распоряженіе. Вотъ разгадка моего посѣщенія.

Сесиль опустилась на колѣни и, обвивъ руками стройную талью маркизы, положила голову ей на грудь.

— Желала бы я, — сказала она, — чтобъ вы были моей матерью. Изъ боковой двери вошла дама и остановилась, пораженная этой сценой. Маркиза подняла голову.

— Гортензія!

— Маргарита!

Онѣ бросились въ объятія другъ друга и горячо цѣловалась.

— Боже мой, что привело тебя сюда?

— Господи, да ты откуда взялась? я такъ давно тебя ищу.

Гортензія опомнилась первая.

— Сесиль, — сказала она, — эта дама моя подруга. Мы вмѣстѣ были въ Sacré-Coear въ Анжерѣ. Мы не видались много лѣсъ.

— Вамъ бы хотѣлось поговорить? — сказала Сесиль. — Благодарю васъ, маркиза. Я чувствую, что вы дѣйствительно будете мнѣ другомъ.

Она поцѣловала маркизу и вышла изъ комнаты.

Подруги снова обнялись. Изъ ихъ разговора мы подслушаемъ только слова, которыя сорвались съ устъ маркизы:

— Бѣдный Эдуардъ Реми; онъ былъ такой храбрый и добрый. Ничего ты не потеряла въ моихъ главахъ моихъ за того, что вышла за него, хотя твое семейство никогда не могло тебѣ итого простить. Онъ былъ отличный преподаватель, ученый. Я также его любила. Но мы бѣдныя всегда страдаемъ, если послѣдуемъ влеченію сердца. Что ты должна была вынести! О, Гортензія, отчего ты не позволила мнѣ хоть немного облегчить его долгую агонію, а когда онъ умеръ, отчего ты не бросилась въ мои объятія?

И обѣ женщины плакали, вспоминая умершаго, котораго обѣ любили.

Дѣло, затѣянное Космо, наконецъ, было пущено въ ходъ. Онъ сдѣлался героемъ дня, какъ и подобаетъ въ наше время, когда поклоненіе золотому тельцу достигло крайняго предѣла. Можно было иногда поймать улыбку, полную надежды, на губахъ обителей Ватикана, которые давно разъучились улыбаться. Вся та обширная категорія людей, которая забавляетяя или живетъ биржевой игрой, пріободрилось. На рынкѣ появились новыя акціи, которыя можно было покупать, продавать, акціи католико-кредитнаго общества, акціи новаго андалузско-индійскаго банка, основаннаго въ Мадридѣ, акціи итальянской желѣзной дороги и пр. Послѣднихъ можно было имѣть сколько угодно, такъ же какъ и именныхъ пяти-процентныхъ облигацій перваго выпуска, по которымъ уплата производилась золотомъ, проданныхъ синдикату по 70, перепроданныхъ публикѣ за 92, а теперь продававшихся съ преміей, когда работы на будущей дорогѣ еще и начаты не были. Акціонеры католико-кредитнаго общества набили себѣ карманы этими акціями. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ публика жаждала новыхъ выпусковъ, такъ удивительно поднялись фонды первоначальнаго предпріятія. Они быстро дошли до 700 съ 125. Новый выпускъ въ пятьдесятъ милліоновъ былъ проглоченъ какъ устрица. Католики, атеисты, легитимисты, бонапартисты, республиканцы, евреи интриговали наперерывъ, чтобъ купить акціи Космо. Почти баснословныя вещи уже совершились. Жакъ, почтенный слуга маркиза де-Рошре, подписался на всѣ выпускъ. Теперь, черезъ годъ и два мѣсяца, онъ жилъ въ Овейлѣ и имѣлъ приличный доходъ въ 20,000 фр. Супруги Гюлотъ, ревностно охранявшіе квартиру нотаріуса Галюша отъ всякихъ вторженій, владѣли 80,000 фр. въ акціяхъ. Ихъ кровные 5,400 фр. всѣ были помѣщены въ новыя предпріятія. Привратникъ и жена его пользовались большимъ почетомъ въ околоткѣ, среди мелкаго люда, такъ какъ всегда могли добытъ пріятелямъ такихъ акцій, какихъ тѣ пожелаютъ, изъ новыхъ выпусковъ, благодаря любезности г. Космо. М-me Гюлотъ завела даже нѣчто въ родѣ торговли, основанной на дружбѣ съ великимъ человѣкомъ. За коммиссію она брала по 10 фр. съ акціи. Чекъ купилъ себѣ замокъ и завелъ лошадей.

Маркизъ де-Рошре былъ предсѣдателемъ правленія. Баронъ Плумъ находился въ числѣ директоровъ. Динандье былъ членомъ жокей-клуба.

Космо былъ главнозавѣдующимъ кредитнымъ обществомъ, вся власть была сосредоточена въ его рукахъ. Секретаремъ у него былъ графъ Мельо; этотъ красивый, умный молодой аристократъ, большой пріятель монсеньора, зналъ нѣсколько языковъ, объѣздилъ многое множество странъ, написалъ нѣсколько книгъ, изъ которыхъ одна была озаглавлена: «Политическая панацея для Франціи». Панацеей этой оказывалась легитимистская реставрація. Феноменъ этотъ сдѣлался правой рукой Космо, которому нуженъ былъ посредникъ съ изящными манерами для сношеній съ принцами, эрцгерцогами, посланниками, министрами.

Красивый домъ былъ купленъ въ Avenue de l’Opéra, его меблировали съ необыкновенной роскошью. Слова: кредитное общество всюду попадались на глаза. Космо владѣлъ рекламой какъ никто. Кромѣ того, что заведенное имъ въ Римѣ агентство: «Intelligence Catholique» печатало въ безчисленныхъ газетахъ статейки, телеграммы, замѣтки, критическіе отзывы о его финансовыхъ операціяхъ, онъ истратилъ четыре милліона франковъ на подкупъ атеистической и еврейской части европейской печати. Въ этихъ газетахъ искуснымъ, даже художественнымъ перомъ, описывались путешествія Космо, его свиданія съ крупными банкирами Вѣны, Лондона. Спеціальные корреспонденты, на жалованьѣ, были разбросаны по всему балканскому полуострову. Они то писали о предполагаемой желѣзной дорогѣ отъ Рагузы до Варны, то описывали боснійскія розсыпи. Космо въ тайнѣ скупалъ въ Вѣнѣ газеты у евреевъ и дѣлалъ ихъ архикатолическими. Въ Буда-Песшѣ онъ издавалъ газету, которая раздавалась даромъ по 20,000 экземпляровъ въ день. Безпрестанно печатались газетныя утки, распускались нелѣпые слухи; все это имѣло одну цѣль: обратить общее вниманіе на колоссальное предпріятіе. Говорили, что австрійскій императоръ и эрцгерцогъ Альбрехтъ взяли половину акцій новаго Тріесто-Адріатическаго банка; говорили, что кредитное общество зарабатваетъ по два съ половиной милліона въ недѣлю.

