Валентина Григорьевна Крупчанинова, молодая вдова, милліонерша.
Анна Власьевна, ея бабушка.
Клавдія Ѳедоровна, молодая дѣвушка, дальняя родственница Крупчаниновой.
Степанъ Николаевичъ Дробовскій, недавно появившійся въ московскомъ обществѣ.
Александръ Сергѣевичъ Желѣзновъ, техникъ, управляетъ фабрикою Крупчаниновой.
Аркадій Ивановичъ Михѣевъ, художникъ.
Елена Михайловна, дама среднихъ лѣтъ.
Василій Александровичъ, ея мужъ, фабрикантъ.
Григорій Ивановичъ Соборскій, близкій человѣкъ въ домѣ Крупчаниновой.
Никандръ Петровичъ Перевертышевъ, молодой человѣкъ.
Михаилъ Сергѣевичъ Унетскій, студентъ, женихъ Клавдіи.
Лазарь Аветычъ Бажановъ, дисконтеръ.
Гости, цыгане, прислуга.
Анна Влас. Что вы ссоритесь? Изъ за чего? Слушаю, не пойму.
Клавд. Какъ изъ-за чего? Посудите, бабуся, развѣ я не права?
Уметск. Еще бы, ты всегда права.
Клавд. Пожалуйста, безъ ироніи… Мы знаемъ, что вы умѣете осмѣять…
Уметск. Ну, и глупости говоришь.
Клавд. Гдѣ намъ съ вами разговаривать.
Анна Влас. Да ссоритесь-то изъ-за чего?
Клавд. Часто онъ къ намъ ходитъ? Часто, я васъ спрашиваю? Нѣтъ, бабуся, только вы ему не мирвольте…
Анна Влас. Ну рѣдко, такъ вѣдь онъ занятъ, наукой занимается, глупая!
Клавд. Во-первыхъ, экзамены еще не скоро, въ октябрѣ, а во-вторыхъ, къ товарищамъ находится время въ Сокольники ѣздить. Самъ, бабуся, разсказываетъ. Тамъ веселѣе?
Уметск. Да, веселѣе! Ну, и успокойся.
Анна Влас. Э, паренекъ, а ты жару сбавь, ишь раскипятился, ишь сердитый какой. Говори хоть ты толкомъ, отъ нея не добьешься. Отчего рѣдко ходишь?
Уметск. Правду желаете знать?
Анна Влас. Извѣстно, правду.
Уметск. Противно у васъ.
Клавд. Вотъ видите, бабуся, видите, что онъ говоритъ, скверный мальчишка!
Анна Влас. А ты молчи. Дай мнѣ слово сказать. Что же такъ, Мишенька, чѣмъ такъ противно у насъ стало, кто не угодилъ, за что не милы стали?
Уметск. Эхъ, Анна Власьевна, не то говорите. Всѣ вы мнѣ милы, всѣхъ васъ люблю. Сами знаете, нѣтъ у меня родныхъ, ваша семья мнѣ одна близка… Не забуду и одолженій Валентины Григорьевны, никогда. Помню, мать поддерживали, мнѣ помогли въ гимназіи, да и здѣсь на первыхъ шагахъ… Все помню, а не хожу часто по двумъ причинамъ.
Анна Влас. Какія такія?
Клавд. Вотъ, пусть разскажетъ. Разскажи же, миленькій.
Уметск. Не ко двору я здѣсь. Когда на фабрикѣ вы жили, — сами знаете, на каникулы пріѣдешь бывало, да цѣлые дни у васъ…
Анна Влас. А теперь что же?
Уметск. Просто тамъ было, и люди простые. А здѣсь, эти два года, все на новый ладъ, по столичному. Можетъ быть, оно такъ и слѣдуетъ, да мнѣ-то здѣшняя компанія не по душѣ… Не золото это и не серебро, а такъ аплике, да прохвосты. Вотъ вамъ и весь сказъ.
Анна Влас. Охъ, и по мнѣ, миленькій, на фабрикѣ лучше, по душѣ. Да нельзя, Леля молода, въ эдакіе годы вдовой скучно оставаться, ну а тутъ городъ большой, судьбу свою скорѣе встрѣтитъ. А ужъ расходы, расходы просто у меня сердце изболѣло, эдакая уйма денегъ идетъ!
Уметск. Я этого не касаюсь, не мое дѣло, да и наконецъ Валентина Григорьевна, сколько я знаю, не проживаетъ и дохода.
Анна Влас. Гдѣ же прожить въ годъ 600 тысячъ, шутка-ли?
Клавд. Нѣтъ, пусть и другую причину скажетъ.
Уметск. И скажу, при бабушкѣ повторю… Не сомнѣваешься… кажется, что люблю тебя, люблю всѣмъ сердцемъ… Ну, кончу курсъ, добьюсь положимъ мѣста, повѣнчаемся, такъ вѣдь не десятки тысячъ намъ придется проживать, а дай Богъ тысячу… А здѣсь ты къ какой жизни привыкаешь? Платье, не платье…
Клавд. Врешь.
Уметск. Театры, пикники…Послѣ такой жизни, какой тебѣ покажется жизнь въ глухомъ городишкѣ? «Не ходишь, не ходишь»! Ты бы спросила, что у меня на душѣ; легко ли?
Клав. (тихо). Ты меня избалованной считаешь? Думаешь, роскошь дороже любви твоей. (Въ голосѣ слышны слезы.) Стыдно, Миша, стыдно. (Заплакала.)
Уметск. Ну вотъ и слезы! И къ чему этотъ разговоръ заводить было… Эхъ, скорѣе бы зима, да экзамены кончились…
Уметск. Здравствуйте, Валентина Григорьевна!
Вал. Здравствуйте, Миша! Давно не были. Вы это что, господинъ студентъ?
Уметск. Учусь…
Вал. (шутливымъ тономъ). Учитесь, пай-дѣтка… Да и сюда бы могли приходить съ лекціями. Въ городѣ теперь пыль, духота. Эхъ вы, несчастные, заморятъ васъ совсѣмъ науками! Ишь блѣдный какой. Хоть бы обѣдать къ намъ чаще ходили, а то, небось, тамъ на квартирѣ столъ не ахтительный.
Уметск. Ничего, Валентина Григорьевна, пословица говоритъ: наука юношей питаетъ. А у васъ къ разнымъ деликатесамъ привыкнешь, потомъ къ своей кухнѣ вкусъ потеряешь…
Вал. Гдѣ Соборскій?
Клавд. Съ Михѣевымъ и Перевертышемъ купаться ушли.
Вал. Опять тѣ-же разговоры пойдутъ.
Уметск. Я вамъ удивляюсь. Неужели нельзя составить другой кружокъ, если съ этими скучно…
Вал. Гдѣ ихъ другихъ найдешь? всѣ на одинъ ладъ. Еще хуже попадутся. Случайно знакомишься… Вотъ Михѣевъ портретъ рисовалъ, ну и подружились… Онъ умный…
Уметск. О Михѣевѣ, что и говорить…. Талантъ онъ большой и человѣкъ хорошій, хоть иногда и юродствуетъ. А Соборскій, Перевертышевъ! Неужели они не раздражаютъ вамъ нервы?
Вал. Привыкла… Соборскій ничего… Ему всякое дѣло поручить можно… И при мужѣ постоянно бывало поручали. Какъ пріѣдемъ въ Москву, онъ тутъ сейчасъ.
Анна Влас. Соборскій тѣмъ взялъ, хоть ласковъ, а ужь этотъ штыкъ-юнкеръ Перевертышевъ, невѣдомо зачѣмъ присталъ. Точно вотъ собаченка, у ногъ вертится. Профершпилился малый, все у Лели небось занимаетъ, безъ отдачи… Только и пользы, что въ театръ за билетами, да по дорогамъ провожаетъ, въ родѣ гофъ-курьера какого-то. По душѣ скажу, изъ всѣхъ — Михѣевъ, да Дробовскій и есть только.
Уметск. Тотъ брюнетъ, красивый?
Вал. Н-да…
Анна Влас. Ахъ, какой обстоятельный мужчина. А до чего внимателенъ… Пріятно съ нимъ поговорить… Почтителенъ…
Клавд. Не симпатиченъ онъ… Не знаю сама почему, но я его видѣть не могу, что-то въ немъ странное… Глаза, стальные какіе-то… Точно гипнотизируетъ. Я просто смотрѣть не могу.
Вал. Смотри, влюбишься.
Клавд. (вздрогнула). Въ него?… Никогда!..
Вал. (недовольнымъ тономъ). Это что за драматическій тонъ.
Клавд. Тетя!
Вал. Ахъ, оставимъ, неужели нѣтъ другой темы для разговора. (Беретъ работу.) Не нравится мнѣ рисунокъ. Кладя, ты у Елены Михайловны не взяла?
Клавд. Я схожу сейчасъ.
Вал. Сходи, да зови ихъ. Скажи, въ банчекъ играть будемъ.
Клавд. (къ Митѣ). Пойдешь со мной?
Уметск. Пойдемъ… (Въ это время входитъ Александръ Сергѣевичъ Желѣзновъ.)
Вал. Александръ Сергѣевичъ, здравствуйте!
Ал. Серг. Здравствуйте! (здоровается со всѣми. Къ Клавдіи и У метскому.) Куда?
Клав. Сейчасъ вернемся.
Анна Вл. А я думала, ты уѣдешь не повидавшись, сердилась.
Ал. Серг. Нѣтъ, какъ можно. Сегодня только ѣду…
Вал. Садитесь… Чаю ходите?
Ал. Серг. Нѣтъ, благодарю… (Вынимаетъ изъ портфеля свертки.)
Вал. Что это?
Ал. Серг. Планъ… Готовъ… (Развертываетъ.) Посмотрите… Теперь со всѣми подробностями. По моему хорошъ.
Вал. Очень. И стиль выдержанъ… Насколько?
Ал. Серг. Около тысячи человѣкъ свободно помѣстятся.
Анна Вл. (подходитъ). Что же это такое будетъ?
Ал. Серг. Театръ строимъ для рабочихъ…
Анна Вл. Театръ? Еще что придумали.
Ал. Серг. Вѣрно. По праздникамъ представленія будутъ… Пускай въ театрѣ сидятъ: лучше, чѣмъ по трактирамъ заработки пропивать.
Вал. Одного боюсь: какъ мы съ труппой устроимся?
Ал. Серг. Прекрасная составится… Конторскіе, да кое кто изъ рабочихъ, посмышленнѣе.
Анна Влас. Кабы другой разсказывалъ, сумасшедшимъ сочла бы. Не соображу… Только ты даромъ не затѣешь, не такой… Ну, а фабрикѣ польза будетъ?
Ал. Серг. И большая… Вы бы послушали, Валентина Григорьевна, теперь ужь какіе разговоры пошли между рабочими… Радуются какъ! Такъ значитъ вопросъ рѣшенъ, планъ, одобряете?
Вал. Совершенно.
Ал. Серг. Приступать къ постройкѣ?… Изъ смѣты постараемся не выйти.
Вал. Не скупитесь и лишнее станетъ — небѣда, строимъ вѣдь не на годъ.
Ал. Серг. А ужь вы на открытіе пріѣзжайте.
Анна Влас. Затѣйникъ. Ну, а музыканты твои дудятъ?
Ал. Серг. Еще какъ! Вотъ пріѣдете, концертъ устроимъ. (Складываетъ планъ.) Теперь насчетъ машинъ… (Къ Валентинѣ.) Вы просмотрѣли смѣту?
Вал. (беретъ со стола бумагу, передаетъ Александру Сергѣевичу). Да. Я только надъ двумя призадумалась. Не подождать ли до осени? Прокофьевы выписали, посмотримъ, какъ работаютъ.
Ал. Серг. Въ этомъ не сомнѣвайтесь… Впрочемъ, подождите, осень не за горами. Остальные рѣшены?…
Вал. Непремѣнно. Да, видѣли вы новый Ульевскій миткаль? (Вынимаетъ изъ кармана обращики.) Вчера въ городѣ нарочно взяла, вамъ показать.
Ал. Серг. Видѣлъ… По моему все-таки плохъ,
Вал. Потому и дешевъ. И узокъ и неплотенъ. Развѣ съ вашимъ можно сравнивать?
Ал. Серг. Все еще у насъ не то. Моя мечта, Валентина Григорьевна, чтобы вашъ миткаль могъ конкуррировать съ англійскимъ. Плотностью онъ и теперь не уступитъ, авось, и ширины добьемся. Пусть только придутъ новыя машины. Вы этихъ денегъ, Валентина Григорьевна, не жалѣйте, съ избыткомъ вернутся.
Вал. Точно вы меня не знаете. Тамъ, гдѣ дѣло, Александръ Сергѣевичъ, я никакихъ затратъ не побоюсь… Я и мужа покойнаго, вы помните, всегда уговаривала, ну да онъ иначи на это смотрѣлъ.
Ал. Серг. Ну-съ, а насчетъ прибавки? Я нѣкоторымъ очень сильно возвысилъ. Долго на маленькомъ держалъ, присматривался. Теперь, вижу, народъ дѣльный. Просмотрите. Какъ рѣшите?
Вал. Этотъ вопросъ рѣшайте сами. Вполнѣ, полагаюсь на васъ.
Ал. Серг. Нельзя, Валентина Григорьевна, все-таки дѣло хозяйское, совсѣмъ — то ни на кого не полагайтесь. Я-ли, другой-ли управляющіе у васъ будетъ.
Вал. Надѣюсь, этого не будетъ. Нѣтъ, Александръ Сергѣевичъ, — уйди вы отъ меня, я тогда, кажется, фабрику продать готова…
Ал. Серг. Я и не собираюсь уходить, ну а случись такая оказія, объ одномъ васъ прошу и это будетъ наградой за мой трудъ: не мѣняйте никогда вашего отношенія къ дѣлу, къ рабочимъ. Уйду я, пригласите директоромъ хорошаго добраго человѣка… Я люблю фабрику, какъ свое дѣтище, люблю рабочихъ. При мнѣ создались и школы, и больницы, и все, что дѣлаетъ ихъ жизнь сноснѣе… Мнѣ грустно будетъ видѣть разрушеніе, а главное, не берите иностранца, русскихъ техниковъ довольно, не хуже они. знаютъ. А иностранецъ, онъ не знаетъ русскаго рабочаго, онъ не пойметъ его горя, не пойметъ его радостей, онъ не будетъ жить съ нимъ одной жизнью.
Анна Влас. Служи. То и честь, кто мѣста не мѣняетъ… Да для насъ ты развѣ служащій? Все равно, родной ты намъ. И внукъ покойный за друга тебя считалъ, и Леля такъ почитать должна.
Ал. Серг. Спасибо вамъ, Анна Власьевна, въ моей преданности сомнѣваться не можете.
Анна Влас. (встаетъ). Что сестра? Крестница моя?
Ал. Серг. Ростетъ… Славная дѣвочка.
Анна Влас. Зайди ко мнѣ потомъ, отвези ей подарокъ. Скажи, крестная прислала, кланяется…
Ал. Серг. Благодарю, зайду. (Анна Власьевна уходитъ.)
Вал. (ласково). Что это съ вами сегодня?
Ал. Серг. Ничего.
Вал. Вдругъ такія вещи говорить стали: «уйду, другой управляющій». Даже слушать невозможно… Куда вамъ уходить, зачѣмъ?
Ал. Серг. Мало ли что случиться можетъ, обстоятельства всячески мѣняются. Я, конечно, вашей семьѣ много обязанъ и въ люди то меня дѣдушка вашъ вывелъ, а другой хозяинъ явится, можетъ, и не поладишь.
Вал. Какой хозяинъ?
Ал. Серг. Замужъ выйдете.
Вал. Ха, ха…
Ал. Серг. Чего же смѣетесь, не вѣкъ вдовой оставаться.
Вал. (серьезно).- Нѣтъ, Александръ Сергѣевичъ, — пустое говорите… Не пойду я замужъ.
Ал. Серг. Почему?
Вал. Не вамъ спрашивать; нешто, догадаться трудно?
Ал. Серг. Что вы этимъ хотите сказать?
Вал. На вашихъ глазахъ все было… Не хочу зломъ вспоминать мужа, простила ему все, а, небось, видѣли, легко ли жилось. Вольной онъ человѣкъ, самонравный, еще тугъ вино проклятое, а любилъ меня по своему… Смирялась… Да развѣ всегда себя смиришь. Вѣдь я-то живой человѣкъ. Такія минуты приходили, случалось, уйдешь изъ дома, да къ рѣкѣ, да мѣсто поглубже высматриваешь… Нѣтъ, вотъ теперь о старомъ заговорили, прошло все, и то, при мысли одной инда грудь заныла… А родня милая! Отъ того, что изъ небогатой семьи взяла, фыркали. Все въ вину ставили, надъ всѣмъ смѣялись. Зачѣмъ по-французски говорю и книги читаю. Что-жь, покойный отецъ, даромъ что необразованный, а насъ училъ. Съ дѣтства гувернантки были… А потомъ, духовную мужа хотѣли оспаривать… Теперь бранятъ, зачѣмъ къ себѣ не пускаю… Рады бы попасть; нельзя-ль чего урвать. Видите, безпокоятся всѣ, не управляюсь съ дѣлами… Ничего, справлялась эти годы и дальше справимся.
Ал. Серг. Житье ваше не радостное было. Такъ не всѣ же съ такимъ нравомъ, и хорошаго, добраго человѣка встрѣтите.
Вал. Устала я… Наболѣло сердце… Господь съ нимъ. Покой дорогъ, да и къ свободѣ за эти годы, Александръ Сергѣевичъ, привыкла. Сама себѣ госпожа, сама большая…
Ал. Серг. Полюбите, такъ и свободы не пожалѣете.
Вал. Полюблю… Любить-то я, должно, разъучилась или не научилась еще… Ну, а полюблю, такъ что же?
Ал. Серг. Ну, и выйдете замужъ.
Вал. Шалишь… Полюблю, кто же мнѣ указъ? Сама себѣ госпожа. Полюблю, такъ отъ счастья бѣгать не стану, а замужъ не пойду. Ни за что, никогда! Нѣтъ… Вотъ какъ, безъ ума если влюблюсь, а цѣпей на себя не надѣну… Теперь иногда сонъ приснится, изъ прежняго, — отъ страха проснешься, такъ до утра и глазъ не сомкнешь. Да и могу ли я вѣрить кому? Меня ли любятъ, иль за моими милліонами гонятся. И любить буду, такъ вотъ мысль эта одна точно ядъ въ душѣ! Повѣрите ли, такія минуты бываютъ, ненавижу я эти милліоны. Никому вѣрить не могу. Все мнѣ кажется, будто у каждаго только деньги мои на умѣ, отъ того и хорошъ ко мнѣ…
Ал. Серг. Да неужели и порядочныхъ на свѣтѣ нѣтъ! Полно, Валентина Григорьевна! И такъ, жить, какъ вы говорите, радости мало… Гдѣ же тутъ семейный очагъ, а безъ него и счастья нѣтъ… А сплетни? Мнѣ и теперь обидно, Валентина Григорьевна, — намеки, да предположенія разныя.
Вал. Сплетни что-ль… Я — то на нихъ вниманіе не очень обращаю, не охота… А ужь Москва на томъ стоитъ. Лишній разъ человѣкъ побываетъ въ домѣ, либо на балу съ кѣмъ прошлась, сейчасъ и пошли судачить… Ужь кого, кого мнѣ въ любовники не давали, да все угомониться не могутъ… Вотъ теперь новый знакомый проявился, про него скажутъ.
Ал. Серг. Дробовскій?
Вал. Знаете, что-ли?
Ал. Серг. Нѣтъ, мелькомъ такъ встрѣчалъ, въ ресторанѣ какъ-то показали.
Вал. Занятный. А мои-то гости; всѣ — скучно съ ними. Вы думаете, я ихъ въ грошъ ставлю? Такъ, все будто не одна, пускай ходятъ…
Ал. Серг. Михѣевъ уменъ, талантъ.
Вал. Умевъ, да на языкъ больно распущенъ. Ну, а Перевертышевъ тотъ безхитростный, съ того нечего взыскивать, а Соборскій чудной, право чудной. Замѣтили какъ говоритъ? Начнетъ скоро, скоро, а послѣднее слово и протянетъ, чуть не на распѣвъ… А вы про Дробовскаго слышали? Что, какъ отзываются? Что за человѣкъ?
Ал. Серг. Не интересовался.
Вал. (помолчавъ). Александръ Сергѣевичъ, а вы при случаѣ узнайте, что онъ за человѣкъ. Поразспросите кого, такъ сторонкой, политично… Съумѣете?
Ал. Серг. (нервно). Нѣтъ, ужь отъ этого, Валентина Григорьевна, освободите; я на этотъ счетъ не мастеръ. Да и откровенно признаться и охоты нѣтъ… Да и чего узнавать? Коли по душѣ вамъ, такъ и принимайте. Авось, не хуже другихъ.
Вал. Ну и не надо! Сердиться чего же? Кажется, обиднаго вамъ тутъ ничего нѣтъ.
Ал. Серг. Я и не сержусь, права не имѣю… Такъ сказалъ… Ужь если очень надо…
Мих. (напѣвая). «Шли три онѣ, шли три онѣ». Богиня здѣсь, здравствуйте!…
Вал. Здравствуйте… Хороши, въ гости пріѣхали, да съ хозяйкой не повидались, гулять пошли.
Мих. Не гулять, а омыть грѣшныя тѣлеса, погрузить въ свѣжую влагу…
Перев. Дорогая вы наша, мы и такъ все о васъ говорили, все о васъ.
Соб. Правда, правда чистѣйшая: все говорили, говорили, говорили… Все о васъ, ну право!
Вал. Что же обо мнѣ говорить? — и о другомъ поговорить можно.
Мих. Да не все ли равно о чемъ толковать? Такъ вѣдь, изъ пустого въ порожнее переливаютъ. И такъ у нихъ ума немного, а тутъ еще жара.
