У плетня (Мошин)/ДО
| У плетня |
| Источникъ: Мошинъ А. Н. Гашишъ и другіе новые разсказы. — СПб.: Изданіе Г. В. Малаховскаго, 1905. — С. 148. |
«Жарища!..»
Владиміръ Петровичъ Задоровъ, мужчина среднихъ лѣтъ въ чесунчевой парѣ, съ усами и маленькимъ брюшкомъ — сорвалъ широкій листъ лопуха и сталъ обмахиваться имъ, какъ вѣеромъ. Онъ прилегъ въ тѣни березы у самой изгороди — плетня. Сюда, авось, не пришлютъ за нимъ, чтобы звать кушать или чтобы спросить о какихъ-нибудь хозяйственныхъ пустякахъ и тѣмъ оторвать его отъ размышленій. Наконецъ-то онъ кое въ чемъ разберется, обдумаетъ… Не для того, чтобы рѣшить какой-нибудь новый для міра вопросъ, — гдѣ ужъ ему, — а хотя бы для того, чтобъ сознавать себя человѣкомъ, все-таки мыслящимъ, а не растеніемъ какимъ-то…
Сквозь плетень ослѣпительно сверкаетъ рѣчка, отражая солнце; пчелы жужжатъ, перелетая съ цвѣтка на цвѣтокъ. Скоро будутъ звонить къ завтраку. Жена и дѣти отправятся искать его въ саду. Можетъ быть даже гувернантка Эмма Карловна приметъ участіе въ этихъ поискахъ… Плутоватая нѣмочка, а прехорошенькая… И такъ она посматриваетъ на него… Положимъ, кругомъ совсѣмъ нѣтъ интересныхъ мужчинъ, — такъ на безрыбьи и ракъ — рыба… А, впрочемъ… вѣдь онъ еще не старъ и? почемъ знать? — можетъ быть еще и можно въ него влюбиться… Можетъ быть, Эмма Карловна искренно любитъ слушать его игру на віолончели и, можетъ быть, съ искреннимъ удовольствіемъ аккомпанируетъ ему на рояли и, можетъ быть, искренно радуется, когда случайно остается съ нимъ вдвоемъ. Ему не приходило въ голову поухаживать за Эммой Карловной и, кажется, это ее обижаетъ… Жена… Да онъ, конечно, любитъ жену… Г-м-хмъ… Конечно… Однако же, Эмма Карловна… Эхъ, если бы!..
Владиміръ Петровичъ поймалъ себя на томъ, что мысль его совсѣмъ не имѣетъ характера философскаго.
«Нѣтъ, это все… пошлость… Неужели я перестану быть человѣкомъ?.. Нѣтъ, не можетъ быть!.. „Познай самого себя“… Дѣлаю надъ собой усиліе: разъ!.. два!.. И погружаюсь въ самосозерцаніе. Да, это будетъ мнѣ не весело — заглянуть въ себя, какимъ я сталъ… Но это же нужно когда-нибудь… Нужно!..
Куда я дѣвалъ тѣ дни, которые дарила мнѣ жизнь?.. Увы, я могъ бы вспомнить лишь самую ничтожную долю прожитаго… Кажется, я не жилъ, а спалъ. Долгій-долгій былъ сонъ; онъ прерывался лишь на мгновенія, когда просыпалось сознаніе. Я спалъ и видѣлъ во снѣ, что мнѣ мѣшаютъ жить. Мѣшаетъ множество обстоятельствъ, множество мелочей. Только что начнетъ просыпаться сознаніе, — сію же минуту гипнотизируютъ разныя обязанности, работа, забота о ничтожныхъ мелочахъ жизни… множество разныхъ атрибутовъ борьбы за существованіе. И до того я привыкъ спать, что даже тогда, когда это все хоть на нѣсколько часовъ оставляетъ меня въ покоѣ — и тогда я не просыпаюсь: мнѣ лѣнь… мнѣ не хочется… Или нѣтъ, — вѣрнѣе: я не сознаю, что сплю, забываю, что нужно проснуться. Иногда, ни вѣсть откуда, мысль о настоящей сути жизни, словно молнія, прорѣжетъ мракъ моей души… Кажется, — вотъ-вотъ, — стоитъ сосредоточиться на этой мелькнувшей мысли — и ты проснешься, поймешь многое-многое… Но какая-то тина, какая-то слякоть затягиваетъ, поглощаетъ живую мысль, — и самъ не замѣтишь, какъ уже думаешь о самыхъ пустяковыхъ злобахъ дня, а то и вовсе ни о чемъ не думаешь…
Не думать ни о чемъ… Это состояніе поглощаетъ, кажется, особенно много времени у меня… Но, можетъ быть, это потому, что я не только не мудрецъ, а, можетъ быть — просто дуракъ?.. Можетъ быть, у другихъ, умныхъ людей не бываетъ этого?.. Надо разспросить людей… искреннихъ.
А главное, — я забываю о томъ, о чемъ думалъ нѣсколько минутъ назадъ, — хоть убейте, — не припомню!.. Какое множество забытыхъ мыслей каждый день… Сонъ… Тьма…
А какъ свѣтло кругомъ!.. Какъ ярко свѣтитъ солнце… Рѣчка сверкаетъ… рѣжетъ глазъ сквозь плетень»…
— Владиміръ Петровичъ!.. А-у-у!..
Зоветъ Эмма Карловна.
— А-у!.. — отвѣтилъ Владиміръ Петровичъ.
Молодая дѣвушка подошла. Стройная, въ легкомъ бѣломъ платьѣ блондинка съ раскраснѣвшимся смѣющимся личикомъ, Эмма Карловна казалась скорѣе женщиной, чѣмъ дѣвушкой: было въ ея голубыхъ глазахъ что-то вызывающее, слишкомъ смѣлое для дѣвушки.
Она сѣла на травѣ рядомъ съ Владиміромъ Петровичемъ, близко къ нему.
— Пойдемте завтракать. Васъ ждутъ. Какъ вы здѣсь не боитесь пчелъ?.. Могутъ укусить.
— Я пчелъ не боюсь… А вотъ теперь мнѣ стало страшно…
— Пчелъ?..
— Нѣтъ… Васъ.
Эмма Карловна засмѣялась и посмотрѣла на Владиміра Петровича совсѣмъ вызывающимъ взглядомъ.
Онъ вдругъ ее обнялъ и хотѣлъ поцѣловать; она вырвалась, быстро встала и захохотала.
— Какой вы смѣшной!.. Развѣ такъ можно?.. Сразу?.. Пойдемте же скорѣе завтракать!..
Эмма Карловна побѣжала. Владиміръ Петровичъ всталъ и быстро пошелъ за нею по травѣ, продираясь кое-гдѣ сквозь кустарники малины и смородины. Онъ не жалѣлъ, что помѣшали его размышленіямъ, онъ былъ въ восторгѣ оттого, что Эмма Карловна не разсердилась, и смотрѣлъ на мелькавшее впереди ея бѣлое платье.