Но самая серьёзная пропаганда велась черезъ нотаріуса Галюша, черезъ стряпчихь, священниковъ, дамъ. Деньги сыпались въ сундуки общества изъ рукъ довѣрчивыхъ легитимистовъ. Увлеченіе маркизы де-Рошре достигло крайнихъ предѣловъ; оно приводило въ ужасъ комитетъ общественной безопасности.

— Я боюсь, — говорилъ Плумъ Антуану и Дюмареску, — я позволилъ себѣ говорить съ нею очень серьёзно; я доказывалъ ей, что вся эта дѣятельность совершенно лишняя. Люди и безъ того слишкомъ увлекаются этими акціями. Онѣ съ каждымъ днемъ лѣзутъ въ гору. Она приняла на себя колоссальную отвѣтственность. Всѣ ея друзья въ Австріи, Испаніи, Италіи, Германіи вовлечены въ операціи этого чертовскаго кредитнаго общества.

— Всѣ они разбогатѣли, — сказалъ Антуанъ.

— Да, на бумагахъ, — возразилъ баронъ. — Но они ихъ не реализируютъ. Сдѣлай они это — они разорятъ общество; не сдѣлай — рискъ громадный. Я просто сна лишился. Ясно, что Космо и эта обезьяна Мелю дѣлаютъ, что хотятъ; мы только констатируемъ. Все это дѣло точно пагода въ двадцать этажей.

— Изъ папье-машё, — прервалъ Антуанъ.

Никто изъ нихъ не улыбнулся. Всѣмъ имъ чудилось что-то зловѣщее.

VII.

Маркиза и Сесиль подружились. Не смотря на то, что, благодаря развитію великой идеи, ея и безъ того дѣятельная жизнь стала еще полнѣе, маркиза часто находила время заѣзжать въ своей юной пріятельницѣ. Гортензія ни подъ какимъ видомъ не соглашалась сопровождать Сесиль въ ея поѣздкахъ въ маркизѣ; со времени смерти мужа она жила въ полномъ уединеніи, а потому Сесиль постоянно ѣздила въ улицу St.-Dominique съ своей компаньонкой, миссъ Моникой. О князѣ между ними болѣе не заходила рѣчь. Молодой человѣкъ нерѣдко посѣщалъ отель де-Рошре по дѣламъ, такъ какъ и онъ былъ директоромъ католико-кредитмаго общества; образъ жизни его измѣнился, онъ кутилъ меньше, работалъ больше, — баронъ Плумъ утверждалъ, что онъ сталъ невыносимъ. Тревога барона росла не по днямъ, а по часамъ: чѣмъ ближе онъ присматривался къ операціямъ Космо, тѣмъ менѣе онѣ внушали ему довѣрія. Худшія опасенія его оправдались, когда одинъ изъ финансовымъ тузовъ, благоволившихъ къ нему, прислалъ за нимъ и убѣждалъ его понять, наконецъ, что все хваленое предпріятіе Космо — мыльный пузырь, и до краха недалеко. Толстякъ Динандье подучилъ тѣ же свѣдѣнія отъ одного преданнаго ему маклера и въ тотъ же день послалъ дочь съ Моникой предупредить маркизу о грозящей опасности.

Когда молодыя дѣвушки вошла въ гостиную отеля де-Рошре, тамъ не было никого кромѣ незнакомаго миссь Моникѣ молодого человѣка. Маркиза сидѣла у себя въ будуарѣ съ монсиньоромъ. Англичанка многозначительно сжала руку Сесиль.

Молодой человѣкъ всталъ и поклонился.

Моника проговорила громкимъ шопотомъ, по-англійски:

— Это молодой джентльменъ, очень красивый.

Сесиль пріостановилась.

— Уйдемъ, — сказала она тихо, также по-англійски.

Но едва она выговорила это слово, какъ оступилась, вскрикнула отъ боли и упала.

— Боже мой, что случилось? — воскликнулъ князь.

— Кажется, она вывихнула ногу.

Моника опустилась на колѣни и взяла въ руки маленькую ножку. Легкій стонъ сорвался съ губъ Сесиль при этомъ прикосновеніи.

— Но, — продолжалъ князь Балтазаръ, — не можетъ же mademoiselle оставаться въ этомъ положеніи? Не позвонить ли горничную, или — не положите ли ни ее на диванъ, миссъ? не помочь ли вамъ?

Онъ совершенно растерялся, такъ же какъ и миссъ Моника. Сесиль лишилась чувствъ. Они уложили ее на диванъ. Князь побѣжалъ за маркизой, она тотчасъ явилась и въ одну минуту распорядилась всѣмъ.

— Князь, — сказала она, — потрудитесь позвонить; монсиньорь, какъ видите, мое присутствіе тутъ необходимо. До свиданія. Князь, я должна поблагодарить васъ отъ имени m-lle Динандье за оказанныя услуги.

Молодой человѣкъ стоялъ передъ нею глубоко растроганный.

— Такъ это m-lle Динандье, — прошепталъ онъ. — Ахъ, маркиза, я одинъ во всемъ виноватъ. Я не замѣтилъ, что m-lle — слѣпая, я ее напугалъ.

— Такъ загладьте сколько-нибудь вашу невольную вину. Экипажъ вашъ здѣсь? Поѣзжайте сейчасъ-же за Віаномъ, розыщите его, гдѣ бы онъ ни былъ, и привезите его сюда силой, если нужно.

Князь исчезъ.

Сесиль очнулась въ объятіяхъ маркизы. Она спрятала лицо на груди друга.

— Кто это былъ? О, это ужасно.

— Что ужасно?

— Какой-то молодой джентльменъ взялъ меня на руки и понесъ. Кто это былъ?

— Князь Августъ Балтазаръ, дорогая. Онъ поѣхалъ за докторомъ.

Врачъ успокоилъ маркизу. Серьёзнаго не было ничего. Сесиль отвезли домой. Для нея этотъ случай билъ цѣлымъ событіемъ. Съ этой минуты въ сердце ей закралось чувство, котораго она не надѣялась извѣдать…

На другой день послѣ приключенія съ Сесиль, баронъ Плумъ отравился въ отель де-Рошре. Онъ твердо рѣшился предостеречь маркизу.

— А, невѣрующій Діогенъ, — воскликнула она, — гдѣ ваша бочка? вы не принесли ее съ собой?

— Нѣтъ, маркиза, оставилъ дома вмѣстѣ съ фонаремъ. Я отказался отъ безплодныхъ поисковъ за честнымъ человѣкомъ. Изъ моей бочки вызвали меня вы. Мнѣ предстоитъ исполнить миссію. Я — Іеремія, а онъ, надо вамъ сказать, хотя иногда и отличался непріятной откровенностью, но говорилъ правду.

