Фауст. Часть II (Гёте)/ДО

Фауст. Часть II
авторъ Иоганн Вольфганг Фон Гёте, пер. Татьяна Петровна Аносова

Оригинал: нем. Faust. Eine Tragödie, опубл.: 1806. — Перевод опубл.: 1883. Источникъ: az.lib.ru

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ФАУСТЪ

ТРАГЕДІЯ ГЕТЕ ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПЕРЕВОДЪ Т. АНОСОВОЙ. ЖИТОМІРЪ. Типографія С. И. Соколова. 1883.

II часть Фауста Гете переведена на русскій языкъ Холодковскимъ (1878 г.) и Фетомъ (1883 г.), но такое геніальное произведеніе какъ Фаустъ Гете, конечно, требуетъ не одного, и не двухъ, а многихъ переводовъ, потому что вполнѣ передать всѣ своеобразныя красоты подлинника и точно выразить внутренній смыслъ всего произведенія, не подъ силу и большимъ талантамъ. По этому, каждый новый переводъ будетъ, до извѣстной степени, дополнять предыдущіе и тѣмъ способствовать къ лучшему пониманію произведенія поэта — мыслителя.

Въ своемъ трудѣ, я всюду старалась сохранить размѣръ и текстъ подлинника, на сколько это возможно въ русскомъ стихотворномъ переводѣ.

Т. Аносова.

1883 года 15 Іюля.

Житоміръ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ. Прелестное мѣстоположеніе. Фаустъ лежитъ на цвѣтущей муравѣ, утомленный, безпокойный, старается заснутъ. Сумерки. Рой духовъ движется въ воздухѣ; граціозные маленькіе образы.

Аріэль.

(Пѣніе сопровождаемое звуками эоловыхъ арфъ.)

Дождь цвѣточный, дождь весенній,

Лишь начнетъ всѣхъ окроплять,

Взору смертныхъ поколѣній

Нивъ заблещетъ благодать —

И малютки эльфы снова

Всюду съ помощью своей!

Жаль страдальца имъ земнаго,

Будь святой онъ, иль злодѣй.

И вы, надъ нимъ паря воздушнымъ хороводомъ,

Теперь всѣ дѣйствуйте согласно съ вашимъ родомъ:

Пролейте миръ, цѣлительной струей,

Вы въ сердце полное угрюмаго боренья;

И горько — жгучее, прочь жало угрызенья!

Отвѣйте отъ него весь ужасъ прожитой!

Въ моменты ночи — ихъ четыре *) — силой дружной,

Немедля все кончайте! Прежде нужно,

На ложе свѣжее усталаго склонить;

Потомъ, изъ Леты водъ росою окропить.

И встрепенется вновь окованное тѣло,

Какъ будетъ до утра покой невозмутимъ.

Свой долгъ исполнимъ мы, прекраснѣйшее дѣло,

Когда на Божій свѣтъ его мы возвратимъ!

Хоръ.

(Порознь, по два и по нѣскольку, поперемѣнно и всѣ вмѣстѣ.)

Полонъ теплыхъ дуновеній

Окаймленный лѣсомъ долъ,

Ароматомъ, легкой тѣнью

Сумракъ на землю сошелъ.

Сердце тихо успокойте

Какъ баюкая дитя,

И усталому закройте

Дверь томительнаго дня.

Ночь совсѣмъ уже настала,

Звѣзды чередомъ пошли;

Сильнымъ свѣтомъ, искрой малой,

Блескъ вблизи и лучъ вдали;

Въ море здѣсь глядитъ сверкая,

Въ ночи ясной тамъ горитъ;

Міра миръ запечатляя

Мѣсяцъ полный тутъ царитъ.

Вотъ и время отлетѣло,

Скорбь и радость вдалекѣ:

Все прочувствуй, ввѣрься смѣло

Наступающей зарѣ!

Лугъ цвѣтетъ, листва тѣниста,

Пышенъ холмъ зазеленѣвъ,

И волною серебристой

Въ полѣ зыблется посѣвъ.

Жажда пылкаго стремленья

Чтобъ въ тебѣ возникла вновь,

Ты взгляни на блескъ творенья,

Сбросивъ легкій сна покровъ.

Все дерзай, пока тревожно

Судитъ, мѣритъ все толпа!

Все понятно и возможно,

Для избраннаго ума.

(Шумъ возвѣщаетъ приближеніе солнца.)

Аріэль.

Слушай!…. Бурей мчатся Оры!

Блескъ разсвѣтнаго луча

Приближается звуча!

Каменистые затворы

Съ трескомъ, грохотомъ гудятъ,

И колеса бога Феба

Раскатилися, гремятъ

Проносясь дорогой неба.

Что за шумъ приноситъ свѣтъ!

Все стучитъ, трубитъ, сверкаетъ

Слухъ дивится, глазъ мигаетъ,

Лишь неслышимаго нѣтъ.

Пусть скорѣе проскользаетъ

Каждый въ вѣнчикъ, въ глубь цвѣтка,

Подъ навѣсъ листвы, въ каменья!

А не то, сразитъ мгновенье,

Оглушитъ васъ на всегда.

Фаустъ.

Обвѣянъ я какъ силою живою,

И въ жилахъ льется кровь могучею волною,

И тихій свой привѣтъ я шлю тебѣ, заря!

И въ эту ночь была все та-жь, и ты, земля;

У ногъ моихъ опять въ живомъ ты обновленьи,

И радости во мнѣ являешь пробужденье:

Рѣшеньемъ твердымъ мысль ужь движешь ты мою,

Впередъ, все къ высшему стремиться бытію.

Расцвѣлъ весь міръ въ предъутреннемъ мерцаньи,

Въ лѣсахъ раздалися мильоны голосовъ,

Изъ дола въ долъ идутъ, плывутъ струи паровъ;

Но въ глубь спускается небесное сіянье;

Въ туманной пропасти, какъ — бы во снѣ тонувъ,

Теперь какъ ожили и вѣтви проглянувъ,

И цвѣтъ отъ цвѣта свѣтъ все ярче выдѣляетъ;

На полѣ, трепетно цвѣтокъ и листъ роняетъ

Росу какъ жемчугъ: вкругъ меня

Какъ рай ликуетъ вся земля!

Взгляни наверхъ: тамъ горныя вершины,

Уже торжественный намъ возвѣщаютъ часъ;

И вѣчнымъ тѣмъ лучемъ согрѣты исполины,

Сіяютъ, прежде чѣмъ дойдетъ онъ и до насъ.

Теперь, по склонамъ горъ, отчетливо стелясь,

Рисуетъ свѣтъ яснѣй ихъ зелени приволье,

И ближе все сюда выходитъ! — Вотъ оно!

Но зрѣніе мое ужь имъ поражено,

И что-же! Долженъ я закрыть глаза отъ боли.

Бываетъ такъ съ надеждой нашей: силой воли,

До высшей точки думъ своихъ она дойдетъ,

И видитъ, наконецъ, открытый настежь входъ,

Ведущій прямо насъ къ желанной, жданной цѣли;

Но пламенный потокъ, изъ вѣчной глубины

Врывается, и мы стоимъ поражены;

Свѣтильникъ жизненный мы лишь зажечь хотѣли,

И вмигъ объяла насъ, какъ море, цѣпь огня!

Любовь или ненависть, могучая волна

Что жжетъ, то муками, то счастьемъ обвивая,

Такими-что къ землѣ, мы снова взоръ склоняя,

Хотимъ укрыться за покровъ

Чистѣйшихъ юношескихъ сновъ?

Такъ, пусть-же за спиной свѣтило остается!

Смотрю на водопадъ, что между камней рвется;

Восторгомъ я къ нему прикованъ! Онъ кружа,

Дробяся, далѣе стремительно несется,

Съ уступа на уступъ, въ потокахъ безъ числа,

И шумно, высоко, онъ пѣной пѣну гонитъ!

Красиво высится надъ этой бурей водъ,

Измѣнчивой дугой, цвѣтистый, легкій сводъ,

То ярко выступитъ, то въ воздухѣ потонетъ,

И свѣжимъ трепетомъ все обдаетъ сильнѣй.

Вотъ отсвѣтъ нашего усилія, стремленья;

Подумай, и тогда постигнешь ты яснѣй:

Вся наша жизнь въ цвѣтистомъ отраженьи.

----- Имперское Фальцграфство. Тронная зала. Государственный совѣтъ въ ожиданіи Императора. Трубные звуки. Входятъ различныя придворныя особы, богато-одѣтыя. Императоръ всходитъ на престолъ; Астрологъ становится на право, около него.

Императоръ.

Возлюбленнымъ моимъ и вѣрнымъ, мой поклонъ,

Прибывшимъ изо всѣхъ сторонъ моихъ владѣній.

Но вижу мудреца на тронной я ступени,

А гдѣ-же шутъ? Куда дѣвался онъ?

Молодой человѣкъ.

За шлейфомъ мантіи ступая,

Скатился съ лѣстницы пузанъ;

Его поспѣшно прибирая

Не разглядѣли — мертвъ иль пьянъ.

Второй молодой человѣкъ.

Взамѣнъ его, вдругъ, съ быстротою,

Явилось существо другое!

Богато платье, страненъ видъ,

Да и гримаса всѣхъ дивитъ.

Но стража не даетъ дороги

Скрестивъ сѣкиры на порогѣ.

Однако, что-же это? Вотъ,

Онъ, дерзкій дурень, самъ идетъ!

Мефистофель.

(Преклоняя колѣно передъ престоломъ).

Чему проклятіе съ привѣтомъ?

Къ чему стремясь — что гонятъ всѣ?

Что защищается всѣмъ свѣтомъ?

Упрекъ что носитъ на себѣ?

Чье имя радуетъ не мало?

Кого не смѣешь ты призвать?

Что къ трону близко хочетъ стать?

И что само — себя изгнало?

Императоръ.

На этотъ разъ нельзя-ль и поберечь слова!

Загадкамъ здѣсь совсѣмъ и мѣсто не пригодно:

О дѣлѣ говорятъ пусть эти господа:

Вотъ это разгадай! послушалъ-бы охотно.

Боюсь, что мой старикъ убрался въ дальній путь;

Такъ подойди ко мнѣ и за него побудь!

(Мефистофель всходитъ и становится по лѣвую сторону.)

Говоръ въ толпѣ.

Ну, шутъ другой — бѣда другая!

Откуда? Какъ нашелъ онъ входъ?

Свалился тотъ — нашъ старый мотъ!

Былъ чанъ — теперь щепа сухая!

Императоръ.

И такъ, народъ любимый, вѣрный мой,

Добро-пожаловать изъ близка и далека!

Благопріятною звѣздой

Вы собраны сюда; перстъ непреложный рока

Намъ славу, счастіе на небѣ начерталъ.

Одно скажите мнѣ: откинувъ всѣ заботы,

Мы, по обычаю, справляя карнавалъ,

Хотѣли жить однимъ весельемъ, безъ работы —

Зачѣмъ-же въ эти дни намъ созывать совѣтъ?

Но вы рѣшили такъ — противорѣчья нѣтъ,

Быть по сему! и примемся за дѣло!

Канцлеръ.

Святымъ вѣнцомъ обвивъ монаршее чело,

Сіяетъ высшій долгъ и высшее добро;

Монархъ одинъ владѣетъ тѣмъ всецѣло:

То правосудіе! — Что любятъ всѣ, чего

Всѣ требуютъ, къ чему стремятся всѣхъ желанья,

То, безъ чего людей гнететъ существованье,

Доставить долженъ онъ народу своему!

Но пользы что въ осмысленномъ сознаньи,

Въ сердечной добротѣ, готовность рукъ къ чему,

Когда потрясена основа государства,

Гдѣ ядъ горячешный все заразилъ пространство,

И гдѣ, гнѣздяся, зло рождаетъ семью золъ!

И если съ выси кто, на дальнія владѣнья

Глядитъ — тотъ удрученъ какъ тяжкимъ сновидѣньемъ,

Гдѣ надъ уродствами уродства произволъ,

Гдѣ беззаконія владычество законно,

И заблужденій міръ въ развитьи неуклонномъ.

Тотъ стадо, тотъ жену украдетъ для себя,

Сосудъ святой и крестъ, подсвѣчникъ съ алтаря —

И такъ потомъ живетъ, прославясь этимъ дѣломъ,

Онъ долго, счастливо и съ невредимымъ тѣломъ.

Смотри, просители тѣснятся вотъ, въ судѣ,

Судья напыщено сидитъ на возвышеньи —

Межь тѣмъ растетъ въ неистовой толпѣ

Волненіе мрачное. Позоромъ преступленья,

Навѣрно, хвастаться, гордиться можетъ тотъ

Кого сообщникъ зла поддержкой бережетъ;

И слышимъ мы клеймятъ всѣ возгласомъ: виновенъ!

Того чья сила вся въ невинности. Косить

Другъ — друга, лишь терзать и мучить свѣтъ настроенъ

И все рожденное безжалостно морить.

Гдѣ-жь средство тутъ, развиться мысли здраво,

И чувству чистому, которое одно

На путь прямой навесть-бы насъ могло?

Въ конецъ концовъ, честнѣйшій, самый правый,

Поддастся самъ продажному льстецу;

А не карающій судья идетъ къ тому,

Что на одной доскѣ придется стать позорной

Съ злодѣемъ. Набросалъ хотя я краской черной

Свою картину — но, желалъ-бы на нее

Еще темнѣй накинуть покрывало.

(Молчаніе.)

Рѣшеньемъ медлить не пристало;

Когда къ вреду стремится все,

И все когда здѣсь жертвой стало —

Монарха санъ не защититъ.

Начальникъ войскъ.

Крамольное настало время!

Тотъ, смерть несетъ — и самъ убитъ!

Къ командѣ глухо это племя.

Какъ гражданинъ въ своихъ стѣнахъ,

Въ гнѣздѣ такъ рыцарь на горахъ,

Насъ сговорились выжить точно,

И для самихъ-себя лишь укрѣпились прочно.

Солдатъ наемщиковъ сдержать намъ не легко,

Они ужь требовать уплаты буйно стали,

И разумѣется, давно

Совсѣмъ отъ насъ-бы убѣжали,

Когда-бъ мы имъ не задолжали.

Всеобщимъ требованьямъ кто

Противоставитъ воспрещенья —

Злыхъ осъ гнѣздо тревожитъ онъ;

И край лишенный охраненья,

Опустошенъ и раззоренъ.

На ярость ихъ, на бурный стонъ,

Нѣтъ ни вниманья, ни отвѣта.

Такъ уничтожилось полсвѣта;

Кой-гдѣ король еще сидитъ,

Но ни одинъ на дѣло это

Какъ на свое не поглядитъ.

Государственный казначей.

Извѣрились въ слова союзныхъ намъ народовъ:

Субсидій намъ сулили — мы

Не видимъ ихъ до сей поры,

Какъ не видать водопроводовъ!

А также, Государь, изволь припомнить то,

Кому въ твоихъ земляхъ имѣнье отдано?

Куда ни поглядишь, вездѣ порядкомъ новымъ,

Хозяинъ новый все вертитъ на новый ладъ,

И хочетъ жить самъ-по-себѣ-ну, словомъ,

На всѣ затѣи тутъ любуйся, радъ-не-радъ!

А нами всякихъ правъ настолько надавалось,

Что ужь самимъ ни въ чемъ ихъ больше не осталось.

Что партьями зовутъ — то въ наше время вздоръ;

Ихъ злоба иль любовь, хвала или укоръ,

Нѣтъ проку въ томъ, ни толку ни на малость.

Желаютъ на покой и Гвельфъ и Гибелинъ!

Сосѣду помогать? Нѣтъ, есть свои невзгоды;

У всякаго къ своимъ заботамъ тьма причинъ!

И къ рудникамъ завалены всѣ входы,

А всякій роется въ крохахъ,

И скоблитъ онъ, и собираетъ —

И пусто въ нашихъ сундукахъ.

Гофмаршалъ.

Да и меня что за напасть караетъ!

Беречь хотимъ — и большій все расходъ!

И что ни день, то новый рядъ заботъ.

Хоть поваръ нуждъ не ощущаетъ —

Олени, козы, кабаны,

Индѣйки, зайцы, каплуны!

Доходы вѣрные, оклады,

Идутъ кой-какъ еще себѣ;

Пока и этому мы рады;

Но мы нуждаемся въ винѣ.

Во время прежнее, бывало,

Набиты бочками подвалы,

Былъ лучшихъ сборовъ каждый годъ;

Но жаждою неутолимой

Наивельможнѣйшихъ господъ,

До капли все истощено единой.

Градской совѣтъ запасъ свой винный

Растратить тожь какъ-бы спѣшитъ:

Сберутся, схватятся за кубки да за чаши,

Пока не свалятся подъ столъ всѣ гости наши.

За всѣхъ платить мой долгъ, а жидъ

Не пощадитъ меня изъ сожалѣнья.

Его накладны упрежденья —

Онѣ съѣдаютъ годъ за годъ.

Не жиренъ нашъ домашній скотъ,

Постели даже подъ залогомъ,

И хлѣбъ давно нашъ пахнетъ долгомъ,

Императоръ

(немного подумавъ, къ Мефистофелю.)

Скажи мнѣ, шутъ, теперь и ты,

Какой не знаешь-ли бѣды?

Мефистофель.

Не знаю ничего, державный.

Сіяешь ты въ своей средѣ! —

Какъ недовѣрью быть въ странѣ,

Величье гдѣ самоуправно,

Гдѣ мощь не дремлетъ, и врага

Разитъ; гдѣ умъ и сила воли,

Гдѣ всякъ въ своей полезенъ долѣ?

Дерзнуть-ли дѣлу тьмы и зла

Тамъ гдѣ мирьяда звѣздъ сверкаетъ?

Говоръ.

Ну, это плутъ — и все смекаетъ. —

Онъ лжетъ себѣ — пока везетъ.

Ужь знаю мысль его впередъ! —

А что? — Проектъ вѣдь пуститъ въ ходъ. —

Мефистофель.

Но кто-жъ доволенъ всѣмъ, изъ здѣшняго-то свѣта?

То нужно одному, другому надо это,

У насъ же денегъ нѣтъ. Конечно, не поднять

Ихъ съ полу — мудрость же умѣетъ все достать

Все, что-бы глубина ни скрыла:

И стѣнъ фундаменты, и горныя всѣ жилы,

Чеканнымъ золотомъ и слитками полны:

А спросите извлечь кто можетъ все изъ мглы?

То одаренный мужъ природы, духа силой.

Канцлеръ.

Природа, Духъ — на этотъ ладъ,

Крещенымъ, вѣдь, не говорятъ:

За то сжигаютъ атеиста,

Что рѣчи той опасенъ ядъ.

Природа — грѣхъ, а Духъ-нечистый!

А вѣдь межъ ними-то двумя

Растетъ отъ ихъ соединенья,

Ихъ безобразное исчадіе — сомнѣнье.

У насъ иначе! Такъ нельзя!

Возникли здѣсь двѣ силы — ихъ опора

Хранитъ престолъ незыблемо вѣрна:

Угодниковъ святыхъ и рыцарей отпору

Уступитъ каждая невзгода и гроза;

Въ возмездіе они страну и церковь взяли.

Развившись, противъ нихъ возстали

Мечты плебейскія помѣшанныхъ головъ,

Еретики, все это, нѣтъ сомнѣнья,

Кудесники! И селъ и городовъ,

Лишь развращаютъ населенье.

И шутками своими безъ зазрѣнья,

Въ нашъ благородный кругъ ихъ хочешь ты ввести!

Но что-жъ! отродье ваше вѣчно,

Лишь можетъ льнуть къ сердцамъ испорченнымъ — конечно,

Онѣ шуту приходятся сродни.

Мефистофель.

Ученаго сейчасъ и видно господина!

Когда рукой нельзя ощупать вамъ чего,

То разстояніе неизмѣримо длинно;

Чего постигнуть вамъ не въ мочь — то ужь ничто;

Все ложь, на что еще у васъ нѣтъ вычисленья;

Чего не свѣсите вы на свои вѣсы,

Тому и вѣсу нѣтъ по вашему рѣшенью;

На чемъ не вашъ чеканъ — тому нѣтъ и цѣны.

Императоръ.

Однако-жъ, это все не облегчаетъ дѣла.

Къ чему тутъ проповѣдь твоя? Мнѣ надоѣло

Все слышать вѣчные: когда-бы и какъ-бы!

Нѣтъ денегъ; ну, такъ доставай же ты.

Мефистофель.

Чего желаете, достану; больше даже.

Оно легко, но дастся намъ съ трудомъ.

Кладъ подъ рукой; вопросъ остался въ томъ —

Добыть съумѣетъ кто? Начало кто покажетъ?

Подумайте: въ тѣ дни, какъ варваровъ наплывъ

Нахлынулъ, на пути своемъ все поглотивъ,

То каждый все свое стяжанье дорогое

Повсюду хоронилъ, такъ былъ запуганъ онъ;

И съ Римлянъ длилось такъ, съ могучихъ ихъ временъ,

И шло потомъ все той-же колеею;

До нынѣшняго дня все такъ какъ было встарь.

Сокровища лежатъ въ нетронутомъ покоѣ —

А такъ какъ Государь владѣетъ почвой тою,

Что скрыто въ ней, тому владѣтель — Государь.

Государственный казначей.

Да для шута онъ говоритъ прездраво:

И впрямь вѣдь древнее, безспорное то право!

Канцлеръ.

Васъ въ золотую сѣть здѣсь ловитъ сатана,

А къ дѣлу честному уловка не годна.

Гофмаршалъ.

Ну, если дастъ Двору удобства онъ — не скрою,

Готовъ немножко я и покривить душою.

Начальникъ войскъ.

Шутъ вовсе не дуракъ — сулитъ, и каждый радъ;

Откуда-жь что идетъ, не спроситъ нашъ солдатъ.

Мефистофель.

Но, можетъ-быть, никто мнѣ здѣсь не довѣряетъ?

Такъ вотъ вамъ человѣкъ: Астрологъ на лицо!

Въ кругахъ небесныхъ онъ и часъ и мѣсто знаетъ;

И такъ повѣдай намъ: на небѣ видно что?

Говоръ.

Два плута — ну, стакнулись скоро!

Въ почетъ шута и фантазера!

Припѣлась пѣсенка! Глупецъ

Дастъ тонъ — по немъ споетъ мудрецъ!

Астрологъ

(говоритъ съ подсказываньемъ Мефистофеля.)

Все солнце чисто — золотое;

Меркурій тотъ посломъ продажнымъ былъ всегда;

Вы всѣ увлечены Венерой — госпожою,

И ранней, поздней — ли порою,

Умильный взоръ бросаетъ вамъ она.

Съ причудой чистая стыдливая Луна;

Марсъ, если не сразитъ, такъ мощь его грозна;

Юпитера — жь всегда яснѣе всѣхъ сіянье;

Великъ Сатурнъ — на глазъ далекъ и малъ

Его не чтимъ мы какъ металлъ —

Цѣною пустъ, тяжелъ лишь вѣсомъ. Но сліянье

Когда послѣдуетъ для Солнца и Луны,

Для злата съ серебромъ — весь міръ нашъ въ эти дни,

Блаженствомъ будетъ изобиленъ;

И пріобрѣсть хотите-ль той порой

Еще дворцовъ, садовъ, иль груди молодой

И алыхъ щекъ? Все дастъ мудрецъ, онъ въ томъ всесиленъ,

Не властенъ въ чемъ никто другой.

Императоръ.

Хоть онъ и надвое толкуетъ,

Мнѣ что-то вѣрить мудрено.

Говоръ.

Да намъ-то что? Вранье старо!

Алхимью суютъ — да колдуютъ!

Давно слыхалъ, — Да даромъ ждалъ! —

Будь прокъ не дуренъ — все-жь онъ дурень.

Мефистофель.

Вонъ, всѣ они кругомъ стоятъ,

Дивятся, въ нашъ не вѣрятъ кладъ;

Межь тѣмъ вѣдь, бредить всякъ проворенъ;

Того мечта волшебный корень,

Другаго вѣра — черный песъ.

Хоть этому съострить пришлось,

На чары тотъ сослаться хочетъ,

Что пятку тамъ ему щекочетъ,

Иль вѣрный шагъ вдругъ измѣнилъ —

Все вздоръ! То вѣчный властелинъ,

Природа движетъ вами тайно;

Изъ самыхъ нѣдръ коры земной

Вверхъ проникаетъ слѣдъ живой.

Всѣмъ членамъ больно-ли порой,

Иль гдѣ, вдругъ, страшно вамъ случайно —

Тутъ кладъ *) — Немедля, сгоряча,

Искать тамъ, рыть, рубить съ плеча!

) Намекъ на повѣрье, что нѣкоторыя особы могутъ ощущать близость металлопосныхъ жилъ, пластовъ почвы, на которой находятся, и т. п.

Говоръ.

Мнѣ руку сводитъ — какъ ломота. —

Въ ногѣ какъ будто пудъ свинца. —

Въ большой мнѣ палецъ колетъ что-то. —

А у меня болитъ спина. —

Здѣсь, если вѣрны всѣ примѣты,

Складъ драгоцѣнностей несмѣтный.

Императоръ.

Скорѣй! Теперь уже не вывернешься ты.

Дай силу пѣнѣ лжи лукавой,

И благородныя показывай руды!

Я скипетръ, мечъ сложу, коль говоришь ты право,

Десницей царскою я дѣлу пособлю.

А если лжешь — тебя я къ чорту въ адъ пошлю!

Мефистофель.

Туда извѣстна мнѣ дорога!

А что не въ пользу никому

Владѣльца ждетъ въ землѣ такъ долго,

Про это, что я ни скажу,

И все не будетъ слишкомъ много:

Случалось пахарю, тащася бороздой,

Вдругъ съ золотомъ горшокъ вывертывать съ землей;

Иль въ глиняной стѣнѣ селитры добывая,

Со страхомъ радостнымъ, вѣсъ свертковъ дорогихъ

Почувствовать въ рукахъ мозолистыхъ своихъ!

Какіе своды разбирая,

Въ какія бездны, тайники,

Въ сосѣдство силъ подземныхъ долженъ,

Искатель клада путь найти!

Посудой золотой заложенъ,

Пространный, не одинъ подвалъ;

Тамъ, кубки цѣльнаго рубина

Съ осадкомъ влажности старинной;

Еще — то вамъ знатокъ сказалъ —

Давнымъ давно ужь бочки сгнили,

И винный камень бочкой сталъ;

Цѣннѣй чѣмъ камни и металлъ,

Эссенцьи винъ въ немъ полныхъ силы,

Сокрыты въ ужасѣ, въ глубокой темнотѣ.

Въ ночи мудрецъ труды свершаетъ вѣковые;

При свѣтѣ все узнать — мечтанія пустыя!

Всѣ тайны властвуютъ во тьмѣ.

Императоръ.

Предоставляю мракъ тебѣ!

Не вижу въ немъ я проку никакого.

Въ чемъ есть достоинство, то не боится дня.

И плута въ темнотѣ какъ распознаю я!

Въ ночь кошки сѣры всѣ, и черны всѣ коровы.

Сосуды скрытые съ казною золотой,

Ты выноси на свѣтъ! За плугъ берися свой.

Мефистофель.

Не постыдись самъ взять лопату,

Тебя возвыситъ трудъ простой,

И золотыхѣ тельцовъ, въ награду,

Все стадо выйдетъ за тобой

Изъ нѣдрѣ земныхъ. Тогда свободно,

Въ восторгѣ, можешь беззаботно,

Себя-ль, подругу-ль украшать;

Цвѣтные, яркіе каменья

Имѣютъ даръ вѣдь, безъ сомнѣнья,

Красу, величье возвышать.

Императоръ.

Ну, долго — ли еще? 3а, дѣло, живо, живо!

Астрологъ.

(какъ выше.)

Умѣрь, о, Государь! порывъ нетерпѣливый

Веселье праздника, сначала, пусть пройдетъ;

Разсѣянность, вѣдь, къ цѣли не ведетъ.

Въ себя: мы углубясь спокойно,

Высокими — низшее заслужимъ такъ достойно:

Пусть будетъ добрѣ, желаетъ кто добра;

Кто хочетъ радости, порывы крови знойной

Пусть успокоитъ онъ; кто требуетъ вина,

Пусть виноградный сокъ онъ выжимаетъ зрѣлый;

Кто чуда ждетъ, пусть укрѣпится вѣрой.

Императоръ.

Такъ время проведемъ какъ можно веселѣй!

Постъ въ свой чередъ придетъ смѣнить забаву.

Во всякомъ случаѣ, намъ надо пошумнѣй

Безумный карнавалъ отпраздновать на славу.

(Трубные звуки. Уходятъ.)

Мефистофель.

Во вѣкъ глупцамъ къ догадкѣ не придти

О связи счастія съ заслугой. Родъ таковскій,

Что былъ — бы здѣсь и камень философскій,

Философа для камня — бъ не найти.

Обширная зала съ прилежащими покоями, все украшено и приготовлено для маскарада.

Герольдъ.

Не думайте теперь, что въ сторонѣ германской,

Хотятъ порадовать игрою васъ фиглярской

Чертей и гаеровъ, иль пляской мертвецовъ;

Нѣтъ, васъ другое ждетъ, веселый пиръ готовъ.

Какъ въ Римъ нашъ Государь ходилъ на поклоненье,

Себѣ на пользу, вамъ въ угоду, перешелъ

Онъ высь альпійскую — и царство пріобрѣлъ.

На право властвовать просилъ онъ разрѣшенья

У папскихъ туфлей, и потомъ,

Съ своимъ монаршимъ онъ вѣнцомъ,

Привезъ намъ и колпакъ дурацкій въ добавленье.

Теперь мы всѣ какъ возродились съ нимъ;

И каждый человѣкъ со свѣтской снаровкой

Напялилъ на уши уборъ тотъ очень ловко:

Уподоблялся въ немъ дуракамъ шальнымъ,

Съ умомъ, по мѣрѣ силъ, старается справляться.

Вотъ вижу я, сбираются толпой;

На группы начали колеблясь раздѣляться,

Сошлися парами, и съ хоромъ хоръ другой;

Туда, сюда снуютъ безъ устали, безпечно!

А къ одному ведетъ все тутъ —

Что свѣтъ и былъ, и будетъ вѣчно,

Съ гурьбою фарсовъ безконечной,

Ничто иное какъ — одинъ великій шутъ.

Садовницы.

(Пѣніе съ аккомпаниментомъ мандолинъ).

Нынче мы принарядились;

Похвалите, господа,

Флорентинокъ, что явились

Средь германскаго двора.

Въ кудри темныя, взгляните,

Мы цвѣтокъ вплели кой-гдѣ;

Волны шелка, ленты, нити,

Всѣ не даромъ тутъ онѣ.

Имъ въ достоинство вмѣняя,

Про цвѣточки скажемъ мы,

Что искуственно блистая,

Круглый годъ имъ нѣтъ зимы.

Пестрымъ вырѣзкамъ, гдѣ должно

Мы старались мѣсто дать,

Осуждать вамъ частность можно —

Въ цѣломъ, даръ васъ привлекать.

Полюбуются охотно

На садовницъ щеголихъ;

Что искусство, что природно,

Въ близкомъ все родствѣ у нихъ.

Герольдъ.

Покажите сборъ цвѣточный,

Разнородный и роскошный,

Чѣмъ полны, и черезъ край,

Всѣ корзины! Выбирай

Каждый, что ему по нраву!

Садъ откройте, поскорѣй,

Подъ листвой, вдоль галлерей!

Вотъ теперь ужь стоитъ, право,

Окружилъ чтобъ малъ и старъ

И торговокъ, и товаръ.

Садовницы.

Приходите, покупайте,

Но безъ торгу только здѣсь:

Скажемъ слово, такъ смекайте

Что вамъ нужно пріобрѣсти

Оливковая вѣтвь съ плодами.

Не завидую цвѣтамъ я,

Гдѣ раздоры — ужь не тамъ я,

Мнѣ тревоги не сродны.

Мозгъ я тихой стороны,

И для вѣрнаго залога,

Я у каждаго порога

Мира символомъ всегда.

Нынче случай, можетъ статься,

Съ честью мнѣ покрасоваться

Вкругъ прекраснаго чела.

Вѣнокъ изъ колосьевъ, (золотой).

Даръ взлелѣянный Церерой,

Такъ привѣтливо глядитъ,

Что для пользы служитъ мѣрой,

Дастъ наряду чудный видъ.

Фантастическій вѣнокъ.

Будто мальвы въ новомъ родѣ,

Мшистый коврикъ, дивный цвѣтъ!

Ихъ угодно дѣлать модѣ,

А въ природѣ вовсе нѣтъ.

Фантастическій букетъ.

Не сказать — бы Ѳеофрасту *)

Имя вамъ мое — на вкусъ,

Хоть не всѣмъ, одной изъ васъ-то,

Все-жь, надѣюся, придусь.

Пригодился-бъ, безъ сомнѣнья,

Я вплетенный въ волоса,

Или если мнѣ она

Возлѣ сердца помѣщенье

Безъ раздумья-бъ отвела.

) Ѳеофрастъ, ученикъ Платона и Аристотеля, естествоиспытатель и философъ, написавшій, между прочимъ, естественную исторію растеній.

Вызовъ.

А теперь, слѣдя за модой,

Пестрый вѣнчикъ развернутъ

Формы странныя: Съ природой

Согласить ихъ тщетный трудъ.

Плодъ фантазіи цвѣтистой,

Яркій стебель зеленѣй!

Колокольчикъ золотистый

Выглянь смѣло изъ кудрей!

Но —

Розовыя почки.

Мы скрыты; кто успѣетъ

Насъ найти — счастливецъ тотъ.

Лѣтнимъ солнышкомъ пригрѣетъ,

Ночка розы пламенѣетъ,

Этимъ кто пренебрежетъ?

Нѣтъ обмана въ царствѣ Флоры, —

Все тамъ радость, сердцу, взору,

Властью кроткою, затѣмъ,

Овладѣетъ чувствомъ всѣмъ.

(Садовницы красиво располагаютъ свой товаръ подъ листвянными навѣсами.)

Садовники.

(Пѣніе съ аккомпапиментомъ ѳеорбъ.)

Пусть растутъ-себѣ спокойно,

Въ украшенье вамъ, цвѣты;

Не прельщать хотятъ-достойно

Пробы требуютъ плоды.

Смотрятъ лица въ смугломъ видѣ,

Вишней, персиковъ на васъ,

Сливъ румяныхъ; но купите!

Не судья для вкуса глазъ.

Приходите! Фрукты смѣлы,

Просимъ васъ ихъ оцѣнить!

Розѣ пѣснь поютъ и пѣли —

Надо яблока вкусить.

Съ вашимъ цвѣтомъ въ юномъ блескѣ,

Намъ дозвольте рядомъ стать

И товаръ нашъ, по сосѣдски,

Пышно-зрѣлый выставлять.

Межь гирляндъ пестро-блестящихъ,

Въ разукрашенныхъ тутъ чащахъ,

Каждый разомъ все найдетъ,

Почку, листъ, и цвѣтъ, и плодъ.

----- (Во время поперемѣннаго пѣнія, сопровождаемаго гитарами и ѳеорбами, оба хора складываютъ свои товары восходящими ступенями, предлагая ихъ покупателямъ.)

Мать и дочь,

Мать.

Лишь на свѣтъ ты поглядѣла,

Нарядила, пріодѣла,

Дочка, я тебя;

Такъ все нѣжно было — тѣло,

Рожица твоя!

Мнѣ тогда мечта сулила,

Что невѣстой будешь милой,

Богача плѣня.

Сколько лѣтъ неумолимо,

Такъ прошло неуловимо,

Даромъ все пока;

Обожателей шла мимо

Пестрая толпа:

Съ этимъ, ловко ты плясала,

Локоткомъ того толкала

Ты исподтишка.

Сколько праздниковъ давали,

Въ ходъ всѣ выдумки пускали —

Все не удалось;

Игры, фанты, не поймали

Никого, хоть брось!

Воля дурнямъ въ этомъ пирѣ,

Размахни подолъ пошире —

Клюнетъ кто, авось.

(Молодыя и красивыя подруги присоединяются къ нимъ, поднимается дружеская болтовня. Рыбаки и птицеловы, съ сѣтями, силками, удочками и прочими снарядами для ловли, приходятъ и вмѣшиваются въ толпу хорошенькихъ дѣвушекъ. Съ обѣихъ сторонъ попытки настигнуть, поймать, увернуться и удержать, все способствуетъ къ самымъ оживленнымъ разговорамъ.)

Дровосѣки.

(Входятъ буйно и неуклюже.)

Мѣста! Простора!

Эй, сторонись!

Рубимъ мы споро,

Дерево бора

Съ трескомъ вались!

Ношу-ль несемъ мы,

Сильно толкнемъ мы —

Самъ берегись.

Намъ въ похвалу-бы

Вотъ что сказалъ:

Если-бъ не грубый

Людъ работалъ,

Коего-бъ чорта

Самъ-бы собой

Жилъ-бы другой,

Нѣжнаго сорта,

Умъ для остротъ?

Знай насъ на дѣлѣ:

Мы-бъ не потѣли —

Смерзъ-бы вашъ родъ.

Пульчинелли.

(Неловкіе, нелѣпые.)

Всѣ вы глупы,

Всѣ вы тупы,

Отъ рожденья горбуны;

Мы умны,

Ничего не носимъ мы,

Потому-что наши шапки,

Наши куртки, наши тряпки

Легки намъ.

Праздны вѣчно,

Мы безпечно,

Тамъ и сямъ,

Любимъ шляться,

По базарамъ послоняться,

Въ туфляхъ всюду пошнырять,

Иль зѣваками стоять;

А начнутъ къ намъ придираться —

Мы угремъ

Проскользнемъ:

Мы танцуемъ

И бушуемъ

За-одно;

А браните,

Иль хвалите,

Намъ оно

Все равно.

Паразиты.

(Со льстивой жадностью).

Бодры съ тяжкой ношей,

Что за молодцы,

Дровосѣки вы!

Угольщики тоже,

Ваши кумовья,

Вотъ кто намъ друзья,

Потому что, право,

Съ фразою кудрявой.

Эти, какъ на смѣхъ,

Низкія киванья,

Свѣтскія вилянья, —

Двоедувный мѣхъ:

Грѣетъ, освѣжаетъ,

Какъ кто пожелаетъ;

Что намъ изъ того?

Нужно-бы, вѣдь ждать намъ

Пламя чтобъ сошло

Съ неба, чтобы дать намъ

Жаръ для очаговъ,

Если-бы не было.

Пищи той для пыла,

Угольевъ и дровъ.

Все въ огнѣ клокочетъ,

Бьетъ ключемъ, шипитъ!

Это все щекочетъ

Тонкій аппетитъ;

Нюхаетъ жаркое,

Рыбу и мясное,

Такъ и сторожитъ

Истинный цѣнитель

Блюдолизъ любитель,

Чувствуя притомъ,

Силу и охоту

Къ подвигамъ безъ счету

За чужимъ столомъ.

Пьяница.

(безъ сознанія.)

Чтобъ никто не поперечилъ

Мнѣ сегодня! веселъ я, —

Радость, пѣсни, въ этотъ вечеръ,

Самъ я справилъ для себя!

И я пью, пью, пью! Со мною

Всѣ вы чокайтесь, гурьбою!

Въ томъ и дѣло! Ну-ка, ты!

Чокъ, чокъ! чокнемся-ка мы!

Накричала женка нынче,

Ну мнѣ платье это рвать;

Сталъ куражиться я шибче,

А она болваномъ звать!

А я пью, пью, пью! Болваны,

Пусть звонятъ у васъ стаканы!

Вотъ и дѣло! Безъ затѣй,

Чокъ, чокъ, чокнемся скорѣй!

Я ничуть не отуманенъ;

Мнѣ пріятно — я и здѣсь!

Тамъ гдѣ въ долгъ не дастъ хозяинъ,

Госпожа, служанка есть.

И я пью, пью, пью, да вволю!

Ну, вы всѣ, живѣе, въ долю!

Вотъ и дѣло все, кажись!

Чокъ, чокъ, чокнемъ! Не лѣнись!

Словомъ, пусть я веселюся,

Все равно вамъ, какъ и гдѣ!

Не тревожьте-привалюся,

А стоять не въ силу мнѣ.

Хоръ.

Крѣпче, братья, пейте смѣло!

Для того рѣшилось дѣло

Подъ столомъ улегся кто!

Чокъ, чокъ, чокнемъ безъ него!

(Герольдъ возвѣщаетъ разныхъ поэтовъ, естествоиспытателей, пѣвцовъ Двора и рыцарства, изнѣженныхъ энтузіастовъ. Въ толпѣ соискателей всякаго рода, никто не допускаетъ другъ-друга высказаться. Одинъ пробирается и проходитъ мимо, сказавши нѣсколько словъ.)

Сатирикъ.

Знаете-ль вы, что меня-бы поэта

Повеселило-бы искренно? Это

Если-бъ свободно болталъ я и пѣлъ,

То чего слышать никто-бъ не хотѣлъ!

----- (Пѣвцы ночи и могилъ извиняются въ своемъ отсутствіи, потому-что они теперь заняты интереснѣйшимъ разговоромъ съ только что воскресшимъ упыремъ, что можетъ датъ начало развитію особеннаго рода поэзіи; Герольдъ долженъ этому покорится и вызвать покуда греческую миѳологію, хотя и въ современной маскѣ, но нисколько оттого не теряющей ни характера, ни пріятности.)

Граціи.

Аглая.

Прелесть милую съ собою

Въ вашу жизнь приносимъ мы,

Пусть-же прелестью живою

Ваши радуютъ дары.

Егемона.

Даръ-ли жданный, даръ желанный

Вамъ случится получить,

То привѣтъ вашъ благодарный

Милъ, пріятенъ долженъ быть.

Ефросина.

Въ нѣдрахъ жизни вашей мирной,

Чтите благо этихъ дней

Въ высшей степени вы милой

Благодарностью своей.

Парки.

Атропа

Самой старшей пряжу въ руки

Нынче вздумали отдать,

Нужно думать да смекать —

Нити жизни нѣжны, хрупки.

Вотъ для прядива того

Тонкій ленъ, чтобъ мягко, ловко

Нить вилась; чтобъ гладко шло

Приложу я всю снаровку.

Но весельямъ, кто-бъ хотѣлъ

Слишкомъ яро предаваться —

Помни тотъ, что есть предѣлъ;

Тише! можетъ вдругъ порваться!

Клоѳа.

Знайте, ножницы ко мнѣ

Поступили во владѣнье;

Недовольны были всѣ

Нашей старой поведеньемъ!

Безконечно, въ вольный свѣтъ,

Что ненужно выводила,

Въ гробъ, надежды лучшій цвѣтъ,

Вдругъ рѣзнувъ, она тащила.

Сбиться, тожъ, случалось мнѣ,

Прежде по сту разъ, и болѣ;

Нынче ножницы въ чехлѣ,

Чтобы не было имъ воли.

Преохотно отреклась

Я отъ нихъ — теперь раздолье!

Мнѣ и любо! Не боясь,

Попируйте на здоровье.

Лахезія.

Мнѣ, разумной, власть дана

Весть порядокъ справедливо:

Въ дѣлѣ я всегда жива,

Никогда не тороплива.

Вьется нить, идетъ она,

Путь веду я осторожно,

Вью вокругъ веретена —

Отклоненье невозможно.

Если-бъ я забылась разъ —

Мысль одна за міръ пугаетъ!

Смѣрянъ годъ, сосчитанъ часъ —

Ткачъ мотки всѣ забираетъ.

Герольдъ.

Тѣхъ, что идутъ теперь, вамъ не узнать на взглядъ,

Хотя-бы въ древностяхъ всесвѣдущи вы были;

Желанными гостьми назвать-бы каждый радъ,

Вѣдь ихъ, что столько бѣдъ и горя причинили.

Что Фуріи онѣ — и не повѣрятъ намъ;

Пріятны, молоды, красивы, милы лица:

Попробуй кто сойтись, узнаетъ тотъ и самъ,

Какъ по змѣиному кусаетъ голубица.

Онѣ притворщицы хоть сами но себѣ,

Но нынче каждый шутъ, вѣдь, самъ себя порочитъ;

Такъ ни одна изъ нихъ слыть ангеломъ не хочетъ,

Всѣ признаютъ себя мученьемъ на землѣ.

Алекта.

Все это вздоръ, вы намъ довѣритесь, конечно!

Такъ юны, хороши, и ластимся такъ мы!

А у кого недугъ зазнобушки сердечной,

Мы, за ушко того пощиплемъ, знайте вы,

Пока не сообщимъ, глазъ-на-глазъ, той порою,

Ему. что нѣсколькимъ мигаетъ вдругъ она.

И головой глупа, крива, съ хромой ногою,

Невѣстой будетъ-же и вовсе не годна.

Умѣемъ также мы помучить и невѣсту:

Вотъ, напримѣръ, на дняхъ, любви ея предметъ

Объ ней презрительно отозвался не къ мѣсту!

А помирятся-все-жъ останется хоть слѣдъ.

Мегера.

Пустое! Вотъ когда супругами-то станутъ,

Такъ я за нихъ берусь, и увѣряю васъ,

Что счастье лучшее причуды перетянутъ;

Неровенъ человѣкъ, неровенъ также часъ.

Мечту осуществивъ, живя въ средѣ желанной,

Безумно большаго не перестанетъ ждать

Тотъ, къ долѣ кто привыкъ уже избранной;

Отъ солнца онъ бѣжитъ морозъ разогрѣвать

Со всѣми этими управиться умѣю,

Пріятеля зову туда я Асмодея,

Посѣять во время злосчастіе — И такъ,

Родъ человѣческій я весь гублю въ четахъ.

Тизифона.

Ядъ и мечъ, лью и точу я,

Что мнѣ злые языки!

Если любишь ты другую,

Поздно-ль, рано-ль гибель жди.

Все сладчайшее въ мгновеньи

Будетъ въ желчь превращено:

Для измѣны нѣтъ смягченья!

Поплатись кто шелъ на то.

И не пойте о прощеньи!

Скаламъ стану говорить —

Отзовется эхо: Мщенье!

И невѣрному не жить.

Герольдъ.

Теперь прошу немного прочь съ дороги;

Что приближается, совсѣмъ вамъ не чета.

Вы видите, гора втѣсняется сюда;

Коврами пестрыми красуются отлоги:

Клыки у головы, и хоботъ какъ змѣя;

Оно таинственно, но ключъ открою я.

Сидитъ вверху жена, нѣжна она, прелестна,

И тонкой палочкой указываетъ путь;

Другая тамъ стоитъ, краса ея чудесна,

Величественна такъ — едва могу взглянуть

На лучезарное вокругъ нея сіянье.

Идутъ по сторонамъ, закованы въ цѣпяхъ,

Вотъ женщины еще: одной владѣетъ страхъ,

Другая радостна на видъ; въ одной желанья,

Свободы свѣтлаго сознанья

Исполнена другая вся.

Пусть каждая изъ нихъ разскажетъ про себя.

Боязнь.

Какъ мелькаетъ пиръ тревожный,

Сколько дыма и огня!

Межь людей въ, личинѣ ложной

Крѣпко держитъ цѣпь меня.

Вы насмѣшники смѣшные,

Подозрительны мнѣ — прочь!

Все противники презлые

Собралися въ эту ночь.

Во врага другъ обратился —

Знаю, въ этой маскѣ онъ:

Тотъ — убійца мой…. Вотъ скрылся,

Потому-что обличенъ.

Вонъ изъ свѣта, съ наслажденьемъ

И ушла-бъ — но за землей

Мнѣ грозитъ уничтоженье

Между ужасомъ и тьмой.

Надежда.

Васъ привѣтствую, сестрицы!

Тѣшась нынче и вчера,

Маски сбросить вамъ пора;

И откроете вы лица

Завтра — какъ нельзя вѣрнѣй,

Я про это уже знаю.

Что свѣтъ факельныхъ огней!

Вотъ придетъ пора иная,

И дождавшись ясныхъ дней,

На своей мы будемъ волѣ,

По лугамъ цвѣтущимъ, въ нолѣ,

Порознь, вмѣстѣ-ли блуждать,

Дѣло-ль дѣлать, отдыхать;.

Безъ заботъ и безъ лишеній,

Жить среди живыхъ стремленій!

Смѣло вступимъ въ каждый домъ,

Всюду милый намъ пріемъ;

Гдѣ-нибудь, ужь безъ сомнѣнья,

Благо лучшее найдемъ.

Мудрость.

Двухъ враговъ людскаго рода,

Страхъ, надежду, я держу

Удаляя отъ народа;

Мѣсто мнѣ — я васъ спасу!

Правлю я живой громадой,

И идетъ, нагружена

Башней, тихо, безъ преграды,

По крутымъ стезямъ она.

Окрыленная широко,

Вотъ, богиня тамъ стоитъ;

Быстрый летъ ее далеко

За поживой всюду мчитъ.

Славы лучъ ее вѣнчаетъ,

Свѣтелъ міръ ея вѣнцомъ,

И Побѣду почитаетъ

Всѣхъ дѣяній божествомъ.

Зоило-Ѳерситъ. *)

О-го! Я кстати здѣсь! Преважно

Всѣхъ обругаю, на повалъ!

А эту госпожу на башнѣ

Я цѣлью главною избралъ.

Вонъ, съ парой бѣлыхъ крыльевъ, тоже,

Воображаетъ что похожа

На птицу важную, орла;

Что лишь шмыгнуть ей стороною

Какъ все себѣ и забрала!

Вѣдь гдѣ случается такое

Что превозносятъ — то бѣда,

Какъ гнѣвенъ дѣлаюсь тогда!

Глубь высью звать, высь глубиною,

Что прямо, видѣть то кривымъ,

Кривое почитать прямымъ —

Вотъ что для здравья мнѣ полезно;

Хочу чтобъ было все такимъ

На этомъ шарѣ поднебесномъ.

) Соединеніе въ одной личности критика Зоила и труса Ѳерсита.

Герольдъ.

Могучимъ, честнымъ пусть жезломъ

Тебя сразитъ, бездѣльникъ вздорный!

Гнись, корчись, да и сгинь позорно! —

Смотрите, какъ въ противный комъ

Двойной, вдругъ, карло началъ виться! —

Но, чудо! принялъ видъ яйца;

Раздулось, лопнуло: Валится

Вотъ изъ него два близнеца —

Ехидна, нетопырь; средь пыли,

Она ползетъ отсюда вонъ;

Чернѣя, вверхъ шмыгнулъ и онъ.

Союзъ свой мрачный поспѣшили

Они во тьмѣ глухой скрѣпить;

Тамъ непріятно-бъ третьимъ быть.

Говоръ.

Ну-ка общество ужь пляшетъ. —

Нѣтъ, я лучше убѣгу!

Чуешь какъ крылами машетъ

Племя призрачное? Ну,

Въ волосахъ шуршитъ! — А было

У меня сейчасъ въ ногахъ. —

Никому неповредило. —

Да на всѣхъ нагнало страхъ. —

Всю потѣху отравили. —

А скоты на то и били.

Герольдъ.

Съ назначенья моего

Здѣсь въ глашатаи, у входа

Стерегу, чтобъ вредъ, невзгода

Не коснулись-бы кого;

Я ничуть не отступаю,

Но боюсь, не отвѣчаю,

Если вдругъ влетитъ въ окно

Сонмъ воздушныхъ привидѣній;

Противъ этихъ наважденій,

Чародѣйствъ, идти нельзя,

Защитить не въ силахъ я.

Если тотъ уродъ безумный

Васъ смутить такъ сильно могъ,

Что-жь теперь, какъ точно шумный

Приближается нотокъ?

Я хотѣлъ-бы вамъ, какъ должно,

Смыслъ явленія открыть,

Но постичь что невозможно,

Какъ съумѣть то объяснить?

Проситъ васъ помочь глашатай:

Колесницею, крылатой

Четверней запряжено,

Чрезо все летитъ оно,

Но не вижу я стѣсненья,

Давки нѣтъ въ толпѣ людей;

Блещетъ чудно въ отдаленьи,

Въ разноцвѣтномъ отраженьи

Звѣздъ блуждающихъ, сильнѣй

Все сіяетъ рой огней.

Точно это все мелькаетъ

Изъ волшебныхъ фонарей;

Пышетъ, бурей налетаетъ!

Сторонись! мнѣ страшно!

Мальчикъ-возничій.

Стой!

Кони, крылья опускайте!

Подъ привычною уздой,

Какъ желаю, умѣряйте

Вы порывъ летучій свой;

Мчитесь, кони, какъ на волѣ

Если мчаться я хочу —

А теперь, ни съ мѣста болѣ!

Этотъ праздникъ я почту!

Съ изумленіемъ во взорѣ,

Собираются вкругъ насъ;

Объясняй, Герольдъ, тотчасъ —

Унесемся мы вѣдь вскорѣ.

Аллегорьи мы — смекни,

И чѣмъ должно назови.

Герольдъ.

Нѣтъ, назвать я не умѣю,

Описать могу скорѣе.

Мальчикъ-возничій.

Такъ попробуй!

Герольдъ.

Скажемъ мы,

Что хорошъ и молодъ ты;

Невзрослый мальчикъ ты, но женамъ есть причины

Къ желанію въ тебѣ увидѣть и мужчину.

И въ будущемъ, смекаю я,

Ознаменуешь ты себя,

Какъ обольститель родовитый,

Опаснымъ очень волокитой.

Мальчикъ-возничій.

Пожалуй такъ! Но продолжай,

Загадки слово разъясняй.

Герольдъ.

Лучъ молній черныхъ взоръ прекрасный,

И ночь кудрей озарена

Повязкой яркою алмазной!

И пурпуромъ окаймлена,

Съ плечей до ногъ, какъ-бы полна,

Одежда складками струится,

Тесьма мишурная блеститъ

Все ловко, мило такъ на видъ!

Хоть обозвать кому случится

Тебя дѣвицей — горя нѣтъ;

Ужь и теперь-бы оцѣнили

Тебя дѣвицы, какъ и слѣдъ,

Себѣ для радостей и бѣдъ.

На то и азбукѣ учили.

Мальчикъ-возничій.

А образъ роскоши живой,

Кто здѣсь красуется на тронѣ-колесницѣ?

Герольдъ.

Онъ кажется король, и щедрый и благой,

Къ кому онъ милостивъ, счастливыя тѣ лица!

Для жизни имъ дальнѣйшихъ нѣтъ заботъ —

Потребности ихъ самъ онъ знаетъ напередъ;

Дарить, онъ радостью считаетъ чистой, лучшей,

Ее сильнѣе сознаетъ

И обладанія, и всѣхъ благополучіи.

Мальчикъ-возничій.

Ну, дальше! мало вѣдь того;

Во всей подробности расписывай его.

Герольдъ.

Достоинства не описать словами.

Но обликъ полонъ какъ луна,

Со свѣжимъ алымъ ртомъ, съ цвѣтущими щеками,

Чалма нарядна и пышна,

И платье широко, богато.

Что про осанку молвить надо?

Властитель этотъ мнѣ, какъ-бы знакомъ на взглядъ.

Мальчикъ-возничій.

Знай, это Плутосъ, богъ богатства, по названью;

Сюда явился онъ во всемъ своемъ сіяньи;

Великій Государь ему самъ будетъ радъ.

Герольдъ.

И про себя, теперь скажи намъ все какъ должно.

Мальчикъ-возничій.

Я Расточительность, Поэзія; поэтъ,

Которому тогда себя пополнить можно

Какъ всѣ сокровища свои онъ броситъ въ свѣтъ.

Богатъ безмѣрно я; считаюсь не иначе

Какъ равнымъ Плутосу; я жизнь, краса пировъ,

И надѣлить его готовъ

Всѣмъ, въ чемъ ему была-бы недостача.

Герольдъ.

Ну, да! тебѣ къ лицу, конечно, похвальбы;

Но показать свое умѣнье просимъ мы.

Мальчикъ-возничій.

Я пальцемъ щелкаю, смотрите —

И засверкало все кругомъ.

Вотъ нить жемчужная, берите.

(Продолжаетъ щелкать пальцами.)

А вотъ, еще летятъ потомъ,

Застежки, пряжки золотыя

Для шеи, для ушей, вотъ гребни, вотъ вѣнцы,

Всѣ безупречной чистоты,

Вотъ въ кольцахъ камни дорогіе!

Пуская огоньки норой,

Жду — подожжетъ изъ нихъ какой.

Герольдъ.

Ну, подбираетъ все чудесно

Здѣсь эта милая толпа!

Вкругъ раздавателя ужь тѣсно,

Его-же щедрая рука

Дарами щелкаетъ — какъ сонъ!

Хватаютъ всѣ, все сыплетъ онъ….

Но вотъ явленье новой штуки

Я нижу: кто что ни взялъ въ руки,

Все прочь летитъ — Взялъ жемчуговъ,

А рой колышется жуковъ

Въ ладони; и бѣднякъ, тревожно,

Бросаетъ ихъ — они жужжатъ

Вкругъ головы. Другой-же радъ,

Что захватилъ онъ цѣлый кладъ,

А бабочекъ поймалъ ничтожныхъ.

Обманщикъ! Много такъ сулитъ

А дрянь даетъ, что золотомъ блеститъ!

Мальчикъ-возничій.

Хоть маски объяснять умѣешь ты свободно,

Но суть всего исчерпывать до дна,

Придворному герольду не пригодно;

Способность зрѣнія острѣе быть должна.

А впрочемъ, я раздоровъ не любитель;

Къ тебѣ, теперь, вопросъ и рѣчь, мой повелитель

(Къ Плутосу.)

Не мнѣ-ль довѣрилъ ты свою,

Подругу вихрей, четверню?

Не ловко-ль правлю, какъ прикажешь?

Не тамъ-ли я, куда укажешь?

И пальмы вѣтвь добыть тебѣ

Я не умѣлъ-ли взвившись смѣло?

Какъ за тебя бывалъ въ борьбѣ,

Всегда удачно было дѣло;

Когда чело твое вѣнцомъ,

Со славой, лавры украшали,

То ихъ сказалъ тебѣ не я-ли,

Своей рукой, своимъ умомъ?

Плутосъ.

Да, если мнѣ свидѣтельствовать надо,

Охотно молвлю: Ты духъ духа моего.

Ты дѣйствуешь со мной согласно; самого

Меня, богаче ты; и лучшею наградой,

Ту вѣтвь зеленую почту я для тебя,

Ее дороже всѣхъ вѣнцовъ моихъ считая.

Пусть знаютъ, слову всѣ правдивому внимая:

Возлюбленный мой сынъ, тобой доволенъ я.

Мальчикъ-возничій (къ толпѣ.)

Дары вамъ щедрою рукою,

Разсыпалъ я, какіе могъ;

У кой-кого, надъ головою

Свѣтится ясный огонекъ,

Который я-же и зажегъ;

Онъ отъ того къ тому порхаетъ,

Летитъ отсюда и сюда,

Надъ этимъ держится слегка.