Перев. Аркадій Ивановичъ, васъ въ пансіонъ отдать надо.
Соб. Ха, ха, ха… Все шутитъ, шутитъ, шутитъ!… Милѣйшій Аркадій Ивановичъ. Онъ милѣйшій…
Мих. Вотъ теперь милѣйшій, а денегъ взаймы просилъ — не далъ.
Соб. Откуда у меня деньги! Откуда деньги? Все шутите, шутите…
Перев. (грустнымъ тономъ). Да, гдѣ теперь деньги, у кого?
Мих. (къ Соборскому). У васъ нѣтъ денегъ? Полно притворяться, туда же. Это онъ васъ, Валентина Григорьевна, боится, бѣднымъ прикидывается, а у самого денегъ пропасть. Онъ. дисконтомъ занимается.
Соб. (раздраженно). Что вы думаете!
Мих. Да развѣ я осуждаю? Нѣтъ, я и разговоръ этотъ началъ съ тою цѣлью, чтобы доброту души вашей обнаружить. Онъ большихъ процентовъ не беретъ, а такъ: рубль на рубль, а то и съ хвостикомъ.
Соб. Съ вами разговаривать нѣтъ охоты. Да, нѣтъ охоты… Ну и есть деньги, что же? Одни работаютъ, трудятся, собираютъ, а другіе… другіе пьянствуютъ, безобразничаютъ, транжирятъ, моты…
Мих. Это въ мой огородъ камни. Что-жь, другъ, я подберу… А что я безобразничаю, это вѣрно… Что правда, то правда. Угадалъ. Хотѣлъ было перемѣниться, да не выходитъ, не къ лицу…
Вал. (полулежа на кушеткѣ). Полно вамъ, скучно… И всѣ вы скучные.
Мих. Это вамъ отъ нечего дѣлать скучно. Вѣрно! А, впрочемъ, кому теперь не скучно? Вотъ вамъ мой совѣтъ: заведите побольше шутовъ, да мѣняйте ихъ почаще. Въ шутахъ недостатка не окажется, типъ этотъ живучъ, только внѣшность мѣняетъ… Вотъ и я иногда, тоже при васъ въ шутахъ состою. Ну, я, положимъ, на роляхъ умнаго шута, а вотъ другіе… Вы, господа, умные или глупые? Не отвѣчаютъ… Поди-жь ты, какіе застѣнчивые молодые люди.
Вал. Вы сегодня опять будете всѣмъ дерзости говорить?
Мих. За то Перевертышевъ сейчасъ станетъ сиропомъ угощать, любезности говорить. (Перевертышемъ идетъ къ піанино, перебираетъ ноты.) Вотъ вы на меня злитесь, а я васъ все-таки ужасно люблю. (Сѣлъ на кушетку.) Такъ люблю, что рискую…
Вал. Чѣмъ?
Мих. За прихлебателя могутъ счесть, а, кажется, знаете, ни въ знакомыхъ, ни въ деньгахъ у меня недостатка нѣтъ.
Вал. Кто же посмѣетъ о васъ такъ говорить…
Мих. Найдутся. Ну, да чортъ съ ними… Тянетъ меня къ вамъ и хорошо тянетъ. Безъ эдакихъ подлыхъ мыслей, безъ которыхъ нашъ братъ мужчина очень рѣдко смотритъ на женщину.
Вал. За что такъ любите? Кажется, не за что..
Мих. За что люблю? А вотъ за что: среди пошлости вы живете, а на васъ еще не успѣла она наложить тѣни… Дороги вы мнѣ. Все въ васъ своеобразно: и задоръ и кокетство… (Перевертышевъ въ это время начинаетъ играть.)
Вал. Перестаньте, нервы раздражаете. Лучше придумайте что-нибудь, разскажите.
Перев. Я вотъ слышалъ недавно одинъ очень интересный анекдотъ, т.-е. разсказъ; нѣтъ, вѣрнѣе анекдотъ, какъ одна молодая барышня…
Вал. Нѣтъ, ужь вы анекдотовъ не разсказывайте, а то и до завтра не кончите.
Мих. (къ Александру Сергѣевичу). Надолго въ ваши края?
Ал. Сер. Сегодня уѣзжаю. Надолго фабрику оставить нельзя.
Вал. Михѣевъ, да разскажите хоть вы что нибудь веселое.
Мих. Веселое? Вотъ развѣ про Стеньку Разина, то бишь Степана Николаевича Дробовскаго.
Вал. Это еще что? За что вы его не любите? Просто ненавидите.
Перев. Онъ ничего, онъ приличенъ.
Мих. Я ненавижу? Я его обожаю… Мужчина — восторгъ… Что онъ мнѣ? Развѣ онъ мнѣ пить мѣшаетъ или винтить? ничуть!
Вал. Да что! Нешто, вы можете кого въ покоѣ оставить?
Мих. Нешто.
Вал. Ну, отлично! Ну, не умѣю разговаривать, ну мужичка! C’est connu qu’il n’у а que vous, pour tourner tout le monde en ridicule.
Мих. Безподобный французскій выговоръ, парижскій оборотъ, а вдругъ такое словечко «нешто». Да вы не смущайтесь, эдакія словечки даже колоритность рѣчи придаютъ. Да вы прислушайтесь, какъ нынче въ свѣтѣ говорятъ; особенный жаргонъ выработался, опереточно-эскадронный. Братцы да амуранты научили…. А что Дробовскій, такъ я только опасаюсь, какъ бы у васъ до дуэли съ Еленой Михайловной не дошло, потому, она его изъ Парижа вывезла и въ Москву водворила, а потому и считаетъ своей «неотъемленной» собственностью.
Вал. (вскочивъ съ дивана). Вы невозможны, что вы говорите! Какое мнѣ дѣло до Дробовскаго, до Елены Михайловны? Что это за манера такая говоритъ: «неотъемленная» собственность.
Мих. Разсердились? — Кажется, я выразился иносказательно и весьма деликатно Это вы, Соборскій, виноваты. Вы Дсбровскаго сюда ввели, вы его другъ, а вотъ видите, черезъ него раздоръ.
Вал. (къ Желp3;знову). Александръ Сергѣевичъ, пойдемте покончить дѣла. (Идетъ къ двери.) Не стоитъ на васъ сердиться. (Улыбаясь.) Противный! (Ушла съ Желѣзновымъ.)
Соб. Да развѣ можно такъ говорить, развѣ можно? Огорчили нашу дорогую хозяйку, огорчили, опечалили.
Перев. Да, вы слишкомъ рѣзко… Знаете, положимъ, художнику многое позволяется, но все-таки…
Мих. Чего вы на меня окрысились?.. Я вѣдь здѣсь денегъ взаймы безъ отдачи не беру, а только пью, да ѣмъ. Такъ и то, пока поваръ, хорошій. А вотъ вамъ, Перевертышевъ, надо мѣры принять. Вы ухаживаете за Валентиной Григорьевной, а онъ васъ ототретъ. Помочь вамъ?…
Перев. (недовѣрчиво). Это вы поможете?
Мих. Не знаю, какъ вздумается.
Перев. Помогите.
Мих. Въ серьезъ никакъ принялъ. Значитъ — союзники? Ну, а какъ вы думаете, мнѣ-то какая выгода? Знаете анекдотъ, какъ два нѣмца, Фридрихъ и Карлъ, собирались вмѣстѣ одну сигару курить? Я буду, говоритъ Фридрихъ, курить, а ты отплевываться. Одинъ директоръ, а другой въ родѣ акціонера… (Къ Соборскому.) Скажите, Дробовскій богатъ?
Соб. Да. У него имѣніе на югѣ.
Мих. (смѣясь). Что такъ далеко?… А гдѣ онъ учился?
Соб. Не знаю. Былъ вольнослушателемъ, кажется, въ Казани. Онъ изъ богатой семьи; сирота… (На террасѣ показывается Дробовскій, красивый мужчина, одѣтъ безукоризненно.)
Мих. А, вашъ Дробовскій…
Перев. Гм… Мосье Дробовскій!
Дроб. Кажется, меня вспоминали?
Соб. Милѣйшій, милѣйшій, легокъ на поминѣ. Мы только про васъ говорили, все говорили, а вы вдругъ и явились!
Дроб. А хозяйка?
Соб. Сейчасъ придетъ… Съ управляющимъ, подписать нѣсколько бумагъ. Сейчасъ придетъ…
Мих. А славный мужчина этотъ управляющій! А кулаки-то какіе! Вотъ, я думаю, если на кого обозлится, ребра помнетъ за мое почтеніе.
Пер. А не съиграть-ли намъ пока три роббера?
Мих. Давайте… Только по десятой, я меньше не стану. Не стоитъ время терять.
Соб. Я не буду, не буду, не буду. Вы всегда выигрываете, мнѣ не везетъ, страшно не везетъ, страшно.
Мих. (къ Перевертышеву). Ну, въ пикетъ желаете?
Пер. Хорошо, только, пожалуйста, играть молча, а то вы разговариваете, шутите, кричите, а я путаю. Я не могу, я путаю.
Мих. Ну, ладно! (Звонитъ, входитъ лакей). Василій, поставь ты намъ, братецъ, столъ на террасу.
Вас. Слушаю.
Мих. Да крюшончикъ холодненькаго.
Вас. Слушаю-съ. (Беретъ столъ и несетъ на террасу; проходитъ черезъ садъ и черезъ нѣсколько времени приноситъ играющимъ крюшонъ.)
Мих. Люблю этотъ домъ! Гдѣ, кромѣ Москвы, встрѣтишь такое сочетаніе: богатый салонъ и въ то же время будто ресторанъ… Въ Москвѣ народился и выросъ особый типъ салона, только въ Москвѣ.
Пер. (съ картами въ рукахъ). Пойдемте… Теряемъ время, вы все разговариваете.
Мих. Иду, ангелъ души моей…
«Не теряйте дни златые.
Ихъ немного въ жизни сей».
Соб. Несносный человѣкъ, несносный!
Дроб. А мнѣ онъ нравится. (Сѣлъ.) Садитесь, поговоримъ пока. Ну, что здѣсь новаго?
Соб. Не въ духѣ.
Дроб. Да?
Соб. Васъ вспоминала.
Дроб. Прекрасно. Дальше!
Соб. Михѣевъ васъ задѣлъ, — разсердилась.
Дроб. Превосходно… И такъ, все идетъ прекрасно въ этомъ лучшемъ изъ міровъ.
Соб. Боюсь, очень опасаюсь.
Дроб. Чего вы опасаетесь?
Соб. Запутаемся, все погибнетъ, рушится.
Дроб. О, маловѣрный! Не бойтесь…
Соб. Да, вамъ хорошо говорить, не бойтесь, а мое положеніе, мое положеніе!
Дроб. Какое ваше положеніе? Ну, говорите.
Соб. Сколько денегъ, денегъ сколько.
Дроб. Вы свои деньги помѣстили прекрасно, копѣйки вашей не пропадетъ, да и процентъ получите изрядный…
Соб. Да, хорошо, если получишь.
Дроб. Не злите… Съ чего вдругъ труса праздновать стали. Не безпокойтесь, Степанъ Дробовскій бьетъ всегда навѣрняка… Деньги ваши не пропадутъ, исполняйте только точно и аккуратно всѣ мои приказанія. Я долженъ знать каждый ея шагъ, каждое слово… Развѣ мало достигнуто? Двѣ недѣли знакомства и я у ней въ домѣ и, кажется, недурно поставленъ… Кто здѣсь этотъ Желѣзновъ?
Соб. Управляетъ фабрикою, техникъ.
Дроб. Знаю… Не то… Для нея?
Соб. Ничего.. Пріятель только…
Дроб. Навѣрно?
Соб. Неопасенъ!
Дроб. Никому не совѣтую становиться мнѣ на дорогѣ.
Соб. Я боюсь другого, страшно боюсь!
Дроб. Чего еще?
Соб. Елены Михайловны. Милѣйшій, хоть вы мнѣ и не довѣрили всего, но я знаю, наблюдалъ, видѣлъ. Какъ бы выразиться, вы ей не чужой, она вами увлекается.
Дроб. Положимъ.
Соб. Замѣтитъ, догадается, исторію затѣетъ, скандалъ. Я бы на вашемъ мѣстѣ сперва покончилъ съ ней… Что вы на меня такъ смотрите, почему?
Дроб. Смотрю и думаю, что вы: трусъ только или трусъ и дуракъ вмѣстѣ?
Соб. То есть, какъ это: что вы говорите?
Дроб. Неужели вы меня считаете за такого мальчишку, что я не съумѣю провести такую глупую индюшку, какъ Елена Михайловна. А разрывать съ нею не стану. До поры, до времени, это мой резервъ…
Вал. Какъ хотите, вполнѣ зависитъ отъ васъ… Ахъ, Степанъ Николаевичъ, а мнѣ и недоложили…
Дроб. Мы пока бесѣдовали съ милѣйшимъ Григоріемъ Ивановичемъ.
Вал. Вы не знакомы? Александръ Сергѣевичъ Желѣзновъ, Степанъ Николаевичъ Дробовскій.
Дроб. Не знакомъ. Но слышалъ много, слышалъ разсказы о вашихъ заботахъ о рабочихъ и радъ случаю познакомиться, пожать руку…
Соб. Ахъ, Александръ Сергѣевичъ нашъ милѣйшій!
Жел. (молча поклонился). Позвольте попрощаться, надо зайти къ Аннѣ Власьевнѣ, а то на поѣздъ опоздаю. Загляните на фабрику.
Вал. Непремѣнно… Вотъ и Степанъ Николаевичъ интересуется. А вы не забудьте 16 іюля, непремѣнно пріѣзжайте… (Къ Дробовскому) Мое рожденье (Желѣзнову.) Не забудьте же. (Ал. Сер. молча кланяется, уходитъ направо во вторую дверь.)
Вал. Вы что же вчера не пріѣхали, мы васъ ждали?
Дроб. Телѣгины задержали, винтъ…
Вал. А сегодня вы развѣ у нихъ не были?
Дроб. Нѣтъ, я прямо къ вамъ.
Вал. Вы не бойтесь скучать… И Телѣгины будутъ… Клавдя за ними пошла…
Дроб. Я вообще не боюсь скуки, а въ данномъ случаѣ, къ чему этотъ тонъ? Я пріѣхалъ къ вамъ, мнѣ хотѣлось видѣть васъ, и будутъ ли другіе, мнѣ рѣшительно все равно. (Соборскій отошелъ къ играющимъ.)
Вал. Вотъ какъ! Это вы изъ любезности всѣмъ то же говорите.
Дроб. Можетъ быть.
Вал. Соглашаетесь, вотъ какъ!
Дроб. Не соглашаюсь, и не спорю…
Вал. Можетъ быть, потому, что съ нами, женщинами, и спорить не стоитъ. Не такъ-ли?
Дроб. (смотритъ на нее пристально). Нѣтъ, — не такъ…
Вал. Странный вы!
Дроб. Развѣ?
Елена Мих. Вотъ и мы. Давно собирались, да все мой супругъ стартъ затягивалъ.
Вал. Здравствуйте…
Вас. Алек. Мое почтеніе…
Елена Мих. (къ Дробовскому). А, и вы здѣсь… Здравствуйте… (Дробовскій цѣлуетъ ея руку.) Я хотѣла къ вамъ послать телеграмму.
Вас. Алек. Да, мы хотѣли вамъ телеграфировать.
Дроб. Что случилось?
Елена Мих. Вы со мной завтра ѣдете на скачки, мужу некогда. Можетъ быть, не желаете?
Дроб. Напротивъ, съ удовольствіемъ.
Елена Мих. А то не стѣсняйтесь, сейчасъ могу васъ и снять съ афиши.
Вас. Алек. Мнѣ завтра невозможно, у меня репетиціи въ «Дурасовкѣ».
Мих. А дачники не разбѣжались? Прежде бывало на дорогахъ жуликовъ боялись, а теперь любителей. Помилуйте, идешь гулять, мечтаешь, природой восхищаешься, вдругъ передъ тобой какой-нибудь Карлъ Мооръ: «Жизнь или возьмите билетъ»!.. сбѣжишь…
Вас. Алекс. Отъ вашихъ остротъ сбѣжишь.
Мих. Развѣ? А другіе одобряютъ. Вотъ поди-жь ты, угоди всѣмъ. (Уходитъ на террасу.)
Соб. (подошелъ). Вы играете? Какая роль?
Вас. Алек. Страшно трудная!.. Но какъ я играю! Пріѣзжайте. По моему, всѣ, всѣ, кто ее игралъ, всѣ не такъ понимали… Вовсе не надо ее играть пожилымъ и некрасивымъ, можно среднихъ лѣтъ и красивымъ… Я почти не буду гримироваться, вотъ только паричекъ надѣну.
Вал. А вы ужасно увлекаетесь театромъ?
Вас. Алек. О, да! Кружокъ у насъ чудесный, одна бѣда — актрисы хорошей нѣтъ. Ахъ, Валентина Григорьевна, вотъ если бы вы насъ осчастливили, да къ намъ, въ кружокъ.
Вал. Что вы, что вы!.. Да я со страху и со сцены убѣгу.
Елена Мих. А я вотъ одного не пойму, какъ это вы не интересуетесь скачками? Тамъ вотъ жизнь, волненье… А гдѣ у насъ жизнь, всюду мертво… Если бы вы были прошлый разъ! Ахъ, Фродъ, это не жокей, это восторгъ! Я теперь его цвѣта ношу!.. Представьте себѣ, вы можете представить: Гольцъ ведетъ скачку, побѣда несомнѣнная! У Фрода будто надежды никакой, все время лошадь въ посылѣ, Гольцъ покоенъ, торжествуетъ и вдругъ; охъ, даже духъ захватило, Фродъ дѣлаетъ финишъ и беретъ первый призъ!.. (Къ Дробовскому.) Куда вамъ, развѣ вы можете?…
Дроб. Да вѣдь я не жокей и не скачу.
Елена Мих. Я въ тотъ разъ проигралась въ лоскъ. (Въ дверяхъ показывается Михѣевъ)
Мих. Нѣтъ, каковъ жаргонъ!
Елена Мих. Играла на Гольца, но я все-таки счастлива. Ахъ, Фродъ, сколько энергіи, экспрессіи, ловкости!
Мих. Нѣтъ, какъ говоритъ, точно объ игрѣ Сальвини. (Ушелъ.)
Елена Мих. (оборачиваясь къ нему). Злой человѣкъ.
Вал. (подходя къ дверямъ террасы). Что вы заигрались? (Идетъ къ играющимъ. Телѣгинъ говоритъ съ Соборскимъ, Дробовскій направо на авансценѣ, Елена подходитъ къ нему и говоритъ въ полголоса.)
Елена Мих. Васъ сюда, кажется, потянуло?
Дроб. Ты думаешь?
Елена Мих. Увѣрена, не слѣпая.
Дроб. (быстро, въ полголоса). Мужъ, кажется, подозрѣваетъ, она — отводъ… Неужели не понимаешь?
Вас. Алек. О чемъ вы совѣщаетесь?
Елена Мих. Капризничаетъ, не хочетъ завтра ѣхать. Ну и не надо… Однако, господа, идемъ мы гулять?
Вал. (подходя). Нѣтъ, мнѣ что-то нездоровится. Посидите у меня.
Елена Мих. Погулять сперва надо.
Вал. Ну, идите съ Богомъ, я подожду васъ, поскучаю.
Дроб. Если вы не думаете, что я нагоню еще большую скуку, я останусь, мнѣ гулять не хочется.
Вал. А какъ же Елена Михайловна, ей будетъ скучно?
Елена Мих. Не безпокойтесь…
Мих. Вотъ и мы, кончили.
Елена Мих. Идемъ гулять?
Мих. Идемъ.
Пер. И Валентина Григорьевна?
Вал. Нѣтъ, я не пойду.
Пер. Но тогда и я останусь.
Вал. Никто васъ не проситъ. Я не люблю, чтобы изъ-за меня стѣснялись, вы знаете?
Мих. Что, нарвался съ ковшемъ на брагу… Впередъ не суйся, гдѣ не спрашиваютъ.
Вас. Алек. Идемте…
Мих. Идемъ. А вы Степанъ Николаевичъ?
Елена Мих. Онъ не хочетъ.
Мих. «Разъ двѣ богини спорить стали…» теперь и надо рѣшить, кому яблоко отдать.
Дроб. (шутя). Я никому его и не отдалъ бы, а самъ бы съѣлъ.
Мих. А богини, споръ?
Дроб. Каждая мысленно рѣшила бы, что я ее одну предпочитаю.
Елена Мих. Ну, а потомъ?
Дроб. Потомъ? У древнихъ судьба все рѣшала.
Мих. Хорошо поетъ, гдѣ-то сядетъ.
Елена Мих. Однако, идемъ!
Мих. А все-таки онъ у васъ плохо дрессированъ, изъ послушанія вышелъ.
Елена Мих. (въ дверяхъ). Колеръ напалъ, закидывается! (Уходятъ.)
Вал. Я васъ лишила удовольствія?
Дроб. Какого?
Вал. Пойти съ ними.
Дроб. Вы это говорите серьезно?
Вал. Серьезно.
Дроб. Да, ужасно. Я думаю, не заплакать ли мнѣ… Помилуйте, не услышу въ теченіе часа разсказовъ Василія Александровича на цѣлый часъ лишусь общества Соборскаго и господина Михѣева. Ужасно!
Вал. И цѣлый часъ не увидите Елену Михайловну.
Дроб. Умру съ тоски!
Вал. Что вы скрытничаете и притворяетесь… Интересуетесь вы Еленой Михайловной?
Дроб. Интересуюсь, обожаю, съ тоски умираю. Достаточно?
Вал. Она теперь васъ приревнуетъ.
Дроб. Ничьей я власти надъ собой не признаю… Что вы мнѣ говорите про Елену Михайловну… Не такая женщина можетъ меня заинтересовать.