Маркиза зажала уши.

— Я и служать васъ не стану, если вы будете говорить что-нибудь непріятное. Вы вѣчно недовольны; г. Космо только что ушелъ отъ меня. Онъ торжествуетъ. Дѣла идутъ лучше, чѣмъ когда-либо.

— Да. Тоже было и въ Помпеѣ, наканунѣ изверженія. Это старая исторія. Но, маркиза, во имя нашей дружбы, прошу васъ меня выслушать.

— Къ чему ведетъ это торжественное вступленіе? — надменно спросила она.

— Я получилъ новыя и точныя свѣдѣнія. Надо вамъ сказать, что я много разъ пытался познакомиться съ настоящимъ положеніемъ кредитнаго общества, узнать, что мы получили, что должны, какія имѣемъ обезпеченія, что быть должно. Это вещи, которая всѣ директора имѣютъ право знать, а между тѣмъ на наши распросы мы получали уклончивые отвѣты. Самъ маркизъ настаиваетъ, чтобы въ ожиданіи общаго собранія намъ былъ представленъ полный отчетъ о положеніи нашихъ дѣлъ.

— Это и будетъ исполнено.

Плумъ пожалъ плечами и съ отчаяніемъ продолжалъ:

— Преміи на наши акціи совершенно ненормальны. Онѣ цѣнятся втрое выше своей стоимости. Тѣмъ не менѣе подъ эти акціи выдано, по этой фантастической цѣнѣ, отъ тридцати до пятидесяти милліоновъ чистыми деньгами; деньги эти, маркиза, — деньги вашихъ друзей, легитимистовъ, добрыхъ католиковъ. Неужели вы не видите, что это ставитъ васъ въ ужасное положенія?

— Это неправда. Это выдумки нашихъ враговъ евреевъ.

— Полноте, маркиза, вы должны быть выше такихъ чудовищныхъ предразсудковъ. Теперь не средніе вѣка. Взгляните на вопросъ глазами благоразумнаго наблюдателя. Духъ, завоевавшій Палестину, защищавшій Іудею въ теченіи цѣлыхъ вѣковъ угнетенія, не вымеръ въ этомъ народѣ, который далъ каждой европейской странѣ государственныхъ людей, полководцевъ, философовъ, ученыхъ, знаменитыхъ финансистовъ.

— Вы — краснорѣчивый адвокатъ, г. Плумъ, — саркастически перебила она: — давно ли вы стали поборникомъ евреевъ?

— Съ тѣхъ поръ какъ началъ читать и понимать историческія книги; съ тѣхъ поръ какъ имѣлъ возможность оцѣнить философію Спинозы, наслаждаться музыкой Мендельсона и Мейербера, остроуміемъ Генриха Гейне, философской фантазіей Бертольда Ауэрбаха, игрою Рашель. Именъ я больше называть не стану. Достаточно будетъ сказать, что среди грубыхъ тевтоновъ — враговъ нашихъ, нѣмцевъ — множество замѣчательныхъ профессоровъ и публицистовъ вышло изъ того самаго племени, которое принято презирать.

Она улыбнулась.

— Я не въ силахъ состязаться съ вами, но вы ошибаетесь. Чтобы вы ни говорили, люди эти намъ завидуютъ. Они насъ погубятъ, если смогутъ. Это борьба изъ-за господства. Теперь мы отступить не можемъ. Мы должны побѣдить или пасть. Отчего бы намъ не работать вмѣстѣ для обезпеченія дальнѣйшаго торжества этого великолѣпнаго замысла?

— Маркиза, — просто и кротко отвѣтилъ онъ, — мое сердце за васъ, мой разсудокъ противъ. Могу только повторить: спасеніе есть!

Когда онъ ушелъ она сначала задумалась, но скоро сказала себѣ: Невозможно и успокоилась. Она слишкомъ была наэлектризована Космо, чтобъ обращать вниманіе на іереміады барона. Космо, погруженный въ свои колоссальные замыслы, едва имѣлъ время оглянуться. Онъ стоялъ въ центрѣ круга, очерченнаго имъ самимъ, громаднаго, говоря относительно, но небольшого по сравненію съ обширнымъ финансовымъ міромъ. Обремененный заботами, онъ не въ силахъ былъ еще слѣдить за ходомъ политическихъ дѣлъ, а потому многое, что было ясно простымъ наблюдателямъ, ему было не видно. Работалъ этотъ человѣкъ какъ работаютъ одни энтузіасты. Съ маркизой де-Рошре онъ видался ежедневно. Она первая отнеслась къ нему сочувственно. Энтузіазмъ ея до сихъ поръ не охладѣлъ. Какъ было ей не опираться на Космо? его геній соорудилъ это волшебное зданіе, онъ каждый день завоевывалъ новыя царства. Какъ могла она не поклоняться ему? Какъ могъ онъ не чувствовать прелести и силы этой женщины?

Маркиза, при первомъ свиданіи, конечно, сообщила Космо о дошедшихъ до нея слухахъ. Онъ былъ взбѣшенъ; тѣмъ болѣе, по тотчасъ сообразилъ, откуда вѣтеръ дуетъ.

— Это махинація враговъ, — рѣшилъ онъ. — Движеніе, вызванное нами, обратило на меня вниманіе республиканскаго правительства. До меня дошли слухи, что шпіоны слѣдятъ за нами. Съ тѣхъ поръ, какъ акціи наши поднялись до 2,500, евреи обратились съ ходатайствомъ къ министру финансовъ. У меня также есть свои сыщики. Каждое утро мнѣ извѣстно содержаніе всякой сколько-нибудь важной оффиціальной бумаги составленной наканунѣ. Люди убѣдились, что имъ не разбить меня на биржѣ; такъ хотятъ этого достигнуть ложью. Мой отвѣтъ на эту клевету слѣдующій; на будущей недѣлѣ у васъ будетъ общее собраніе, и тогда я изложу акціонерамъ положеніе дѣлъ общества, докажу имъ, какъ блестяще это положеніе. Кто вамъ это все наговорилъ?

— Все равно, кто бы ни наговорилъ, другъ мой, — сказала она, протягивая ему руку. — Я не повѣрила.

Онъ взялъ ея руку и прижалъ къ губамъ.

— Вы съ самаго начала были въ этомъ предпріятіи моей вдохновительницей, моей Минервой. Ваше сочувствіе теперь служитъ лишь величайшей поддержкой. Повѣрьте, что ваше довѣріе мнѣ очень дорого; отнимите вы его у меня, я дѣйствительно былъ бы безпомощнымъ.

Она опустила глаза. Лицо ея слегка заалѣлось.