А отъ другаго ускользаетъ,

Но рѣдко, рѣдко возгорясь

Онъ яркой вспышкою, мгновенно,

Какъ озаритъ-обыкновенно.

Печально гаснетъ, испарясь

И незамѣченно, безслѣдно.

Женская болтовня.

Что наверху сидитъ-то самъ,

Должно быть это шарлатанъ;

А сзади Гансвурстъ, *) вонъ, прижался.

Совсѣмъ и тощъ, и заморенъ

Отъ голода и жажды; онъ

Такимъ еще не появлялся,

Самъ на себя сталъ не похожъ;

Чай не замѣтитъ какъ щипнешь!

) Извѣстное шутовское лицо въ нѣмецкихъ фарсахъ.

Тощій.

Отстань! Что это, нѣтъ покоя!

Я знаю, гадкое бабье,

Не по нутру тебѣ давно я. —

Вѣдь Скупость имя-то мое;

Въ то время, какъ жена, бывало,

У очага лишь хлопотала,

Такъ назывался я; и шло

Все въ нашемъ домѣ хорошо:

Изъ дома ничего, а въ домъ все приходило!

Предметомъ-же заботъ домашнее все было,

Мой шкафъ хозяйственный и денежный сундукъ:

Пожалуй, то порокомъ назвалося!

Въ послѣдніе года, увидѣть что пришлося:

Отъ бережливости жена отвыкла, вдругъ;

А ужь извѣстно — тотъ кто платитъ неисправно,

Имѣетъ болѣе желаній чѣмъ казны,

Такъ мужъ и обреченъ терпѣть; со стороны

Повсюду долгъ, куда не повернись; подавно,

Случись женѣ что пріобрѣсть самой —

Она все порастратитъ славно,

Иль на любовниковъ порой,

Или на тѣла украшенье;

И волокитъ проклятый рой

Съ ней вдоволь ѣстъ, пьетъ безъ зазрѣнья.

Моя страсть къ золоту растетъ —

И я Скупецъ уже, теперь мужской я родъ!

Главная женщина.

Пусть кладъ стеречь, своей дорогой

Идетъ съ драконами драконъ!

Обманъ и ложь! Явился, вонъ,

Еще дразнить мужчинъ-то онъ!

Ужь въ нихъ и то, пріятности не много.

Всѣ женщины вмѣстѣ.

У! чучело! Его-бы намъ

Поколотить порядкомъ! Тоже.,

Игралище дурацкое ты самъ,

Стращать пришелъ, и корчить рожи!

Не испугалъ вѣдь — ничего!

А эти страшные драконы —

Изъ дерева, да изъ картона! —

Ну, дружно, разомъ на него!

Герольдъ.

Во имя моего жезла хоть, замолчите!

Ну, смирно! — Но кажись, ужь помощь не нужна;

Какъ злыми тварями, смотрите,

Вся мѣстность вмигъ запружена;

Двойную пару крыльевъ, съ ревомъ,

Онѣ развертываютъ вдругъ!

Драконы встрепенулись гнѣвомъ,

Огонь, оскаленнымъ всѣ извергаютъ зѣвомъ;

Толпа бѣжитъ, и все очищено вокругъ.

(Плутосъ сходитъ съ колесницы.)

Герольдъ.

Какъ величаво сходитъ съ трона!

Знакъ подалъ — тронулись драконы,

И съ колесницы ими снятъ

Вмигъ, ящикъ съ золотомъ и скупостью. Лежатъ

У ногъ его сокровища: Ну, диво,

Какъ это все свершилось живо!

Плутосъ. (къ возничему.)

Долгъ тягостный, теперь исполнивъ свой,

Свободенъ ты; умчись въ свою ты сферу снова!

Не здѣсь она! Вкругъ насъ пестро и безтолково,

Уродливой тѣснится все толпой, —

А ты, туда, гдѣ смотришь ясно

На ясный свѣтъ, и вѣришь гдѣ,

Принадлежишь гдѣ самъ-себѣ,

Плѣняетъ гдѣ все что прекрасно,

Все доброе — туда иди,

Въ уединеніе! — Тамъ міръ свой сотвори!

Мальчикъ-возничій.

Свой долгъ посла исполнилъ я какъ должно,

Тебя, мнѣ близкаго, люблю я непреложно.

Тамъ изобиліе гдѣ ты; и тамъ гдѣ я,

Въ довольствѣ счастливомъ всѣ чувствуютъ себя;

Вотъ, въ жизни отчего, безсмысленной, нестройной,

Такъ человѣкъ колеблется, порой,

Тебѣ иль мнѣ предаться всей душой!

Твои всѣ могутъ жить и праздно и покойно:

А кто за мной идетъ, все дѣло есть тому.

Дѣла свершаю я свои не тайной властью;

Я обличенъ, какъ просто лишь дышу.

Прощай! Ты мнѣ теперь мое даруешь счастье,

Но тихо прошепчи мое лишь имя — зовъ

Услышу я — и вмигъ, передъ тобою вновь.

(Исчезаетъ такимъ же образомъ какъ явился.)

Плутосъ.

Теперь, пора сокровищамъ открыться!

Жезломъ герольдовымъ я прикоснусь къ замкамъ —

Наружу все! Подобная волнамъ,

Вотъ, въ мѣдныхъ сундукахъ, златая кровь струится.

Вѣнцовъ, сначала вы. и колецъ, и цѣпей,

Всю прелесть видите; но масса все сильнѣй

Вздувается, кипитъ и расплавленье

Грозитъ все поглотить въ мгновенье.

Разные возгласы толпы.

Смотри! Сюда! какъ до краевъ

Сундукъ наполненъ — какъ богато!

Сосуды таютъ, свертки злата

Катятся. — Новые дукаты,

Какъ изъ чекана скачутъ. Кровь

Во мнѣ клокочетъ! — Всѣ желанья

Какъ-бы роятся здѣсь мои!

Что предлагаютъ, то бери;

Нагнуться стоитъ, безъ старанья

Богатымъ будешь! Мы быстрѣй

Чѣмъ молнья, за сундукъ скорѣй!

Герольдъ.

Ну, это что? чего вамъ надо?

Все шутка, больше ничего.

Довольно нынче и того

Вамъ для простаго маскарада.

Да не мечтаете-ли вы,

Что вещи полныя цѣны

Даютъ вамъ? Дать хоть счетныхъ марокъ,

И то великъ-бы былъ подарокъ

Для этой праздничной игры!

Невѣжи вы! Въ пріятномъ представленьи

Вамъ грубой правды нужно — но,

Что правда вамъ? Со всѣхъ концовъ, давно

Связало васъ тупое заблужденье. —

Ты, въ маскѣ Плутоса, нашъ нынѣшній герой,

Гони отсюда ихъ, гурьбой.

Плутосъ.

Твой жезлъ сейчасъ пойдетъ на дѣло,

Довѣрь его мнѣ не на долгій срокъ. —

Я окуну его въ огонь и кипятокъ, —

Эй маски! Въ сторону, чтобъ васъ тутъ не задѣло!

Сверкаетъ искрами онъ, и трещитъ, и жжетъ,

И раскалился весь! Кто близко протѣснится,

Тотъ безпощадно загорится.

Я начинаю свой обходъ.

Крики средь давки.

Ой, ой! Бѣда намъ! Все пропало! —

Спасайся, кто куда попало! —

Эй, ты назадъ! — Мнѣ горячо —

Совсѣмъ забрызгало лицо! —

Конецъ пришелъ! Мнѣ тяжко стало! —

Прочь, вы наряженные всѣ! —

Жжетъ, давитъ все меня сильнѣе. —

Назадъ, безумный сбродъ, скорѣе!

О, если-бъ крылья дали мнѣ.

Какъ я исчезъ бы въ вышинѣ!

Плутосъ.

Вотъ кругъ и оттѣсненъ; не видно поврежденья,

Людъ устрашенъ,

Раздался онъ. —

Въ залогъ порядка-же, теперь безъ замедленья,

Я проведу незримую черту.

Герольдъ.

Ты дѣло чудное свершилъ. — Благодаренье

Премудрой власти приношу!

Плутосъ.

Терпѣнье, другъ; пожди немного;

Еще грозитъ другая намъ тревога.

Скупецъ.

Кому охота позѣвать,

Такъ есть на что здѣсь, презабавно!

Гдѣ поглазѣть, да полизать,

Тамъ женскій полъ всегда исправно

Займетъ ужъ первыя мѣста!

Я-жъ не совсѣмъ заржавѣлъ, да!

А женщина всегда пріятна,

Когда въ ней видишь красоту;

И такъ какъ нынче все безплатно,

То волочиться я пойду!

Но въ мѣстѣ, гдѣ такъ людно, шумно,

Нельзя слова всѣ уловить,

Такъ я потщусь, благоразумно,

Все пантомимой изъяснить.

Надѣюсь, что вѣрна удача;

А будетъ въ жестахъ недостача,

Не ясенъ знакъ рукой, ногой —

Пущусь на шуточку иную:

Какъ глину разомну сырую

Я золото — металлъ такой,

Способенъ форму взять любую.

Герольдъ.

Еще что хочетъ затѣвать

Здѣсь, этотъ дурень исхудалый?

Сдается, юморъ не подъ-стать

Фигурѣ той оголодалой!

Онъ мѣситъ золото, оно

Какъ тѣсто имъ размягчено;

Но форма, все неблаговидна,

Ужъ какъ онъ тамъ ни мастеритъ!

Вотъ льнетъ онъ къ женщинамъ безстыдно;

Кричатъ, бѣгутъ онѣ, и видъ

Различныхъ ихъ кривляніи тошенъ.

Плутъ не пришелся имъ на вкусъ.

Но раскутится онъ, боюсь,

До неприличья; я не долженъ

Терпѣть такого ничего;

Дай жезлъ, прогнать пора его.

Плутосъ.

Онъ, вѣдь, грозы извнѣ не чуетъ. Дуралея

Оставь, пусть шутовски повеселится онъ!

Его-же выходкамъ конецъ; силенъ законъ,

Необходимость-же, еще его сильнѣе.

Шумное волненіе и пѣніе.

Идетъ, идетъ онъ, вотъ дикій хоръ,

Изъ глуби дебрей, съ вершины горъ

Идетъ впередъ онъ, неудержимый:

Они ликуютъ всѣ въ праздникъ свой —

Великій Панъ, *) богъ ими чтимый.

Они то знаютъ, чего другой

Никто не знаетъ; и въ кругъ пустой,

Весь сонмъ нахлынетъ ихъ, какъ волной.

) Полу-человѣкъ, полу-животное, богъ природы и олицетвореніе ея матеріальныхъ силъ.

Плутосъ.

Васъ, и великаго я Пана знаю; смѣло

Съ нимъ совершали вы неоднократно дѣло.

Не всякій знаетъ то, что знаю я; сюда,

Охотно, въ тѣсный кругъ открою вамъ дорогу.

Желаю счастья имъ! Случится можетъ много

Чудеснаго; идутъ не вѣдая куда —

Предусмотрительность имъ вовсе не дана.

Дикое пѣніе.

Людъ разубраный, лоскъ мишурный!

Суровы, грубы они идутъ!

Высокій скокъ и бѣгъ ихъ бурный,

Ихъ сильныхъ, крѣпкихъ сюда несутъ!

Фавны.

Фавны сборомъ,

Рѣзвымъ хоромъ,

И въ вѣнкахъ

Всѣ дубовыхъ,

На башкахъ

Развеселыхъ!

Ухо тонко и остро,

Черезъ волосъ прекурчавый

Пробивается оно;

Носикъ вздернутый, лукавый,

И широкое лицо,

Передъ женщинами, право,

Не вредитъ то ничего.

Если Фавнъ протянетъ лапку,

Не прельститься на приманку,

Наилучшей мудрено.

Сатиръ.

Вотъ Сатиръ за ними скачетъ

Сухопаръ и козлоногъ:

Для крутыхъ его дорогъ

Быть нельзя ему иначе.

Горной серною, Сатиръ

Съ высоты глядитъ на міръ,

Дышетъ свѣжей онъ свободой

Издѣваясь надъ породой

Всей, и женщинъ, и мужчинъ,

И дѣтей, что прозябаютъ

Тамъ внизу, въ дыму долинъ,

И пріятно помышляютъ,

Роясь въ мглистой глубинѣ,

Будто, тожь, живутъ онѣ!

Горній міръ, межь-тѣмъ, сіяетъ

Чистъ, ничѣмъ невозмутимъ —

И лишь онъ владѣетъ имъ!

Гномы.

Мелко, въ припрыжку ступая, вотъ это,

Крошки являются, тѣсной гурьбой;

Гдѣ имъ попарно! Народецъ такой!

Съ лампочкой свѣтлою, мохомъ одѣты,

Каждый за дѣломъ, средь общей возни,

Точно кишатъ свѣтляки — муравьи;

Все-то въ движеніи въ царствѣ ихъ скрытомъ,

Спѣшно снуютъ и туда, и сюда,

Вдоль, поперегъ, всюду много труда, —

Также, съ имѣньицемъ честно нажитымъ

Въ близкомъ родствѣ мы: какъ слѣдуетъ намъ,

Родъ нашъ считаютъ хирургомъ гранитнымъ:

Кровь мы пускаемъ высокимъ горамъ,

Полны ихъ жилы, мы черпаемъ тамъ;

Тоже металлы свергаемъ мы въ груду,

Слыша привѣты: «Въ часъ добрый!» повсюду.

Есть основаніе въ ласкѣ людей —

Добрый всегда въ насъ имѣетъ друзей.

Золото въ свѣтъ, Гномъ однако выводитъ,

Для подкуповъ средство и цѣль грабежей;

Да и желѣза довольно находитъ

Гордый, затѣялъ кто въ мирныхъ странахъ,

Дѣло убійства въ огромномъ размѣрѣ;

Тремъ заповѣднымъ кто правиламъ врагъ,

Тотъ остальныхъ соблюдать не намѣренъ.

Только ужь въ этомъ нѣтъ нашей вины, —

Будьте-жь и вы терпѣливы какъ мы.

Гиганты.

Родъ дикій, такъ ихъ называютъ,

Близь Гарца ихъ издавна знаютъ;

Нагіе, въ древней силѣ, вотъ,

Шагаютъ всѣ, гигантски строясь.

Еловый стволъ рука несетъ,

Вкругъ тѣла вьется жесткій поясъ,

То вѣтвь и листъ, уборъ лѣсной —

У папы стражи нѣтъ такой!

Нимфы, хоромъ.

(Окружаютъ великаго Пана.)

Великъ, могущій,

Идетъ и онъ!

Въ немъ міръ весь сущій

Изображенъ.

Веселой пляскою игривой,

Вокругъ него порхайте живо!

И мудръ и добръ онъ вмѣстѣ съ тѣмъ,

И радости желаетъ всѣмъ.

Подъ голубымъ шатромъ эѳирнымъ

Всегда онъ бодръ; и ручеекъ

Ему журчитъ; напѣвомъ мирнымъ

Его лелѣетъ вѣтерокъ.

Когда-жь онъ дремлетъ въ полдень знойный,

Листы на вѣткѣ не дрожатъ,

И въ воздухъ тихій и спокойный

Травъ свѣжихъ льется ароматъ;

Рѣзвиться нимфа не дерзаетъ,

И такъ на мѣстѣ засыпаетъ.

Когда-жь, нежданно загремѣвъ,

Могучій гласъ его раздастся,

Какъ молньи трескъ, какъ моря ревъ, —

Не знаютъ всѣ куда дѣваться,

И разсѣвается весь рой

Безстрашныхъ воиновъ на полѣ;

Въ смятеньи, шумѣ томъ, герой

Самъ затрепещетъ поневолѣ.

Такъ честь достойному! Привѣтъ

Тому за кѣмъ идемъ вослѣдъ!

Депутація гномовъ

(къ великому Пану.)

Между тѣмъ когда въ гранитѣ

Скрытъ источникъ всякихъ благъ,

Золотыя вьются нити

Въ недоступныхъ глубинахъ,

Въ лабиринтъ которыхъ можетъ

Жезлъ волшебный лишь пройти,

Онъ одинъ лишь гдѣ проложитъ

Неизвѣстные пути, —

Строимъ, горъ проникнувъ нѣдра,

Троглодитное жилье —

Ты-жь при ясномъ свѣтѣ, щедро,

Раздаешь добро свое.

Чудный мы родникъ открыли;

Обѣщаетъ дать онъ то,

Чѣмъ едва-ли, безъ усилій,

Овладѣть съумѣлъ-бы кто.

Довершить ты долженъ это;

Государь, прими его!

Кладъ въ рукахъ твоихъ, для свѣта

Лишь всеобщее добро.

Плутосъ. (къ Герольду.)

Намъ надо сохранить нашъ твердый духъ достойно,

И совершится что — на то глядѣть спокойно!

Ты, впрочемъ, храбръ всегда. Произойдетъ-же здѣсь

Ужасное! Потомки, міръ нашъ весь,

Съ упорствомъ настоятъ на томъ, что это ложно:

А ты въ свой протоколъ все занеси какъ должно.

Герольдъ.

(Прикасаясь къ жезлу который въ рукѣ Плутоса.)

Вотъ карлики къ струямъ огня,

Тихонько Пана приближаютъ:

Ключъ извергается кипя,

Вверхъ изъ жерла, и поглощаетъ

Опять все бездны глубина,

Зіяетъ пасть, опять мрачна —

И снова пламенныя волны!

Великій, добродушья полный,

Любуется на чудо то,

И справа, слѣва, вкругъ него

Все брызжетъ пѣною жемчужной.

Но довѣряться-бы не нужно,

Такимъ, какъ эти, существамъ.

Нагнулся онъ, глядитъ въ пучину. —

Вотъ борода его ужь тамъ!

Но безбородаго мужчину

Нельзя узнать теперь, какъ онъ

Отъ насъ рукою заслоненъ. —

Ну, вотъ бѣда еще случилась:

Вся борода воспламенилась,

Летитъ обратно, наконецъ,

Зажгла грудь, голову, вѣнецъ, —

И стала радость въ сокрушенье!

Бѣгутъ тушить, но нѣтъ спасенья,

Не выйдутъ цѣлы изъ огня.

Чѣмъ больше гамъ и толкотня,

Тѣмъ больше пламя раздуваетъ;

Стихіей злой окружена,

Вся куча масокъ сожжена.

Но, что такое долетаетъ

Изъ уха въ ухо, съ устъ въ уста?

Ночь ввѣкъ несчастная! Какое

Ты принесла намъ горе злое!

Что не желалъ-бы знать никто

Заутра повѣстится свѣту;

Отвсюду слышу: «Въ мукѣ этой

Владыку видимъ своего!»

О, все другое было-бъ лучшимъ!

Горитъ онъ самъ, и хоръ его.

Проклятье этимъ злополучнымъ,

Что въ одѣяніи горючемъ,

И съ пѣснью дикою, сюда,

Для общей гибели приспѣли!

О юность, юность! неужели,

Въ границѣ ясной никогда

Не сдержишь ты свое веселье?

Величіе! Ужель никакъ

Нельзя тебѣ и мощь и разумъ

Соединить въ своихъ дѣлахъ? —

Лѣсъ пламенемъ объятъ; и разомъ,

Огонь взвился во всѣхъ концахъ,

Карнизы лижетъ острымъ жаломъ.

Грозя губительнымъ пожаромъ.

Вся мѣра горестей полна!

Ждать избавленья намъ откуда?

То сотворила ночь, одна,

Что будетъ только пепла груда

Изъ блеска царскаго видна!

Плутосъ.

Страха здѣсь уже немало,

Время помощи настало! —

Почва звучно пусть дрожитъ,

Ударяй ты жезлъ могучій!

Пусть, прохладный паръ зыбучій

Воздухъ дальній напоитъ!

Вы, что дождь несете, тучи,

Все гасите прошумя!

Облачка, летите, вѣйтесь,

Съ легкимъ вѣяньемъ пролейтесь,

Тихо, волнами скользя,

Вашей влажной вереницей

Умѣряя пылъ и зной,

Разрѣшите вы зарницей

Призракъ пламени пустой! —

Коль грозятъ намъ Духи — смѣло,

Чародѣйство пустимъ въ дѣло!

----- Увеселительный садъ. Утреннее солнце. Императоръ, его придворный штатъ, мужчины и женщины. Фаустъ, Мефистофель, одѣтый прилично, не поразительно, по-обычаю времени; оба преклоняютъ колѣна.

Фаустъ.

Простишь-ли, Государь, пожарную игру?

Императоръ.

(Подавая имъ знакъ подняться.)

Поболѣ шутокъ я такихъ еще хочу. —

Вдругъ очутившися какъ въ мірѣ раскаленномъ,

Въ горящей сферѣ я, казалось, былъ Плутономъ.

На мрачномъ днѣ изъ угля, межь камней,

Пылали огоньки; и вихремъ вырывалось,

Изъ разныхъ жерлъ, мильонъ неистовыхъ огней

И въ сводъ одинъ, трепещущій, сливалось.

Громадный куполъ былъ надъ мною вознесенъ,

И все вздымался вверхъ, и исчезалъ все онъ.

И видѣлъ я тогда, въ далекомъ протяженьи,

РІзвитыхъ, огненныхъ колоннъ,

Народовъ длинный рядъ въ движеньи;

Всѣ протѣснялись въ кругъ большой,

И преклонялися обычно предо мной.

Межь-ними, кое-кто придворный попадался;

Я-жь саламандръ властителемъ казался.

Мефистофель.

Оно и вправду такъ. Стихіи всѣ тебя

Владыкой признаютъ. Покорность ужь огня

Ты испыталъ. Теперь, кидайся въ море,

Туда гдѣ яростнѣй оно бушуетъ. — Вскорѣ,

Едва коснешься ты своей стопою дна,

Усѣяннаго, тамъ, роскошно, жемчугами,

Какъ бездна чудными разступится кругами;

Увидишь ты тогда, задвижется волна,

И зеленью сквозя, съ пурпурною каймою,

Вздымаясь, дивное жилище вознесетъ

Вокругъ тебя, какъ центра. И ногою,

Куда не ступишь ты — чертоги за тобою

Вослѣдъ пойдутъ. Ликуютъ стѣны водъ,

Все жизнію кипитъ; движенье безпрерывно

И быстро, какъ свистящихъ стрѣлъ полетъ.

Чудовища морей тѣснятся: ново, дивно

Имъ зрѣлище! Напоръ великъ хоть будетъ тотъ —

Туда гдѣ ты, никто проникуть не дерзнетъ.

Драконы рѣзвятся, и радуги цвѣтами,

И золотистыми сверкаютъ чешуями,

Акула лаетъ; въ пасть ты ей смѣешься! Да,

Какъ ни толпятся всѣ, съ какимъ восторгомъ чувства,

Придворные вокругъ тебя — ты никогда,

Подобнаго еще не видѣлъ многолюдства.

И много образовъ пріятныхъ предстоитъ

Тебѣ узрѣть: Къ дверцу, что блещетъ величаво,

Средь вѣчной свѣжести — подплыть уже спѣшитъ

Рой любопытныхъ Нереидъ;

И младшія робки, какъ рыбочки вертлявы,

А старшія умны. Ѳетида-же сама,

Про все провѣдала, и руку, и уста

Не медлитъ предложитъ новѣйшему Нелею. —

За тѣмъ и на Олимпъ, гдѣ тронъ уготованъ….

Императоръ.

Тутъ можешь пропустить, на счетъ воздушныхъ странъ;

На тронѣ томъ еще я посидѣть успѣю.

Мефистофель.

Уже владѣешь ты теперь землею всей!

Императоръ.

Какой судьбою, вдругъ изъ сказочныхъ ночей

Тебя перенесло сюда? Съ Шехеразадой

Ты если въ вымыслахъ сравняешься — тогда,

Благоволеніе мое тебѣ наградой.

Лишь на готовѣ будь всегда,

Какъ опостылѣетъ мнѣ міръ вашъ обыденный,

Что случай для меня весьма обыкновенный!

Гофмаршалъ (входитъ поспѣшно).

Свѣтлѣйшій Государь! Я не мечталъ принесть,

Когда-либо тебѣ, счастливѣй этой вѣсть!

И ясной радости, что овладѣла мною,

Восторговъ я своихъ передъ тобой не скрою:

Уплаченъ чисто каждый счетъ,

Ростовщиковъ когтистый сбродъ

Весь укрощенъ, а я, спасенъ отъ муки ада;

Не можетъ быть яснѣй небесная отрада!

Начальникъ войскъ

(за нимъ, поспѣшно).

Окончены всѣ наши платежи,

И войско все на службѣ снова,

Опять оно и бодро, и здорово,

Что и корчемникамъ и женщинамъ съ руки.

Императоръ.

Какъ вольно дышутъ ваши груди!

Морщины сгладились съ лица!

Какъ вы спѣшите всѣ сюда!

Государственный казначей

(только что пришедшій)

Спроси, какъ все свершили эти люди!

Фаустъ.

О дѣлѣ слѣдуетъ чтобъ канцлеръ доложилъ! —

Канцлеръ

(входитъ медленно).

На склонѣ дней моихъ, я счастіе вкусилъ. —

Судьбами полную вы видите бумагу:

Внимайте: Ею зло обращено ко благу. *)

(Читаетъ).

) Авторъ дѣлаетъ намекъ на финансовый кризисъ 1716 года и систему Лоу.

«Да будетъ вѣдомо кому то надлежитъ:

Кронъ тысяча, есть стоимость билета.

Несмѣтный складъ сокровищей за это

Ручательствомъ: въ землѣ имперской онъ лежитъ.

Всѣ мѣры приняты, чтобъ скорая уплата

Была совершена вслѣдъ за раскопкой клада.»

Императоръ.

Обманъ, злодѣйство тутъ подозрѣваю я!

Кто царской подписи дерзнулъ изображенье

Поддѣлать? Нѣтъ еще возмездья преступленью?

Государственный казначей.

Припомни! То рука твоя;

Бумага въ эту ночь подписана тобою.

Ты Паномъ былъ великимъ! Той порою,

Мы съ Канцлеромъ къ тебѣ и подошли,

И онъ за всѣхъ сказалъ тебѣ: «Благоволи

Ты довершить нашъ праздникъ и упрочить

Народа счастіе лишь росчеркомъ пера.»

Ты четко подписалъ. И ночью-жъ, мастера,

Число огромное успѣли снимковъ кончить.

Чтобъ польза всѣмъ была доступна, то скорѣй,

Мы отпечатали различныхъ векселей —

Разряды всякаго есть рода,

И въ десять, въ тридцать, въ сто… А радости народа

Представить вы себѣ не можете совсѣмъ.

На городъ вашъ взгляните: Передъ тѣмъ,

Онъ будто замеръ весь. — Какое вдругъ движенье,

Какъ все живетъ, хлопочетъ въ наслажденьи!

Хоть имя намъ твое и дорого давно —

Еще въ такомъ веселомъ настроеньи,

Едва-ли кѣмъ читалося оно.

Теперь и азбука излишня совершенно,

И будутъ знакомъ симъ, отнынѣ, всѣ блаженны.

Императоръ.

И мой народъ готовъ то золотомъ считать?

И войско, дворъ, довольны платой то-же?

Хоть странно, долженъ я свое согласье дать.

Гофмаршалъ.

Летучіе листки схватить ужь невозможно;

Разсѣялись они съ мгновенной быстротой.

Въ мѣняльныхъ лавкахъ имъ всѣ настежь уже двери;

И вотъ серебрянной монетой, золотой,

Платятъ за вексели, хоть съ небольшой потерей.

Въ харчевню, къ мяснику спѣшатъ идти потомъ;

Полнаселенія лишь о пирахъ мечтаетъ.

Другое въ новенькихъ нарядахъ щеголяетъ.

И рѣжутъ продавцы, портные быстро шьютъ;

Винъ въ погребахъ какъ море разливное,

За здравіе тамъ Государя пьютъ!

Идетъ стряпня, кипитъ, шипитъ жаркое,

И раздается грохотъ блюдъ.

Мефистофель.

Къ террасамъ кто пойдетъ уединенно, вскорѣ,

Тотъ встрѣтитъ красоту въ плѣнительномъ уборѣ;

За гордымъ вѣеромъ павлиньимъ, вотъ, глазкомъ

Она глядитъ на насъ и на билетъ; въ улыбкѣ

Ужь видно, что дары любви намъ, безъ ошибки,

Достанутся скорѣе тѣмъ путемъ,

Чѣмъ краснорѣчіемъ, иль выспреннимъ умомъ.

Обременять себя не нужно кошелями,

Бумажку такъ легко носить вѣдь на груди —

На мѣстѣ тамъ она съ записками любви;

Въ молитвенникъ ее кладетъ между листами,

Духовное лицо. Солдатъ, чтобы вольнѣй

Въ движеньяхъ быть, карманъ свой облегчитъ скорѣй.

А если кажется, какъ я подозрѣваю,

Что дѣло важное я будто умаляю,

Въ мельчайшихъ выгодахъ его такъ оцѣня —

То, Государь, прошу тебя простить меня.

Фаустъ.

Ждутъ омертвѣлыя богатства, въ изобильи,

Везъ пользы, глубоко въ землѣ погребены.

Границы мысли тутъ обширнѣйшей — бѣдны;

Фантазіи порывъ пусть напрягаетъ крылья,

Все этой высоты ему не досягать.

Но къ безпредѣльному, довѣрье безъ предѣла

Объемлетъ духъ того, кто можетъ созерцать

Безднъ глубину, съ достоинствомъ и смѣло.

Мефистофель.

Бумажка эта, такъ удобна и легка,

На мѣсто золота и перловъ вамъ дана;

Навѣрно знаешь что въ рукахъ, по крайней мѣрѣ;

Не нужно прибѣгать съ ней ни къ вѣсамъ, ни къ мѣнѣ;

И вдоволь вамъ любви, веселья и вина.

А нуженъ-ли металлъ, на то есть и мѣнялы;

А не случись у нихъ, то стоитъ лишь въ землѣ

Порыться, и тотчасъ, всѣ цѣпи и бокалы

Идутъ въ продажу; вотъ и вексель погашенъ,

И кто осмѣивалъ насъ дерзко, пристыженъ.

Привыкнувъ къ этому, ужь способа другаго

Не захотятъ. Теперь, въ земляхъ твоихъ,

Довольно, Государь, имѣнія любаго,

Бумаги, золота, предметовъ дорогихъ.

Императоръ.

Вамъ благоденствіемъ обязаны владѣнья

Всѣ наши; если то возможно, награжденье

Заслугѣ равное опредѣляемъ мы,

И довѣряется, Монархіи вамъ нашей,

Вся почва внутренняя; вы,

Сокровищъ будете достойнѣйшею стражей,

Извѣстенъ вамъ тайникъ, пространенъ, защищенъ —

И ваше слово будь, въ работахъ тѣхъ, законъ!

Распорядительной облечены вы властью,

И ревностно свой долгъ свершайте — важенъ онъ:

Имъ, верхній міръ съ подземнымъ съединенъ,

Сливаясь, наконецъ, къ общественному счастью!

Государственный казначей.

Межь нами долѣе не долженъ быть разладъ,

И чародѣю быть товарищемъ я радъ.

(Уходитъ съ Фаустомъ).

Императоръ.

Пусть мнѣ признается, теперь, въ употребленьи

Богатства, тотъ кого я одѣлю.

Пажъ (принимая)

Отлично, безъ заботъ, я заживу въ весельи.

Другой (также).

Цѣпей, перстней, тотчасъ я милой накуплю.

Каммергеръ (беретъ).

Я вдвое буду пить, и вина дорогія.

Другой (также).

Игральной кости зудъ въ карманѣ у меня.

Ленный владѣлецъ (обдуманно).

Очищу отъ долговъ свой замокъ и поля.

Другой (также).

Свой кладъ сложу туда, гдѣ ужь лежатъ другіе.

Императоръ.

Я думалъ, будетъ въ васъ теперь возбуждено

Къ достойнымъ подвигамъ, стремленье силы свѣжей. —

Кто-жь знаетъ васъ, тому и разгадать легко:

Средь изобилія цвѣтущаго, все тѣ-же,

Какіе были вы, такими вамъ и быть.

Шутъ (входя)

Раздача тутъ: нельзя-ль частичку отъ щедроты?

Императоръ.

А! ожилъ ты? На что тебѣ — чтобы пропить?

Шутъ.

Волшебные листки? Я не смекаю что-то.

Императоръ.

Конечно; ты вѣдь ихъ потратишь безъ пути.

Шутъ.

Вонъ, сколько ихъ еще; ну что мнѣ дѣлать съ ними?

Императоръ.

Ужь выпало тебѣ на долю, такъ бери.

(Уходитъ)

Шутъ.

Пять тысячъ кронъ держу руками я своими!

Мефистофель.

Двуногій винный мѣхъ, опять вскочилъ и живъ?

Шутъ.

Всего бывало — но, впервой съ такой удачей!

Мефистофель.

Ты радуешься такъ, что потъ тебя прошибъ,

Шутъ.

Да полно, стоитъ-ли монеты-то ходячей?

Мефистофель.

Всѣмъ удовлетворишь и глотку и животъ.

Шутъ.

И завести могу, домъ, пашню я, и скотъ?

Мефистофель.

Конечно! Предложи — и будетъ все ужь, словомъ.

Шутъ.

И замокъ, лѣсъ, съ охотой, рыбнымъ ловомъ?

Мефистофель.

Какъ строгимъ бариномъ ты будешь въ замкѣ томъ,

Хотѣлъ-бы я, ей — ей, тобой полюбоваться!

Шутъ.

Почванюсь, ныече-же, въ помѣстьи я своемъ!

(Уходитъ)

Мефистофель, (solus).

Въ умѣ шута, еще кто можетъ сомнѣваться?

----- Темная галерея, Фаустъ. Мефистофель.

Мефистофель.

Зачѣмъ ведешь меня ты къ этимъ мрачнымъ ходамъ?

Потѣхи мало что-ли тамъ,

Придворнымъ гдѣ кишитъ народомъ,

На шутку и обманъ малъ поводъ, что-ли, намъ?

Фаустъ.

Не говори мнѣ такъ! Успѣлъ, во время оно,

Совсѣмъ ты истаскать подобное старье:

Теперь-же ты снуешь туда-сюда, проворно,

Чтобъ обѣщаніе мнѣ не сдержать свое.

Меня-же, между тѣмъ, со всѣхъ сторонъ терзаетъ

Придворный штатъ; гофмаршалъ, камергеръ,

Всѣ пристаютъ ко мнѣ на свой манеръ,

Что, дескать, Государь сказалъ, что зрѣть желаетъ

Елену и Париса онъ,

И чтобъ немедля, въ формѣ ясной,

Предсталъ тотъ образецъ красы мужей и женъ.

Скорѣй! Не могъ я слово дать напрасно.

Мефистофель.

Безумно посулилъ, несообразно ты.

Фаустъ.

Тебѣ-бъ, товарищъ, догадаться,

Какъ можно съ штуками зарваться.

Его обогатили мы,

Теперь и забавлять должны.

Мефистофель.

Ты думаешь, что все приладилъ ужь какъ нужно;

Покруче лѣсенка предъ нами; слишкомъ чуждо

И царство то, куда сбираешься хватить;

Дерзаешь, наконецъ, и въ новый долгъ входить,

Рѣшилъ, что не хитро Елену вызвать къ свѣту

Какъ призраки бумажные монеты!

Но услужить могу, представивъ цѣлый сборъ

И вѣдьмъ, и карлъ зобатыхъ, въ срокъ короткій;

Но только, не годны — сказать имъ не въ укоръ —

Для ролей героинь чертовскія красотки,

Фаустъ.

Погудку старую поешь!

Въ невѣрное съ тобой впадаешь вѣчно.

Отецъ ты всѣмъ препятствіямъ, конечно;

И каждый разъ, за все, ты новой платы ждешь.

Но знаю, поворчишь, да все-таки спроворишь,

И мигомъ, призраковъ на мѣсто постановишь!

Мефистофель.

Мнѣ чуждъ языческій народъ —

Онъ въ адѣ собственномъ живетъ.

Но средство есть.

Фаустъ.

Скажи!

Мефистофель.

Съ досадой, нынѣ

Я тайну высшую повѣдаю тебѣ:

Царятъ великія, священныя богини,

Въ уединеніи, и внѣ

Пространства, времени тѣмъ болѣ;

И говорить про нихъ, такъ по неволѣ,

Смущаешься! Да! Матери *) онѣ!

) Первообразы всего существовавшаго, существующаго и имѣющаго появиться.

Фаустъ (содрогнувшись).

А! Матери!

Мефистофель.

Ты словно ужь въ испугѣ?

Фаустъ.

Необычайное есть что-то въ этомъ звукѣ!

Мефистофель.

Да! такъ и есть. Вѣдь вамъ, породѣ-то людской,

Невѣдомы онѣ; и намъ, ихъ называя,

Неловко. Доля!енъ ты, въ обитель ихъ вступая,

Извѣдать бездну безднъ; ты самъ тому виной,

Что къ нимъ есть дѣло намъ съ тобой.

Фаустъ.

Дорога гдѣ?

Мефистофель.

Дороги никакой!

Въ непроходимое, не къ проходимому;

Путь къ непреклонному, не къ умолимому.

Готовъ-ли ты? — Не нужно тутъ

Замковъ сбивать; и понесутъ,

И повлекутъ тебя пустынныя теченья.

Имѣешь-ли сознанье ты

Пустыни, полной пустоты?

Фаустъ.

Я полагалъ, что ты ужь эти изрѣченья

Побережешь; смекаю я,

Пойдетъ опять бѣсовская стряпня,

И воскреситъ давно — минувшее былое.

Я въ свѣтѣ развѣ не живалъ?

Не изучалъ и самъ пустое,

Другихъ ему не научалъ? —

И чѣмъ разумнѣе, воззрѣніе какое

Я излагалъ — тѣмъ громче вдвое,

Противурѣчіе отвсюду слышалъ я.

И отъ тупыхъ ударовъ, нужно было

Въ безлюдьи дикомъ мнѣ похоронить себя;

И чтобъ меня не все уже забыло,

Чтобъ чуждъ и одинокъ я не былъ какъ мертвецъ

Предаться мнѣ пришлось и чорту, наконецъ.

Мефистофель.

Когда-бъ ты въ океанъ пустился,

Взоръ въ безпредѣльность-бы вперился,

И все-жь ты видѣлъ-бы, пловецъ,

Хоть волны слѣдомъ за волнами,

Въ мигъ даже гибели своей.

Хоть что-нибудь передъ глазами —

Въ спокойной зелени морей

Скользить дельфинъ; и тучки надъ гобою,

И солнце, звѣзды-ли съ луною;

Но въ вѣчной дали ничего

Для взора; шага твоего

И шелестъ слуха не коснется;

Гдѣ-бъ отдохнуть опоры не найдется.

Фаустъ.

Ты говоришь какъ лучшій мистагогъ,

Который оболгать новокрещенца могъ;

На оборотъ выходитъ лишь со мною.

Меня спровадить хочешь ты,

Чтобъ въ этомъ мірѣ пустоты

Окрѣпъ я знаніемъ и силою живою;

Ты дѣйствуешь, какъ будто, тотъ

Я предъ тобой извѣстный котъ,

Что изъ золы горячей стану

Я выгребать тебѣ каштаны.

Пусть такъ! И эти мы изслѣдуемъ пути;

Въ твоемъ Ничто, надѣюсь Все найти.

Мефистофель.

Хвалю тебя я на прощанье; вижу,

Что бѣса знаешь ты. Возьми-же,

Вотъ ключъ тебѣ!

Фаустъ.

Вещица-то?

Мефистофель.

Бери,

И по достоинству цѣни!

Фаустъ.

Растетъ въ рукѣ! И свѣтитъ и сверкаетъ!

Мефистофель.

Значеніе его замѣтишь скоро самъ!

Иди за нимъ! Онъ мѣсто распознаетъ,

И приведетъ тебя къ великимъ Матерямъ.

Фаустъ (вздрогнувъ).

Какъ всякій разъ, однако, этимъ словомъ

Я пораженъ! Какое-же оно,

Что слышать не могу его?

Мефистофель.

Ты развѣ глупъ, чтобъ съ каждымъ словомъ новымъ

Тревожиться? Иль слышать хочешь то

Къ чему прислушался? Какъ ни было-бъ чудно,

Ты къ чудесамъ привыченъ вѣдь настолько,

Что безпокоиться не долженъ-бы нисколько.

Фаустъ.

Но въ цѣпѣненіи нѣтъ счастья для меня,

И трепетъ — лучшая людская сторона;

Какой цѣной ни платится предъ свѣтомъ

За чувство человѣкъ, но разъ оно влечетъ,

Разъ имъ охваченъ кто — и тотъ

Необычайное глубоко сознаетъ.

Мефистофель.

Такъ опускайся-же! Сказать: всходи! такъ въ этомъ

Не будетъ разницы. Теперь это всего

Возникнувшаго отрывайся,

И въ область образовъ летучихъ удаляйся;

Несуществующимъ давно

Любуйся! Вихри ихъ тамъ носятся въ сплетеньи,

Какъ вереницы облаковъ.

Ключъ вверхъ держи, а самъ будь въ отдаленьи!

Фаустъ.

Такъ! я силенъ теперь, свободно я дышу,

И сердце ожило — я подвигъ совершу!

Мефистофель.

Треножникъ пламенный тамъ будетъ указаньемъ

Тебѣ, что ты въ послѣдней глубинѣ.

Увидишь Матерей ты при его сіяньи;

Сидятъ, стоятъ, и ходятъ тамъ онѣ,

Случится какъ; тамъ, Форма, превращенье,

Закона вѣчнаго тамъ вѣчно сообщенье;

Витаютъ вкругъ всѣ образы творенья.

Для нихъ невидимъ будешь ты —

Имъ только схемы лишь видны.

Тогда смѣлѣй — грозитъ опасностью большою

Иди къ треножнику дорогою прямою,

И прикоснись къ нему ключемъ!

(Фаустъ поднимаетъ ключъ, въ рѣшительномъ и повелительномъ положеніи. Мефистофель смотритъ на него).

Такъ, хорошо! Къ тебѣ примкнувъ потомъ,

Онъ вѣрнымъ спутникомъ пойдетъ все за тобою;

Опять поднимешься, спокойно, и своимъ

Возвышенъ счастіемъ; и прежде чѣмъ все это

Могли-бы тамъ почуять — здѣсь ты съ нимъ.

Когда-жъ съ ключемъ вернешься снова къ свѣту,

То вызовешь героевъ изо тьмы.

И первый посягнулъ на это дѣло — ты;

Свершилося, тобой исполнено, избранный!

Затѣмъ ужь, дѣйствіями чаръ,

Во образы боговъ сложиться долженъ наръ

И ѳиміамные туманы.

Фаустъ.

А что теперь?

Мефистофель.

Стремись всѣмъ существомъ

Къ подземной цѣли! Низвергайся

Ногою топнувши; обратно поднимайся

Ты тѣмъ-же способомъ потомъ!

(Фаустъ, топнувъ, исчезаетъ).

Пошелъ-бы ключъ-то впрокъ! Покуда,

Мнѣ любопытно-бъ знать, вернется-ль онъ оттуда?

Ярко освѣщенныя залы. Императоръ и Принцы. Дворъ въ волненіи.

Каммергеръ (Мефистофелю).

Вы призраковъ пообѣщали намъ,

Произвести волшебное явленье;

Такъ принимайтесь-же! Властитель въ нетерпѣньи.

Гофмаршалъ.

Всемилостивѣйше сейчасъ спросилъ и самъ

Про это. Вы не медлите же долѣй —

Нельзя шутить съ монаршей волей!

Мефистофель.

Товарищъ мой ушелъ для дѣла вѣдь того;

И очень знаетъ онъ какъ взяться за него:

Работаетъ теперь онъ взаперти, въ молчаньи,

Особенное здѣсь должно быть прилежанье.

Кто ищетъ кладъ, красу, тому, въ конецъ концовъ,

Нужны первѣйшаго исскуства помощь, знанье;

Того, что магіей зовется мудрецовъ.

Гофмаршалъ.

До вашихъ намъ искусствъ нѣтъ дѣла никакого;

Желаетъ Государь, чтобъ было все готово.

Блондинка (Мефистофелю).

На пару словъ! Мое вы видите лицо,

Оно такъ чисто — но, совсѣмъ уже не то

Какъ лѣтняя пора настанетъ злая!

Пестрѣетъ пятнами, вдругъ, къ горести моей,

Вся кожа бѣлая. Есть средство?

Мефистофель.

Жаль, ей, ей!

Окраплена, въ цвѣтущій мѣсяцъ Мая,

Какъ шкурка барсова, вы, милая такая!

Взять жабьихъ языковъ, лягушечьей икры,

И въ полнолуніе, со тщаньемъ, хорошенько,

Все это перегнать; а на ущербъ луны,

Лишь этимъ снадобьемъ намазаться чистенько —

И пятенъ нѣтъ какъ нѣтъ къ весеннимъ днямъ.

Брюнетка.

Толпа растетъ, тѣснится къ вамъ.

Прошу, лекарства мнѣ нельзя-ли?

Мѣшаетъ мнѣ ходить и танцовать нога,

Что отморожена; съ тѣхъ поръ я не ловка,

Неповоротливы поклоны даже стали.

Мефистофель.

Позвольте наступить мнѣ на ногу ногой.

Брюнетка.

Ну, что-жь! влюбленные такъ дѣлаютъ порой.

Мефистофель.

Не то, дитя! Мое движенье

Имѣетъ большее значенье.

Similia similibiis, одно

Отъ всѣхъ недуговъ врачеванье:

Ногою лечится нога; такъ для всего.

Теперь, приближьтеся! Вниманье!

Отъ васъ мнѣ сдача не нужна.

Брюнетка (вскрикнувъ).

Ай, ай! Горитъ! толчокъ ужасный,

Копытомъ конскимъ точно….

Мефистофель.

Да!

Но этимъ ты исцѣлена.

Сейчасъ-же можешь въ плясъ пуститься безопасно,

И вволю пошалить ногами подъ столомъ.

Дама (протѣсняясъ).

Пустите-же меня! Мое чрезмѣрно горе,

И въ сердцѣ все кипитъ моемъ:

Вчера лишь, счастія искалъ въ моемъ онъ взорѣ,

Теперь болтаетъ съ ней, и ужь ко мнѣ спиной!

Мефистофиль.

Да, подозрительно; но мой совѣтъ такой:

Тихонько подойди къ нему, безъ разговора,

И этимъ уголькомъ, ты провели черту

По рукавамъ, плащу, и по плечамъ ему;

Почувствуетъ раскаянье онъ скоро;

А уголь этотъ съѣсть тотчасъ-же ты должна,

Ни капли не глотнувъ воды или вина;

И нынче у твоей вздыхать онъ будетъ двери.

Дама.

Но это, вѣдь, не ядъ, по крайней мѣрѣ?

Мефистофель (съ негодованіемъ).

Почтительнѣе будь. Такого уголька

Далеко-бы искать, да и найти едва-ли:

Знай, происходитъ онъ отъ одного костра,

Что ревностно мы, встарь, когда-то раздували.

Пажъ.

Влюбленъ я! Думаютъ, что не мужчина я!

Мефистофель (всторону).

Кого и слушать ужь не знаю!

(Пажу).

Зачѣмъ отъ молодыхъ ждать счастья для себя?

А пожилыя васъ оцѣнятъ, увѣряю.

(Другія протѣсняются къ нему.)

Еще! Ну, подвигъ я жестокій исполняю!

Пора мнѣ истиной вывертываться — да!

Хоть средство самое плохое,

Но положенье роковое! —

Отдайте Фауста мнѣ, о, Матери, сюда!

(Оглядываясь)

Огни тускнѣютъ уже въ залѣ;

Дворъ взволновался вдругъ — и въ дали,

Я вижу чинные ряды

Идутъ по длиннымъ корридорамъ,

Чрезъ отдаленные ходы.

Въ покоѣ рыцарскомъ, теперь всѣ полнымъ сборомъ,

И зала древняя едва вмѣщаетъ ихъ.

И стѣны всѣ, кругомъ, въ коврахъ цвѣтныхъ;

Доспѣхами полны углы и ниши.

А заклинанія, по моему, излишни —

Тутъ есть ужь призраки безъ нихъ.

----- (Рыцарская зала. Слабый свѣтъ. Императоръ и придворные).

Герольдъ.

Власть духовъ тайная приводитъ въ затрудненье

Меня — какъ сдѣлаю, обычно, возвѣщенье?

Никто еще разсудкомъ не дошелъ

До средства, сбивчивый понять ихъ произволъ. —

Мѣста готовы всѣ; передъ стѣной широкой,

Вотъ Императора сажаютъ; на ковры,

Съ изображеньемъ битвъ великой старины,

Любуется пока Державнѣйшаго око.

И такъ, вотъ Государь, придворные вокругъ;

Стоятъ скамьи на заднемъ планѣ тѣсно.

Въ часъ мрачный призраковъ, и женщинѣ любезной

Нашлось мѣстечко тамъ, сидитъ гдѣ милый другъ.

Теперь, какъ всѣ усѣлися какъ должно,

Готовы мы; являться духамъ можно.

(Трубные звуки).

Астрологъ.

Монархъ нашъ повелѣлъ, *) чтобъ драма началась!

Вы, разверзайтесь стѣны! Съ нами

Здѣсь Магія; препятствій нѣтъ. Крутясь,

Вздымаются ковры, какъ-бы вило ихъ пламя;

Стѣнъ камни треснули, и все передъ глазами

Неревернулося; и будто, въ глубинѣ,

Вдругъ образуется театръ; и свѣтъ извнѣ.

Таинственный, идетъ насъ озаряя.

На авансцену я вступаю.

Мефистофель.

(Высовываясь изъ суфлерской будки).

Отсюда, общаго ждемъ одобренья мы;

Въ подсказываньи все витійство сатаны.

(Астрологу)

Ты слышишь тактъ и звѣзднаго теченья,

Такъ шопотъ мастерски поймешь безъ затрудненья.

Астрологъ.

Чудесной силою, предъ нами возстаетъ,

Здѣсь храма древняго массивное строенье

Подобно Атласу, что несъ небесный сводъ,

Стоятъ столбы рядами; безъ сомнѣнья,

Довольно ихъ, чтобъ этотъ несть гранитъ —

На двухъ такихъ громада устоитъ.

Архитекторъ.

Такъ вотъ зовутъ что стилемъ-то античнымъ?

Ну, не могу хвалить! А нахожу приличнымъ

Лишь неуклюжимъ звать его.

Что грубо — говорятъ, что благородно то,

И величаво — то, что просто тяжело!

Колонны легкія, въ стремленьи безграничномъ,

Сводъ стрѣльчатый тутъ будь — тогда-бы я сказалъ,

Что вотъ вамъ зодчаго искусства идеалъ.

Астрологъ.

Встрѣчайте всѣ въ благоговѣньи,

Даруемыя вамъ созвѣздьями мгновенья;

Разсудокъ пусть молчитъ, теперь, завороженъ,

И словомъ чаръ, да будетъ связанъ онъ;

За то, фантазія, прекрасная, живая,

Свободно, пусть, летитъ границъ не зная!

Да видятъ очи ваши то,

Чего желать дерзали вы, — Оно

Возможнаго преходитъ мѣры;

Такъ безусловной, полной вѣры

И нужно людямъ для того.

(Фаустъ поднимается со стороны противуположной авансцены).

Вотъ дивный мужъ, въ вѣнцѣ, въ священномъ одѣяньи;

Онъ довершаетъ здѣсь великое дѣянье,

Отважно такъ предпринятое имъ.

Фаустъ.

Треножникъ всходитъ съ нимъ изъ глуби; чую дымъ,

Изъ чаши ѳиміамъ исходитъ ароматно.

Благословить готовъ онъ дѣло: И за симъ,

Что приключится, то должно быть благодатно.

Фаустъ (величественно).

Во имя ваше, чей престолъ,

О, Матери! среди того что безконечно,

Гдѣ вмѣстѣ вы и одиноки вѣчно!

И жизни образовъ витаетъ ореолъ

Вкругъ васъ, въ движеніи безъ бытія. Что было,

Тамъ обликъ свой, сіянье сохранило,

И движется; ибо желаетъ вѣчно быть.

И все дано распредѣлить

Вамъ, всемогущія, таинственныя силы:

Въ шатеръ-ли дня, или подъ сводъ ночей,

Влечетъ однихъ теченье жизни милой;

Берется за другихъ отважный чародѣй;

И въ расточительной щедротѣ онъ своей,

Довѣрчивъ, каждаго надѣлитъ по желанью,

И дивное, тогда, представится сознанью.

Астрологъ.

И чаши, пламенный едва коснулся ключъ,

Какъ все заволокло туманными парами;

Они идутъ, плывутъ какъ стаи тучъ,

И тянутся, свиваются клубами,

Расходятся и вновь сбирается ихъ рой.

Вотъ образцовое произведенье духовъ!

И рѣютъ съ музыкой; и хоръ безвѣстныхъ звуковъ

Несется къ намъ воздушною волной;

Идутъ — мелодіи отвсюду полетѣли,

Ряды колоннъ, триглифы зазвенѣли;

Весь, будто, храмъ поетъ. Спустилися пары;

Изъ ихъ прозрачной пелены,

Красивый юноша, вотъ, выступаетъ мѣрно.

Обязанность моя окончена; навѣрно,

Не нужно мнѣ его и называть —

Кому прелестнаго Париса не узнать!

Дама.

О, что за блескъ цвѣтущей силы!

Другая.

Точно

Какъ персикъ свѣжій онъ и сочный!

Третья.

А губки! тонко такъ онѣ очерчены

И сладкой нѣгою полны!

Четвертая.

Изъ кубка этого хлебнуть не прочь-бы ты?

Пятая.

Премило, хоть оно и не совсѣмъ-то ловко.

Шестая.

По только, могъ-бы онъ быть поразвязнѣй….

Рыцарь.

Что-жь —

Я вижу пастуха; совсѣмъ и не похожъ

Онъ на царевича; придворной нѣтъ сноровки.

Другой.

Ну, полуголый-то хоть малый и хорошъ —

А вотъ-бы посмотрѣть каковъ въ вооруженьи!

Дама.

Садится плавно онъ, въ премиломъ положеньи.

Рыцарь.

Вамъ преспокойно-бы къ нему сѣсть на колѣни?

Другая дама.

Красиво руку онъ занесъ надъ головой.

Каммергеръ.

Невѣжа! Такъ нельзя! Приличья не имѣетъ.

Дама.

Вамъ, господа, во всемъ найти порокъ какой!

Каммергеръ.

При Императорѣ потягиваться смѣетъ!

Дама.

Вѣдь представленіе все это лишь одно;

Воображаетъ онъ, что нѣтъ здѣсь никого.

Каммергеръ.

И зрѣлище должно здѣсь быть церемоньяльно.

Дама.

Красавецъ тихимъ сномъ объятъ.

Каммергеръ.

Сейчасъ онъ захрапитъ; прекрасно, натурально!

Молодая дама (восторженно).

О, что за чудный ароматъ,

Соединялся съ парами ѳиміама,

Такъ въ сердце мнѣ проникъ свѣжо и глубоко?

Дама постарше.

И вправду! Въ душу льется прямо

Какъ дуновенье отъ него!

Старшая.

То отрочества цвѣтъ, амброзьей протекаетъ

Онъ въ существѣ его, и воздухъ наполняетъ!

(Выступаетъ Елена).

Мефистофель.

Такъ вотъ она! Ну, для такой ужь. я

Не потревожился-бъ нимало;

Пожалуй хороша, да не влечетъ меня.

Астрологъ.

Мое вмѣшательство совсѣмъ излишнимъ стало;

Я признаюся въ томъ, какъ честный человѣкъ

Грядетъ она…. О, если-бы мнѣ дали

Словъ пламенныхъ! — Изъ вѣка въ вѣкъ,

Всѣ красоту премного воспѣвали —

Является-жь она кому — тотъ все забылъ;

Кто ею обладалъ — чрезъ мѣру счастливъ былъ.

Фаустъ.

Что вижу я? Своимъ-ли окомъ?

Прекраснаго источникъ-ли, потокомъ

Врывается въ мое все естество?

О, страшнаго хожденья моего

Блаженная награда! Міръ, мнѣ бреннымъ

И неустроеннымъ казался до того —

Какія въ немъ я вижу перемѣны,

Лишь это таинство пришлось мнѣ совершить!

Впервые, жизнь цѣню достойною желанья,

Міръ твердымъ признаю, въ немъ цѣль и основанье!

Да отлетитъ мое послѣднее дыханье

Когда мнѣ безъ тебя возможно будетъ жить! —

И кроткій образъ той, что нѣкогда плѣнила

Меня, какъ въ отблескѣ чарующемъ мечты —

Былъ только призракомъ подобной красоты!

Тебѣ, всю дѣятельность силы,

Всю страсть, и всю любовь мою,

Сочувствіе, и силу воли,

Тебѣ, безумно отдаю.

Мефистофель (изъ будки).

Да воздержися ты, не выходи изъ роли.

Пожилая дама.

Высокій ростъ, стройна, но голова мала.

Дама помоложе.

А поглядите-ка что за нога! Тяжеле

Никоимъ образомъ и быть-бы не могла.

Дипломатъ.

Я видывалъ принцессъ такихъ, и къ самомъ дѣлѣ.

Отъ головы до ногъ, красавица она.

Придворный.

Вотъ, тихо, къ спящему, съ лукавымъ выраженьемъ,

Подходитъ……

Дама.

Какъ дурна, какъ рядомъ съ нею онъ,

И непорочное, и юное творенье!

Поэтъ.

Ея красой онъ озаренъ.

Дама.

Эндиміонъ съ Луной! Ну, точно на картинѣ!

Поэтъ.

Такъ, вѣрно! Будто-бы спускается богиня,

Склоняется къ нему, его дыханье пьетъ.

Завидное мгновенье! — Вотъ,

И поцѣлуй! — Свершилось!

Дуэнья.

При народѣ!

Ужь это черезчуръ!

Фаустъ.

Такая благодать

Для мальчика! —

Мефистофель.

Да тише ты! Молчать!

Пусть призракъ дѣйствуетъ какъ хочетъ, на свободѣ!

Придворный.

Вотъ, легкой поступью, она и прочь идетъ;

Проснулся онъ.

Дама.

Она и оглянулась живо!

Я такъ и знала напередъ.

Придворный.

Онъ изумляется! Случилося съ нимъ диво.

Дама.

Ей не въ диковину творится что предъ ней.

Придворный.

Съ достоинствомъ, къ нему она подходитъ снова.

Дама.

