Мне за книгой в кабинете
Скучно стало одному;
Можно в книге, как и в свете,
Причитаться ко всему.
Чтоб развлечь себя немножко,
Закурил сигару я,
Да и стал смотреть в окошко;
Люди смотрят на меня.
И всегда так; говорится
Между вас про одного,
А на вас другой косится,
Третий кажет на него.
Много мы найдем досуга
Поразмыслить о другом;
Все глазеют друг на друга —
И идут одним путем.
Я смотрю в окно; дремота
Начала клонить меня...
Люди бродят — и забота
Есть у каждого своя.
Тот идет зевая, бледный
От вчерашнего вина;
А за ним в лохмотьях бедный,
Также в ночь не знавший сна.
Часто видел ту же быль я;
Всюду близко до беды:
Тот иссох от изобилья,
Этот высох от нужды.
Вот идет работник плотный
С топором своим домой,
И бредет купец дородный
С ним дорогою одной;
И никто не обойдется
Друг без друга между них;
Все согласием ведется
В предприятиях земных.
Виц-мундир по тротуару
Из присутствия идет;
А за ним красавиц пару
Разодетый франт ведет.
За гвардейским офицером
Выступает франт иной,
И учтивым кавалером
Встречной шляпке голубой
Предложить спешит услугу;
Вот сошлись, идут вдвоем —
И понравятся друг другу,
Я вперед уверен в том.
Вот с супругой немец в паре;
Вместе стали под окном,
Заиграли на гитаре
И запели дишкантом.
Все, что мимо проходило,
Собралось теперь кругом;
То услышишь: “Очень мило!”,
То: “Не стоит, брат, пойдем!”
Вот и пара клячей тощих
Одинокий тащит гроб;
Шапку встречный снял извощик,
И прохожий крестит лоб.
И смутились меломаны,
Разошлись по сторонам;
И с фортиссимо на пьяно
Съехал немец бедный сам.
Всех заставило то бремя
Об уплате позабыть...
“Надо ж было в это время
Мертвеца тут провозить!” —
Немец думает вздыхая;
Но пока он размышлял,
Собралась толпа другая —
И дуэт он продолжал.
Так, я думал, смерть разрушит
Поколение мое —
И придет другое слушать,
Жизнь! созвучие твое.
Между тем толпа мальчишек,
Да и взрослых мужиков,
Расточая бездну кличек
И славянских сильных слов,
Вся преследовала хором
Одного же из своих,
Видом жалкого, с которым
Было двое часовых.
И в толпе нелепой, шумной,
Дети с взрослыми одной
Были заняты безумной
Бранью, дикою и злой.
Прочь, толпа! урод бездушный,
Многоглавое дитя!
Только ярости послушно,
Растерзаешь ты шутя.
Дети здесь в твоей же власти...
Где ж отцы? своих детей
Из толпы звериной пасти
Поспешайте взять скорей!
Силой отчего закона
Оторвите же птенцов
От чудовищного лона,
От чудовищных сосцов!
И душа моя стеснилась
Мимолетною тоской;
Но толпа все так же злилась,
Будто тешилася мной.
Так на что ж идут стезею
Просвещения умы,
Коль над мрачною толпою
Не рассеять этой тьмы?
Для кого ж цветут искусства,
И наук святых плоды,
И возвышенные чувства,
И священные труды?
Мало избранных судьбою;
Вы увенчаны, творцы;
Но когда же над толпою
Будут видимы венцы?
Но толпа уж рассыпалась;
Кто шел с бранью, кто шутя;
Всем навстречу попадалось
Им несчастное дитя:
Мальчик кланялся в сырую
Землю, так встречая всех,
И протягивал худую
Руку, белую, как снег.
И, забыв свой гнев задорный,
Каждый нищему помог;
Вынимал кошель проворно —
И давал ему, что мог.
Легче на сердце мне стало;
И тогда одной слезой,
Что из глаз моих упала,
Помирился я с толпой.
Много видел я иного,
Много разных сцен и лиц;
И народу холостого,
И двусмысленных девиц.
Много жизни пронеслося
В час один передо мной;
Все во мне отозвалося
То весельем, то тоской.
Колоссально жизнь стремится
Непрестанно мимо нас;
Сколько черпать и учиться
Мы в ней можем каждый час!
Как обильно той науки
Всюду жатва нам дана!
Стоит только сесть от скуки
Нам с сигарой у окна.