— Боюсь, — сказала она, силясь улыбнуться, — что вы преувеличиваете значеніе моего скромнаго содѣйствія. Пріятно было идти за вами, за такимъ искуснымъ вожакомъ. Она взглянула на него. Лицо его свѣтилось улыбкой. — Да, продолжала она, устремивъ на него твердый взглядъ, — можно гордиться тѣмъ, что помогали вамъ, такъ какъ въ васъ мы нашли вѣрнаго поборника истины, настоящаго финансоваго рыцаря.

Итальянецъ схватилъ ея руку и нѣсколько разъ поцѣловалъ. Она не противилась.

— Ахъ, — вздохнулъ онъ, не выпуская ея руки: — что было бы, еслибъ всегда имѣть подлѣ себя такую помощницу!

Въ эту минуту слуга доложилъ:

— Г. Дюмарескъ.

Смѣтливый журналистъ тотчасъ догадался, что явился не во время. Космо немедленно простился и ушелъ. Издатель газеты: «Добрый другъ» пріѣхалъ къ маркизѣ по порученію комитета общественной безопасности. Въ утро этого самаго дня у нихъ съ барономъ и Антуаномъ происходило совѣщаніе. Антуанъ, предвидя близость катастрофы, уже давно убѣждалъ маркиза сбыть часть своихъ акцій, которыхъ у него было 4,000 перваго выпуска, и столько же второго, умоляя его реквизировать хотя бы половину по настоящимъ цѣнамъ. Старый аристократъ упорно отказывался послѣдовать этому доброму совѣту; онъ стоялъ на томъ, что такъ какъ онъ уговаривалъ всѣхъ своихъ друзей держаться, то съ его стороны было бы подлостью, будучи предсѣдателемъ правленія, постараться обезпечитъ себя отъ всякихъ случайностей. Антуанъ не находилъ возраженія противъ этихъ доводовъ. Они съ Плумомъ съ горькимъ чувствомъ вспоминали время, когда дали другъ другу слово спасти маркизу. Оказывалось, что это легче было сказать, чѣмъ сдѣлать. Маркизъ былъ слишкомъ честенъ, она слишкомъ увлечена. Дюмарескъ чувствовалъ, что и на немъ лежитъ нѣкоторая отвѣтственность, онъ даже помѣстилъ въ своей газетѣ замѣтку, гдѣ въ очень сдержанныхъ выраженіяхъ и очень осторожно давалъ понять, что не все обстоитъ благополучно. За это ему сильно досталось отъ монсиньора, Космо и кардинала Беретты. На знаменитомъ совѣщаніи проницательный Плумъ рѣшилъ, что единственное средство помочь горю, это — убѣдить маркиза отказаться отъ своей должности предсѣдателя, и это было тѣмъ легче сдѣлать, что старикъ все хворалъ, за послѣдній годъ постарѣлъ на десять лѣтъ и въ настоящую минуту не выходилъ изъ своей комнаты, гдѣ его удерживалъ сильный приступъ подагры. Избавившись отъ обузы, маркизъ могъ продать хотя бы часть своихъ акцій. Для этого необходимо было напугать маркизу серьёзной болѣзнью мужа, увѣрить ее, что отдыхъ ему необходимъ. Съ этимъ-то дипломатическимъ порученіемъ и отправился къ ней Дюмарескъ. Рѣшено было, что онъ предложитъ ей замѣнить маркиза самимъ Космо, въ надеждѣ, что комбинація эта ей понравится и она тѣмъ охотнѣе разыграетъ роль, которую друзья ея въ тайнѣ ей предназначали. Прекрасная маркиза встрѣтила Дюмареска упреками за его замѣтку.

— Мы наканунѣ великаго торжества религіи и порядка, — говорила она. — Все готово.

Дюмарескъ понялъ и внутренно содрогнулся. Неужели Космо околдовываетъ ея воображеніе такими бреднями?

Онъ перемѣнилъ разговоръ, заговоривъ о здоровьѣ маркиза и тутъ же исполнилъ возложенное на него порученіе. Маркиза какъ будто испугалась, она встала, точно собираясь сейчасъ идти къ мужу; журналистъ тоже поднялся, простился и уѣхалъ. Она осталась въ своемъ будуарѣ. Въ сердцѣ ея боролись различныя чувства. Наступила реакція послѣ знаменательнаго свиданія съ Космо. Она думала о томъ, что онъ сказалъ, о томъ, какъ онъ это сказалъ. Ахъ, еслибъ сильные люди всегда соединялись! Ей вспомнился мужъ — добродушный, не лишенный здраваго смысла, съ рыцарскимъ характеромъ, но онъ гораздо старше ея и совершенно неспособенъ оцѣнить, а тѣмъ менѣе раздѣлить ея честолюбивыя мечты, ея энтузіазмъ. А этотъ другой, даровитый, честолюбивый, восторженный и онъ… она пыталась заглушить эту мысль, прежде чѣмъ она сказалась ей, вздрогнула, закрыла лицо руками и опустилась на диванъ. Въ мысляхъ у нея былъ несъ. Она любила разъ въ жизни безмолвно, безнадежно молодого профессора Эдуарда Реми. Онъ полюбилъ Гортензію, а Маргарита вышла за стараго маркиза де-Рошре, которому была вѣрной и доброй женой. Все это случилось двѣнадцать лѣтъ тому назадъ. Теперь передъ, нею, въ воображеніи, стояло два человѣка. Одинъ — баронъ Плумъ, старый другъ; другой — Космо, которой явился и вызвалъ въ ней столько благородныхъ мыслей и стремленій… А сегодня, что онъ хотѣлъ сказать? Скажи онъ больше, она бы возненавидѣла его, но такъ какъ онъ этого не сдѣлалъ, она думала о немъ.

Разобраться въ своихъ мысляхъ она не могла и, чтобы развлечься, пошла навѣстить мужа.

Онъ сидѣлъ въ креслѣ, протянувъ ногу на скамейку. Лицо его было блѣдно и осунулось отъ страданія. Да, онъ боленъ, онъ постарѣлъ. Онъ попытался улыбнуться, когда она стала на колѣни у его кресла, взяла его за руку и спросила:

— Вамъ не очень нездоровится?

— Не знаю, Маргарита, — сказалъ онъ. — Я не тотъ, какъ бывало. Я не такъ легко выношу боль. Голова также слаба. Но это пройдетъ.

Она не въ силахъ была долѣе сдерживаться, прислонилась головой въ ручкѣ его кресла и зарыдала.

Онъ заволновался, положилъ руку ей на голову и ласково гладилъ ея роскошные волосы.

— Маргарита, что случилось? Ты боишься за своего старика-мужа? Полно, милая, все обойдется. Мнѣ надо оставить это колоссальное дѣло; Антуанъ тоже говоритъ. Намъ надо выбрать Космо предсѣдателемъ.