Ну, вижу, что учить его она готова;

Въ подобномъ случаѣ мужчины безтолковы;

Чай этотъ думаетъ, что первый онъ, ей-ей.

Рыцарь.

Пусть такъ! Мнѣ все равно! Красива, величава.

Дама.

Развратная! Но мнѣ такъ это подло, право!

Пажъ.

На мѣстѣ быть его, я очень-бы желалъ!

Придворный.

Въ такую сѣть, вѣдь кто-бы не попалъ!

Дама.

А драгоцѣнностью такъ много рукъ владѣло,

Что позолота вся изрядно потерпѣла.

Другая.

Лѣтъ съ десяти она была ужь негодна.

Рыцарь.

При случаѣ, вѣдь всякій, какъ извѣстно,

Воспользуется тѣмъ что лучше. — Я, сполна

Доволенъ-бы остаткомъ былъ прелестнымъ.

Ученый.

Хоть вижу самъ, но подлинная-ль здѣсь

Она предъ нами? Усомнюся.

Въ преувеличенье всегда насъ можетъ ввесть

Фактъ настоящій; я, во первыхъ, лишь держу ея

Того что писано — и вычиталъ я тамъ,

Что нравилась она Троянскимъ старикамъ;

Поразсудить, такъ дѣло съ правдой схоже:

Не молодъ я, а нравится мнѣ тоже.

Астрологъ.

Ужь онъ не отрокъ, нѣтъ! Отважный онъ герой!

Онъ обхватилъ ее, она почти не можетъ

Сопротивляться. Вотъ, онъ мощною рукой,

Ее приподнялъ….. Неужели,

Похититъ онъ ее и въ самомъ дѣлѣ?

Фаустъ.

Безумецъ! Дерзновенный! Стой!

Не слышишь ты! О, черезъ мѣру это!

Мефистофель.

Да ты-же самъ, никакъ, всю штуку вызвалъ къ свѣту?

Астрологъ.

Позвольте мнѣ одно лишь слово! Я скажу,

Что случай этотъ, по предмету,

Я Похищеніемъ Елены назову.

Фаустъ.

Какое, гдѣ тутъ похищенье?

Я развѣ даромъ здѣсь? Не у меня-ль въ рукѣ

Ключъ, что меня средь волнъ пустыннаго стремленья,

Средь ужаса провелъ, и возвратилъ землѣ?

Здѣсь твердой я стою ногою,

Здѣсь все дѣйствительность вокругъ,

Здѣсь съ духами борьбу вести дерзаетъ духъ,

Господство утверждать великое, двойное!

Какъ далеко была, и вдругъ,

Она близка теперь мнѣ стала!

Спасу ее — она вдвойнѣ моя.

На помощь, Матери! Кому она предстала,

Жить безъ нея потомъ нельзя!

Астрологъ.

Что дѣлаешь ты? Фаустъ! Хватаетъ, какъ въ забвеньи,

Онъ бѣшено ее. — Мрачится привидѣнье!

Онъ къ юношѣ идетъ, ключъ повернулъ къ нему,

И прикоснулся! — Ой! Бѣда! Что будетъ съ нами!

(Взрывъ. Фаустъ лежатъ на землѣ. Духи испаряются).

Мефистофель.

(Взваливаетъ себѣ на плечи Фауста).

Прошу покорно! Вотъ, свяжися съ дураками —

Не поздоровится и чорту самому.

(Мракъ, смятеніе).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ. (Узкая готическая комната, съ высокими сводами, прежній рабочій кабинетъ Фауста, перемѣны).

Мефистофель.

(Показывается изъ за занавѣси. Когда онъ приподнимаетъ ее и оборачивается,

то можно видѣть Фауста распростертаго на старинной кровати).

Ложи тутъ, злополучный! плѣнный,

Среди крѣпчайшихъ путъ любви!

А пораженному Еленой

Въ разсудокъ скоро не придти.

(Озираясь).

Какъ посмотрю, такъ здѣсь осталось все какъ было,

Нѣтъ перемѣны никакой:

На стеклахъ лишь цвѣтныхъ, какъ будто, тусклый слой,

Побольше паутинъ, сгустилося чернило,

Бумага пожелтѣла; но,

На мѣстѣ прежнемъ все; и даже, вотъ перо,

Которымъ Фаустъ расписался,

Какъ чорту онъ передавался;

И крови капелька, что у него тогда

Я вытянулъ, еще тутъ въ глубинѣ ствола.

Желаю я, на, счастье чтобъ достался

Сбирателю усердному, такой

Рѣдчайшій экземпляръ! Виситъ передо мной,

И шуба старая, и на крюкѣ все старомъ….

Забавный случай мнѣ напомнила она,

Какъ мальчика училъ я въ оны времена;

И можетъ быть мораль моя прошла не даромъ,

И юношей теперь, надъ нею чахнетъ онъ.

А хочется мнѣ, впрямь, знакомый балахонъ,

Одежда грубая и теплая, съ тобою

Соединясь, повеличаться вволю,

Принявъ доцента видъ, въ которомъ все умно,

Въ которомъ правыми себя во всемъ считаютъ.

Ученые того и достигаютъ,

А бѣсъ, такъ нѣтъ — отвыкъ давнымъ-давно.

(Онъ встряхиваетъ снятую съ крюка шубу, изъ нея скачутъ и вылетаютъ сверчки, жуки, молъ, ночныя бабочки).

Хоръ насѣкомыхъ.

Нашъ старый хозяинъ

Пришелъ въ добрый часъ!

Жужжимъ мы, порхаемъ,

Знакомъ ты для насъ!

Ты насъ одиночно

Селилъ въ тишинѣ,

Мирьядой, родитель,

Мы скачемъ къ тебѣ.

Такъ скрыто коварство

Глубоко къ груди;

Скорѣй можно въ мѣхѣ

Козявку найти.

Мефистофель.

Вотъ такъ нечаянность! Совсѣмъ сверхъ ожиданья,

Какъ разутѣшили вѣдь, юныя созданья!

Кто разъ посѣетъ, тотъ, со временемъ пожнетъ.

Встряхну еще я эту тряпку; вотъ,

Еще одинъ, другой оттуда полетѣли. —

И вверхъ, и внизъ, повсюду въ уголки,

Скорѣе прячьтеся, милѣйшіе мои!

Туда, гдѣ ветхіе тѣснятся сундуки,

Сюда, въ пергаментъ побурѣлый,

Въ осколки пыльные горшковъ,

И въ орбиты пустыя череповъ.

Среди подобнаго скопленья,

Гдѣ прахъ и тлѣнъ, и гниль, и хламъ,

Вовѣкъ пріютъ такимъ жильцамъ.

(Завертывается въ шубу).

Еще разокъ покрой-ка плечи намъ!

Опять хозяиномъ вхожу я во владѣнье.

Но мало прибыли, что такъ назвался я;

Гдѣ тѣ, которые признать могли-бъ меня?

(Дергаетъ за колоколъ, раздается пронзительный, рѣзкій звукъ, отъ него дрожатъ стѣны., замки разлетаются и открываются двери).

Фамулъ.

(Идетъ пошатываясь по длинному и темному корридору)

Что за звуки, за смятенье!

Весь я ужасомъ объятъ:

Всколебалися ступени,

Стѣны вкругъ меня дрожатъ.

Вижу въ трепетномъ мерцаньи

Разноцвѣтнаго окна,

Бурной молніи сверканье;

Полъ трясется, съ потолка

Рухнулъ щебень; и забита

Здѣсь была прекрѣпко дверь —

Силой нѣкою, теперь,

Сверхъестественно раскрыта! —

Тамъ-же, что за страшный видъ!

Всталъ, какой-то, исполиномъ

Въ мѣхѣ Фауста старинномъ!

Какъ киваетъ, какъ глядитъ!

Гнутся ноги подо мною.

Не бѣжать-ли прочь скорѣй?

Иль остаться у дверей?

Ахъ, что станется такое!

Мефистофель (подавая ему знакъ).

Войди, мой другъ! — Ты Никодимъ.

Фамулъ.

Да, такъ меня зовутъ, почтенный господинъ! — Oremus.

Мефистофель.

Этаго не нужно между нами!

Фамулъ.

Какъ радъ, что вамъ я нѣсколько знакомъ!

Мефистофель.

Да, знаю я, богатый днями,

Но все еще студентъ, о мужъ обросшій мхомъ!

И то сказать — все учится ученый,

И продолжаетъ потому,

Что не способенъ онъ къ другому ни къ чему.

Такъ домикъ карточный и строятъ немудреный;

Да только геніямъ и высшимъ, никогда

Не удавалося достроить до конца.

Но вотъ, учитель вашъ, мужъ знанья превосходный;

И докторъ Вагнеръ благородный

Извѣстенъ всякому; въ нашъ вѣкъ,

Въ ученомъ мірѣ онъ первѣйшій человѣкъ,

Онъ тамъ единственно, и связь, и основанье,

Онъ, въ комъ растетъ премудрость съ каждымъ днемъ.

Къ нему идутъ толпы всѣхъ алчущихъ познанья;

На каѳедрѣ, одинъ, онъ яркое сіянье;

Какъ Петръ владѣетъ онъ ключомъ,

И преисподній міръ, и горній отмыкаетъ.

Когда предъ всѣми онъ и блещетъ, и сверкаетъ,

Не устоять тутъ славѣ никакой,

Ни знаменитости какой-либо другой:

И даже Фауста въ тѣни онъ оставляетъ —

И силой творческой онъ одаренъ одинъ! —

Фамулъ.

Простите мнѣ, достойный господинъ,

Что прекословіемъ, смиренно вамъ отвѣчу:

О томъ, что сообщать изволите, нѣтъ рѣчи;

Лишь кротость скромная дана ему въ удѣлъ.

Исчезъ великій мужъ такъ необыкновенно —

Онъ съ этимъ свыкнуться доселѣ не успѣлъ,

И съ возвращеньемъ вожделѣннымъ

Утѣхи ждетъ себѣ и блага. И ничья,

Вотъ въ этой комнатѣ, рука не прикасалась —

Какъ докторъ Фаустъ въ ней жилъ, она такъ и осталась,

И ждетъ все стараго хозяина. Самъ я,

Едва входить въ нее осмѣливаюсь. Что-же

Теперь за знаменье въ созвѣздіи быть можетъ? —

Мнѣ чудится, устрашена,

Какъ будто, самая стѣна;

Дрогнули косяки и лопнули засовы —

Войти вамъ не было и способа другаго.

Мефистофель.

Да самъ-то онъ запрятался куда?

Веди меня къ нему, давай его сюда!

Фамулъ.

Ахъ, запрещеніе его на столько строго,

Что и не знаю я, дерзнуть-ли? Заключенъ

По цѣлымъ мѣсяцамъ, въ молчаніи, глубоко

Въ великое онъ дѣло погруженъ.

Изнѣженъ, болѣе другихъ ученыхъ даже,

Какъ угольщикъ теперь онъ съ виду, черный, въ сажѣ

Отъ носа до ушей; при жарѣ очаговъ

Глаза всегда красны; томится ежечасно;

Слухъ полонъ музыкой отъ звяканья щинцовъ.

Мефистофель.

А если онъ меня не впуститъ, то напрасно!

Я дѣло ускорю.

(Фамулъ уходитъ. Мефистофель садится съ важностью).

Едва я занялъ постъ,

Какъ слышу, тамъ, зашевелился гость;

Изъ прежнихъ онъ еще моихъ знакомыхъ,

Но только нынче, онъ изъ лицъ

Слывутъ что подъ названьемъ новыхъ,

И дерзокъ будетъ безъ границъ.

Баккалавръ.

(Входитъ стремительно чрезъ корридоръ).

Двери настежь, все открыто!

Можно думать, наконецъ,

Что живой, досель зарытый

Фаустъ.

Въ прахѣ, въ тлѣньи какъ мертвецъ,

Пересталъ ужь въ сокрушеньи

И въ самоуничтоженьи,

Безполезно изнывать

И средь жизни умирать.

Стѣны здѣсь, карнизы гнутся,

Все обрушится какъ разъ.

Если намъ не отшатнуться,

То разгромъ задѣнетъ насъ.

Я смѣлѣе всѣхъ на свѣтѣ,

Но меня въ руины эти,

Дальше двинуться на шагъ

Не заставятъ ужь никакъ.

Что-то нынче я узнаю?

Сколько лѣтъ прошло, какъ я,

Новичкомъ сюда вступая,

Еле духъ переводя,

Простодушно довѣрялся,

Слушалъ такъ и умилялся

Передъ вздорами хрычей,

Болтуновъ бородачей!

Все что знали, то и врали,

Вытряхая книжный хламъ,

Знанью-жъ вѣры не давали,

Портя жизнь себѣ и намъ.

Но, что это за видѣнье?

Въ этой кельѣ, въ углубленьи,

Кто-то есть, опять никакъ,

Облеченный въ полумракъ!

Ну, вглядясь, дивлюсь не мало!

Тотъ-же самый все сидитъ,

Въ темной шубѣ, какъ бывало!

Сохранилъ весь прежній видъ,

И закутаннымъ остался

Въ грубый мѣхъ! И мнѣ, хотя,

Какъ неопытенъ былъ я,

Онъ ученымъ показался —

Но теперь меня на томъ

Не надуешь; подойдемъ!

Ну, старый господинъ, волною мутной Леты,

Коль не совсѣмъ еще запружена вотъ эта,

Что на бокъ свѣсилась плѣшивая башка, —

То можете во мнѣ признать ученика,

Который вырвался теперь изъ подъ Ферулы

Академической. Васъ нахожу такимъ

Какъ прежде; время-то надъ вами какъ заснуло —

А я сюда вернулся ужь другимъ.

Мефистофель.

Радъ, что явилися вы при моемъ трезвонѣ.

И прежде вамъ давалъ не мало я цѣны:

И въ червячкѣ и въ золотомъ коконѣ,

Начатки бабочки блестящей ужь видны.

Ребячески тогда васъ веселили

И кудри по плечамъ, и воротъ кружевной —

Я чаю, никогда косы вы не носили?

Сегодня вижу васъ я на другой покрой,

И въ шведской шапкѣ такъ молодцовато, бойко

Глядите вы: но не являйтесь только,

Вы такъ стремительно домой!

Баккалавръ.

Почтеннѣйшій! Хоть мы опять на мѣстѣ старомъ,

О ходѣ времени подумайте-ко вы,

Да словъ двусмысленныхъ не расточайте даромъ!

Другой и взглядъ у насъ и не плошаемъ мы.

Вы на смѣхъ подняли добрѣйшаго мальчишку:

Не требовалось тутъ умѣнія излишку,

И было вамъ ужь вовсе не хитро

То сдѣлать, что теперь и не дерзнетъ никто!

Мефистофель.

Да если правду мы и скажемъ молодежи,

Молокососамъ то совсѣмъ вѣдь не съ руки;

Л черезъ много лѣтъ, какъ собственною кожей

Поплатятся — вообразятъ они,

Что это самое своимъ умкомъ рѣшили!

Готовъ и приговоръ: Наставникъ простофиля!

Бакалавръ.

Быть можетъ плутъ! Изъ тѣхъ что учатъ и учили,

Кто сталъ-бы говорить намъ истину въ лицо?

То съ важностью, то кротко и мудро,

Усилить и смягчить умѣютъ тѣмъ и этимъ,

Подладиться чтобъ къ умнымъ дѣтямъ.

Мефистофель.

Учиться время намъ одно,

Конечно, опредѣлено;

И вижу я теперь, любуясь вами,

Что вы учить готовы уже сами.

Немного фазъ и солнца и луны,

Едва-лишь пережить успѣли,

Какъ даръ пріобрѣсти съумѣли,

Полнѣйшей опытности вы.

Баккалавръ.

О, сущность опытности! Пѣна

И дымъ! И съ геніемъ она

Происхожденьемъ не равна!

И вы признайтесь — несомнѣнно,

Что знали въ прежніе года,

То знать не стоитъ и труда.

Мефистофель (помолчавъ немного).

Я самъ давно смекалъ свою нелѣпость!

Теперь глупцомъ зову себя!

Банкалавръ.

Чрезмѣрно радъ! Хоть признакъ смысла; рѣдкость!

Хоть старца одного нашелъ съ разсудкомъ я!

Мефистофель.

Искалъ я тайники роскошно золотые

И вынесъ страшное лишь уголье съ собой.

Банкалавръ.

Такъ черепъ лысый вашъ, согласны вы со мной,

Не годенъ, какъ и тѣ, вонъ, черепа пустые?

Мефистофель (добродушно).

Не знаешь ты, мой другъ, насколько ты грубишь?

Баккалавръ.

А по нѣмецки — лжешь, коль сладко говоришь.

Мефистофель

(придвигаясь все ближе къ рампѣ, въ своемъ креслѣ на

колесахъ, обращается къ партеру).

Лишаютъ здѣсь меня и воздуха и свѣта;

Пристроюсь къ вамъ; могу я ждать привѣта?

Бакалавръ.

Считаю наглецомъ того,

Кто разъ сквернѣйшаго предѣла достигая,

Глупитъ, быть чѣмъ нибудь желая

Ужь обратившися въ ничто.

Въ крови живетъ жизнь человѣка; гдѣ-же

Кровь такъ вращается какъ въ юномъ существѣ?

Та кровь живая, въ силѣ свѣжей,

Изъ жизни черпаетъ жизнь новую себѣ:

Тогда все движется и дѣйствуетъ вполнѣ;

И немощь надаетъ, и выступаютъ силы.

Межь-тѣмъ какъ мы полміра покорили,

Вы что-же дѣлали? На мѣстѣ вы сидя,

Кивали, грезили среди тупой дремоты,

Да взвѣшивали все, соображали что-то,

И планъ на планы громоздя.

Да! старость лихорадка злая,

Ознобъ потребностей сварливыхъ. Полагаю,

Кому лѣтъ за-тридцать зашло,

Тотъ хоть-бы умеръ, все равно.

А лучше-бы всего, не дожидаясь много,

Да своевременно, васъ на смерть пришибать.

Мефистофель.

На это нечего и чорту отвѣчать.

Бакалавръ.

Коль я не захочу, и чорту не бывать!

Мефистофель (всторону).

А скоро чортъ таки тебѣ подставитъ ногу.

Бакалавръ.

О, благородное призванье юныхъ силъ!

Міръ не былъ до меня, его я сотворилъ,

И солнце вывелъ я изъ-за морей; со мною

И мѣсяцъ началъ свой измѣнчивый обходъ;

И по моимъ путямъ, день заблисталъ красою,

И разсцвѣла земля вся подъ моей стопою,

И мановеніемъ моимъ небесный сводъ

Изъ ночи вышелъ первобытной.

Весь просіялъ для міра звѣздъ раскрытый.

Кто какъ не я, освободилъ людей

Отъ мелочныхъ границъ мѣщанскихъ ихъ идей?

А я, свободный умъ, иду по вдохновенью

За внутреннимъ своимъ сіяніемъ во слѣдъ,

И быстро я иду, и въ чудномъ упоеньи!

Тьма позади меня, передо мною свѣтъ!

(Уходитъ).

Мефистофель.

Ступай себѣ съ своей великолѣпной славой,

Оригиналъ! Тебя обидѣло-бы, право,

Сознанье здравое! Иль глупо, иль умно,

Его что ни вздумаетъ — все думано давно! —

Мы не смущаемся подобною задачей;

Пройдетъ немного лѣтъ, и будетъ все иначе;

А какъ нелѣпо мустъ ни забродилъ-бы, но,

Все выйдетъ наконецъ вино.

(Къ младшимъ изъ партера, не апплодирующимъ).

Преравнодушно вы сидите;

Васъ, дѣтокъ, извиняю я;

Вѣдь дьяволъ старъ, поразсудите!

Такъ чтобъ понять его, состарьтеся, друзья!

----- (Лабораторія въ средневѣковомъ вкусѣ; объемистые, неуклюжіе аппараты для фантастическихъ цѣлей).

Вагнеръ (у очага). *)

Звучитъ онъ, колоколъ ужасный, содроганьемъ

Проникнулъ стѣны; цѣль близка,

Пора исполниться важнѣйшимъ ожиданьямъ.

Мгла просвѣтляется; уже внутри стекла

Живой какъ уголь, будто, рдѣетъ,

Карбункулъ чудный пламенѣетъ,

И будто молніи въ ночи

Бросаетъ яркіе лучи!

Свѣтъ ясный, бѣлый показался!

О, если-бъ онъ не утерялся! —

Но, Боже! Кто стучится въ дверь?

) Знаменитый Парацельсъ подробно описываетъ воспроизведеніе Гомункуловъ, (Homunculus, человѣчекъ), посредствомъ алхимическихъ дѣйствій.

Мефистофель (входя).

Привѣтъ вамъ! съ добрымъ я намѣреньемъ вступаю.

Вагнеръ (боязливо).

Привѣтствую звѣзду мгновенья! Умоляю

Васъ удержать слова, дыханіе, теперь!

Великое и чудное свершится.

Мефистофель (тише).

Да что тамъ?

Вагнеръ (еще тише).

Человѣкъ творится.

Мефистофель.

Вотъ что! какую-же влюбленную чету

Вы здѣсь запрятали въ трубу?

Вагнеръ.

О, Боже сохрани! Рожденья способъ прежній

Мы признаемъ дурачествомъ пустымъ.

Источникъ жизни, центръ тотъ нѣжный,

И сила внутренняя съ нимъ,

Что притягала, сообщала,

Что близкое усвоивши сначала,

И постороннимъ веществомъ

Для возсозданія питалася потомъ —

Достоинство свое все это потеряло!

И ежели еще не перестанетъ звѣрь,

Животное, въ томъ находитъ забаву,

Начало высшее, чистѣйшее, по праву,

Отнынѣ суждено для человѣка, вѣрь.

(Обращенный къ очагу).

Вотъ свѣтится! Смотрите! Безъ сомнѣнья,

Теперь надежда есть на то,

Что если сотнею веществъ, черезъ смѣшенье, —

Вѣдь отъ смѣшенія зависитъ все оно —

Удастся произвесть какъ должно

Намъ человѣческій составъ,

И въ колбу заключивъ, два раза перегнавъ,

То дѣло все въ тиши устроить можно.

(Снова оборачиваясь къ очагу).

Осуществляется! И движется яснѣй!

И убѣжденіе мое сильнѣй, сильнѣй!

Что почиталося столь тайнымъ, недоступнымъ

Въ природѣ искони, то опытомъ разумнымъ,

Которому теперь часъ торжества пробилъ,

Мы нынѣ доказать дерзаемъ:

Что прежде организмъ творилъ —

Кристаллизаціей слагаемъ.

Мефистофель.

Кто долго жилъ, тотъ многое узналъ;

Нѣтъ новаго, ничѣмъ не удивишь нимало:

Кристаллизовавшихъ людей уже видалъ

Я въ прежнихъ странствіяхъ бывало.

Вагнеръ

(все время наблюдающій за склянкой).

Вздымается, блеститъ, скопляется! И вмигъ

Свершится! Да! какъ замыселъ великъ,

Несбыточнымъ онъ кажется сначала;

Но случай осмѣять для насъ пора настала;

Отнынѣ, сотворить мыслителю легко

И мозгъ съ отмѣнною способностью мышленья

(Восторженно глядя на склянку).

Прекрасной силою затронуто, стекло

Звенитъ…. Взмутилося, затѣмъ и освѣтленье;

Такъ, все своимъ порядкомъ шло!

Я вижу, обликомъ красивый,

Тамъ человѣчекъ! вотъ зашевелился онъ!

Чего намъ ждать еще! Что хочетъ міръ пытливый?

Открытъ таинственный законъ!

Прислушай только — этотъ звонъ,

Онъ въ голосъ, въ говоръ обращенъ. —

Гомуннулъ

(изъ склянки къ Вагнеру).

Здорово, батюшка! Такъ вышло не на шутку!

Прижми нѣжнѣй къ груди ты своего малютку!

Не очень крѣпко лишь, не лопнуло-бъ стекло —

Вещей, вѣдь, свойство таково:

Естественному дай вселенную, пожалуй,

И той едва-ль довольно для него;

Но что искуственно, то требуетъ ужь малый

И ограниченный предѣлъ.

(Къ Мефистофелю).

И ты здѣсь, плутъ, мой кумъ — сударикъ? Подоспѣлъ

Ты во-время, какъ разъ! За то благодарю я.

Благопріятная судьба

Къ намъ привела тебя сюда.

А я, однажды существуя,

Хочу и дѣятельнымъ быть.

Скорѣй работу-бъ мнѣ какую!

Ты, свѣдущій, пути мнѣ можешь сократить!

Вагнеръ.

Еще скажи одно мнѣ слово!

Стыдился я, до сихъ временъ,

Я стараго и молодаго —

Задачами отъ нихъ я осажденъ.

Вотъ, напримѣръ, доселѣ неизвѣстно,

Не могъ еще постичь единый человѣкъ,

Какъ тѣло и душа, такъ связанныя тѣсно,

Приспособленныя чудесно

Другъ къ другу, будто-бы вовѣкъ

Имъ неразлучнымъ быть — межь тѣмъ себя терзаютъ,

И жизнь себѣ взаимно отравляютъ?

За тѣмъ-же —

Мефистофель.

Нѣтъ, ужь ты постой!

Я лучше-бы спросилъ, зачѣмъ между-собой

Мужъ и жена всегда такъ ладятъ плохо?

На чистоту, никакъ, дружище мой,

Не вывести вопросъ! А тутъ есть дѣла много.

Малютка самъ того и ждетъ.

Гомункулъ.

Что дѣлать?

Мефистофель.

Да надъ этимъ вотъ,

Намъ покажи какой ты обладаешь силой.

Вагнеръ

(не спустя глазъ со склянки).

Ну, право, мальчикъ ты премилый!

(Боковая дверь отворяется; видѣнъ Фаустъ лежащій на кровати).

Гомункулъ (изумленный).

Многозначительно!

(Склянка выскользаетъ изъ рукъ Вагнера, порхаетъ надъ Фаустомъ и освѣщаетъ его).

Какъ хорошо кругомъ! — *)

И свѣтлыя струи подъ зеленью густою;

И женщины — какъ милы! Надъ водою

Всѣ раздѣваются. — И лучше все потомъ!

Отъ нихъ, сверкающей красою,

Вотъ отдѣляется одна:

Геройское ея происхожденье,

И даже отъ боговъ ведетъ свой родъ она..

Вступаетъ, вотъ, въ прозрачное теченье,

И пламень жизни молодой

Горящій въ тѣлѣ благородномъ,

Въ кристаллѣ освѣжаетъ водномъ

Свѣтящей, зыбкою волной. —

Но что за шумъ, что за движенье

Тревожно — быстраго крыла,

И шелестъ, бурное волненье

На глади влажнаго стекла?

Всѣ, встрепенувшися, въ испугѣ,

Бѣгутъ и скрылися подруги.

Царица-же глядитъ, спокойная одна,

Но съ женственнымъ и гордымъ наслажденьемъ,

Какъ, кротко-смѣлъ, ластясь, къ ея колѣнямъ

Приникнулъ лебедей прекрасный властелинъ;

Онъ будто прирученъ. — Вдругъ облако явилось…

Прелестнѣйшая изъ картинъ

Непроницаемой завѣсою покрылась.

) Согласно съ мнѣніями алхимиковъ, Гомункулъ, одаренный сверхъестественной проницательностью, видитъ сонъ Фауста, и разсказываетъ его.

Мефистофель.

Еще чего-бъ не насказалъ!

Великъ мечтатель ты, насколько съ виду малъ.

Я ничего не нижу. —

Гомункулъ.

И не странно.

Ты съ сѣвера пришлецъ, во времена тумана,

Въ безпутствѣ рыцарства, монашества, взросталъ;

Гдѣ-жь разгуляться глазъ твой можетъ невозбранно?

Удѣлъ твой мракъ, и въ этой лишь средѣ,

Какъ въ домѣ у себя хозяинъ ты вполнѣ.

(Озираясь кругомъ).

Какъ отвратительно чернѣютъ камней груды,

И низкій, острый сводъ, нелѣпыя волюты! —

А этотъ, ежели здѣсь будетъ пробужденъ,

То новая бѣда; умретъ на мѣстѣ онъ.

Лѣсныхъ ключей струи живыя,

И лебеди, и красоты нагія —

Таковъ ему предсталъ предчувствій полный сонъ;

Не помирить уже ему свою природу

Со здѣшнимъ! Я — переношу едва,

Хотя уживчивѣй меня нѣтъ существа.

Возьмемъ его — и прочь отсюда!

Мефистофель.

Радъ походу!

Гомункулъ.

На битву воина пошли,

Да въ плясъ ты дѣвочку веди:

Такъ и улаживаютъ дѣло.

Сообразилъ я. — Подоспѣла

Вальпургская классическая ночь,

И это случай преудобный,

Чтобъ въ элементъ ему такъ сродный,

Перенестись ему помочь!

Мефистофель.

Про это не было какъ будто-бы и слуха.

Гомункулъ.

Да какъ-же и дойти до вашего-бы уха?

Вѣдь съ романтическимъ лишь призракомъ вашъ родъ

Знакомъ; а истый призракъ, тотъ

Быть и классическимъ обязанъ.

Мефистофель.

Такъ куда-же

Лежитъ нашъ путь? А мнѣ чужды, противны даже,

Античные товарищи мои.

Гомункулъ.

Я знаю, Сатана, что округи твои

Къ сѣверо-западу; ты любишь ту дорогу;

А мы, на этотъ разъ, направимъ поскорѣй

Всѣ паруса къ юго-востоку. —

Течетъ равниною обширною Пеней,

Приволенъ, окаймленъ весь зеленью дубравной,

Съ заливами прохладныхъ, тихихъ водъ.

Вплоть до ущелій горъ долина все идетъ;

На высотахъ Фарсалъ раскинутъ славный,

И древній тамъ и новый.

Мефистофель.

Горе мнѣ!

Охъ, ужь оставьте въ сторонѣ,

Съ тиранствомъ рабства всѣ раздоры!

Тоску наводятъ, ну, ей-ей:

Едва покончатъ--глядь! и снова тѣ-же споры,

И не въ домекъ, что дразнитъ Асмодей

Ихъ подзадоривая сзади.

И говорятъ тогда, что правъ свободы ради

Идетъ великая борьба;

Взглянуть поближе — рабъ идетъ противъ раба.

Гомункулъ.

Оставь людямъ обычай ихъ упорный!

Никто не можетъ жить безъ личной обороны,

Сначала мальчикъ, мужъ потомъ.

Теперь одинъ вопросъ лишь долженъ разрѣшиться —

Чѣмъ можно этому субъекту исцѣлиться?

Есть средство у тебя, такъ испытай на немъ!

А нѣтъ, такъ мнѣ ужь предоставь все дѣло!

Мефистофель.

Пустить-бы можно было въ ходъ,

Тутъ штучку Броккенскую, смѣло;

Но заперты замки языческихъ воротъ.

А Греческій всегда негоденъ былъ народъ!

Какъ чувственности онъ свободною игрою,

Къ грѣху веселому влечетъ сердца людей,

Такъ обольщая ихъ — то ужь, само-собою,

Понятно: нашъ-то грѣхъ покажется мрачнѣй.

Что-жь будемъ дѣлать мы?

Гомункулъ.

Вотъ это презабавно!

Ты, знать, такимъ наивнымъ сталъ недавно?

Про Ѳессалійскихъ я напомню чаровницъ,

Такъ что-нибудь да значитъ, это слово.

Мефистофель (похотливо).

А! Ѳессалійскія колдуньи! Безподобно!

А я разузнавалъ давно про этихъ лицъ —

И съ ними, думаю что было-бъ неудобно,

Мнѣ сряду нѣсколько ночей — бы провести;

Но попытаюсь. —

Гомункулъ.

Плащъ сюда, и заверни

Героя своего! А тряпка, какъ бывало,

Обоихъ васъ и понесетъ.

Я буду освѣщать дорогу вамъ впередъ.

Вагнеръ (робко).

А я?

Гомункулъ.

Ты посиди! Тебѣ что помѣшало

Остаться чтобъ дѣла важнѣйшія свершать,

Ворочать древніе пергаменты; сбирать,

Но предписаніямъ, животныя начала;

Одно къ другому ты прилаживай какъ стать,

Цѣль обсуждай, а средство наипаче.

Пройдя земли частицу жду удачи —

Авось придется мнѣ найти

И точечку надъ буквой I.

Великой цѣли я тогда достигну; право,

Стремленье стоило-бъ награды, вѣдь, такой,

И золота, и почестей, и славы,

И званья, жизни долгой, здравой —

И добродѣтели, пожалуй, хоть самой.

Прощай!

Вагнеръ (печально)

Прощай! Щемитъ мнѣ сердце поневолѣ;

Боюся, мнѣ съ тобой не увидаться болѣ.

Мефистофель.

Скорѣй, къ Пенейскимъ берегамъ!

Пригоденъ кумъ средь похожденій.

(Къ зрителямъ)

Такъ суждено зависѣть намъ

Отъ нашихъ собственныхъ твореній.

Классическая Валпургіева ночь. Фарсальскія поля. Мракъ.

Эрихеа *)

Я, Эрихеа. мрачная, нынѣ выступаю,

Какъ бывало, ночью, на ужасный пиръ;

И не такъ дурна я и гнусна безмѣрно,

Какъ гласитъ поэтовъ жалкихъ клевета:

Безъ конца хвалы ихъ, также порицанья….

Вижу я, равнина, будто, тамъ вдали,

Какъ шатровъ наплывомъ блѣднымъ побѣлѣла,

Отраженьемъ ночи страшной, полной мукъ.

Часто повторенье! И всегда такъ будетъ

Повторяться ввѣки…. Не отдастъ никто

Власть другому въ руки; также не уступитъ

И тому, кто силой власть себѣ стяжавъ,

Дланію могучей царство сохраняетъ;

Ибо неспособный управлять собой,

Надъ чужою волей, разумомъ надменнымъ

Властвовать желалъ-бы. И разыгранъ былъ

Здѣсь, въ кровавыхъ браняхъ, тотъ примѣръ великій,

Сила противъ силы большей какъ идетъ,

Какъ вѣнецъ свободы, чудный, многоцвѣтный

Рвется, и покорно гнется твердый лавръ

Вкругъ чела побѣдой гордаго владыки.

Здѣсь мечталъ Великій о славнѣйшихъ дняхъ,

О зарѣ цвѣтущей древняго величья;

Бодрствуя самъ Кесарь здѣсь подстерегалъ

На вѣсахъ судьбины стрѣлки колебанье.

Будетъ все размѣрено мѣрою своей.

Вышелъ кто съ успѣхомъ, міру то извѣстно.

Вотъ, сторожевые рдѣютъ огоньки,

Красной брызжутъ искрой, и вдыхаетъ почва

Отраженье крови пролитой. Вотъ онъ,

Привлеченъ сіяньемъ ночи необычнымъ,

Эллинскихъ сказаній древнихъ легіонъ.

У огней колеблясь призрачно, иль сидя,

Всюду видѣнъ образъ баснословныхъ дней;

Мѣсяцъ, хоть неполный, но свѣтящій ясно,

Всходить, разливая тихій блескъ вокругъ.

Вотъ, шатровъ исчезло съ ноля наважденье,

Голубымъ мерцаньемъ ужь горятъ огни.

Что тамъ надо мною? Метеоръ нежданный!

Онъ несется, свѣтитъ, плотное ядро

Озаривъ собою. Чую жизнь! Къ живому

Близиться неловко — я вредна ему —

Принесетъ, безъ выгодъ, славу мнѣ дурную.

Но полетъ все ниже. Удаляюсь я.

(Удаляется).

) Знаменитая Ѳессалійская колдунья — прорицательница, предсказавшая Помпею исходъ Фарсальской битвы.

Воздушные путники въ вышинѣ.

Гомункулъ

Облети еще немного

Этотъ ужасъ огневой;

Долъ, лощина, но дорогѣ

Видъ все призрачный такой.

Мефистофель.

Точно сѣверъ, запустѣнье;

Какъ изъ старыхъ оконъ я

Вижу мерзкихъ привидѣній;

Здѣсь и тамъ я у себя.

Гомункулъ.

Передъ нами зашагала,

Тамъ вонъ, длинная одна.

Мефистофель.

Будто боязно ей стало;

Летъ нашъ видѣла она.

Гомункулъ.

Пусть шагаетъ! Опуститесь,

Оживетъ онъ отъ того —

Жизнь которой жаждетъ витязь

Въ царствѣ миѳа для него.

Фаустъ (касаясь земли).

Гдѣ, гдѣ она?

Гомункулъ.

Не знаемъ мы объ этомъ!

Но можно справки тутъ навесть.

Скорѣе, обойди огни передъ разсвѣтомъ,

И вѣроятно, гдѣ — нибудь услышишь вѣсть.

Въ обитель Матерей кто проникалъ, отважный,

Неисполнимаго нѣтъ ничего тому.

Мефистофель.

И я здѣсь въ долѣ. Вотъ, что вамъ я предложу:

За приключеньями отправится пусть каждый

Своимъ путемъ; потомъ другъ — друга чтобъ найти,

Малютка свѣтомъ ты звучащимъ озари.

Гомункулъ.

Вотъ какъ звенѣть, сверкать онъ долженъ!

(Стекло гремитъ и сіяетъ).

Живо!

Идемъ на новыя мы дива!

Фаустъ (одинъ).

Гдѣ, гдѣ она? — Но, нѣтъ, не спрашиваю я!

И если не ее носившая земля,

И не волна что ей катилася на встрѣчу,

То въ этомъ воздухѣ былъ отзвукъ ея рѣчи.

Здѣсь! Въ Греціи, какимъ-то чудомъ! Вмигъ,

Я почву ощутилъ. И соннаго проникъ

Какъ Духъ живой, сознаньемъ жгучимъ вѣя;

Мгновенно силу я почувствовалъ Антея.

Хотя-бъ всѣ ужасы мнѣ предстояли здѣсь,

Горящій лабиринтъ изслѣдую я весь.

(Удаляется).

Мефистофель (бродя тамъ и сямъ).

По мѣрѣ какъ брожу чрезъ эти огонечки,

Я словно отчужденъ, суюсь туда — сюда —

Почти все голое, лишь кое — гдѣ сорочки:

Срамные Грифы тутъ, и Сфинксы безъ стыда,

И сколько ихъ еще, крылатыхъ, волосатыхъ!

Все это, спереди и со сторонъ обратныхъ,

Такъ и кидается въ глаза, хоть не глядѣть!….

Хотя, всѣмъ существомъ, въ конецъ мы не приличны,

Но образъ нахожу, что слишкомъ живъ античный.

По современному — бы вкусу пріодѣть,

Примазать — бы на ладъ новѣйшей моды

Пренепріятные народы!

Но это мнѣ не можетъ помѣшать,

Новопришельцу, имъ привѣтствіе сказать

Какъ слѣдуетъ Ну — съ здравія желаю

Красавицамъ, и вамъ, премудрые хрычи.

Грифъ (хрипло).

Мы не хрычи, мы Грифы! — Полагаю,

Нѣтъ лестнаго, хрычомъ кого ни назови.

По звуку словъ и корень ихъ понятенъ:

Гробъ, грубъ, угрюмъ, хрипъ, храпъ — подобные слова

Согласны межь — собой, но звукъ ихъ непріятенъ,

Разстраиваетъ насъ.

Мефистофель.

Однако, господа,

На тотъ — же я предметъ скажу, безъ уклоненья,

Что въ Грифа титулѣ, почетномъ, нѣтъ сомнѣнья,

Созвучья гр и хр — не лишнія никакъ.

Грифъ (продолжая хрипѣть).

Извѣстно! и родство доказано прямое;

Хотя его хулили зачастое,

Но чаще — же хвалили. Это такъ!

Коронъ и дѣвъ, и золота грабитель,

Грабаздай, загребай нахрапомъ — не бѣда,

Какъ, большей частію, Фортуна покровитель.

Муравьи (колоссальной породы)

Про золото вы говорите — Да!

Довольно мы его таки пособирали,

Пещеры, нѣдра горъ тихонько наполняли;

Но, Аримасповъ родъ провѣдалъ, какъ всегда;

Смѣются, вонъ, что унесли далеко.

Грифы.

Мы приведемъ къ дознанью ихъ.

Аримаспы*)

Не въ ночь торжествъ и радостей такихъ!

Схоронимъ все до завтрашняго срока.

Авось удастся въ этотъ разъ.

) Аримаспы, баснословное племя, похищавшее золото. Геродотъ упоминаетъ объ немъ, равно какъ и о Грифахъ стерегущихъ золото, и о гигантскихъ муравьяхъ собирающихъ золотой песокъ при сооруженіи своихъ муравейниковъ.

Мефистофель

(усѣвшійся между Сфинксовъ).

Вѣдь какъ легко, уютно мнѣ средь васъ!

И рѣчи каждаго понятны совершенно.

Сфинксы.

Таинственный отъ насъ исходитъ голосъ; вы

И воплощаете его. Но непремѣнно,

Теперь самъ назовися ты,

Пока еще не узнанъ нами.

Мефистофель.

Какими ужъ меня не звали именами!

Британцевъ нѣтъ-ли тутъ? Вѣдь эти господа,

Такъ много странствуютъ, свои разносятъ взгляды,

Изслѣдывая битвъ поля, и водопады,

Классическія всѣ заглохшія мѣста,

Постройки разныя въ руинахъ.

Здѣсь цѣль достойную нашли-бы. И меня

Признали-бы они: Въ мистеріяхъ старинныхъ

Какъ Old Iniquity *) имъ представлялся я.

*) Подъ этимъ названіемъ (коренное зло), въ средневѣковыхъ мистеріяхъ, въ Англіи, появлялся дьяволъ, и клоунъ издѣвался надъ нимъ, билъ его къ удовольствію зрителей.

Сфинксъ.

Какое этому могло быть основанье?

Мефистофель.

А самъ не знаю я, могу завѣрить васъ.

Сфинксъ.

Быть можетъ! Но, силенъ-ли ты въ познаньи

Свѣтилъ? Что скажешь ты про настоящій часъ?

Мефистофель (глядя на верхъ.)

Звѣзда стремится за звѣздою,

Урѣзанъ мѣсяцъ, ярокъ свѣтъ, —

А мнѣ здѣсь хорошо съ тобою,

О львиный мѣхъ твой я согрѣтъ;

Не ладно-бы наверхъ взбираться.

Задай загадку, позабавь,

Въ шарадахъ можно упражняться.

Сфинксъ.

На разрѣшеніе ты самъ — себя представь —

Задача не мала. Тебѣ-бы, пояснѣе,

Попробовать себя поразгадать: «Равно

И праведнику онъ потребенъ и злодѣю:

Онъ первому — нагрудникъ, чтобъ въ него

Колоть, изъ аскетизма злаго;

Сообщникъ онъ въ дурачествахъ другаго;

Обоимъ — средство онъ, чтобъ Зевса потѣшать.»

Первый Грифъ (хрипя).

Я не терплю его!

Второй Грифъ (хрипя сильнѣе).

Чего пришелъ искать?

Оба.

Урода намъ не нужно здѣсь такого!

Мефистофель (грубо).

Не думаешь-ли ты, что ногти у гостей

Не стоютъ и твоихъ заостренныхъ когтей?

Попробуй!

Сфинксъ (кротко).

Что-жь, останься. Только знаю,

Наскучитъ скоро самому.

Что-либо доброе найдешь въ своемъ ты краѣ,

А здѣшній, кажется, тебѣ не но-нутру.

Мефистофель.

Ты аппетитна сверху только,

А снизу мнѣ противенъ звѣрь.

Сфинксъ.

Здѣсь наказанье будетъ горько,

Тебѣ лукавый лицемѣръ;

У насъ вѣдь лапы-то здоровы,

А ты, что втерся, безтолковый,

Съ кривою конскою ногой

Въ союзѣ нашемъ ты чужой.

(Сверху слышны прелюдіи Сиренъ.)

Мефистофель.

Какія птицы тамъ еще поналетали,

Качаются въ вѣтвяхъ прибрежныхъ тополей?

Сфинксъ.

Поберегитеся! Ихъ пѣсни покоряли

Сильнѣйшихъ, лучшихъ изъ людей.

Сирены.

Ахъ, зачѣмъ вниманье ваше

Приковалъ ужасный рой!

Вотъ явились хоры краше,

Сладкозвучно пѣнье наше!

Долгъ Сирены знаютъ свой.

Сфинксы.

(Передразнивая ихъ мелодію).

А заставьте ихъ спуститься!

Когти скрыты подъ листвой,

Чтобы ястребомъ вцѣпиться,

Растерзать васъ, коль случится

Ихъ заслушаться, порой.

Сирены.

Зависть, злоба, прочь отселѣ!

Радость, ясное веселье,

Что разсѣялъ бѣлый свѣтъ,

Все у насъ въ полнѣйшемъ сборѣ!

И на сушѣ, и на морѣ,

Самымъ рѣзвымъ, въ вольномъ хорѣ,

Раздается пусть привѣтъ!

Мефистофель.

Ну, изобрѣтенья прекрасны!

Струна и горло такъ согласны,

Что въ звукѣ тонетъ звукъ другой.

Но, ужь совсѣмъ, концертъ такой

Для моего потерянъ слуха;

Пожалуй и щекочетъ ухо,

До сердца лишь не доходя!

Сфинксъ.

Не говори про сердце! Глупо.

Кошель изъ старой кожи грубой

Приличнѣй былъ-бы для тебя.

Фаустъ. (Приближаясь)

Какъ чудно! Зрѣлище отвѣтствуетъ желаньямъ,

И въ отвратительномъ могучія черты;

Уже предчувствую я милости судьбы.

Куда, торжественнымъ и строгимъ созерцаньемъ,

Мнѣ суждено перенестись?

(Указывая на Сфинксовъ).

Эдипа предъ собой подобные видали.

(Указывая на Сиренъ)

Терзался, связанный, предъ этими Улиссъ.

(Указывая на муравьевъ)

Они, сокровища огромныя собрали,

(Указывая на Грифовъ)

И эти, вѣрные, хранили честно кладъ

Я духомъ бодрымъ весь объятъ;

Воспоминанія и образы велики.

Мефистофель.

Въ другое время, ты, подобный сбродъ-бы дикій

Прогналъ съ проклятіемъ — Ну, а теперь не то,

Въ средѣ ихъ будто-бы тебѣ и хорошо;

Въ мѣстахъ гдѣ милую найти хотятъ, конечно,

Самихъ чудовищъ тамъ привѣтствуютъ сердечно.

Фаустъ (Сфинксамъ)

Вы, женщинъ облики, должны мнѣ отвѣчать:

Одной изъ васъ, случалось-ли встрѣчать

Елену?

Сфинксы.

Нѣтъ. До дней ея существованья

Исчезли мы съ лица земли,

Гераклъ убилъ изъ насъ послѣднее созданье.

Хиронъ повѣдаетъ; найдешь его — спроси;

Онъ по окрестностямъ сегодня ночью скачетъ —

Его отвѣтъ ужь много значитъ.

Сирены.

Удалось-бы и скорѣй!…

Былъ межъ нами Одиссей,

И желалъ онъ, въ гнѣвѣ страстномъ,

Бѣгъ замедлить корабля;

Говорилъ онъ — и разсказомъ

Мы утѣшили-бъ тебя,

Если-бъ принялъ ты рѣшенье

Въ наши слѣдовать владѣнья,

Въ изумрудныя моря.

Сфинксъ.

Не слушай ихъ, не увлекися,

Не вдайся, честный мужъ, въ обманъ!

Совѣтъ тебѣ что нами данъ,

Будь вмѣсто крѣпкихъ узъ Улисса.

Хирона мудраго найди:

Узнаешь Вотъ слова мои.

(Фаустъ удаляется).

Мефистофель (съ неудовольствіемъ).

Что это каркаетъ и шумно бьетъ крылами,

Несется мимо съ быстротой,

Рядами, за однимъ другой?

Нельзя и прослѣдить глазами;

Ловцу-бы не дались, его лишь утомивъ.

Сфинксъ.

Какъ ярый вихрь, зимы стремительный порывъ,

Полетъ ихъ быстръ; едва стрѣламъ Алкида

Доступныя, то мчатся Стимфилиды.

Благонамѣренъ ихъ привѣтъ на этотъ разъ;

Хоть съ клювомъ ястреба, съ гусиною ногою,

Хотятъ какъ въ родственномъ кругу быть между насъ.

Мефистофель (какъ-бы сробѣвъ).

Но въ чащѣ слышенъ шипъ — что тамъ еще такое?

Сфинксъ.

Не бойся этого — пустое!

Лернейской гидры то лишь головы однѣ,

Отдѣлены, отрублены отъ тѣла,

И придаютъ еще значеніе себѣ

Но, объясни, какого ждешь ты дѣла?

Что за тревожныя ужимки эти всѣ?

Куда направить путь ты хочешь? Уходи-же!….

Совсѣмъ свернешь ты шею, вижу,

Такъ озирался на дальнюю толпу.

Ну, что-жь, иди! Поклонъ неси ты безъ стѣсненья,

Не одному прелестному лицу —

Тамъ Ламіи, разгульныя творенья,

Со смѣхомъ на устахъ и съ дерзостью на лбу,

Какихъ и надобно Сатирамъ для утѣхи;

Нѣтъ козлоногому ни въ чемъ у нихъ помѣхи.

Мефистофель.

Но, какъ вернуся я сюда,

Вы будете все здѣсь, на этомъ мѣстѣ?

Сфинксъ

Да!

Вмѣшайся въ хороводъ летучій.

А намъ, Египтянамъ, давно обыченъ видъ

Недвижный, каждаго изъ насъ, какъ онъ могучій,

Тысячелѣтія царитъ.

Доколѣ наше ложе чтимо,

Дотоль и вѣрно будемъ мы

Ходъ дней и солнца и луны

Опредѣлять непогрѣшимо.

Предъ пирамидами сидимъ

Верховными мы судіями,

И надъ земными племенами,

Надъ наводненьемъ, временами

Войны-ли, мира-ль — И за симъ,

Нашъ ликъ вовѣкъ неизмѣнимъ.

----- Пеней, окруженный водами и нимфами

Пеней.

Поднимайся ты, съ прибрежій,

Шопотъ, ропотъ камышей,

Тростниковъ семья, ты свѣжей.

Тихой нѣгою новѣй.

Ива легкая, пусть вдоволь

Шелеститъ твоя листва,

Лепечи дрожащій тополь

Грезамъ прерваннаго сна!

Что-то страшное такое

Я почуялъ; все земное

Потрясло до глубины;

Пробужденъ я средь покоя

Колыхаемой волны.

Фаустъ (подходя къ рѣкѣ).

Вѣрно! Слышу я ушами!

За сплетенными вѣтвями,

За листвой, изъ-за ракитъ,

Человѣчья рѣчь звучитъ.

Струйки катятся болтливо.

Будто звонкій голосокъ,

Будто свищетъ шаловливо

Перелетный вѣтерокъ.

Нимфы (Фаусту).

Сюда, здѣсь прохладно,

Прилягъ, отдохни,

Усталое тѣло

Свое оживи,

И миръ небывалый

Узнай въ тишинѣ;

Журчимъ мы, струимся

И шепчемъ тебѣ.

Фаустъ.

Такъ! Несравненныя видѣнья,

Чаруйте властно на яву!

Да, вѣрно глаза отраженье,

И страннымъ чувствомъ я живу.

Воспоминанья-ль это? Сны-ли?

Мгновенья эти разъ ужъ были,

И также счастливъ былъ тогда

Чрезъ чашу свѣжую, вода

Едва журча, безъ шума льется,

И пробираясь, струйка вьется,

И еле — зыблется листва.

Отвсюду бьютъ ключи живые,

Потомъ сливаются въ одно;

Поверхность блещетъ, гладко дно;

И формы женщинъ молодыя

Во влажномъ зеркалѣ онѣ

Видны, плѣняютъ взоръ вдвойнѣ!

И вмѣстѣ всѣ, толпой игривой,

То вдругъ отважно поплывутъ,

То въ бродъ идутъ, какъ-бы пугливо,

И всплески, возгласы., Мнѣ тутъ

Довольно было-бъ наслажденья,

Но ненасытимо стремленье —

И взоръ пытливый шлю туда,

Въ укрому, гдѣ листва густая

Царицу дивную скрывая,

Навѣсъ роскошный заплела.

Чудно это, снова диво!

Приплываютъ изъ залива,

Также лебеди сюда.

Величавы ихъ движенья,

И несется вдоль теченья,

Тихо, кроткая толпа.

Но, красуясь гордо, вольно,

Какъ поводятъ головой!

Вотъ одинъ, самодовольно,

Между стаей остальной,

Рѣетъ, мчится съ быстротою,

Перья вздулись, онъ впередъ,

Гонитъ волны за волною

И къ святилищу плыветъ….

Спокойно воды разсѣкая,

Блестя сверкающимъ крыломъ,

Плыветъ разсѣянная стая;

Вотъ устремилась, робкій сонмъ

Борьбой роскошной отвлекая —

И дѣвъ испуганныхъ порывъ

Спасаться, долгъ свой позабывъ.

Нимфы.

Напрягите слухъ вашъ тонкій,

На уступу береговой

Наклонитесь! Топотъ звонкій

Будто слышу. Кто такой,

Мы узнать бы всѣ охочи,

Спѣшный вѣстникъ этой ночи?

Фаустъ.

Какъ-бы звучитъ, гудитъ земля

Подъ бѣгомъ быстраго коня.

Туда, мой взоръ! Ужели

Могу достигнуть цѣли?

О, рѣдкимъ чудомъ, рокъ

Меня сюда привлекъ.

Несется всадникъ, — Вижу, смѣлымъ,

Высокимъ духомъ одаренъ

Онъ на конѣ блестяще-бѣломъ

Не ошибаюсь — это онъ,

Филиры сынъ! Постой, Хиронъ!

Къ тебѣ я съ просьбою одною

Хиронъ. *)

Что тамъ? Зачѣмъ?

Фаустъ.

Умѣрь свой бѣгъ.

) Кентавръ, (полу-человѣкъ, полу-конь), сынъ Сатурна и нимфы Филиры, воспитывавшій Геракла, Тезея, Язона, Ахилла, Эскулапа и многихъ другихъ.

Хиронъ.

Не останавливаюсь ввѣкъ.

Фаустъ.

О, такъ возьми-жь меня съ собою!

Хиронъ.

Садись! Теперь бесѣдовать могу.

Куда ты? Перенесть тебя черезъ рѣку?

Фаустъ (Сидя на его хребтѣ).

Неси меня куда тебѣ угодно.

О, какъ благодарю! Наставникъ благородный,

Великій, кто себѣ на славу воспиталъ

Геройскій родъ, красу и диво свѣта,

Сонмъ Аргонавтовъ научалъ,

И всѣхъ кѣмъ зиждется прекрасный міръ поэта.

Хиронъ.

Оставимъ это въ сторонѣ!

Паллада, Ментора принявши видъ и званье,

Почетомъ небольшимъ попользовалась; всѣ

По своему живутъ себѣ,

Какъ будто-бъ не дано имъ вовсе воспитанья.

Фаустъ.

Врача, который злакъ малѣйшій назоветъ

И свойства тайныя кореньевъ познаетъ,

Кто вѣрное несетъ больному исцѣленье

И раненому кто даруетъ облегченье —

Его, теперь, объемлю самаго

Всей силою души и тѣла моего.

Хиронъ.

Умѣлъ я помогать и дѣломъ и совѣтомъ

Какъ упадалъ герой сраженный близь меня:

По практику, потомъ, въ искусствѣ этомъ,

Знахаркамъ и попамъ ужь предоставилъ я.

Фаустъ.

Воистину, ты мужъ великій, не внимая

Хваламъ, ихъ скромно избѣгая,

И поступая такъ, какъ будто-бы мудрецъ

Есть не одинъ еще такого рода.

Хиронъ.

Сдается мнѣ, что ты преловкій льстецъ

И властелина и народа.

Фаустъ.

Но согласись, что зналъ ты, наконецъ,

Всѣхъ знаменитостей своей эпохи славной,

И дѣятелемъ былъ въ возвышенныхъ дѣлахъ;

Въ глубокомысленныхъ трудахъ

Дни проводилъ, ты, полубогу равный.

Межь близкими тебѣ героями, — кого-жь

Способнѣйшимъ, храбрѣйшимъ признаешь?

Хиронъ.

Кругъ Аргонавтовъ былъ величественъ; безспорно,

Въ немъ каждый мужъ по своему былъ смѣлъ,

И дополнялъ своей онъ силой животворной

Все то, что не было дано другимъ въ удѣлъ.

И Діоскуровъ тамъ побѣда баловала

Всегда, гдѣ перевѣсъ имѣла красота,

И роскошь юности гдѣ съ ней первенствовала.

Рѣшительность и въ дѣлѣ быстрота,

На помощь ближняго направленная воля —

То Бореадъ была прекраснѣйшая доля.

Могучимъ разумомъ господствовалъ Язонъ,

Столь осмотрительный въ совѣтѣ;

И женамъ былъ пріятенъ онъ.

Бряцаньемъ струнъ плѣнявшій все на свѣтѣ,

Былъ нѣжный и всегда задумчивый Орфей.

Со взоромъ острымъ былъ Линкей,

Который, день и ночь, чрезъ камни и чрезъ мели

Корабль священный проводилъ.

Опасности, средь дружныхъ только силъ

Испытывать возможно; въ этомъ дѣлѣ,

Когда работаетъ одинъ для общей цѣли,

Другіе хвалятъ всѣ его.

Фаустъ.

А про Геракла ты не скажешь ничего?

Хиронъ.

Не пробуждай ты горя моего!

Ни Эрмія, ни Феба, ни Арея,

Кого-бъ тамъ ни было, не видѣлъ я порой,

Когда то созерцалъ, что чтитъ весь родъ людской

Божественнымъ, предъ нимъ благоговѣя.

Онъ властелиномъ былъ рожденъ,

Какъ юноша, былъ взора услажденьемъ;

И брага старшаго несъ иго со смиреньемъ,

Покоренъ также былъ красѣ прелестныхъ женъ.

Втораго Гея не родитъ, и Геба

Подобнаго еще не возведетъ на небо;

Напрасенъ гимнъ слагаемый пѣвцомъ,

И камень мучимый рѣзцомъ.

Фаустъ.

Какое-бъ ни было художниковъ стремленье

Достойно передать его изображенье,

Въ такомъ величіи еще не виданъ онъ.

Про мужа ты сказалъ; повѣдай, въ дополненье,

Про самую красивую изъ женъ!

Хиронъ.

Что женская краса! Пустое —

Недвижный образъ, зачастое.

Цѣню лишь существо въ которомъ жизнь торитъ

Избыткомъ радости, живымъ ключемъ кипитъ.

Сама — собой ужъ красота блаженна;

А грація всегда всѣ чувства покоритъ —

И таковой предстала мнѣ Елена,

Когда ее нести пришлось, однажды, мнѣ,

Фаустъ.

