Т. И. ФИЛИППОВЪ НА РЕВИЗІИ.
правитьI.
правитьНа своемъ вѣку пришлось мнѣ согрѣшить: мѣсяцевъ восемь служилъ я на государственной службѣ и именно подъ высшимъ начальствованіемъ Т. И. Филиппова — въ государственномъ контролѣ.
Тогда, въ 80-хъ годахъ прошлаго столѣтія, въ Саратовѣ существовало два контрольныхъ учрежденія: контрольная на лата и только что учрежденный контроль Тамбовско-Саратовской желѣзной дороги. Дорога эта передъ тѣмъ была «земской» (построена съ гарантіей тамбовскаго и саратовскаго земствъ), была обворована, прогорѣла и перешла въ вѣдѣніе казны. Въ контрольную палату назначили новаго управляющаго, а Н. П. Ковачева, тогдашняго управляющаго, опредѣлили главнымъ контролеромъ въ желѣзнодорожный контроль. Въ него я и поступилъ, будучи съ Ковачевымъ въ хорошихъ отношеніяхъ. Онъ принялъ меня, для начала, счетнымъ чиновникомъ, на 600 руб. въ годъ. Въ газетѣ, въ которой я тогда работалъ, я получалъ всего 100 руб. въ мѣсяцъ, и казенное жалованье, по моему тогдашнему легкомыслію, казалось мнѣ существеннымъ подспорьемъ для пропитанія.
Но это — между прочимъ, для того, чтобы выяснить, какимъ образомъ могъ я знать что-либо о тогдашнемъ государственномъ контролерѣ, въ своемъ родѣ знаменитомъ Т. И. Филипповѣ.
Нужно, однако, сказать и о контролѣ, въ которомъ я служилъ, — это ужъ имѣетъ прямое отношеніе къ дальнѣйшему моему разсказу.
Учрежденіе это было удивительное, и зачѣмъ, собственно, оно было устроено — я до сихъ поръ понять не могу. Вѣроятно — такъ полагалось. Контроль нашъ былъ чисто платоническій и никогда ни къ какимъ практическимъ результатамъ не приводилъ. Мы провѣряли дѣятельность управленія желѣзной дороги, главнымъ образомъ, на бумагѣ, по документамъ, часто, случалось, находили неправильности, ошибки, дѣлали начеты, но на этомъ дѣло и останавливалось. Въ очень немногихъ случаяхъ желѣзная дорога пополняла сдѣланные на нее начеты, а обыкновенно плоды провѣрочныхъ работъ контроля оставались покоиться въ его архивѣ, и желѣзнодорожное управленіе прегрѣшало, мы его въ этомъ «про себя» изобличали, и дальнѣйшихъ послѣдствій изъ сего никакихъ не проистекало. То же самое происходило и съ такъ называемымъ фактическимъ контролемъ. Ревизоры находили недостачу, напр., каменнаго угля, шпалъ и т. п., подсчитывали недостачу, представляли добытыя данныя по начальству и затѣмъ даже не были приглашаемы для присутствованія при погребеніи обличительныхъ цифръ. Ревизоровъ посылали на послѣдующія работы, они ихъ тоже исполняли, получали свое жалованье, и такъ дѣло контроля шло. въ разъ данномъ ему направленіи.
Иные объясняли этотъ порядокъ личностью нашего главнаго контролера, Ковачева. Такимъ, говорили, былъ онъ и въ контрольной палатѣ, такимъ остался и въ желѣзнодорожномъ контролѣ. Былъ онъ человѣкомъ добродушнымъ и ни съ кѣмъ не хотѣлъ ссориться. Управляющій желѣзной дорогой, инженеръ Измайловъ, былъ его постояннымъ партнеромъ въ коммерческомъ клубѣ, и съ какой стати становиться на ножи двумъ такимъ прекраснымъ чиновникамъ изъ-за какихъ-то начетовъ и учетовъ? Контролеры начли и учли, т. е. порученное имъ дѣло сдѣлали. Начальники сдѣланное ликвидировали, т. е. тоже совершили опредѣленное, памятуя, что худой миръ лучше хорошей ссоры.