Она осушила слезы и подняла голову.

— Космо?

— Да, онъ одинъ можетъ занять это мѣсто.

— Правда, — прошептала она.

VIII.

Необыкновенное повышеніе акцій кредитнаго общества и различныхъ связанныхъ съ нимъ компаній не было вызвано естественными причинами. Съ цѣлью поднять курсъ на акціи, Космо отдалъ довѣреннымъ маклерамъ приказъ скупить для самого учрежденія 20,000 акцій, по цѣнамъ, доходившимъ почти до 2,500 франк. съ акціи, т.-е. принялъ на себя обязательство на 50 милліоновъ. Онъ также скупилъ всѣ акціи, которыя поступали на рынокъ, хотя ихъ, говоря относительно, было немного, благодаря усердствованію маркизы и всего ультрамонтанскаго и роялистскаго кружка. Число акцій, надъ которыми производилась эта операція, дошло почти до 10,000, что считая среднимъ числомъ по 2,500 съ акціи составляло около 25 милліоновъ, изъ которыхъ 22.500,000 были выданы изъ фондовъ общества. Далѣе, съ цѣлью поощрить спекулировавшихъ на акціи, Космо выдалъ имъ подъ нихъ еще 20 милліоновъ. Страшное количество денегъ лежало втунѣ на востокѣ, въ Венгріи, Румыніи, а также въ Италіи и Испаніи. Сундуки банка начинали пустѣть. Правда, послѣдствіемъ этой тактики было доведеніе акцій кредитнаго общества до 3,300. Правда также, что несчастная группа евреевъ и христіанъ не-католиковъ была прижата въ стѣнѣ. Справедливо заключивъ, что операціи Космо не могутх долго продолжаться въ этомъ размѣрѣ, эти заговорщики спустили свои акціи по цѣнѣ отъ 1,500 до 2,000 и теперь были въ отчаяніи отъ колоссальной розницы, которая постепенно накопилась противъ нихъ. Они очутились въ тискахъ. Они не подумали о громадныхъ рессурсахъ кредитнаго общества, опирающагося на аристократію и за богатыя конгрегаціи.

Вопросъ маркизы доказалъ Космо всю безусловную необходимость опровергнуть клевету. Общее собраніе приближалось. Космо совѣтовался съ Галюша. Благодаря стараніямъ почтеннаго нотаріуса и различныхъ агентовъ, черезъ которыхъ Космо проводилъ свои операціи, имъ удалось за нѣсколько дней до общаго собранія замѣнить акціи кредитнаго общества на сумму тридцати милліоновъ, да акціи различныхъ связанныхъ съ нимъ компаній приблизительно на такую же сумму, пятьюдесятью милліонами въ рентахъ и другихъ солидныхъ фондахъ. Списокъ ихъ былъ представленъ предсѣдателю и совѣту. Барону Плуму тономъ саркастическимъ предложили пересмотрѣть ихъ, что онъ и исполнилъ. Къ его удивленію, какой свертокъ онъ ни развертывалъ ничего подозрительнаго не находилъ. Баронъ недоумѣвалъ. Онъ и не подозрѣвалъ, конечно, что всѣ эти фонды заняты на недѣлю, что 250,000 фр. заплачено за временное пользованіе ими.

Когда блестящій Мельо смѣясь вспоминалъ объ этомъ эпизодѣ, Космо очень хладнокровно замѣтилъ:

— Это была рискованная штука. Но когда имѣешь дѣло съ людьми, которые ничего не смыслятъ въ финансовой наукѣ, приходится принимать во вниманіе ихъ щекотливость. Знай они всю правду, они никогда бы не поняли нашихъ операцій. Что касается до Плума, онъ — оселъ. Онъ погубилъ бы все дѣло. Теперь все въ нашихъ рукахъ. Намъ должны болѣе ста милліоновъ. Черезъ нѣсколько недѣль имъ придется расплачиваться. Абирамъ отлично попадется! Нѣмцы Штангеръ и Штингеръ должны намъ за разницу около восьми милліоновъ, Рейнскеръ семь. Это мщеніе за Седанъ. Скоро будетъ трауръ во всѣхъ синагогахъ. Мы поймали евреевъ въ ловушку. Когда мы проведемъ это, мы — цари парижской биржи.

Изъ этого монолога ясно, что отчаянный игрокъ не замѣтъ опасности, заключавшейся въ ужасномъ положеніи, до которой онъ довелъ сотни тысячъ спекуляторовъ…

Маркизъ де-Рошре все не поправлялся; онъ отказался отъ председательствованія въ совѣтѣ кредитнаго общества. Космо былъ единогласно выбранъ на его мѣсто. Баронъ Плумъ вышелъ изъ директоровъ, ему хотѣлось развязать себѣ руки; несмотря ни на что онъ не довѣрялъ магу, вамъ онъ называлъ Космо. Баронъ, со свойственной ему осмотрительностью, даже принялъ нѣкоторыя мѣры, распродалъ свои акціи, оставивъ себѣ только 500; три милліона франковъ лежало у него во французскомъ банкѣ — на всякій случай. Въ одно время съ нимъ отказался отъ директорства и князь Балтазаръ по совѣту, который равнялся приказанію, своего будущаго тестя Динандье. Мечта старика осуществилась, дочь его была невѣстой князя, приготовленія въ торжеству бракосочетанія дѣлались въ самыхъ грандіозныхъ размѣрахъ.

Общее собраніе было торжествомъ Космо, но оно было также и торжествомъ маркизы. Она не могла воздержаться, чтобы не подтрунить надъ барономъ.

— Видите ли, — говорила она, — какой вы мудрецъ. Вы обязаны извиниться передъ господиномъ Космо. Подозрѣнія ваши оказались неосновательными.

— Повѣрите ли, что я и теперь въ этомъ не убѣжденъ.

— Ахъ, — съ досадой проговорила она, — вы безнадежно предубѣждены. Хорошо, что вы уходите. Признайтесь, нѣтъ ли тутъ досады сильнаго человѣка на преобладаніе сильнѣйшаго?

Баронъ печально взглянулъ на нее.

— Неужели дѣло дошло до того, — сказалъ онъ тихимъ, взволнованнымъ голосомъ, — что вы, маркиза, не находите болѣе благопріятнаго объясненія моему появленію? Извѣстно ли вамъ, что въ эту самую минуту на биржѣ шопотомъ передаются странныя вѣсти? Космо прижалъ спекуляторовъ жъ стѣнѣ. Имъ не перескочить черезъ нее. Для нихъ единственный выходъ вернуться вспять, растоптавъ его ногами. Они ему должны полтораста милліоновъ. Что, если они не въ силахъ заплатятъ? А какъ вы думаете, сколько мы должны? Никто этого не знаетъ кромѣ Космо, если онъ знаетъ!