Ты несъ ее?

Хиронъ.

На собственной спинѣ.

Фаустъ.

Такъ мало мнѣ еще безумнаго волненья!

Вотъ здѣсь, гдѣ я теперь, сидѣла и она!

Хиронъ.

Какъ ты, такъ и она, меня за волоса

Держала.

Фаустъ.

О, разсудокъ мой въ затмѣньи!

Какъ это было? Въ ней мое все вожделѣнье!

Скажи, откуда ты, куда ее ты несъ?

Хиронъ.

Не трудно мнѣ отвѣтить на вопросъ:

Сестру свою Касторъ и Поллуксъ, той порою,

Отъ похитителей спасали, мчась стрѣлою;

Враги-жь ихъ, надъ собой не вѣдая побѣдъ,

За Діоскурами во слѣдъ

Всѣ устремилися, погонею ужасной.

И Элевзинскихъ, вдругъ, болотъ

Преграда братьямъ предстаетъ;

Тогда примчавшися, на берегъ безопасный

Съ сестрицей я поплылъ; они пошли-же въ бродъ.

Спрыгнувъ, она, по влажной гривѣ, мило

Погладила меня, и какъ нельзя умнѣй,

Такъ ласково меня благодарила.

Какъ хороша была, и юностью своей

Утѣхой старику.

Фаустъ.

И только было ей

Семь лѣтъ!…

Хиронъ.

Филологи обмануты, а ими

Обманутъ ты, какъ вижу. А за тѣмъ,

Миѳологической жены, передъ другими,

И личность и судьба особенны совсѣмъ:

Писатели, какъ нужно имъ для дѣла,

Ее по своему хотятъ изобразить;

Ей не вступить никакъ ни въ возрастъ зрѣлый,

Ни старою ей никогда не быть;

Всегда наружностью плѣнительной владѣя,

Въ соблазнъ вовлечена въ расцвѣтѣ первыхъ лѣтъ,

И въ поздніе года поклонниковъ имѣя —

Ну, словомъ, времени не признаетъ поэтъ.

Фаустъ.

Такъ время пусть теряетъ власть надъ нею!

Вѣдь въ Ферѣ внѣ временъ нашелъ ее Ахиллъ.

Блаженство чудное: самъ рокъ тутъ презрѣнъ былъ!

Любови торжество! Ужели всею силой

Желанья страстнаго, не призову я самъ

Вновь къ жизни, образъ тотъ единственный и милый,

Созданье вѣчное и равное богамъ,

Величья дивнаго и нѣжности сліянье,

Предметъ въ которомъ все любви очарованье,

Благоговѣнія достойный идеалъ!

Ее ты видѣлъ разъ, — а нынче я видалъ,

Прелестною, къ себѣ влекущей все желанье,

И обаятельной блестящею красой.

И вотъ, всѣмъ помысломъ, всѣмъ существомъ, къ одной,

Теперь лишь къ ней, горячее стремленье;

Я не достигну — прочь и съ жизнію пустой!

Хиронъ.

Мой чужестранецъ! Ты, какъ смертный, въ восхищеньи —

Средь Духовъ-же, ты кажешься въ бреду.

Но случай вотъ тебѣ: Являюсь, разъ въ году,

Я къ Менто, дочери Асклепія; *) мгновенье

Съ ней провожу. Она, смиренно шлетъ моленье

Къ отцу, чтобы для чести хоть своей,

Онъ просвѣтилъ умы врачей,

И отъ убійствъ, въ безумномъ ихъ незнаньи,

На истинный-бы путь скорѣе обратилъ.

Ее люблю я больше всѣхъ Сивиллъ.

Обходится она безъ глупаго кривлянья,

И благодѣтельно — кротка. Увѣренъ я,

Что силою кореньевъ и старанья,

Удастся ей совсѣмъ и вылечить тебя.

(*) Асклепій — греческое имя Эскулапа, бога медицины.

Фаустъ.

Нѣтъ, не хочу я исцѣленья!

Мой духъ могучъ! И въ случаѣ такомъ,

Не стану въ уровень я съ низкимъ большинствомъ.

Хиронъ.

Изъ благороднаго источника, спасенья

Не отвергай! — На мѣстѣ мы. Долой.

Фаустъ

Скажи: Меня ночной порой,

Промчавъ чрезъ гравій, черезъ воды,

Къ какимъ ты вынесъ берегамъ?

Хиронъ.

Въ противуборствѣ здѣсь сходилися народы,

Римъ съ Греціей. Пеней направо; влѣво намъ

Олимпъ, и средь песковъ теряется зыбучихъ

Славнѣйшее изъ царствъ могучихъ.

Здѣсь въ бѣгство обращенъ народа властелинъ

И торжествуетъ гражданинъ.

Взгляни сюда. Луною озаренный,

Вотъ вѣчный храмъ стоитъ уединенный.

Менто.

(Погруженная въ себя, въ сонномъ мечтаніи.)

Помостъ священный звучитъ;

На порогѣ,

Конскимъ копытомъ гремитъ;

Полубоги

Вступаютъ сюда!

Хиронъ.

Вѣрно! Открой-же глаза!

Менто (пробуждаясь)

Привѣтъ тебѣ! Ты посѣщеньемъ,

Меня, какъ вижу, не забылъ?

Хиронъ.

Твой храмъ на мѣстѣ, какъ и былъ?

Менто.

Ты мчишься все неутомимо?

Хиронъ.

Ты все живешь невозмутимо,

Межь тѣмъ какъ любъ мнѣ мой обходъ?

Менто.

Я жду; меня обходитъ время. Тотъ,

Съ тобою, кто?

Хиронъ.

Его сюда примчала,

Какъ ураганъ, ославленная ночь.

Его смущенный духъ Елена оковала,

И всюду ищетъ онъ се, Зевеса дочь.

Не вѣдаетъ что предпринять въ смятеньи.

Онъ Эскулапова леченья

Достоинъ болѣе чѣмъ кто-либо другой,

Менто.

Кто къ невозможному паритъ- любимецъ мой.

(Хиронъ уже далеко).

Входи сюда, ты полный дерзновенья!

И радуйся. Вотъ, темный ходъ

Ведетъ туда, сидитъ гдѣ Персефона

Въ пещерѣ, подъ пятой Олимпа, и поклона

Запретнаго, тихонько ждетъ.

По этому пути водила я Орфея:

Но ты воспользуйся успѣшнѣе. Смѣлѣе!

(Они уходятъ).

На верховьи Пенея какъ прежде.

Сирены.

Сестры, бросимтесь въ Пеней!

Надо плавать тутъ плескаясь,

Въ разныхъ пѣсняхъ упражняясь,

Угодить чтобы вѣрнѣй

Роду жалкому людей.

Безъ воды нѣтъ и спасенья!

Весь нашъ свѣтлый хороводъ,

Въ море! Ждутъ насъ всѣ веселья

Средь Эгейскихъ вольныхъ водъ.

(Землетрясеніе)

Пѣну бѣлую вздымая,

Прочь идетъ волна рѣчная,

И покинула русло;

Почву страшно потрясло,

Все дрожитъ, вода въ кипѣньи,

Берега, песокъ, каменья,

Издаютъ и трескъ и дымъ.

О, скорѣе, убѣжимъ!

Всѣ идите, всѣ отсюда!

Никому не въ пользу чудо.

Гости, въ радости живой,

Поспѣшимъ на пиръ морской,

Гдѣ сверкаетъ и трепещетъ,

И на берегъ тихо плещетъ

И вздувается волна;

Гдѣ луна сіяетъ вдвое,

И священною росою

Окропляетъ насъ она.

Тамъ свобода, жизнь, движенье,

Здѣсь-же страхъ, землетрясенье;

Тотъ спасайся кто уменъ!

Ужасъ здѣсь распространенъ.

Сеизмосъ *)

(ворча и ворочаясь въ глубинѣ.)

Разъ еще сильнѣе двинемъ,

Да плечомъ еще поднимемъ!

И пробьемся вверхъ; а тамъ,

Все должно дать мѣсто намъ.

(*) Заключенный Юпитеромъ въ нѣдра земли, титанъ Сеизмосъ, (олицетвореніе землетрясенія), усиліями своими выйти на поверхность, выдвинулъ горы Пеліонъ и Оссу, многіе острова, между прочимъ и самый большой изъ Цикладскихъ острововъ — Делосъ. Юнона, ревнуя къ Юпитеру Латону.велѣла змѣю Пиѳону преслѣдовать ее, и запретила землѣ давать ей пріютъ; тогда и вышелъ изъ моря островъ Делосъ, гдѣ Латона нашла убѣжище и вскорѣ у нее родились тамъ близнецы — Аполлонъ и Діана.

Сфинксы.

Нестерпимое дрожанье,

Отвратительнѣйшій звукъ

Сотрясенье, колебанье,

И туда — сюда качанье —

О, досадный шумъ и стукъ!

Мы недвижны, хоть-бы, вдругъ,

Разразился адъ здѣсь цѣлый.

Вотъ, какъ чудомъ выросъ сводъ.

Это старецъ самый тотъ,

Ужь издавна посѣдѣлый,

И которому, изъ чувствъ,

Для бѣглянки захотѣлось

Вдругъ состроить островъ Делосъ,

Изъ воды его толкнувъ.

И съ усильемъ напирая,

Руки крѣпко напрягая,

Кверху давитъ, весь согбенъ,

Взявъ Атланта положенье;

Въ безпорядочномъ движеньи

Поднимаетъ почву онъ,

И съ травой, землей, камнями,

Съ крупнымъ гравіемъ, съ песками

Роетъ илъ спокойный дна,

Возмущаетъ берега:

Вдругъ прорѣжетъ полосою

Долъ покрытый муравою,

Онъ и вдоль и поперегъ;

И въ трудѣ не изнемогъ —

Каріатидою — колоссомъ,

Онъ выноситъ на себѣ

Грузъ утеса надъ утесомъ,

Самъ по грудь еще въ землѣ.

Не зайдетъ онъ дальше въ дѣлѣ!

Сфинксы мѣстомъ завладѣли.

Сеизмосъ.

И все устроено лишь мной,

Авось сознаются народы:

Коль не мои-бъ перевороты,

Что было-бъ съ вашею землей,

Съ красой видимаго міра?….

Въ лазури яснаго эѳира,

Возникли-бъ выси вашихъ горъ,

Когда-бъ не двинулъ я, на славу,

Ихъ живописно, величаво,

Чтобъ восторгать изящно взоръ!

Въ виду лишь Ночи и Хаоса,

Древнѣйшихъ предковъ на землѣ —

Союзнику Титановъ, мнѣ,

Служили, въ мощной той игрѣ,

Мячами Пеліонъ и Осса.

И долго подвизались мы,

И съ юнымъ пыломъ въ этомъ дѣлѣ,

Пока, игрой утомлены,

Двойною шапкой не надѣли

Мы на Парнассъ тѣхъ горъ, доселѣ

Которыми увѣнчанъ онъ….

Тамъ пребываетъ Аполлонъ

Средь Музъ блаженнѣйшаго клира!

И Зевса и, владыку міра,

Съ его перунами возвелъ

На мной воздвигнутый престолъ.

И чтобы выбраться, не мало

Усилій всѣхъ употребя,

Теперь, взываю громко я:

Пусть жизни новой здѣсь начало

Даетъ веселая семья!

Сфинксы.

Подумать можно-бы, что эти всѣ твердыни

Дѣла временъ древнѣйшихъ, если-бъ мы

Не были тутъ свидѣтелями нынѣ,

Какъ поднялись онѣ изъ глубины.

И за громадой скалъ, встаетъ еще громада;

По скатамъ тянется, все выше, боръ густой;

Но Сфинксъ для этаго не поворотитъ взгляда:

Ничто не возмутитъ священный нашъ покой.

Грифы.

Вижу, золото слоями,

Розсыпь искрится дрожа,

Сквозь расщелинъ, межъ камнями!

Кладъ такой отъ грабежа,

Зорко, вы оберегайте!

Имзы, живо! Выгребайте!

Хоръ муравьевъ.

Пущено въ ходъ

Все исполинами —

Съ лапками длинными

Цѣпкій народъ,

Кверху скорѣе!

Снуйте живѣе!

Вотъ такъ мѣста!

Въ нихъ и крупинкѣ

Каждой цѣна.

Малой соринки

Не пропускать,

Норки всѣ, щелки,

Все обыскать.

Вы, родъ весь мелкій,

Дѣло труда

Пусть идетъ дружно,

Золото нужно —

Что тамъ гора!

Грифы.

Сюда! Лишь золото все кучей!

Наложимъ когти, и надъ нимъ

Вѣрнѣй замковъ и стражи лучшей

Не можетъ быть. Все сохранимъ.

Пигмеи.

Мы тутъ вправду очутились,

Знать не знаемъ какъ явились.

Кто, откуда насъ принесъ,

Былъ излишенъ-бы вопросъ.

Здѣсь мы — этого довольно!

Мѣсто каждое привольно

Въ жизни радостной земной.

Только треснетъ межь скалами,

Какъ и карло подъ рукой.

Карло съ карлицей, трудами

Образцовыя четы.

Такъ-ли было и въ Эдемѣ,

Ужь не знаемъ — только мы

Пресчастливы въ это время,

Чтимъ признательностью рокъ;

Мать — земля родитъ охотно,

И предъ нею, плодородной,

Равны Западъ и Востокъ.

Дактилеи.

Разъ, одною ночью, малый

Ею выведенъ народъ,

То малѣйшій, вслѣдъ, пожалуй,

Вдругъ она произведетъ —

Каждаго равнаго найдетъ.

Старшій изъ Пигмеевъ.

Живо, удобное

Мѣсто занять!

За дѣло доброе!

Вамъ помогать

Надобно силѣ!

Здѣсь пока въ мирѣ

Наши страны;

Но куйте латы,

Вы, кузнецы,

Войску булаты!

Имзы, сюда!

Ройте металлы!

Вы, какъ ни малы,

Служба дана

Вамъ Дактилеи —

Нужно намъ дровъ!

Стройте живѣе

Груды костровъ,

Много что-бъ было

Тайнаго пыла!

Уголь готовь!

Генералиссимъ.

Вы, со стрѣлами,

Бодро въ походъ!

Прудъ съ камышами

Видите тотъ —

Цаплей бить надо!

Гнѣздится тьмой

Гадкое стадо

Гордой семьей.

Въ цѣль, вѣрнымъ глазомъ!

Мѣтко бей разомъ!

Каждому, всѣмъ

Послѣ потѣхи,

Скрасить доспѣхи,

Перьями шлемъ!

Имзы и Дактилеи *)

Гибель настала!

Гдѣ намъ пріютъ!

Нуженъ нашъ трудъ

Имъ для металла,

И намъ-же тутъ

Цѣпи куютъ!

Освобожденья

Не пробилъ часъ —

Значитъ, смиренье

Лучше для насъ.

) Имзы и Дактилеи — баснословные племена, еще мельче Пигмеевъ.

Ивиковы Журавли *)

Крикъ убійства, стонъ великій!

Бьются крылья, всюду страхъ!

Вопли, жалобные клики

Слышны въ нашихъ высотахъ!

Всѣ убиты, обагряетъ

Воду кровь ихъ О, позоръ!

Алчность съ мертвыхъ ужь срываетъ

Благороднѣйшій уборъ!

И на шлемы, эти плуты,

Неуклюжи всѣ, согнуты,

Прицѣпили ужь трофей!

Къ вамъ, союзнымъ нашимъ стаямъ —

Съ вами мы перелетаемъ

Зыбь пространную морей —

Къ вамъ, сегодня мы взываемъ:

Къ общей мести! Кровь нужна,

И нужна вся сила ваша!

Всей породѣ этой наша

Вѣковѣчная вражда.

(Разсѣеваются по воздуху съ гарканьемъ,).

) Журавли обличившіе тайное убійство пѣвца — поэта Ивика.

Мефистофель (на равнинѣ).

На сѣверѣ, умѣлъ я съ вѣдьмами справляться,

Здѣсь, съ духами мнѣ чуждыми — не то.

Нашъ Блокебергъ, вотъ такъ можетъ называться

Прекраснѣйшимъ изъ мѣстъ — удобно, хорошо;

Куда ни забредешь, все знаешь направленье:

На камнѣ тамъ своемъ насъ Ильза сторожитъ,

И Гейнрихъ съ высоты тамъ бодро такъ глядитъ;

Хоть Храпунами тамъ прозвали возвышенья,

Что словно дуются на Бѣдствія *) — но чтожь,

Но крайности, увѣренъ что все это

Безъ перемѣнъ, еще на многи лѣта.

А здѣсь, не знаешь гдѣ стоишь, куда идешь,

Да проченъ-ли и грунтъ-то подъ тобою?

Вотъ я, равнинкою иду — себѣ, иду —

А позади, ростетъ гора, вдругъ, на виду;

Хоть много чести-то назвать ее горою,

Но все таки, еще довольно высока,

Чтобъ разлучить меня со Сфинксами….. Тамъ, вижу

Въ долинѣ, кое — гдѣ, миганье огонька…..

Вотъ, пляшетъ и кружитъ, то далѣе, то ближе,

И бѣгомъ плутовскимъ желаетъ приманить

Разгульная ватага предъ глазами.

Ну, подберемся-ка! Вѣдь съ этими дѣлами

Какъ ни знакомъ, все ищешь подцѣпить.

) Названіе возвышенностей Блоксберга.

Ламіи *)

(заманивая Мефистофеля)

Шибче, все шибче!

Дальше, все прытче

Надо бѣжать!

Послѣ, нарочно,

Будто-бы ждать

И неумолчно

Будемъ болтать!

Право, потѣха!

Надо для смѣха,

Хоть заманить!

Грѣшникъ онъ старый!

Трудъ вѣдь не малый

Ногу тащить!

Ахъ, пробирается,

Какъ спотыкается

Онъ по буграмъ!

За нашимъ бѣгомъ,

Слѣдомъ, все слѣдомъ

Крадется къ намъ!

) Ламіи — чудовища съ женскимъ лицомъ, имѣвшія способность во все превращаться, часто завлекавшія молодыхъ людей, чтобы высосать изъ нихъ кровь; также называли и чародѣекъ.

Мефистофель (пріостанавливаясь).

Проклятая судьба! Порода ты мужская

Ввѣкъ обольщенная, съ Адама начиная!

Хоть каждому старѣть-то суждено,

Но, старѣясь, умнѣлъ-ли кто?

Иль не дурачили тебя все это время?

Самъ знаешь, никуда не годно это племя:

Подтянуты, съ расписаннымъ лицомъ,

Не надѣлятъ тебя ничѣмъ здоровымъ,

Все гниль; и убѣжденъ, вѣдь, въ томъ —

А только, твари эти, словомъ,

Насъ продолжаютъ заставлять

По дудкѣ ихъ всегда плясать.

Ламіи (останавливаясь).

Стой! онъ колеблется, раздумываетъ много,

Остановился недвижимъ;

Къ нему на встрѣчу поспѣшимъ

А то и ускользнуть ему отъ насъ недолго!

Мефистофель

(продолжаетъ шагать направляясь къ нимъ).

Впередъ! Я время потерялъ!

Насъ не запутаютъ недоумѣнья сѣти!

Въ концѣ концовъ — не было-бъ вѣдьмъ на свѣтѣ,

То кой-бы чортъ быть чортомъ пожелалъ?

Ламіи (привѣтливо).

Окружимте-ка героя!

Сердце въ немъ уже такое,

Что полюбитъ онъ тотчасъ,

Хоть одну сестру изъ насъ.

Мефистофель.

Хоть не ясно ваши лица

Въ полумракѣ вижу я,

Но, мнѣ кажется, дѣвицы,

Вы — красивая семья.

Порицать васъ непригоже.

Эмпуза *) (протѣсняясь).

И меня, конечно, тоже!

Въ ваше общество хочу.

) Одна изъ Ламій, съ единственной ослиной ногой, посланница богини мрака Гекаты.

Ламіи.

Ну, эта лишняя обуза,

Всегда испортитъ намъ игру!

Эмпуза (Мефистофелю).

Здорово! Я кума Эмпуза.,

Съ ослиной ножкою! Хотя,

Ты съ лошадиной лишь ногою,

Но я привѣтствую роднею,

Любезный куманекъ, тебя!

Мефистофель.

Вотъ, думалъ быть въ толпѣ безвѣстной —

Съ роденькой встрѣтился прелестной!

Все переборка старыхъ книгъ:

Свойство отъ Гарца до Эллады!

Эмпуза.

Быстра я въ дѣйствіяхъ своихъ,

Могу на всѣ мѣняться лады;

Но чтобъ уважить васъ сполна,

Съ ослиной мордочкой пришла.

Мефистофель.

А кумовство-то въ этомъ людѣ

Считаютъ важнымъ; только мы

Отречься рады, будь что будетъ,

Ужь отъ ослиной головы.

Ламіи.

Оставь ужасное творенье!

Съ ней опротивѣетъ, въ мгновенье,

Все въ чемъ пріятность, красота;

Что увлекательно и мило,

Что безъ нея прекрасно-бъ было,

Все исчезаетъ безъ слѣда

Гдѣ лишь появится она.

Мефистофель.

Вѣдь вотъ, нѣжны, тонки сестрицы,

Но подозрительны ихъ лица;

И что-то я, средь этихъ розъ,

Ухъ, какъ боюсь метаморфозъ!

Ламіи.

Все-жь попытайся! Выборъ вволю!

Лови! Коль счастливый игрокъ,

То лучшую возьмешь ты долю!

Что медлишь? Что за жадный вздохъ?

Ну, волокитство преплохое!

Еще и чванный-то какой!

Но вотъ и онъ средь нашей пляски;

Поочередно бросимъ маски,

И обнаружимъ видъ мы свой!

Мефистофель.

Красотку выбралъ…….

(Обнимая ее)

Какое помело сухое!

Горе злое

(Схватывая другую)

А эта?…. Гнусное лицо!

Ламіи.

Ты развѣ лучшаго чего

Достоинъ? Не мечтай и въ шутку!

Мефистофель.

А подцѣплю-ка ту малютку…..

Но что-же это? Вонъ изъ рукъ

Скользитъ, какъ ящерица, вдругъ,

И гладкая коса змѣею

Въ вознагражденье, съ той большою,

Не поискать-ли счастья? Ну!

Взялъ тирсъ, и съ шишкою еловой,

На мѣсто головы, вверху

Чѣмъ это кончится?…. Но снова

Ужь попытаюся, хотя

На счетъ вотъ этой толстой я;

Утѣшусь можетъ быть. И точно,

Рискну! Куда ни шло! Она

Мягка, объемиста, жирна;

Высоко цѣнитъ людъ восточный

Все это Что такое? Вмигъ,

Пропало, — лопнулъ дождевикъ!

Ламіи.

Всѣ въ разсыпную, всѣ летите!

Молніеносный, мрачный рой!

Свивайтесь, рѣйте, оцѣпите

Колдуньи выродка собой!

Вертись, невѣрными кругами,

Ужасный летъ нетопырей!

Пари безшумными крылами!

Уйдетъ онъ дешево злодѣй!

Мефистофель (отряхаясь).

Сдается мнѣ, что я не слишкомъ — то умнѣю.

Здѣсь, какъ на сѣверѣ, нелѣпо все идетъ;

И призраки, одинъ другаго все чуднѣе

И здѣсь и тамъ; поэты и народъ

Всѣ пошлы; какъ вездѣ, одна и та же сказка;

Все маскерадъ, все чувственная пляска.

Красивыхъ масокъ ухватя,

Я ощутилъ такихъ существъ, что страху дался…

Но согласился-бы обманутымъ быть я,

Лишь-бы обманъ подолѣ продолжался.

(Блуждая между камнями).

Куда-жь идти? Да гдѣ-же мы?

Тропа, вдругъ стала грудой сорной;

Я шелъ сюда дорогой торной,

Теперь что ступишь — валуны.

Какъ Сфинксовъ мнѣ моихъ прекрасныхъ

Найти? И гдѣ? Въ трудахъ напрасныхъ,

Спускаюсь, лезу — ужь не въ мочь!

Мнѣ-бъ и придумать не пришлося

Такого глупаго хаоса!

Взошла гора какая въ ночь!

Ну, вѣдьмы лихо прикатили:

Съ собой свой Блоксбергъ притащили.

Орей (природный утесъ).

Всходи сюда! Моей горы

Видъ не утраченъ первобытный.

Шероховатый путь гранитный

Почтить достойно долженъ ты;

То Пинда отрасли послѣдней

Рядъ древнихъ видишь ты ступеней!

Неколебимъ ужь я стоялъ,

Какъ чрезъ меня Помпей бѣжалъ.

Но образъ, вызванный мечтою,

Исчезнетъ, лишь пѣтухъ впервые пропоетъ.

Издавна свыкся я съ исторіей такою —

Мгновенно вспрянетъ все, мгновенно пропадетъ.

Мефистофель.

Такъ честь тебѣ, главѣ достопочтенной,

Вѣнчанной мощію дубовъ.

Не проскользнетъ во мракъ твой сокровенный

Яснѣйшій лунный свѣтъ… Но вижу, межь кустовъ,

Что движется сюда какъ огонечекъ малый….

Вотъ какъ все ладиться-то стало!

Вѣдь это нашъ Гомункулъ. Эй!

Куда твой путь, товарищъ — крошка?

Гомункулъ.

Порхаю всюду понемножку.

Хотѣлъ-бы жизни пополнѣй,

Въ другомъ-бы, лучшемъ смыслѣ. Право,

Разбилъ-бы я свое стекло:

Но что, до сей поры, я видѣлъ, ужь на то

Я не пущусь, мнѣ не по нраву.

По дружбѣ, я тебѣ скажу —

Тутъ два Философа, за ними я слѣжу;

Прислушался къ рѣчамъ, и уловилъ я слово:

«Природа»! и рѣшилъ, чтобъ ихъ не покидать.

Ужь эти-то должны, конечно, знать

Всю сущность бытія земнаго:

Такъ, наконецъ, провѣдаю и я

Про то какъ поумнѣй пристроить мнѣ себя.

Мефистофель.

По своему тутъ дѣйствуй, милый!

Гдѣ призраки свои владѣнья оснуютъ,

Тамъ и философу пріютъ:

Чтобъ милости его, искуства, чтимы были

Онъ дюжину ихъ новыхъ натворитъ.

Безъ заблужденія, путь къ разуму закрытъ;

Жить хочешь — такъ живи на собственныя силы!

Гомункулъ.

Такъ отправляемся-жь. Что дальше, поглядимъ.

(РазстаютсяJ.

Анаксагоръ (Ѳалесу).

Такъ твой упорный умъ не хочетъ преклониться?

Чего-же надобно еще чтобъ убѣдиться?

Ѳалесъ.

Предъ каждымъ вѣтеркомъ склоняется волна,

Но удаляется отъ грубыхъ скалъ она.

Анаксагоръ.

Громада этаго утеса здѣсь возстала

Отъ огненныхъ паровъ.

Ѳалесъ.

А влага лишь одна

Всему живущему дала свое начало.

Гомункулъ (между ними).

Позвольте мнѣ поближе къ вамъ;

Произойти желаю я и самъ!

Анаксагоръ.

Когда-же, о, Ѳалесъ! тебѣ возможно было,

Такую гору, въ ночь, произвести изъ ила?

Ѳалесъ.

Въ природѣ и въ ея теченіи живомъ,

Что день, и ночь, и часъ? Такъ зиждется творенье,

Что, въ величайшемъ проявленьи,

Все стройно, правильно — насилья-жь нѣтъ ни чемъ.

Анаксагоръ.

А было-жь здѣсь оно! Отъ грознаго напора

Огня Плутонова, отъ взрыва и громовъ

Трескучихъ силъ Эоловыхъ паровъ,

Должна была и плоской почвы, скоро

Прорваться древняя кора,

Подняться вмигъ, и новая гора.

Ѳалесъ.

Что-жь далѣе? Не стоитъ разговора.

Гора на мѣстѣ — хорошо.

Съ такими преньями теряешь трудъ и время,

А достигаешь одного —

Что водишь за носъ лишь довѣрчивое племя.

Анаксагоръ.

Ужь Мирмидонами кишитъ,

Повсюду, треснувшій гранитъ;

Свои ужь начали затѣи

Тамъ крошки, Имзы и Пигмеи.

(Гомункулу).

Ты другъ отшельникомъ живя,

Къ величью не имѣлъ стремленья;

Но если ты, безъ затрудненья,

Привыкнуть къ власти можешь — я

Тебя здѣсь королемъ вѣнчаю!

Гомункулъ.

Что скажетъ нашъ Ѳалесъ?

Ѳалесъ.

Никакъ не одобряю.

Творятся съ малыми и малыя дѣла,

Съ великими-жь великъ и малый. Вотъ, грозою,

Какъ туча черная взошла —

Смотри! То журавли идутъ несмѣтной тьмою

На возмущенный вражій родъ;

Грозило-бъ и царьку напастію такою.

И съ высоты низринулся полетъ;

Съ когтями, съ острымъ клювомъ, вотъ,

На тварей мелкихъ мчатся силой,

И разразилася великая бѣда!

Злодѣйство цаплей умертвило,

Средь мирной жизни ихъ, вкругъ соннаго пруда.

Дождь смертоносныхъ стрѣлъ и породилъ отмщенье,

Союзниковъ ближайшихъ раздражилъ,

Въ нихъ жажду крови возбудилъ

Онъ противъ злаго поколѣнья.

Къ чему теперь и мечъ, и шлемъ, и щитъ?

Къ чему-же карликамъ блестящіе трофеи?

Дактили, Имзы, какъ все прячется скорѣе!

И вотъ, колеблется, бѣжитъ,

И опрокинутъ строй, разбитъ.

Анаксагоръ

(послѣ нѣкотораго молчанія, торжественно).

Подземное я чествовалъ хвалою,

Теперь и къ вышнему я обращусь съ мольбою….

Ты трехъимянная, въ трехъ образахъ, къ тебѣ,

Вовѣки юная царица въ высотѣ,

Къ тебѣ взываю я трикраты,

Луна, Діана и Геката,

При бѣдствіи народа моего!

Глубокодумная, сердце жизящая,

Ты, многомощная, мирно — свѣтящая,

Бездны ты мрака раскрой своего!

Пусть-же могущество древнее., славно,

Нынѣ безъ магіи дѣйствуетъ явно!

(Молчаніе).

Ужель услышанъ я!

Ужель мольба моя

Къ тѣмъ высямъ воспарила,

Естественный порядокъ возмутила?….

И приближается вотъ онъ,

Громаднѣе растетъ шарообразный тронъ,

И необыченъ онъ для глаза! Страхъ и горе!

И пламя красное побагровѣло вдругъ

Остановися, грозный кругъ,

Иль уничтожишь насъ, и землю всю, и море!

Такъ, вправду, съ твоего пути,

Женъ Ѳессалійскихъ злое знанье,

Тебя заставило сойти,

Посредствомъ чаръ ихъ заклинанья?

Преступно, изъ тебя оно

На гибель тайны извлекло?

Дискъ помрачился свѣтозарный,

И, вмигъ, сверкающій разрывъ!

Свистъ, грохотъ, яростный порывъ!

Съ громами мчатся ураганы!….

Въ прахъ предъ тобой, вотъ, повергаюсь я

И вызвалъ это все. Прости, прости меня!

(Падаетъ ницъ).

Ѳалесъ.

Чего ужь не видалъ, не слышалъ онъ, мечтая!

Какъ, что произошло, я не скажу, не зная;

Онъ что-то ощущалъ — я — жь ровно ничего.

Признаться, часъ шальной; луна-жь, все также плавно,

По прежнему, качается исправно.

Гомункулъ.

Взгляни на мѣсто, гдѣ цвѣло

Народовъ мелкихъ поселенье!

Съ начала самаго, гора

Была кругла, теперь остра;

Я ощутилъ и сотрясенье

Какъ камень съ мѣсяца упалъ,

И безъ суда, и безъ расправы,

Давилъ, ломалъ и убивалъ

Онъ друга съ недругомъ. Но, право,

Нельзя не превознесть хвалой

Мнѣ творческой способности такой,

Что одновременно свершила,

Подземною и верхней силой,

Строенье горное, и ночью лишь одной!

Ѳалесъ.

Ты успокойся! Было это

Лишь въ мысли! Пропадай со свѣта

Отродье гадкое! Что не былъ королемъ

Ты у него, то ладно. Ну, идемъ,

На пиръ морской; въ владѣньяхъ водныхъ

Гостей ищутъ чудныхъ и почетныхъ.

(Удаляются).

Мефистофель

(карабкаясь съ противуположной стороны).

Тащиться долженъ средь камней,

Я по крутымъ, теперь, уступамъ,

Да между грубыхъ всѣхъ корней

Простертыхъ всюду старымъ дубомъ!

На Гарцѣ-то, странѣ родной,

Все отзывается смолой;

Мнѣ это нравится, и также запахъ сѣрный

У этихъ Грековъ — же, едва-ли слѣдъ сыскать

Тѣхъ испареній. Вотъ, узнать

Прелюбопытно-бы, примѣрно,

Чѣмъ поджигаютъ же — они

Мученья адскаго огни?

Дріада.

Въ своихъ краяхъ, по мѣстному обычью,

Ты можешь умъ тебѣ врожденный изощрять,

А на чужбинѣ ты не знаешь и приличья.

Чтобъ дуба здѣсь почтить священное величье

Не долженъ къ родинѣ ты мысли обращать.

Мефистофель.

Мы думаемъ всегда о томъ что покидаемъ;

Къ чему привыкли мы, то и бываетъ раемъ.

Скажи, однако, что за образъ тамъ тройной,

При слабомъ, будто-бы, мерцаньи,

Въ пещерѣ корчится, и пречудной такой?

Дріада.

То Форкіады, по названью.

Осмѣлься къ мѣсту подойти,

А не боишься, то и рѣчи заводи.

Мефистофель.

А почему-жь и нѣтъ! Однако, что-же это?

Я гордъ, но мнѣ пришлось сознаться — до сихъ поръ,

Не видывалъ еще подобнаго предмета!

Вѣдь, просто, хуже мандрагоръ

Тройнаго этаго увидѣвши урода,

Возможно-ль находить, что безобразенъ грѣхъ?

Да мы такихъ прогнали-бы съ порога,

Вѣдь, круга адскаго страшнѣйшаго изъ всѣхъ.

Укоренилась-же въ землѣ красы античной,

Какъ величать ее обычно,

Такое чудище! Почуявши меня,

Должно быть, шевелится. Странно

Онѣ чирликаютъ свистя,

Ночницы, мерзкіе кожаны.

Форкіады.

Давайте, сестры, глазъ, чтобъ разъяснилъ онъ намъ,

Кто, дерзкій, въ нашъ вступаетъ храмъ.

Мефистофель.

Достопочтенныя! Прошу я дозволенья,

Принять тройное, здѣсь, отъ васъ благословенье.

Хоть незнакомцемъ я пришелъ, но не чужой,

И прихожусь, кажись, вамъ дальнею родней.

Древнѣйшихъ всѣхъ божествъ я знаю, безъ сомнѣнья,

Предъ ними преклонялся въ прахъ,

Я чествовалъ, какъ должно Рею, Опсу,

И Парокъ родственныхъ Хаосу;

Сестеръ-то вашихъ, я видалъ на этихъ дняхъ,

Но вамъ подобныхъ, нѣтъ и не встрѣчалъ, признаться!

И вотъ, могу лишь молча восхищаться.

Форкіады.

Сдается, этотъ Духъ не глупъ.

Мефистофель.

Какъ не воспѣлъ

Васъ ни одинъ поэтъ! Скажите, какъ случилось?

Изображенія я вашего не зрѣлъ.

Вотъ что-бы передать искуство-то потщилось!

Вамъ долженъ-бы художника рѣзецъ

Трудъ посвятить свой наконецъ,

Дань принести вамъ въ должной мѣрѣ,

А не Юнонѣ тамъ, Палладѣ иль Венерѣ!

Форкіады.

Во тьмѣ глухой, отвсюду далеко,

Мы никогда еще не думали про это.

Мефистофель.

Понятно, разъ вы такъ отчуждены отъ свѣта,

Что васъ нельзя видать, вамъ, тоже, никого!

Но поселиться вы въ такихъ мѣстахъ должны-бы,

Искуство съ роскошью царятъ гдѣ наравнѣ,

Гдѣ, что ни день, то мраморныя глыбы

Вступаютъ въ жизнь героями, и гдѣ

Форкіады.

Молчи ты, нашего не возбуждай желанья!

Къ чему служило-бы и большее намъ знанье

На этотъ счетъ? Порождены въ ночи

И близкія всему ночному,

Себѣ самимъ безвѣстны мы почти,

И вовсе, міру остальному.

Мефистофель.

Не значитъ ровно ничего:

Свой образъ передать возможно и другому.

Довольно зуба съ васъ и глаза одного —

Миѳологично-бы свершить соединенье,

Въ двѣ формы слить тройное естество;

Подобье третьей, во владѣнье

Тогда ко мнѣ-бы перешло;

Охотно-бъ взялъ его на срокъ я малый.

Одна изъ Форкіадъ.

Какъ думаете — вы? Возможно такъ?

Другія Форкіады.

Пожалуй —

Но глаза лишь, и зуба не давать.

Мефистофель.

Ну, вотъ! Хотите вы все лучшее отнять!

Что-жь сходство будетъ за такое?

Одна изъ Форкіадъ.

Ты только глазъ одинъ закрой —

Не трудно вѣдь — и клыкъ ты выставь свой,

И, въ профиль, будемъ мы такъ схожи ужь съ тобою,

Какъ только можетъ братъ съ сестрою,

Мефистофель.

Честь велика! Идетъ!

Форкіады.

Идетъ!

Мефистофель

(въ образѣ Форкіады съ профиля.)

И такъ, пошелъ уже я въ ходъ

Сынкомъ возлюбленнымъ Хаоса.

Форкіады.

Хаоса дщери мы, объ этомъ нѣтъ вопроса.

Мефистофель.

Гермафродитомъ я обозванъ — о, позоръ!

Форкіады.

Какая красота теперь, въ тройнѣ сестеръ!

Два глаза есть, два зуба, вдругъ, сегодня!

Мефистофель.

Ну, надо прятаться, чтобъ чей не встрѣтить взоръ;

Пойти да попугать чертей — то въ преисподней.

(Уходитъ).

----- Утесистыя бухты Эгейскаго моря. (Луна неподвижна на зенитѣ *)

) Во время волшебныхъ ночей, луна останавливалась въ своемъ теченіи.

Сирены

(напѣваютъ расположившись по утесамъ).

Ѳессаліанокъ дерзкій родъ,

Могъ средь ужаса ночнаго,

Заклинанья зная слово,

Совлекать тебя съ высотъ;

Ты съ небеснаго-же свода

Брось теперь спокойный взглядъ

На трепещущія воды,

Свѣтомъ яснымъ что горятъ,

Въ быстромъ бѣгѣ что шумятъ.

Озари, о, лучъ лазурный,

Тотъ наплывъ тревоги бурной,

Что несетъ сюда волна!

Служимъ мы тебѣ, богиня,

Будь къ намъ милостива нынѣ,

О, прекрасная Луна!

Нереиды и Тритоны

(въ образѣ морскихъ чудовищъ).

Пойте звонче, пусть равнины

Моря дальняго звучатъ,

Обитатели пучины,

Пусть на зовъ вашъ поспѣшатъ! —

Мы, при видѣ безднъ раскрытыхъ,

Бурей страшною изрытыхъ,

Въ глубину совсѣмъ ушли,

Глухо гдѣ, не слышно рева;

Звуки-жь сладкаго напѣва

На поверхность привлекли.

Посмотрите, съ восхищенья,

Какъ нарядны мы: Въ цѣпяхъ

Золотыя вьются звенья,

Въ драгоцѣнныхъ мы вѣнцахъ,

Самоцвѣтные каменья

На запястьяхъ, поясахъ!

Поглощенные крушеньемъ,

Это ваши все плоды!

Все втянули вашимъ пѣньемъ

Вы, о, демоны воды!

Сирены.

Знаемъ мы — въ прохладѣ моря,

Жизнь пловучая безъ горя

Рыбьимъ нравамъ благодать.

Но, вы радостные хоры,

Выше рыбъ что вы, безъ спора,

Намъ пріятно-бы узнать.

Нереиды и Тритоны.

Мы объ этомъ ужь судили,

Прежде чѣмъ сюда приплыли.

Сестры, братья, всѣ въ походъ!

Намъ не дальняя дорога —

И докажемъ, что на много

Выше рыбьяго нашъ родъ!

(Удаляются,)

Сирены.

Уплыли въ мгновеніе ока!

Въ Самоѳракію, мчитъ съ быстротой,

Ихъ вѣтеръ попутный. Подвигъ какой

Исполнятъ, его оцѣняя высоко,

Въ царствѣ великихъ Кабировъ они?

Эти боги такъ чудно странны,

Вѣчно сами себя порождаютъ,

И что они — ввѣкъ того сами не знаютъ.

Неподвижна и кротка,

Въ выси царствуй, о, Луна!

Время намъ продли ночное,

И свѣтило пусть дневное

Не разстроитъ торжества!

Ѳалесъ

(на берегу съ Гомункуломъ).

Повелъ-бы я тебя къ Нерею прямо;

Недалеко его отсюда гротъ;

Но онъ, старикъ, ворчунъ и преупрямый,

Не угодитъ ему весь человѣчій родъ,

Чтобъ ни творилось тамъ, брюзгѣ все не по нраву.

Но у него есть даръ предвидѣнья; по праву,

Онъ уваженіе и пріобрѣлъ за то;

И многимъ дѣлалъ онъ, по истинѣ, добро.

Гомункулъ.

Что-жь, попытаемся, пойдемъ и постучимся!

Стекла и пламени не тотчасъ-же лишимся.

Нерей.

Не человѣческій-ли голосъ рѣжетъ слухъ?

Какъ, вмигъ, болѣзненно мой возмутился духъ

И гнѣвъ мной овладѣлъ до глубины сердечной!

Пустые образы, стремящіеся вѣчно

Достигнуть равенства съ богами, но судьбой,

Ввѣкъ обреченные на сходство лишь съ собой!

Я съ давнихъ лѣтъ, въ божественномъ покоѣ

Могъ пребывать — но что-жь? Наставить на благое

Я лучшихъ изъ людей хотѣлъ;

Когда-жь я, наконецъ, итогъ свершенныхъ дѣлъ

Просматривалъ, то все такъ выходило,

Какъ будто ни о чемъ говорено не было.

Ѳалесъ.

Но, старецъ моря, всѣ тебя довѣрьемъ чтутъ:

Мудрецъ, насъ не гони! Взгляни на пламя. Тѣла,

Хоть человѣчьяго подобье въ немъ — всецѣло,

Тебѣ ввѣряется; совѣтъ твой нуженъ тутъ.

Нерей.

Зачѣмъ совѣтъ! Когда-же оцѣняли

Его межь смертными? Не знаю; до сихъ поръ,

Слова добра въ глухомъ ихъ ухѣ замирали.

Какъ часто былъ ужасный приговоръ

Свершенъ самимъ-же дѣломъ надъ собою —

Людъ все упорствуетъ по прежнему покрою.

Я такъ отечески съ Парисомъ говорилъ!

Предупреждалъ его еще я той порою,

Какъ сѣтью онъ еще не окружилъ

Жену чужую! Здѣсь онъ былъ, отваги полный.

Что духъ мой прозрѣвалъ, я то открылъ ему:

Пары тяжелые и пурпурныя волны,

Пространство все залившія; вверху,

Твердыни гордыя всѣ пожирало пламя,

Внизу-же, ужасы убійства, смерти тѣнь;

Увѣковѣченный, прославленный стихами,

Я Трои зрѣлъ послѣдній, судный день,

И грозенъ, знаменитъ какъ онъ въ вѣкахъ остался.

Но старческій совѣтъ игрою показался

Безумцу этому; своимъ желаньямъ онъ

Послѣдовалъ — и палъ священный Иліонъ,

Какъ долгой мукою истерзанное тѣло,

Гигантскій трупъ оцѣпенелый,

Роскошный пиръ для стай орловъ

Съ вершины Линда! — Вотъ, еще объ Одиссеѣ:

Заранѣе спасти его я былъ готовъ;

Я говорилъ ему о хитрости Цирцеи,

И о неистовствѣ Циклоповъ, о его

И собственномъ погибельномъ медленьи,

О легкомысліи товарищей; чего

Не говорилъ еще! Но что изъ наставленья

Извлекъ онъ? Претерпѣвъ и бури и крушенья,

Къ гостепріимному онъ берегу присталъ,

Какъ вынесъ ужь его благопріятный валъ.

Ѳалесъ.

Все это мудрому докучливо, конечно;

Но добрый, все попытку повторитъ,

И благодарности частица оживитъ

Его такой отрадою сердечной,

Что уничтожитъ разомъ весь

Неблагодарности огромный перевѣсъ.

А наше съ мальчикомъ прошенье вотъ какое:

Разумно хочетъ жизнь начать онъ — не пустое.

Нерей.

Удался рѣдкій мигъ — я нынче не сердитъ,

Такъ не мѣшайте мнѣ! Другое предстоитъ:

Всѣхъ грацій царства я морскаго

Созвалъ, дѣтей моихъ, Доридъ.

Не движется нигдѣ подобія такого,

И на Олимпѣ нѣтъ, не носитъ и земля.

Бросаются онѣ съ дракона водянаго,

Игриво, на хребетъ Нептунова коня,

И со стихіею въ такомъ союзѣ нѣжномъ,

Что пѣна самая, кипѣньемъ бѣлоснѣжнымъ,

Какъ будто-бы поддерживаетъ ихъ.

И краше всѣхъ своихъ сестеръ морскихъ,

На раковинѣ, вотъ, плыветъ и Галатея;

Несетъ ее, средь радужной игры,

Тронъ перламутровой богини красоты.

Какъ насъ покинула Венера — Астартея,

Въ Паѳосѣ воздаютъ ей почесть, какъ самой

Богинѣ. Такъ, давно, преемницей прямой,

И царственной она владѣетъ колесницей,

И храма славнаго столицей.

Идите-жь прочь! Отцу-ли, въ часъ такой,

Въ часъ чистыхъ радостей избранный,

На сердцѣ злость имѣть, въ устахъ и рѣчи бранной

Слова? Ступайте-же! Ищите, гдѣ Протей;

Его и спросите; онъ научить васъ можетъ,

И какъ произойти, какъ превратиться тоже —

Все объяснитъ вамъ этотъ чудодѣй.

(Удаляется, къ морю).

Ѳалесъ.

Ну, здѣсь трудились мы съ тобою попустому:

Протея настигать случится-ли иному —

Онъ улетучится; поговоритъ-ли съ кѣмъ,

То, ужь навѣрное, всегда кончаетъ тѣмъ,

Что собесѣдника приводитъ въ затрудненье;

Дивится только тотъ и чувствуетъ смятенье.

Но, все-жь, тебѣ необходимость въ немъ;

Такъ попытаемся, и далѣе пойдемъ!

(Удаляются).

Сирены (съ высоты утеса).

Вдали тамъ, что такое,

Чрезъ царство водяное

Скользитъ? Какъ паруса

Несутся съ вѣтромъ рѣя,

Въ сіяніи бѣлѣя,

Такъ дѣвъ морскихъ краса,

Сверкая, ослѣпляетъ.

Сойдемъ! Все подплываетъ

Чу! Слышны голоса.

Нереиды и Тритоны.

Да будетъ вамъ отрадно

То что приносимъ мы;

Хелоны *) щитъ громадный

Великія черты

Вотъ отражаетъ, — Строгій

Вы видите въ немъ ликъ:

Приплыли съ нами боги

Воспойте гимномъ ихъ.

) Нимфа Хелона была превращена Меркуріемъ въ черепаху. Кабиры принесены на щитѣ черепахи. Отполированный щитъ черепахи служилъ зеркаломъ у древнихъ.

Сирены.

Ростъ не высокій,

Мощь велика,

Въ буряхъ оплотъ моряка,

Съ древности самой глубокой,

О, чтимые боги ввѣка!

Нереиды и Тритоны.

Чтобъ не былъ пиръ нарушенъ,

Кабировъ **) принесли;

Нептунъ тамъ благодушенъ

Гдѣ властвуютъ они.

*) Кабиры — божества глубокой древности; считались геніями — покровителями мореходовъ; изображали ихъ въ видѣ пузатыхъ карловъ, кувшиновъ и т. п.

Сирены.

Мы вамъ уступаемъ;

Бурей-ли былъ

Корабль сокрушаемъ,

Сонмищемъ силъ

Людъ вы спасали,

Одолѣвали.

Нереиды и Тритоны.

Примчали мы троихъ;

Не захотѣлъ въ путь съ нами

Четвертый — но изъ нихъ,

Онъ настоящій самый,

Сказалъ онъ — и за тѣхъ

Онъ думаетъ за всѣхъ.

Сирены.

Божокъ надъ божками

Пусть вдоволь трунитъ,

А вы, предъ властями,

Откуда летитъ

Милость, склоняйтесь,

Всегда опасайтесь

Того что вредитъ.

Нереиды и Тритоны.

Ихъ семь числомъ быть должно.

Сирены.

Гдѣ трое остальныхъ?

Нереиды и Тритоны.

Не вѣдаемъ о нихъ;

Узнать въ Олимпѣ можно;

Пожалуй, также, тутъ

Осьмой нашелъ пріютъ.

О немъ не помышляли

Еще, вѣдь до сихъ поръ!

Насъ милостиво ждали,

Но былъ не полонъ сборъ.

Это боги безъ сравненья,

Вѣчно далѣй ихъ стремленье,

И въ неутомимомъ

Вожделѣньи безконечномъ,

То страдальцы жажды вѣчной

По непостижимомъ.

Сирены.

Привыкли мы

Нести мольбы

Всегда царямъ;

Въ лунѣ-ли тронъ,

Иль въ солнцѣ онъ —

Зачтется намъ.

Нереиды и Тритоны.

Вотъ апогея нашей славы!

Вести весь праздникъ наше право!

Сирены.

Въ древности славы такой не дано

Героямъ, какъ громки дѣла ихъ ни были;

Добыли они золотое руно!

Вы-же Кабировъ добыли!

(Повтореніе древнимъ напѣвомъ).

Добыли они золотое руно.

Мы съ нами Кабировъ добыли!

(Нереиды и Тритоны проплываютъ мимо).

Гомункулъ.

Обыкновенные горшки,

Уроды тѣ, наглядно;

О нихъ-то, мудрые земли,

Споткнувшись, головы свои

Ломаютъ безпощадно!

Ѳалесъ.

Снаровка эта и нужна!

Монета ржавчиной цѣнна.

Протей (невидимый).

Вотъ, старый я болтунъ, доволенъ!

Да, то почтеннѣй, что чуднѣй.

Ѳалесъ.

Гдѣ ты, Протей?

Протей

(голосомъ чревовѣщателя, то вблизи, то издали).

Я здѣсь! и здѣсь!

Ѳалесъ.

Играть ты старой шуткой воленъ;

Я извиню, но вздоръ со мной по расточай!

Въ другомъ вѣдь мѣстѣ ты.

Протей (будто издалека).

Прощай!

Ѳалесъ (тихо Гомункулу).

Онъ возлѣ насъ! Блесни-ка поживѣе!

Вѣдь любопытство рыбье въ немъ;

Гдѣ-бъ ни былъ онъ, и въ видѣ-ли какомъ

Его огонь притянетъ.

Гомункулъ.

Не жалѣя,

Готовъ потоки свѣта лить,

Но съ осторожностью, стекла чтобъ не разбить.

Протей

(въ видѣ гигантской черепахи).

Что за пріятный свѣтъ я вижу?

Ѳалесъ (прикрывая Гомункула).

А хочешь посмотрѣть, такъ подойди поближе,

Трудъ не великъ; ты по казаться-бъ могъ

На парѣ человѣчьихъ могъ.

А нами скрытаго предмета

Тебѣ видать иль нѣтъ — лишь въ нашей волѣ это.

Протей (въ благородномъ образѣ).

Ты хитростей мірскихъ еще не позабылъ?

Ѳалесъ.

До превращеній ты охотникъ, какъ и былъ?

(Открываетъ Гомункула).

Протей (изумленный).

Ахъ, карликъ крошечный, свѣтящій! Никогда я

Не видывалъ такого!

Ѳалесъ.

Онъ

Совѣта проситъ, въ жизнь совсѣмъ вступить желая;

Преудивительно на свѣтъ онъ порожденъ,

Какъ онъ мнѣ сообщилъ, и вполовину только.

Духовной стороной не слабъ онъ, и нисколько

Не обдѣленъ способностьми, умомъ;

Но плотности въ немъ нѣтъ, онъ весь неосязаемъ.

Покуда вѣсъ его лишь держится стекломъ,

Но воплощенья онъ мечтой одолѣваемъ.

Протей.

И впрямь, дѣвичье ты дитя:

Предсуществуешь ты еще до бытія!

Ѳалесъ (тихо)

Сомнителенъ еще въ одномъ онъ отношеньи:

Гермафродитъ, по моему онъ мнѣнью.

Протей.

А тѣмъ ему вѣрнѣй удачи ожидать,

Какъ ни возмется онъ за дѣло — сладитъ вскорѣ:

Но нечего намъ долго разсуждать —

Произойти ты долженъ въ дальнемъ морѣ.

Всегда тамъ, съ малаго начнутъ,

И пробавляются малѣйшихъ поглощеньемъ,

И такъ все далѣе, и болѣе растутъ,

И образуются ужь къ высшимъ назначеньямъ.

Гомункулъ.

Какъ воздухъ легокъ здѣсь, какъ зелено, свѣжо!

Какъ нравятся мнѣ эти испаренья.

Протей.

Я вѣрю, милый мальчикъ! Но,

Тамъ далѣе еще привольнѣй ощущенья.

Тамъ, видишь, узкой полосой,

Гдѣ берегъ вдался въ море — чудно

Вліянье атмосферы той,

И описать его всю прелесть трудно.

Оттуда, видимо для насъ

Все будетъ шествіе; какъ разъ,

Оно плыветъ вблизи. Пойдемъ со мною.

Ѳалесъ.

И я туда-жь, я не оставлю васъ.

Гомункулъ.

О, Духовъ славное хожденіе тройное!

----- Тельхины Родосскіе *) (на гиппокампахъ и морскихъ драконахъ, съ Нептуновымъ трезубцемъ въ рукахъ).

)Тельхины — сыновья Солнца и Минервы, меньшіе братья Вулкана, (Гефеста), первые мореплаватели, обитавшіе нѣкоторое время въ Родоссѣ. Они, также, но преданію, выливали первоначально бронзовыя статуи боговъ.

Хоръ.

Трезубецъ Нептуновъ сработали мы,

Онъ имъ укрощаетъ морскіе валы,

Въ сильнѣйшемъ ихъ яростномъ бѣгѣ, могучій.

Властитель громовъ, разверзаетъ-ли тучи

Полныя грозъ, на грохочущій стонъ

Вмигъ откликается богъ Посейдонъ;

Съ выси-ль блескъ острый сверкаетъ стрѣлою,

Снизу бьетъ пѣной волна за волною.

Межь ними что долго боролось въ тоскѣ,

То все исчезало въ морской глубинѣ;

Такъ нынѣ намъ далъ онъ свой скипетръ достойно. —

Плывемъ съ торжествомъ, и легко и спокойно.

Сирены.

Вамъ поемъ привѣты мы,

Дѣтямъ Геліоса священнымъ,

Дня избранникамъ блаженнымъ,

Въ оживленные часы

Почитанія Луны!

Тельхины.

Богиня любимая! Съ дальняго свода,

Внимаешь съ восторгомъ ты гласу народа

Хвалящаго брата; твой слухъ преклоненъ

Къ Родоссу блаженному, гдѣ возглашенъ

Пэанъ *) во славу ему неумолчный.

Начнетъ-ли дневной свой обходъ онъ урочный,

Кончаетъ-ли путь, озаряетъ своимъ

Насъ окомъ лучистымъ всегда огневымъ.

И берегъ, и городъ, и горы, и волны,

Любимы имъ, свѣтомъ привѣтливымъ полны.

Надъ ними не носится облака, но

Случится-ль когда проскользнетъ и одно —

Довольно луча, дуновенья простого,

И островъ нашъ ясенъ становится снова!

Безсмертный себя созерцаетъ тамъ; онъ

Во множествѣ видовъ изображенъ;

Гигантомъ могучимъ и юношей милымъ,

Онъ кроткій, великій! Духовныя силы,

Мы первые, будто-бы въ плоть облекли,

Въ достойный боговъ образъ сына земли.

) Гимнъ въ честь побѣды Аполлона надъ змѣемъ Пиѳономъ, заканчивавшійся словами Iò Poean.

Протей.

Оставь хвастливое ихъ пѣнье!

Вѣдь мертвое изображенье

Предъ яснымъ солнечнымъ лучемъ,

Предъ этимъ свѣтомъ животворнымъ,

Бездѣльемъ кажется лишь вздорнымъ.

Слѣпивъ, расплавивши потомъ

Металлъ, изъ бронзы выльютъ что-то,

И мыслятъ, важную работу

Свершили! Что же гордецовъ

Постигло наконецъ? На славу,

Такъ красовались величаво

Изображенія боговъ —

Простое почвы сотрясенье

Ихъ опрокинуло въ мгновенье;

Всѣ въ переплавкѣ ужь давно.

А дѣло всякое земное —

Одна возня, всегда пустое,

Какоебъ ни было оно.

Для жизни нужно влаги моря;

Протей — Дельфинъ доставитъ вскорѣ

Тебя на лоно вѣчныхъ водъ.

(Онъ преображается).

Готово! Сядь, плывемъ съ тобою!

Твой съ Океаномъ бракъ устрою;

Тебя тамъ лучшее все ждетъ.

Ѳалесъ.

Держись желанія благаго

Начать свое рожденье снова.

Будь къ быстрымъ дѣйствіямъ готовъ!

Вращаться будешь тамъ, въ мильонахъ

Различныхъ видовъ, все въ законахъ

Тѣхъ неуклонныхъ образцовъ,

Что утвердилися отъ вѣка.

Тебѣ-жь еще до человѣка

Есть много времени, пока

Придетъ урочная пора.

(Гомункулъ помѣщается на спинѣ Протея — Дельфина)

Протей.

Такъ, отправляемся, безплотный,

Съ тобою вдаль равнины водной!

Жизнь испытаешь тамъ вполнѣ;

Въ длину и въ ширь, кружась но волѣ:

Но къ высшей не стремись ты долѣ!

Разъ человѣкъ — конецъ тебѣ!

Ѳалесъ.

Придетъ впослѣдствіи, но, все вѣдь, хорошо-же

Свой срокъ прожить и честнымъ мужемъ, тоже.