Я смотрю на эту комедію иначе. Я думаю, что главный контролеръ въ данномъ случаѣ руководствовался вѣяніемъ изъ Петербурга. Тогда Петербургъ вообще не любилъ скандаловъ, вродѣ затѣянныхъ теперь сенаторомъ Гаринымъ и другими. Контрольная идея была такая: контролируй, но пожалуйста безъ разныхъ исторій. Кто Богу не грѣшенъ, царю не виноватъ?… Производи начеты, чтобы не сказали, что ты даромъ получаешь жалованье, и складывай плоды твоихъ работъ въ укромное мѣстечко, ибо неприлично гнаться тебѣ за славой обличителя. У насъ говорили, что Ковачевъ (теперь покойный) былъ побочнымъ сыномъ, теперь тоже покойнаго, бывшаго государственнаго контролера, статсъ-секретаря графа Сельскаго; этимъ именно и объясняли блестящую карьеру И. П. Ковачева, который, по образованію, былъ только обыкновеннымъ землемѣромъ, а сдѣлался управляющимъ контрольной палатой, главнымъ контролеромъ желѣзнодорожнаго контроля и, наконецъ, по закрытіи послѣдняго (Тамбовско-Саратовская и. д. перешла опять въ частное пользованіе Рязанско-Уральскаго общества) — членомъ управленія казенныхъ желѣзныхъ дорогъ. Если это такъ, то Ковачеву тѣмъ легче было знакомиться съ петербургскими желаніями и, помимо пріятельства съ инженеромъ Измайловымъ, давать своему контролю вотъ именно такое направленіе, а не какое иное. Будь твердъ въ начетѣ 1 руб. 42 коп. за керосинъ для освѣщенія станціи, но, какъ благородный человѣкъ, пренебрегъ недостачей 100.000 шпалъ, ибо шпала есть вещь деревянная, и все равно доля ея — сгнить.
Если бы въ Петербургѣ глава контрольнаго вѣдомства смотрѣлъ на свои задачи и обязанности съ иной точки зрѣнія и не дѣлалъ изъ нихъ пустой формальности, въ существѣ которой заключался обманъ и пренебреженіе государственными интересами, то нашъ желѣзнодорожный контроль не могъ бы быть терпимымъ. Но, какъ вы увидите, даже ревизія «самого» T. II. Филиппова, который самолично посѣтилъ Саратовъ въ качествѣ ревизора, принесла нашему контролю даже благодарность государственнаго контролера.
II.
правитьКогда стало извѣстнымъ, что къ намъ ожидается столь высокій контролеръ, разговоровъ о томъ было, конечно, не мало. Какъ-никакъ — событіе. Отъ людей освѣдомленныхъ мы имѣли приблизительное понятіе объ этой фигурѣ бюрократическаго фарисея. Его любовь къ церковному пѣнію, благочестіе и близость къ Побѣдоносцеву ни въ комъ не возбуждали довѣрія, т. е. довѣрія въ смыслѣ искренности всѣхъ этихъ подробностей. Побѣдоносцевъ уже имѣлъ прочную репутацію государственнаго іезуита, и такимъ же іезуитомъ, но только болѣе мелкимъ, рисовался въ нашемъ представленіи Т. И. Филипповъ. Всего вѣрнѣе дѣлалась въ то время карьера на фонѣ показного православія, святой вѣры и проч., — очевидно, и Филипповъ дудитъ въ ту же дудку. Пусть это фарисейство кощунственно и подло, безъ него не обойтись, и, слѣдовательно, пой «Херувимскую», хотя на душѣ у тебя «Камаринская».
Характеризуя T. И. Филиппова, у насъ въ контролѣ разсказывали о немъ слѣдующій анекдотъ.