Въ эту минуту вошелъ Антуанъ; онъ былъ взволнованъ, не похожъ на себя.

— Маркиза, — сказалъ онъ, — я только-что съ биржи. Тамъ страшное волненіе. Андалузско-индійскій банкъ затрудняется въ платежахъ. Акціи упали на восемьсотъ франковъ. На нихъ нѣтъ никакого спроса. Это должно потрясти кредитное общество. Слѣдуетъ ожидать значительнаго пониженія…

— Знаю, — перебила маркиза, — г. Космо былъ здѣсь. Онъ мнѣ все объяснилъ. Это только временное затрудненіе. Онъ принимаетъ свои мѣры. Я дала ему чекъ на французскій банкъ.

— Чекъ на французскій банкъ, — воскликнулъ Антуанъ, внѣ себя. — На сколько?

— На два милліона.

— Боже, вы разорены, — вскричалъ Антуанъ. — Извѣстно ли вамъ, что эти два милліона — все ваше достояніе, внѣ кредитнаго общества?

— Чтожъ изъ этого? у насъ остаются наши акціи. Г. Космо сегодня же пошлетъ десять милліоновъ въ Мадридъ андалузскому банку; все обойдется благополучно.

— Глупецъ! — вырвалось у взбѣшеннаго Плума. — Ему понадобится всякій сантимъ, какой онъ наскребетъ, чтобы въ Паряжѣ-то распутаться. Идіотъ, негодяй, плутъ!

— Тише, баронъ, — проговорила маркиза, ветавая и выпрямляясь. — Г. Космо — мой другъ. Вы слишкомъ много себѣ позволяете…

Плумъ поблѣднѣлъ, губы его задрожали.

— Простите, — прошепталъ онъ, — я совсѣмъ растерялся.

Она бросилась на стулъ и поднесла руку ко лбу.

— Вы — мужчины, и смущаете меня, — говорила она. — Вамъ слѣдовало бы быть моей опорой, моими совѣтниками, а вы — мои самые жестокіе критики!

— Напротивъ, — сказалъ Плумъ, рѣшаясь взять ея руку и горячо ее пожимая. — Мы — ваши слуги, ваши вѣрные рабы. Единственное наше желаніе служить вамъ, спасти васъ.

Она это знала.

— Бѣгите, — сказала она, обращаясь къ Антуану: — отправляйтесь на биржу и предоставьте мнѣ одной справиться съ этимъ. Маркизъ слишкомъ боленъ, чтобы заниматься дѣлами. Что мнѣ было дѣлать? Г. Космо и г. Галюша здѣсь, а безъ васъ мнѣ не съ кѣмъ было посовѣтоваться кромѣ аббата.

— Маркиза, — сказалъ Антуанъ, — необходимо дѣйствовать рѣшительно. Надо сейчасъ продать часть вашихъ акцій. Мы должны быть готовы на всякія случайности. Разрѣшаете ли вы мнѣ, если возможно, продать достаточное количество акцій, чтобы возмѣстить взятую изъ банка сумму?

— Маркиза, — поддержалъ его Плумъ, — умоляю васъ принять этотъ совѣтъ Антуана.

— Но это не честно! Я только-что дала два милліона для поддержанія нашего кредита, а вы предлагаете мнѣ наводнить рынокъ нашими бумагами?

— Постойте, — сказалъ баронъ, въ головѣ котораго блеснула счастливая мысль: — вчера меня пріятель спрашивалъ, не достану ли я ему на два съ половиной милліона этихъ фондовъ, которые ему нужны для уплаты по заключеннымъ уже контрактамъ. Это ужъ васъ нисколько не скомпрометируетъ. Можете просто дать ихъ ему взаймы, если желаете.

Послѣ легкаго колебанія она уступила, наскоро дала Антуану довѣренность на полученіе и продажу бумагъ, и вскорѣ де-ла-Гупъ и Плумъ были на улицѣ и мчались во всю прыть въ французскій банкъ, гдѣ хранились фонды маркиза.

— Кто такой вашъ пріятель, которому въ такое время понадобилась такая пропасть именно этихъ бумагъ? — спросилъ Антуанъ барона.

Тотъ вспыхнулъ. Они заглянули въ глаза другъ другу.

Антуанъ протянулъ руку и крѣпко сжалъ руку своего спутника.

— Вы — истинный аристократъ, — сказалъ онъ, — аристократъ до душѣ, по сердцу.

— Полноте, — сказалъ баронъ. — Милый Антуанъ, все это вздоръ. Развѣ я не пожертвовалъ бы жизнью, чтобы избавить ее отъ минутнаго страданіи? Поклянитесь мнѣ вашей совѣстью, что никогда не скажете ей, что я это сдѣлалъ.

— Клянусь! — воскликнулъ глубоко-растроганный Антуанъ.

— Стойте, — вскричалъ баронъ. — Намъ еще рано ѣхать во французскій банкъ. У меня тамъ лежитъ три милліона и если я переведу деньги прямо на имя маркиза, объ этомъ могутъ узнать. Поѣдемте въ Шампо. Теперь ровно одиннадцать часовъ. Мы тамъ застанемъ старика Динандье за завтракомъ. Онъ долженъ мнѣ это уладить.

Они дѣйствительно застали финансиста за столомъ. Онъ уписывалъ мелкихъ морскихъ раковъ въ ожиданіи завтрака. Страшное волненіе царило во всемъ районѣ биржи, во всѣхъ cafés, у Шампо. Цѣлыя толпы мужчинъ и женщинъ болтали, кричали, размахивали руками, иные плакали. Извощики сходили съ козелъ и поднимались по лѣстницѣ, направляясь къ галлереѣ, въ погоню за сѣдоками, которые, поддавшись общей тревогѣ, выскакивали изъ экипажей и убѣгали, позабывши заплатить. У Шампо больше разговаривали, чѣмъ ѣли. Отъ времени до времени посланный подходилъ въ какому-нибудь извѣстному маклеру, шепталъ ему слова два и быстро удалялся. Многіе изъ этихъ маклеровъ, послѣ такого посѣщенія, вставали, не прикоснувшись къ ѣдѣ, и уходили блѣдные, встревоженные. Одинъ Динандьи сидѣлъ совершенно спокойно.

Плумъ и Антуанъ, до ушей которыхъ долетѣло много зловѣщихъ словъ, ускорили шаги.

Динандье поднялся имъ на-встрѣчу.

— А, баронъ, вы здѣсь? Счастье, что вы теперь не въ числѣ директоровъ католико-кредитнаго общества. Слышали? Акціи упали на 650, къ вечеру упадутъ на тысячу. Биржа точно волнующееся море. Илонъ, Барксъ, Тимбаль, всѣ несостоятельны. Точно свѣтопреставленіе — всемірная ликвидація. Садитесь, господа, позавтракаемъ.