Протей.

Пожалуй, да, на твой покрой!

На лишній мигъ еще продержится такой;

Прошло ужь сколько поколѣній,

Столѣтій много, а тебя

Еще межь духовъ вижу я,

Средь сонмищъ блѣдныхъ привидѣній.

Сирены (на утесахъ).

Что за пышный кругъ такой

Обвилъ мѣсяцъ облачками?

Горлицъ то любовный рой

Съ свѣтозарными крылами.

Прямо въ Паѳоса, сюда,

Эти страстныя творенья

Прилетѣли. Какъ полна

Радость пира въ заключенье!

Нерей (подступая къ Ѳалесу).

Видя лунное кольцо,

За воздушное явленье

Поздній странникъ-бы его

Принялъ; мнѣніе-жь одно

Наше вѣрно: Это стая

Свѣтозарныхъ голубей

Вьется вкругъ, сопровождая

Поѣздъ дочери моей.

Чудный летъ ихъ, необычный,

Но издревле имъ привычный.

Ѳалесъ.

Въ мирѣ-ль теплаго гнѣзда

Жизнь священная хранится,

То что честнымъ мужемъ чтится,

Лучшимъ я почту всегда.

Псилы и Марсы *)

(на морскихъ быкахъ, тюленяхъ и морскихъ окнахъ).

Въ Кипридиныхъ мы дикихъ гротахъ,

Защищены ихъ глубиной;

Насъ не тревожитъ богъ морской,

Ни Сеизмосъ въ переворотахъ,

И вѣчной атмосферой мы,

Обвѣяны, окружены,

Какъ въ дни глубокой старины.

Въ довольствѣ мирномъ пребывая,

И колесницу охраняя

Киприды, въ ропотѣ ночномъ,

Чрезъ волнъ сквозистое сплетенье,

Для новаго мы поколѣнья

Скользимъ невидимымъ путемъ,

И дочь любезную ведемъ.

Ничто, въ спокойномъ дѣлѣ нашемъ,

Насъ не смутитъ, никто не страшенъ,

Ни левъ крылатый, ни орелъ,

Ни крестъ, ни мѣсяцъ, что-бъ ни жило

Тамъ на верху, чтобъ ни царило,

Другъ съ другомъ кто-бъ борьбу ни велъ,

Другъ — друга чтобы ни смѣняло,

Жгло-бъ города и жатвы мяло —

Намъ все равно. Несемъ же мы

Царицу милой красоты.

) Псилы — баснословное африканское племя, заклинатели змѣй. — Марсы, также баснословные первобытные обитатели Олипійскихъ горъ, (нижне-Абруццкихъ).

Сирены.

Съ легкой силою движенья,

Со свободной быстротой,

То сплетясь какъ цѣпи звенья,

Колесницы кругъ живой,

То какъ нитью, то рядами,

То завившися змѣями,

Приплывайте ближе вы,

Въ силѣ мощной, Нереиды,

Дикой прелести полны.

Мчитесь нѣжныя Дориды,

Образъ матери своей,

Галатею провожая;

Въ строгомъ ликѣ отражая

Блескъ божественныхъ лучей,

Будто-бы жена земная,

Нравомъ кроткая, она

Привлекательно — мила.

Дориды

(хоромъ, проплывая передъ Нереемъ, всѣ на дельфинахъ).

О, Луна! Дай тѣни, свѣту,

Ясный блескъ свой удѣли

Этой молодости цвѣту!

Мы супруговъ привели

Предъ родителя, съ мольбою.

(Нерею).

Погубило-бъ пламя злое

Этихъ милыхъ намъ дѣтей,

Но спасли мы, положили

Ихъ на мохъ, межь камышей,

Въ міръ живущій возвратили;

Пусть, красавцы, горячѣй,

Насъ цѣлуютъ за спасенье;

Брось имъ взглядъ благоволенья!

Нерей.

Благомъ двойнымъ это должно считать —

При милосердьи блаженство вкушать.

Дориды.

Коль одобришь нашу волю,

Въ заслуженной счастья доли

Намъ, отецъ, не откажи,

Ихъ въ безсмертьи сохрани;

Пусть, на груди юной вѣчно

Ихъ лелѣемъ безконечно!

Нерей.

Добычѣ этой, съ торжествомъ,

Повеселитесь, и притомъ,

Вамъ нѣтъ препятствія нимало,

Мужей изъ юношей, пожалуй

Образовать; но Зевсъ одинъ

Въ томъ лишь верховный властелинъ,

Что ваше чувство нынче проситъ.

Качая васъ, колебля носитъ

Переходящая волна,

И постоянно-неизмѣнной,

Любви не можетъ дать она.

Такъ, если вспышкою мгновенной

Вы увлеклись, то поскорѣй,

Сложите на берегъ дѣтей!

Дориды.

Вы намъ такъ милы! но въ печали,

Вамъ шлемъ прощальный взглядъ:

Мы вѣчной вѣрности желали,

Но боги не хотятъ!

Юноши.

О, будьте все такой отрадой,

Вы смѣлымъ морякамъ!

Такъ хорошо, и ввѣкъ не надо

Другаго счастья намъ!

(Галатея приближается на перламутровой раковинѣ).

Нерей.

Ты, дочь любимица!

Галатея.

Счастье! Дельфины,

Стойте! помедлите мигъ хоть единый!

Отецъ! О, твой взоръ меня манитъ, влечетъ!…

Нерей.

И мимо! И плывутъ все далѣ!

Въ движеньи вѣчномъ, съ вихремъ водъ!

Въ томъ дѣла нѣтъ имъ, нѣтъ печали,

Что нашу душу шевелитъ!

Зачѣмъ съ собой меня не взяли!

Но взглядъ за годъ вознаградитъ.

Ѳалесъ.

Слава! о слава! пусть все повторяетъ!

Какъ цвѣтомъ радости духъ мой сіяетъ!

Истиной я оживленъ, красотой!….

Дано все начало водой!!

Все ею зиждется. Вѣчнымъ господствомъ,

Насъ, Океанъ удостой!

Если-бъ озеръ не питалъ многоводство.

Тучъ не скоплялъ ты, въ потокъ не лилась

Силой твоей-бы вся мощь водныхъ массъ,

Рѣкъ не провелъ-бы во всѣ направленья,

Чѣмъ были-бъ горы, поля, все творенье?

И точно, ты свѣту жизнь свѣжую влилъ!

Эхо (хоръ звуковыхъ волнъ).

Источникъ ты свѣжихъ всѣхъ жизненныхъ силъ!

Нерей.

Вотъ плывутъ путемъ обратнымъ,

Колыхаемы волной,

Но ужь взоромъ благодатнымъ

Ей не встрѣтиться со мной!

Заплетясь какъ-бы вѣнками,

По обычью торжества,

Быстро движутся кругами

И мелькаютъ безъ числа.

Но, престолъ изъ перломутра

Галатеи вижу я,

И горитъ звѣздою утра,

Между хоромъ всѣмъ блестя.

Что мы любимъ, то прекрасно

Средь толпы, хоть далеко,

Намъ сверкаетъ искрой ясной,

Вѣчно близко и свѣтло!

Гомункулъ.

Во влагѣ дивной этой,

Куда ни брошу свѣта,

Все вижу красоты.

Протей.

Лишь въ элементѣ этомъ,

Живымъ блистаешь свѣтомъ,

И съ чуднымъ звукомъ ты.

Нерей.

Какая-же тайна свершается снова?

Еще что увидимъ средь хора морскаго?

У ногъ Галатеи, у трона вокругъ

Что тамъ пылаетъ? то вспыхнетъ онъ вдругъ,

То вьется ласкаясь, то тихо чуть блещетъ,

Какъ фибры любви будто бьются, трепещутъ.

Ѳалесъ.

Это Гомункулъ! Онъ здѣсь, обольщенъ

Протеемъ!… Всѣ признаки страстныхъ желаній,

Дерзкихъ, я вижу; среди содроганій,

Слышу его я болѣзненный стонъ;

Будетъ разбитъ о сіяющій тронъ.

Вспыхнулъ, сверкнулъ, расплавляется онъ.

Сирены.

Чѣмъ озарилась вода? Набѣгаютъ

Волны, всѣ въ искрахъ дробясь золотыхъ!

Свѣтитъ, колеблется что-то… Пылаютъ

Тѣла, возгоряся средь ночи — И вмигъ,

Объято огнемъ, все пространство зардѣлось….

Все это свершивши, да властвуетъ Эросъ. *)

Слава морю и волнамъ,

Чья лазурь съ огнемъ въ смѣшеньи!

Слава пламени, водамъ!

Слава дивному явленью!

) Фосфорическій свѣтъ волнъ, обусловливаемый свѣченіемъ микроскопическихъ животныхъ во время ихъ усиленной жизнедѣятельности, послужилъ Гете къ образному изображенію стремленія Гомункула вступить въ круговоротъ жизни,

Всѣ.

Слава воздуха теченью!

Глубинамъ съ прохладной тѣнью!

Славу громкую поемъ

Всѣмъ стихіямъ четыремъ!

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Передъ дворцомъ Менелая въ Спартѣ. Елена приближается съ хоромъ плѣнныхъ Троянокъ. Панталида, корифейка.

Елена.

Многихъ восторговъ предметъ и многихъ предметъ порицаній,

Я приближаюсь сюда съ брега, куда мы пристали.

Все еще я отуманена долгимъ, живымъ колебаньемъ

Волнъ, что съ Фригійской равнины насъ донесли на косматыхъ,

Мощныхъ хребтахъ, до залива нашего края роднаго,

Волей благой Посейдона и Эвроса силой. Пируетъ

Царь Менелай на прибрежьи, среди своихъ воиновъ храбрыхъ,

Радуясь съ ними, теперь, счастливому въ домъ возвращенью.

Ты, домъ великій, привѣтствуй нынѣ меня дружелюбно;

Царь Тиндаръ, родитель, тебя созидалъ съ увлеченьемъ,

По возвращеньи своемъ съ холма Паллады; тебя онъ

Такъ украшалъ безпримѣрно, домовъ всѣхъ Спартанскихъ пышнѣе;

Время то было когда, въ семьѣ, съ Клитемнестрой сестрою,

Съ Касторомъ, Поллуксомъ я, средь радостныхъ игръ возростала.

Вамъ, створы мѣдныхъ воротъ, привѣтъ мой! Въ гостепріимномъ

Вашемъ размахѣ широкомъ, разъ такъ случилось, что мною

Избранъ изъ многихъ другихъ, женихъ Менелай показался;

Образовъ свѣтелъ онъ былъ тогда предъ глазами моими.

Снова раскройтесь теперь, чтобъ царское я порученье,

Какъ подобаетъ супругѣ, исполнить могла неуклонно,

Дайте войти мнѣ! И пусть, все то остается за мною

Что мою жизнь роковую обуревало доселѣ.

Ибо, съ тѣхъ поръ какъ безпечно, я изъ подъ этаго крова,

Въ храмъ отправлялась Киѳеры, долгъ исполняя священный,

И, какъ настигнулъ меня тамъ похититель Фригіецъ,

Много случилось такого, что люди охотно повсюду

Вѣстью разносятъ, но также, слушать про что нѣтъ охоты

Тѣмъ чья исторья растетъ, сплетаяся въ вѣчную сказку.

Хоръ.

Высшаго блага, не отвергай

Ты, жена благородная!

Ибо тебѣ лишь единой удѣломъ

Слава дана красоты несравненной,

Что надо всѣми тебя превозноситъ.

Имя героя

Громко звучитъ предъ путями его,

И выступаетъ надменно онъ.

Мужъ гордовыйный,

Предъ всепобѣдной красой

Духомъ могучимъ склоняется.

Елена.

Полно! Съ супругомъ моимъ, ко брегу родному причаливъ,

Въ градъ его послана имъ, я предвозвѣстницей нынѣ.

Но не могу я проникнуть предметъ его думъ сокровенныхъ.

Такъ, я супругой вступаю-ль? Вступаю-ль сюда я царицей?

Или-же жертвой за горькія скорби царя, и за Грековъ,

Средь рока жестокихъ ударовъ, долготерпѣливыхъ страдальцевъ?

Я завоевана; только, не вѣдаю плѣнница-ль здѣсь я:

Ибо безсмертные боги, славой меня одѣлили

Столь-же двусмысленной, какъ и судьбою; опасные эти

Спутники лика красиваго, даже на этомъ порогѣ,

Мрачно и грозно меня преслѣдуютъ тѣнью гнетущей.

Въ черномъ уже кораблѣ, рѣдко супругъ обращался

Взоромъ своимъ на меня, изъ устъ-же суровыхъ, ни разу,

Сердце — бодрящее слово не излетало. И сидя

Противъ меня, онъ, казалось, нѣчто недоброе мыслилъ.

Вотъ, когда въ бухту глубокую, прибыли мы Евротаса,

Землю привѣтствовавъ лишь, передовые примкнули

Къ ней корабли — взговорилъ онъ, какъ богомъ какимъ вдохновенный:

Воины здѣсь пусть мои стройнымъ выходятъ порядкомъ,

Буду на взморьѣ ряды ихъ осматривать. Ты — же, все далѣй

Путь свой пока продолжай, слѣдуя вверхъ, побережьемъ,

Столь изобильнымъ плодами, священной рѣки Евротаса.

Бѣгомъ коней управляя, по влажнымъ, красивымъ лугамъ ты

Лакедемонской равнины достигнешь роскошной что полемъ

Прежде было пространнымъ, горною цѣпью суровой

Вкругъ огражденнымъ, гдѣ городъ потомъ былъ воздвигнутъ. А послѣ,

Въ высокобашенный домъ царскій вступивъ, ты прислужницъ

Тѣхъ осмотри, что оставилъ я безъ себя, съ престарѣлой

Домоправительницей благоразумной. Она-же,

Пусть и покажетъ тебѣ сокровищъ богатые склады,

То что отца твоего достояніемъ было, и мною

Въ миръ и войну накоплялось, все умножаясь. Найдешь ты

Всюду порядокъ; лицо въ санѣ высокомъ, имѣетъ

Противъ другихъ преимущество, все, по своемъ возвращеньи,

Въ домѣ, на тѣхъ-же мѣстахъ, такъ и найти какъ оставилъ;

Ибо служитель ни въ чемъ не властенъ творить перемѣны.

Хоръ.

Рѣдкимъ сокровищемъ

Съ давнихъ временъ приращаемымъ,

Сердце и взоры свои оживи ты.

Цѣпи уборъ и вѣнца украшенье

Гордо покоятся,

Самоувѣренно;

Ты-же иди,

Вызови ихъ, и воспрянутъ мгновенно.

Я веселюся борьбой красоты

Съ золотомъ, жемчугомъ, съ блескомъ

Камней цвѣтистыхъ.

Елена.

Такъ продолжалъ властелинъ давать мнѣ свои повелѣнья:

Кончишь когда свой осмотръ, треножниковъ столько потребуй

Сколько ты нужнымъ почтешь, а также и разныхъ сосудовъ

Тѣхъ, что имѣть подъ рукою долженъ кто жертву приноситъ

Долгъ исполняя священный. Котелъ не забудь ты и чаши,

Круглый двудонный фіалъ; высокіе также кувшимы

Чистой наполнить водой изъ ключа освященнаго. Далѣй,

Дровъ приготовить сухихъ, быстро пріемлющихъ пламя.

Долженъ тутъ быть, наконецъ, и ножъ хорошо наточеный,

Тебѣ-же о прочемъ заботу предоставляю. Вѣщалъ онъ,

Такъ все къ разлукѣ меня понуждая; но въ этихъ велѣньяхъ

Не обозначилъ какое живое дыханье желаетъ

Въ честь Олимпійцевъ заклать. Сомнительно это; однако,

Я не тревожусь; да будетъ все предоставлено власти

Вышнихъ боговъ, что свершаютъ дѣла по своимъ усмотрѣньямъ;

Зломъ-ли, добромъ-ли то кажется людямъ, но смертнымъ

Намъ покоряться осталось! Случалось жрецу, что тяжелый

Уже топоръ занося надъ выей согбенною твари,

Жертвы свершить онъ не могъ, ибо вмѣшательствомъ былъ онъ,

Вдругъ, остановленъ врага близкаго тутъ, или бога.

Хоръ.

Ты и не мыслишь

Что приключится. Но шествуй, безстрашно!

Доброе-ль, злое-ль, приходитъ

Все человѣку нежданно,

Чувствуемъ мы недовѣрье, предупрежденные даже.

Троя сгорѣла-же, видѣли-жь мы

Смерть предъ собою, позорную смерть;

И, мы не здѣсь-ли, съ тобою,

Нынѣ, служа тебѣ радостно,

Глядя на солнце блестящее въ небѣ,

На совершенство красы на землѣ,

На благосклонную

Мы, на тебя, о, блаженныя!

Елена.

Будь-же, что будетъ! Не медля, что ни грозило-бъ, мнѣ надо

Нынѣ взойти въ царскій домъ, покинутый, столь вожделѣнный,

Вовсе почти для меня утраченный — и возстаетъ онъ,

Передъ очами моими, не знаю какими судьбами.

Вверхъ не такъ уже бодро иду по ступенямъ высокимъ

Черезъ которыя въ дѣтствѣ прыгала рѣзво, бывало.

Хоръ.

Плѣнницы грустныя,

Сестры, оставьте вы,

Горести всѣ вдалекѣ!

Счастье царицы вы раздѣляйте,

Счастье Елены, которая,

Вотъ, къ пепелищу родному,

Хоть запоздалою, но,

Тѣмъ болѣе твердой стопою,

Радостно близится.

Славьте священныхъ боговъ,

Всеисправляющихъ,

Счастливо въ домъ возвращающихъ!

Будто на крыльяхъ, освобожденный

Мчится надъ дикой стремниной,

Но въ желаньи безплодномъ, межъ тѣмъ,

Узникъ, чрезъ стѣны темницы

Руки свои простирая, томится.

Но нѣкій богъ

Взялъ ее, странницу,

Изъ Иліонскихъ развалинъ,

Снова сюда перенесъ ее

Въ старый, новоукрашенный

Отчій домъ,

Послѣ всѣхъ радостей,

Мукъ несказанныхъ,

Чтобъ съ новой силой предстало

Ей раннихъ лѣтъ вспоминанье.

Панталида. (Корифейка).

Пѣнья веселой стезею, довольно теперь подвизаться,

Взоръ обратите на створы двери широкой! Что вижу,

Сестры? Не вспять-ли царица идетъ, и порывистымъ, будто

Шагомъ! Какой-же могла ты, великая наша царица?

Встрѣтить предметъ потрясающій, въ залахъ чертога пространныхъ,

Кромѣ привѣтствій твоихъ подчиненныхъ? Тебѣ невозможно

Этаго скрыть; недовольство, я на челѣ примѣчаю,

Вишу я также и гнѣвъ благородный въ борьбѣ съ изумленьемъ.

Елена

(оставляя двери раскрытыми, взволнованная).

Дочери Зевса житейскій страхъ неприличенъ; рукою,

Также, своей мимолетной, испугъ, тожь, ея не коснется;

Но, страхъ возникшій изъ нѣдръ древней ночи въ началѣ,

Многообразно клубясь, облакамъ тѣмъ подобный огневымъ,

Кратеры горъ извергаютъ которыхъ — онъ сердце героя

Все потрясая объемлетъ. Такъ, силы ужасныя Стикса,

Нынѣ, мнѣ входъ указали къ дому, чтобъ гостю подобно

Я удалилась, покинувъ порогъ столь знакомый, желанный.

Нѣтъ! Вышла къ свѣту сюда я, меня не изгоните болѣ,

Силы, какія-бъ вы ни были! Священнодѣйство свершить я

Вотъ озабочусь; и послѣ, очагъ, пусть очищеннымъ пыломъ,

Равно привѣтствуетъ здѣсь властительницу съ властелиномъ.

Хоръ.

Молви, высокорожденная, прислужницамъ намъ, что съ почтеньемъ

Всѣ окружаемъ тебя, открой, что случилось такое?

Елена.

То что увидѣла я, увидѣть вы можете сами,

Ежели древняя ночь, поглотивъ, не скрыла мгновенно

Произведенье свое въ чудно — таинственномъ лонѣ.

Но, чтобы все вамъ узнать, я передамъ вамъ словами:

Шагомъ торжественнымъ лишь въ строгій порталъ я вступила

Царскаго дома, о новомъ долгѣ своемъ помышляя,

Такъ изумило меня безмолвье пустынныхъ покоевъ;

Слухомъ нельзя уловить было шаговъ хлопотливыхъ,

Слѣда работы поспѣшной, заботливой, взоръ не примѣтилъ,

И ни единой служебницы передо мной не предстало,

Ни домоправительницы, изъ тѣхъ что привѣтомъ встрѣчали,

Гостя чужаго, бывало. Когда-жь къ очагу подошла я,

Вдругъ поразила мой взоръ, у остатка истлѣвшаго пепла,

Женщина тутъ, на полу сидящая, вся покрываломъ

Скрытая, роста громаднаго; спящей она не казалась,

Но погруженною въ думу! Я повелительнымъ словомъ

Къ дѣлу ее призвала, предполагая найти въ ней

Ключницу ту, что супругъ мой предусмотрительный въ домѣ

Старшей оставилъ; она-жь, вся закрыта сидитъ, неподвижна;

Послѣ моей-же угрозы, правую руку простерла,

Будто-бъ меня изъ покоя, отъ очага удаляя.

Я отвернулася гнѣвно, спѣша лишь достигнуть ступеней,

Вверхъ что ведутъ, гдѣ таламъ высится весь изукрашенъ,

Тамъ и сокровищница по близости. Чудище-жь это,

Съ мѣста сорвавшись и властно мнѣ заступая дорогу,

Передо мною предстало, тощее, ростомъ огромное,

Съ тускло-кровавымъ и впалымъ глазомъ, съ наружностью странной,

Душу и взоръ приводящей въ смятенье. Но, что говорю я!

Слова напрасны усилья въ творческомъ возстановленьи

Образовъ. Вотъ, поглядите! Даже дерзаетъ и къ свѣту

Выступить! Здѣсь я хозяйка, пока властелинъ не прибудетъ.

Всѣ порожденія ночи, ужасныя, Фебъ вытѣсняетъ,

Другъ красоты, снова въ бездны, иль налагаетъ имъ узы

Форкіада показывается въ дверяхъ, на порогѣ.

Хоръ.

Многое, многое пережила я

Хоть и чело осѣняется

Волнами юныхъ кудрей.

Страшнаго видѣла много я,

Бѣдствія бранныя,

Ночь Иліона, паденія ночь.

Въ облакахъ пыли, гдѣ воины бились,

Слышала я ужасающій

Возгласъ боговъ, и раздора

Мѣднозвучащій я голосъ,

Слышала какъ раздавался чрезъ поле

По направленію стѣнъ.

О! возвышались онѣ

Стѣны, еще, Иліонскія,

Пламени-жь ярость хватала

Уже одно за другимъ,

Все простираясь, несомое

Вихрями собственной бури

Всюду надъ городомъ мрачнымъ,

Видѣла я, убѣгая средь дыма,

Пыла и огненныхъ змѣй,

Страшно-гнѣвныхъ боговъ приближенье,

Видѣла, образы страшные двигались,

Формы гигантскія,

Въ дымѣ густомъ,

Пламенемъ вкругъ озаренномъ.

Видѣла-ль я, иль представилъ мнѣ

Духъ мой боязнью окованный

Сбивчивый хаосъ такой?

Этаго мнѣ невозможно

Выяснить;

То-же, что здѣсь я

Вижу очами страшилище,

Знаю навѣрно;

Даже руками могла-бъ осязать,

Если-бъ меня не удерживалъ страхъ.

Чадо которое

Форкиса *) ты?

Ибо тебя

Сопричисляю

Къ этому племени.

Быть можетъ ты

Грея, изъ тѣхъ сѣдовласыхъ съ рожденья,

Зубъ и глазъ удѣляющихъ

Поперемѣнно другъ — другу?

Какъ-же чудовище,

Возлѣ прекраснаго,

Ты передъ взоромъ

Феба, красы знатока,

Дерзко являешься?

Впрочемъ, иди!

Онъ не взираетъ

На безобразіе,

Такъ, какъ священное око его

Тѣни вовѣкъ не видало.

Но, рокъ печальный

Смертнымъ, увы! присудилъ

Намъ несказанное

Зрѣнья страданье. — Передъ отверженнымъ,

Вѣчно злосчастнымъ,

Полны тревогою красы любители.

Слушай-же ты,

Дерзко на то и пришедшая къ намъ,

Слушай проклятье,

Брань и угрозу, изъ устъ враждебныхъ тебѣ,

Тѣхъ блаженныхъ, которыхъ

Вышніе создали боги.

) Морской богъ, отецъ ужасныхъ существъ Грей и Горгонъ.

Форкіада.

Слово старо, но высокъ и правдивъ его смыслъ остается,

Тотъ, что вовѣкъ красота съ стыдливостью вмѣстѣ не ходятъ,

Руку съ рукой съединя, земною стезею зеленой;

Древней вражды укрѣпились въ обѣихъ глубокіе корни;

Такъ, что и встрѣтятся-ль гдѣ — къ противницѣ мигомъ спиною.

Путь свой спѣшатъ продолжать, каждая съ новымъ стремленьемъ,

Съ грустью стыдливость идетъ, съ наглымъ краса помышленьемъ,

Орка, пока наконецъ, не объемлетъ ужь ночь ихъ глухая,

Ежели, прежде того, ихъ старость смирить не успѣетъ.

Вы-же, о, дерзкія твари, привезшія къ намъ изъ чужбины

Эту заносчивость, всѣ, журавлиной вы стаѣ подобны,

Громко и хрипло звенящей, что тучею длинной надъ нами

Тянется, граканья звукъ внизъ посылая, чтобъ странникъ

Мирный, былъ вдругъ побужденъ вверхъ поглядѣть; пролетаетъ

Ихъ вереница путемъ своимъ, и онъ шествуетъ далѣй;

Тоже и съ нами случится. Кто-же и вы — то такія,

Смѣть чтобы въ царскихъ чертогахъ, дикія точно Менады,

Пьяною будто гурьбой, шумъ подымать? Да и кто-же

Вы, чтобы старшей, въ лицо, домоправительницѣ,

Лаять, какъ стая собакъ на мѣсяцъ ворча завываетъ?

Вамъ не въ домекъ, можетъ — быть, что знаю я ваше отродье?

Въ войнахъ рожденное, въ битвахъ вскормленное юное племя,

Ты сладострастное! Родъ, обольщающій, самъ обольщенный,

Воиновъ ты и гражданъ, равно ослабляющій силы!

Видя васъ въ кучѣ, мнѣ кажется рой саранчи, что зеленыхъ

Нивъ покрываетъ посѣвъ, губительно вдругъ низвергаясь.

Вы, расточительницы плодовъ трудолюбья чужаго,

Вы, истребляющія зародышъ благосостоянья!

Забранный, проданный хламъ, на рынкѣ товарѣ обмѣненный!

Елена.

Кто предъ лицомъ госпожи, служанокъ бранитъ, слишкомъ смѣло,

Тотъ ея право домашнее хочетъ затронуть; одной лишь

Ей надлежитъ и хвалить, то что находитъ достойнымъ,

Предосудительное-жь и наказанью подвергнуть.

Я — же довольна была услугами ихъ, и въ то время,

Сила когда Иліона подъ гнетомъ осады томилась,

Пала когда и погибла, великая; также, и съ ними

Вмѣстѣ, когда мы невзгоды, странствуя, претерпѣвали —

Случай, въ которомъ, обычно, себя одного почитаютъ

Ближнимъ. И здѣсь ожидаю отъ бодрой толпы я такой-же

Службы; не важенъ вопросъ господину, о томъ что такое

Слуги, но какъ они служатъ. И потому, замолчи ты,

Долѣй не смѣйся надъ ними! Если въ чертогахъ ты царскихъ

Все сохраняла досель вмѣсто хозяйки, похвально:

Но, вотъ она и сама, держися теперь въ отдаленьи,

Вмѣсто заслуженной платы, чтобъ кара тебя не постигла!

Форкіада.

Долгимъ правленіемъ мудрымъ, пріобрѣла ты, супруга

Мужа богами любимаго, право грозить всѣмъ домашнимъ.

Нынѣ царицею ты и госпожей полновластной,

Признанной, такъ какъ вступаешь на старое прежнее мѣсто,

То принимай-же бразды, давно ослабѣвшія, въ руки;

Вотъ, управляй, и владѣй сокровищемъ, также и нами!

Старшую, только, меня, огради ты сначала отъ этихъ

Глупыхъ, которыя всѣ предъ твоей красотой лебединой

Кажутся стадомъ гусынь, общипанныхъ, рѣзко — крикливыхъ.

Корифейка.

Видъ безобразія какъ возлѣ красы безобразенъ!

Форкіада.

Рѣчь неразумья предъ мудростью какъ неразумна!

(Съ этаго времени хоретиды возражаютъ, выходя изъ хора по одиночкѣ.)

Хоретида 1.

Ну, разскажи про Эрена отца, и про Ночь свою матерь!

Форкіада.

Прежде про Скиллу *) скажи, сестры твоей чадо родное!

) Нимфа, превращенная въ чудовище и бросившаяся въ море, испугавшись собственнаго образа.

Хоретида 2.

Въ древѣ твоемъ родословномъ, куда какъ чудовищей много!

Форкіада.

Къ Орку ступай и родство свое розыщи тамъ прямое!

Хоретида 3.

Тѣ что находятся тамъ, всѣ для тебя слишкомъ юны.

Форкіада.

Къ старцу Тирезію, *) ты, отправься-ка съ наглою лаской!

) Тирезій, по преданію былъ обращенъ въ женщину.

Хоретида 4.

Знаю тебя, прапрабабка кормилицѣ ты Оріона.*)

) Оріонъ былъ рожденъ безъ посредства родителей изъ шкуры телицы.

Форкіада.

Гарпіи, я полагаю, тебя среди грязи вскормили.

Хоретида 5.

Чѣмъ ты питаешь, такую, скажи, худобу ее холя?

Форкіада.

Уже не кровью, конечно, ты до которой охоча.

Хоретида 6.

Къ падали лакома ты, обжора, противная падаль!

Форкіада.

Зубы вампира сверкаютъ изъ пасти твоей пренахальной.

Корифейка.

Мигомъ заткну я твою, сказавъ кто сама ты такая.

Форкіада.

Такъ, назови-же себя ты первой! Раскроешь загадку.

Елена.

Я, между вами, не гнѣвно, но съ сокрушеньемъ вступаюсь,

Споровъ взаимныхъ такихъ воспрещая дальнѣйшее буйство!

Пагубнѣй нѣтъ для властителя распрей, вражды затаенной

Между служителей вѣрныхъ. Эхо его повелѣній

Откликомъ стройнымъ тогда, въ быстро-исполненномъ дѣлѣ,

Ужь не вернется; напротивъ, тщетны его увѣщанья,

И вкругъ тревожнаго слышенъ ропота гулъ своевольный.

Это еще не одно: вы, въ необузданной злости,

Вызвали призраковъ страшныхъ, и вотъ, всѣ они, роковые,

Такъ окружили меня, на край что родной не взирая,

Чудится мнѣ будто къ Орку меня увлекаетъ. Что-жь это?

Память-ли прошлаго? или, какой-то мечты заблужденье?

Этимъ была-ли я? или, это-же я въ настоящемъ?

Буду-ль въ грядущемъ я соннымъ видѣньемъ, зловѣщею тѣнью

Разнымъ градосокрушителямъ? Юныя дѣвы трепещутъ,

Старшая-жь, ты, хладнокровна; молви разумное слово!

Форкіада.

Долгіе годы кто счастья разнообразнаго помнитъ,

Высшую милость боговъ, сномъ, наконецъ, онъ считаетъ.

Ты, одаренная свыше благами всѣми безмѣрно,

Въ жизни теченьи ты зрѣла лишь распаленныхъ любовью,

Быстро рѣшительныхъ къ самымъ отважнымъ дѣламъ. Возбуждаемъ

Жаднымъ къ тебѣ вожделѣньемъ, Тезей тебя рано похитилъ;

Силу имѣлъ онъ Геракла, мужъ былъ красивый и статный.

Елена.

Нѣжную лань онъ увлекъ, десятилѣтнюю; скрыта

Имъ была въ Аттикѣ я, въ Афиднеѣ ему дружелюбномъ.

Форкіада

Касторъ и Поллуксъ тебя освободили; затѣмъ-же,

Вотъ, окружили тебя сонмомъ избраннымъ герои.

Елена.

Тайнымъ моимъ предпочтеніемъ, въ этомъ сознаюсь охотно,

Я отличила изъ всѣхъ, Патрокла подобье Пелида.

Форкіада.

Волей отца-же вступила въ супружество ты съ Менелаемъ,

Смѣлымъ такимъ мореходомъ, какъ домохозяиномъ умнымъ.

Елена.

Дочь ему отдалъ и царствомъ вручилъ ему, тожъ управленье.

Въ брачномъ союзѣ тогда, была рождена Герміона.

Форкіада.

Но, между — тѣмъ какъ далече, оспаривалъ Крита наслѣдье

Храбрый супругъ — къ одинокой тебѣ гость прекрасный явился.

Елена.

Что поминаешь про это полувдовство, про напасти

Горькія, что для меня его пагубнымъ слѣдствіемъ были?

Форкіада.

Я — же, свободная дочь Крита, за эти походы,

Плѣномъ своимъ поплатилась, рабствомъ на долгое время.

Елена.

Вскорѣ тебя онъ назначилъ ключницей, много довѣривъ;

Въ руки твои отданы какъ дворецъ, такъ и склады сокровищъ.

Форкіада.

То, чѣмъ презрѣвъ, въ Иліонъ, высокобашенный городъ,

Ты устремилась къ утѣхамъ неисчерпаемымъ страсти:

Елена.

Радости эти зачѣмъ вспоминать? Безконечною мукой

Жгучею, такъ переполнились мысли мои всѣ и сердце.

Форкіада.

Вотъ, говорятъ, показалась ты двойникомъ; въ Иліонѣ

Видимой всѣмъ ты была, одновременно тоже въ Египтѣ. *)

) Существуетъ сказаніе о томъ что боги перенесли Елену въ Египетъ, оставивши въ Троѣ только ея призракъ.

Елена.

О, не смущай ты въ конецъ, въ пустотѣ мой блуждающій разумъ!

Даже самой мнѣ теперь, невѣдомо кто я такая.

Форкіада.

Молвятъ еще, что Ахиллъ, изъ царства бездоннаго тѣней

Вырвавшись, пламенной страстью соединился съ тобою,

Прежде любимою имъ, вопреки непреложному року,

Елена.

Призракъ, я съ призракомъ, съ нимъ сочеталася. Сномъ это было,

Самое слово вѣдь даже то выражаетъ. Отсюда

Я исчезаю, и въ призракъ сама для себя обращаюсь.

(Упадаетъ на руки полу хора).

Хоръ.

Смолкни, о смолкни!

Злобно глядящая, ты злорѣчивая!

Изъ столь ужаснаго рта однозубаго,

Пасти такой,

Что выйдти можетъ!

Злой въ видѣ добраго,

Бѣшенство волчье подъ шерстью овечьей,

Болѣй пугаютъ меня

Пса чѣмъ треглаваго ярость.

Всѣ мы въ сомнѣньи тревожномъ,

Какъ, и когда, и откуда исторглось

Это страшилище,

Образъ коварства, пронырства.

Ибо, теперь,

Вмѣсто отрадой богатаго слова,

Льющаго Леты струю, мирно-кроткаго —

Прошлое зло, предпочтительно

Ты передъ добромъ воскрешаешь,

И омрачаешь равно

Съ яркимъ сіяніемъ ты настоящаго,

Также, грядущаго

Тихо — мерцающій свѣтъ упованья.

Смолкни, о, смолкни!

Душа царицы

Уже готовая прочь отлетѣть,

Пусть въ ней удержится, пусть сохранитъ она

Образъ всѣхъ образовъ

Солнцемъ когда — либо здѣсь озаренныхъ.

(Елена приходитъ въ себя и снова посреди ихъ).

Форкіада.

Выступай изъ мимолетной сѣни легкихъ облаковъ

Лучезарное свѣтило, солнце этаго ты дня,

И туманами повито восхищавшее ужъ насъ,

Въ ослѣпительномъ сіяньи, вотъ царишь теперь вполнѣ.

Міръ цвѣтущій предъ тобою, взоромъ яснымъ ты окинь —

Говорятъ я безобразна, все-жь я знаю красоту.

Елена.

Изъ пустыннаго пространства, окружавшаго меня

Въ забытьи всѣхъ чувствъ смущенныхъ, я колеблясь выхожу.

О, покоя — бы мнѣ снова — члены такъ утомлены;

Но царицамъ подобаетъ, какъ и прочимъ людямъ всѣмъ,

Не теряться въ опасеньяхъ, сохраняя бодрый духъ,

Что-бы ихъ ни поражало, имъ невѣдомо грозя.

Форкіада.

Передъ нами ты въ величьи, въ красотѣ своей стоишь;

Взоръ твой намъ повелѣваетъ; волю выскажи свою!

Елена.

Время распрей вашихъ дерзкихъ, надо вамъ вознаградить!

Приготовить поспѣшите все какъ царь мнѣ приказалъ!

Форкіада.

Все готово въ домѣ — кубокъ, и треножникъ, и топоръ

Заостренный, и куренье, и вода; но жертва гдѣ?

Елена.

Не назначилъ царь.

Форкіада.

О, горе! Онъ не вымолвилъ о томъ!

Елена.

Что за скорбь тебѣ?

Форкіада.

Царица, эта жертва ты сама.

Елена.

Я?

Форкіада.

И эти.

Хоръ.

Горе! Горе!

Форкіада.

Подъ сѣкирою падешь.

Елена.

Хоть предчувствовала, страшно! О, я бѣдная!

Форкіада.

Оно

Неизбѣжно.

Хоръ.

Ахъ! но съ нами, что-же будетъ?

Форкіада.

Будетъ ей

Смерть почетна, благородна; вамъ же мѣсто на верху,

На стропилахъ, чѣмъ подъ крышей подпирается фронтонъ,

Какъ дрозды въ силкахъ, всѣ рядомъ побарахтаетесь вы.

(Елена и хоръ стоятъ въ изумленіи и въ ужасѣ, составляя красиво-расположенную группу.)

Призраки! — Вы здѣсь подобные изображеньямъ недвижнымъ,

Страшно вамъ съ днемъ разставаться, съ днемъ вамъ въ которомъ нѣтъ мѣста.

Люди на призраковъ столько-жь похожіе какъ и вы сами,

Свѣта великаго солнца не покидаютъ охотно,

Но вѣдь никто и не вступится, ихъ отъ конца не избавитъ.

Всѣ они знаютъ про то, но не многимъ приходитъ по нраву.

Словомъ, пропали вы! Такъ, живо, пора и за дѣло!

(Хлопаетъ руками; затѣмъ появляются въ дверяхъ замаскированные карлы, и спѣшно исполняютъ отдаваемые имъ приказанія.)

Ты, мрачный уродъ шаровидный, сюда! Прикатите поближе!

Вволю здѣсь можно вредить. Мѣсто скорѣй очищайте

Жертвеннику подвижному вы златорогому! Также,

Пусть на уступѣ серебрянномъ здѣсь и сѣкира сверкаетъ;

Воду въ амфоры налить, для омовенія черной

Кропи потоковъ ужасныхъ: коверъ разстелить драгоцѣнный,

Пыльный помостъ закрывая, чтобъ жертва могла-бы колѣна

Царственно тутъ преклонить; хотя обезглавленной, правда,

Но съ подобающей честью, съ достойнымъ приличіемъ должно,

Тотчасъ ее завернуть, а затѣмъ и предать погребеньюю

Корифейка.

Думы глубокой полна царица; а дѣвы поникли,

Скошенной травкѣ подобны; долгомъ священнымъ считаю,

Старшая я, обмѣняться словомъ съ тобою, древнѣйшей.

Опытна ты и мудра, кажется, къ намъ благосклонна,

Этой безумной толпою, хотя и была ты сначала

Встрѣчена такъ оскорбительно, не по заслугѣ, конечно.

Такъ, сообщи-же, что можетъ еще послужить намъ къ спасенью?

Форкіада.

Вымолвить это легко. Отъ царицы одной все зависитъ,

Какъ охранить и себя, такъ и всѣхъ васъ на придачу.

Нужно рѣшимости тутъ, къ тому-же и самой поспѣшной.

Хоръ.

Ты, изъ Парокъ всѣхъ почтеннѣй, изъ Сивиллъ ты всѣхъ мудрѣй,

Свои ножницы златыя, ты раскрытыми оставь,

Возвѣсти затѣмъ спасенье, возвѣсти намъ ясный день!

Ощущаемъ колебанье нѣжныхъ членовъ странно мы,

Будто воздухъ ужь колышемъ ихъ, а между тѣмъ, вѣдь имъ,

Было-бъ любо развернуться въ пляскѣ радостной, живой,

Отдохнуть потомъ отрадно на возлюбленной груди.

Елена.

Пусть ихъ боятся! Но я, скорбь, а не страхъ ощущаю.

Если-жь, однако, ты знаешь средство къ спасенью, то будетъ

Принято нами оно съ благодарностью! И, въ самомъ дѣлѣ,

Мудрому и дальновидному, вѣдь представляется часто,

Даже сама невозможность возможной. И такъ, говори-же!

Хоръ.

Говори, скажи, скорѣе, какъ намъ петлей избѣжать,

Отвратительныхъ, что будто, унизительный уборъ

Угрожаетъ нашимъ шеямъ? Мы, несчастныя, уже

Ощущаемъ какъ удушье, задохнемся, если насъ,

Рея, мощная ты матерь всѣхъ боговъ, не пощадишь!

Форкіада.

Есть-ли терпѣнье у васъ, чтобъ долгихъ рѣчей вереницу

Выслушать смирно? А много кое-о-чемъ есть разсказовъ.

Хоръ.

Будетъ довольно терпѣнья! Слушая, все-же живемъ мы!

Форкіада.

Дома сидя сохраняетъ богатое кто достоянье,

Стѣны умѣетъ скрѣплять жилища высокаго, кровлю

Противъ напора дождей устроить — преблагополучно

Все для него и пойдетъ на многіе дни его жизни.

Но, для того кто легко за священный рубежъ преступаетъ,

Шагомъ предательскимъ, свой домашній порогъ покидая,

Прежнее мѣсто найдетъ онъ, конечно, когда возвратится,

Но перемѣну вездѣ, если не все въ разрушеньи!

Елена.

Общеизвѣстныя эти къ чему тутъ ведутъ изрѣченья?

Хочешь разсказывать ты; не возбуждай — же къ печали!

Форкіада.

Это исторія, но не упрекъ. Менелай за стяжаньемъ

Плавалъ отъ бухты до бухты, ходомъ судовъ управляя;

Берегъ-ли, островъ-ли, все, непріятельскимъ бралъ онъ набѣгомъ,

И возвращался съ добычей, нагроможденной здѣсь нынѣ.

Предъ Иліономъ провелъ онъ долгое десятилѣтье;

А возвращеніе сколько времени взяло, не знаю.

Дѣлъ положенье, однако, какое, въ мѣстахъ гдѣ Тиндара

Домъ знаменитый? И что происходитъ кругомъ въ государствѣ?

Елена.

Сродны тебѣ, неужель, такъ оскорбленія рѣчи,

Устъ что не можешь раскрыть безъ горькаго ты нареканья?

Форкіада.

Много годовъ какъ покинуты были тѣ дальнія горы,

Въ сѣверъ отъ Спарты что высятся; сзади Тайгетъ, и веселый,

Будто живой ручеекъ, Евротасъ туда льется; а далѣй

Нашу долину широко, межь камышей протекая,

Стаи онъ тамъ лебединыя ваши питаетъ. И въ этомъ

Долѣ нагорномъ, глубоко, одно поселилося племя

Смѣлое; вышло оно изъ тьмы Киммерійской, и крѣпость

Сильную здѣсь, недоступную соорудило, откуда

Край и людей попираетъ по своему усмотрѣнью.

Елена.

Какъ-же могли они это исполнить? Неправдоподобно.

Форкіада.

Времени было довольно у нихъ; лѣтъ вѣдь двадцать, пожалуй.

Елена.

Есть и начальникъ? И много разбойниковъ въ этомъ союзѣ?

Форкіада.

То не разбойники, нѣтъ; одинъ-же у нихъ властелиномъ.

Я не порочу его, хотя отъ него потерпѣла.

Могъ онъ, конечно и всѣмъ завладѣть-бы! Но, добровольнымъ

Даромъ онъ ограничился, не называя то данью.

Елена.

Видомъ каковъ онъ?

Форкіада.

Не дуренъ; мнѣ, такъ онъ нравится очень.

Быстрый, отважный и статный, мало какихъ между Грековъ;

Мужъ онъ разумный къ тому же. Хотя и слыветъ это племя

Варварскимъ, но, полагаю, въ немъ не найти человѣка

Въ лютости равнаго многимъ героямъ, ознаменовавшимъ

Истымъ себя людоѣдствомъ во дни Иліонской осады.

Великодушье его зная, ему довѣряюсь.

Замокъ его-же вотъ стоило бъ вамъ поглядѣть! Это вовсе

Ужъ не похоже на тѣ неуклюжія стѣны, отцами

Вашими нагроможденныя, какъ ни попало; циклопамъ

Уподобляясь, они грубые камни на камни бросали.

Тамъ-же, напротивъ, все правильно, все симметрично. Смотрите

Внѣшность его! Онъ возносится къ небу, такъ прямъ, и такъ крѣпко

Сплоченъ, и зеркально-гладокъ какъ сталь. А подумать взобраться —

Мыслью стремглавъ ужь скользишь. Внутри для дворовъ есть обширныхъ

Много простора, и вкругъ, строенья для цѣлей различныхъ,

Разнаго рода. Увидите вы и колонны, пилястры,

Своды, огивы, алтаны и галлереи, откуда

Взоръ проникаетъ повсюду; есть и гербы.

Хоръ.

Что такое

Значитъ гербы?

Форкіада.

Ужь Аяксъ носилъ, какъ вы знаете сами,

Свившихся змѣй посрединѣ щита; передъ Ѳивами, тоже,

Семь мужей на щитахъ изображенья имѣли

Полныя всякихъ значеній. Видимы были тамъ звѣзды

Неба ночнаго, и мѣсяцъ, богини, герои, и также,

Факелы, лѣстницы есть, мечи, все что гибелью злою

Добрымъ грозитъ городамъ. Изображенья такія-жь

Ярко — цвѣтистыя, наши герои имѣютъ, наслѣдье

Предковъ своихъ. Львы, орлы, павлиньи хвосты, когти, клювы,

Буйвола, также, рога, крылья видны тутъ и розы,

Полосы черныя съ золотомъ и серебромъ, и лазурью

Съ пурпуромъ. Много подобныхъ, длинными идутъ рядами

Вдоль необъятныхъ покоевъ, міру подобно пространныхъ.

Тамъ — вы могли-бъ танцовать!

Хоръ.

Скажи, есть-ли тамъ и танцоры?

Форкіада.

Самые лучшіе! Отроковъ, свѣжихъ и золотокудрыхъ

Цѣлый тамъ сборъ, Такъ и дышатъ юностью!

Въ прежнее время,

Также дышалъ и Парисъ когда онъ приблизился слишкомъ

Къ нашей царицѣ.

Елена.

Изъ роли выходишь совсѣмъ ты! Промолви

Слово послѣднее.

Форкіада.

Это, тебѣ произнесть подобаетъ;

Ясное да ты скажи твердо; въ мгновеніе ока

Замкомъ тебя окружу.

Хоръ.

О! себѣ, какъ и намъ на спасенье,

Молви короткое слово!

Елена.

Какъ! Неужель опасаться

Мнѣ, чтобы царь Менелай жестокимъ ко мнѣ не явился?

Форкіада.

Развѣ забыла ты какъ твоего Деифоба терзалъ онъ,

Брата Париса убитаго въ брани? Деифоба, который

Послѣ столькихъ усилій, тобою вдовой овладѣвши,

Счастливо сталъ, наконецъ, любовью съ тобой наслаждаться.

Уши и носъ онъ обрѣзалъ ему; истерзалъ еще болѣ.

Зрѣлище страшное было.

Елена.

Ради меня онъ то сдѣлалъ.

Форкіада.

Такъ и съ тобой онъ поступитъ, безъ всякаго нынѣ предлога.

Вѣдь красота недѣлима, Тотъ кто владѣлъ ей всецѣло

Вовсе ее уничтожить способенъ, дѣлежъ проклиная.

(Трубные звуки издали. Хоръ трепещетъ)

Рѣзкому трубному звуку, что все существо проникаетъ

Слухъ раздирая, подобна и ревность, впиваясь нещадно

Въ грудь человѣка, который вовѣки того не забудетъ

Чѣмъ обладалъ онъ и что утрачено имъ въ настоящемъ.

Хоръ.

Слышишь гремятъ какъ литавры? Видишь какъ копья сверкаютъ?

Форкіада.

Такъ привѣтъ царю — владыкѣ! Я охотно дамъ отчетъ.

Хоръ.

Что-же мы?

Форкіада.

Вамъ то извѣстно; предъ глазами смерть ея,

Въ ней предчувствуете вашу. Нѣтъ спасенья ужь для васъ.

(Молчаніе).

Елена.

Я разсудила о томъ, на что мнѣ отважиться можно.

Демонъ враждебный ты, я сознаю это слишкомъ, страшася,

Не обратила-бъ во зло ты благо. Во слѣдъ за тобою,

Въ замокъ сначала; знаю все остальное; да будетъ

Каждому то недоступно, что хоронить въ своемъ сердцѣ

Можетъ царица глубоко! Веди насъ, иди-же старуха!

Хоръ.

О, какъ охотно идемъ мы,

Спѣшной стопою,

Смерть позади насъ,

А передъ нами

Выси огромныя

Стѣнъ неприступныхъ.

Пусть же онѣ

Будутъ такою охраной,

Какъ Иліона твердыня,

Павшая только подъ силою

Хитрости низкой.

(Разстилаются облака, туманятъ далъ и приближаются).

Что это? Что!

Вы оглянитеся, сестры!

Развѣ не ясный былъ день?

Кверху, тумановъ

Зыбкія полосы

Тянутся, вотъ, изъ священныхъ

Струй Эвротаса;

Уже исчезъ изъ глазъ

Милый нашъ берегъ,

Зеленью весь окаймленный,

Также и вольныхъ, гордо — красивыхъ,

Тихо скользящихъ

Стай лебединыхъ,

Болѣ не вижу я!

Но, вотъ, однако,

Слышу ихъ голосъ,

Голосъ далекій, рѣзкіе звуки!

Смерть возвѣщаютъ они;

Ахъ, лишь не намъ-бы

Гибель вѣщали

Вмѣсто спасенія,

Радости жданной;

Только не намъ-бы

Сходными съ лебедемъ,

Намъ бѣлоснѣжнымъ

Съ шеями гибкими,

Лишь-бы не ей

Нашей царицѣ

Дочери лебедя.

Горе намъ, горе!

Мракомъ покрылось

Вкругъ все пространство.

Мы ужь не видимъ другъ — друга!

Что-же творится? Идемъ-ли мы? Или

Только скользимъ мы

Быстрымъ движеньемъ.

Видишь? Не Эрмій-ли *)

Самъ передъ нами витаетъ?

Тамъ не сверкаетъ-ли

Его кадуцей золотой,

Насъ призывающій, повелѣвающій

Намъ возвратиться

Въ сумракъ безрадостный,

Неосязаемыхъ

Призраковъ область,

Въ лоно Аида,

Полное вѣчно,

Вѣчно пустое?

Да, внезапный мракъ безъ свѣта, исчезаютъ облака,

И сѣро, и непроглядно. Стѣны взору предстаютъ,

Взору вольному на встрѣчу. Дворъ-ли это? Или ровъ?

Что-бъ то ни было, но страшно! Сестры, мы попались въ плѣнъ,

И въ крѣпчайшій, въ неисходный!

) Эрмій (Гермесъ, Меркурій), вводилъ души умершихъ въ царство тѣней.

(Внутренній дворъ крѣпости, окруженный богатыми, фантастическими средневѣковыми зданіями.)

Корифейка.

Скорыя вы, неразумныя, истое женщинъ подобье!

Мигу подвластныя вы, игралища переворотовъ

Счастья и бѣдъ! Не умѣете вы ни того, ни другаго

Переносить равнодушно! Одна жарко споритъ съ другою,

И поперечатъ ей всѣ остальныя; и въ радости-ль, въ горѣ-ль

Воете вы и хохочете, все однимъ голосомъ. Тише!

Ждите покорно того, что нынѣ, великой душою,

И за себя и за насъ, госпожа удостоитъ рѣшеньемъ.

Елена.

Гдѣ Питонисса ты? Имя какое тебѣ-бъ тамъ ни было

Выступи ты изъ подъ сводовъ этаго мрачнаго замка!

Если къ вождю-же героевъ чудному, съ вѣстью пошла ты,

Чтобъ отъ него мнѣ пріемъ былъ приготовленъ хорошій,

То получи благодарность; къ нему поведи меня. Я-же,

Только желаю конца моихъ странствій, желаю покоя.

Корифейка.

Взоры свои обращаешь напрасно повсюду царица,

Образъ ужасный исчезъ, остался, быть можетъ, въ туманахъ,

Тѣхъ, изъ которыхъ мы вышли и здѣсь очутилися быстро

Шагу не сдѣлавъ. Быть — можетъ, бродитъ она въ лабиринтѣ

Этаго замка, изъ многихъ въ одинъ съединеннаго дивно,

Ищетъ она властелина, чтобы тебѣ уготовить

Должный высокимъ особамъ привѣтъ. Но туда посмотрите!

Множество движется тамъ на верху въ галлереихъ и въ окнахъ,

И подъ порталами, много служителей! Все предвѣщаетъ

Гостепріимную мнѣ и благородную встрѣчу.

Хоръ.

Сердце мое разгорѣлось! Смотрите,

Медленнымъ шагомъ какъ движется стройно

Шествіе юно-прекраснаго сонма.

Какъ-же и чьимъ повелѣньемъ явилась

Милая эта толпа уже статныхъ

Мальчиковъ отроковъ? Ахъ, но чему же

Болѣй дивиться мнѣ? Поступи-ль ловкой

Кудрямъ-ли вкругъ ихъ чела молодаго

Вьющимся? Щечкамъ-ли этимъ румянымъ,

Нѣжнымъ пухомъ какъ персикъ покрытымъ?

Какъ-бы охотно я ихъ укусила,

Только боюсь, потому — что бывали

Случаи — вымолвить даже ужасно!

Ротъ наполнялся внезапно золою. *)

Но, вотъ красавцы

Идутъ сюда;

Что-же несутъ они?

Трона ступени, коверъ и подушку,

Занавѣсъ, также шатра украшенье;

Онъ развернулся

И образуетъ

Облачныхъ много вѣнцовъ

Надъ головою царицы;

Ибо она, приглашенная,

Уже взошла

На возвышенье роскошное.

Вы, подходите, но ступенямъ

Всѣ помѣщайтеся рядомъ!

Трижды достоинъ благословенья

Этотъ привѣтъ.

) Напоминаетъ о плодахъ, произрастающихъ въ окрестностяхъ Мертваго Моря, привлекательныхъ снаружи, внутри-жe наполненныхъ золою.

(Все о чемъ говоритъ хоръ, исполняется постепенно. Послѣ того какъ дѣти и оруженосцы сошли длиннымъ рядомъ, Фаустъ появляется на верху лѣстницы, въ рыцарскомъ придворномъ одѣяніи среднихъ вѣковъ, и сходитъ медленно съ достоинствомъ).

Корифейка.

(Смотря на него пристально).

Ежели боги, какъ часто на то и бываетъ ихъ воля,

Не на короткое время, скоропроходящее, дали

Образъ ему изумленья достойный, видъ полный величья,

И появленье его столь милое не на мгновенье —

Что-бъ ни предпринялъ онъ, будетъ удача — съ мужами-ли въ битвѣ,

Или въ малой войнѣ съ прекрасными женами. Вправду,

Можно отдать предпочтенье ему передъ тѣми которыхъ

Много видѣла я такъ высокоцѣнимыми всюду.

Медленнымъ шагомъ торжественнымъ, сдержаннымъ, полнымъ почтенья,

Вотъ онъ идетъ, властелинъ; о, оглянися, царица!

Фаустъ

(приближается, около него человѣкъ ^закованный въ цѣпи).

Взамѣнъ торжественнѣйшаго привѣта

Взамѣнъ почетнаго пріема, предъ тебя

Привелъ я, вотъ служителя въ оковахъ;

Онъ долгу измѣнивъ, меня лишилъ

Возможности исполнить свой. Пади-же

Предъ этою великою женой,

Сознаніе своей вины повѣдай!

Царица славная! Вотъ человѣкъ,

Съ необычайнымъ пламенемъ во взорѣ,

Назначенный, съ высокой башни, вкругъ,

Обозрѣвать небесное пространство

И ширь земную, зорко наблюдать:

Что тамъ, иль здѣсь, какое предвѣщанье,

Въ долину-ль отъ холмовъ окружныхъ къ намъ,

Къ твердынямъ нашимъ, видно-ли движенье,

Волнуются-ль стада, или ряды

Силъ бранныхъ? — Первыхъ охраняемъ,

На встрѣчу мы идемъ другихъ

А нынѣ-же, какое нерадѣнье!

Грядешь ты — онъ не возвѣщаетъ; нѣтъ,

Для столь высокой гостьи и пріема

Достойнаго, какъ подобало-бъ. Онъ

Погибъ-бы ужь теперь; но лишь одна,

Карать и миловать ты можешь произвольно.

Елена.

Высокое достоинство ты мнѣ

Предоставляешь — судъ съ верховной властью;

Хотя, какъ думаю, испытываешь ты

Меня — но долгъ судьи исполню первый:

Выслушивать виновныхъ. Говори!

Линкей сторожъ башни.

Преклоненъ я, въ созерцаньи,

Жизни-ль, смерти-ль, даруй мнѣ!

Преданъ весь ужь, всѣмъ сознаньемъ

Богоданной я женѣ.

Нѣги утренней, желанной,

Поджидалъ съ востока я —

Солнце-жь вдругъ взошло, нежданно,

Съ юга чудно заблестя.

Тутъ, не могъ отвесть я взора,

Наблюдать высь, глубину,

Иль небесъ, земли-ль простора —

Видѣлъ лишь ее одну.

Одаренъ лучемъ я зрѣнья —

Рысьей зоркостью съ деревъ —

А метался я въ томленьи

Какъ во тьмѣ глубокихъ сновъ.