Вал. Да можете ли вы вообще интересоваться?
Дроб. Вѣроятно.
Вал. Вы, должно быть, къ женщинамъ очень плохо относитесь?
Дроб. До сихъ поръ — да… Да развѣ женщины цѣнятъ, если къ нимъ хорошо относишься. Вы думаете онѣ цѣнятъ и любятъ только хорошихъ людей? Напротивъ. Вспомните хоть уголовные процессы: возлѣ дурного, глубоко испорченнаго человѣка, вы почти всегда встрѣтите безотвѣтно преданную ему женщину. Пусть онъ обращается съ ней возмутительно, все переноситъ. Я лично глубоко презираю женщинъ, — въ большинствѣ, это до того мелкія, эгоистическія натуры, что къ нимъ относиться серьезно нельзя.
Вал. Удивительно лестно тѣмъ женщинамъ, за которыми вы будете ухаживать…
Дроб. Каждая думаетъ, что она исключеніе. (Страстно.) Что я говорю! Можетъ быть, все это и было такъ до сихъ поръ, но теперь…
Вал. Что же теперь?
Дроб. Неужели вы думаете, я не хотѣлъ бы любить искренно, горячо? Да за возможность встрѣтить ту женщину, что пробудила бы во мнѣ настоящее чувство, я отдалъ бы жизнь!.. Возможность встрѣтить! А если встрѣтилъ? Вы спрашиваете: «Что же теперь?» Что теперь? Какой-то демонъ въ душѣ, владѣетъ ею. Послѣднее время эта женщина вотъ вѣчно предо мною, я ни передъ чѣмъ не остановлюсь, она будетъ моя!
Вал. (говоритъ иронически, но сама взволнована). Вотъ какъ!.. Сразу, такъ сильно полюбили? Сколько времени вы ее знаете? Или, можетъ быть, только нѣсколько недѣль…
Дроб. Не знаю. Съ календаремъ не справлялся… Да и наконецъ:
Любилъ ли кто-нибудь,
Если сразу не влюблялся.
А вѣдь это говоритъ Шекспиръ.
Вал. (сидитъ взволнованная. Дробовскій смотритъ на нее въ упоръ). Не смотрите такъ. (Дробовскій продолжаетъ смотритъ.) Зачѣмъ вы такъ смотрите?
Дроб. Любуюсь и мечтаю.
Вал. (встала). Какимъ вы тономъ говорите. Не смотрите. Глаза у васъ наглые.
Дроб. Уйдите, тогда не буду смотрѣть. Удивительный вы народъ, женщины. Искренности въ васъ нѣтъ. Отъ природы вы всѣ актрисы. Вотъ вамъ надо напримѣръ сказать: «Да, люблю!» А говорите: «Нѣтъ!» Какъ будто я это время васъ не наблюдалъ. Я знаю васъ, какъ самого себя… Полно! Идите смѣло навстрѣчу счастью. Вѣдь любовь — это все, безъ нея и жить не стоитъ.
Вал. Васъ полюбить?.. Васъ скорѣе возненавидишь.
Дроб. Что-жь, можно одновременно любить и ненавидѣть. И ненавидѣть именно за то, что сильно любишь. Это кажется парадоксъ, но въ сущности вѣрно.
Вал. Что же это такое! Замолчите!
Дроб. Какъ грозно смотрите… Ну, вы меня начинаете злить. Вы такъ со мной говорите?… Борьбы со мной желаете? Извольте, и если на то пошло, я предлагаю пари à discrétion, черезъ мѣсяцъ — вы моя.
Вал. Знаете, кто вы?
Дроб. Кто?
Вал. Нахалъ! (Дробовскій задумался, крутитъ усы.) Что, потупились?
Дроб. (поднимаетъ голову). Да, я старался вспомнить, сколько разъ женщины называли меня нахаломъ. Забылъ… Много… А вотъ бить, ни разу не били.
Вал. Выгнать васъ надо.
Дроб. Гоните. Я теряю разсудокъ. (Схватилъ Валентину за руки.)
Вал. Пустите, не смѣйте. (Вырвала руки, отошла.)
Дроб. Не смѣю? Такъ вотъ же… (Подходитъ къ ней, но въ это время въ дверяхъ показывается Клавдія, которая сконфузилась и остановилась.)
Клав. Тетя! (Хочетъ уйти.)
Вал. Куда ты? Ты намъ не мѣшаешь. (Подошла къ Клавдіи обняла ее, обращается къ Дробовскому.) Ну-съ, продолжайте разсказывать. (Смѣется.) А вы забавны. Право, забавны. Смѣшной какой! (Занавѣсь).
Соб. Браво, браво, безподобно!
Ел. Мих. Зачѣмъ только грустное, пусть повеселѣе.
Мих. Вѣрно, «Венера любитъ смѣхъ». Такъ, что ли, Елена Михайловна?
Ел. Мих. Конечно, чего грустить.
Вал. Никандръ Петровичъ, прикажите ихъ угостить.
Перев. Сейчасъ. (Къ цыганамъ.) Господа, тамъ (показывая налѣво) приготовлено, освѣжайтесь… (Цыгане проходятъ налѣво и скоро возвращаются, въ это время лакеи разносятъ мороженое.)
Мих. Вотъ она перемѣна нравовъ. Прежде отцы наши сами у цыганъ покучивали, ну а къ себѣ въ домъ не приглашали, а теперь прогрессъ, третье сословіе идетъ впередъ.
Вал. Вы хоть на сегодня оставьте вашъ тонъ. (Пауза.) Я вовсе не особенно люблю цыганское пѣніе; нѣтъ, то ли дѣло русская наша пѣсня, какъ запоютъ, хорошо, сердце такъ и охватитъ.
Мих. (искренно). Чудное выраженіе: «охватитъ сердце»…
Вал. Да полно вамъ!… (Смотритъ въ сторону, гдѣ Дробовскій съ Клавдіей.)
Мих. Не буду. А гдѣ Степанъ Николаевичъ? А, вонъ онъ, ишь какъ присосался къ бутончику… Онъ послѣднее время все что-то туда льнетъ.
Вал. (нервно). Съ кѣмъ веселѣе, съ тѣмъ и разговариваетъ. Я моихъ гостей не стѣсняю. (Уметскій подходитъ съ террасы къ Клавдіи.)
Мих. А вотъ ему-то не все равно… Вотъ и вы бы, глядя за молодежь, влюбились, какъ слѣдуетъ. Въ кого хотите, хоть въ Перевертышева, все равно, только апатію стряхните съ себя…
Вал. (со вздохомъ.) А завидую я чужому счастью, завидую ласкѣ, любви…
Мих. А сами? Кто мѣшаетъ?
Вал. Видно, не умѣю. (Дробовскій отошелъ отъ Клавдіи, подошелъ къ Еленѣ Михайловнѣ.)
Мих. Господа, присоединитесь къ намъ! Степанъ Николаевичъ! А то, накось, съ дѣвицами-юными, чортъ съ младенцемъ связался.
Соб. Ха, ха, ха…
Ан. Влас. А ужь ты, батюшка, не можешь, чтобы его не помянуть, привычка у тебя…
Мих. Люблю умныхъ вспоминать. Впрочемъ, русскій чортъ неособенно золъ и довольно простоватъ, не то что нѣмецкій Мефистофель. Русскаго чорта и въ мѣшокъ запрячутъ и кочергой вздуютъ и могутъ даже увѣрить, что изъ песка веревки вьютъ.
Ел. Мих. Какая эффектная картина. Отчего это скачки не устроятъ вечеромъ?
Вал. А вы цвѣтъ опять перемѣнили?… Непостоянство.
Ел. Мих. Во-первыхъ, постоянство скучно, а во-вторыхъ, онъ сталъ невозможенъ, постоянно побитъ. Скачетъ безъ толку, совсѣмъ другой сталъ. Ахъ, я разочаровалась въ немъ.
Мих. Новый культъ… То дамы наши въ теноровъ влюблялись, а теперь въ жокеевъ. Замѣна недурная.
Ел. Мих. Вы бы съ моего любимца портретъ нарисовали, да мнѣ подарили.
Вал. Дождетесь, онъ меня все лѣто собирается нарисовать.
Мих. Теперь рѣшилъ. Знаете, какъ васъ нарисую? Богатырь похищаетъ красавицу. Ужь вы русская красавица, да въ костюмѣ, за мое почтеніе будете.
Ел. Мих. А богатырь кто?
Мих. Да вотъ не рѣшилъ: коли русскій — Желѣзновъ, а коли злого змѣя Тугарина, такъ Степана Николаевича.
Соб. Ха, ха, ха!
Дроб. Что смѣшного въ остроуміи господина художника?
Мих. Ишь ты, слово «художника» подчеркнулъ.
Вал. Опять ссоры! Да что это такое?
Дроб. Виноватъ, извиняюсь… (Цыгане подходятъ къ Перевертышеву.)
Пер. (къ Валентинѣ). Какую прикажете?
Вал. Все равно.
Ел. Мих. Пусть Степанъ Николаевичъ споетъ намъ. Вы, Валентина Григорьевна, не знали, онъ поетъ и даже самъ сочиняетъ романсы.
Вал. Вотъ какъ!.. Все новыя достоинства. Нѣтъ, не знала. Клавдія, а ты не знала?
Клавд. Нѣтъ, мнѣ Степанъ Николаевичъ не говорилъ.
Всѣ. Спойте.
Дроб. Господа, Еленѣ Михайловнѣ захотѣлось посмѣяться. Я пою по слуху, самоучка.
Соб. Поетъ, поетъ.
Вал. (вызывающимъ тономъ). Спойте. Чего вамъ бояться, не изъ трусливыхъ, не сконфузитесь…
Дроб. Да, я не изъ трусливыхъ… Извольте (обращаясь къ цыгану) Герасимъ, знаешь аккомпаниментъ?
Цыганъ. Знаю.
Мих. Вашего сочиненія?
Дроб. Да, слова. Прошу не судить строго. (Поетъ.)
Была пора и страстію томимый
Я не съумѣлъ порыва побѣдить;
Я палъ къ твоимъ ногамъ, но не любимый,
Отвергнутый, съумѣлъ обиду скрыть.
Теперь не то, теперь рабой смиренной, —
Сама ко мнѣ съ любовію идешь,
Но лишь отвѣтъ холодный и надменный! }
Въ душѣ моей измученной найдешь! } bis
Всѣ. Безподобно!
Вал. (зло). Хоть голосъ у васъ небольшой, за то выраженія много.
Мих. Что же меня не просятъ пѣть? Голоса у меня, правда, совсѣмъ нѣтъ, за то манера осталась… (Всѣ смѣются.) Ну, чему вы смѣетесь?
Пер. Господа, сейчасъ фейерверкъ, пожалуйте.
Мих. А у васъ фейерверкъ хорошій? Вверхъ летать будетъ, а не въ публику?
Пер. Превосходный!.. Сами увидите.
Вал. Идемте… (Всѣ идутъ, на сценѣ остаются Клавдія и Уметскій, потомъ изъ дома выходитъ Желѣзновъ.)
Умет. Что же ты не пошла?
Клав. Но хочу…
Умет. Напрасно.
Клавд. Опять ты за старое? Ты думаешь, я не видѣла, какимъ ты звѣремъ смотрѣлъ.
Умет. И не думалъ, мнѣ-то что? Позволяешь ухаживать за собой господину Дробовскому, твое дѣло. Значитъ, нравится, а то бы не позволила.
Клавд. Дуракъ! Ухаживаетъ, нравится.
Умет. Конечно… Онъ отъ тебя послѣднія двѣ недѣли не отходитъ.
Клав. Глупый! неужели ты серьезно думаешь, что онъ мнѣ нравится?!
Умет. Ужь я тутъ ничего не пойму.
Клав. Ты и потомъ такъ ревновать будешь?
Умет. Буду… Не желаю дурака изъ себя разъигрывать.
Клавд. Мишка, я тебя бить буду… Ничего не понимаешь. Ну, да, Дробовскій за мной ухаживаетъ. Да развѣ я ему нравлюсь? Онъ уменъ, интересенъ, да мнѣ-то онъ не симпатиченъ. Планы у него, ясно… Ну да, я хочу узнать, что онъ за человѣкъ. Тебѣ, можетъ быть, все равно, а мнѣ нѣтъ. Ты любишь тетю?
Умет. Люблю.
Клав. Она увлекается имъ, а кто онъ? Мы ей близкіе, любимъ ее, мы должны узнать его, предупредить.
Умет. О чемъ же мы будемъ предупреждать? Что онъ намъ несимпатиченъ? Это женская логика.
Клав. Все вокругъ его тайна, а эта глаза. Нѣтъ, въ нихъ что-то особенное. Ты знаешь, Миша, что я придумала?
Умет. Что?
Клав. Съ Александромъ Сергѣевичемъ посовѣтуюсь…
Умет. Дѣло. Вотъ и онъ кстати. (Желѣзновъ сходитъ съ террасы.)
Клав. Александръ Сергѣевичъ, вы намъ нужны.
Ал. Сер. Чѣмъ могу служить?
Клав. Александръ Сергѣевичъ, тетя увлечена Дробовскимъ.
Ал. Сер. При чемъ же я тутъ?
Клав. Ну, а вамъ какимъ онъ кажется?
Ал. Сер. Онъ подозрителенъ мнѣ.
Клав. Ну да, ну да! И мнѣ тоже. Вы знаете что-нибудь про него?
Ал. Сер. Опредѣленнаго нѣтъ, а такъ… Видѣли, какъ онъ играетъ; говорятъ нечисто… Вообще ходятъ какіе-то слухи. Откуда, кто ихъ распускаетъ, неизвѣстно, но говорятъ.
Умет. Что же дѣлать? Предупредить Валентину Григорьевну.
Ал. Сер. Нѣтъ… Такъ, безъ фактовъ нельзя.
Клав. Но и такъ нельзя оставлять.
Ал. Сер. Постойте, дайте мнѣ обдумать спокойно и узнать подробнѣе… (Въ глубинѣ сцены показываются Дробовскій и Елена Михайловна.)
Умет. Вотъ и онъ идетъ… Съ кѣмъ это? Съ Еленой Михайловной.
Ал. Сер. Пойдемъ боковой аллеей, потолкуемъ. (Уходятъ направо.)
Дроб. Мнѣ кажется, этотъ разговоръ можно отложить и до другого раза.
Ел. Мих. Не имѣю желанія, нечего увертываться.
Дроб. Увертываться!.. Что за выраженіе!
Ел. Мих. Отличное.
Дроб. Чего же ты желаешь?
Ел. Мих. Вывести тебя на чистую воду. Хитришь ты.
Дроб. Въ чемъ?
Ел. Мих. Въ чемъ? Не любишь ты меня больше.
Дроб. Ахъ, да, не люблю!
Ел. Мих. Положимъ, ты и никогда меня не любилъ. Такъ, нравилась тебѣ.
Дроб. Ты всякому понравишься.
Ел. Мих. Но послѣднія двѣ недѣли ты отлыниваешь. Ты не воображай, что это меня убиваетъ; не такая я дура, чтобы изъ за васъ, мужчинъ, убиваться, а не желаю быть брошенной. Самолюбіе. Первая сама брошу. Вотъ какъ финишъ у тебя подъ носомъ сдѣлаю, и не замѣтишь.
Дроб. Ты странная женщина! Вовсе я не думаю тебя бросать, но нельзя же требовать теперь отъ меня такой же нѣжности, какъ въ первое время… Увлеченье, экстазъ, но вѣдь не могутъ же они длиться вѣчно! Потомъ останется покойное, ровное чувство, дружба, уваженіе.
Ел. Мих. Миленькій мой, уваженье ты отдай, пожалуйста, другимъ женщинамъ, а мнѣ его не надо. Мнѣ пріятнѣе увлеченье, экстазъ.
Дроб. Нѣтъ, ты безподобна!
Ел. Мих. Что ты такое затѣялъ? Сперва мнѣ показалось, будто за этой Валентиной ухаживаешь, теперь за Клавдіей. Неужто тебѣ съ ними веселѣе, чѣмъ со мной?
Дроб. Да нѣтъ, не то совсѣмъ! Ну, слушай: ты мнѣ оказала большія услуги, черезъ тебя я завелъ въ Москвѣ знакомства, и много еще другихъ одолженій, я тебѣ очень благодаренъ. Я люблю тебя, вѣренъ тебѣ, но вѣдь это не значитъ, чтобы вѣчно носить цѣпи. Наконецъ, у меня планы свои. Вотъ что, здѣсь говорить неудобно… Когда мы съ тобой увидимся?
Ел. Мих. Эти дни минуты нѣтъ свободной. На той недѣлѣ, въ пятницу, хорошо?
Дроб. Прекрасно! Я буду съ тобой вполнѣ откровененъ. Я знаю, ты благоразумна.
Ел. Мих. Хорошо. Она идетъ… (Валентина подходитъ.) А я ушла, сыро около пруда, да вотъ здѣсь мирно и бесѣдуемъ со Степаномъ Николаевичемъ, какъ старые друзья.
Вал. Старый другъ, лучше новыхъ двухъ. Правда?
Дроб. Не всегда, хотя старому другу прощаешь многое, чего не простишь новому. Ну-съ, mesdames, не мѣшаю вамъ.
Вал. Куда же вы?
Дроб. Пойду поискать Клавдію Ѳедоровну.
Вал. Васъ къ ней тянетъ?
Дроб. Да, какъ желѣзо къ магниту.
Вал. Она-то васъ, кажется, не очень жалуетъ… Или ошибаюсь, можетъ?
Дроб. Со стороны виднѣе, но меня, сознаюсь откровенно, плѣняетъ ея молодость, свѣжесть. Съ ней я самъ чувствую себя какъ-то моложе.
Ел. Мих. Скажите, пожалуйста, какой старикъ.
Дроб. Душею старъ, пережилось много. Ну-съ, исчезаю…
Ел. Мих. Чего онъ ломается… Финтитъ, ужь я его знаю.
Вал. Не спорю, какъ вамъ его не знать!
Ел. Мих. Что за тонъ, что случилось?
Вал. Ровно ничего. Только вы, Елена Михайловна, другихъ за малыхъ дѣтей не считайте… По вашему что ли приказанію, г-нъ Дробовскій дѣйствуетъ?
Елена Мих. Я васъ, милая, не понимаю.
Вал. Очень просто. Отводъ глазъ супругу устроить надо, такъ и приказали Степану Николаевичу за другой ухаживать. Только за безопасной. Какая вамъ Клавдія соперница! Дѣвочка, не отобьетъ, ну да и влюблена въ Мишу, знаете вѣдь.
Елена Мих. Вотъ фантазія!
Вал. А меня ужь не по вашему ли приказанію г. Дробовскій избѣгаетъ? Не бойтесь, отбивать не стану! Очень онъ мнѣ нуженъ… Я и бывать-то его пригласила, потому что у васъ встрѣчала, а все-таки долженъ онъ вѣжливость соблюдать. Ежели у меня въ гостяхъ, такъ долженъ и со мной, съ хозяйкой, хоть слово лишнее сказать, а то будто и на свѣтѣ меня нѣтъ!
Елена Мих. Такъ вы думаете, все это я подстроила? Какъ на скачкахъ? Клавдія будетъ съ вами рѣзаться, а я тѣмъ временемъ призъ возьму. Нѣтъ, милая, я къ фокусамъ не прибѣгаю и если бороться, такъ честно, а кроссинговъ устраивать не стану… А вотъ на счетъ интереса къ Степану Николаевичу, такъ онъ у васъ большой!… Что со мной вы такъ говорили, это ничего, а съ другими остерегитесь, сейчасъ догадаются. Бросьте вы хандрить, начните бывать на скачкахъ, все какъ рукой сниметъ. Я такъ пристрастилась, вотъ какъ: десять свиданій пропущу, а скачку нѣтъ!.. (Уходитъ.)
Вал. (одна, потомъ Клавдія). Глупая баба! Нотацію мнѣ читаетъ, смѣется!.. А тотъ, будто никогда ничего не говорилъ, ровно меня и на свѣтѣ нѣтъ. Жаль, надо было тогда по лицу хорошенько… Съ Еленкой говоритъ, съ Клавдіей весело, только со мной скучно… Ну и отлично, отлично, и я начну съ другими кокетничать, а то, небось, замѣчаетъ, что злюсь, смѣется.
Клав. Вы, тетя, здѣсь?
Вал. Здѣсь, а вотъ тебѣ надо туда идти. Дробовскій пошелъ тебя отыскивать.
Клав. Что мнѣ Дробовскій?
Вал. Ужь будто?… Я тебѣ не помѣха, пожалуйста, не воображай чего. Конечно, мнѣ жаль Мишу, онъ такъ тебя любитъ, ну да что дѣлать, съ чувствомъ не сладишь. Если нравится другой.
Клав. Тетя, тетя! Какъ вамъ не стыдно! Какъ вамъ не стыдно! (Ушла направо. Въ это время подходитъ Перевертышевъ.)
Перев. Валентина Григорьевна, а я васъ ищу.
Вал. Что вамъ?
Перев. Что съ вами? Разстроены?
Вал. Оставьте вы меня въ покоѣ. Что я должна по вашему вѣчно хохотать? Чего вамъ надо? Ну, говорите.
Перев. Видите, тамъ сейчасъ кончится фейерверкъ, такъ я хотѣлъ предложить, не съиграть ли въ банкъ? Тамъ Дробовскій предлагаетъ, это онъ…
Вал. Ну и устраивайте.
Перев. Можно?
Вал. Дѣлайте, что хотите! Скорѣе бы вечеръ кончался.
Перев. Вотъ видите…
Вал. По лицу вашему вижу, надо вамъ что-то. Говорите.
Перев. Хотѣлось бы поиграть, я усталъ хлопотать цѣлый день. Теперь ужь все и безъ меня…
Вал. Играйте, кто вамъ мѣшаетъ…
Перев. Дорогая моя!…
Вал. Ну?