— Извините, г. Динандье, — сказалъ баронъ, — дѣло наше спѣшное. Сядьте и позвольте мнѣ объяснить его вамъ.

И Плумъ въ нѣсколькихъ словахъ разсказалъ, въ чемъ дѣло.

— Дѣло ясное! — воскликнулъ старикъ. — Не можетъ же маркиза страдать изъ-за этого итальянскаго негодяя — Космо. Мариза — святая, ангелъ. Она была добра, какъ мать, къ моей маленькой Сесиль. Господа, я совершенно въ вашемъ распоряженіи. Что вамъ угодно? три милліона? пять? десять? Хоть бы Динандье пришлось заложить свой отель въ Parc Manceaux — приказывайте, ѣдемъ; вы позволите мнѣ, баронъ, самому уладить это. Скорѣй, господа, скорѣй, три четверти двѣнадцатаго, банкъ запрутъ.

Пріѣхавъ въ банкъ, Динандье выдалъ чекъ на два съ половиной милліона и забралъ акціи. Онѣ ему были переданы по цѣнѣ, стоявшей наканунѣ — 3,350 фр. Антуанъ этому противился, но баронъ настоялъ. Потомъ между молодымъ аристократомъ и старымъ финансистомъ возникъ большой споръ, каждый хотѣлъ, чтобы ему одному была предоставлена честь спасти маркизу. Баронъ принесъ всю сумму, сполна, въ билетахъ и совалъ ее Динандье. Тотъ не бралъ. Наконецъ Антуанъ, не безъ великаго труда, помирилъ ихъ, убѣдивъ раздѣлить между собою поровну эту честь; на томъ и порѣшили.

— А теперь, господа, — сказалъ Динандье, — я опять на биржу. Всѣ эти деньги я верну черезъ нѣсколько часовъ. Смотрите, г. Антуанъ, ни слова маркизѣ, слышите: ни слова. Заикинесь — онъ показалъ Антуану геркулесовскій кулакъ — такъ ужъ не попадайтесь мнѣ. Акціи эти купилъ маклеръ Мартинъ, понимаете? Живо, кучеръ, ничего, я легонькій! — и старикъ расхохотался надъ собственной шуточкой…

На другой день Космо не явился въ отель де-Рошре. Парижъ былъ въ волненіи. Акціи кредитнаго общества упали на 1200 фр., спросу на нихъ не было никакого. Акціи и облигаціи итальянской желѣзной дороги можно было бы скупить, еслибъ нашлись покупатели, почти по номинальной цѣнѣ. Космо велъ переговоры съ тѣми самыми евреями, которыхъ собирался было стереть съ лица земли…

Тѣмъ не менѣе онъ еще написалъ маркизѣ записку, убѣждая ее мужаться, прося написать всѣмъ друзьямъ, увѣряя, что дѣло еще не пропало. Записку эту она, едва пробѣжавъ, бросила на столикъ въ углу комнаты больного.

Передъ семейнымъ горемъ поблѣднѣли всѣ внѣшнія тревоги. Наконецъ вечеромъ ее, совершенно неожиданно, призвали къ постели мужа.

Онъ взглянулъ на нее, узналъ, попытался шевельнуть рукою, но воля уже болѣе не властвовала надъ этимъ старымъ тѣломъ, попытался шевельнуть губами, но звукъ замеръ. Тѣмъ не менѣе сознаніе еще его не оставило, отъ него не могли скрыть того, что происходило. Онъ читалъ газеты и тревожился; наконецъ онъ послалъ за Антуаномъ, разспросилъ его и… узналъ всю истину. Онъ не былъ нищимъ, но сравнительно съ прежнимъ богатымъ маркизомъ де-Рошре превратился въ скромнаго rentier. Больной собралъ послѣднія силы и напустился на своего секретаря:

— Не вамъ ли я довѣрилъ мое состояніе? — говорилъ онъ. — Негодяй, трусь! Васъ, вѣроятно, подкупилъ этотъ дьяволъ Космо. Да, я отлично понимаю. Я помню, что вы измѣнили свое мнѣніе въ двадцать четыре часа.

Съ тяжкимъ чувствомъ на сердцѣ вышелъ Антуанъ изъ комнаты больного, и вскорѣ очутился за улицѣ. Онъ самъ не зналъ, куда идетъ, не оглядывался, почти не замѣчалъ прохожихъ. Звѣзды ярко сіяли надъ головой, но не для него. Онъ ничего не сознавалъ. Ему вспомнились слова барона: «Счастье и честь де-Рошре въ вашихъ рукахъ. Ея честь и ея счастье». Да, онъ слишкомъ хорошо ихъ помнилъ.

Онъ зашелъ въ Café Voisin, заказалъ себѣ изысканный обѣдъ, съ лучшими винами и заботливо обсудилъ меню. Кромѣ необычнаго блеска въ глазахъ, въ немъ не замѣчалось ничего особеннаго.

Гарсоны въ такихъ ресторанахъ очень смѣтливы. Они знали секретаря маркиза де-Рошре и шопотомъ переговаривались.

— Говорятъ, Рошре потеряли тридцать милліоновъ, а секретарь-то обѣдаетъ точно принцъ!

— Да ему-то какое дѣло! Онъ о себѣ позаботился. Онъ человѣкъ умный.

А Антуанъ сидѣлъ себѣ преспокойно, ѣлъ и пилъ медленно, выпилъ кофе, выпилъ коньяку, выкурилъ большую сигару. Было около десяти часовъ, когда онъ всталъ и спросилъ свое пальто. Изъ ресторана онъ зашелъ въ аптеку на Roe de la paix и спросилъ хлороформу. Аптекарь былъ знакомый.

— У меня болятъ зубы, — скакалъ Антуанъ, держась за щеку, — хочу натереть имъ десны.

— Будьте очень осторожны, г. де-ла-Гупъ. Не вотрите слишкомъ много.

— Не бойтесь. Что вы называете слишкомъ много? Чайную ложку?

— Помилуйте, да чайная ложка на мѣстѣ бы васъ убила.

Онъ заплатилъ за хлороформъ, положилъ его въ карманъ, закурилъ папиросу. Онъ направился къ Пале-Роялю, обогнувъ бульвары, на которыхъ толпились искатели удовольствій.

— Эфемериды, — говорилъ онъ себѣ улыбаясь, — одинъ приходитъ, другой уходитъ. Сегодня мы съ Віолеттой уходимъ. Завтра мѣста наши будутъ заняты другими безумцами. Кто повѣритъ, чтобы для всѣхъ этихъ людей существовало что-нибудь кромѣ кратковременной жизни и уничтоженія! Да оно и хорошо. Всякая другая теорія дѣлаетъ проблему неразрѣшимой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Все было кончено. Пагода изъ папье-машё рухнула. Разореніе проникло въ тысячи семей, горе и отчаяніе свили себѣ гнѣздо въ сотняхъ тысячъ сердецъ.