Какъ опомниться мнѣ, гдѣ я?

Башня? Стѣны? Ворота?

Разошлись туманы рѣя —

И богинь идетъ краса!

Глазомъ, сердцемъ къ ней влекомый,

Кроткимъ свѣтомъ упоенъ —

Силой, слишкомъ ей знакомой,

Былъ я, бѣдный, ослѣпленъ.

Долгъ презрѣвъ въ чаду забвенья,

Звучный рогъ забылъ я свой —

О, грози уничтоженьемъ,

Гнѣвъ смягчится красотой!

Елена.

Сама я злу причиной, не дерзаю

Я и карать его. О, горе мнѣ!

Гнететъ меня судьбина роковая,

Въ сердца мужей смущеніе вношу,

И вотъ они, тогда, безъ сожалѣнья,

Себя, другихъ, считаютъ за ничто.

Сражаясь, обольщая, похищая,

Герои, боги, полубоги, всѣ,

И демоны меня вводили въ заблужденье

Повсюду. Такъ, я въ образѣ одномъ

Смутила міръ, въ двойномъ еще сильнѣе,

Потомъ тройной, учетверенный видъ

Повлекъ и бѣдствіе за бѣдствіемъ съ собою.

Его-жь ты отпусти, и доброму ему

Свободу дай. Богами обольщенный

Не долженъ быть позоромъ заклейменъ!

Фаустъ.

Царица! Я взираю съ изумленьемъ:

Тутъ всепобѣдная, и побѣжденный тутъ;

Я вижу лукъ стрѣлу пустившій, вижу

И пораженнаго. И мѣтко такъ въ меня

Впиваются все стрѣлы за стрѣлами;

Отвсюду, чувствую, пернатыя, свистя,

Летятъ, пространство все, весь замокъ наполняя.

Что я теперь? Ты обращаешь вмигъ

Въ мятежниковъ людей мнѣ преданныхъ, и самыхъ

Ужь стѣнъ моихъ защита не вѣрна.

Боюся я, чтобъ войско не склонилось

Къ побѣдоносной и непокоримой. Что-жь

Осталось мнѣ, какъ не предать всецѣло

Тебѣ, себя, и все чѣмъ я мечталъ

Доселѣ обладать? И такъ, дозволь-же,

Свободно, вѣрно, мнѣ у ногъ твоихъ,

Признать тебя владычицей, которой

Едва вступившей все покорено уже.

Линкей

(съ ларцемъ, за нимъ люди несущіе другіе ларцы).

Вотъ я, взгляни изъ состраданья!

Богачъ здѣсь проситъ подаянья;

Вмигъ, на тебя поднявъ лишь взглядъ,

Онъ нищъ и царственно богатъ.

Чѣмъ былъ я? Что теперь? Чего-же

Хотѣть? Что дѣлать? Чѣмъ поможетъ

Молніеносный взоръ мой? Онъ

У трона твоего сраженъ.

Пришли съ Востока мы — и вскорѣ

Сталъ Западъ нашъ. Въ великомъ сборѣ

Народовъ, первымъ кто стоялъ,

Тотъ, про послѣдняго не зналъ.

И первый палъ, чередъ втораго,

Копье тамъ третьяго готово.

За каждымъ сотни силъ другихъ,

А жертвъ — и не считали ихъ.

Стремительно врываясь, съ бою,

Влекли побѣды за собою.

Гдѣ нынѣ властвовалъ я самъ,

Другой заутра грабилъ тамъ.

Осмотръ былъ сдѣланъ торопливый;

Тотъ овладѣлъ женой красивой

И крѣпконогимъ тотъ быкомъ;

Коней всѣхъ увели гуртомъ.

А я лишь думалъ о предметѣ

Какомъ-либо рѣдчайшемъ въ свѣтѣ,

И то чѣмъ обладалъ другой

Казалось сорной мнѣ травой.

Я прослѣдилъ повсюду клады,

Ведомый зрѣньемъ; безъ преграды,

Глядѣлъ я и въ карманы всѣ,

Сундукъ прозраченъ каждый мнѣ.

Что золота въ моемъ владѣньи!

А лучше-же всего каменья;

Но изумрудъ одинъ цвѣсти

Достоинъ у твоей груди.

Вотъ, межь ушей и устъ, готова

Дрожать и капли съ дна морскаго;

Пристыжены рубины — ихъ

Затмилъ румянецъ щекъ твоихъ.

Сокровищъ груды, не считая,

Къ твоимъ стопамъ теперь слагаю;

Повергнута передъ тобой

Вся жатва крови пролитой.

Ларцовъ здѣсь много, есть и больше

Ихъ у меня. Служить позволь-же

Тебѣ; наполнить повели

Казнохранилища твои.

Ты на престолъ едва вступила,

Какъ разумъ, и богатство, сила,

Смирились, преклонились вмигъ

Единственный узрѣвши ликъ.

Что я берегъ, теперь наружу;

Бери-же собственность твою-же;

Высоко прежде все цѣня.

Какъ все ничтожно, вижу я!

Чѣмъ обладалъ я, то пропало:

Все злакъ подкошенный и вялый;

О, яснымъ взоромъ погляди,

Всему всю цѣну возврати!

Фаустъ.

Прочь удали ты грузъ добытый смѣло,

Хоть безъ укора, но и безъ награды тожь.

Она и такъ всецѣло обладаетъ

Тѣмъ въ лонѣ замка что заключено, и ей

Все предлагать частями безполезно.

Ступай, въ порядкѣ стройномъ, громозди

Сокровища! Несмѣтной, небывалой,

Намъ роскоши создай ты образецъ!

Какъ небеса, чтобъ своды засверкали!

Бездушной жизни рай устрой!

Чтобы предъ ней развертывались дивно

Ковры цвѣтные! Чтобъ ея стопы

Поверхность нѣжную здѣсь попирали,

И взоръ въ такомъ-бы блескѣ утопалъ

Который лишь боговъ не ослѣпляетъ.

Линкей.

Повелѣніе легко;

Вмигъ слуга свершитъ его;

Достоянье-жь, кровь, подвластно

Все ей гордой и прекрасной.

Рать смирна и мечъ тупой

Держитъ слабою рукой;

Передъ образомъ блестящимъ

Солнце тусклымъ, холодящимъ

Только призракомъ глядитъ;

Лика такъ чудесенъ видъ —

Предъ сіяющимъ роскошно

Пусто все, и все ничтожно.

(Уходитъ).

Елена (Фаусту).

Желаю я съ тобой поговорить, но ты

Сюда, ко мнѣ взойди сначала. Призываетъ

Пустое мѣсто властелина — мнѣ-жь

И моего здѣсь утверждаетъ нынѣ.

Фаустъ.

Дозволь-же мнѣ, великая жена,

Коленопреклоненному, вопервыхъ,

На вѣрноподданность себя теперь обречь,

И руку ту, меня которая возводитъ

Къ тебѣ, дозволь облобызать. И такъ

Ты соправителемъ меня теперь въ владѣньи

Твоимъ безмѣрнымъ царствомъ утверди,

И тѣмъ пріобрѣти въ одномъ лицѣ отнынѣ,

Поклонника, слугу, хранителя себѣ!

Елена.

Чудесъ я разныхъ много вижу, слышу,

Я, въ изумленіи, о многомъ здѣсь

Хотѣла-бы спросить. Но почему-же,

Скажи, того мнѣ человѣка рѣчь

Звучала странно такъ, и странно и пріятно?

Созвучіе одно къ другому льнетъ,

И сообщилося едва со слухомъ слово —

Другое вслѣдъ ласкается къ нему. *)

) Риѳма была неизвѣстна древнимъ,

Фаустъ.

Коль разговоръ ужь нашего народа

Тебѣ понравился, то восхититъ тебя,

Навѣрно, пѣніе, глубоко услаждая

И слухъ и душу всю. Чтобъ это доказать,

Примѣромъ на себѣ теперь мы испытаемъ;

На это вызоветъ простой обмѣнъ рѣчей.

Елена.

Съумѣю-ль говорить такимъ прекраснымъ словомъ?

Фаустъ.

Легко — изъ сердца все польется ужь готовымъ,

Восторгомъ грудь полна-ль и глянешь той порой

Вокругъ, и спросишь —

Елена.

Кто, здѣсь заодно со мной?

Фаустъ.

Ни постороннему, ни прошлому нѣтъ власти

Тогда надъ духомъ — мигъ лишь настоящій —

Елена.

Счастье.

Фаустъ.

Въ немъ все, богатство, власть, залогъ и даръ святой;

Кѣмъ подтвердится-же все то?

Елена.

Моей рукой.

Хоръ.

Кто упрекнулъ-бы царицу

Въ томъ что она проявляетъ

Дружбу къ владѣтелю замка?

Ибо сознайтесь, что всѣ мы —

Узницы, такъ какъ ужь часто

Были со времени бѣдственной

Участи Трои и страшнаго

Странствія горькаго.

Жены привыкшія къ любви мужей

Выборъ не дѣлаютъ,

Но знаютъ толкъ;

Какъ пастухамъ златокудрымъ,

Такъ Фавнамъ, порой, черногривымъ,

Случаемъ только,

Надъ ихъ трепещущимъ тѣломъ

Равное право дается.

Ближе и ближе другъ — къ другу,

Уже склоняются,

Тихо, плечо съ плечомъ,

Руки сплетая,

Нѣжатся, зыблясь на мягкой

Роскоши трона;

Міра великимъ

Нѣтъ въ томъ стѣсненія,

Передъ глазами народа,

Радостей тайныхъ избытокъ

Явно выказывать.

Елена.

Какъ будто вдаль гляжу, и будто такъ близка

И радостно твержу: Я здѣсь! Я здѣсь сама!

Фаустъ.

Едва дышу, смущенъ, словъ, выраженій нѣтъ;

Все это только сонъ! Гдѣ время, мѣсто, свѣтъ?

Елена.

Я, мнится мнѣ, давно жила — и вновь живу,

Слилась съ безвѣстнымъ, но, уже вѣрна ему!

Фаустъ.

Непостижимый рокъ изслѣдывать начто?

Существованье долгъ, хотя-бъ на мигъ дано.

Форкіада (входя стремительно).

Букваря любви какъ съ-нова,

Разбирать за словомъ слово,

Время тратить изъ пустаго —

Нѣтъ, не та теперь пора!

Иль не чуете, глухою

Что-то близится грозою?

Зазвучали трубы къ бою!

Злая гибель ужь близка.

Средь народнаго потока

Менелай самъ недалеко;

Горекъ споръ съ нимъ! Побѣжденъ,

Вражьей ратью окруженный,

Какъ Дейфобъ ты искаженный,

Здѣсь поплатишься за женъ.

Ждетъ ихъ глупыхъ тварей петля,

Будетъ вслѣдъ затѣмъ, немедля,

Приготовлено уже

Остріе сѣкиры, вѣрьте,

И у жертвенника, смерти

Не избѣгнуть госпожѣ.

Фаустъ.

Дерзкой помѣхою намъ, врывается эта внезапно!

Я средь опасности я не терплю даже, буйства безъ смысла.

Самый красивый посолъ безобразенъ съ несчастною вѣстью,

Ты-же, само безобразіе, только приносишь охотно

Вѣсть злополучную — но, неудачно для этаго раза!

Можешь ты рѣчью пустою своей оглашать все пространство,

Признака нѣтъ здѣсь опасности; даже сама и опасность

Только-бы нынѣ одною вздорной угрозой казалась.

(Сигналы, взрывы съ башенъ; трубы и литавры; военная музыка; сильная армія проходитъ рядами).

Геройскій кругъ фаланги цѣлой,

Кругъ неразрывный, узришь вмигъ!

Достоинъ женъ любви лишь смѣлый

Кто мощно охраняетъ ихъ.

(Вождямъ выходящимъ изъ строя и приближающимся).

Вы, скрытый пылъ которыхъ, прочный

Залогъ вѣрнѣйшихъ вамъ побѣдъ,

Вы, юный цвѣтъ страны полночной,

Вы, силъ востока пышный цвѣтъ!

Въ сталь заключенъ, обвитъ сіяньемъ,

Сонмъ разрушавшій царства, вотъ

Онъ близко — почва въ колебаньи,

Проходитъ — гулъ за нимъ идетъ.

На берегъ Пилоса взошли мы —

Нѣтъ старца Нестора! Оковъ

Не знаетъ сонмъ несокрушимый —

Расторгъ союзы онъ царьковъ.

Отъ этихъ стѣнъ вы Менелая

Тѣсните къ морю вспять; тогда

Онъ можетъ грабить тамъ, блуждая —

Его призванье то, судьба.

Владычицы Спартанской волей,

Привѣтъ вамъ герцоги! Къ стопамъ

Ея, долины, горы! Долей

Вся прибыль царства будетъ вамъ.

Коринѳа бухты охраняя,

Яви, Германецъ, мощь твою!

И Готѳу твердому, Ахаію

Съ ея ущельями даю.

Къ Элису Франки; а Мессеной

Саксонецъ будетъ надѣленъ;

Норману море будь ареной

И Арголисъ воздвигнетъ онъ.

Въ своемъ владѣньи жить въ покоѣ,

Громить извнѣ данъ произволъ;

Но Спарта будетъ вамъ главою,

Царицы вѣковой престолъ.

Ей въ радость видѣть васъ въ томъ краѣ,

Гдѣ недостатка въ благахъ нѣтъ;

Къ ней, чтобъ принять, ей довѣряя,

Рѣшенье, и права, и свѣтъ!

(Фаустъ сходитъ съ возвышенья; вожди окружаютъ его для выслушанія его приказаній и распоряженій).

Хоръ.

Кто самой прекрасной

Хочетъ владѣть,

Долженъ вопервыхъ

Во всеоружіи быть!

Ласкою онъ пріобрѣлъ

Высшее счастье земное;

Мирнаго-жь нѣтъ обладанья:

Хитрые выманятъ лестью,

Хищники силой отнимутъ;

Этому какъ воспрепятствовать,

Долженъ обдумать онъ.

Я восхваляю владѣльца нашего,

Выше всѣхъ прочихъ цѣню,

Смѣло, умно заключилъ онъ союзы,

Такъ что могучіе

Стоя предъ нимъ всѣ внимаютъ

Знака его ожидая,

Вѣрно велѣнія всѣ исполняютъ,

Каждый на пользу себѣ

И въ благодарность властителю,

Имъ-же обоимъ для славы великой.

Ибо похитить ее у могучаго

Кто-бы возмогъ теперь?

Это его принадлежность,

Такъ за нимъ признана будь;

Нами-жь вдвойнѣ признается,

Нами, которыхъ

Вмѣстѣ съ ней, оградилъ онъ

Крѣпкими стѣнами,

Войскомъ сильнѣйшимъ,

Фаустъ.

Роскошнымъ даромъ обладая,

Владѣть идетъ пусть каждый имъ!

Мы остаемся; въ центрѣ края

Свое господство утвердимъ.

И охранять тебя всѣ будутъ,

Нашъ полуостровъ дорогой,

Тебя ласкаемаго всюду

Игриво скачущей волной,

Тебя, что край связалъ сосѣдній,

Холмистой цѣпью чуть держа,

Съ гранитной отраслью, послѣдней

Изъ Европейскаго кряжа.

Межь странъ другихъ, ты будь свѣтило,

Блаженна въ родъ и родъ! Тебя

Царица нынѣ покорила,

Тебѣ былъ первый взглядъ ея,

Когда явилася сверкая,

Средь Евротасскихъ камышей,

Она, взоръ братьевъ ослѣпляя

И самой матери своей!

Къ тебѣ склонясь, свой даръ прекрасный

Тебѣ несетъ цвѣтущій край.

О, всей землѣ тебѣ подвластной

Отчизну ты предпочитай!

Хоть горная глава зубчатая, стрѣлою

Холоднаго луча еще поражена,

Лишь камень зеленью повьется молодою,

Коза тамъ щиплетъ кормъ, проворна и жадна.

Бьютъ родники, ручьи слились, шумятъ струями,

Зазеленѣло все, отлоги, и луга,

И бездны: на поляхъ, изрѣзанныхъ холмами,

Богаторунныя разсыпались стада.

Шагаютъ медленно, отдѣльно, осторожно,

Рогатые быки къ стремнистымъ берегамъ,

Гдѣ и пріютъ имъ всѣмъ готовый и надежный

Въ скалахъ, подъ сотнею пещерныхъ сводовъ тамъ.

Ихъ Панъ хранитъ; въ тѣни ущелія прохладной

Обитель нимфъ, средь свѣжести кустовъ;

Стремясь-же къ горному пространству, страстно, жадно,

Вздымается семья, вѣтвистыхъ вотъ деревъ.

То древніе лѣса! Вотъ дубъ могучій, съ вѣтвью

Упорно вѣтвь сцѣпляется, и кленъ

Здѣсь стройно высится, полнъ сладкихъ соковъ, сѣтью

Листвы узорчатой своей играетъ онъ.

Въ укромной-же тѣни, струяся благодатно,

Готово дѣтямъ и ягнятамъ молоко;

Медъ каплетъ изъ дупла; долина здѣсь богата

Плодами зрѣлыми, они недалеко.

Здѣсь всѣмъ наслѣдственно веселье,

Ланиты и уста цвѣтутъ;

Безсмертенъ всякъ въ своемъ удѣлѣ,

Здоровье, счастливы всѣ тутъ.

Дитя, подъ небомъ полнымъ свѣта,

Здѣсь быстро входитъ въ силу, намъ

На диво; ждемъ еще отвѣта:

Причесть ихъ къ людямъ иль къ богамъ?

Какъ образъ пастуха былъ принятъ Аполлономъ

Красивый самый схожъ былъ съ нимъ;.

Природа властвуетъ гдѣ въ кругѣ неуклонномъ,

Міровъ союзъ нераздѣлимъ.

(садится возлѣ Елены).

Тебѣ и мнѣ, судьбу пришлось извѣдать эту;

Забвенью прошлое все предано теперь!

Прочувствуй-же себя, принадлежа ко свѣту

Ты первозданному, божественная дщерь!

Нѣтъ, въ крѣпкихъ стѣнахъ ты не будешь заключенной,

И есть еще для насъ отрадныя мѣста,

Пріютъ плѣнительный и къ Спартѣ приближенный —

То вѣчно — юная Аркадіи страна!

И привлеченная къ блаженнѣйшему краю,

Спаслась теперь для ясной ты судьбы;

Цвѣтетъ все, тронъ въ навѣсъ зеленый превращая;

Аркадски — счастливы, свободны будемъ мы!

(Сцена перемѣняется. Ряды гротовъ покрытыхъ густою листвой. Тѣнистая роща достигающая до вершинъ утесовъ окаймляющихъ пространство. Не видно ни Фауста, ни Елены. Весь хоръ спитъ, разсѣявшись въ разныхъ мѣстахъ)

Форкіада.

Сколько здѣсь времени спятъ дѣвицы, про это не знаю;

Снилось-ли имъ, то что въявь мнѣ предъ глазами предстало,

Это мнѣ тожъ неизвѣстно, и потому разбужу ихъ,

На удивленіе имъ молодымъ, да и вамъ бородатымъ,

Тамъ всѣмъ сидящимъ внизу, въ ожиданьи рѣшенія чуда,

Дива достойнаго вѣры. Живо, вставайте! Вставайте!

Кудри скорѣй отряхните! Сонъ изъ очей прочь гоните!

Да, не мигайте-же такъ! Слушать меня со вниманьемъ!

Хоръ.

Что тамъ чуднаго случилось! Говори-же, разскажи!

Рады слушать то, чему-бы и повѣрить не могли,

Потому что намъ прескучно на утесы лишь глядѣть.

Форкіада.

Лишь глаза протерли, дѣти, и скучаете уже?

Ну, такъ знайте-жь: Въ этихъ гротахъ, и въ ущельяхъ, средь кустовъ

И пріютъ есть и защита идиллической четѣ,

Властелину съ госпожею.

Хоръ.

Тамъ! Ужель?

Форкіада.

Отчуждены

Тамъ отъ свѣта, лишь призвали для услугъ меня одну.

Почесть эту ощущая, хоть вблизи держалась я,

Какъ довѣренной-же должно, занималась чѣмъ другимъ;

Я туда, сюда бродила, мохъ, коренья и кору,

Свойства зная ихъ, сбирала; такъ остались тѣ вдвоемъ.

Хоръ.

Говоришь про это точно представляешь цѣлый міръ.

Лѣсъ, луга, ручьи, озера! Что за сказки ты плетешь?

Форкіада.

А конечно, вы невѣжды! Неизвѣданная глубь,

Вслѣдъ за залами тамъ залы, за дворами тамъ дворы,

Все открыла я въ раздумьи ходя тамъ. Внезапно, вотъ,

Въ необъятныхъ тѣхъ пространствахъ, раздается звонкій смѣхъ;

Заглянула я, и вижу: Мальчикъ, къ мужу отъ жены,

Прыгнулъ живо; отъ отца-же снова къ матери потомъ.

Ласки, шалости, возгласы, шутки рѣзвыя любви,

Крики радостныхъ порывовъ, оглушили вдругъ меня.

Фавнъ, безъ грубости животной, голый геній, но безъ крылъ,

Онъ по твердой почвѣ скачетъ, но въ воздушную все высь

Вновь отбрасываетъ почва, такъ что съ третьяго прыжка,

Со втораго-ль, достигаетъ верхнихъ сводовъ. Мать тогда

Съ опасеніемъ взываетъ:, вволю прыгай, но летать

Берегись! Полетъ свободный воспрещенъ тебѣ!" Отецъ,

Такъ заботливо вѣщаетъ: «То что кверху мчитъ тебя,

То земли упругость; къ почвѣ прикоснись ногой слегка,

И мгновенно ты окрѣпнешь какъ дитя земли Антей.»

И вотъ скачетъ онъ по глыбамъ этихъ скалъ, изъ края въ край,

И, кругомъ, повсюду, словно мячъ бросаемый. Но вдругъ,

Онъ въ разсѣлинѣ стремнины исчезаетъ. Мнится намъ,

Что погибъ онъ. Мать горюетъ, съ утѣшеньемъ къ ней отецъ….

Я — жь плечами пожимая, въ смертномъ страхѣ тутъ стою.

И опять что за явленье? Кладъ-ли тамъ зарытъ лежалъ?

Какъ въ цвѣтистыя одежды онъ достойно облеченъ!

Ленты грудь всю обвиваютъ, ниспадаютъ кисти съ рукъ,

Держитъ лиру золотую, точно Фебъ — малютка; онъ

Прямо къ выступу обрыва поднимается; и бодръ

Онъ и веселъ! Мы дивимся! А родителей восторгъ!

Такъ въ объятія другъ-друга и упали. Вкругъ чела,

Что-же это такъ сіяетъ? Что за блескъ, не отгадать;

Золотой уборъ, иль пламя, сверхъестественный огонь,

Силы генія? Какъ живы всѣ движенія его!

Видѣнъ въ немъ законодатель ужь прекраснаго во всемъ,

Съ этихъ поръ; мелодій вѣчныхъ онъ исполненъ въ существѣ.

Такъ, услышите вы скоро, такъ, увидите его,

Къ изумленью и восторгу безъ примѣра и границъ.

Хоръ.

Въ Критѣ рожденная

Это ты чудомъ зовешь?

Слово пѣвца въ назиданье,

Вѣрно, не слушала ты?

Также, конечно, не знаешь

Ты Іонійской, Элладской

Роскоши древнихъ сказаній,

Дивныхъ, божественно — славныхъ?

Все что теперь происходитъ —

Жалкое эхо одно,

Отзвукъ прекрасныхъ

Дней прежнихъ;

Твой-же разсказъ не сравнится

Съ тѣмъ что вымыселъ милый,

Правды самой вѣроятнѣй,

Пѣлъ намъ про Маіи сына.

Нянекъ болтливыхъ толпа,

Глупой привычкѣ покорныхъ,

Новорожденнаго,

Нѣжнаго, сильнаго,

Въ пухъ чистѣйшаго ложа кладетъ,

И обвиваютъ его дорогими

Узами свѣтлыхъ пеленокъ;

Онъ-же, хитрецъ,

Крѣпкій и нѣжный,

Ловко, упругіе,

Гибкіе члены,

Выправивъ,

Вмѣсто себя оставляетъ

Лишь оболочку пурпурную,

Гнетомъ тяжелымъ стѣснявшую;

Съ бабочкой сходенъ развившейся,

Крылья расправивъ, которая,

Вонъ изъ кокона

Гдѣ коченѣла,

Такъ ускользаетъ проворно,

И уже смѣло и рѣзво порхаетъ

Въ свѣтломъ эѳирѣ

Солнцемъ проникнутомъ.

Такъ, несравненный въ проворствѣ,

Тотчасъ себя проявилъ

Въ самыхъ тончайшихъ продѣлкахъ,

Демономъ онъ покровителемъ

Грабящихъ всѣхъ и обманщиковъ,

Выгодъ искателей.

Быстро, трезубецъ владыки морей

Онъ похищаетъ,

Даже и мечъ изъ ноженъ у Арея,

Лукъ со стрѣлою у Феба,

Какъ у Гефеста щипцы.

Взялъ-бы онъ даже перуны

Зевса отца,

Если-бъ огня не страшился;

Онъ побѣждаетъ Эрота,

Съ ногъ его сбивши въ борьбѣ,

Пользуясь лаской Киприды

Поясъ ея онъ съ груди похищаетъ.

(Изъ нѣдръ грота раздаются плѣнительные, чистые струнные звуки. Всѣ прислушиваются и кажутся глубоко растроганными. Съ этого мгновенія, до означенной паузы продолжается полнозвучная музыка).

Форкіада.

Звукамъ милымъ вы внимайте!

Басни прочь! И старый сбродъ

Вашихъ всѣхъ боговъ бросайте —

Ужь прошелъ его чередъ.

Все въ васъ смыслъ ужь потеряло,

Дани высшей нужно намъ:

Чтобъ изъ сердца истекало

То что льнуть должно къ сердцамъ!

(Удаляется опятъ въ утесы).

Хоръ.

Если страшное творенье

Ласкѣ звуковъ поддалось,

Мы новѣйшаго рожденья,

Такъ растроганы до слезъ!

День пусть меркнетъ невозбранно —

На душѣ разсвѣтъ зари!

Міръ чего не дастъ пространный,

Мы въ сердцахъ своихъ нашли.

Елена. Фаустъ. Евфоріонъ *) въ одеждѣ выше описанной.

) По преданію, это было имя крылатаго сына Клены и Ахилла призрака. Евфоріононъ олицетворенная здѣсь новая поэзія рождается отъ соединенія двухъ элементовъ — античнаго и романтическаго.

Евфоріонъ.

Пѣсни дѣтскія пою-ли,

Вы и радостны вполнѣ,

И взыграютъ, поскачу-ли,

Въ васъ сердца родные мнѣ.

Елена.

Да, для счастія людскаго

Двухъ любовь соединитъ,

Для восторга-жь неземнаго

Третьимъ щедро надѣлитъ.

Фаустъ.

Все теперь пріобрѣли мы:

И я твой, и ты моя;

Стали мы нераздѣлимы —

Быть иному и нельзя.

Хоръ.

Дѣтскій образъ этотъ ясный

Многихъ лѣтъ отрады слилъ

Въ этихъ двухъ; союзъ прекрасный,

Кто-бы имъ не тронутъ былъ!

Евфоріонъ.

Дайте-жь на волѣ

Прыгать, скакать!

Выси раздолье

Все облетать!

Дальше стремлюсь я,

Вверхъ понесусь я.

Фаустъ.

Тише! Умѣрь

Только стремленье!

Мы ужь теперь

Въ страхѣ паденья,

Гибели злой,

Сынъ дорогой.

Евфоріонъ.

Нѣтъ, не держите!

Прочь отъ земли!

Руки пустите,

Кудри мои!

И платье то-же,

Все вѣдь мое-же!

Елена.

Чей же ты самъ?

Или не знаешь

Больно какъ намъ,

Что разрушаешь

Даръ намъ святой

Жизни тройной!

Хоръ.

Скоро, боюся,

Гибель союза.

Елена и Фаустъ.

О укроти

Бурю стремленій,

Ради любви

Къ намъ! Средь веселій

Сельскихъ, нашъ край

Ты украшай.

Евфоріонъ.

Вамъ лишь въ угоду

Я удержусь.

(вмѣшивается въ хоръ и увлекаетъ его въ пляску).

По хороводу

Легче промчусь.

Музыка въ тактъ-ли?

Движемся такъ-ли?

Елена.

Вѣрно! Ступай,

Въ пляскѣ порхай

Съ ними на славу.

Фаустъ.

Кончить пора!

Эта игра

Мнѣ не въ забаву.

Евфоріонъ и Хоръ

(танцуютъ и поютъ сплетаясь рядами).

Какъ нѣжными руками

Ты мило разведешь,

Блестящими кудрями

Какъ смѣло ты встряхнешь.

Какъ легкою ногою

Скользишь ты надъ землею,

Мелькая тамъ и сямъ

Такъ ловко по рядамъ,

Ты цѣли достигаешь,

Прекрасное дитя,

Сердца всѣ привлекаешь,

Всѣ любимъ мы тебя.

Евфоріонъ.

Быстрыхъ васъ ланей

Много здѣсь! Ну,

Мчимся-же далѣй —

Вздумалъ игру:

Стану я гнаться,

Будьте вы дичь!

Хоръ.

Нужно-ль стараться

Насъ чтобъ настичь?

Всѣ безъ изъятья,

Мы — бы тебя

Взяли въ объятья,

Прелесть дитя!

Евфоріонъ.

Дебри лѣсныя,

Камни и ими я

Всѣ проскачу,

Какъ я хочу.

То мнѣ постыло

Въ чемъ нѣтъ преградъ,

Взятому силой

Только я радъ.

Елена и Фаустъ.

Что за бѣшеная шалость!

Къ укрощенью хоть на малость,

Нѣтъ надежды! По лѣсамъ,

По долинамъ, звуки рога

Раздаются! Что-же тамъ?

Крикъ, смятеніе, тревога!

Хоръ

(вбѣгаютъ быстро по одиночкѣ)

Насмѣхаясь надъ толпой

Пробѣжалъ съ презрѣньемъ мимо!

За одной неукротимой

Гнался…. Вотъ онъ съ ней самой.

Евфоріонъ

(внося на рукахъ молодую дѣвушку)

Вотъ и любо! Я дикаркой

Овладѣлъ, тащу сюда!

Цѣловать я буду жарко

Непокорныя уста,

Грудь строптивую прижму я,

Силу воли покажу я!

Дѣвушка.

Прочь, пусти! Оставь меня!

Въ оболочкѣ этой тоже,

Смѣлый, твердый духъ! Моя

Вѣдь съ твоею воля схожа —

Не поборешь такъ легко.

Ты не думаешь-ли, что

Такъ меня и полонила

Крѣпость рукъ твоихъ? Что сила!

Хоть держи — сожгу тебя

Я, безумнаго, шутя

(она пылаетъ и вспыхиваетъ вверхъ).

Полети за мной отъ міра

Въ область легкую эфира,

Въ глуби мертвыя земли, —

Цѣль пропавшую лови.

Евфоріонъ.

(отряхая остатки пламени).

Въ чащѣ древесной,

Каменныхъ грудъ

Глыбы здѣсь — тѣсно!

Мѣсто-ль мнѣ тутъ?

Свѣжъ я и молодъ,

Силы я полнъ!

Гулъ слышу волнъ,

Бурей тамъ грохотъ,

Но вдалекѣ

Ближе-бы мнѣ!

(Онъ скачетъ все выше и выше по утесамъ).

Елена, Фаустъ и Хоръ.

Подражаешь сернѣ горной?

Ты низвергнешься упорный!

Евфоріонъ.

Выше долженъ я взлетать,

Далѣй взоромъ проникать!

Вотъ, теперь, знаю!

Я въ островѣ томъ,

Въ Пелопсовомъ краѣ

Морю и сушѣ родномъ.

Хоръ

Коль не можешь, въ самомъ дѣлѣ,

Жить гдѣ малъ тебѣ просторъ,

Средь лѣсовъ и среди горъ,

Для тебя-бъ найти съумѣли

Виноградниковъ ряды,

На холмахъ, гдѣ налитыя

Сокомъ грозды, золотыя

Мы достали-бы плоды,

Фиги, яблоки…. О, милый!

Оставайся съ нами ты

Въ миломъ краѣ нѣги мирной!

Евфоріонъ.

Мирные дни

Снятся вамъ? Чтоже,

Въ грезахъ и спи

Кто только можетъ!

Лозунгъ — война!

Пѣсня побѣды слышна.

Хоръ.

Тѣ что ждутъ браней

Средь тишины,

Благъ упованій

Всѣхъ лишены.

Евфоріонъ.

Всѣмъ свѣтъ узрѣвшимъ

Въ этой странѣ,

Ужасъ презрѣвшимъ

Въ страшной борьбѣ,

Имъ, расточителямъ

Крови своей,

Вольнымъ воителямъ,

Въ духъ свѣтлый чей

Не проникаетъ

Мракъ никогда —

Всѣмъ да сіяетъ

Счастья звѣзда!

Хоръ.

Какъ взлетѣлъ! Но въ этой дали,

Все-же кажется не малъ!

Какъ сверканьемъ яркимъ стали,

Какъ оружьемъ заблисталъ!

Евфоріонъ

Что тамъ стѣны, что тамъ волны!

Нѣтъ ихъ болѣ! Если полный

Лишь сознанья своего

Будетъ каждый мужъ отнынѣ,

Неприступная твердыня

Грудь желѣзная его!

Не хотите жить въ неволѣ,

Такъ, съ оружьемъ легкимъ въ поле!

Амазонки — жены въ бой!

Каждый отрокъ будь герой!

Хоръ.

Поэзія святая!

Лети на небеса!

Прекрасная, сверкая,

Гори, гори звѣзда,

Все выше, выше, далѣ

Въ пространствѣ горней дали!

И отзвукъ съ высоты

Съ отрадой слышимъ мы!

Евфоріонъ.

Я не дитя! Боецъ свободный,

Въ доспѣхахъ воинъ молодой,

И всей уже своей душой

Со смѣлымъ, сильнымъ, вольнымъ сродный.

Впередъ, впередъ!

Туда зоветъ,

Туда, гдѣ поле славы ждетъ.

Елена и Фаустъ.

Къ жизни ты едва призванный,

Ты, едва узрѣвшій свѣтъ,

Мчишься ты стезею бѣдъ

Въ омутъ скорби несказанной!

Или мы

Всѣ чужды,

И союзъ нашъ сна мечты?

Евфоріонъ.

Громы слышите — ль на морѣ?

Грохотъ, гулъ изъ дола въ долъ?

Тѣсно, въ прахѣ и средь волнъ,

На мученье и на горе

Мчится рать!

Умирать —

Лозунгъ нашъ; легко понять.

Елена, Фаустъ и Хоръ.

Что за ужасъ! Неужели

Смерть обязанность твоя?

Евфоріонъ.

Заодно въ ихъ скорбяхъ я —

Вдалекѣ отъ нихъ быть мнѣ — ли

Тѣ-же.

Гордость, опасность тутъ!

Смерть неминучая!

Евфоріонъ.

Пусть такъ! Растутъ

Крылья могучія!

Долженъ, хочу

Тамъ быть! И вольно

Я полечу!

Онъ устремляется въ воздушное пространство; одежды его поддерживаютъ на мгновеніе, голова его сіяетъ, свѣтлый лучъ струится за нимъ.

Хоръ.

Икаръ! о, страданій довольно!

Прекрасный юноша низвергается къ ногамъ родителей; въ мертвомъ будто видны знакомыя черты; *) но земное его мгновенно исчезаетъ, ореолъ восходитъ на небеса какъ комета; платье, лира и мантія остаются на землѣ.

) Байронъ, какъ олицетвореніе новѣйшей поэзіи представленъ въ образѣ Евфоріона, вслѣдствіе его необузданныхъ стремленій въ погонѣ за недосягаемымъ идеаломъ. Кромѣ того, здѣсь Гете намекаетъ на преждевременную смерть Байрона, погибшаго въ борьбѣ за свободу Грековъ.

Елена и Фаустъ.

Въ страшную скорбь перешло

Счастье утѣхи мгновенной.

Евфоріонъ (изъ глубины.)

Мать! въ области мрачной, подземной,

Меня не оставь одного!

Пауза.

Хоръ (погребальное пѣніе).

Нѣтъ! одинъ не будешь — гдѣ — бы

Ни скрывался; знаемъ мы

Всѣ тебя. Отъ свѣта неба

Отлетѣлъ ты-съ той поры,

Всѣ съ тобой въ безвѣстной дали, —

Кто-бъ тебя покинуть могъ!

Горевать дерзнемъ едва-ли —

Воспоемъ завидный рокъ:

Въ день-ли мрачный, въ день-ли ясный

Твоего здѣсь бытія,

И велики и прекрасны

Были духъ твой, пѣснь твоя.

Для земной ты доли лучшей,

Былъ для счастія рожденъ,

Славныхъ предковъ сынъ, могучей

Силой щедро одаренъ

Ахъ, конецъ твой слишкомъ ранній,

Юный скошенный цвѣтокъ!

Взглядъ для міросозерцаніи

Былъ твой вѣренъ и глубокъ;

Ты сочувствовалъ несчастью,

Женъ любовью ты владѣлъ,

И напѣвъ звучащій страстью

Самобытенъ былъ и смѣлъ.

Но стремясь неудержимо

Въ роковую сѣть судьбы,

Добровольно, и помимо

Всѣхъ условій, рвался ты;

Такъ попралъ, отбросилъ разомъ,

Ты обычай и законъ:

Наконецъ былъ высшій разумъ

Сердцемъ чистымъ покоренъ —

Полетѣлъ къ завоеванью

Чудно-славнаго ты — Но,

Было смѣлому желанью

Не удасться суждено.

Да кому-жь и удается?

Горькій то вопросъ — всегда

Предъ которымъ облечется

Темнымъ облакомъ судьба,

Въ день, когда, изнемогая,

Обезсиленный народъ,

Жаркой кровью истекая,

Замолкаетъ….. Настаетъ

Вотъ пора напѣвовъ новыхъ!

Очи къ долу не клони!

А земля родитъ подобныхъ,

Какъ рождала искони.

Общая пауза; музыка замолкаетъ.

Елена (Фаусту).

Древнее слово на мнѣ оправдалося: счастье съ красою

Недолговѣчны бываютъ въ соединеньи блаженномъ.

Жизни расторгнутъ сеюзъ, и любви союзъ вмѣстѣ съ жизнью.

То и другое оплакавъ, скорбное шлю имъ прощанье,

И вотъ тебя обнимаю послѣднимъ объятьемъ.

Ты, Персефона, прими ребенка и вмѣстѣ со мною!

Она обнимаетъ Фауста; тѣлесное исчезаетъ, одежда и покрывало остаются у него въ рукахъ,

Форкіада (Фаусту)

Держи-же крѣпче, то что отъ всего осталось!

Не утеряй одежды! Вотъ уже

Хватаютъ Демоны со всѣхъ концовъ, желая

Все утащить въ подземный міръ. Держи!

Богини нѣтъ утраченной тобою,

Но это все божественно. И ты

Воспользуйся неоцѣненнымъ даромъ

И въ высь пари. Поддерживать тебя

Оно должно надъ всей обыденной средою,

Пока въ тебѣ есть сила *). Ну, съ тобой

Увидимся, но далеко отсюда.

*) Облаченіе Елены, символъ идеальнаго міровозрѣнія возносящаго надо всѣмъ обыденнымъ.

Одежды Елены обращаются въ облака, окружаютъ Фауста, возносятъ его въ эѳирное пространство и улетаютъ съ нимъ.

Форкіада.

Поднимаетъ съ земли тунику Евфоріона, его мантію и

лиру, идетъ на авансцену и показываетъ сброшенныя оболочки.

Годится все-жь находка эта!

Конечно, пламени ужь нѣтъ,

Но, не горюю я за свѣтъ.

Для посвященія поэта

Въ пронырства, зависть ремесла

И въ злое шарлатанство знанья —

И это хватитъ за глаза!

Коль истаго ужь дарованья

Я не могу имъ удѣлить,

Смогу хоть платьемъ ихъ ссудить.

Садится около колонны на авансценѣ.

Панталида.

Живо теперь дѣвы юныя! Вотъ мы отъ чаръ и свободны!

Гнета ужаснаго призраковъ древне-Ѳессалійской колдуньи

Нѣтъ ужь надъ нами, а также, звуковъ неслышимъ нестройныхъ,

Ухо смущающихъ, чувства всѣ приводящихъ въ смятенье.

Мѣсто наше въ Аидѣ! Царица туда ужь вступила.

Вѣрнымъ прислужницамъ слѣдовать должно за нею немедля.

Мы ее у престола Непостижимаго узримъ.

Хоръ.

Вправду, царицамъ всюду привольно,

Гордо онѣ первенствуютъ

Въ самомъ Аидѣ,

Съ тѣмъ кто подобенъ имъ,

И Персефоны наперстницы.

Мы въ отдаленіи,

Въ глуби полей асфодельныхъ,

Средь тополей однообразныхъ,

Изъ безплодныхъ — какое

Дѣло намъ?

Нетопырями пищать,

Звукомъ несноснымъ и дикимъ.

Корифейка.

Кто себѣ имени въ жизни не пріобрѣлъ, не стремится

Къ высшему — тотъ, принадлежность стихій; такъ идите-жь!

Вмѣстѣ хочу быть съ царицей своею. Не только заслуга,

Но и вѣрность лицу обезпеченьемъ служитъ.

Уходитъ.

Всѣ.

Отданы свѣту мы дня!

Мы ужь не лица,

Чувствуемъ это и знаемъ.

Но, въ Аидъ не вернемся мы.

Вѣчно живая природа,

Власть имѣетъ надъ нами,

Какъ мы надъ нею, полное право.

Одна часть хора.

Мы, въ вѣтвяхъ неисчислимыхъ, колыхаясь, лепеча,

Будемъ весело, тихонько, вверхъ отъ корня привлекать

Соки жизненные къ почкамъ, и цвѣтами и листвой

Разукрасимъ мы роскошно шелковистое руно,

Для желаннаго успѣха въ плодородіи земли *).

Плодъ спадетъ-ли, вотъ поспѣшно, люди радостной толпой,

И стада, тѣснятся тутъ-же, всѣ на лакомый тотъ сборъ;

Какъ предъ первыми богами, всѣ предъ нами склонены.

) Осеннія жертвоприношенія.

Другая часть хора.

Будемъ этихъ стѣнъ скалистыхъ мы подножіе ласкать

Въ даль свѣтящеюся влагой, легкой зыбкою волной;

Каждый звукъ ловить мы будемъ, чутко слушать, пѣнье птицъ,

Камышевой флейты ропотъ… Страшнымъ крикомъ грянетъ Панъ —

И готовъ ему нашъ откликъ; шепчетъ онъ — зашепчемъ мы;

Если громомъ загрохочетъ, то раскатомъ громовымъ

Вторимъ мы гремучимъ эхомъ, втрое, вдесятеро вслѣдъ.

Третья часть хора.

Сестры! болѣе подвижны, далѣй все стремимся мы

Быстротечными ручьями; привлекаетъ насъ холмовъ

Разукрашенныхъ пространство; глубже льемся, все быстрѣй,

Лугъ, поляны огибая, вкругъ жилища мирный садъ.

Берегъ, водъ лазурь, всю мѣстность окаймляетъ кипарисъ,

Въ водномъ зеркалѣ и въ небѣ тонетъ рядъ его вершинъ.

Четвертая часть хора.

Такъ, вы странствуйте по волѣ! Мы-же дружно окружимъ

Холмъ воздѣланный прилежно, поселимся всей толпой,

Тамъ гдѣ вьется, зеленѣетъ виноградная лоза.

Помощь наша несомнѣнна виноградарю всегда,

Чтобъ успѣхомъ увѣнчалось трудолюбіе его.

И съ лопатой, съ топоромъ ли, то копался въ землѣ,

То привязывая, рѣжа, молитъ жарко всѣхъ боговъ,

Бога солнца особливо; Вакхъ изнѣженный, (тому,

О служителѣ вѣрнѣйшемъ мало дѣла и заботъ) —

Онъ въ прохладѣ, въ рощахъ, въ гротахъ, отдыхаетъ; шутитъ онъ

Съ Фавномъ юнымъ. Для мечтаній полусонныхъ-же его,

То что нужно остается все на днѣ сосудовъ тѣхъ,

Что стоятъ въ его пещерахъ по обѣимъ сторонамъ.

А всѣ боги — Геліосъ первый — дуновеньями, дождемъ,

И тепломъ, лучемъ горячимъ, изобилья дивный рогъ

Щедрымъ даромъ наполняютъ. Тамъ, гдѣ тихій трудъ царилъ,

Все мгновенно оживаетъ, ходитъ шумъ по всѣмъ кустамъ,

Звуки, говоръ, пролетаютъ отъ лозы къ лозѣ; трещитъ,

Гнется полная корзина, и стучитъ, гремитъ ведро,

Все идетъ къ большому чану, гдѣ давильщикъ дерзко жметъ

Грозды сочныя; и пѣнясь, брызжа, все превращено

Въ массу мутную. Кимваловъ, мѣдный звукъ литавръ звучитъ,

Потому что Діонисій выступаетъ, наконецъ,

Изъ таинственныхъ убѣжищъ, съ козлоногими во слѣдъ,

Женъ подобныхъ имъ лаская; необузданно, въ толпѣ,

И животное Силена длинноухое идетъ.

И тогда, все нипочемъ имъ! Всякій тутъ обычай прочь,

Фавна рѣзвыя копыта попираютъ смѣло все,

Чувства всѣ въ смѣшеньи бурномъ, слухъ ужасно потрясенъ.

Вотъ за чашу, опьянѣлый, ухватился; голова

И желудокъ полны оба. Твердо держится иной,

Суматохи-жь, безпорядка, прибавляетъ только онъ;

Чтобы мѣста дать довольно складу новаго вина,

То осадокъ старый должно уничтожить поскорѣй.

Занавѣсъ опускается. Форкіада на авансценѣ поднимается гигантомъ, сходитъ съ котурновъ, бросаетъ въ сторону маску и покрывало, и является Мефистофелемъ, чтобы, насколько нужно, комментировать это дѣйствіе въ эпилогѣ.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Горная высота. Огромныя, острыя, скалистыя вершины. Облако несется, останавливается, опускается на выдающуюся площадку. Расходится.

Фаустъ (выходитъ изъ него.)

Глубь подъ мной, пустынныя пространства;

На край вершинъ въ раздумьи я вступаю,

Изъ облака летучаго, которымъ,

Черезъ моря и сушу, тихо былъ

Перенесенъ на ясный свѣтъ дневной.

И масса вся, не разсѣваясь прахомъ,

Къ Востоку все, клубяся, улетаетъ;

И глазъ слѣдитъ за нею удивленный:

Она плыветъ, измѣнчиво волнуясь,

Вотъ, будто-бы, и форму принимаетъ —

Да, не обманъ то зрѣнья моего!

Вотъ въ солнечныхъ лучахъ, на ложѣ мягкомъ,

Величественъ, роскошно распростертый,

Божественный, я вижу образъ женскій!

Юнонѣ онъ, и Ледѣ, и Еленѣ

Подобенъ такъ! И царственно-прекрасенъ,

Онъ предо мной колеблется! Но что-же!

Разрушилось! Безформенно, туманно,

Какъ цѣни горъ загроможденныхъ льдами,

Возвысилось, далеко на Востокѣ;

И прошлыхъ дней весь смыслъ тутъ отраженъ.

Межь тѣмъ, меня отрадно обвиваетъ

Тумана тонкаго сквозистая струя,

И грудь мою, и голову, прохладой

И нѣжною, и легкой оживляетъ.

Вотъ поднялась, и съ легкимъ колебаньемъ

Все въ высь идетъ; сливается въ одно, —

Не манитъ — ли плѣнительный тотъ образъ,

Какъ юности минувшее блаженство?

Изъ глубины сердечной снова рвутся

Всѣ раннія сокровища разсвѣта;

Заря любви, ты ясно воскресила

Тотъ первый взлядъ, прочувствованный вмигъ,

Постигнутый едва, всегда хранимый,

Онъ блескомъ все другое затмѣвалъ.

Какъ красота душевная, тотъ милый

И кроткій ликъ, стремится въ высоту,

Возносится въ эѳиръ, не разрушаясь,

И за собой, духовный миръ мой, все

Что лучшее во мнѣ, все увлекаетъ.

Топаетъ семимильный сапогъ; вслѣдъ за нимъ другой. Мефистофель вылѣзаетъ изъ нихъ. Сапоги шагаютъ далѣе.

Мефистофель.

Вотъ это я зову ходьбой!

Но ты, скажи мнѣ, что съ тобой?

Сошелъ средь ужаса такого,

Средь пастей каменныхъ! Знакомъ

Мнѣ видъ, хоть онъ не на своемъ

Теперь ужъ мѣстѣ; право-слово,

Вѣдь это было адскимъ дномъ.

Фаустъ.

И вѣчно, глупыя есть у тебя преданья;

Начнешь ты расточать опять свои сказанья.

Мефистофель (серьезно.)

Когда Господь нашъ Богъ — за что, ужь знаю я —

Изъ сферъ воздушныхъ насъ, въ ту бездну безднъ отправилъ,

Центральный пылъ гдѣ вѣчнаго огня

И слишкомъ освѣщалъ, и слишкомъ сильно жарилъ,

То, разумѣется, чертямъ пришлось терпѣть

Въ пренеудобнѣйшемъ, стѣсненномъ положеньи,

Мы кашлять начали, и дуть, чихать, пыхтѣть;

И до чудовищныхъ размѣровъ, потрясенье

Когда достигло, вздулся адъ тогда,

Наполнившись сѣрнистымъ газомъ —

Кора земли должна была ужь разомъ

И съ трескомъ лопнуть, какъ-бы ни была толста.

Все повернули мы; дно сдѣлали вершиной —

И вотъ, основаны на были той старинной,

И настоящаго ученія слова

О возвышеньи низкаго; тогда,

Вѣдь вырвавшись изъ рабства бездны душной,

Къ избытку воли перешли

Въ свободной шири мы воздушной.

То чудо явное, такъ скрыто искони,

Что долго не узнать про то сынамъ земли.

Фаустъ.

Громады горъ величественно-нѣмы

Передо мной; себѣ не задаю проблемы:

Зачѣмъ и почему? Когда сама собой

Природа мощная себя образовала,

То округлила шаръ земной;

Вершины, пропасти и каменныя скалы

Разсѣяла по волѣ; и сковала

Ряды цѣпей гористыхъ, и холмовъ,

Въ долины, мягкіе спустила тихо склоны;

И зеленѣетъ все, растетъ все неуклонно —

И бѣшеныхъ не нужно ей толчковъ.

Мефистофель.

Вотъ какъ вы судите-то смѣло!

И ясно вамъ какъ день все кажется оно!

А кто присутствовалъ- иначе знаетъ дѣло.

Я былъ вѣдь тамъ, какъ все еще кипѣло,

И бездна вздулася, и все раскалено

Рвалось изъ глубины, потокомъ лился пламень,

И какъ Молоха млатъ ковалъ надъ камнемъ камень,

Бросалъ гранитные обломки далеко;

Еще земля доселѣ въ цѣпенѣньи

Подъ глыбами ей чуждыми. Ну, что

Могло-бы объяснить такое изверженье?

Философъ тутъ несмыслитъ ничего.

А глыбы пусть-себѣ лежатъ гдѣ очутились;

На этомъ пунктѣ мы совсѣмъ ужь съ толку сбились.

Наивно-грубый людъ лишь понялъ все и вся,

И ужь разубѣдить его никакъ нельзя.

Въ немъ корни мудрости созрѣли, укрѣпились

Давно, то чудо, честь котораго вполнѣ,

Принадлежитъ по праву Сатанѣ.

И пилигриммъ съ своей клюкою всюду бродитъ,

И чортову скалу, и чортовъ мостъ находитъ.

Фаустъ.

А замѣчательно, однакоже ей-ей,

Знать на природу взглядъ чертей.

Мефистофель.

А мнѣ что до того! Пускай себѣ природа

И остается такъ какъ есть!

Но наша тутъ замѣшена вѣдь честь:

Чортъ былъ свидѣтелемъ! Бѣсовскаго-же рода,

Вѣдь, спеціальность шумъ, насилье! Мы съумѣли

И доказать, самъ видишь! Но пора,

Мнѣ говорить понятнѣй: неужели,

Земля ничѣмъ тебя не привлекла?

За горизонтъ проникнувъ самый дальній,

Всѣ царства міра, славу ихъ

Ты видѣлъ. — Но, конечно, никакихъ,

Ты, недовольный всѣмъ, не ощущалъ желаній.

Фаустъ.

Однако-жь, нѣчто есть великое; оно

Влекло меня! А что? узнай!

Мефистофель.

Немудрено.

Я выбралъ-бы себѣ столицу,

Продуктовъ жизненныхъ ядро;

Кривыя улички, — всего

Тамъ есть, — и кровли точно шпицы

Торчатъ; и нагромождено

На рынкѣ: всякія коренья

Капуста, рѣпа, брюква, лукъ,

Мясныя лавки, гдѣ для мухъ

Есть даровое угощенье;

И вонь, и дѣятельность, тожь,

Во всякій часъ ты тамъ найдешь:

Для вящшей важности, эффекта,

Широкихъ улицъ, вотъ, просторъ,

Большія площади, проспекты;

Гдѣ нѣтъ градскихъ воротъ уже, тамъ взоръ

Окинетъ, въ дальнемъ протяженьи

Видъ дачъ, предмѣстій безъ конца.

Стукъ экипажей, шумъ, движенье,

Снованье, вѣчно суета,

Какъ въ кучкѣ муравьевъ волненье —

Всѣмъ этимъ тѣшился-бы я.

И вотъ, верхомъ, или въ каретѣ,

Я центръ, и сотни тысячъ эти

Людишекъ, чествуютъ меня *).

) Нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ описаніи Парижъ, а въ слѣдующемъ монологѣ Мефистофеля — Версаль.

Фаустъ.

Нѣтъ, этимъ быть довольнымъ не съумѣю!

Вотъ, радуйся, что множится народъ,

Пріятно на свой ладъ живетъ,

И развивается, становится умнѣе —

Крамольниковъ, бунтовщиковъ лишь родъ,

Ты на свою-жъ готовишь шею.

Мефистофель.

Потомъ построилъ-бы себѣ

Я замокъ въ грандіозномъ стилѣ,

Въ пріятной мѣстности, и гдѣ

Въ сады обращены-бы были

Поляны, рощи и холмы;

Тамъ зеленѣющія стѣны,

Лужаекъ бархатъ; и ряды

Дорожекъ правильныхъ, и тѣни

Искусно распредѣлены:

Съ уступовъ каменныхъ каскады

Тамъ низвергаются; а тамъ,

И водометовъ къ небесамъ

Столбы взлетаютъ; миріады

Тамъ струекъ брызжа и шумя,

Сверкаютъ. Женщинамъ прекраснымъ

Построилъ домиковъ-бы я;

Въ пріютѣ миломъ, безопасномъ,

Я отъ звѣзды и до звѣзды,

И безконечные часы

Тамъ проводилъ-бы въ наслажденьи,

Въ избранномъ томъ уединеньи.

Про женщинъ я тебѣ сказалъ —

Ихъ полагаю непремѣнно

Во множественномъ.

Фаустъ.

Современный

Негодный ты Сарданапалъ!

Мефистофель.

Какъ знать, къ чему твоя мечта парила?

А ужь возвышенно-отважное то было!

Когда летѣлъ, ты близокъ былъ къ лунѣ —

Тебя влекло туда?

Фаустъ.

Нисколько! На землѣ

Для подвиговъ еще есть мѣста много.

Къ великому теперь моя дорога;

Во мнѣ, я чувствую, довольно силы есть

Для дѣятельности могучей.

Мефистофель.

Не славы-ли ты хочешь пріобрѣсть?

И видно, что имѣлъ ты случай

Выть съ героинями въ сношеньи.

Фаустъ.

Рѣшено —

Завоевать хочу я собственность, господство!

О, дѣло — это все, а слава — ничего!

Мефистофель.

Найдутся, все-жь, поэты, чтобъ потомство

О славѣ знало-бы твоей, и цѣлый свѣтъ

Оповѣстятъ, усердно воспѣвая,

Безуміе безумьемъ разжигая.

Фаустъ.

Какъ можетъ быть тебѣ доступно это? Нѣтъ!

Стремленья ты людскаго рода

Не знаешь. Желчная и черствая природа

Твоя постигнетъ-ли потребности людей?

Мефистофель.

Ну, будь по твоему! Такъ сообщи скорѣй,

Границы гдѣ твоихъ капризовъ и затѣй.

Фаустъ.

Смотрѣлъ на море я открытое. Вздымало

Оно надъ сводомъ сводъ; и укротясь потомъ,

Встряхнувъ волнами, потопляло

Прибрежье плоское. И мнѣ при видѣ томъ

Досадно стало Кровь кипитъ въ негодованьи

Отъ своеволія, и чувствуетъ страданье

Свободный духъ цѣнящій всѣ права.

Я счелъ то случаемъ, сталъ наблюдать: Волна

Остановилась-вдругъ, раскатъ, и величаво,

Отъ цѣли гордо такъ достигнутой, ушла.

Проходитъ часъ урочный — та-жь забава.

Мефистофель (къ зрителямъ.)

И ровно ничего здѣсь новаго-то нѣтъ;

Все это знаю я десятки тысячъ лѣтъ!

Фаустъ.

(продолжаетъ воодушевленно).

И близится, въ замѣтномъ чуть движеньи

Крадясь, безплодное, безплодье принося;

И вотъ вздувается, растетъ — въ одно мгновенье,

Всю эту область запустѣнья

Своимъ раскатомъ затопя.

Волна царитъ тамъ надъ волною

Съ какой-то силою живою,

Затѣмъ, стремительный отливъ,

Катятся вдаль валы морскіе

Ничѣмъ пустырь не надѣливъ.

И до отчаянья меня гнететъ, пугаетъ,

Разнузданныхъ стихій безцѣльныхъ силъ порывъ!

И смѣло вотъ, тогда, мой духъ дерзаетъ

Превыше самаго себя взмахнуть крыломъ!

Борьбы, побѣды мнѣ! И это достижимо!

Какъ ни взволновано, предъ каждымъ вѣдь холмомъ

Оно уклонится и проползаетъ мимо;

Какъ ни былъ-бы его порывъ неукротимъ,

Но возвышеніе ничтожное предъ нимъ

Надменно возстаетъ; межь тѣмъ неодолимо

И притяженіе ничтожной глубины.