Перев. Одолжите мнѣ 200 руб. Я сегодня выиграю, чувствую, что выиграю!
Вал. А ужь вы никакъ по многу брать начинаете. Ну, на сегодня такъ и быть. (Даетъ ключикъ.) У меня въ столикѣ, направо, въ ящикѣ деньги лежатъ, возьмите 200, да не забудьте ящикъ потомъ запереть.
Перев. Мерси, милая, дорогая. Я обожаю васъ. Если-бъ только смѣлъ.
Вал. Отправляйтесь, — слышали эту пѣсню. Столъ принести велите.
Перев. (жалобнымъ тономъ). Какимъ тономъ вы со мной говорите! А все Дробовскій. Пока его не было, я могъ надѣяться.
Вал. (смотритъ на нею въ упоръ). На что?
Перев. (теряясь). Мнѣ казалось, мое чувство, казалось, нравлюсь! Вы такъ благосклонны, позволили…
Вал. За собой ходить? Или деньги безъ отдачи давала?
Перев. Обижаете. Но моя страсть. Теперь онъ, я страдаю. (Въ это время возвращаются гости.)
Вал. Ne m’embetez pas… brisons lа.
Перев. Жестокая! (проходитъ въ домъ; гости подошли къ авансценѣ.)
Вас. Алек. (къ Михѣеву). Нѣтъ, ужь вы оставьте, всегда ко мнѣ съ одобреніемъ газеты относятся.
Мих. А я читалъ, ругали.
Вас. Алек. Неправда! Стыдно вѣчно паясничать, не маленькій, сѣдина въ головѣ, не очень молоды.
Мих. Нѣтъ, я еще молодъ, а что сѣдина, такъ не всякому счастье лысымъ родиться.
Анна Влас. Да ты не спорь съ нимъ, батюшка, это онъ такъ, нарочно дразнитъ тебя. Леля, зачѣмъ ушла, имянинницѣ не годится бросать гостей. Вал. Господа, желаете въ карты играть? Перевертышевъ пошелъ распоряжаться. Здѣсь я думаю, вѣтру нѣтъ?
Дроб. Прекрасно.
Вал. Всѣмъ играть. Кто проиграется, пусть утѣшится, въ любви счастливъ. (Василій вноситъ столъ.)
Перев. Сюда, вотъ здѣсь. Ну-съ, господа, кто банкъ будетъ метать?
Дроб. Пожалуй я! (Садится, всѣ остальные группируются вокругъ стола, Желѣзновъ направо, на авансценѣ.)
Вал. (Желѣзнову). А вы?
Ал. Серг. Никогда не играю…
Вал. Мнѣ сегодня съ вами и поговорить не пришлось.
Ал. Серг. Ничего… Свои люди…
Вал. Иду играть… Руку на счастье. (Кокетливо.) Да поцѣлуйте!
Ал. Серг. (цѣлуетъ руку). Идите, выигрывайте. (Валентина пошла къ столу. Начинается игра. Дробовскій мечетъ банкъ, слышны возгласы: бита, дано, король, шестерка, угломъ, въ цвѣтъ и масть, на пе.)
Ел. Мих. Не смѣйте бить мою карту.
Дроб. Бита!
Елена Мих. Противный. (Къ Валентинѣ.) Попытайте счастье.
Дроб. Готово!
Вал. Сколько въ банкѣ?
Дроб. Тысяча.
Вал. Ва банкъ. Король пикъ!
Елена Мих. Напрасно, милая, на мужчинъ никогда не надо играть.
Мих. Оставьте немножко мнѣ.
Вал. Вамъ сколько?
Мих. Сто рублей.
Вал. Идетъ, уступаю.
Дроб. Еще ставка Перевертышева.
Мих. Я на бѣлокурую даму. Голубушка, не осрами.
Дроб. Дама бита!
Мих. Тьфу! Нѣтъ, каково везетъ, точно…
Дроб. (Валентинѣ). Бита!
Мих. (отошелъ отъ стола и подошелъ къ Желѣзнову). Не играете?
Ал. Серг. Нѣтъ.
Мих. И хорошо дѣлаете. Н-да. Тайна выигрыша развѣ не вѣчная загадка, разгадать ее стараются сколько лѣтъ. Современный сфинксъ, батюшка, это банкометъ и этотъ сфинксъ не нашелъ еще Эдипа… Пойду разгадывать. (Отходитъ къ столу.)
Перев. Опять бита! (Вскакиваетъ.) Ужасно!
Соб. Ахъ, сколько проиграли, охъ, сколько!
Мих. Онъ бы повѣсился!
Пер. (дрожащими руками вынимаетъ деньги изъ кармана). Вотъ.
Соб. Теперь, — если проиграете — двѣсти. Я и смотрѣть боюсь.
Мих. (Перевер. съ удареніемъ). А смотрѣть надо.
Дроб. Бита!
Пер. (вскакиваетъ). Неправда! передернули! (Общее волненіе, Дробовскій вскочилъ.)
Дроб. Что вы сказали? (Перевертышевъ растерянно опустился на стулъ.) Потрудитесь взять ваши деньги и оставьте тамъ же вашу карточку съ адресомъ. Завтра же къ вамъ пріѣдутъ мои друзья! (Отходитъ на авансцену.)
Вал. Я не позволю, у меня въ домѣ… Перевертышевъ, идите сюда! Извинитесь сейчасъ. (Тихо.) Или выгоню вонъ! (Громко.) Вы отъ проигрыша потеряли голову.
Пер. Я, я… Зачѣмъ же.
Анна Вл. Брось, озорникъ, извинись; самъ затѣялъ… иди… (Къ Степану Николаевичу.) Ты его прости, онъ у насъ души мягкой, а тутъ вдругъ дурость нашла, денегъ жаль.
Мих. Вотъ она, бабушка, жадность.
Анна Вл. Вѣрно. Да и шампанскаго много пилъ, а ужь извѣстно, пьяному море по колѣно, лужа по уши.
Вал. (къ Перевертышеву) Ну-съ! Вы увѣрены въ томъ, что сказали?
Пер. Показалось; нѣтъ, я взволнованъ, но извиняться…
Вал. Вы обязаны извиниться, слышите… Степанъ Николаевичъ, Перевертышевъ сейчасъ извинится передъ вами… Вы не должны обращать вниманія, я не хочу исторіи; дуэль, рисковать жизнью, изъ-за чего.
Дроб. Валентина Григорьевна, бываютъ обиды; нельзя такъ: оскорбить, а потомъ загладить извиненіемъ.
Вал. Я васъ прошу, я требую, для меня…
Мих. Да плюньте вы на это дѣло.
Соб. Степанъ Николаевичъ, успокойтесь. Охъ, какъ онъ взволнованъ, взволнованъ.
Вал. (съ удареніемъ). Я требую, для меня..
Дроб. Извольте, Валентина Григорьевна. Я это дѣлаю только для васъ.
Вал. Перевертышевъ, пожалуйте сюда!
Пер. Извиняюсь, я погорячился…
Дроб. Совѣтую вамъ въ другой разъ лучше владѣть собой.
Умет. Это возмутительно!.. Я вовсе не защитникъ и не другъ г. Дробовскаго, но назвать человѣка шулеромъ, т. е. подлецомъ, такъ надо имѣть доказательства и смѣлость отвѣчать за это, а не просить извиненія. Гадко, противно на васъ всѣхъ смотрѣть.
Мих. Не волнуйтесь, успокойтесь, молодой человѣкъ, и берегите свое здоровье.
Умет. А для этого надо подальше уходить отсюда. (Уходитъ.)
Вас. Ал. Охъ, какой горячій молодой человѣкъ.
Ел. Мих. Сколько огня. Этотъ безъ хлыста пойдетъ.
Вас. Ал. Вотъ къ намъ въ кружокъ, въ драматическіе любовники…
Мих. Инцидентъ, грозившій войной, конченъ, благодаря вмѣшательству третьей державы, а теперь предстоитъ конгрессъ, ибо тамъ въ бесѣдкѣ закуска готова. Хозяйка должна пригласить, да она взволновалась, такъ я и захватываю ея власть; временная оккупація.
Ел. Мих. (къ Перевертышеву). Что, миленькій, барьеры не легко брать?
Вал. Господа, идемъ закусывать. Ну, поскорѣе и не вспоминать исторію! Tant de bruit pour une omelette. (Гости идутъ къ бесѣдкѣ.) А вы, Степанъ Николаевичъ?
Дроб. Я приду, позвольте мнѣ одному остаться на минуту, успокоиться. (Гости уходятъ въ бесѣдку, въ это самое время Дробовскій подходитъ къ авансценѣ.) Проклятая восмерка, третій разъ въ жизни срывается… фатальная карта… (Обертывается и видитъ Соборскаго.)
Соб. Я такъ безпокоюсь, такъ безпокоюсь. Эта исторія разнесется по Москвѣ, пойдутъ слухи…
Дроб. Все это прекрасно, а зачѣмъ вы мой выигрышъ со стола забрали? Пожалуйте сюда.
Соб. Я думалъ, я думалъ…
Дроб. Что вы думали, мнѣ все равно, а денежки пожалуйте сюда.
Соб. (зло). Нате!
Дроб. Такъ очень боитесь?
Соб. Да вообще я васъ не понимаю, не понимаю, рѣшительно. Съ Еленой Михайловной холодны, съ Валентиной Григорьевной чуть не дерзки… Вѣдь такъ нельзя. Я не могу больше; мои интересы страдаютъ. Ухаживаете за дѣвченкой.
Дроб. Неужели вы сами не понимаете? Такъ таки ровно ничего? Да, съ Еленой я веду къ разрыву, пора, а Клавдія! Думаете, увлекаюсь? Мнѣ надо довести, Валентину до бѣлаго каленія и тогда и побѣдимъ. Вы плохо ее знаете, у ней характеръ сильный.
Соб. Она вами интересуется, сами говорили.
Дроб Интересуется, но какъ? Вы знаете ея взгляды на бракъ? Замужъ — никогда. Ну, а состоять при госпожѣ Крупчаниновой я вовсе не желаю… Можетъ быть, это у ней и не любовь а такъ блажь, увлеченье.
Вал. Господа, что же вы?
Соб. Мы сейчасъ, сейчасъ… дорогая наша. А вы Степанъ Николаевичъ?
Дроб. Сейчасъ приду.
Вал. (къ Соборскому). Идите туда.
Соб. Богиня, иду, иду… (Уходитъ.)
Вал. Мнѣ очень непріятно, этотъ случай… Перевертышевъ смирный такой, а тутъ вдругъ расходился, ужь вы извините…
Дроб. Что же вамъ извиняться. Вы не можете отвѣчать за вашихъ гостей.
Вал. Я вовсе не хочу, чтобы у васъ на душѣ зло оставалось.
Дроб. На васъ никакого зла не останется.
Вал. Конечно, ни зла, ни добра на насъ нѣтъ. Что мы для васъ. Живемъ или нѣтъ, все равно…
Дроб. Откуда такой выводъ?
Вал. Ужь будто ничего не вижу… Полно… Если и бываете у меня, такъ ради Клавдіи… Мнѣ кажется, вамъ вообще люди скоро надоѣдаютъ. Такъ, потянетъ вдругъ, да и остынете. Да хорошо-то относиться вы ни къ кому не умѣете, по настоящему.
Дроб. Къ вамъ отношусь я плохо?
Вал. А то хорошо? Ужь ту сцену я такъ, по добротѣ, вамъ простила, исторію затѣвать не хотѣла.
Дроб. Однако все время дулись.
Вал. Вамъ-то печаль большая…
Дроб. Что же вы желали, чтобы я посыпалъ главу пепломъ и проливалъ горькія слезы о своей испорченности?
Вал. И не мѣшало бы.
Дроб. Слуга покорный.
Вал. Достаточны испорчены, куда больше.
Дроб. Не нахожу. И въ той сценѣ ничего ужаснаго не вижу. Я ничѣмъ не хуже другихъ, только искреннѣй… Другой старается надѣть личину добродѣтели и смиренія и всякихъ достоинствъ, а я остаюсь самимъ собой. Каковъ-бы я ни былъ, пусть меня берутъ такимъ, какъ я есть. Ну да, я дурной человѣкъ, положимъ, подлецъ относительно женщинъ, да вѣдь въ сердцѣ самаго завзятаго разбойника останется всегда, тамъ, гдѣ-то, въ глубинѣ, хоть что-нибудь хорошее. Да наконецъ, смѣете ли вы сами претендовать на искреннее къ вамъ отношеніе?
Вал. Это почему?
Дроб. Почему? Ваши взгляды? Вы не допускаете возможности настолько полюбить человѣка, чтобы стать его женой…
Вал. Да, цѣпей не хочу… не хочу выходить замужъ и не выйду… Только причины вовсе не тѣ, что думаете… Знаю, не увѣряйте, говорили уже мнѣ… Кабы вы всю мою жизнь съ первымъ мужемъ знали, такъ поняли бы. Побоишься. Какъ ни какъ, а всегда мужъ хозяинъ въ домѣ будетъ… А такъ полюбила, милъ ты мнѣ, вѣренъ, твоя на всю жизнь, а свобода при мнѣ. Привыкла я — во всемъ мое слово въ домѣ законъ, а тутъ, либо подчиниться, а если по прежнему самой командовать, такъ его роль какая? горячка пройдетъ, за него же стыдно станетъ…
Дроб. Если бы я былъ вашъ мужъ, повѣрьте, не пришлось бы вамъ командовать… Надо умѣть забрать въ руки женщину, сдѣлать своей рабой и какъ она будетъ счастлива! Ну да это такъ, философія, а что касается меня, дай Богъ, чтобы всѣ всегда къ вамъ относились такъ, какъ я. Форму оставьте, у всякаго своя, манера говорить съ женщинами.
Вал. У васъ — возмутительная. Въ каждомъ взглядѣ, словѣ — оскорбленіе.
Дроб. Кому что нравится. Кстати, черезъ нѣсколько дней кончится срокъ нашему пари, но я теперь же могу признать себя проигравшимъ.
Вал. Вы кажется и не особенно хлопотали выиграть его?
Дроб. Совершенно вѣрно. Я увидалъ, что ошибся, я понялъ васъ. Положимъ, быть побѣжденнымъ такимъ врагомъ, какъ вы — лестно, но я предпочелъ безъ борьбы признать себя побѣжденнымъ и удалиться.
Вал. Видно и борьба-то не очень интересовала.
Дроб. Не знаю. Можетъ быть, никогда я не былъ такъ искрененъ. (Мѣняя тонъ.) Но что за чудесная дѣвушка Клавдія Ѳедоровна.
Вал. Я уже это отъ васъ слышала.
Дроб. Старикомъ становлюсь, повторяюсь.
Вал. Къ чему вы это говорите? Да и ухаживанье ваше за ней, она невѣста.
Дроб. Знаю. Но я ни о чемъ не мечтаю, да и не такъ къ ней отношусь; совсѣмъ иначе. (Искреннимъ тономъ.) Мнѣ хотѣлось бы добиться ея дружбы. Когда чувствуешь себя одинокимъ, когда никто, никто тебя не любитъ, когда та женщина, на которую ты готовъ молиться, не хочетъ понять тебя…
Вал. Гдѣ же намъ васъ понять… Ишь вы, герой какой…
Дроб. Полно! Бросьте этотъ тонъ. Вы хорошо понимаете. Но знайте, какъ бы я ни относился къ этой женщинѣ, я никогда не вмѣшаюсь въ ряды вотъ этихъ (показываетъ на бесѣдку) и не стану изъ себя изображать игрушку для забавы скучающей милліонерши! Прощайте… Я слишкомъ взволнованъ и не могу сегодня дольше оставаться. (Уходитъ.)
Вал. Клавдія!
Клав. Тетя, что съ вами?
Вал. Клавдія, посиди со мной. (Пауза.) Какъ они мнѣ всѣ противны! (Пауза.) Ты очень любишь Мишу?
Клав. (тихо). Да.
Вал. Счастливая! Завидую тебѣ… Послѣднее время я завидую твоему счастью. Хорошо любить — и тебя любятъ.
Клав. Да, тетя. Я очень счастлива, и еслибы только…
Вал. Что только?
Клав. У меня болитъ сердце за васъ… Я люблю васъ…. вы хорошая, должны быть счастливы, а вы грустны, печальны, и я не умѣю помочь вамъ. А сегодня, этотъ упрекъ.
Вал. Дѣтка моя! Я не права передъ тобой, — ты не виновата… (Тихо.) Ревность. Люблю его… Ты знаешь, истерзалась! Кого онъ любитъ?
Клав. Никого.
Вал. Меня онъ не любитъ. (Пауза.) Хотя, вотъ сейчасъ если бы ты слышала его голосъ. Онъ иначе смотрѣлъ…
Клав. Тетя, мнѣ больно говорить вамъ, но я не вѣрю ему. Онъ дурной, ему вѣрить нельзя. Васъ всякій полюбитъ, вы у меня красавица, добрая. А онъ! У него разсчеты, онъ какая-то темная личность.
Вал. Что ты сказала? Почему ты знаешь? Лжешь!
Клав. Я чувствую. Наконецъ, говорятъ всѣ…
Вал. Вы всѣ противъ, всѣ завидуете ему: уменъ красивъ. Что же, по вашему, дурной онъ человѣкъ? Зато у него воля, характеръ, онъ покоритъ женщину. Разочаровывать меня желаете? Да пусть онъ дурной, безсовѣстный, безчестный… а я люблю, Клавдія, люблю! Слышишь ты! (Въ это время изъ бесѣдки выходятъ гости съ бокалами въ рукахъ.)
Вас. Ал. Гдѣ хозяйка? За здоровье имянинницы, ура (Всѣ подхватываютъ: ура.)
Вал. (нервно). А мнѣ вина. (Беретъ бокалъ.) Пейте сегодня больше. Вотъ такъ. (Выпиваетъ до дна.) Что это, господа, нешто такъ веселятся на имянинахъ. Перевертышевъ, херувимчикъ мой милый, коляски, ѣдемъ кататься! А пока будемъ пить. Цыганъ зовите. Мнѣ весело стало. Вы рады, господа? Вѣдь васъ не смущаютъ мои милліоны? Вы рады имъ, вѣдь вы мои друзья! (Цыгане приходятъ и усаживаются.) Михѣевъ, какое у васъ печальное лицо! Смѣшной какой! (Нервно хохочетъ.) Мой тостъ за бѣдную милліонершу! Пейте до дна. (Къ цыганамъ.) Веселую, поскорѣй! (Почти вскрикивая). Se deux d’entraine moi! (Цыгане запѣли.)
Ел. Мих. Итакъ, продолжай объясненіе… Только коротко и ясно, у меня времени мало.
Дроб. Изволь… Но одно условіе, слушать меня спокойно, не волнуясь…
Ел. Мих. Говори… Я вотъ тутъ сяду, удобнѣе… Итакъ, ты говоришь, твои дѣла плохи?…
Дроб. Такъ плохи, что если судьба не поможетъ, такъ съ моста, да въ воду.
Ел. Мих. Но гдѣ же тѣ богатства, о которыхъ ты разсказывалъ, когда мы съ тобой познакомились за границей?
Дроб. (со смѣхомъ). Въ моихъ мечтахъ. Я такъ хотѣлъ быть богатымъ, что доходилъ до галлюцинацій и самъ начиналъ считать себя богачемъ.
Ел. Мих. Безъ шутокъ?
Дроб. Не могъ же я тебѣ тогда сказать всей правды… Деньги у меня въ карманѣ были…
Ел. Мих. Ну, а здѣсь, эти полгода?… Чѣмъ жилъ?
Дроб. Какъ живетъ по крайней мѣрѣ 1/10 веселящейся Москвы. Благодѣтели рода человѣческаго помогали, то есть ростовщики. Во первыхъ, кровопійца изъ кровопійцъ и мой вѣрный союзникъ — Соборскій. Сперва далъ немного, потомъ затянулся, а теперь разсчитываетъ черезъ меня сильно воспользоваться, а другой — Бэжановъ. Вотъ вамъ иллюстрація къ тексту.
Ел. Мих. Ты знаешь, будь у меня лишнія деньги, я отдала-бы…
Дроб. Вѣрю, но во первыхъ, я у тебя и не взялъ бы, а во вторыхъ, ихъ у тебя и нѣтъ…
Ел. Мих. Немного, если тебѣ надо, я заложу нѣкоторые брилліанты… да и тѣхъ немного… Тебѣ признаться можно, — почти всѣ заложены. Послѣднее время совсѣмъ не везло въ тотализаторъ, проигралась ужасно.
Дроб. Тутъ, милая, сотнями не поможешь, а тысячъ и десятковъ тысячъ нѣтъ и достать тебѣ негдѣ… А я усталъ, пора отдохнуть… устроиться покойно. Чувствую, проходитъ молодость, нѣтъ прежней энергіи. Такъ иногда вспышка, самъ себя взвинчиваешь, а порой хочется на все рукой махнуть, да и спустить курокъ.
Ел. Мих. Отсюда выводъ?…
Дроб. Надо эти тысячи достать… Я и рѣшилъ, строго обдумалъ.
Ел. Мих. Понимаю… Валентина. Что же ты хочешь, сблизиться съ ней?
Дроб. Нѣтъ… жениться… Я знаю, она противъ брака, но ничего, покорится… Но повѣрь, Лена, я всегда буду вспоминать о твоей любви съ глубокимъ чувствомъ… Съ тобой мнѣ всегда было весело. И теперь огорчать тебя…
Ел. Мих. Пожалуйста, поберегите ваши сожалѣнія для другихъ… Откровенность за откровенность: все отлично складывается. Мнѣ самой стали наскучивать наши отношенія и если бы ты не началъ этого разговора, я его начала бы…. Я съ этимъ и ѣхала сюда…
Дроб. (недовольнымъ тономъ). Вотъ какъ! Не особенно лестно для меня.