Отель де-Рошре не былъ въ рукахъ полиціи, благодаря Плуму, Динандье и покойному Антуану. Но въ немъ царили пустота и безмолвіе. Недавно изъ него вынесли тѣло маркиза. Похороны были скромныя. Только нѣсколько друзей мужчинъ слѣдовали на гробомъ, да три блѣдныя женщины, маркиза, Сесиль, Гортензія.

Марта удалилась въ монастырь Sacré-Cœur, но она не собиралась принимать постриженія.

Кромѣ ея стараго друга, Гортензіи Рими, надъ нею въ эти черные дни постоянно бодрствовалъ другой другъ. Съ нимъ она совѣтовалась обо всемъ, онъ принялъ на себя всѣ распоряженія. Онъ получилъ полную довѣренность на управленіе остатками ея состоянія въ теченіе этого года, который она дала себѣ слово провести въ уединеніи.

Въ утро того дня, когда она должна была оставить отель, чтобы ѣхать въ Анжеръ онъ одинъ пришелъ ее проводить. Слугъ, за исключеніемъ ея горничной да привратника, который бродилъ по опустѣлому дому, затворяя ставни и спуская шторы, всѣхъ распустили. Экипажъ его ждалъ у дверей, она должна была ѣхать на станцію одна. Теперь она, въ своемъ траурномъ платьѣ съ длиннымъ, откинутымъ назадъ вуалемъ, сидѣла въ будуарѣ, гдѣ царствовалъ полный, всегда предшествующій отъѣзду безпорядокъ.

— Другъ мой, — сказала она, протягивая ему руку: — намъ остается только нѣсколько минуть для прощанія. Прежде чѣмъ я уѣду, чтобъ никогда, можетъ быть, болѣе съ вами не встрѣтиться, скажите, что вы меня простили.

— Маркиза, — сказалъ онъ тихимъ голосомъ, не выпуская ея руки изъ своей, — избавьте меня отъ этихъ извиненій, вы никогда не могли сдѣлать ничего неблагороднаго.

— Перестаньте, — сказала она глубоко взволнованная, съ глазами, полными слезъ. — Александръ, вы золотой другъ, вы, и вы одни въ теченіе этихъ ужасныхъ недѣль, спасли меня отъ полнаго отчаянія. Воспоминаніе объ этомъ послужитъ мнѣ утѣшеніемъ въ часы моего одиночества. Пока мое искупленіе не исполнится, вы не можете получать отъ меня извѣстій, но повѣрьте, что Маргарита де-Рошре никогда не забудетъ доброты и преданности своего лучшаго друга.

— Друга! — воскликнулъ баронъ.

— Ради меня и васъ самихъ, ничего не прибавляйте. Единственныя возможныя для меня чувства — чувства скорби и уничиженія. Въ нихъ сильныя души почерпаютъ славу, а слабыя — силу. Черезъ годъ мы, можетъ быть встрѣтимся и тогда вы, быть можетъ, найдете во мнѣ болѣе смиренную, но лучшую женщину. Прощайте!

Она закрыла лицо платкомъ, онъ слегка прикоснулся губами къ ея рукѣ, всталъ и прошелся по длинному ряду гостиныхъ. На лицѣ его отражалось волненіе, но глаза горѣли. Когда она сошла внизъ съ опущеннымъ на лицо густымъ вуалемъ, онъ посадилъ ее въ карету; лошади уже готовы были тронуться, они на одно мгновеніе приподняла вуаль и не слыхала, но только по движенію губъ его угадала, что онъ говоритъ ей:

— До свиданія, Маргарита!

---

Въ вечеръ того же до Космо шелъ пѣшкомъ по дождю, на свиданіе съ нотаріусомъ. Воротникъ его пальто былъ поднять, cache-nez до половины закрывалъ ему лицо, шляпа была надвинута на самые глаза. Голова была занята новыми планами; энергическая, стальная натура итальянца сказывалась даже въ эти страшныя минуты.

Онъ добрался до знакомаго дома, на улицѣ никого не было. Было болѣе десяти часовъ, маленькая калитка была полуотворена, онъ толкнулъ ее и вошелъ. Слабый свѣтъ виднѣлся изъ окна комнатки привратника. На лѣстницѣ огонь былъ погашенъ. Онъ сдѣлалъ три шага.

— Кто идетъ? — послышался голосъ г-жи Гюлотъ.

— Это я, Космо, Иду къ г. Галюша. Дайте мнѣ огня.

Молча, осторожно проскользнула она за его спиной, заперла калитку и тихо позвала: — Діонисъ!

Черезъ мгновеніе, прежде чѣмъ Космо успѣлъ вскрикнуть, сильныя руки этой женщины обвились вокругъ его шеи, привратникъ выбѣжалъ изъ своей комнатки, блеснулъ ножъ и… все было кончено.

Темная фигура лежала неподвижно, надъ нею стояла женщина съ лицомъ мегеры, а изъ комнатки привратника слышалась звуки скрипки. Прошелъ часъ, музыка продолжалась, исполнитель походилъ на одержимаго. Красными воспаленными глазами онъ смотрѣлъ вдаль и, казалось, ничего не видѣлъ, а звуки все лились. Это былъ стонъ, похоронный гимнъ, дикая пѣснь торжества.

Послышался громкій, повелительный стукъ въ калитку. Женщина отдернула засовъ, показались фуражки жандармовъ.

— Что это за шумъ? Что вы здѣсь дѣлаете?

— Войдите, — спокойно отвѣтила она.

Они вошли и увидѣли распростертую фигуру.

— Онъ умеръ! — сказалъ одинъ изъ жандармовъ, наклоняясь надъ нею.

Суровая улыбка мелькнула на лицѣ женщины.

Жандармъ вошелъ въ комнатку привратника и положилъ ему руку на плечо. Гюлотъ пересталъ играть. Скрипка его съ рѣзкимъ стукомъ упала на полъ. Онъ обратилъ къ жандарму свирѣпое лицо, покрытое потомъ.

— Кто это?

Жандармъ кивкомъ головы на дверь указывалъ на тѣло.

— Г. Космо.

— Космо, финансистъ, вы его убили?

Гюлоть только кивнулъ въ отвѣтъ.

— За что?

— За что? — повторилъ онъ вскакивая. — Онъ разорилъ меня, разорилъ ее, г. Галюша, маркиза и маркизу де-Рошре, разорилъ тысячи бѣдныхъ людей. Онъ получилъ только то, что заслужилъ.

— Да, — сказала женщина со двора холоднымъ, спокойнымъ, твердымъ голосомъ: — онъ получилъ только то, что заслужилъ.

О. П.

"Вѣстникъ Европы", № 9, 1882