Въ умѣ моемъ, тогда предположенья

Вдругъ зароилися. Достигнуть наслажденья

Высокаго: Напоръ царюющей волны

Остановить, стѣснить равнины влажной грани

И вдвинуть море вдаль отъ этихъ береговъ.

Я шагъ за шагомъ все разсчелъ: Моихъ желаній,

Вотъ цѣль; дерзни помочь мнѣ вновь!

(Барабанный бой и военная музыка, позади зрителей, издали съ правой стороны).

Мефистофель.

И такъ, еще легко. — Ты слышишь грохотъ дальній,

Бой барабанный тамъ?

Фаустъ.

Опять, опять война!

Разумному не по душѣ она.

Мефистофель.

Война иль миръ — разумно лишь умѣнье

Какъ пользу, выгоду извлечь изо всего.

И сторожи, лови удобное мгновенье;

Вотъ случай тутъ какъ тутъ: хватайся за него!

Фаустъ.

Ужь пощади съ загадкою напрасной!

Въ чемъ дѣло? Говори мнѣ коротко и ясно.

Мефистофель.

Нѣтъ ничего что-бъ скрылось отъ меня

Во время моего пути; и знаю я,

Что добрый Государь нашъ сильно озабоченъ

И средь тревогъ теряется ужь очень.

Ты съ нимъ знакомъ. Какъ мы съ тобой

Его тогда повеселили

И призрачнымъ богатствомъ надѣлили,

Ему принадлежалъ, казалось, шаръ земной;

Онъ молодъ былъ принявъ бразды правленья,

И вывести, затѣмъ, изволилъ заключенье,

Что можетъ все между собой

Прекрасно такъ согласоваться —

И властвовать и жизнью наслаждаться.

Фаустъ.

Большое заблужденье! Кто

Ко власти призванъ — въ этой долѣ,

Блаженствомъ высшимъ для него

Должна быть власть; великой волей

Своей онъ полонъ, — но него

Онъ хочетъ — мысли сокровенной

Никто проникнуть не дерзнетъ;

Что близкимъ тихо онъ шепнетъ,

То исполняется мгновенно,

И міръ, тогда, весь изумленъ.

Такъ и достойнѣйшимъ, и величайшимъ онъ

Межь всѣми будетъ. — Наслажденье

Приводитъ къ измельчанью, въ отупѣнье. —

Мефистофель.

Ну, нѣтъ — онъ не таковъ! Онъ наслаждался всѣмъ,

И какъ еще! Но между тѣмъ,

Страна распалася, и вскорѣ

Вся въ безначаліи, въ раздорѣ;

Большой и малый во враждѣ,

Братъ противъ брата, все въ возстаньи,

Жизнь отнимала, достоянье;

И замки, города, вездѣ,

Другъ противъ друга всѣ въ борьбѣ,

И цехи со дворянскимъ родомъ,

Епископы съ капитуломъ, приходомъ —

Куда я ни глядѣлъ — повсюду лишь враги,

Въ церквахъ убійства, грабежи;

У городскихъ воротъ навѣрно погибали

И странникъ бѣдный и купецъ;

И наглость все сильнѣй росла, и твердо знали:

Что жизнь — самозащита! Наконецъ,

Все такъ и шло себѣ.

Фаустъ.

Да, шло оно покуда,

Хромало, падало, поднявшійся опять,

Вдругъ рухнуло, перемѣшавшись въ груду.

Мефистофель.

При этомъ ходѣ дѣлъ, кто-бъ могъ протестовать?

Тутъ каждый требовалъ значенья,

И каждый могъ имѣть его;

Но, лучшимъ изъ того шальнаго поколѣнья,

Безумье слишкомъ ужь казалось велико;

Отважнѣйшіе, вотъ, изъ всей толпы, возстали —

«Тотъ властелинъ нашъ» — такъ сказали —

"Кто дастъ спокойствіе — А этотъ ничего,

"Не можетъ сдѣлать и нехочетъ — то другаго,

"Для оживленія имперьи нашей снова,

"Мы изберемъ правителемъ своимъ;

"Чтобъ каждый былъ и обезпеченъ имъ.

"Въ возобновленномъ этомъ свѣтѣ

«Миръ съ правосудіемъ соединимъ».

Фаустъ.

Ну, эти

Слова ужь пахнутъ духовенствомъ.

Мефистофель.

Что-жь!

И завело все это дѣло

Никто другой какъ все оно-жь,

Чтобъ оградить свое упитанное тѣло;

Прямой его былъ интересъ.

Возстаніе росло, бурлило,

И духовенство — же его благословило;

А Государь, которому чудесъ,

Забавъ мы всякихъ показали,

Идетъ сюда теперь, да и едва — ли,₎

Не для послѣдней битвы.

Фаустъ.

Жаль его;

Такъ добръ онъ былъ, такъ откровененъ!

Мефистофель.

Но,

Пойдемъ — же, наблюдать мы будемъ;

Живущій не теряй надежды! Поразсудимъ,

Какъ вытащить его скорѣй

Изъ этихъ тѣсныхъ дефилей.

Разъ будетъ онъ теперь спасенъ, то и на долго —

До новой ставки хоть въ игрѣ судьбой людей!

Была — бъ удача лишь — вассаловъ будетъ много.

(Они взбираются на пограничную гору и наблюдаютъ за расположеніемъ войскъ въ долинѣ. Снизу раздаются грохотъ барабанный и военная музыка).

Мефистофель.

Позиція, какъ вижу, недурна!

Мы къ нимъ примкнемъ — тогда побѣда намъ вѣрна.

Фаустъ.

Чего тутъ ждать? Лжи наважденье,

Фантасмагорія! Пустѣйшія мечты!

Мефистофель.

Военная уловка, чтобъ сраженье

Вѣрнѣе выиграть. Теперь-же, долженъ ты

Никакъ не забывать про цѣль свою; мужайся!

А намъ, вѣдь только лишь удайся

Для Императора всецѣло сохранить

Престолъ и грани государства —

Тебѣ останется колѣно преклонить,

Чтобъ въ ленное владѣнье получить

Морскаго берега огромное пространство.

Фаустъ.

Ты много сдѣлалъ ужь чего;

Такъ выиграй теперь сраженье!

Мефистофель.

Нѣтъ, выиграешь ты его!

Военачальникомъ ты будешь!

Фаустъ.

Назначенье

Пресправедливое! Чтобъ я повелѣвалъ

Тамъ, гдѣ я ничего не смыслю ни на Іоту,

Мефистофель.

А Штабу Главному всю предоставь заботу —

И обезпеченъ Генералъ!

Давно смекнувъ, изъ явныхъ данныхъ,

Всю глупость сущую войны,

Изъ силъ людей, горъ первозданныхъ,

Составили тогда-жь совѣтъ военный мы;

Кто съ ними — жди въ дѣлахъ благаго поспѣшенья.

Фаустъ.

Но, что — же тамъ идетъ въ вооруженьи?

Иль горный ты народъ ужь весь призвалъ?

Мефистофель.

Ну, нѣтъ! Какъ Питеръ Скуенцъ *) я квинтэссенцью взялъ.

(Вступаютъ трое сильныхъ)

) Сонъ въ лѣтнюю ночь (Шекспиръ). Peter Squenz, выбирающій лучшихъ актеровъ изъ своей труппы, для придворнаго спектакля.

Мефистофель.

А вотъ идутъ мои ребята! И отлично!

Какъ видишь, разныхъ лѣтъ они;

Вооруженіе, одежда, все различно.

Ну, съ ними хорошо пойдутъ дѣла твои.

(Къ зрителямъ).

Кольчуги, латы и колеты,

Ребенокъ каждый любитъ это;

А и понравится тѣмъ болѣй потому,

Ветошье это все — чѣмъ болѣй

Въ немъ разныхъ будетъ аллегорій.

Громило.

(Молодой легко вооруженный, пестро одѣтый).

Кто глянетъ мнѣ въ глаза, тому

Я кулакомъ, да въ образину;

А если, трусъ покажетъ спину,

Я за загривокъ ухвачу.

Загребало.

(Мужественная осанка, приличное вооруженье, богатая одежда).

Все глупости, пустыя ссоры,

Теряешь время лишь на нихъ —

Бери неутомимо, скоро,

А послѣ спрашивай ужь о дѣлахъ другихъ!

Замри-кулакъ.

(Пожилой, прочно, крѣпко вооруженный, безъ одежды)

Уйдешь и съ этимъ не далеко:

Вѣдь жизни шумнаго потока

Волна разсѣетъ безъ слѣда

Богатство. Ладно, безъ сомнѣнья,

Брать; только лучше — же всегда

Беречь. Оставь въ распоряженье

Все старику — и ужь никто,

Знай не отниметъ твоего.

(Всѣ вмѣстѣ спускаются въ ущелье).

----- (На выдающейся части горы. Барабанный бой и звуки, военной музыки раздаются снизу. Раскидываютъ Императорскую палатку. Императоръ. Главнокомандующій. Трабанты.

Главнокомандующій.

Сдается, хорошо мы такъ сообразили,

Что двинувши назадъ все войско, мы сюда,

Въ удобный долъ стянули наши силы;

Надѣюсь, выборъ нашъ удаченъ будетъ.

Императоръ.

Да,

Увидимъ какъ пойдетъ. Печально это средство —

Вѣдь отступленье — полу-бѣгство!

Главнокомандующій.

На правомъ флангѣ ты взгляни на высоты —

Для стратегическихъ соображеній, лучшей

Намъ ситуаціи нельзя желать; и кручей,

Хоть небольшой, мы все-жь защищены —

Благопріятно намъ, а для врага опасно;

Волнистой мѣстностью полузакрыты мы

И кавалеріи сюда рискнуть напрасно.

Императоръ.

За мной осталося лишь слово похвалы;

Есть мѣсто силы здѣсь извѣдать.

Главнокомандующій.

Въ битвѣ жаркой,

На луговой полянѣ, видишь ты

Фалангу всю? Сверкаютъ копья ярко

Въ сіяньи утреннемъ, сквозь легкіе пары,

Могучее каре, какъ темною волною

Вотъ колыхается. И тысячи теперь,

Пылаютъ всѣ отвагой боевою

И жаждутъ подвига великаго. Повѣрь

Ты въ силу массы; я, надѣюсь, что-бъ ни было,

А лишь она разсѣетъ вражью силу.

Императоръ.

Такое зрѣлище впервой предстало мнѣ!

А рать подобная считается вдвойнѣ.

Главнокомандующій.

О лѣвомъ флангѣ я и говорить не стану;

Тамъ не одинъ герой твердыню стережетъ,

Оружіемъ блестя; утесъ гранитный тотъ,

Прохода важнаго намъ вѣрная охрана,

И я предчувствую въ кровавомъ дѣлѣ тамъ

Нашъ сокрушится врагъ.

Императоръ.

Вотъ близятся ужь къ намъ

Всѣ вѣроломные вассалы, тѣ что звали

Меня и дядею, и братомъ; ради правъ

Своихъ, все болѣе и болѣй дерзки стали,

Власть обезсилили верховную, отнявъ

Все уваженье къ ней. Другъ на друга возставъ,

Затѣмъ Имперію совсѣмъ опустошили;

Предательскій союзъ возобновивъ опять,

Теперь противъ меня направили всѣ силы!

Толпа колеблется, не зная что начать —

Тѣмъ разрѣшится лишь ея недоумѣнье

Когда потокъ умчитъ ее въ своемъ теченьи. —

Главнокомандующій.

А! съ рекогносцировки вотъ,

Къ намъ вѣрный человѣкъ идетъ,

Съ горы спускаясь торопливо —

Авось онъ съ вѣстію счастливой!

1-й Вѣстникъ.

Ловокъ, смѣлъ былъ нашъ набѣгъ

Кой-куда намъ удалося

И проникнуть — но успѣхъ

Не великъ. Такихъ нашлося,

Много, въ войскѣ и толпѣ,

Присягнуть чтобы тебѣ —

Но предлогъ то, безъ сомнѣнья,

Лишь къ бездѣйствію — оно

Породитъ теперь броженье

И общественное зло.

Императоръ.

Да, эгоизма лишь одно всегда ученье

Такъ и останется — то самосохраненье,

А не признательность, сочувствіе, иль долгъ,

Иль честь. А вы, свои окончивши разсчеты,

Не думали-ль когда, что уничтожить могъ

Пожаръ сосѣдній васъ?

Главнокомандующій.

Второй вотъ вѣстникъ, что-то,

Едва идетъ, дрожа отъ головы до ногъ.

2-й Вѣстникъ.

Мы замѣтили сначала

Дѣла ихъ безумный ходъ —

Это намъ надежду дало;

Но, явился мигомъ, вотъ,

Императоръ предъ войсками

Новый! Правильно пошло

Все тогда; и предъ рядами

Тамъ развернутое знамя,

Знамя лживое его,

Увлекаетъ въ это время

Всю толпу. — Баранье племя!

Императоръ.

Явился мнѣ къ добру соперникъ мой;

Теперь лишь истинный Монархъ я по сознанью.

На бой отправился какъ воинъ я простой;

Для высшей цѣли, вотъ, на высшее призванье,

Доспѣхи эти мнѣ пригодны. Каждый пиръ,

Какъ ни блисталъ всей роскошью, бывало,

Избыткомъ благъ, какихъ лишь могъ доставить міръ, —

А мнѣ — опасности одной не доставало!

Забилось сердце какъ, и снился лишь турниръ,

Когда рядъ рыцарскихъ потѣхъ мнѣ предложили

Вы всѣ; и если — бы меня не отклонили

Тогда вы отъ войны — теперь — бы я имѣлъ

Сіяющій вѣнецъ геройскихъ, славныхъ дѣлъ.

Проникло въ грудь свободы ощущенье,

Когда, какъ въ зеркало, я въ области огня

Глядѣлъ, какъ ринулась въ то время на меня

Стихія вся въ неистовомъ броженьи;

То призракъ только былъ, но призракъ былъ великъ!

И смутною мечтой, во мнѣ тогда возникъ

Порывъ къ побѣдамъ громкимъ, къ славѣ —

Веру я то, чѣмъ былъ пренебрегать не вправѣ.

(Герольды отправляются для вызова Анти-Императора)

Фаустъ, въ латахъ, съ опущеннымъ забраломъ. Трое сильныхъ въ вышеозначенныхъ одеждахъ и вооруженіи.

Фаустъ.

Укора не страшась, вотъ выступаемъ мы:

Предусмотрительность, безъ надобности явной,

Все-жь не излишня. Знаешь ты,

Что измышленіямъ предавшися издавна,

Усердно, горныя читаютъ племена

Природы и слоевъ гранитныхъ письмена?

Давно ужь, изъ равнинъ свершивъ переселенье,

Всѣ духи посвятивъ теперь себя горѣ,

Средь благородныхъ газовъ, испаренья

Роскошнаго металловъ, въ глубинѣ,

Средь лабиринта безднъ, трудятся въ тишинѣ;

Анализируя всегда, соображая,

Къ открытью новаго стремятся. Созидая,

Безплотныхъ силъ незримою рукой,

Рой легкихъ образовъ, въ безмолвіи кристалла,

Событья видятъ всѣ, весь верхній міръ живой.

Императоръ.

Хоть слушаю и вѣрю — но нимало

Я не пойму: что намъ до этаго всего?

Фаустъ.

Слуга тебѣ вѣрнѣйшій, я не скрою,

Волхвъ Нурціи, *) Сабинецъ. Вспомни то,

Какой надъ нимъ былъ приговоръ, какъ злою

Погибелью ему грозилъ ужь рокъ;

Костеръ трещалъ и огненный потокъ

Лизалъ уже дрова съ кипящею смолою

И сѣрою; ни человѣкъ, ни Богъ,

Ни дьяволъ, и никто казалося не могъ

Его спасти. — Твоей-же власти сила

Расторгнула тогда, (то въ Римѣ было) —

Оковы пламени; и съ этого — же дня,

Тебѣ признателенъ глубоко; наблюдаетъ

Онъ за тобой, забывши про себя,

И для тебя теперь лишь вопрошаетъ

И бездну и звѣзду: и вотъ, намъ поручилъ

Къ тебѣ скорѣй идти на помощь; горныхъ силъ

Мощь велика; и дѣйствія природы

Тамъ совершаются съ избыткомъ той свободы,

Что тупоуміе господъ пономарей,

Извѣстно, колдовствомъ зоветъ.

) Георгъ Сабелликусъ (princeps necromanticorum, Faustlus junior), производившій много шума въ Германіи въ 1507 г.

Императоръ.

Когда гостей

Въ день радостный встрѣчаемъ мы, отрадно

Намъ видѣть, какъ другъ за другомъ спѣша,

Толпятся весело и тѣсно, какъ тогда

Пространство нашихъ залъ, какъ ни было-бъ громадно, —

Но мужу честному теплѣй привѣтъ отъ насъ,

Когда онъ съ помощью приходитъ въ ранній часъ,

Сомнительно еще царящій надъ дѣлами,

Когда вѣсы судебъ колеблятся надъ нами.

Но руку твердую, въ великій мигъ, скорѣй,

Отъ безпокойнаго меча вы отнимите —

За насъ и противъ насъ, вотъ тысячи людей

Поднялися теперь — минуту эту чтите!

Весь человѣкъ всецѣло самъ въ себѣ!

Кто думаетъ о тронѣ и вѣнцѣ,

Тотъ лично будь достоинъ этой славы,

А призракъ, что возсталъ на насъ лукаво,

Что назвался Монархомъ, взявши право

Верховное, надъ войскомъ, надъ землей —

Будь въ царство мертвыхъ, призракъ злой,

Низринутъ собственной рукой!

Фаустъ.

Какъ славно, ни было-бъ великаго свершенье,

Не правъ ты, Государь, рискуя такъ собой!

Вѣдь гребень съ перьями, шелома украшенье,

Защитой высится надъ нашей головой,

Отвагу намъ внушающей. На что — бы

Все тѣло безъ нея полезно быть могло — бы?

Спитъ голова — всѣ члены какъ замрутъ,

Повреждена-ль она — слабѣютъ всѣ страдая,

Воспрянетъ — ли она — и разомъ оживутъ;

И крѣпкая рука въ свои права вступая,

Подъемлетъ быстро щитъ, чтобъ охранить чело,

Мечъ, исполняя долгъ, и отражаетъ смѣло

Ударъ, и мощно самъ отвѣтитъ на него;

Не безъ участія въ удачномъ ходѣ дѣла,

Вотъ опирается и твердая нога

На тылъ во прахъ упавшаго врага.

Императоръ

Таковъ мой гнѣвъ, такъ я хотѣлъ — бы нынѣ

Съ нимъ поступить, и полная гордыни,

Подножьемъ чтобъ была его мнѣ голова!

Герольды (возвращаются).

Къ благородному, прямому

Объясненью, тамъ они

Какъ къ дурачеству пустому

Отнеслись. И мы нашли

Мало вѣры, мало чести —

«Императоръ вашъ безъ вѣсти,

Съ эхомъ дольнымъ, безъ слѣда

Ужь пропалъ! Коль намъ случится

Вспомянуть о немъ — всегда,

Такъ какъ въ сказкѣ говорится,

Скажемъ: Жилъ да былъ тогда……»

Фаустъ.

Все сдѣлано согласно волѣ

Тѣхъ стойкихъ, вѣрныхъ, что идутъ

Всѣ за тобой и дѣла страстно ждутъ.

Вели аттаковать теперь, не медля болѣ.

Благопріятный вотъ моментъ — ужь близко врагъ.

Императоръ.

Я не начальникъ войскъ на эту пору.

(Къ Главнокомандующему).

Князь! Вся обязанность будь на твоихъ рукахъ.

Главнокомандующій.

Нашъ правый флангъ впередъ! На гору

Ихъ лѣвый флангъ идетъ; ихъ оттѣснить

Намъ надобно при первомъ шагѣ, —

И нашихъ юношей испытанной отвагѣ

Они должны навѣрно уступить.

Фаустъ.

Такъ допусти-жь и этаго героя,

Немедленно, ты въ армію твою,

Пусть съ нею заодно средь боя,

Покажетъ мощь удалую свою.

(Указываетъ на человѣка по правую сторону.)

Громило.

Увижу-ль чье лицо, не отпущу я цѣлымъ,

Тотъ съ челюстью разбитой повернетъ;

А кто спиной ко мнѣ — всѣмъ тѣломъ,

Тотъ размозженный упадетъ.

И пусть твой людъ, какъ я, бушуетъ, если можетъ

Съ мечемъ и палицей — врага онъ уничтожитъ,

Повергнетъ въ прахъ за рядомъ рядъ,

И въ крови собственной потонетъ супостатъ.

(Уходитъ).

Главнокомандующій.

Центральному отряду, осторожно,

Къ противнику на встрѣчу подойти,

Сосредоточивши всѣ силы, сколь возможно.

Мы стойки — вражій планъ разстроили почти.

Фаустъ

(указывая на средняго человѣка).

И этотъ ждетъ приказа — повели!

Загребало (выходитъ впередъ).

Къ добычѣ жажда, пусть-же рядомъ

Идетъ съ геройствомъ; съ этихъ поръ,

Пусть цѣль укажутъ всѣмъ отрядамъ:

Лжеимператора роскошнѣйшій шатеръ.

Не долго чваниться тому на ложномъ тронѣ.

Я главнымъ становлюсь въ колоннѣ.

Маркитантка (ластясь къ нему).

Хоть я не вѣнчана съ тобой,

Но ты всегда любимецъ мой!

Какая жатва — то созрѣла!

Свирѣпа женщина на дѣло

Гдѣ нужно брать — и какъ беретъ!

И на грабежъ ужь безпощадна!

Къ побѣдѣ-же идемъ, впередъ!

Потомъ все можно сдѣлать ладно.

(Оба уходятъ).

Главнокомандующій.

Ихъ правый флангъ, какъ слѣдовало ждать,

Тѣснитъ нашъ лѣвый все сильнѣе.

Мы, бѣшенной попыткѣ ихъ занять,

По этому пути, входъ узкій дефилея,

Лицомъ къ лицу должны противустать.

Фаустъ

(указывая на человѣка по лѣвую сторону).

Прошу и этаго я взять въ соображенье —

Не будетъ лишнее и сильнымъ подкрѣпленье.

Замри-кулакъ (выходитъ впередъ).

О лѣвомъ флангѣ безъ заботъ!

Гдѣ я, то знайте напередъ,

Тамъ обезпечено владѣнье —

У старика все въ сохраненьи —

Что я держу своей рукой

Не вырвать молніи стрѣлой.

(Уходитъ).

Мефистофель, (сходитъ съ высоты).

Смотрите тамъ, на заднемъ планѣ,

Вотъ люди, на готовѣ къ брани,

Отвсюду стали выходить,

Чтобъ узкій путь еще стѣснить,

Чтобы шеломами, щитами,

Бронею крѣпкою, мечами —

Стѣной насъ съ тылу оградить,

И ждутъ сигнала наступленья.

(Тихо къ посвященнымъ).

Не нужно вамъ и узнавать

Откуда эти всѣ явленья.

Я принялся опустошать

Всѣ оружейныя палаты,

Гдѣ всѣ закованные въ латы,

Кто пѣшій, кто и на конѣ,

Стояли, будто-бъ на землѣ

Имѣли власть еще: когда-то,

Вѣдь это были короли,

И рыцари, богатыри —

Улитокъ скорлупы пустыя

Теперь осталися однѣ;

А привидѣнья, какъ живыя,

Одѣлися въ доспѣхи тѣ,

Такъ средніе вѣка наглядно воскрешая.

Какой-бы тамъ бѣсенокъ ни торчалъ,

Но вышелъ все-жь эффектъ не малъ.

(Громко).

Какъ-бы заранѣ возбуждая

Другъ друга, яростно гремятъ,

И звякъ идетъ изъ ряда въ рядъ!

Живой струи, нетерпѣливо,

Средь вѣковаго ждавши сна,

Лоскутьемъ ветхимъ, горделиво,

На древкахъ вьются знамена.

Вотъ древній родъ совсѣмъ готовый

Принять участье въ брани новой.

(Ужасные трубные звуки съ высоты; видимое смятеніе въ непріятельскомъ войскѣ).

Фаустъ.

Затмилась даль; на мѣстѣ всемъ

Лишь вижу искры; ихъ мерцанье

Горитъ какъ вѣщее сіянье,

Сверкаетъ краснымъ огонькомъ.

На всемъ оружьи блескъ кровавый,

Поля, утесы и лѣса,

И атмосфера, небеса,

Смѣшалось все.

Мефистофель.

А флангъ нашъ правый

Какъ стойко держится! И строй

Весь превышая головой,

Громило-Гансъ, гигантъ нашъ ловкій,

Тамъ дѣйствуетъ своей снаровкой.

Императоръ.

Сначала, въ дѣйствіи одна

Была рука — но примѣчаю,

Что вдругъ размножилась она;

То сверхъестественнымъ считаю.

Фаустъ.

А не слыхалъ ты никогда

Про эти полосы тумана,

Вдругъ оживляющіе странно

Сицильи дальней берега? *)

Струясь прозрачной пеленою,

При яркомъ свѣтѣ видимъ тутъ,

Какъ къ среднему поднявшись слою

Воздушному, вдругъ возстаютъ

Въ парахъ чудесныя видѣнья,

Какъ-бы въ волшебномъ отраженьи,

Колебляся, туда-сюда,

И корабли, и города;

Все вверхъ и внизъ плыветъ, мелькаетъ,

По мѣрѣ какъ пересѣкаетъ

Предметъ эѳирная волна.

) Фата-Моргана.

Императоръ.

Все подозрительно мнѣ въ этомъ!

Необычайнымъ будто свѣтомъ,

Какъ молньей, копья, бердыши,

По остріямъ своимъ сверкаютъ,

И быстро тамъ перебѣгаютъ

Но всей фалангѣ огоньки.

Нѣтъ это призрачно!

Фаустъ.

Прости

Монархъ! Естествъ-то идеальныхъ,

Исчезнувшихъ, еще слѣды;

Вѣковъ то отраженье дальныхъ,

Свѣтъ Діоскуровъ видишь ты, *)

Которыми въ былые годы

Всегда клялися мореходы;

Послѣдней силы, въ этотъ часъ,

Идетъ напоръ.

) Огонь Св. Эльма.

Императоръ.

Средь проявленья

Столь рѣдкаго, когда за насъ

Природа вся — благодаренья

За это слѣдуютъ кому?

Мефистофель.

Конечно мужу одному

Великому: Въ груди лелѣетъ

Онъ жребій твой; и потрясенъ

Глубоко тѣмъ, что врагъ твой смѣетъ

Грозить — и, благодарный, онъ

Теперь до самоотверженья,

Желаетъ твоего спасенья,

Нашъ Государь — хотя-бъ ему

Пришлось погибнуть самому.

Императоръ.

Ликуя, въ шествіи меня все провожало

Торжественно; имѣлъ значенье я,

И власть попробовать тогда мнѣ въ мысль запало.

Недолго думая, удобнымъ то найдя,

На вольный свѣтъ вернулъ бородача сѣдаго…

Ну, клерикаламъ я веселье ихъ совсѣмъ

Испортилъ — и, конечно ужь святаго

Благоволенія ихъ не снискалъ я тѣмъ!

Прошло такъ много лѣтъ — и вижу неужели

Поступка добраго послѣдствія на дѣлѣ?

Фаустъ.

Вознаграждается съ лихвой

Великодушное дѣянье.

Взоръ сбрати теперь ты свой

Наверхъ! -- Онъ хочетъ предвѣщанье

Послать намъ ясное. Вниманье!

Императоръ.

Паритъ орелъ на высотѣ,

А грифъ за нимъ какъ въ изступленьи. —

Фаустъ.

Благопріятны знаки всѣ:

Грифъ баснословное творенье —

Какъ онъ имѣетъ дерзновенье

Тягаться съ истиннымъ орломъ?

Императоръ.

И съ распростертымъ вотъ крыломъ,

Въ пространствѣ какъ кружатъ широко!

И растерзать въ мгновенье ока

Другъ друга, виденъ ихъ порывъ!

Фаустъ.

Замѣть, какъ этотъ жалкій грифъ,

Разбитъ, ощипанъ, отступаетъ,

И львиный хвостъ свой опустивъ,

Въ тотъ лѣсъ что высь горы вѣнчаетъ,

Кидается — и исчезаетъ!

Императоръ.

Такъ пусть и будетъ по сему!

Я изумляться лишь могу.

Мефистофель (повернувшись на право).

Отъ ударовъ частыхъ, вѣрныхъ,

Нашихъ воиновъ примѣрныхъ,

Отступить должны враги.

Неувѣренно и слабо,

Плохо дѣйствуютъ они;

Вотъ, бросаются направо —

Въ лѣвомъ флангѣ главныхъ силъ

Безпорядокъ и смятенье.

Авангардъ нашъ въ яромъ рвеньи,

Двинувъ вправо, разгромилъ

Съ молньеносной быстротою

Слабый центръ съ той стороны.

И свирѣпы и шумны,

Точно бурною волною,

Силы равныя, двойною

Вотъ борьбой поглощены!

Нѣтъ игры воображенья

Лучше этаго! Сраженье,

Вотъ и выиграли мы!

Императоръ

(повернувшись налѣво къ Фаусту).

Вижу, все несообразно!

Нашимъ постамъ тамъ опасно;

И летающихъ камней

Я теперь не вижу что-то;

Верхъ покинувъ, массой всей,

Врагъ на нижнія высоты

Опустился. — Дефилей,

Можетъ быть, въ его владѣньи!

Близокъ къ намъ ужь весь отрядъ!

Тщетны ваши ухищренья,

И безбожнаго стремленья

Вотъ конечный результатъ!

(Пауза).

Мефистофель.

Мои два ворона стремятся

Ко мнѣ съ извѣстьемъ! Я признаться

Боюсь — запутано въ дѣлахъ!

Императоръ.

Что нужно этимъ птицамъ гадкимъ?

Какъ бы на черныхъ парусахъ,

Несутся съ мѣста жаркой схватки.

Мефистофель (къ воронамъ).

Поближе къ уху, господа,

Садитесь! Съ вашею охраной

Не пропадешь! И вами данный

Совѣтъ разуменъ былъ всегда.

Фаустъ (къ Императору).

Про голубей уже всѣ знаютъ,

Какъ изъ далекихъ странъ они

Въ родныя гнѣзда прилетаютъ:

Въ миръ вѣсти голубей нужны,

А вороны посланники войны.

Мефистофель.

Смотри, какое затрудненье

Обозначается! Вполнѣ,

Ужасно нашихъ положенье

Теперь на этой крутизнѣ!

Вотъ непріятель недалеко,

На высотахъ ужь ближнихъ онъ;

Коль въ дефилей ворвется — плохо,

Потерпимъ сильный мы уронъ.

Императоръ.

Обманутъ я, повѣривъ чуду!

Втянули въ сѣти! Страшно мнѣ,

Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ отовсюду

Меня опутали онѣ.

Мефистофель.

Мужайся только! Неудачей

Еще большихъ не терпимъ мы.

Въ послѣднихъ трудностяхъ нужны

Терпѣнье, хитрость! А горячій

Всегда конецъ подобныхъ дѣлъ.

Послы въ моемъ распоряженьи;

И такъ, отдай ты повелѣнье,

Чтобъ я приказывать посмѣлъ!

Главнокомандующій

(подошедшій за это время).

Съ тобой въ союзѣ это племя;

Я за тебя скорбѣлъ все время —

Непрочно счастье это. разъ

Фиглярство имъ надѣлитъ насъ.

Не знаю, что, куда направить?

Пусть кончатъ такъ, какъ начали они!

Я отдаю сей жезлъ.

Императоръ.

Повремени —

Вѣдь, можетъ быть, и ожидаетъ

Насъ лучшій день невдалекѣ.

Вѣщунъ мнѣ гнусенъ, ужасаетъ!

Сношенья съ воронами, мнѣ

Его не нравятся.

(Къ Мефистофелю).

Тебѣ

Жезлъ не довѣрю — Должность эта

Не для такого — же субъекта!

Ты, приказанья отдавай,

Старайся, насъ освобождай —

И будь что будетъ!

(Онъ входитъ въ шатеръ вмѣстѣ съ Главнокомандующимъ)

Мефистофель

Пусть помогой

Ему и будетъ жезлъ тупой!

Намъ не съ руки предметъ такой —

Въ немъ пользы было-бы немного:

Его верхушка — то была

Вѣдь на подобіе креста.

Фаустъ.

Что дѣлать?

Мефистофель.

Всѣ устроены дѣла!

Вамъ, братцы черные, дорога!

Скорѣй, летите-ка въ походъ,

Вы въ горы, къ озеру большому!

Поклонъ Ундинамъ; призракъ водъ

Прошу наслать сюда. Кому другому —

Имъ, ухищреній женскихъ суть

Извѣстна очень — такъ съумѣютъ обмануть,

Что кажется, что есть искусно раздѣляя,

Что всякій можетъ присягнуть,

Что ложь-то именно и правда есть святая.

(Пауза).

Фаустъ.

Къ дѣвицамъ водянымъ, усердно, знать они,

Послы-то наши, приласкались!

Ужь начинаетъ тамъ струиться, и прорвались

Изъ камней бьющіе обильные ключи.

Конецъ и торжеству противника!

Мефистофель.

Ну, важно!

Преудивительный устроили пріемъ!

Тутъ растеряется и самый вѣдь отважный!

Фаустъ.

Уже ручей шумя сливается съ ручьемъ,

Бьетъ изъ лощинъ съ удвоеннымъ стремленьемъ;

А тамъ потокъ сверкаетъ отраженьемъ

Цвѣтистыхъ радужныхъ лучей;

Стелясь по площади утесовъ, и по скатамъ

Бурля и пѣняся, всей силою своей,

Онъ низвергается въ долину водопадомъ.

Упорству храброму не устоять, когда

Все рвется поглотить могучая волна!

Мнѣ страшно самому средь этого смятенья.

Мефистофель.

Ну, ложнаго подобья наводненья,

Конечно, мнѣ и не видать совсѣмъ;

Глазъ человѣка лишь быть можетъ обмороченъ;

Мнѣ-жь это все забавно очень!

Стремглавъ кидаются какъ въ воду стадомъ всѣмъ;

И, дураки себѣ воображая,

Что тонутъ всѣ на грунтѣ-то сухомъ,

Пыхтятъ и бѣгаютъ потѣшно подражая

Пловцовъ движеньямъ! — Все смѣшалося кругомъ.

(Вороны возвратились).

Хорошій отзывъ я, предъ господиномъ новымъ

Вамъ дать готовъ; а въ дѣлѣ образцовомъ,

Хотите ежели вы испытать себя,

То къ кузницѣ вы раскаленной мчитесь,

Гдѣ племя карликовъ средь вѣчнаго огня

Куетъ металлъ и камень. Потрудитесь,

Краснорѣчивѣе ихъ тамъ уговорить —

Пусть одолжатъ намъ пламени такого,

Чтобъ былъ и блескъ, и трескъ, какъ къ высшемъ смыслѣ слова

Огонь возможно лишь себѣ вообразить.

Сверканье молніи въ пространствѣ отдаленномъ

И съ выси звѣздъ скользящихъ быстрый летъ,

То въ ночи лѣтнія все такъ обыкновенно!

Но въ спутанныхъ кустахъ какъ молнія блеснетъ,

Какъ звѣзды зашипятъ на влажной почвѣ — вотъ

Что мудрено! — Себя вы долго не томите,

Сперва попросите, а послѣ прикажите.

(Вороны улетаютъ. Все исполняется по приказанію).

Мефистофель.

Тьмы непроглядной на враговъ!

Будь каждый шагъ ихъ колебанье!

Блудящихъ искръ со всѣхъ концовъ

И нестерпимаго сверканья!

Прекрасно! Грозный шумъ еще,

Чтобы покончить это все.

Фаустъ.

Доспѣхи рыцарей пустые, изъ могилы

Своихъ палатъ, явившись въ бѣлый свѣтъ,

На вольномъ воздухѣ свои вернули силы.

Вверху бряцаніе давно мнѣ слышно было —

Звукъ удивительный, фальшивый.

Мефистофель.

Такъ и слѣдъ!

Ихъ удержать теперь и средства нѣтъ;

Ужь начались и рыцарскія стычки —

Благаго стараго все времени привычки.

Какъ съ Гвельфомъ Гибелинъ, другъ противъ друга тутъ

Всѣ налокотники, набедренники, снова,

На распрю вѣчную идутъ.

Тверда понятій ихъ наслѣдственныхъ основа,

Непримиримыми остались навсегда.

Ужь раздается шумъ отъ низу и до верху,

Повсюду. Такъ выходитъ на повѣрку,

Что партій ненависть, взаимная вражда —

Въ бѣсовскіе пиры, всегда то доставляло

Всѣхъ крайнихъ ужасовъ главнѣйшее начало.

Вотъ оглушительно гремитъ

Звукъ тамъ панически-неистовый и мерзкій,

Притомъ, пронзительный и сатанински — рѣзкій…

По всей долинѣ страхъ царитъ.

(Въ оркестрѣ боевая тревога, переходящая потомъ въ веселую военную музыку).

----- Шатеръ Лжеимператора. Тронъ, богатая обстановка. Загребало и Маркитантка.

Маркитантка.

Вотъ мы и первыми приспѣли!

Загребало.

Быстрѣе ворона летѣли!

Маркитантка.

Ахъ кладъ! Несмѣтное добро!

Съ чего начну? И чѣмъ кончаю!

Загребало.

За что хватиться ужь не знаю —

Все мѣсто здѣсь полнымъ полно!

Маркитантка.

Коверъ мнѣ кстати, въ самомъ дѣлѣ,

Плохія часто мнѣ постели.

Загребало.

Виситъ стальная булава —

Такая мнѣ нужна была.

Маркитантка.

Ахъ, красный плащъ, и золотое

Кругомъ шитье! И точно мнѣ

Такой-же видѣлся во снѣ!

Загребало (беретъ оружіе).

Вотъ съ этимъ дѣло не плохое;

Кто попадется — пришибешь,

Да какъ ни въ чемъ и не бывало,

Опять впередъ себѣ пойдешь;

А ты, вотъ много натаскала,

Да только дряни, въ свой мѣшокъ.

Оставь весь хламъ, а сундучекъ

Бери-ка этотъ — будетъ дѣло!

Тамъ содержанье армьи цѣлой;

Да знай, что пузо-то его

Все чистымъ золотомъ полно!

Маркитантка.

Ой, тяжело! Не одолѣю!

Загребало.

Постой, вотъ я его взвалю

Фаустъ.

На спину толстую твою

Да, ну! Нагнись! Согнись скорѣе!

Маркитантка.

Охъ, охъ! Ну, мой пришелъ конецъ!

Совсѣмъ сломало мнѣ крестецъ!

(Сундучокъ падаетъ и разбивается).

Загребало.

Вонъ золота какая груда!

Ну, загребай себѣ, небось!

Маркитантка

(присаживается на полъ на корточки).

Скорѣй забрать въ подолъ покуда!

Пожалуй хватитъ мнѣ, авось!

Загребало.

И какъ еще! Ну, не копайся!

(Она встаетъ).

О, горе! Экая бѣда!

Въ твоемъ передникѣ дыра!

Ужь такъ съ тобой и дожидайся —

Куда пойдешь, гдѣ ни стоишь,

Повсюду все ты разсоришь.

Императорскіе Трабанты.

Вамъ что за дѣло тутъ возиться?

Зачѣмъ въ святилище пришли?

Какъ смѣть въ сокровищницѣ рыться?

Загребало.

Мы продали тѣла свои,

Беремъ и долю изъ добычи.

По непріятельскимъ шатрамъ

Ходить, таковъ всегда обычай,

А мы солдаты, видишь самъ.

Трабанты.

Ну, нѣтъ! И между нашимъ братомъ,

Ужь такъ не водится: Солдатомъ,

И вмѣстѣ воромъ быть дряннымъ!

Кто близкимъ сталъ къ властямъ земнымъ,

Монарху нашему извѣстнымъ,

Тотъ долженъ быть солдатомъ честнымъ.

Загребало.

Про вашу честность знаемъ мы:

Ей — контрибуція названье;

Вѣдь на одинъ покрой всѣ вы:

Давай! вотъ лозунгъ всей компаньи.

(Маркитанткѣ)

Ты убирайся, и тащи

Тѣ вещи, что къ тебѣ попали!

Насъ въ гости-то сюда не ждали.

(Уходятъ)

Первый Трабантъ.

И отчего, ты мнѣ скажи,

Ты грубіяну не далъ въ рыло?

Второй Трабантъ.

Не знаю; силы не хватило;

Какъ будто призраки они!

Третій Трабантъ.

Мнѣ все мерещилось, туманомъ

Совсѣмъ глаза заволокло.

Четвертый Трабантъ.

Объ этомъ днѣ, какомъ-то странномъ,

И разсказать-то мудрено,

Такъ сердце боязно щемило,

Такъ было душно, тяжело!

Одинъ стоялъ, того свалило,

Тотъ спотыкался и разилъ

Въ одно и то-же время; прахомъ

Врагъ разсыпался съ каждымъ махомъ,

Туманъ передъ глазами плылъ;

Потомъ жужжанье, свистъ, шипѣнье;

Такъ продолжалось все сраженье.

Мы здѣсь — а случаемъ какимъ,

То намъ невѣдомо самимъ.

Императоръ и четыре Принца подходятъ. Трабанты удаляются.

Императоръ.

И такъ, что-бъ ни было, осталася за нами

Побѣда; въ полѣ нѣтъ бѣгущаго врага.

Вотъ тронъ пустой; покрытые коврами,

Вотъ драгоцѣнности измѣнника; сюда

Навалены, шатеръ загромождая.

Къ пріему, съ почестью, какъ подобаетъ намъ,

Готовы мы, пословъ народныхъ ожидая,

И подъ охраною трабантовъ. И вѣстямъ

Мы добрымъ рады тѣмъ, которыя отвсюду

Подходятъ къ намъ. И миръ да снизойдетъ

На край что нашу власть охотно признаетъ!

А если и обманъ вмѣшался въ дѣло — буду

Отвѣтственнымъ за то одинъ лишь я.

Случайности тутъ кстати подоспѣли:

На непріятеля каменья полетѣли

Съ небесъ, и дождь кровавый полился,

Изъ глубины пещеръ; могучій, странно,

Вдругъ, исходилъ какой-то грозный звукъ,

Противника онъ ослаблялъ нежданно,

А нашихъ ободрялъ и укрѣплялъ нашъ духъ.

Когда, осмѣянный, врагъ падалъ сокрушенный,

То побѣдитель, рокъ къ нему столь благосклонный,

Превозносилъ и величался самъ;

За нимъ хвалебный гимнъ всѣ пѣли небесамъ.

Я-жь, въ совѣсть заглянулъ свою со всѣмъ смиреньемъ,

Что ранѣе со мной случалось не всегда!

Пусть молодой властитель, съ увлеченьемъ,

Безумно тратитъ дни свои; придутъ года

И дорожить его научатъ и мгновеньемъ.

Вотъ, съ вами, вѣрные, теперь быть за одно

Хочу, въ правленіи моими областями,

Въ устройствѣ и Двора и дома моего.

(Къ первому).

Тебѣ обязаны порядкомъ межь войсками,

И диспозиціей разумной ихъ; потомъ,

Тѣмъ направленіемъ искуснымъ хода дѣла

Въ моментъ рѣшительный. Князь! дѣйствуй въ духѣ томъ,

Согласно времени, въ день мирный также смѣло.

Такъ, жалую наслѣдственнымъ тебя

Я маршаломъ, и мечъ тебѣ вручаю.

Наслѣдственный Маршалъ.

Покуда дѣйствуя еще въ предѣлахъ края,

Когда вѣрнѣйшая вся армія твоя,

На рубежахъ, твой тронъ съ твоею властью

Достойно утвердитъ — доставь тогда намъ счастье

Торжественный устроить пиръ въ дворцѣ

Твоемъ родительскомъ. Со рвеньемъ неуклоннымъ

Передъ тобой, и вѣчно при тебѣ,

Пойду съ мечемъ я этимъ обнаженнымъ

Какъ съ вѣрнымъ спутникомъ величья на землѣ.

Императоръ (второму).

Тебя-же храбреца, который, какъ я знаю,

Предупредительно любезенъ былъ всегда,

Я оберъ-каммергеромъ назначаю.

Обязанность твоя далеко не легка:

Ты старшій надъ людьми домашними моими;

Средь нихъ вселившійся давно уже раздоръ,

То сдѣлалъ, что они и были до сихъ поръ,

Слугами для меня ужь черезчуръ плохими.

Въ твоемъ лицѣ примѣръ высокій передъ ними —

Почетно какъ Царю, Двору, всѣмъ угодить!

Оберъ-Каммергеръ.

Въ высокомъ смыслѣ такъ Монарху послужить —

Ко благу, насъ самихъ, ведетъ прямому:

Быть въ помощь доброму, не дѣлать зла и злому,

Спокойно, не хитря всегда правдивымъ быть,

И ходу не давать обману никакому.

Когда меня взоръ проницаетъ твой,

Тогда свою благословляю долю.

Могу-ли дать теперь своей фантазьи волю

Въ устройствѣ пира? Самъ, кувшинъ я золотой

Тебѣ подамъ, когда за столъ ты сядешь,

Чтобъ руку освѣжить твою, властитель мой,

Какъ ты меня живишь коль на меня ты взглянешь,

Императоръ.

Но чтобъ о праздникахъ теперь я могъ мечтать,

То слишкомъ для того серьезно озабоченъ.

Но, что-жь-пусть такъ и будетъ, впрочемъ!

Началу доброму веселіе подъ стать.

(Третьему).

Ты, первый Стольникъ! Пусть и будетъ въ подчиненьи

Все у тебя: Охота, птичій дворъ

И ферма. И твоя забота съ этихъ поръ,

Чтобъ было хорошо всѣхъ блюдъ приготовленье,

Чтобъ выборъ былъ большой любимѣйшихъ моихъ,

По мѣрѣ какъ пора и доставляетъ ихъ.

Первый Стольникъ.

Поститься буду я, пока передъ тобою

Не будетъ кушанья пріятнаго тебѣ.

Служители-жъ при царскихъ кухняхъ, всѣ

Приложатъ трудъ, стараніе со мною,

Чтобъ разстоянія приблизить, и притомъ,

Искуствомъ торопить и время года — словомъ,

Все будетъ. Но, чѣмъ всѣ гордятся за столомъ,

Тебя то не влечетъ, что далеко иль ново —

Ты любишь то, что просто и здорово.

Императоръ (четвертому).

И такъ какъ о пирахъ теперь толкуемъ мы,

То вотъ, тебя, герой мой юный, назначаю

Своимъ я Оберъ-шенкомъ! Ожидаю,

Чтобъ были винами обильно снабжены

Всѣ погреба мои. Самъ, будь умѣренъ ты,

И случая не увлекись соблазномъ,

Не преступай границъ ты въ настроеньи ясномъ.

Оберъ-Шенкъ.

Довѣрье къ юношамъ тотчасъ возводитъ ихъ

По степени мужей. Теперь въ мечтахъ живыхъ,

Переношуся я въ великое собранье:

Украсить твой буфетъ все приложу старанье:

Великолѣпными сосудами кругомъ

Уставлю, золото сіяло-бъ съ серебромъ.

Но для тебя я выберу сначала

Прелестнѣйшій бокалъ, блестящаго стекла

Венеціанскаго; на днѣ его не мало

Таится радостей; крѣпчая, никогда

Не охмѣлитъ вино въ немъ налитое.

Надѣются на то и слишкомъ ужь, порою,

Тебѣ-жь всегда была вѣрнѣйшей изъ охранъ

Твоя умѣренность-то лучшій талисманъ.

Императоръ.

Изъ непреложныхъ устъ свои вы назначенья*)

Узнали въ этотъ часъ; и слово велико

Монарха вашего, и вѣренъ даръ его.

Офиціальнаго все-жь нужно утвержденья,

И подписью его скрѣпить. А кстати, вотъ,

Необходимый намъ и человѣкъ идетъ.

) Званія которыми Императоръ награждаетъ четырехъ принцевъ, издавна были присвоены Германскимъ Курфирстомъ. При торжествахъ коронованія, они лично исполняли упоминаемыя здѣсь обязанности.

(Архіепископъ — Архиканцлеръ **) подхоОитъ).

) Курфирстъ Кельнскій, которому, съ половины XIII вѣка, были присвоены оба эти званія.

Императоръ.

На камнѣ угловомъ основанный надежно,

Вовѣкъ продержится весь сводъ неколебимъ;

Ты видишь четырехъ здѣсь принцевъ этихъ! Имъ

Мы сообщили все теперь, что сдѣлать должно

Въ ближайшемъ времени, и вмѣстѣ, весь составъ

Двора и дома, мы распредѣлили точно.

Отнынѣ, вся страна пусть утвердится прочно

И сильно, на числѣ пяти. Я дамъ имъ правъ

Такихъ, чтобы они предъ всѣми-бы блистали;

Имѣньемъ тѣхъ, которые отпали

Отъ насъ, границы ихъ земель расширю я.

Вамъ, вѣрные мои, я много присуждаю

Прекраснѣйшихъ владѣній; прибавляю

И право ихъ распространять, смотря

По случаю, наслѣдствомъ, или мѣной,

Иль пріобрѣтеньемъ. Владѣлецъ каждый ленный

И справедливый, какъ ему и должно быть,

Всей властью пользуйся своею безъ стѣсненья.

Вы будете верховный судъ чинить,

Безъ апелляціи на ваши всѣ рѣшенья.

Принадлежать вамъ будутъ, сверхъ того,

Налоги, цензъ и пошлины, а также

Вся привилегія почетной свиты, стражи;

И управленіе вамъ полное дано

Всѣхъ рудниковъ, монеты, солеваренъ.

Чтобъ доказать какъ я глубоко благодаренъ

Къ величью своему васъ приближаю я.

Архіепископъ.

Во имя всѣхъ, Монархъ, тебѣ благодаренье!

Насъ возвышаешь ты — растетъ и мощь твоя.

Императоръ.

Еще и большее готовлю я значенье

Для васъ. Я жизнь люблю, и жить я очень радъ,

И, можетъ быть, процарствую довольно;

Но праотцевъ великихъ цѣпь, невольно,

Предусмотрительный мой отвлекаетъ взглядъ

Отъ дѣятельности кипучей

На мракъ грядущаго. Настанетъ неминучій

И роковой предѣлъ назначенныхъ мнѣ дней,

Покину я моихъ любимѣйшихъ друзей;

Тогда преемникъ мой быть долженъ избранъ вами.

Вѣнчаннаго его введете вы тогда,

Высоко на престолъ священный; пусть гроза,

Которая теперь носилася надъ нами,

Разсѣется, и миръ царитъ въ тѣ времена!

Архиканцлеръ.

Вотъ съ гордостью въ душѣ, смиренно предъ тобою,

Стоятъ первѣйшіе изъ всѣхъ земныхъ князей.

Пока въ насъ вѣрныхъ кровь кипитъ живой струею

Тѣла покорныя мы волѣ всѣ твоей.

Императоръ.

Такъ прочно утвердимъ свои постановленья,

И на грядущія теперь мы времена,

Своею подписью съ печатью. Вы, сполна

Свободные владѣтели имѣнья;

Но лишь въ условіе поставлю вамъ одно:

Чтобъ въ цѣлости вовѣкъ осталося оно,

Чтобъ никогда оно не раздѣлялось

На части; какъ-бы тамъ семья ни размножалась

Впослѣдствіи, но только лишь одинъ,

Тому что дали мы, наслѣдникъ старшій сынъ.

Архиканцлеръ.

Важнѣйшій тотъ статутъ, для всѣхъ благословенный,

Пойду пергаменту немедля передать,

А въ канцеляріи все справятъ и печать

Приложатъ. И скрѣпишь ты подписью священной.

Императоръ.

Васъ отпускаю я, чтобъ каждый могъ въ себя

Сосредоточившись, обдумать совершенно

Всѣ происшествія торжественнаго дня.

(Свѣтскіе принцы удаляются).

Архіепископъ.

(Остается и говоритъ съ важностью).

Нѣтъ канцлера, епископъ здѣсь — и бремя

Предчувствій такъ гнететъ и мысли всѣ мои,

И сердце полное отеческой любви!

Предупредить тебя хочу пока есть время.

Императоръ.

Чего-жь бояться намъ теперь еще? Скажи!

Архіепископъ.

Тебя, вѣнчаннаго, мнѣ видѣть скорби много,

Тебя, священнаго, въ союзѣ съ Сатаной!

Хотя, какъ кажется, престолъ упроченъ твой —

Но способомъ какимъ! На поруганье Бога

И Папы нашего Святѣйшаго отца.

Когда узнаетъ онъ, осудитъ очень строго;

Перунами его тогда поражена,

Падетъ во прахъ вся грѣшная страна.

Онъ не забылъ еще когда ты чародѣя,

Въ день коронаціи своей освободилъ

И Христіанству вредъ великій тѣмъ содѣя;

Изъ твоего вѣнца, лучъ первый освѣтилъ

Проклятую главу своимъ благоволеньемъ.

Бей въ грудь себя съ раскаяньемъ, смиреньемъ,

И лепту малую святынѣ дай изъ благъ,

Грѣхомъ которыя лишь у тебя въ рукахъ.

Всю мѣстность, гдѣ шатеръ твой былъ между холмами,

Гдѣ сонмища на помощь собиралъ

Ты духовъ злыхъ, гдѣ князю лжи внималъ —

Благочестивыми ты вразумленъ рѣчами,

Отдай духовному все вѣдомству; густой

Тотъ лѣсъ, во всемъ его объемѣ, горы,

И высь съ удобною для пастбища травой,

Рыбообильныя и свѣтлыя озера,

Живые ручейки, которые змѣясь

Въ долъ низвергаются несчетными струями,

Долину эту всю, съ лугами и іюлями,

И селами ея. Совѣту покорясь,

Докажешь ты раскаянье, и будешь

Помилованъ.

Императоръ.

Мой тяжкій грѣхъ меня

Пугаетъ! Все бери что заблагоразсудишь.

Архіепископъ.

Поруганная здѣсь грѣхами мѣстность вся,

Должна, вопервыхъ, быть посвящена служенью

Всевышняго. И вотъ, въ моемъ воображеньи,

Встаетъ кругомъ твердыня ужь стѣны,

И хоры утреннимъ лучемъ позлащены;

И удлинняется все среднее пространство,

Все зданіе растетъ, изображая крестъ,

И возвышается на радость христіанства.

Вотъ, изо всѣхъ стекаются ужь мѣстъ,

И къ величавому порталу всѣ тѣснятся,

Лишь грянулъ колоколъ призывомъ первымъ; вотъ,

Повсюду звукъ разносится съ высотъ

Тѣхъ башенъ, къ небесамъ которыя стремятся;

Сюда идетъ и грѣшникъ — и его

Ждетъ упованіе на жизни обновленье.

Да будетъ близокъ день великій освященья!

Твое присутствіе украситъ торжество.

Императоръ.

Пусть дѣло столь великое вѣщаетъ

Про славу Божію всѣмъ добрымъ, а съ меня

Да сниметъ тяжкій грѣхъ! Ужь ощущаю я

Какъ это душу мнѣ заранѣ возвышаетъ.

Архіепископъ.

Какъ Канцлеръ, требую формальности.

Императоръ.

Пиши

Формальный документъ о томъ что во владѣнье

Церковное поступитъ; въ заключенье,

Я подпишусь охотно.

Архіепископъ.

(Откланивается, но передъ выходомъ возвращается опятъ).

А съ земли

Доходы всѣ отдашь ты, безъ сомнѣнья,

На это дѣло — какъ-то: десятинный сборъ

И пошлины, на вѣкъ. А поддержать не вздоръ

Достойнымъ образомъ такое учрежденье;

Администраціи рачительной, одной,

Расходы предстоятъ какіе! О самой

Постройкѣ, долженъ я сказать, что мѣсто это

Не тронуто, его воздѣлать не легко —

И потому для этого предмета,

Ты изъ добычи намъ удѣлишь кое-что.

Затѣмъ, и привозить намъ надо издалека

Лѣсъ, известь, шиферъ, все. А даровыхъ подводъ

Доставитъ намъ усердный ужь народъ;

Мы скажемъ проповѣдь, какъ дѣло то высоко,

Благословеніе свое дадимъ за то.

(Уходитъ).

Императоръ.

Великъ мой грѣхъ, и тяжко это бремя;

Жестокіе убытки нанесло

Поганое мнѣ колдовское племя!

Архіепископъ.

(Возвращается снова съ глубокимъ поклономъ).

Прости, о Государь! Ты берегъ весь морской

Пожаловалъ безбожнику большому;

Но будетъ проклятъ онъ, коль вѣдомству святому

Не передашь владѣнье той землей,

Со сборомъ, пошлиной, правами и доходомъ.

Императоръ (съ неудовольствіемъ).

Земли той нѣтъ пока; во мракѣ лишь подводномъ

На днѣ морскомъ еще покоится она.

Архіепископъ.

Имѣетъ кто терпѣнье и права,

Тотъ своего когда нибудь дождется.

Но слово намъ твое порукой; будемъ ждать.

(Уходитъ).

Императоръ.

На всю Имперію, такъ вскорѣ мнѣ придется

Актъ дарственный, пожалуй, подписать.

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Открытая мѣстность.

Странникъ.

Средь навѣса, вотъ густаго

Темныхъ старыхъ липъ, опять,

Послѣ долгихъ странствій, снова

Привелось мнѣ увидать

Домикъ тотъ уединенный,

Пріютили гдѣ меня,

Какъ волною разъяренной

Былъ на отмель брошенъ я!

Разъ еще, благодаренье

Я хотѣлъ-бы принести

Добрымъ людямъ за спасенье —

Только живы-ль старики?

Ждать-ли съ ними встрѣчи новой?

Стары были ужь тогда.

Какъ помочь они готовы

Были ближнему всегда!

Нѣтъ четы на свѣтѣ лучшей!

Что-жь, окликнуть? Или въ дверь

Постучаться мнѣ на случай?…

Мой привѣтъ вамъ! И теперь,

Вы остались-ли все тѣ-же,

Люди чести и добра;

Такъ-ли счастливы какъ прежде

На благія вы дѣла?

Бавкида

(маленькая старушка, очень старая)

Тише, тише! Гость мой милый!

Мужъ заснулъ; а долгій сонъ

Нуженъ старцу, чтобы силой

Для труда запасся онъ.

Странникъ.

Ты-ли, бабушка? Тебя-ли

Съ мужемъ, мнѣ благодарить?

Жизни юной вы-ль связали

Чуть не порванную нить?

И заботливостью милой,

Помертвѣвшія уста,

Ты-ль, Бавкида, оживила?

(Подходитъ старикъ).

Филемонъ! Съ морскаго дна,

Ты-ли, мощною рукою,

Драгоцѣнности мои

Доставалъ, борясь съ волною?