Ел. Мих. А вы хотѣли, чтобы я слезы проливала. Нѣтъ, миленькій, не тѣмъ аллюромъ пошелъ.
Дроб. Ну, что дѣлать…
Ел. Мих. А вѣдь со мной веселѣй?
Дроб. Еще бы!
Ел. Мих. А Валентина тебя къ рукамъ приберетъ… Орленка посадятъ въ золотую клѣтку, кормить будутъ, а воли — ни-ни.
Дроб. Меня то въ руки заберутъ? Шутишь, милая!..
Ел. Мих. А интересно на васъ будетъ посмотрѣть.
Дроб. (садится рядомъ). А тебѣ не жаль меня?
Ел. Мих. Ничуть!
Дроб. Неправда. (хочетъ обнять).
Елена Мих. Руки подальше! (пересаживается на кресло). Такъ удобнѣе.
Дроб. Значитъ, только друзья? Надѣюсь, да? Не враги?
Елена Мих. Изволь… А другъ я надежный! Нѣтъ, скажи ты мнѣ, много ли найдется женщинъ, которыя съ тобой стали бы такъ разговаривать: ни слезъ, ни истерикъ, ни упрековъ? Нате, цѣлуйте за это руку.
Дроб. Каждый пальчикъ готовъ расцѣловать.
Елена Мих. Ну-съ, это все хорошо, а вотъ что: разъ мы все ликвидируемъ, верни мнѣ пожалуйста мой медальонъ.
Дроб. Это жестоко…
Елена Мих. Пожалуйста, безъ нѣжностей.
Дроб. Изволь… (Подходитъ къ столу и выдвигаетъ ящикъ.) Вотъ здѣсь хранятся и всѣ твои письма.
Елена Мих. И письма уничтожить. Я вовсе не желаю, чтобы Валентина Григорьевна ихъ читала…
Дроб. Изволь… О, письма женщины намъ милой…
Елена Мих. Ахъ, батюшки, въ сантиментальность пустился!
Дроб. Своихъ я назадъ не требую.
Елена Мих. Ты думаешь я берегла ихъ?.. Я осторожна, никогда ни одной строчки…
Дроб. Хвалю.
Елена Мих. (подходя къ столу). Всѣ?
Дроб. (улыбаясь). Почти!
Елена Мих. Что это значитъ?
Дроб. Одно твое письмо сохраняю отдѣльно.
Елена Мих. Почему?
Дроб. Оно не похоже на другія. Ты писала его вскорѣ послѣ нашей встрѣчи, при началѣ любви. Пламенное воспоминаніе, какъ мы наканунѣ провели время и т. д. Очень характерно. .
Елена Мих. Уничтожь его.
Дроб. Нѣтъ, Леночка, я не могу съ нимъ разстаться; мнѣ тяжело. Да и наконецъ, мало ли что можетъ случиться. Вдругъ ты превратишься изъ друга въ врага, ты или твой супругъ, а у меня хлыстикъ на васъ…
Елена Мих. Узнаю тебя… Если я пойду, да все разскажу Валентинѣ?
Дроб. Что разскажешь? Что я тебя любилъ и ты меня? Всѣ это и безъ того знаютъ. Всѣ, кромѣ твоего мужа. Или то, что я тебя бросаю. Женщины не любятъ только мущинъ, которыхъ бросаютъ и очень сильно увлекаются тѣми, которые первые бросаютъ женщинъ. Ты ей все разскажешь, а она подумаетъ: онъ меня полюбилъ, оттого и бросилъ ее.
Елена Мих. А ты правъ. Пускай у тебя останется письмо, мнѣ все равно. Врагомъ твоимъ я никогда не буду… Ну-съ, все выяснили, теперь и разстаться можно…
Дроб (подходитъ къ двери). Что надо?
Лакей. Г. Бэжановъ.
Дроб. Проси подождать.
Елена Мих. Я ухожу.
Дроб. Здѣсь пройдешь…Вотъ тоже мой благодѣтель, я говорилъ тебѣ.
Елена Мих. Ну, прощай, не поминай лихомъ. У насъ бывай, а то бросится въ глаза.
Дроб. Конечно. Милая, хорошая, умная! (Цѣлуетъ руку.)
Елена Мих. Прощай. (Идетъ къ двери и возвращается.) Ты не замѣтилъ, какого цвѣта на мнѣ платье?
Дроб. (улыбаясь). Теперь замѣтилъ.
Елена Мих. Въ честь Воронова. Я теперь патріотка, а Гольцъ противный, въ прошлый разъ послала ему розу, а онъ послѣднимъ пришелъ… (Уходитъ).
Дроб. Фу, гора съ плечъ. Какъ мирно, тихо. Нѣтъ, она удивительная женщина… Или другой приглянулся (Пауза.) Бэжановъ ждетъ. (Вынимаетъ изъ стола векселя.) Готовы. (Звонить, входитъ лакей.) Проси г. Бэжанова. Этотъ вексель надо поскорѣе заплатить и съ Телѣгиными все кончено. Милѣйшій Василій Александровичъ и не подозрѣваетъ… Другъ, бланкъ ставитъ. Ахъ, какъ все это скверно, противно. Что ему! Разбогатѣю, заплачу, не пострадаетъ.
Дроб. Здравствуйте, любезный Лазарь Аветычъ. Извините, задержалъ.
Бэж. Ничего, ничего, безъ церемоній. Притомъ, понимаю, съ прелестной дамой аудіенцію имѣли. А, что?
Дроб. Почему вы это думаете?
Бэж. Зачѣмъ думать, думать вовсе не надо. У швейцара спросилъ. А полагаю, если у васъ, — значитъ прелестная дама. Какъ поживаете?
Дроб. Прекрасно. А вы?
Бэж. Живемъ потихоньку On fait ce qu’on peut, какъ говорятъ французы.
Дроб. Хорошо тому жить, у кого столько денегъ, какъ у васъ.
Бэж. Милѣйшій Степанъ Николаевичъ, денегъ нѣтъ, однѣ бумаги. Векселя мѣняютъ, денегъ не платятъ.
Дроб. А проценты? Пользоваться можете…
Бэж. Съ кого брать? Я вотъ что скажу, милый другъ Степанъ Николаевичъ, не съ кого настоящій процентъ брать. У насъ въ Москвѣ нѣтъ настоящей… публики, золотой молодежи, настоящей… У насъ чаще беретъ зарывающійся коммерсантъ, да такъ случайный кліентъ.
Дроб. И съ него вѣроятно не мало берете.
Бэж. Беру и не скрываю. Развѣ я силой къ себѣ тащу… Приходятъ, значитъ нужны… У меня лавочка, тотъ же товаръ, торгуемъ… Рискъ, много теряемъ, за то и беремъ проценты. Рискъ, сколько теряемъ… Послѣднее время такой убытокъ, себѣ во всемъ отказываю…
Дроб. Однако постоянно, вездѣ: на скачкахъ, — ваши лошади, въ театрѣ чуть не каждый день васъ видятъ, ухаживаете.
Бэж. На скачкахъ мой пай въ товариществѣ небольшой… Рискую, не могу отказаться. Влеченіе, родъ недуга, ха, ха, ха, А въ театрѣ рѣдко, не люблю. Балетъ люблю, тамъ интересъ… Сходите, посмотрите новый, посмотрите, спасибо скажете. Ужинать вмѣстѣ будемъ, съ дамами… А, согласны? Условимся.
Дроб. Пожалуй…
Бэж. А я къ вамъ по дѣлу.
Дроб. Догадываюсь…
Бэж. Напомнить, срокъ завтра. Дружба дружбой, а разсчетъ самъ до себѣ…
Дроб. Я срокъ помню. Все равно сегодня кончимъ.
Бэж. Очень деньги нужны.
Дроб. Кому онѣ не нужны, милѣйшій Лазарь Аветычъ?
Бэж. Получить позволите?
Дроб. Позволю.
Бэж. Позвольте передать вексель. Кстати со мной, и деньги пожалуйте.
Дроб. Я позволить то вамъ позволю, только не съ меня.
Бэж. Зачѣмъ шутите? Шутка отдѣльно, дѣло отдѣльно.
Дроб. Нѣтъ у меня сейчасъ денегъ, вексель обмѣню. Чего приставать, проценты, кажется, не маленькіе.
Бэж. Большіе? Не берите, опять повторю: всякъ свой товаръ цѣнитъ, мы свой цѣнимъ.
Дроб. Ну, и отлично. Пристаете, а еще другъ. Давайте старый вексель, получите новый. И мнѣ можете вѣрить и бланкъ солидный (Выдвигаетъ ящикъ и вынимаетъ вексель.) Вотъ!
Бэж. Конечно, Телѣгина бланкъ солидный, фирма богатая, хотя самъ Василій Александровичъ по театрамъ пошелъ. Дядя на фабрикѣ смотритъ…
Дроб. Кажется, въ 3 тыс. вексель, сумма небольшая, заплатитъ.
Бэж. По своему векселю заплатитъ, а здѣсь?
Дроб. Здѣсь все равно, бланкъ…
Бэж. Душа моя, пойди сюда, я тебѣ на ушко секретъ спрошу: бланкъ не подложный? Понялъ, другъ мой?
Дроб. Что вы пустяки говорите?
Бэж. Не сердитесь, зачѣмъ свою кровь портить; не надо. Совсѣмъ не надо. Я противъ этого ничего не имѣю, вѣрнѣе заплатите, никто не узнаетъ. Очень я васъ люблю. Право, самъ не знаю за что, люблю…
Дроб. Благодарю.
Бэж. И довѣряю. А почему? Спросите, душа моя? Всѣ дѣла ваши знаемъ; всѣ планы. Кому довѣрять — знаю. Одинъ богатый — откажу, другой бѣдный — дамъ. Почему? Потому, надежду имѣю; какая у кого голова, — понимать могу. Я на васъ играю, какъ на биржѣ. Терять могу, могу выиграть. На биржѣ на акціяхъ играютъ, здѣсь — на человѣка играемъ. У насъ, милѣйшій Степанъ Николаевичъ, своя биржа, курсъ человѣку знаемъ, наобумъ дѣйствовать не станемъ. Дисконтомъ большимъ кто занимается? Я, Александръ Даниловичъ, Ганъ, да господинъ Жаворонковъ… Кто у кого занимаетъ, прекрасно знаемъ, своего рода консультацію устраиваемъ. Поняли? Остроумно, не правда-ли? Теперь мы знаемъ, напримѣръ, хорошо, акціи ваши высоко стоятъ. Перевертышева, конечно, знаете?
Дроб. Знаю.
Бэж. У меня вчера былъ.
Дроб. Зачѣмъ?
Бэж. Денегъ тоже въ займы просилъ.
Дроб. Дали?
Бэж. Нѣтъ. Только разговоръ пріятный имѣли. Про васъ много говорилъ.
Дроб. Что-жь про меня говорилъ?
Бэж. Развѣ можно глупый разговоръ передать.
Дроб. Ну, общій смыслъ.
Бэж. Общій смыслъ? Общій смыслъ въ разговорѣ Перевертышева?.. Развѣ можно общій смыслъ въ разговорѣ его найти. Легче на днѣ морскомъ бисеръ найти, нежели смыслъ въ разговорѣ Перевертышева. Не любитъ онъ васъ, а вы политику свою умно ведете, жену себѣ имѣть будете, большой капиталъ имѣть будете. Давайте вексель. Берите старый. Помни, другъ вамъ Бэжановъ.
Дроб. Я цѣню. Извольте вексель и %. (Даетъ 6 сторублевыхъ.) 600 р., 30 р. пожалуйте сдачи.
Бэж. Только для васъ 3 % въ мѣсяцъ беремъ, для другихъ — 5 %, ни за что меньше.
Дроб. Ужасный процентъ.
Бэж. Сами, душа моя, копѣйку въ мѣсяцъ платимъ, когда беремъ. (Кладетъ вексель и деньги въ карманъ, даетъ сдачи 10 р.) Получай.
Дроб. Еще 20 слѣдуетъ.
Бэж. Нѣтъ, вѣрно.
Дроб. Вексель на полгода, % — 540; да за граціонные дни — 30 р., итого 570, а я вамъ далъ 600 руб. Кажется ариѳметика несложная.
Бэж. Я въ математикѣ слабъ, какъ по ней выходитъ не знаю. У насъ своя математика. Полно, чего считать стали. Жениться будете, опять дадимъ денегъ. Пять тысячъ надо, берите пожалуйста, десять тысячъ съ удовольствіемъ, только честность хочу… Пока деньги нужны, — всѣ со мной любезны, а когда деньги не нужны, — совсѣмъ другое… Вотъ что: познакомьте, пожалуйста, съ невѣстой…
Дроб. Да ея у меня пока нѣтъ.
Бэж. Знаемъ. И вы меня хорошо понимаете. Когда будетъ. Пригласите въ гости, себя не уронимъ, держаться можемъ, да и одѣваемся не дурно; Дюшаръ знаете, у него теперь шью. Вы теперь сами знаете, вездѣ много бываю. Въ клубѣ бываю, всѣ спрашиваютъ, знакомъ ли.
Дроб. А что, играете по прежнему, сильно?
Бэж. Играемъ, играемъ, душа моя, большую игру ведемъ… Только не везетъ послѣднее время. Хочу перестать, не могу… Знаете, что я вамъ скажу: клубъ учрежденіе — чрезвычайно-симпатичное и въ то же время — невыносимое, отвратительное…
Дроб. Почему?
Бэж. Тянетъ… Каждый вечеръ тянетъ… Ха, ха, ха… Ну какъ же, милѣйшій Степанъ Николаевичъ, представите вашей невѣстѣ?
Дроб. (улыбаясь). Извольте, какъ только будетъ у меня невѣста, — представлю.
Бэж. Честное слово?
Дроб. Говорю, приглашу. Кто это ходитъ тамъ?
Соб. Это я, я…
Дроб. Вѣчно у васъ манера подкрадываться. Мой пріятель Соборскій.
Бэж. Весьма пріятно. Ну, а мнѣ пора. Прощайте, душа моя. За разговоръ, за пріятно проведенное время, за компанство, какъ купцы говорятъ, благодаримъ. Уговоръ помните?.. Большое утѣшеніе доставите… (Идетъ къ двери, пріостанавливается.) А то всѣ, когда деньги нужны, когда деньги берутъ, Бэжанову руки жмутъ, милѣйшимъ зовутъ, все сдѣлать готовы. Когда деньги не нужны, въ лицо не узнаютъ, когда деньги вернутъ, — обидно, носъ задираютъ. (Уходитъ.)
Соб. Я не зналъ, что вы съ нимъ знакомы.
Дроб. Мало-ли чего вы не знали…
Соб. Изъ разговора понялъ, да понялъ, насчетъ кредита, тоже нѣкоторымъ образомъ…
Дроб. Что кредитъ. Говорите яснѣй?
Соб. Я не зналъ, что и ему должны.
Дроб. Долженъ.
Соб. Какъ же это такъ?
Дроб. А что?
Соб. Я думалъ, я полагалъ…
Дроб. Вы думали, вы полагали?
Соб. Только мнѣ должны.
Дроб. Голубчикъ мой, какое заблужденье!
Соб. Позвольте, бросьте шутки. Вы отъ меня скрывали.
Дроб. Не скрывалъ, а говорить не приходилось. Утѣшьтесь, вы все-таки мой главный кредиторъ! Можетъ быть, хотите, еще денегъ дать? Возьму.
Соб. Возмутительно! Вы увѣряли: богатыя имѣнія, только временно безъ денегъ.
Дроб. Я и теперь повторю — только временно безъ денегъ. Довольны?
Соб. Никогда себѣ не прощу… Попался въ ловушку.
Дроб. Нельзя-ли поделикатнѣе выражаться… Какая вамъ забота до моихъ долговъ, вѣдь не вы ихъ будете платить. Знайте свое дѣло, помогайте мнѣ. Милліоновъ Крупчаниновой хватитъ на то, чтобы заплатить ваши несчастныя тысченки.
Соб. Получите-ль вы ихъ, вопросъ.
Дроб. Думаю… Ну, кстати, какое тамъ настроеніе?
Соб. Хандритъ, злится на всѣхъ.
Дроб. Прекрасно!
Соб. Чего же тутъ прекраснаго? Какое она: вамъ письмо посылала?
Дроб. (беретъ со стола). Любопытно? Вотъ, на столѣ лежитъ. «Мы переѣхали въ городъ, завертывайте» и т. д.
Соб. А вы не поѣхали?
Дроб. А я не поѣхалъ!
Соб. Вы ведете себя какъ сумасшедшій, фокусы все какіе-то выкидываете. Думаете, такъ она васъ и будетъ ждать… Подвернется другой красавецъ и тю-тю!
Дроб. А знаете, съ вами имѣть денежныя дѣла — препротивно.
Соб. И мнѣ съ вами мало удовольствія.
Дроб. Малые ребята такъ разговариваютъ: «ты дуракъ — самъ дуракъ». Съ вами такъ скучно, ну и не придумаю съ чѣмъ сравнить. Такъ скучно, какъ на второмъ свиданіи съ женщиной.
Соб. Нѣтъ, терпѣнья моего больше не хватаетъ, я все вамъ скажу, все: вы меня надуваете.
Дроб. Что ты сказалъ?
Соб. Какое-же это ухаживанье! Перестали къ ней ѣздить, избѣгаете встрѣчи, на записку даже не отвѣтили… Нѣтъ… У васъ какіе-то планы, я вамъ больше не нуженъ, не нуженъ. Напрасно… Деньги мои пропадаютъ, пропадаютъ, пусть, несчастье, что-же дѣлать! Только такъ не пройдетъ, всѣмъ разскажу, всѣмъ, Валентинѣ Григорьевнѣ, въ клубѣ, всѣмъ!
Дроб. (схвативъ ею за плечо). Если ты скажешь хоть одно слово, я убью тебя, какъ собаку! Ахъ, ты, гадина! (Схватилъ его за горло и пригнулъ на колѣни.) Не совѣтую никому становиться на моей дорогѣ или я не задумаюсь перерѣзать горло, какъ глупому батану.
Соб. (вырываясь). Пустите… Фу… Говорить съ вами нельзя, шутокъ не понимаете.
Дроб. Я, милый другъ, тоже шутя, такъ, для гимнастики. Такъ-то лучше… Ну, сядьте я поговоримъ, какъ друзья… Узнали?
Соб. Узналъ.
Дроб. Гдѣ сегодня? Въ какомъ театрѣ?
Соб. Уѣхала къ подругѣ.
Дроб. Къ какой?
Соб. Не знаю.
Дроб. Жаль, а я сегодня хотѣлъ ее повидать въ театрѣ.
Соб. Да объясните мнѣ толкомъ, любите вы ее, хоть нравится она вамъ? Или такъ, деньги привлекаютъ?
Дроб. Вы думаете, я всегда фальшивъ? Нѣтъ. Вѣрнѣе всего вотъ какъ объясняйте: во мнѣ живетъ актеръ, я увлекаюсь, вхожу въ роль, а потомъ мало-помалу становлюсь искрененъ. Даже противъ воли, и часто этимъ порчу дѣло. Вы спрашиваете, какъ я отношусь къ Валентинѣ? Сперва, конечно, не любилъ, ну а теперь… Сознаюсь откровенно, у меня къ ней доброе, хорошее чувство и, женившись, я сдѣлаю все для ея счастья.
Соб. Идиллія вамъ не къ лицу, не пойдетъ, не пойдетъ…
Дроб. Если бы только она любила сильно, а не одинъ порывъ да самолюбіе.. (Пауза.) А хорошо забыть все прожитое, начать новую жизнь, спокойную. Присмотрѣться внимательнѣе кругомъ, стараться дѣлать побольше добра, настоящаго, не показного… Вотъ вы меня считаете за негодяя въ душѣ, ну, однимъ словомъ, похожаго на васъ.
Соб. Это невозможно, какъ говорите…
Дроб. Да вы не обижайтесь на каждое слово; велика важность, негодяемъ назвалъ… Вотъ и перебили. Да, но я калибромъ крупнѣе васъ. Жизни вы моей не знаете, это до васъ ле касается, но одно скажу: будь моя воля — иначе бы она сложилась. Вы когда-нибудь мечтаете? О чемъ?
Соб. Мечталъ, чтобы деньги съ васъ получить.
Дроб. И мечты-то у васъ скверныя! А я мечтаю… Хотѣлось бы мнѣ что-нибудь особенное совершить, геройское… Изъ огня ребенка спасти, война представляется, аттака, я впереди со знаменемъ, первый, смерть, почетная смерть и надо мной знамена. (Увлекаясь.) А не позорная и звуки оружія, а не проклятый звонъ!.. Хорошо умереть, право хорошо. Стоитъ-ли жить?..
Соб. Что съ вами?
Дроб. (приходя въ себя). Что? Мечты. (Подошелъ и выпилъ залпомъ стаканъ воды.) Я думаю, нѣтъ такого дурного человѣка, который не мечталъ бы нѣкогда свести все прошлое на нѣтъ, съизнова начать новую жизнь…
Соб. Ну, что у васъ въ прошломъ: жизнь, прожигали, кутили? А? Что-жъ дурного…
Дроб. Конечно, ничего ужаснаго. (Съ ироніей) Тысячи то же испытали. Одно я вамъ скажу, выносливъ человѣкъ и какъ бы скверно ему ни жилось, а съ жизнью все-таки разстаться жаль…
Лакей. Г. Желѣзновъ.
Дроб. Кто?
Лакей Желѣзновъ, Александръ Сергѣевичъ.
Дроб. Проси. (Лакей уходитъ.) Этотъ зачѣмъ? Странно! Никогда не бывалъ.
Соб. Ахъ, дорогой мой, осторожность необходима. Ухо надо востро держать, шипятъ, шипятъ… враги!
Дроб. Уходите и сидите смирно. Подслушивать все равно будете. Хоть сто разъ запрещай.
Соб. За васъ, за васъ страдаю всѣмъ сердцемъ.
Дроб. Идите. (Соборскій уходитъ.)
Дроб. Чѣмъ обязанъ?
Ал. Серг. Васъ, вѣроятно, удивляетъ мой приходъ.
Дроб. Чѣмъ могу служить?
Ал. Серг. То, что я буду говорить, вамъ покажется страннымъ. По своему дѣлу я къ вамъ не пришелъ-бы.
Дроб. Да, я, кажется, вашей симпатіей не пользуюсь.
Ал. Серг. Дѣло касается третьяго лица, Валентины Григорьевны.
Дроб. Она васъ прислала?
Ал. Серг. О, нѣтъ. Она ничего ни подозрѣваетъ…
Дроб. Тогда?
Ал. Серг. Я здѣсь, какъ ея лучшій другъ. Считайте мой приходъ безуміемъ, чѣмъ хотите… я долженъ былъ прійти. Съ ней я не могу пока говорить, не хочу. Слушайте.
Дроб. Я слушаю.
Ал. Серг. Какого бы объ васъ ни были мнѣнія, но я признаю вашъ умъ.
Дроб. Благодарю.
Ал. Серг. Это и заставило меня придти къ вамъ. (Пауза.) Вы ухаживаете за Валентиной Григорьевной.
Дроб. Дальше.
Ал. Серг. Не знаю, любите ли вы. Сомнѣваюсь. Но упорно идете къ своей цѣли, съ холоднымъ разсчетомъ. Другіе, можетъ быть, не замѣтили, но я хорошо васъ понялъ.
Дроб. Дѣлаетъ честь вашей наблюдательности.
Ал. Серг. Она увлекается вами.
Дроб. Развѣ?
Ал. Серг. И не мудрено. Вы интересны, хитры, съумѣли задѣть ея самолюбіе.
Дроб. Какой же выводъ изъ сего. Меня начинаетъ нашъ разговоръ интересовать.
Ал. Серг. А тотъ, что вы должны оставить ее въ покоѣ.
Дроб. Почему? Развѣ она этого хочетъ.
Ал. Серг. Я сказалъ вамъ, что она и не подозрѣваетъ о моемъ визитѣ къ вамъ… Вы должны отойти отъ нея, потому что вы ей не пара.
Дроб. Какъ вы однако горячо говорите. Скажите, въ вашей довѣренности на управленіе фабрикой перечислены и такія полномочія: объясняться съ поклонниками хозяйки? Такъ я ей не пара? А жаль, она мнѣ очень нравится. Но вы, ея другъ, скажите, пожалуйста, просвѣтите, почему не пара.
Ал. Серг. Неужели вы сами не понимаете, желаете, чтобы я вамъ сказалъ.
Дроб. Брошу даже.
Ал. Серг. А то, — что вы олицетворенная ложь! Ваши разсказы о какихъ-то имѣніяхъ — наглая ложь! Всѣ ваши богатства — мишура. Источникъ вашихъ средствъ — загадка. Нѣтъ, впрочемъ, какая же загадка. Не всегда такъ неудачно, какъ въ рожденіе Валентины Григорьевны, но не всегда и такой благополучный исходъ. Случайно я узналъ о происшествіи съ вами въ Парижѣ. Наконецъ, ваши отношенія къ Телѣгиной! Все обманъ! И вы добиваетесь любви Валентины Григорьевны.
Дроб. Вы наговорили мнѣ столько дерзостей, что я могъ-бы васъ дальше не слушать, и попросить выйти вонъ. Но я даже отвѣчать вамъ буду. Да, допустимъ, только это я говорю условно, имѣній у меня нѣтъ. Чтобы придать себѣ вѣсу, я говорилъ о богатствѣ. Но развѣ это такое преступленіе? Другое обвиненіе — карты. Но я въ сплетняхъ не оправдываюсь. Мало-ли что и про кого говорятъ. Мнѣ про васъ говорили, что вы обворовываете фабрику, а я не вѣрилъ… Телѣгина? Ну, въ этомъ вопросѣ, откровенно сознаюсь, относительно женщинъ, странно только… Итакъ, изъ-за чего ваши громы? А дѣло въ томъ, что вы, вѣрный другъ, сами ее безумно любите.
Ал. Серг. Это до васъ не касается. Слушайте, говорю вамъ рѣшительно: или въ теченіе недѣли вы исчезнете изъ Москвы и никогда не встрѣтитесь на дорогѣ Валентины Григорьевны, или…
Дроб. Или что вы сдѣлаете?
Ал. Серг. Приму свои мѣры и прежде всего разскажу все ей.
Дроб. И она повѣритъ?
Ал. Серг. Надѣюсь.
Дроб. Надѣйтесь, только напрасно, она неповѣритъ въ ваше безпристрастіе. Женщина видитъ, когда въ нее влюблены. Если она меня любитъ, то не повѣритъ, а если и повѣритъ, то все проститъ. Да и что? Какіе-то общіе намеки. Но если любитъ? Но если повѣритъ? Подумали-ли вы, нѣжный другъ, сколько горя вы ей причините, какой ядъ вольете въ душу. Да она возненавидитъ васъ и за вашу правду.
Ал. Серг. Неужели вы думаете, что такъ трудно узнать все ваше прошлое, а въ немъ, вѣроятно, немало художествъ, а, можетъ быть, и преступленій… Уѣзжайте отсюда, обманывайте другихъ, а здѣсь я сорву съ тебя маску, темная личность! И спасу ее, пока не поздно.
Дроб. Не поздно? Торопитесь…
Ал. Серг. Что ты хочешь сказать?
Дроб. (говоритъ съ удареніемъ). А то, что отъ меня зависитъ завтра же назвать ее своей женой или любовницей.
Ал. Серг. Подлецъ! (Схватилъ подсвѣчникъ и замахнулся, посмотрѣлъ съ презрѣніемъ и бросилъ.)
Дроб. (отодвигается за письменный столъ). Полегче… Со мной всегда эта игрушка. (Вынимаетъ изъ кармана револьверъ. Желѣзновъ взглянулъ на него съ презрѣніемъ и медленно идетъ къ двери.) Помни-же!
Дроб. (ходитъ въ волненіи по комнатѣ). Надо принять мѣры. Женюсь, а тамъ доноси… Скорѣй свадьба, за-границу. Мужъ, можетъ быть, ребенокъ, общіе интересы, объясню, все проститъ… Усталъ я. (Смотритъ въ ту сторону, гдѣ Соборскій.) Передъ нимъ даже маскируйся! Соборскій.
Соб. (входитъ, лицо испуганно). Ушелъ?
Дроб. Ушелъ.
Соб. Ахъ, какой у него сильный характеръ и какъ выражается…
Дроб. Испугались?
Соб. (поднимаетъ канделябру, говоритъ выразительно). Погнулась!
Дроб. (смѣется принужденно).
Соб. Смѣетесь?
Дроб. А по вашему плакать!
Соб. Вѣдь теперь все рушилось.
Дроб. Что рушилось? Все обстоитъ превосходно.
Соб. Опять шутки.
Дроб. Неужели вы не понимаете, что Желѣзновъ могъ сюда придти, только въ крайнемъ случаѣ… Онъ, видите, понялъ, что Валентина Григорьевна у меня въ рукахъ… Да… Но время Терять нечего!.. Будемъ ковать желѣзо, пока горячо…
Соб. Какъ вы хотите дѣйствовать?
Дроб. Не безпокойтесь, маху не дамъ…
Соб. Удивительный вы человѣкъ! Талисманъ у васъ что ли? Въ чемъ ваши силы?
Дроб. Хотите знать? Какъ называется эта сила? Смѣлость и знаніе съ кѣмъ имѣю дѣло.
Дроб. Однако все это прекрасно, но пока я переодѣнусь, поскорѣе съѣздите и привезите букетъ цвѣтовъ изъ чайныхъ розъ.
Соб. Съ удовольствіемъ! Завидую вамъ… Везетъ, а вотъ мнѣ подите… И не уродъ! Недавно началъ ухаживать, такъ себѣ не важная, казалось, успѣхъ навѣрно. Изъ ста шансовъ 99 за успѣхъ.
Дроб. И что-же?
Соб. (печальнымъ тономъ). Въ сотый попалъ.
Дроб. Жалѣю. Однако, чего стоите! А, деньги забылъ дать. Купите на свои.
Соб. Шутите, все шутите, милѣйшій!
Дроб. Нате, только поскорѣе.
Соб. Въ минуту. (Идетъ, пріостанавливается.) Ахъ, какъ я вамъ преданъ, какъ преданъ! Люблю точно брата. Когда разбогатѣете, грѣхъ вамъ будетъ, Степанъ Николаевичъ, если вы мою преданность и любовь забудете.
Лакей (таинственно). Степанъ Николаевичъ. Пожалуйте сюда.
Дроб. Что тебѣ, ну, говори?
Лакей. Спрашиваютъ.
Дроб. Кто спрашиваетъ? Говори.
Лакей. Дама-съ… Видѣть желаютъ, только одного-съ васъ. По очень важному дѣлу, говорятъ. (Улыбаясь.) По фигурѣ-съ молодая.
Дроб. Дама? Проси сюда. Соборскій, уходите, пройдите въ столовую, здѣсь прошу не оставаться. (Показываетъ на сосѣднюю дверь.) И не подслушивать!
Соб. Bene, иду! (Идетъ и осматривается.)
Дроб. Да идите-же скорѣй.
Соб. Optime, иду. (Уходитъ. (Дробовскій за нимъ притворяетъ дверь. Въ это время въ дверяхъ показывается дама вся въ черномъ. Дробовскій идетъ навстрѣчу. Валентина сбросила съ головы кружевной черный шарфъ.)
Дроб. Вы… Валентина Григорьевна?
Вал. Да, я…
Дроб. Какъ я счастливъ, что бы ни заставило…
Вал. Никого нѣтъ?
Дроб. Никого, садитесь. (Подаетъ ей кресло. Валентина сѣла, руки безсильно упали на колѣни.)
Дроб. Какъ вы измѣнились!.. Вы больны?
Вал. Здорова… (Нервно засмѣялась.) Что мнѣ, съ чего хворать. Что-жь, удивлены? Что-жь не спрашиваете, зачѣмъ пришла? Точно воръ, потаенной.
Дроб. Я такъ радъ васъ видѣть!
Вал. Видѣть рады? Кто же мѣшалъ ко мнѣ придти?
Дроб. Не спрашивайте…
Вал. Письмо писала, не отвѣтили. Обидѣть хотѣли, или показать: отвяжись, скучно съ тобой?
Дроб. Вы меня мучаете.
Вал. Я, васъ?
Дроб. Я пересталъ бывать, но мнѣ не легко. Я не хочу фальшиваго положенія, я не хочу ни васъ, ни себя замѣшать въ сплетню…Каждый, кто подойдетъ близко къ вашимъ милліонамъ, рискуетъ, что его забросаютъ грязью. Вы видѣли, какъ у васъ на меня смотрятъ, — та исторія съ картами… Да наконецъ, бываю я у васъ иль нѣтъ, вамъ право не особенная печаль; такъ, развѣ самолюбіе страдаетъ.
Вал. Чего-жь вамъ надо? Зачѣмъ вы глумитесь? Или хотѣли, чтобы сама къ вамъ пришла сказать: люблю!
Дроб. Леля!
Вал. Да, люблю. Рабой пришла! Развѣ не видишь: въ твоей я власти, нѣтъ моей воли!
Дроб. Жизнь моя, вѣдь и я люблю тебя!
Вал. Постой, дай сказать все: покорить захотѣлъ; чтобъ какъ собака за тобой ходила, руки твои цѣловала.
Дроб. Перестань такъ говорить. Клянусь, я люблю тебя. Теперь я вѣрю и ты дѣйствительно меня любишь.
Вал. Видно, люблю, коль гордость сломила, сама себя въ жены пришла предлагать.
Дроб. Валентина, но я прошу тебя, успокойся, не говори такимъ тономъ, не отравляй моего счастья, забудь всѣ недоразумѣнія, прости, не вспоминай. Теперь, теперь вѣдь одно безконечное счастье! Да, да?
Вал. Ты думаешь, я вѣрю тебѣ? Сердце мое, какъ въ огнѣ, а все же вижу тебя, понимаю, да надъ собой больше силы нѣтъ… И дурного въ тебѣ много, и любишь меня мало, вижу все, да на все иду: хоть день, да мой, хоть часъ, да мой. Счастье узнать, любовь! (Обняла его, страстный поцѣлуй.) Вся жизнь моя — богатство, а любви не знала.
Дроб. Валентина! Съ этой минуты вся жизнь моя принадлежитъ тебѣ. Я сдѣлаю тебя счастливой: ни тайны, ни мысли скрытой отъ тебя не будетъ. Слушай, ты все должна узнать. Всю мою жизнь: дѣтство въ богатой семьѣ, потомъ раззореніе, пришлось бросить учиться, поступить на службу, всѣ увлеченья, все, прежде чѣмъ уѣхать за границу… (Опомнился.) Нѣтъ, не хочу теперь ничего печальнаго… Потомъ… Пусть теперь только радость, веселье. Полное счастье…
Вал. Милый! Любишь?
Дроб. Люблю!
Вал. Смотри прямо въ глаза.
Дроб. Изволь!
Вал. Хитрые глаза, ничего въ нихъ не прочтешь.
Дроб. Да развѣ можно не любить тебя!
Вал. А Телѣгину?
Дроб. Мы съ ней теперь только друзья.
Вал. А Клавдія?
Дроб. Да вѣдь нарочно злилъ тебя.
Вал. Противный! Постой, будетъ и на моей улицѣ праздникъ…. за все отомщу… А ужь сегодня, что испытала: по лѣстницѣ подымаюсь, страхъ, вдругъ встрѣчу кого! За колокольчикъ взялась, хочу дернуть, руки не слушаются! Позвонила, да вдругъ бѣжать хотѣла… И ужь тогда бы въ другой разъ не пришла.
Дроб. Такъ я-бъ пришелъ къ тебѣ!
Вал. Ишь ты, смѣлый! (Гладитъ рукой по волосамъ.) Жесткіе, злой!
Дроб. Жизнь сдѣлала злымъ.
Вал. (поцѣ;ловавъ голову въ). Ну, скажи, только правду?
Дроб. Изволь.
Вал. Что ты во мнѣ больше всего любишь?
Дроб. Что всего больше люблю въ тебѣ? Объяснить не могу… Я люблю тебя всю…
Вал. Милый, милый…
Дроб. (цѣлуетъ ей руку). Дѣтка моя, каждый пальчикъ перецѣлую.
Вал. На, цѣлуй… (Протягиваетъ другую руку.) А теперь эту… (Дробовскій хочетъ поцѣловать ладонь.) Ни за что. Ишь ты какой. Въ ладонь цѣловать нельзя, любить не будутъ.
Дроб. Тѣмъ лучше. Пусть никто не любитъ. Я одинъ буду любить… (Цѣлуетъ ее въ шею.)
Вал. Пусти…
Дроб. Ревнивая.
Вал. Ужасно. Если что замѣчу, берегись; бѣда будетъ. Ты теперь мой…
Дроб. О, да ты маленькій тиранъ!
Вал. Да, и сейчасъ закую тебя въ цѣпи… (Снимаетъ съ руки браслетъ и надѣваетъ на руку Дробовскому.) Всегда носи… Ты теперь мой… Навсегда. Такой большой, сильный и мой рабъ! (Страстно) Владыка мой! Прощай!
Дроб. Куда ты?
Вал. Пора! Я вѣдь контрабандой. У магазина карету оставила, а сама сюда, на извощикѣ. Черезъ полчаса я дома, а черезъ часъ и ты пріѣзжай. Непремѣнно. Не смѣй опаздывать.
Дроб. Не опоздаю.
Вал. Вотъ удивятся всѣ, волненіе подымется, разговоры пойдутъ. Они тебя это время ругали, думали, я на тебя сержусь, а теперь узнаютъ, вотъ переполохъ будетъ.
Дроб. Никого намъ не надо, ни до кого намъ нѣтъ дѣла… Мы уѣдемъ отсюда надолго, далеко, вдвоемъ, полное счастье.
Вал. На что лучше! Милый!
Дроб. На югъ Франціи или Италіи. Купимъ виллу на берегу моря и среди чудной природы — ты лучшее созданье ея и ты моя, моя на всю жизнь…
Вал. Нѣтъ, мы съ тобой, знаешь, куда сперва поѣдемъ? Къ намъ, на Каму. Тамъ у покойнаго отца осталось имѣнье маленькое, лѣто проводили. Тамъ поживемъ вдвоемъ. Никого чужихъ… небо, лѣсъ, да рѣка… Сколько пережилось тамъ!.. Бывало уйдешь далеко отъ дома, пойдешь на берегъ. Никого… Только птицы бѣлыя рядами усѣлись. Сидишь, да засмотришься на воду, а волны, темно-голубыя такъ и катятся… Оглянусь… Темный лѣсъ стѣной выросъ, а въ немъ много тайнъ; всѣ разсказы вспомнишь, сидишь да мечтаешь… Вотъ такой, какъ ты представляется… Красивый, умный… А у насъ кто бывалъ. Слова не съ кѣмъ сказать… Мечтаешь… Вдругъ дымъ покажется, пароходъ мимо несется. Чайки крыльями машутъ, вокругъ вьются… Такъ и хочется крикнуть, возьми съ собой!.. Взмахнуть бы крыльями, какъ птица, да туда полетѣть, на волю, на свободу… Мечты!.. Пріѣхали сватать. Не любъ онъ мнѣ былъ, жалкій такой… Уговорили… Выдали… Утѣшали: роскошь, богатство… (Склоняется на плечо Дробовскому, закрыла глаза руками, тихо плачетъ, плачъ постепенно переходитъ въ рыданія.)
Дроб. Что съ тобой, дѣтка моя?
Вал. Такъ, пройдетъ. Сердце болитъ… И счастье, хорошо мнѣ, а все болитъ. Ты думаешь, я сильная? Нѣтъ, притворяюсь… Я и застѣнчива ужасно, а скрываю. Иные меня гордой считаютъ, а мнѣ смѣшно даже. Колдунъ, волшебникъ!… Ахъ, Степа, если бы ты зналъ, сколько я пережила за это время! Ужь очень злилъ ты меня!… А сейчасъ всѣхъ забыть хочется, вотъ такъ возлѣ тебя всю жизнь пробыть… Зачѣмъ ты меня мучилъ?
Дроб. Совсѣмъ взять хотѣлъ, одинъ, безраздѣльно. Постой, одинъ вопросъ, но отвѣчай искренно. Вѣришь ты, что люблю тебя, а не твои милліоны? Если хоть капля сомнѣнія, тогда забудемъ этотъ разговоръ, эту встрѣчу и разойдемся. Пока не поздно.
Вал. (смотритъ на него пристально и говоритъ медленно). Вѣрю, хочу вѣрить. Иль гордости во мнѣ не осталось? Не могу не вѣрить… (Порывисто.) Прощай!
Дроб. Не прощай, а до свиданія. Я провожу до подъѣзда.
Вал. Милый, идемъ… Постой… Господи, мысль какая пришла… Опять. Если ты не любишь, если обманешь! Игрушкой для прихоти твоей не буду… Ты меня мало знаешь, если надо мной посмѣешься, себя не пожалѣю, да и тебѣ не жизнь тогда! Помни. (Приходя въ себя.) Что я, обезумѣла. Вѣдь любишь? любишь? (Идетъ къ двери, пріостановилась. Смотритъ на Дробовскаго.) Герой мой! (Страстно обняла.)
Мих. Перемѣнъ однако сколько. Всего мѣсяцъ какъ я уѣхалъ.
Ан. Вл. Да, батюшка, много воды утекло…
Мих. Какъ это случалось? вдругъ?
Ан. Вл. Насъ всѣхъ поразила. Пріѣхала, да и говоритъ: поздравьте, выхожу замужъ. Мы думали — шутитъ. За кого спрашиваемъ? За Дробовскаго, а сама блѣдная такая, глаза горятъ. Ну, видимъ, дѣло въ серьезъ…
Мих. Ловко обработано дѣльце. Впрочемъ, красивые усы и пара чудныхъ глазъ для женщины выше всякой философіи. Влюбилась?
Ан. Вл. Извѣстное дѣло, много ли намъ, бабамъ, нужно. Дѣло молодое, вдовье, одной жить скучно, на другихъ смотрѣть завидно, ну кровь въ голову и вступила.
Мих. А вы, бабушка, хоть по своему, простымъ языкомъ, а совершенно вѣрно опредѣляете.
Ан. Вл. Да, что, батюшка, лучше такъ. По крайности по закону жить будутъ.
Мих. Пускай живутъ.
Ан. Вл. Мужчина онъ хорошій, грѣхъ осуждать, ничего дурного не примѣтно, а все-таки по ея капиталамъ, да красотѣ и не такую судьбу устроить можно. У ней состояніе и у него пусть будетъ.
Мих. А развѣ Дробовскій не богатъ?
Ан. Вл. Кажись и есть деньги, да не обстоятельно все, ни торговли, ни имѣній.
Мих. Какъ же, у него есть имѣнія, на двадцать верстъ земля тянется.
Ан. Вл. Гдѣ, батюшка?
Мих. Въ вершокъ шириной вдоль Ледовитаго океана!
Ан. Вл. Ну, ужь пошелъ, завелъ. Не то, а вотъ что, батюшка. Да вѣдь съ тобой разговаривать въ сурьезъ нельзя?…
Мих. Ну, вотъ, пустяки. Можно, конечно можно.
Ан. Вл. Клавдія наша невзлюбила его, страсть, и женишекъ ея.
Мих. Она-то съ чего?