И не ваши-бы огни,

Не сребристые-бъ раздались

Звуки вдаль колокольца,

Въ страшныхъ бѣдствіяхъ дождались

Не такого-бъ мы конца!

А теперь, пойду на море

Безпредѣльное взглянуть,

Помолиться въ томъ просторѣ —

Мнѣ такъ сильно давитъ грудь!

(Онъ идетъ на отмель).

Филемонъ (Бавкидѣ).

Въ садикъ надо торопиться,

Столъ накрытъ, туда, къ цвѣтамъ.

Пусть походитъ, подивится!

Не повѣритъ онъ глазамъ.

(Слѣдуетъ за нимъ. Становится около него).

Вотъ, что къ вамъ такъ люто было,

За волной гоня волну,

Бурно лѣнясь — Видишь, милый,

Эту райскую страну!

Старъ я сталъ, и пользы въ дѣлѣ

Отъ меня быть не могло;

А какъ силы ослабѣли,

Море вдаль ужь отошло.

Слугъ проворныхъ, господина

Очень умнаго, толпы

Быстро строили плотины

И выкапывали рвы,

Оттѣснили моря грани,

Укротили власть его.

Видишь, зелень на полянѣ,

Видишь лѣсъ, сады, село!

Полюбуйся-ка покуда!

Скоро солнышко зайдетъ.

Парусовъ, вотъ отовсюду,

Стая бѣлая плыветъ;

Видишь, тамъ вдали мелькаютъ?

На ночной идутъ пріютъ —

Птицы гнѣзда свои знаютъ;

Вѣдь у насъ и пристань тутъ.

Вдалекѣ лишь видно море

Какъ лазурная кайма,

А кругомъ, во всемъ просторѣ,

Заселенная страна.

----- Въ садикѣ. (За столомъ втроемъ).

Бавкида (гостю).

Что-жь молчишь ты? И охоты

Нѣтъ тебѣ ни ѣсть, ни пить? *

Филемонъ.

Разскажи про чудо все ты;

Знаю, любишь говорить!

Бавкида.

Чудо, вправду! Не имѣла

Я покою отъ него

До сихъ поръ; вѣдь было дѣло

Что-то слишкомъ мудрено.

Филемонъ.

Развѣ берегъ отдавая

Государь нашъ согрѣшилъ?

Съ трубнымъ звукомъ проѣзжая

И Герольдъ то возвѣстилъ.

Поселилися сначала

Возлѣ нашихъ дюнъ они,

Шалашей и шатровъ не мало

Было тутъ! Межь тѣмъ, въ тѣни,

Точно выросъ, въ самомъ дѣлѣ,

Замокъ въ зелени густой.

Бавкида.

Днемъ работники шумѣли,

Ломъ, лопата, стукъ большой —

Вздоръ! Средь времени ночнаго,

Тамъ гдѣ рыскали огни,

Глядь, плотина ужь готова

Къ утру. Много тамъ въ крови

Жертвъ, должно быть, погибало

Человѣческихъ; всю ночь

Воплемъ страшнымъ все стонало;

Какъ волна катилась прочь

Въ море массой огневою —

И каналъ ужь тутъ какъ разъ!

Онъ безбожникъ; и покою

Нѣтъ ему вотъ изъ за насъ —

Нашей хижинѣ, дубравѣ,

Онъ завидуетъ, сосѣдъ!

Пусть кичится, онъ и вправѣ —

Покоримся какъ и слѣдъ.

Филемонъ.

Предлагалъ земли онъ новой

Часть намъ лучшую отдать.

Бавкида.

Ахъ, зачѣмъ намъ дна морскаго!

Здѣсь вѣрнѣе доживать.

Филемонъ.

Солнце низко, отправляться

И въ часовню намъ пора,

На зарю полюбоваться,

Позвонить въ колокола;

Разсуждать не станемъ болѣ.

А молитву принесемъ,

Предаваясь вышней волѣ

Бога нашего во всемъ.

----- Дворецъ. Обширный паркъ, прямой большой каналъ.

Фаустъ

(въ глубокой старости; ходитъ задумчиво).

Линней (сторожевой на башнѣ).

(Говоритъ въ рупоръ).

Заходитъ солнце; бѣгъ я вижу

Послѣднихъ нашихъ кораблей;

Вотъ входятъ въ пристань, бодро. Ближе

Къ каналу, челнъ большой съ своей

Идетъ командой. Развѣваясь,

Пестрѣютъ вымпелы; и рядъ

Тамъ твердыхъ мачтъ; и величаясь

Тобою, боцманъ счастью радъ.

Надолго будь благополученъ

И славенъ!

(Раздается звонъ маленькаго колокола съ дюны)-

Фаустъ (вздрогнувъ).

О, проклятый звонъ!

И наконецъ, я имъ измученъ!

Меня постыдно ранитъ онъ,

Какъ будто выстрѣломъ коварнымъ.

Передъ глазами, царство все

Здѣсь представляется мое,

А за спиной досада злая

Ждетъ звонъ завистливый меня

Какъ дразнитъ, мнѣ напоминая,

Что не чиста вся власть моя.

И тотъ домишко почернѣлый,

И роща липовая, мхомъ

Та вся поросшая капелла —

То все не въ вѣденьи моемъ.

Боюсь какихъ-то странныхъ тѣней

Какъ побреду туда, порой;

Въ глазахъ, въ ногахъ какъ сотни терній…

Подальше-бъ мнѣ найти покой!

Линней (какъ выше сказано).

Скользитъ какъ весело по волнамъ,

Съ вечернимъ свѣжимъ вѣтеркомъ,

Челнъ разноцвѣтный, и огромнымъ

Онъ нагруженъ идетъ добромъ!

(Роскошный челнъ, богато и цвѣтисто нагруженный произведеніями разныхъ странъ свѣта. Мефистофель. Трое сильныхъ).

Хоромъ.

А вотъ мы всѣ

И на землѣ!

Привѣтъ, поклонъ,

Тебѣ, патронъ!

(Они выходятъ на берегъ, всѣ драгоцѣнности выгружаютъ на землю).

Мефистофель.

Ну, удаль мы свою дѣлами

И доказали, хоть куда!

Съ двумя ушли мы кораблями,

А съ двадцатью пришли сюда.

Лишь отъ хозяина была-бы

Намъ похвала! А наша кладь

О подвигахъ большихъ могла-бы

Ему довольно разсказать.

На вольномъ морѣ духъ свободенъ,

Тамъ разсужденье не въ ходу,

Захватъ лишь быстрый тамъ пригоденъ,

Корабль, какъ рыбу на уду

Поймаешь; трехъ лишь захватило

Четвертый попадетъ въ просакъ,

И плохо пятому; есть сила —

И право есть! Не спросятъ какъ?

А что? Науки мореходной

Не нужно мнѣ: Морской разбой,

Война, торговля, все такъ сродно —

Нераздѣлимъ союзъ тройной.

Трое сильныхъ.

Нѣтъ ни спасиба

Намъ, ни поклона,

Какъ принесли-бы

Мы кучу сора!

Какую мину

Намъ строитъ! Право,

Знать господину

Все не по нраву.

Мефистофель.

Но больше платы

Вамъ ужь не ждать!

Свое, богато,

Успѣли взять.

Трое сильныхъ.

То для забавы

Идетъ, пускай!

Имѣемъ право

На свой мы пай.

Мефистофель.

Идти сначала,

Да поспѣшить,

По верхнимъ заламъ

Распредѣлить

Сокровищъ груду,

Чтобъ блескъ былъ всюду!

Когда придетъ

Увидитъ, вотъ,

Окинувъ глазомъ,

Оцѣнитъ разомъ,

И не скупясь,

Всему онъ флоту,

Пиры задастъ.

О пестрыхъ птичкахъ — всю заботу

Я на себя ужь самъ беру —

Прибудутъ завтра къ вамъ поутру.

(Уносятъ весь грузъ).

Мефистофель (Фаусту).

Встрѣчаешь счастіе со взоромъ

Ты мрачнымъ, съ пасмурнымъ лицомъ.

Все, высшей мудрости вѣнцомъ

Завершено; и берегъ съ моремъ

Вотъ примирились; съ береговъ,

Корабль охотно принимая,

Несетъ его волна морская

Живымъ путемъ. Безъ лишнихъ словъ,

Скажи, что власть твоя объяла

Отсюда міръ обширный весь

Изъ твоего дворца; начало

Всему пошло отсюда; здѣсь,

Былъ вырытъ первый ровикъ малый,

Теперь гдѣ брызжетъ подъ весломъ

Струя широкаго канала;

И первый былъ построенъ домъ,

На этомъ мѣсгѣ-же, досчатый;

Великой мыслію твоей,

Усердіемъ твоихъ людей,

Теперь значеніемъ богаты

Земля и море. Здѣсь…

Фаустъ.

Проклято

Все то что здѣсь! Оно-жь меня

И тяготитъ такъ нестерпимо.

Тебѣ всезнающему, я

Признаюсь, что неумолимо,

Какъ жало вдругъ начнетъ язвить

Мнѣ сердце… Этой боли вѣчной

Я не могу переносить!

И говорить о томъ, конечно,

Мнѣ стыдно. Нужно удалить

Тѣхъ стариковъ вверху живущихъ;

Я резиденцію свою

Устроилъ-бы средь липъ цвѣтущихъ;

Онѣ мнѣ портятъ власть мою.

Что въ этой власти мнѣ всемірной,

Когда еще быть можетъ споръ

За нѣсколько деревъ? Обширный

Мнѣ тамъ открылся-бъ кругозоръ:

Раздвинулъ вѣтви-бъ я, за дальній

Чтобъ горизонтъ проникнулъ взглядъ,

Чтобъ на плоды моихъ дѣяній

Я любовался безъ преградъ;

Чтобъ результатъ былъ видѣнъ разомъ

Мнѣ образцовыхъ тѣхъ работъ,

Которыми высокій разумъ

Здѣсь осчастливилъ весь народъ.

Намъ жесточайшее мученье

Среди богатства — ощущенье

Того чего не достаетъ.

И звономъ, ароматомъ сильнымъ

Отъ этихъ липъ, меня гнететъ

Церковнымъ чѣмъ-то и могильнымъ.

И здѣсь, на этомъ берегу,

Всевышній волею своею

Все побѣждаетъ! Не умѣю

Забыть про это, не могу!

Лишь звонъ — я въ ярость прихожу.

Мефистофель.

Досада страшная, понятно,

Такъ жизнь всю можетъ отравлять.

Никто не станетъ отрицать,

Конечно, слышать непріятно —

Трезвонъ противенъ для ушей

Благовоспитанныхъ людей.

И воздухъ, бим-бам-бомъ постылый

Отягощаетъ; вмѣшанъ онъ

Въ дѣла, съ купели до могилы,

Какъ-бы вся жизнь межь бимъ и бомъ

Была безслѣднымъ только сномъ.

Фаустъ.

Упрямство и сопротивленье

Всѣ блага могутъ омрачить;

Себѣ на горе и мученье

Лишь хочешь справедливымъ быть.

Мефистофель.

Но чѣмъ-же тутъ стѣсняться? Знаю,

Колонизація вѣдь твой

Проектъ?

Фаустъ.

Ступайте! я желаю

Скорѣй оттуда ихъ долой!

Ты знаешь, мѣсто то прелестно,

Которое я выбралъ самъ

И предназначилъ старикамъ.

Мефистофель.

Чтожь, заберемъ ихъ, и чудесно!

Посадимъ ихъ туда — и глядь,

Какъ и устроились опять!

А послѣ всей борьбы, извѣстно,

И примирятся, какъ и стать,

Съ прекраснымъ мѣстопребываньемъ.

(Онъ издаетъ пронзительный свистъ. Трое являются).

Мефистофель.

Сюда! Идти за приказаньемъ!

Назавтра праздникъ морякамъ.

Трое.

Старикъ насъ принялъ очень скверно;

Имѣемъ право ждать навѣрно,

Чтобы хоть пиръ онъ задалъ намъ.

Мефистофель (къ зрителямъ).

И здѣсь то дѣлается снова,

Что съ виноградникомъ Навоѳа.

----- Темная ночь.

Линкей

(поетъ на сторожевой башнѣ).

На то я родился

Чтобъ все созерцать,

И съ башней сроднился,

Привыкъ наблюдать —

Глядѣть мнѣ отрада,

Мнѣ нравится свѣтъ!

Все вижу — преграды

Для глазъ моихъ нѣтъ —

Вокругъ подъ собою,

Вверху въ небесахъ:

И звѣзды съ луною,

И ланей въ лѣсахъ.

Повсюду разлитой

Любуюсь красой, —

Чудесенъ раскрытый

Весь міръ предо мной.

Какъ въ ширь я, и въ глубь я

Проникнувъ гляжу —

Все любо, и любъ я

Себѣ самому.

Вблизи, или въ дали,

Но очи мои,

Чего-бъ ни видали.

Счастливы они;

И будь чтобъ ни было,

Чѣмъ хочетъ оно —

Все было мнѣ мило,

Все такъ хорошо!

(Пауза).

Но не только въ утѣшенье

Этотъ постъ довѣренъ мнѣ;

Вижу страшное смятенье

Тамъ грозящее во тьмѣ!

Искры сыплятся, сверкая

Сквозь густой навѣсъ деревъ,

Вѣтеръ воетъ, раздувая

Пылъ свирѣпый…. Мирный кровъ,

Тотъ который невредимо,

Влажнымъ мохомъ весь покрытъ,

Долго тутъ стоялъ — горитъ!

И была-бъ необходима

Помощь скорая, но нѣтъ

Ужь спасенья! Сколько лѣтъ

Старички оберегали

Такъ заботливо огни —

И огня добычей стали!

Гибнутъ, бѣдные они!

Почернѣлое строенье

Какъ костеръ раскалено —

Лишь-бы имъ найти спасенье,

Добрымъ людямъ, изъ того

Ада яростнаго! Стрѣлы

Свѣтлыхъ молній, вотъ, летятъ,

Межь листвою заблестѣли,

Сучья съ трескомъ всѣ горятъ,

Вмигъ обрушиваясь. Очи,

Вамъ зачѣмъ-же суждено,

Мракъ пронизывая ночи,

Такъ все видѣть далеко!

Вотъ и рухнула капелла

Вся подъ тяжестью вѣтвей;

По вершинамъ заалѣло

Пламя тысячами змѣй;

И объяты пыломъ бурнымъ,

Всѣ дуплистые стволы

Рдѣютъ отблескомъ пурпурнымъ,

До корней истреблены.

(Продолжительная пауза. Пѣніе).

То что прежде взоръ ласкало,

Въ безднѣ вѣчности пропало.

Фаустъ

(на своемъ балконѣ, противъ дюнъ).

Напѣвъ я жалобный съ высотъ

Какой-то слышу? Звукъ и слово

Доходятъ слишкомъ поздно; вотъ,

Со стороны сторожеваго,

Сигналъ тревоги мнѣ слышнѣй….

Поспѣшности я этой всей,

Совсѣмъ не радъ. А впрочемъ, что-же

Въ томъ, что, сгорѣвшій до углей,

Лѣсокъ тотъ нынче уничтоженъ?

Террасу тамъ устроимъ, все

Чтобы пространство предъ глазами

Открыто было; и жилье,

Четѣ той отданное нами,

Мнѣ будетъ видно; старики,

Цѣня щедроты всѣ мои,

Окончатъ дни свои счастливо.

Мефистофель и Трое (внизу).

Вернулись мы на всѣхъ рысяхъ!

Но, извини! Миролюбиво

Не обошлося въ попыхахъ.

Мы и шумѣли, и стучались,

Не отворяли намъ; тогда

Толкнули дверь, и вмигъ распались

Гнилыя доски; мы, крича,

Грозили, звали, но отвѣта

Все нѣтъ! Стара уловка эта:

Не хочетъ слышать, такъ и глухъ!

Возиться было недосугъ —

Такъ быстро мы распорядились,

Что старики, не мучась, вдругъ,

Со страха замертво свалились.

Чужой случился тоже здѣсь,

И въ драку захотѣлъ полѣзть;

Его прихлопнули; мгновенно,

Во время этой дерзновенной

Борьбы, и сдѣлался пожаръ,

Какъ отъ разсыпаннаго всюду

Угля, зажглась солома. Груду

Трехъ тѣлъ, костеръ ужь тотъ пожралъ.

Фаустъ.

Я говорилъ съ глухими что-ли?

Моей не поняли вы воли?

Желалъ я мѣну, не разбой!

Проклятье!… Все между собой

Дѣлите! Нѣтъ моей здѣсь доли!

Хоръ.

Гласитъ, гласитъ смыслъ древнихъ словъ:

Предъ силой будь всегда готовъ

Смириться! Если-же отважнымъ

Себя ты чувствуешь, за симъ,

Быть можешь непоколебимъ —

Рискни и очагомъ домашнимъ,

Всѣмъ прочимъ — и собой самимъ!

(Уходятъ).

Фаустъ (на балконѣ).

Блѣднѣютъ звѣзды и стихаетъ

Огонь; его лишь раздуваетъ

Дыханье вѣтерка; порой,

Сюда доноситъ дымъ густой.

Зачѣмъ мгновенное рѣшенье

Свершилось скоро? Кто такой

Витаетъ тамъ какъ привидѣнье?

----- Полночь. Являются четыре старухи.

Первая.

Зовуся Виною.

Вторая.

Зовусь Нищета.

Третья.

Зовусь я Забота.

Четвертая.

Зовуся Нужда.

Всѣ четыре вмѣстѣ.

Здѣсь заперты двери, войти не съумѣемъ;

Живетъ здѣсь богатый, вступить мы не смѣемъ.

Нищета.

Я въ тѣнь обращаюсь.

Вина.

Въ ничтожество я.

Нужда.

Изнѣженный ликъ отвращенъ отъ меня.

Забота.

Сестры, проникнуть сюда вамъ нельзя!

Себѣ лишь Забота дорогу проложитъ —

Пройти и въ замочную скважину можетъ.

(Забота исчезаетъ).

Нищета.

Уйдемъ!

Вина.

Я съ тобой неразлучна всегда.

Нужда.

Идетъ по пятамъ вслѣдъ за вами Нужда.

Втроемъ.

Несутся, плывутъ облака, исчезаютъ!

Звѣзды на небѣ кругомъ померкаютъ!

Изъ дали далекой, далекой, чрезъ твердь,

Идетъ, она близко, сестра наша…. Смерть!

Фаустъ (во дворцѣ).

Я видѣлъ, ихъ четыре было,

А три ушли; рѣчей-же ихъ

Не могъ понять я смысла. Межь другихъ

Словъ мрачныхъ, ухо различило

Какъ будто — смерть; и этотъ звукъ

Былъ необыченъ, страшно глухъ.

Доселѣ не было мнѣ въ дѣйствіяхъ свободы:

О, если магію я могъ-бы устранить

Отъ своего пути, навѣки позабыть

Всѣ заклинанія волшебныя! Природа!

Когда-бъ твоимъ лишь сыномъ былъ-бы я,

Тогда-бы стоило и жить. А вѣдь, когда-то,

И я былъ человѣкъ, пока той тьмы проклятой

Я не изслѣдовалъ, пока весь міръ, себя,

Анаѳемѣ не предалъ все и вся!

Здѣсь чародѣйство такъ весь воздухъ пропитало,

Что отъ него избавиться нельзя.

И если ясный день для разума, бывало,

И выдастся — то ночь не замедляла

Вновь захватить его какъ въ паутину сновъ.

Выходимъ радостно изъ вешнихъ мы луговъ,

А птица каркаетъ; про что? Про горе злое.

Такъ вѣчно, жизненной порою,

Насъ суевѣріе, и всюду, и всегда,

Гнететъ, все глубже въ насъ внѣдряясь — Въ заключенье,

На перепутій бросаетъ насъ въ смущеньи. —

Дверь заскрипѣла, но, никто нейдетъ сюда.

(Испуганно).

Тутъ есть кто-либо?

Забота.

Да.

Фаустъ.

Кто ты?

Забота.

Пришла — и здѣсь.

Фаустъ.

Такъ удалися.

Забота.

На мѣстѣ я.

Фаустъ

(сначала разсерженный, потомъ умѣреннѣе).

Пусть такъ, но берегися,

И брось постылыя затѣя колдовства.

Забота.

Вкрадусь лишь въ тайникъ сердечный,

Стану вдругъ грозою вѣчной.

Въ разныхъ видахъ власть свою

Всюду я установлю.

Безпокойный, я отъ вѣка,

Всюду спутникъ человѣка,

Съ нимъ иду по всѣмъ стезямъ,

По землѣ и по водамъ;

Не искавъ меня находятъ,

И клянутъ меня и холятъ.

А ты Заботу не знавалъ?

Фаустъ.

По свѣту быстро пробѣжалъ;

За каждое я вожделѣнье

Свое, хватался на лету,

И если удовлетворенья

Не находилъ когда ему,

То все бросалъ; что вырывалось

Изъ рукъ, того и не держалъ.

Я требовалъ — и совершалось,

И вновь стремился, вновь желалъ;

И жизни такъ моей кипучей

Пронесся вихрь; была сперва,

Та жизнь великой и могучей,

Теперь умно идетъ она,

Предусмотрительно. Подробно

Мной шаръ земли весь изученъ;

Но зрѣнье наше не свободно

Проникнуть въ высь — путь прегражденъ.

Глупецъ, кто слабыми глазами

Туда глядитъ, и въ вышинѣ

Старается за облаками

Найти подобнаго себѣ!

Смотри вокругъ себя, стой твердою ногою

Здѣсь — этотъ міръ не будетъ нѣмъ

Для мужа сильнаго; а дальнею мечтою,

Въ туманной вѣчности, блуждать ему зачѣмъ?

Что здѣсь изслѣдуетъ, легко то достижимо.

Пусть такъ идутъ его земные дни;

Гдѣ Духи дѣйствуютъ, пусть онъ проходитъ мимо

И не сбивается со своего пути;

Зайдетъ онъ далѣе — блаженство и страданье

Найдетъ, и ни на мигъ не утолитъ желанья.

Забота.

Свѣтъ не милъ тому кѣмъ я

Разъ всесильно овладѣю,

Вѣчнымъ мракомъ тяготѣю

Надъ душой его царя;

Ни разсвѣта, ни заката

Нѣтъ ужь болѣй для него;

Въ чувствахъ внѣшнихъ нѣтъ утраты —

Въ мірѣ внутреннемъ темно;

Лучшимъ благомъ, и не сможетъ

Овладѣть онъ никогда;

Счастье, горе — все бѣда;

Въ пресыщеньи голодъ гложетъ;

Ожидаетъ-ли восторгъ,

Ожидаетъ-ли мученье —

Отдалитъ на долгій срокъ

Все онъ, въ робкомъ замедленьи,

Все въ грядущемъ для него,

Ввѣкъ не кончитъ ничего.

Фаустъ.

Молчи! не подойдешь ко мнѣ — предупреждаю!

Безсмыслицы-жь такой и слушать не желаю.

Прочь! головы мудрѣйшей, да и той,

Разсудокъ помутитъ акаѳистъ твой плохой.

Забота.

И не приметъ онъ рѣшенья,

Иль остаться, иль идти?

Въ вѣчномъ онъ недоумѣньи,

И средь торнаго пути

Онъ лишь ощупью ступаетъ,

Все сознаніе свое

Постепенно онъ теряетъ,

Въ извращенномъ видѣ все

Передъ нимъ; Себѣ онъ бремя,

И другихъ гнететъ притомъ;

Полной грудью дышетъ онъ —

Задыхаясь въ то-же время,

И живетъ онъ мертвецомъ,

Ни отчаянъ, ни покоренъ.

То онъ рабъ, то онъ свободенъ;

Чередуясь безъ конца,

Такъ, больное нерадѣнье,

Гнусно — пошлыя Дѣла,

Полусонъ, плохое бдѣнье, —

Такъ, все къ точкѣ преткновенья

Пригвоздя его, пока,

И готовитъ понемногу

Въ преисподнюю дорогу.

Фаустъ.

Родъ человѣческій, на всякіе лады,

Терзаете вы, злыя привидѣнья!

Жизнь обыденную, и ту влечете вы

Въ водоворотъ горьчайшаго мученья.

Отъ демоновъ себя избавить не легко,

Оковы не порвать ихъ крѣпкія, я знаю —

Могущества-жь такого твоего

Неотразимаго, забота, не признаю!

Забота.

Признай его теперь, какъ я

Бѣгу съ проклятьемъ отъ тебя!

Всѣ люди слѣпы отъ рожденья —

Ослѣпни, Фаустъ, въ послѣднія мгновенья!

(Дуетъ на него).

Фаустъ (ослѣпнувъ).

Ночь все темнѣй, темнѣй — однакоже, меня

Свѣтъ яркій, внутренній, такъ озаряетъ дивно!

И совершить спѣшу то что задумалъ я;

Имѣетъ вѣсъ лишь слово господина.

Проснитеся скорѣй, вы слуги всѣ мои!

Осуществимъ все мной задуманное смѣло,

Берите заступы! Удачно привести

Мы къ окончанію должны все это дѣло.

Порядокъ строгій — же, усердіе — тогда

Получатъ и свое возмездіе достойно.

Для совершенія великаго труда,

На тысячу рабочихъ рукъ довольно

И одного высокаго ума.

----- Большой дворцовый входъ. Факелы.

Мефистофель

(главнымъ смотрителемъ, впереди всѣхъ).

Сюда! отрядъ входи скорѣй

Лемуръ дрожащихъ, сонныхъ,

Изъ связокъ, жилъ сухихъ, костей,

Полу-естествъ сплетенныхъ!

Лемуры*) (хоромъ).

Сейчасъ идемъ къ тебѣ, сейчасъ,

Но намъ едва понятно —

Отмѣрятъ, будто, здѣсь для насъ

Земли край необъятный.

Для мѣры цѣпь, снарядъ готовъ,

И колья заострили;

Зачѣмъ — же мы пришли на зовъ,

Про то мы позабыли.

) Лемуры, ночныя привидѣнія, мертвецы древней миѳологіи; изображали ихъ въ видѣ скелетовъ.

Мефистофель.

Не нуженъ здѣсь намъ хитрый трудъ;

По своему работайте-ка тутъ.

Изъ васъ-же долговязый самый,

На землю пусть ложится прямо,

Да и растянется во всю свою длину;

Другіе вкругъ него ощиплютъ всю траву!

И выроете здѣсь, завѣтъ храня старинный,

Для нашихъ какъ отцовъ то дѣлалось всегда,

Продолговатый вы квадратъ, и не обширный!

Переселеніе въ домъ тѣсный изъ дворца —

Какъ глупо это все выходитъ для конца!

Лемуры

(проворно копаютъ могилу)*

Былъ я молодъ, жилъ, любилъ я,

Сладко было той порой;

Пѣсни-ль, радость гдѣ — пускались

Ноги въ плясъ сами — собой.

Но клюкой задѣла старость,

И споткнулся я какъ разъ,

О могилу — эхъ, зачѣмъ-же

И раскрылась въ этотъ часъ!

Фаустъ

(выходитъ изъ дворца, ощупью вдоль колоннъ).

Какъ радуетъ меня звукъ заступовъ! То въ полномъ

Разгарѣ трудъ народа для меня.

Вотъ, примирилася сама съ собой земля,

Назначила границы волнамъ,

И море крѣпкими оковами стѣсня.

Мефистофель (всторону).

Для насъ стараешься ты самъ, не по пустому —

Фашины, дамбы, что ни строй,

Нептуну, чорту водяному,

Приготовляешь пиръ горой.

Но, такъ, иль сякъ, вамъ нѣтъ спасенья;

Мы со стихіями, союзъ имѣемъ свой —

Стремится все теперь къ уничтоженью.

Фаустъ.

Смотритель!

Мефистофель.

Здѣсь!

Фаустъ.

Ты набери

Работниковъ еще, по мѣрѣ силы,

Наградой, строгостью, поддерживай; плати

И торопи! Хочу чтобъ доносили,

Какъ удлиняться будетъ ровъ,

Мнѣ каждый день.

Мефистофель (вполголоса).

А мнѣ такъ повѣстили

Иначе — не про ровъ, а будто-бы про гробъ.

Фаустъ.

Болото тамъ лежитъ вдоль всей подошвы горной,

Владѣнья новыя заражены кругомъ!

Трясину осушить гнилую — вотъ, безспорно,

Послѣднимъ было-бы, и высшимъ торжествомъ.

Открою мѣсто здѣсь мильонамъ населенья;

Не безопасна жизнь ихъ будетъ, но она,

За то^ пойдетъ среди свободнаго труда.

Здѣсь злачныя поля; придутѣ безъ замедленья,

На почву новую, и люди, и стада;

И водворится такъ, въ довольствѣ проживая,

Народа смѣлаго и дѣльнаго наплывъ.

Внутри страны, подобіе здѣсь рая;

Бушуетъ пусть извнѣ волна морская

До береговъ; случится — ли порывъ

Ея насиліемъ ворваться — поспѣшивъ,

Нахлынетъ вся толпа закрыть проломъ скорѣе.

Да! чувствую, что весь я преданъ той идеѣ,

Послѣдній выводъ это всей

Премудрости: Свободы, жизни тоже,

Достоинъ тотъ лишь изъ людей,

Кто завоевывать ихъ ежедневно можетъ.

Такъ, средь опасностей, пусть, бодро человѣкъ

Здѣсь проживетъ свой дѣятельный вѣкъ.

Все это видѣть-бы, способствовать движенью,

И на свободной-бы землѣ

Мнѣ жить въ свободной-бы средѣ!

Сказать тогда дерзнулъ-бы я мгновенью:

Остановись! Ты такъ прекрасно! Да!

Я знаю, дней моихъ земныхъ слѣда

Не можетъ поглотить забвенье. —

Предчувствую, придетъ блаженная пора,

И мига высшаго вкушаю наслажденье *).

(Фаустъ падаетъ, Лемуры берутъ и кладутъ его на землю).

*) Считаемъ необходимымъ напомнить читателю сцену изъ I части, гдѣ Фаустъ, полный презрѣнія къ жизни, дѣлая договоръ говоритъ: «если я когда-либо скажу мгновенью: Остановись! Ты такъ прекрасно!…. пусть уничтожусь я тогда!… пусть остановятся, часы и падетъ стрѣлка….»

Мефистофель.

Блаженствомъ цѣлый міръ его не насыщалъ,

И счастья полноты онъ никогда не зналъ;

За призраками онъ гонялся, тщился, бѣдный,

Еще продлить пустой и жалкій мигъ послѣдній!

И тотъ, кто такъ упорно мнѣ

Противиться имѣлъ довольно силы,

Того, вотъ время побѣдило —

И старецъ распростертъ, недвижимъ на пескѣ.

Остановилися часы —

Хоръ.

Остановились!

Замолкли съ полночью они.

И стрѣлка падаетъ.

Мефистофель.

И падаетъ — Свершилось!

Хоръ.

И все прошло!

Мефистофель.

Прошло! Что это? Пустяки.

Прошло — безсмысленное слово!

Одно и то-жь — прошло и полное ничто!

Въ твореньи вѣчномъ нѣтъ значенья никакого

Коль истребляется то что сотворено!

«Прошло!» Какъ тутъ понять? Вѣдь это все равно,

Какъ никогда-бъ и вовсе не бывало;

Межь тѣмъ все движется, какъ-бы существовало.

Но моему, такъ лучше ужь тогда,

Конечно, вѣчная моя мнѣ пустота.

(Погребеніе).

Лемуры (соло).

Лопатой, заступомъ, плохое

Кто строитъ мнѣ жилье такое?

Лемуры (хоромъ).

Въ льняной одеждѣ, гость нѣмой,

И то дано тебѣ съ лихвой!

Лемуры (соло).

Гдѣ все убранство? И убого

Устроилъ комнату мнѣ кто?

Лемуры (хоромъ).

На краткій было срокъ дано —

Заимодавцевъ много.

Мефистофель.

Лежитъ вотъ тѣло здѣсь, а если духъ его

Захочетъ улетѣть, ему тотчасъ условье

Я предъявлю, подписанное кровью.

Но, къ сожалѣнію, такъ много найдено

Уловокъ на землѣ, и всякаго то сорта,

Чтобъ душу оттягать у чорта!

По старому пути, готовься лишь къ толчкамъ,

Неодобрительно глядятъ на насъ на новомъ.

Сначала справился-бы съ дѣломъ я и самъ —

Теперь помощниковъ скликать мнѣ надо! Словомъ,

Во всемъ приходится ужь очень плохо намъ!

На право-ль древнее, на принятый обычай,

Разсчитывать ужь ни на что нельзя.

Послѣдній вздохъ, бывало, испустя,

Она и выйдетъ; и добычу

Подкарауливши, цапъ! Словно мышку я,

И въ стиснутыхъ когтяхъ держу. Теперь иное —

И медлитъ, и никакъ не хочетъ оставлять

То мѣсто мрачное, жилище то гнилое

Въ ничтожномъ трупѣ покидать,

Пока стихійныя враждующія силы

Не выгонятъ ее постыдно. Да хотя,

И каждый день и часъ тревожился-бы я,

То остается все еще вопросъ постылый:

Когда? и какъ? и гдѣ? И смерти древней было

Рѣшенье быстрое и властное — его

Теперь ужь нѣтъ; и то сомнительно давно,

Что умираютъ — ли? И часто принимался

Окоченѣвшіе я члены наблюдать,

И съ жадностью — Видъ ложный представлялся!

Все шевелилося и двигалось опять.

(Фантастическіе заклинательные жесты).

Ну, живо всѣ сюда! Да поскорѣй немного,

Прямаго и криваго рога

Вы обладатели! Тащите-ка гурьбой,

Вы, черти стараго закала,

Всѣ пасти адскія съ собой —

Хоть адъ имѣетъ ихъ не мало!

И по достоинству, по званью поглощенъ

Имъ каждый; но, однакожь эта

Игра послѣдняя, то сдѣлаетъ для свѣта,

Что будетъ ужь не такъ и опасаться онъ

Грядущаго.

(На лѣво разверзается ужасная адская пасть).

Вотъ зѣвъ зіяетъ,

И бѣшеный потокъ тамъ пламя низвергаетъ

Со свода мрачнаго; въ парахъ горячихъ, я

Градъ вижу вѣчнаго огня.

И хлещетъ лава въ распаденьи,

До самыхъ челюстей кипучею волной;

И грѣшники плывутъ ища спасенья,

Но колоссальною гіеною, въ мгновенье,

Они раздавлены, и путь ужасный свой

Возобновляютъ всѣ тревожно.

Открытій много-бъ сдѣлать можно

Въ углахъ; и страховъ сколько въ немъ,

Въ пространствѣ тѣсномъ — то такомъ!

Я нахожу, что грѣшниковъ пугая,

Вы поступаете отлично — никакой

Изъ нихъ не вѣритъ, все считая,

Что это ложи и бредъ пустой.

(Толстымъ и коротконогимъ чертямъ съ прямыми рогами).

Сюда, пузатые вы подлецы, вы плуты

Съ огневой рожею! Совсѣмъ раскалены,

Отъ сѣры адской всѣ раздуты,

Заплыли жиромъ, чурбаны!

Стеречь вамъ снизу, не глазѣя,

Не засвѣтится-ль Фосфоръ? Такъ

И знайте: То и есть душонка-то, Психея

Крылатая; вы крылья-то, скорѣе

И ощипите ей, и гадкій лишь червякъ

Останется. А я, затѣмъ, и помѣчаю

Ее своимъ клеймомъ — Вы, съ глазъ долой, живѣй,

И въ вихри огненные съ ней!

Вамъ область нижнюю, болваны, поручаю.

Что именно ей тамъ угодно быть,

Навѣрное никто не можетъ утвердить.

Ей въ животѣ удобно пребыванье;

Чтобъ ей не ускользнуть съ той стороны — Вниманье!

(Тощимъ чертямъ съ длинными и кривыми рогами).

А вы, нелѣпые гиганты! На лету,

Безъ устали ловите и хватайте,

Изъ жесткихъ рукъ когтистыхъ не пускайте

Вы быструю, порхающую ту!

Навѣрное, ей, въ старомъ домѣ плохо,

А геній, тотъ, съ послѣдняго-же вздоха,

Стремится вырваться, летѣть на высоту.

(Сіяніе сверху, на право). Сонмъ небесныхъ силъ.

Ангелы — братья,

Неба послы,

Мирною ратью

Мчитеся вы!

Дайте прощеніе,

Дайте покой,

И оживленіе

Персти земной!

Такъ пролетайте

Грѣшный вы свѣтъ,

Всѣмъ оставляйте

Радости слѣдъ!

Мефистофель.

Что за белиберда, противнѣйшимъ брянчаньемъ

Несется сверху, и съ сіяньемъ

Непрошеннымъ?…. А! это тотъ

Дѣвически-мальчишескій-то родъ,

Который такъ по вкусу пустосвяту.

Губить людей какъ измышляли мы,

И въ богомерзкіе часы,

То наихудшее изъ гнуснаго разврата,

Что мы лишь выдумать могли,

То благочестію ханжей и угодило.

Хитро подходятъ какъ они,

Мошенники! А ими уже было

У насъ захвачено не мало — Всякій разъ

Воюютъ нашимъ-же оружьемъ противъ насъ;

Вѣдь тѣ-же черти, только въ рясахъ.

Намъ было бы на вѣчный стыдъ и срамъ

Уронъ здѣсь потерпѣть при нашихъ сильныхъ массахъ!

Къ могилѣ ближе всѣ! Держитесь крѣпко тамъ!

Хоръ Ангеловъ (сыпля розы).

Розы душистыя,

Свѣтлыя, чистыя,

Райской страны,

Вѣтки зеленыя,

Вы окрыленныя

Духомъ весны,

Вѣйте, порхайте,

И распускайте

Почки, съ весной,

Въ цвѣтъ благовонный,

Въ цвѣтъ обновленный,

Вѣнчикъ вы свой!

Волею Высшаго,

Надо принести

Вамъ для почившаго

Райскую вѣсть!

Мефистофель (дьяволамъ).

Что васъ тамъ дергаетъ и корчитъ? Иль обычай

Заводится у насъ такой ужь неприличный?

На мѣсто, каждый дуралей!

Держитесь стойко вы, чего они ни сѣй!

Воображаютъ вѣдь, пожалуй,

Что могутъ дьяволовъ, горячихъ, здѣсь они,

Цвѣтками этими, какъ снѣгомъ замести;

Дохните — и всего какъ будто не бывало,

Растаетъ, съежится. Ну, дуйте, пузаны!

Но такъ-же сильно! Эдр рвенье!

Отъ вашего ужь испаренья

Блѣднѣетъ стая вся! Закройте рты, носы!

Ужь черезчуръ натужилися вы!

Что это? Развѣ эдакъ можно?

Какъ никогда не знать вамъ мѣры должной?

Не только съежилось — чернѣетъ и горитъ,

И съ ѣдкимъ пламенемъ, вотъ къ намъ сюда летитъ.

Сомкнитесь тѣсными рядами,

И напирайте! Ну, что съ вами?….

Слабѣетъ сила! Съ ней прочь и отвага вся!

И чуютъ дьяволы пылъ чуждаго огня!

Ангелы.

Цвѣтъ благодатный,

Пламень отрадный,

Чистой любви,

Льютъ утѣшенье,

Все наслажденье

Дѣтямъ земли!

Истины слово,

Свѣтлый эфиръ,

Вѣчнаго сонма

Ясный здѣсь міръ!

Мефистофель.

Проклятье! Черти-то, съ испугомъ,

Всѣ внизъ нырнули головой!

Стыдъ! Колесомъ вертятся другъ за другомъ,

Стремглавъ кидаются всѣ въ пекло, всей гурьбой!

Задамъ, ужо, вамъ баню по заслугамъ!

Я, постъ не покидаю свой.

(Отбиваясь отъ налетающихъ на него розъ).

Огонь блудящій, прочь! Какъ ты ни разгорайся,

А захвачу! Вѣдь справлюся съ тобой,

Дрянь ты поганая! Долой!

Куда тебя несетъ? Да прочь ты! Убирайся!….

Къ затылку пристаетъ какъ сѣра со смолой.

Хоръ Ангеловъ.

То что не можетъ

Сродно вамъ быть,

То что тревожитъ —

Все удалить!

Сердце-ль смущается

Если, порой,

Силой вторгается

Чувствъ горькихъ рой,

Мрачныхъ, губящихъ —

Помощь тогда

Наша нужна;

Любовь лишь любящихъ

Возводитъ сюда!

Мефистофель.

И голова, и сердце, все пылаетъ,

Горитъ вся внутренность моя!

Сильнѣй бѣсовскаго здѣсь элементъ! Пронзаетъ

Острѣе адскаго огня!

О томъ и я теперь понятіе имѣю,

Какъ вы, влюбленные отвергнутые, всѣ

Такъ страшно стонете, и свертывая шею,

Стараетесь слѣдить за милою своею.

зачѣмъ-же вверхъ тянуться мнѣ?

Я съ ними-жь во враждѣ заклятой!

Ихъ братскій видъ пронзалъ меня когда-то —

Ужь не проникнуло-ль извнѣ

Въ меня какъ чуждое начало?

Пріятно видѣть ихъ, ребятокъ милыхъ, стало?

Какая-же меня удерживаетъ власть,

Что не могу теперь я ихъ проклясть?

А если допущу, меня чтобъ заманили,

Такъ называться-то, потомъ,

Кто будетъ истымъ дуракомъ? —

О, ненавистные проказники! Какъ милы!

Скажите, дѣточки хорошенькіе: Вы,

Изъ Люциферова отродія, вѣдь, тоже?

Разцѣловать-бы васъ хотѣлось, такъ пригожи!

И будто радъ, что были вы должны

Придти сюда, случайностью счастливой,

И мнѣ такъ хорошо межь вами, будто, васъ

Ужь видѣлъ тысячу я разъ…

И въ настроеніи я кошечки блудливой…

И все прилестнѣй вы, чѣмъ болѣе гляжу!

О, подойдите-жь! Хоть взглядъ одинъ прошу!

Ангелы.

Подходимъ мы: зачѣмъ-же отступать предъ нами?

Останься, если можешь ты!

(Ангелы занимаютъ все пространство.)

Мефистофель

(оттѣсняемый къ авансценѣ).

Насъ окаянными браните вы, а сами,

Вѣдь, соблазнители — то вы —

Для женщинъ и мужчинъ въ васъ сильно обольщенье. —

Что за проклятое со мною приключенье!

Любовное-ль начало это? я

Не чувствую почти, какъ сзади жжетъ меня. —

Вы все порхаете; спуститесь. Поразвязнѣй

Нельзя-ли выступать? Хоть строгость вамъ къ лицу,

Хотѣлъ-бы видѣть я усмѣшку хоть одну,

Для вспоминанія минутной хоть пріязни.

Взгляните какъ влюбленные глядятъ,

Съ улыбкой легкою, одинъ лишь милый взглядъ —

Ну, и конецъ. А ты, высокій малый,

Мнѣ нравишься всѣхъ больше. Не пристало

Тебѣ смотрѣть такимъ пономаремъ

Взгляни-ко на меня немножечко задорно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вотъ, отвернулися они, —

И съ этой стороны, куда какъ хороши!

Хоръ Ангеловъ.

Къ свѣту, прекрасное

Пламя любви!

Истина ясная

Грѣшныхъ спаси!

Злаго союза,

Радостно узы

Ихъ разрѣши —

Такъ со вселенной

Слившись, блаженны

Будутъ они!

Мефистофель (приходитъ въ себя).

Что сдѣлалось со мною? — Совершенно

Какъ Іовъ я! Такой-то молодецъ,

Что самъ себѣ сталъ гадокъ наконецъ!

Весь въ шишкахъ, въ желвакахъ — но также, несомнѣнно,

И торжествующій при видѣ язвъ своихъ,

Въ разсчетѣ на себя, на собственное племя.

Ну, въ дьявольскихъ частяхъ существенныхъ моихъ

Изъяну нѣтъ; любовныхъ чаръ, на время,

Слѣдъ остается лишь на кожѣ. Вотъ они,

Ужь выгорѣли всѣ, поганые огни.

А я, какъ слѣдуетъ все это презираю,

И васъ гуртомъ, всѣхъ вмѣстѣ проклинаю!

Хоръ Ангеловъ.

Пламень святой!

Въ комъ онъ сіяетъ,

Тотъ постигаетъ

Чистой душой

Долю всю счастья

Жизни земной!

Славьте-же, братья,

Мчитеся въ высь!

Минули бури, —

Въ ясной лазури

Духъ пробудись!

(Улетаютъ въ небеса унося душу Фауста).

Мефистофель (оглядываясь).

Однако, чтожь? — Куда всѣ подѣвались?

Вѣдь малолѣтки-то поддѣли! Вверхъ умчались

Съ добычею; вотъ, то-то все они

И увивалися вокругъ могилы этой!

Предательски, меня безцѣннаго предмета

Лишили хитростью, украли, унесли

Сокровище единственное, душу

Великую, стяжаніе мое!

На тѣхъ кто дѣйствовалъ, права мои наруша,

Хоть жалобу подать — кому-же? И твое,

Что пріобрѣлъ ты, кто отдастъ-же это все?

Обманутъ я! Потѣшились надъ старымъ!

Пришлося скверно. Такъ тебѣ и подѣломъ!

Позорно дѣйствуя, утратилъ со стыдомъ

Плоды труда большаго, и задаромъ!

Вотъ, засмоленный бѣсъ попалъ теперь въ просакъ,

И пошлой прихотью, любовишкой пустою,

Перевернуло, вдругъ, его! А если такъ

Ужь занялся ребяческой игрою

Глубоко-опытный субъектъ-то глупость та

Безумная, и вправду, не мала,

Которая, для заключенья дѣла,

Имъ такъ всесильно овладѣла.

----- Горныя пропасти, лѣса, утесы, пустыня. Святые Анахореты (По уступамъ горъ и въ каменныхъ разсплинахъ).

Хоръ и эхо.

Въ выси нагорной

Зыбь по лѣсамъ,

Путы ихъ корней

Льнутъ ко скаламъ;

Въ пропасть спускается

Скалъ тѣхъ пята;

Вверхъ устремляется

Стволъ близь ствола,

Тѣсной семьею;

Вслѣдъ за волною

Брызжетъ волна;

Тихо въ пещерѣ;

Хищные звѣри,

Крадясь идутъ,

Трепетно чтутъ

Этотъ блаженный,

Любви священной

Вѣчный пріютъ.

Pater ecstaticus

(возносясь и нисходя).

Къ Богу стремленья,

Пылъ вожделѣнья,

Узы превѣчной любви,

Жгучія муки въ груди!

Копія, стрѣлы,

Впейтеся въ тѣло!

Молньи, расплавьте его!

Пусть обратится въ ничто!

Пусть сгинетъ бренное

Все безъ слѣда!

Только звѣзда

Лишь неизмѣнная,

Сущность любви,

Ярко гори!

Pater profundus.

(Дольнее пространство).

Какъ подо мной утесовъ груды

Дно темной бездны тяготятъ,

Какъ ручейки, віясь отвсюду,

Струи сверкающія мчатъ

Въ шумящій ужасъ наводненья,

Какъ прямо твердые стволы,

Своею силою стремленья,

Въ лазурь небесъ вознесены —

Все образуетъ, все лелѣетъ

Такъ всемогущая любовь!

Вокругъ меня какъ бурей вѣетъ,

Бушуетъ! Почвы и лѣсовъ

Я ощущаю колебанье —

Межь тѣмъ, обильная вода,

Въ стремнину мчась съ живымъ журчаньемъ,

Поитъ долины и луга;

Сверкаетъ молнія, огнистой

Своею грозною стрѣлой —

И воздухъ, бывшій ядомъ, чистой

Вновь льется свѣжею струей. —

Послы любви то безконечной,

Благіе вѣстники они

Того, что создавая вѣчно,

Хранитъ созданія свои.

И сила та, да проникаетъ

Своимъ огнемъ все существо,

Смущенъ и хладенъ изнываетъ

Гдѣ духъ стѣсненный, тяжело

Въ оковахъ скорби цѣпенѣя.

Мой Богъ! всѣ номыслы мои

Смири, и помощью своею

Больное сердце озари!

Pater seraphicus.

(Среднее пространство).

Свѣтлымъ облачкомъ витая,

Что тамъ рѣетъ межь листвой?

Духъ безсмертный прозрѣваю,

Дѣтскихъ душъ я вижу рой.

Хоръ блаженныхъ малютокъ.

Ты скажи намъ, добрый, гдѣ мы?

Ты скажи, отецъ, мы кто?

Такъ счастливы всѣ мы, всѣ мы!

Такъ намъ радостно, легко!

Pater seraphicus.

Дѣти, въ полночь вы родились,

Духомъ, чувствомъ въ полу-снѣ;

Въ мигъ рожденія лишились

Васъ родные на землѣ;

И теперь вы всѣ, младенцы,

Члены ангельской семьи!

Близость чуете вы сердца,

Сердца полнаго любви!

Такъ приближьтесь! Неизвѣстенъ

Вамъ тернистый путь земной,

Вамъ счастливѣйшимъ! Такъ, вмѣстѣ

Посмотрите вы со мной,

Сквозь мои вы очи, дѣти!

А посредники они

Межь мірами, очи эти!

Пусть вамъ служатъ какъ свои;

Такъ взгляните на природу.

(Принимаетъ ихъ въ себя). *)

Вотъ деревья, вотъ скалы,

Это видите вы воду;

Водопады съ крутизны

Низвергаются шумны.

) Извѣстный мистикъ Сведенборгъ говоритъ, что духи, не обладающіе тѣлесными организмами, не могутъ и воспринимать физическихъ ощущеній; поэтому Сведенборгъ увѣряетъ, что онъ воспринималъ духовъ въ свой организмъ дабы они при посредствѣ его органовъ чувствъ могли созерцать матеріальную природу.

Блаженные малютки (изъ него).

Это зрѣлище велико;

Только мрачно — не снести

Намъ его! Такъ страшно, дико!

Добрый, насъ ты отпусти!

Pater seraphicus.

Поднимайтесь къ кругу свѣта,

Къ сферѣ высшей вы, и такъ,

Возростайте незамѣтно

Въ вѣчно — ясныхъ тѣхъ путяхъ,

Близость Бога укрѣпляетъ

Гдѣ, и вольный гдѣ эѳиръ

Духовъ радостныхъ питаетъ,

И любви превѣчной міръ,

Міръ блаженства открываетъ!

Хоръ блаженныхъ малютокъ

(витая около высочайшихъ вершинъ).

Пойте, рука съ рукой,

Дѣти, сплетайтесь,

Радостью вы святой

Всѣ наслаждайтесь!

Этой порой

Васъ научили,

Свѣтъ вамъ открыли;

Съ вѣрой живой,

Выше летите;

Будетъ, затѣмъ,

Тотъ кого чтите

Видимъ вамъ всѣмъ.

Ангелы

(паря въ высшей атмосферѣ, несутъ душу Фауста).

Высокій духъ спасенъ отъ зла:

Возможно искупленье,

Тому, стремяся кто всегда,

Не устаетъ въ стремленьи.

И молитъ за него любовь

Когда изъ царства свѣта,

Навстрѣчу сонмъ святой готовъ

Для братскаго привѣта!

Младшіе ангелы.

Какъ разсыпали розы мы,

Тѣ покаянья приношенья,

Женъ многолюбящихъ дары, —

Въ великомъ дѣлѣ искупленья

Намъ были въ помощь той порой,

Побѣду нашу довершили;

Такъ драгоцѣнною душой

И завладѣть мы поспѣшили.

Сталъ отступать бѣсовскій рой,

Мы градомъ розъ его смутили,

И наконецъ, злой легіонъ

Былъ вовсе въ бѣгство обращенъ;

И вмѣсто адскаго терзанья

Обычнаго, любви страданья

Всѣ ощутили духи тьмы,

И Сатана, изъ нихъ старѣйшій,

Пронзенъ былъ мукою лютѣйшей.

Ликуйте! Торжествуемъ мы!

Старшіе ангелы.

Остается персть земная,

Ей проникнуть въ небеса

Трудно — будь въ ней хоть такая

Какъ асбеста чистота.

Жизнью генія могучей,

Если части естества

Тѣсно связаны — тогда,

Крѣпкихъ узъ тѣхъ, Ангелъ лучшій

Не расторгнетъ никогда.

Та гармонья персти бренной

И живой души нетлѣнной —

Не разрушима она, —

И любови лишь превѣчной

Только силой безконечной

Можетъ быть разобщена.

Младшіе Ангелы.

Что-то свѣтлѣетъ

Вкругъ высей горъ —

Чувствую, рѣетъ

Духовъ тамъ хоръ.

И проясняется

Паръ голубой,

Вотъ приближаются

Души толпой!

Дѣти прекрасные,

И непричастные

Гнету земли,

Горней обители,

Новые жители,

Дышатъ они

Юной весною.

Съ дѣтской семью

Пусть онъ начнетъ,

Съ силою дивной,

Свой непрерывный

Къ небу полетъ.

Блаженные малютки.

Ангельскимъ залогомъ,

Всѣ его съ восторгомъ

Принимаемъ мы!

Прочь всѣ пелены,

Чѣмъ еще повита

Эта хризалида!

Вотъ ужь онъ могучъ,

И его красою

Осіялъ живою

Вѣчной жизни лучъ!

Doctor Marianus.

(Въ высшей чистѣйшей кельѣ).

Духъ возвышается,

Зрѣнью просторъ,

Все проясняется

Болѣй мой взоръ!

Вижу пареніе

Женъ, въ ихъ средѣ

Дивно явленіе!

Въ звѣздномъ вѣнцѣ,

Въ блескѣ, чудесная,

Матерь небесная

Тамъ въ вышинѣ.

(Восторженно).

О, внемли, Царица міра,

Дай узрѣть, молю,

Въ голубыхъ поляхъ эфира,

Тайну мнѣ Твою!

Проникаетъ что глубоко

Человѣка грудь,

Что съ любовію высокой,

Можетъ онъ дерзнуть

Вознести къ Тебѣ съ мольбами —

Не отвергни Ты!

Власть Твоя когда надъ нами,

Духомъ тверды мы,

Утихаетъ пылъ мятежный;

Миръ прольешь когда,

Дѣва чистая, цвѣтъ нѣжный,

Чтимая ввѣка,

Мать, избранная Царица,

Свѣтлымъ естествомъ,

Та, которая сравнится

Только съ Божествомъ!

Вокругъ нея свиваются

Облачки кольцомъ, —

То къ ней приближается

Грѣшницъ нѣжный сонмъ;

Весь онъ, припадая

Къ царственнымъ стопамъ,

Чистый свѣтъ вдыхая,

Молитъ: Будь Святая,

Милосердна къ намъ!

Съ довѣрчивымъ могутъ смиреньемъ,

Прійти къ непорочной Тебѣ,

Тѣ кто на грѣшной землѣ

Поддавались ея искушеньямъ.

Ихъ безсиліе гнететъ,

И спасти отъ этой власти

Трудно ихъ: оковы страсти,

Добровольно кто-жь порветъ

Твердой собственной рукою?

Гладокъ такъ неправый путь,

Что невѣрною стопою

Проходя, легко скользнуть!

И кого-жь не отуманятъ

Взглядъ, привѣтныя слова,

Не зажгутъ и не заманятъ

Льстиво — жаркія уста?

(Mater gloriosa паритъ на высотѣ).

Хоръ кающихся.

Къ обители вѣчной,

Ты въ безконечной

Выси паришь —

Ты, безсравненная!

Ты, милосердная!

Наше моленье услышь.

Magna peccatrix.

Ради каплей аромата,

Ради слезъ любви моей,

Надъ которыми, когда-то,

Издѣвался Фарисей;

Ради ихъ, чѣмъ омывала

Ноги Сына Твоего,

И кудрей, чѣмъ осушала

Члены чистые Его! —

MULIER SAMARITANA.

Ради влаги животворной

Студенца того, куда

Авраамъ, во время оно,

Приводилъ свои стада;

И сосуда, что однажды,

Искупителя Христа

Утолилъ земную жажду,

Освѣжилъ Его уста;

Ради свѣтлой и могучей

Той струи живой воды,

Тамъ начало лишь берущей

И объемлющей міры! —

Maria Aegyptiaca.

Ради гроба Сына Бога,

Ради той руки, меня

Отстранявшей отъ порога

Храма Божія, грозя;

Сорока лѣтъ покаянья

Моего въ пустынѣ, гдѣ

Я послѣднее прощанье

Начертала на пескѣ! —

Всѣ три.

Грѣшницъ ты не удаляешь,

Насъ великихъ, отъ Себя,

Покаянье возвышаешь

Въ вѣчномъ свѣтѣ бытія —

Душу добрую помилуй!

Разъ забылася она,

И не знала, что грѣшила —

О, да будетъ прощена!

UNA POENITENTIUM,

(прежде называвшаяся Гретхенъ, ласкаясь).

Благостью сильная!

Лучеобильная!

Ликъ милосердный склони

На радости нынѣ мои!

Прежде любимый,

Ужь не томимый

Мукой земной,

Въ міръ онъ вернулся родной.

Блаженные малютки

(кружася въ воздухѣ, приближаются).

Мощью, безъ сравненья,

Превышаетъ насъ,

И за попеченье

Вѣрное, онъ дастъ

Намъ вознагражденье:

Неизвѣстна намъ

Жизни той дорога —

Этотъ знаетъ много,

Насъ научитъ самъ.

Кающаяся

(называвшаяся прежде Гретхенъ).

Великимъ хоромъ окруженный,

Пришелецъ новый лишь прозрѣлъ,

Едва лишь жизни обновленной

Вдохнуть онъ вѣянье успѣлъ —

И сонму высшему подобенъ!

Взгляни! Земной бросая гнетъ,

Какъ вырывается свободенъ,

И въ юной силѣ возстаетъ,

Въ воздушной ризѣ воскресаетъ!

Пусть ученикъ онъ будетъ мой….

Его свѣтъ новый ослѣпляетъ.

Mater gloriosa.

Приди! Ты возносись въ міръ горній! За тобой

И онъ послѣдуетъ когда тебя узнаетъ.

Doctor Marianus

(молясь падаетъ ницъ).

Милосердья око всѣ

Созерцайте съ упованьемъ,

Со смиреннымъ покаяньемъ,

Чтобъ въ блаженнѣйшей средѣ

Въ вѣчномъ быть соединеньи!

Чувство лучшее служенью

Твоему посвящено!

Даруй милость намъ, спасенье,

Дѣва, Матерь, Божество!

CHORUS MYSTICUS.

Вѣчное временнымъ лишь предвѣщается.

Непостижимое

Здѣсь постигается,

Несовершимое

Здѣсь совершается!

Только любовію все искупляется!

КОНЕЦЪ.