Ан. Вл. Сумлѣвается, слухи вишь какіе то ходятъ…
Мих. Понимаемъ. Что толковать. — Теперь какіе разговоры идутъ, все пройдетъ. Женится, посмотрите въ какой фаворъ войдетъ. У насъ не очень разборчивы. Поговорятъ до новаго скандала, жена у кого-нибудь сбѣжитъ или вродѣ этого, вотъ о Дробовскомъ и забудутъ… У насъ всегда такъ: кричатъ, кричатъ и подлецъ и прохвостъ, а появится новый восходящій прохвостъ, о немъ кричатъ, а старый за выслугой, смотришь — и въ порядочныхъ сталъ… Ну-съ, а вотъ что вы мнѣ повѣдайте: какъ вотъ ваши придворные шуты и скоморохи отнеслись?
Ан. Вл. Вотъ какъ теперь, батюшка, за нимъ слѣдятъ, точно шавки какія, ходятъ, да такъ въ ротъ и смотрятъ…
Мих. Ну, а Валентина Григорьевна весела, счастлива?
Ан. Вл. Да какъ тебѣ сказать? — и весела будто, а будто при этомъ что-то тревожитъ… Мои глаза хоть и стары, да все видятъ… Любить-то любитъ, извѣстное дѣло не изъ подъ палки идетъ, а все же боязно, небось, въ уши то ей не мало прожужжали про него… Любитъ ли онъ ее, вотъ чего боюсь…
Мих. Н-да. Плутуютъ люди въ дѣлахъ, плутуютъ въ карты, плутуютъ и въ любви… Однако, какъ все это старо. (Смотритъ на часы.) Гдѣ, однако, запропала она?
Ан. Вл. Въ амбаръ поѣхала… У насъ старый прикащикъ на подозрѣніи. Широко жить сталъ… Вотъ она и поѣхала обревизовать… внезапно…
Мих. Такъ-съ. Значитъ, хоть и влюблена, а дѣлъ своихъ не забываетъ. Ну, а Желѣзновъ, какъ поживаетъ?
Ан. Вл. Не слыхалъ нешто?
Мих. Что такое?
Ан. Вл. Уѣхалъ къ роднымъ въ Самару, да оттуда письмо и прислалъ: «не могу больше служить. Всѣ дѣла въ исправности, помощникъ знаетъ». Вотъ поди-жь ты.
Мих. Другое мѣсто нашелъ?
Ан. Вл. Должно быть. И ума не приложу.
Мих. Да въ письмѣ онъ пишетъ?
Ан. Вл. Сама не читала, а Леля сказывала, за-границу уѣзжаетъ, учиться вишь еще… Ужь такъ жаль. За нимъ, что за горой были, всю фабрику вотъ какъ велъ.
Мих. А Валентина Григорьевна какъ отнеслась къ этому?
Ан. Вл. Огорчилась. Извѣстно, человѣкъ надежный. Телеграмму посылала, письмо, отвѣтилъ: не могу. Тутъ ужь и она обидѣлась.
Мих. Странно.
Мих. А, и вы?
Соб. Милѣйшій, здравствуйте!
Мих. Здравствуйте!
Пер. Виноватъ! (Кладетъ свертки, потомъ здоровается.)
Мих. Эхъ, какъ васъ нагрузили.
Пер. Все порученія Степана Николаевича.
Мих. А вы нынѣ при немъ состоите? Быстро… А помните сцену съ картами?..
Пер. (вдругъ разгорячась). Что-жь такое, мало ли съ кѣмъ не случается. Разгорячился человѣкъ, лишнее сказалъ, потомъ одумался. Да, я теперь съ гордостью могу сказать, узналъ Степана Николаевича, узналъ его душу.
Мих. Ну, а карманъ узнали? Господи, въ какихъ разнообразныхъ формахъ выражается — я сейчасъ вспомнилъ народную присказку:
— Собака, собака, что ты лаешь?
— Волковъ пугаю.
— Собака, чего ты хвостъ поджала?
— Волковъ боюсь.
Соб. Милѣйшій, все такой же вы…
Мих. (передразнивая Соборскаго). Все такой же… Думаете, я тоже одинъ изъ вашихъ, только нѣсколько на иной ладъ?.. Нѣтъ, миленькій. Васъ кормятъ и бьютъ, — а меня боятся и кормятъ…
Соб. Языкъ, языкъ, ужасный, ужасный, а въ душѣ добръ. (Къ Аннѣ Власьевнѣ.) Степанъ Николаевичъ не былъ?
Пер. Онъ позднѣй пріѣхать хотѣлъ, просилъ позволенія познакомить своего пріятеля Лазаря Аветыча Бэжанова.
Мих. Бэжанова, сюда? Знаю я его…
Пер. Скажете, дисконтеръ? У него, кромѣ того, большія коммерческія дѣла. А теперь въ какой-то компаніи, вмѣстѣ съ Степаномъ Николаевичемъ, фабрика…
Мих. Малая, но довольно веселая компанія… Бэжановъ изъ числа тѣхъ, всѣ поступки котораго и аферы на границѣ гражданскаго и уголовнаго суда. Эти люди одно только знаютъ: имущество въ чужомъ карманѣ, а вся ихъ нравственность исчерпывается страхомъ передъ прокурорскимъ надзоромъ.
Ан. Вл. И, батюшка, по коммерціи всегда уважить человѣка надо. Нельзя обижать. Мой старикъ бывало ублажаетъ иного, ублажаетъ, а какъ проводитъ, такъ даже плюнетъ, мошенникомъ назоветъ.
Мих. Да, по коммерціи. Конечно у Степана Николаевича коммерція… А вотъ на счетъ фабрики не слыхалъ, развѣ фальшивыхъ бумажекъ?.. Ну, однако, что прохлаждаться, мнѣ ѣсть страшно хочется…
Ан. Вл. Мы уже позавтракали.
Мих. Такъ вы думаете, я поэтому сытъ? Я все-таки ѣсть хочу.
Пер. И я не завтракалъ… Съ 9 часовъ ѣздилъ.
Мих. Дайте ему поѣсть… работалъ… скотину и ту кормятъ.
Соб. Пойдемте, господа, я сейчасъ распоряжусь, импровизированный завтракъ вамъ устрою… Идемъ. (Уходятъ въ боковую дверь, въ это время лакей вноситъ свертки.)
Лак. Изъ магазина принесли. Барыня по дорогѣ заѣзжали. Да вотъ 2 письма. (Кладетъ и хочетъ идти.)
Ан. Вл. Постой. (Лакей останавливается.) Долго будетъ у васъ такъ продолжаться?
Лак. Вы насчетъ чего-съ, Анна Власьевна?
Ан. Вл. А насчетъ того, миленькій, что со стола вино замѣсто буфета къ тебѣ попадаетъ. Думаешь, коли барыня васъ хамовъ распустила, такъ и дѣлай, что хочешь… А я-то на что? Вотъ погоди ужо.
Лак. Нѣтъ, Анна Власьевна, позвольте-съ.
Ан. Вл. Нечего. Говорю не даромъ. (Входитъ Валентина, снимая на ходу шляпу.) Иди, да смотри у меня… (Лакей уходитъ.)
Вал. Никого нѣтъ?
Ан. Вл. Соборскій повелъ кормить Михѣева, да Никандрушку.
Вал. Михѣевъ вернулся… Охъ устала! (Сѣла на диванъ). Ну, что онъ, какъ?
Ан. Вл. Такой же.
Вал. Ну, а насчетъ меня… Степана Николаевича?
Ан. Вл. Удивился… Счастія имъ, говоритъ желаю. Я ему все объяснила, а онъ говоритъ: это вы хоть по простотѣ, вѣрно разсудили.
Вал. Степанъ Николаевичъ не былъ?
Ан. Вл. Нѣтъ…
Вал. Гдѣ Клавдія?
Ан. Вл. Въ библіотекѣ, тамъ и Миша.
Вал. Попросите сюда барышню и подайте мнѣ чаю.
Лак. Слушаю-съ.
Ан. Вл. Дуритъ Клавдія, плачетъ все. А теперь затѣяла…
Вал. Что затѣяла?
Ан. Вл. Пусть сама скажетъ…
Вал. Удивительно, точно всѣ нарочно сговорились злить меня? Какъ, молъ, радость у тебя, такъ давай испортимъ… Всѣ…
Ан. Вл. Полно, ну чего расходилась?
Вал. Всѣ, всѣ, да всѣ. Ахъ, оставьте меня! (Сѣла, схватила книгу.)
Ан. Вл. (подошла къ ней). Молчу, а все вижу, внучка. (Погладила ее по головѣ.) Мнѣ и умирать скоро, тебя бы пристроить, да счастливой видѣть… А съ меня довольно, пожила…
Вал. Полно, бабуся, полно, милая…
Ан. Вл. Стара становлюсь, помирать пора, старикъ къ себѣ зоветъ… Не привелось ему до твоего счастья дожить, а какъ любилъ тебя!.. (Заплакала.)
Вал. (уронила книгу на коверъ, сидитъ задумавшись). «До моего счастья»… Счастлива? должно быть, счастлива. Что со мной, сама не знаю, а болитъ сердце. Свободы что-ль жаль, воли своей не будетъ? Такъ вѣдь не дѣвочка молоденькая, помыкать собой не больно позволю, денегъ-то моихъ отъ меня никто не отберетъ… Видали мы тоже, какъ, денежки взявши, потомъ помыкаютъ… Мужчины всѣ хороши, долго-ль имъ влюбиться въ какую, да пошелъ тратить. И такъ бываетъ, отъ жены красивой, да умной, да съ какой ни на есть арфисткой путается… И не повѣрите, бабушка, вотъ какъ здѣсь Степа, со мной, — весело, вѣрю всему и мыслей тяжелыхъ нѣтъ, а уйдетъ, вдругъ сердце и заноетъ. И эти всѣ, Клавдія, сторонятся… (Ходитъ по комнатѣ.) Александръ Сергѣевичъ уѣхалъ, бросилъ. А эти всѣ, имъ что ни скажи, потакать будутъ, бѣлое чернымъ назови, согласятся. Только Михѣевъ, такъ тотъ на зло все, наперекоръ скажетъ, тоже толку чуть чуть!
Ан. Вл. (къ Валентинѣ). Полно, чего себя зря мучить. А ты одно помни: воли надъ собой не давай, да и надъ нимъ больно не мудри, а любовно, да миромъ, вотъ и счастлива будешь. Письма видѣла?
Вал. (беретъ письма, одно раскрыла, прочла). Въ комитетъ зовутъ. Работа имъ моя нужна, совѣтъ. Какъ-же, знаемъ мы… Стану я на это время тратить… Пошлю сто рублей, пусть отвяжутся…
Ан. Вл. А ты не говори такъ, все-жь почетъ, уважаютъ…
Вал. (вскрыла другое письмо, пробѣжала глазами, скомкала и бросила). Возмутительно, подло! Опять анонимное письмо. Предупреждаютъ насчетъ Степана Николаевича… Другъ… Знаемъ мы этихъ друзей… Сколько разъ слово давала не читать такихъ писемъ. Завистники подлые!
Клавд. Звали, тетя?
Уметс. Здравствуйте, Валентина Григорьевна.
Вал. Что это вы все отъ меня прячетесь?
Клавд. Не отъ васъ, а здѣсь постоянно посторонніе, мы и ушли въ библіотеку.
Вал. (къ Уметскому). Какъ ваши экзамены?
Уметс. Ничего, дотянемъ, а тамъ и маршъ изъ Москвы.
Вал. Развѣ окончательно рѣшили уѣхать въ провинцію?
Уметс. Думаю.
Вал. Зачѣмъ? Не понимаю я васъ. Да и соскучитесь вы тамъ. Вотъ развѣ мѣсто скоро получите, такъ и здѣсь похлопотали бы.
Уметс. Не соскучусь! А ѣду, Валентина Григорьевна, я не потому только, что тамъ мѣсто скорѣе получу или денегъ больше будетъ.
Вал. А почему же?
Уметс. (Пауза. Начинаетъ говоритъ тихо, но потомъ постепенно увлекается). А потому, надо такъ. Вы только подумайте: изъ 80 милліоновъ 70 слишкомъ живетъ въ этой самой глуши, и намъ, интеллигенціи, нѣтъ надобности всѣмъ толпиться по столицамъ, перебивая другъ у друга заработокъ, какъ собаки голодныя кость. Не имѣемъ права. До моему, мы должны нашу молодую, нетронутую еще энергію, избытокъ силъ нести туда, въ провинцію… Больше насъ тамъ будетъ и другимъ дорогу расчистимъ. Теперь вѣчныя жалобы: тамъ глушь, затянетъ допустимъ, — правда, зато наступитъ время, и тамъ въ отдаленномъ уголкѣ вы встрѣтите всегда кружокъ интеллигентныхъ работниковъ, встрѣтите свѣтлую мысль, найдете разумное слово, а не одно только вино, да карты. Пусть провинція: «сонное царство», зато мы будемъ тѣми сказочными силами, что разбудятъ его, внесемъ жизнь и энергію…
Вал. (смотритъ на него). Хорошій вы, честный, а за одно сердита, Клавдію у меня похищаете; я ее къ вамъ ревную.
Уметс. И я и Клавдія васъ очень любимъ… Но, вотъ опять можетъ васъ огорчимъ, сейчасъ только толковали съ Клавдіей, какъ ей устроиться на этотъ годъ, пока я осмотрюсь, улажу дѣла..
Вал. Какъ устроиться? Жить у меня, какъ и до сихъ поръ жила.
Уметс. Нѣтъ, этого нельзя.
Клавд. Тетя, я буду съ тобой говорить совершенно откровенно; мнѣ у тебя жить нельзя.
Вал. Почему? говори.
Клавд. До сихъ поръ хозяйкой въ домѣ была ты, теперь здѣсь другой будетъ хозяинъ…
Вал. Моему мужу дороги тѣ, кто мнѣ дорогъ…
Уметс. Можетъ быть, да онъ-то не всѣмъ дорогъ…
Вал. Вы къ нему несправедливы, вы и Клавдія предубѣждены. Вы ошибаетесь въ немъ! Онъ такъ, по виду, холодный, сдержанный, а у него хорошее сердце…
Клавд. Тетя, я не хочу обижать васъ, но что же мнѣ дѣлать, если онъ мнѣ, если онъ… (тихо.) противенъ; боюсь его…
Вал. Вотъ какъ, даже противенъ. Съ какихъ поръ? Можетъ быть и тогда, когда ухаживалъ за вами?
Клавд. Тетя!
Уметс. Валентина Григорьевна!
Вал. Ну, что-жь дѣлать: насильно милъ не будешь. Надѣюсь, хоть на свадьбѣ у меня будешь!
Клавд. Конечно…
Вал. А потомъ, куда уѣдешь?
Клавд. Къ сестрѣ, въ Васильсурскъ… Она очень проситъ… мужъ ея все по дѣламъ разъѣзжаетъ, одна она, и ей веселѣй, да и я съ ея дѣтьми буду заниматься, и Миша тамъ мѣста искать хочетъ.
Вал. Какъ бы вы съ Мишей ко мнѣ ни относились, я никогда не позволю вамъ нуждаться. Это моя обязанность, любите ли вы меня, или нѣтъ…
Клавд. Тетя, не смѣй такъ говорить… я тебя не люблю, я или Миша? Да мы за твое счастье… Боюсь я за тебя… Неужели ты думаешь, я могу забыть твою доброту, ласки. Упрека никогда не слыхала отъ тебя. Милая тетя! (Съ рыданіями.) Мама моя.
Вал. (растроганнымъ голосомъ) Я вѣрю, моя дѣвочка.
Соб. Вотъ и богиня!
Вал. Здравствуйте, Михѣевъ, мы думали, вы совсѣмъ пропали.
Мих. Нашелся, такое сокровище никто не украдетъ. (Перевертышевъ и Собарскій подходятъ къ Клавдіи.)
Соб. Что съ вами, что случилось?
Пер. Вы плакали?
Клав. Оставьте меня въ покоѣ.
Соб. А мы сейчасъ вамъ валеріанчику.
Мих. (къ Клавдіи и Мишѣ). Здравствуйте, о чемъ?
Вал. Она вамъ сказала, оставьте въ покоѣ.
Клав. (Михѣеву). О томъ плакала, что всѣ изолгались, всѣ и глупые и такіе умные, какъ вы, никто правды не говоритъ, боятся! (Ушла въ боковую дверь.)
Мих. Строго, а справедливо.
Умет. (Валентинѣ.) До свиданія, Валентина Григорьевна.
Вал. Оставайтесь обѣдать.
Умет. Некогда, зайду попрощаться съ Клавдіей, да и домой скорѣй, за лекціи. (Дѣлаетъ общій поклонъ и уходитъ.)
Соб. Милѣйшій юноша, чрезвычайно, чрезвычайно симпатичный.
Пер. Да, но угловатъ.
Мих. Хорошъ, да горячъ, ну да жизнь угомонитъ. Я его разсужденія насчетъ провинціи слышалъ, попадетъ туда, другое запоетъ.
Вал. А вы хорошъ другъ, сколько времени разговариваете и не поздравляете.
Мих. Да, поздравляю. Удивленъ. Свободолюбивая барынька и вдругъ сдалась… Побѣдилъ амазонку и взялъ себѣ въ жены… Чѣмъ онъ такъ плѣнилъ васъ? Впрочемъ, не даромъ Шопенгауеръ говоритъ, что въ страданіяхъ влюбленнаго слышатся вздохи генія рода.
Вал. Васъ тутъ не было, разстроили бы…
Мих. Слова бы не сказалъ…
Вал. Почему?
Мих. Во-первыхъ, не помогло-бы, а во-вторыхъ — женщины ужасно не любятъ, когда имъ мѣшаютъ дѣлать глупости. Да и что толковать: тутъ дѣло не спроста, тутъ гипнотизмъ. Отчего вамъ никто не внушилъ въ меня влюбиться!
Вал. Хорошъ вы семьянинъ.
Мих. Ого, нынѣ о семьѣ заговорили, сильно, знать, потянуло къ узамъ Гименея.
Пер. А вотъ анекдотъ: одна молодая барышня…
Вал. Нѣтъ, ужь вы ваши анекдоты поберегите… (къ Михѣеву.) А вы когда женитесь?..
Мих. Я-съ? Да вѣдь я не на комическомъ амплуа, опоздалъ.
Пер. Онъ любитъ такъ ухаживать.
Мих. И это занятіе бросилъ. Старъ становлюсь и если не могу быть Донъ-Жуаномъ, такъ не желаю записываться въ Фальстафы.
Соб. Милѣйшій, вѣдь вы не противъ семьи?
Мих. Наоборотъ, всей душой за семью. Я думаю, что въ семьѣ единственное счастье, единственная возможность вполнѣ разумнаго, осмысленнаго труда. И вотъ что я вамъ скажу: чѣмъ хуже живется людямъ, чѣмъ больше намучены нервы у современнаго человѣка, чѣмъ меньше онъ можетъ отдохнуть въ общественной жизни, тѣмъ дороже и цѣннѣе для него семейный очагъ… Неужели вы думаете, пріятно вѣчно грѣться у чужого очага? А праздники, такъ подло на душѣ: одинокій холостякъ и радости праздника — не имѣютъ между собою ничего общаго.
Соб. Такъ женитесь.
Мих. Говорю вамъ, опоздалъ. Помните фразу: старику жениться? Но вѣдь это значитъ бросить вызовъ могилѣ или нанять себѣ сидѣлку. А пока, бросимъ этотъ разговоръ.
Вал. Разскажите намъ, гдѣ вы побывали?
Мих. Въ провинціи, у тетеньки. Есть у меня тетенька, а я ея наслѣдникъ! Ну вотъ отъ времени до времени и навѣщаю ее, родственныя чувства подогрѣваю…
Пер. И она васъ выноситъ?
Мих. Обожаетъ, ждетъ моего пріѣзда, какъ манны небесной. Надо вамъ сказать, что вся ея жизнь проходитъ въ ругани… любитъ ругаться.
Вал. Это у васъ семейное.
Мих. Мило сказано, хвалю… Ну-съ, съ своимъ семейнымъ кренделемъ она со всѣми переругалась, больше не съ кѣмъ, всѣ притерпѣлись и вниманія не обращаютъ, а я человѣкъ новый, а главное реплики подавать умѣю… Успокоится, вижу скучаетъ, я сейчасъ что-нибудь придумаю, ну и готово! А новаго не придумаю, сейчасъ спрошу: знаете, тетенька, народную поговорку, будто пензенцы въ Москвѣ свою ворону узнали? А тетенька сама истая пензенская, ну и обидится. Она меня очень любитъ, плачетъ, когда провожаетъ. Плачетъ, да приговариваетъ: съ кѣмъ я теперь ругаться буду… А въ послѣдній разъ до того расчувствовалась, — провожаетъ и подаетъ мнѣ "конвертъ, " на, говоритъ: при жизни своей хочу тебя осчастливить, богатъ будешь. Я ей сейчасъ ручку поцѣловалъ, да въ экипажъ скорѣй. Разорвалъ конвертъ, а тамъ, чтобы вы думали? Квитанція банка на заложенный выигрышный билетъ.
Дроб. А, всѣ въ сборѣ! (Подходитъ, цѣлуетъ руку у Валентины.) Позвольте вамъ представить: Лазарь Аветычъ Бэжановъ.
Вал. Очень рада. Друзья Степана Николаевича и мои друзья.
Бэж. Большіе друзья…
Дроб. Соборскій, Перевертышевъ…
Бэж. Знаемъ, знакомы.
Дроб. Художникъ, Михѣевъ, Аркадій Ивановичъ, конечно знаете?
Бэж. Весьма пріятно. Кто не знаетъ г. Михѣева! Тотъ, кто въ искусствѣ ничего не знаетъ. Одно скажу, много видѣлъ, лучшія галлереи Европы изучилъ, въ Салонѣ, въ Парижѣ бываю… Ваши картины — истинно перлы и тамъ на почетномъ мѣстѣ должны висѣть. Вы наша гордость, истинно! Какъ роза холоднаго сѣвера лѣтомъ цвѣтетъ, царя надъ всѣми цвѣтами, такъ вы царите среди искусства, которому вы такъ изящно служите. (Михѣевъ, не слушая, отошелъ.)
Вал. Садитесь… Чаю?
Бэж. Благодарю, съ удовольствіемъ. Я чай люблю… (Лакей вноситъ чай) какъ истинный москвичъ. Дѣло ли дѣлаемъ, отдыхаемъ, все чай пьемъ. Я за границей шутилъ: говорятъ, «тоска по родинѣ», а я говорилъ — «тоска по чаѣ»!
Вал. Вы занимаетесь коммерціей?
Бэж. Да. Вотъ теперь съ Степаномъ Николаевичемъ разговоръ ведемъ. Одно большое предпріятіе обдумываемъ. Знаете, у насъ косность, трудно на всякое новое дѣло подвинуть. Со временемъ и съ вами поговоримъ. Много о васъ, о вашемъ умѣ слышалъ. Степана Николаевича познакомить лично просилъ. (Дробовскій подошелъ къ столу и развернулъ покупки, принесенныя Перевертышевымъ).
Пер. Вотъ, все исполнилъ.
Дроб. Благодарю.
Мих. (подходитъ къ Дробовскому). Да, позвольте мнѣ васъ поздравить.
Дроб. Благодарю васъ.
Мих. Я вѣдь не противъ васъ. Мнѣ все равно, женитесь вы или нѣтъ, я и бывать буду, если только поваръ хорошій останется.
Дроб. Вы откровенны.
Мих. Я даже думаю, что вина теперь лучше будутъ, а то на этотъ счетъ Валентину Григорьевну надували… Кстати: прикажите вашему повару приготовить раки въ бѣломъ винѣ, удивительная штука.
Дроб. Вы мнѣ нравитесь… Хоть оригинальны, а то нынче до того все измельчало, даже мошенниковъ крупныхъ нѣтъ.
Бэж. Совершенно вѣрно; только мошенниковъ все-таки много.
Дроб. (продолжая развертывать покупки). А сигары?
Пер. Сигары? Вы ничего не говорили.
Дроб. Нѣтъ, говорилъ, только вы ничего не помните, вамъ все записывать надо, всегда спутаете. Заведите себѣ, пожалуйста, памятную книжку.
Мих. Такъ его, хорошенько.
Пер. Я сейчасъ доѣду и привезу, черезъ 5 минутъ вернусь.
Дроб. Пожалуйста. (Перевертышевъ уходитъ.)
Лакей. Г-жа Телѣгина.
Вал. Сказалъ дома?
Лакей. Такъ точно.
Вал. Скажи, не могу принять, голова болитъ.
Бэж. Бываетъ, особенно отъ перемѣны погоды.
Дроб. Валентина Григорьевна!
Вал. (рѣзко). У меня голова болитъ, а отъ ея разговоровъ еще больше разболится. (Про себя.) Нахалка!
Мих. (напѣв. маршъ). Скатертью дорога.
Вал. Замолчите. (Нѣсколько времени неловкое молчаніе.)
Соб. (къ Мих.) Много рисовали?
Мих. Нарисовалъ одну картину и той теперь нѣтъ.
Соб. Гдѣ же она?
Мих. (смѣясь). Сама себя съѣла.
Соб. Какъ сама себя? Не можетъ быть.
Бэж. Никогда не бываетъ. Фантасмагорія.
Мих. Я реалистъ и дошелъ въ реализмѣ до чертиковъ: нарисовалъ огородъ, — капуста все и корова. Да такъ правдиво нарисовалъ капусту, что корова ее всю съѣла и сама околѣла. Картины нѣтъ…
Соб. Глупости все говорите, и рисуете все неинтересное.
Дроб. Я не знаю, почему вы вообще въ послѣднее время увлекаетесь преимущественно жанромъ. Я помню вашу картину, «Въ борьбѣ за идею»… Прекрасная…
Соб. Милѣйшій, отчего вы, правда, не продолжаете рисовать съ тенденціей. Чтобы поражала, плакали, плакали, плакали?
Мих. Отчего? Оттого что не хочу. Сколько разъ мнѣ приходится объ этомъ говорить. Я артистъ, а не рабъ публики. Рисую, что хочу… А вы судите, какъ я сдѣлалъ, правдиво ли. Отведите мнѣ мѣсто по значенію моей работы, но не прибавляйте такихъ требованій, а главное не смѣшивайте вы тенденціозность съ тенденціей, большія разница… Не связывайте меня, сегодня рисую будничную жанровую картину, увлекусь завтра опять какой-нибудь идеей, ее постараюсь воплотить.
Соб. Вѣдь вы много зарабатываете, куда вы деньги тратите?
Мих. Я самъ не знаю, пробовалъ записывать, книжку даже завелъ.
Соб. И что же?
Мих. Толку чуть-чуть. У меня записано: перчатки 2 руб., обѣдъ — 20 руб., на извощиковъ 5 руб., не помню куда-то 400 р. Ну-съ, и такъ какъ эти рубли съ неба не падаютъ, то, пожелавъ всего хорошаго всей компаніи, ухожу и принимаюсь за работу. До свиданія. (Въ полголоса Валентинѣ.) Владѣйте собою, а то на смѣхъ подымутъ. (Уходитъ.)
Бэж. Очень талантливый человѣкъ, только, какъ всѣ художники, весьма избалованъ… Однако позвольте и мнѣ откланяться, потому нѣтъ такой компаніи, которая не расходилась бы.
Вал. До свиданія.
Бэж. Степанъ Николаевичъ, вечеромъ въ клубѣ будете?
Дроб. Едва-ли.
Бэж. Если будете, партію составимъ… Впрочемъ, вамъ теперь играть не надо: кто въ любви счастливъ, въ карты несчастливъ.
Дроб. Лазарь Аветычъ, а вѣдь картинную галлерею Валентины Григорьевны вы и не посмотрѣли.
Бэж. Очень желалъ бы, но…
Вал. Пожалуйста. Соборскій будьте любезны, покажите…
Соб. Съ удовольствіемъ. Пойдемте.
Бэж. Благодарю васъ. (Уходитъ съ Соборскимъ.)
Вал. Что тебѣ за охота удерживать его, пускай бы ѣхалъ. Онъ мнѣ очень несимпатиченъ…
Дроб. Человѣкъ онъ полезный…
Вал. Деньги ты у него что ли занимаешь, такъ возьми лучше у меня.
Дроб. Валентина! (Пауза.) У тебя эту недѣлю невозможное настроеніе. Скажи, что съ тобой.
Вал. Не спрашивай, потомъ, когда-нибудь скажу…
Дроб. Тайна.
Вал. Никакой тайны. Меня огорчаетъ и злитъ отказъ Желѣзнова… Положимъ я найду другого управляющаго фабрикой, но дѣло не въ томъ… Что жь это такое? Всѣ близкіе люди отъ меня отходятъ, всѣ. Остается Богъ знаетъ кто. Остаются тѣ, кому мои деньги нужны, прихлебатели. Какъ будто я всѣхъ обидѣла, какъ будто у меня и воли своей на могло быть… Я понимаю, другой бы, не Желѣзновъ. Раньше видѣлъ всю мою жизнь, зналъ, что вытерпѣла я. Развѣ я жила, знала жизнь? Ну, живой же я человѣкъ, не каменная. Полюбила… Сама прежде думала, покой только нуженъ, а покой пришелъ, счастья захотѣла… Ты говоришь, «тайна». Не хотѣла тебя обидѣть, въ письмѣ пишетъ: г. Дробовскій явится хозяиномъ, мнѣ неудобно служить у него… Между вами какое-то недоразумѣніе…
Дроб. Ты знаешь, я сдѣлалъ первый шагъ къ примиренію… при первой же встрѣчѣ, тамъ, на фабрикѣ.
Вал. Я тогда же сказала ему, что ты высоко цѣнишь его знаніе, его честность…
Дроб. Сказалъ онъ что-нибудь особенное?
Вал. Нѣтъ, спросилъ только: «вы счастливы теперь?» И когда я отвѣтила «да», крѣпко пожалъ мнѣ руку… Иногда мнѣ кажется… Бѣдный…
Дроб. Ну, догадаться не трудно: я васъ обожаю, Дробовскаго презираю, и ухожу изъ этихъ мѣстъ, иду искать по свѣту…
Вал. Перестань, брось этотъ тонъ, не смѣй глумиться надъ нимъ.
Дроб. Вотъ какъ!
Вал. Да, не смѣй, я не позволю. Онъ лучше насъ, его любовь чистая, святая, въ ней нѣтъ корысти.
Дроб. Что это за намеки? Я могу тебѣ напомнить…
Вал. Ахъ знаю все, что скажешь. Тебя не прельщаютъ деньги… Любишь… Да развѣ я сама не хочу вѣрить? Хочу, хочу! Если бы вѣрила! Ну, научи, ну сдѣлай такъ. Иль не видишь, нѣтъ мнѣ счастья. Уйди теперь.
Дроб. (рѣзко). Валентина, но тогда…
Вал. Что тогда? Разойтись? Полно! Иль забылъ, что сказала: нѣтъ во мнѣ воли, раба твоя, самъ знаешь… (Опустилась въ кресло, смотритъ въ одну точку.) Нѣтъ во мнѣ власти. (Встала, говоритъ рѣзко.) Оставимъ этотъ разговоръ, забудь все! (Смотритъ на него.) Дьяволъ, люблю тебя!
Вал. Александръ Сергѣевичъ!? Проси скорѣй! (Лакей уходитъ.) Вотъ неожиданно.
Дроб. Н-да.
Вал. Александръ Сергѣевичъ! Васъ-ли я вижу!
Дроб. Здравствуйте… Мы только что говорили. (Протягиваетъ руку, но Желѣзновъ своей руки не подаетъ.)
Жел. Извините-съ.
Дроб. Что это значитъ?
Жел. Валентина Григорьевна, мнѣ надо переговорить съ вами.
Вал. У меня нѣтъ тайнъ отъ Степана Николаевича.
Жел. Валентина Григорьевна, этому господину здѣсь не мѣсто…
Вал. Что такое? Что за мистификація? Объяснитесь!
Жел. Дробовскій догадался.
Дроб. Вы пьяны.
Жел. Дробовскій совсѣмъ не то, за что себя выдаетъ. Онъ темная личность.
Дроб. Что ты сказалъ!
Жел. Не горячитесь, напрасно…
Дроб. Валентина Григорьевна, вы хозяйка здѣсь. Прекратите.
Вал. Я васъ прошу…
Жел. Хотѣлъ избавить васъ отъ лишняго униженія. Думалъ догадаетесь, что ваше прошлое узнано… Иначе не явился бы я сюда…
Дроб. Я и не зналъ, что вы занимаетесь сыскомъ. Кому какое дѣло до моего прошлаго! Интересно знать, что узнано. (Въ это время въ дверяхъ показались Бэжановъ и Соборскій. Остановились.)
Жел. Дробовскій выдаетъ себя за дворянина, но онъ лишенъ всѣхъ особенныхъ правъ и преимуществъ, приписанъ въ мѣщане и сидѣлъ въ тюрьмѣ за мошенничество. Присяжные, изъ сожалѣнія къ молодости, признали мошенничество на сумму меньше 300 руб. и поэтому г. Дробовскій избѣгъ ссылки. Потомъ его привлекали къ суду еще два раза, разъ оправданъ, другой разъ дѣло прекращено за недостаткомъ уликъ… Потомъ, вся его жизнь и похожденья — понятно каковы. По какому виду онъ здѣсь живетъ, не знаю.
Вал. Это ложь, Степанъ Николаевичъ?
Дроб. Какъ увѣренно говоритъ г. Желѣзновъ.
Жел. Отпираетесь?.. У меня оффиціальныя справки, да и Валентина Григорьевна мнѣ повѣритъ, не солгу…
Вал. (къ Дробовскому). Да говорите-же? Можетъ быть, Александра Сергѣевича обманули. Вѣдь это клевета?
Дроб. (послѣ паузы). Нѣтъ, правда.
Вал. Правда!? (Пошатнулась, схватилась за ручку кресла.)
Соб. (со слезами). Подло… Деньги мои.
Бэж. Всегда бланкъ брать надо. Поѣду справиться, не подложный-ли. (Уходитъ. Соборскій опустился на кресло у дверей, такъ что его почти незамѣтно, когда Дробовскій уходитъ и онъ исчезаетъ.)
Вал. Что это сонъ? Вы сказали… правда?
Дроб. Къ чему скрывать… Все равно узнаете, доставятъ и подробныя свѣдѣнія… Оправдываться, защищаться здѣсь, передъ этимъ господиномъ я не стану. Валентина Григорьевна, умоляю васъ, подарить мнѣ 10 минутъ. Только 10 минутъ, наединѣ. Вамъ я скажу все. (Сильно.) Я долженъ объяснить. Пусть онъ уйдетъ. Я жду…
Вал. (къ Желѣзнову). Прошу васъ… Пройдите въ залу… (Желѣзновъ, молча, кланяется и уходитъ.)
Вал. Чего вы отъ меня хотите?
Дроб. (стоитъ нѣсколько времени молча). Передъ нимъ у меня хватило силы бравировать… Не могу больше… (Порывисто.) Бѣдная вы моя, предъ вами я виноватъ глубоко, только передъ вами… Ну да, я испорченный, дурной человѣкъ, но я люблю васъ… Вы лучше ихъ… Если бы вы знали, какое хорошее чувство, какъ искренно и горячо я васъ люблю… Мечталъ о новой жизни, хотѣлъ сознаться, вымолить прощенье. Тогда, у меня, помните, признанье едва не сорвалось… Побоялся… Васъ потерять боялся… Хотѣлъ сперва заставить полюбить сильнѣй…
Вал. (тихо). Если бы вы сами сознались, я можетъ быть простила. (Сильно.) Могу ли теперь повѣрить?
Дроб. Да не смотрите такъ ужасно; это презрѣніе въ глазахъ! Я съ ума сойду… Выслушайте, имѣйте терпѣніе, нѣсколько минутъ…
Вал. Говорите…
Дроб. Да, я судился… Въ прошломъ много дурного!.. Избалованный юноша, я быстро прокутилъ состояніе и не съумѣлъ выдержать борьбы. Но чувство чести не умерло во мнѣ, я страдалъ. Одинъ фальшивый шагъ, а тамъ! развѣ у меня былъ возвратъ? Возможность работать! Да развѣ легко мнѣ было послѣ суда найти работу? Какую? Я зналъ нужду, я мерзъ, голодалъ, я сталъ бояться людей и ненавидѣлъ ихъ. Я молодъ былъ. Я жить хотѣлъ, а кругомъ проклятые соблазны. Да, я палъ еще ниже… Тяжело вспомнить… Послѣдніе годы — все противно… Я не искалъ смерти, но мнѣ не жаль было и жизни. Я встрѣтилъ васъ… (Съ страшной мукой въ голосѣ.) Леля, усталъ я! усталъ! Пожалѣйте меня, я никогда еще не просилъ сожалѣнія… Прости…
Вал. Мнѣ жаль васъ, но счастья больше нѣтъ. Если теперь прощу, рѣшусь стать женой… потомъ вѣчно, всю жизнь — недовѣріе… Нельзя такъ жить. Вѣдь нельзя такъ жить. Нельзя жить вмѣстѣ, не вѣря человѣку.
Дроб. Да, вы не можете мнѣ вѣрить! (Пауза.) Прощайте! (Протягиваетъ руку, Валентина не подаетъ руки.) Не хотите! Презрѣнье? (Хочетъ идти, Валентина дѣлаетъ движеніе какъ бы желая остановить.) Леля, радость моя, простишь! Всю жизнь? Скажи, простишь, любишь?
Вал. (взволнованная ничего не отвѣчаетъ, но и руки не отнимаетъ. Пауза.)
Дроб. Ты вѣришь въ мое чувство, должна вѣрить. Чего ты боишься? Свѣтъ, общество? Мы уѣдемъ далеко, куда хочешь. Лишь бы съ тобой… Свѣтъ! Повѣрь, проститъ все, забудетъ. У насъ милліоны, богатство и всѣ будутъ у нашихъ ногъ. (Валентина вырвала руку и отшатнулась.) Леля!
Вал. (злобно). Не смѣйте такъ называть… Богатство — вотъ что. Деньги, только деньги вамъ нужны… И я могла вамъ вѣрить! Богатство! Я бросила бы его тебѣ, дьяволъ, лишь бы не переживать этой минуты. Что-нибудь для васъ дорого, свято? Онъ собрался признаться… Боялся потерять меня! Боялся потерять! Не деньги ли? Чѣмъ убѣдить захотѣлъ, успокоить! Въ такую минуту о деньгахъ вспомнилъ. Ошиблись, миленькій, не на такую напали.
Дроб. Валентина!
Вал. Комедіантъ! Вы ловко умѣете притворяться.
Дроб. Выслушайте! (Хочетъ подойти.)
Вал. Не подходите… Ничего не повѣрю… Фальшь, все фальшь. Одно прошу, уѣзжайте сейчасъ изъ Москвы.
Дроб. (рѣзко). Нѣтъ, довольно. Я не отдамъ безъ боя мое счастье. Если у тебя не минутное было увлеченье, если ты любишь, то простишь.
Вал. (Пауза. Говоритъ медленно, какъ будто отвѣчая на свою мысль). Я не могу простить. (Съ отчаяніемъ.) Не могу!.. Уйдите!… (Дробовскій подошелъ къ столу, взялъ шляпу, остановился; Валентина рѣзко.) Уйдите! (Показываетъ рукой на двери.) Я вамъ приказываю.
Дроб. Что вы со мной дѣлаете! На что вы меня толкаете? Смерти вы моей хотите! О, да, повѣрьте, хватитъ силы покончить съ собой.
Вал. (злобно). Ну и стрѣляйтесь… Дѣйствительно, лучшее для васъ — смерть.
Дроб. Да? Вотъ какъ вы разговариваете! Г-жа Крунчанинова за свои милліоны испугалась. Совѣтуете застрѣлиться? (Пауза.) Нѣтъ. Подожду. Свѣтъ не клиномъ сошелся, а люди живутъ и внѣ Москвы. Прощайте! (Уходитъ. Валентина закрыла лицо руками, будто окаменѣла, въ дверяхъ показывается Желѣзновъ, изъ боковой двери Клавдія, пріостановилась.)
Жел. Валентина Григорьевна.
Вал. Что вамъ?… Награды желаете, благодарности ждете? Торжествуйте. Уѣхали, бросили, хороша преданность! А теперь появляется, герой, цѣни молъ, спасъ тебя. Вы, конечно, обо мнѣ заботились, о себѣ и не думали… Благодарю васъ…
Жел. Вамъ теперь очень тяжело. Я поступилъ такъ, какъ мнѣ приказывала совѣсть… Я молчалъ, не передавалъ вамъ смутныхъ подозрѣній, но скрывать отъ васъ то, что узналъ, было бъ подлостью… Видитъ Богъ, думалъ ли я о себѣ… Я понимаю хорошо разницу между мной и вами: цѣлая бездна!.. Или вы думали, у меня нѣтъ гордости. Я уѣзжаю и, вѣроятно, мы никогда съ вами не встрѣтимся… Вы упрекали зачѣмъ уѣхалъ… Чего же вы отъ меня хотѣли? Видѣть васъ и его, быть на свадьбѣ, вѣнецъ держать надъ вами? Да вѣдь такой пытки не придумать инквизиціи. Любоваться на ваше счастье съ нимъ и сознавать, что въ этомъ мнимомъ счастьи таится для васъ погибель… Вы ничего не замѣчали… Я васъ любилъ, любилъ измученную страдалицу и ненавидѣлъ вашихъ мучителей, радовался вашему счастью, гордился вашими успѣхами въ свѣтѣ, болѣлъ душей за каждое ваше горе и молился на васъ…
Вал. (взволнованная). Александръ Сергѣевичъ.
Жел. Прощайте. (Идетъ къ двери.)
Вал. Постойте… (Желѣзновъ пріостановился.) Простите… (Желѣзновъ подходитъ къ ней.) Простите мнѣ, я такъ несчастна.
Жел. Полно, перестаньте.
Вал. Не сердитесь?
Жел. Господь съ вами, что вы?.. Я виноватъ… Виноватъ, что не сдержалъ себя… Забудьте мои безумныя слова, вы никогда больше не услышите… Я вашъ другъ, другъ на всю жизнь.
Вал. Такъ обмануться! (Съ мукой въ голосѣ.) Зачѣмъ теперь жить.
Жел. Теперь безполезно говорить вамъ о вашей молодости, а слѣдовательно…
Вал. Нѣтъ, никогда… Никому не повѣрю, и жить не стоитъ.
Жел. (сильно). А жить все-таки стоитъ. Вы теперь несчастны, но сколько кругомъ несчастнѣе васъ… Вамъ есть чѣмъ наполнить жизнь, легко сдѣлать ее цѣлесообразнѣе… Вы богаты, но вѣдь ваши милліоны налагаютъ на васъ и обязанности. Вы — отзывчивый человѣкъ и развѣ мало пользы можете принести? А ваша фабрика и тысячи тѣхъ рабочихъ, что создали своими трудами ваши милліоны? Вникните ближе въ ихъ жизнь, жизнь ихъ семействъ, внесите въ нее больше довольства и свѣта. Они и теперь вамъ благодарны, любятъ, заставьте ихъ благословлять ваше имя. Вы несчастны, такъ дѣлайте другихъ счастливыми и въ этомъ съумѣйте найти и радость и душевный покой. А тамъ, со временемъ придетъ и счастье и любовь.
Вал. (жметъ ему руку). Спасибо, за все… Не оставляйте меня… Клавдія, поѣдемъ со мною на фабрику.