Какой-то чиновникъ тщетно добивался мѣста. Были у него всѣ данныя для того, чтобы имѣть должность, но не было протекціи и онъ тщетно обивалъ пороги петербургскихъ канцелярій. Наконецъ онъ рѣшился обратиться въ государственный контроль, къ Филиппову. Принялъ просителя Тертій Ивановичъ и, сидя въ своемъ креслѣ, ротъ разинулъ, когда увидѣлъ, что тотъ продѣлываетъ. А продѣлывалъ проситель вотъ что: вошелъ въ кабинетъ, на сановника и не взглянулъ, отыскалъ глазами икону въ переднемъ углу и давай отбивать передъ ней поклоны. T. II. Филипповъ смотритъ, а тотъ, знай себѣ, молится, отмахивая широкій крестъ и земно кланяясь. Помолился, всталъ, въ послѣдній разъ осѣнилъ себя крестнымъ знаменіемъ и поклонился сановнику. Тотъ спрашиваетъ:
— Имѣете до меня просьбу?
Проситель изложилъ свое дѣло.
— Вы вѣрующій человѣкъ? — спрашиваетъ опять Тертій Ивановичъ.
— Вѣрую, ваше высокопревосходительство, Богъ единый мои заступникъ!..
И ловкій малый получилъ отмѣнное мѣсто. Онъ поймалъ на удочку того самаго рыбака, который подобной же приманкой уловлялъ нужныхъ ему людей.
Ну-ка, какъ-то будетъ насъ ревизовать это государево око?…
Скоро мы узнали, что Тертій Ивановичъ уже выѣхалъ изъ Петербурга. До Нижняго-Новгорода онъ прослѣдовалъ по желѣзной дорогѣ, въ салонъ-вагонѣ, предоставленномъ ему министромъ путей сообщенія, а въ Нижнемъ сѣлъ на казенный пароходъ, который и повезъ государственнаго контролера по Волгѣ. Въ Казани остановка и ревизія. То же — въ Симбирскѣ и Самарѣ. Пріятный лѣтній вояжъ по чудной Волгѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ провѣрка подвѣдомственныхъ учрежденій. Пріятное и полезное.
III.
правитьКонечно, наше начальство извѣщалось телеграммами, когда государственный контролеръ туда-то прибылъ и когда оттуда выбылъ. Прибыла телеграмма и съ мѣста послѣдней ревизіи: «Выѣхалъ дальше, будетъ тогда-то»…
И вотъ въ прекрасное іюньское утро, свѣтлое и теплое, два контрольныхъ генерала — управляющій контрольной палатой и нашъ главный контролеръ, Н. П. Ковачевъ, — часамъ къ 8-ми уже были на казенной пристани пароходства. Отсюда ихъ заблаговременно извѣстили, что ожидаемый пароходъ дымитъ вдали. Когда они прибыли на пристань, судію было въ полуверстѣ. Значитъ, поспѣли во-время.
Пароходъ присталъ къ дебаркадеру.
На немъ тишина и спокойствіе. Капитанъ отдаетъ приказанія вполголоса. Матросы стараются не топать и не стучать.
— Его высокопревосходительство?..
— Почиваютъ.
— Ааа…
Генералы не осмѣлились войти на пароходъ и остались на пристани. Да, собственно, имъ на пароходѣ и дѣваться было некуда, такъ какъ всѣ каюты были заняты «подъ его высокопревосходительство». Капитанъ, сошедшій съ парохода, объяснилъ генераламъ, что государственный контролеръ путешествуетъ съ семействомъ — съ супругою и сыномъ. Есть при немъ и чиновникъ, но онъ тоже еще спитъ: часъ ранній!..
Время шло. Казенная пристань въ Саратовѣ тогда была плохая — не знаю, какъ теперь. Не было на ней ни навѣса отъ дождя, ни тента. Скоро генераловъ стало припекать жаркое іюньское солнце, въ ихъ суконныхъ мундирахъ и треуголкахъ. Отъ воды было еще жарче — отъ отраженныхъ лучей. Потъ струился градомъ съ ихъ превосходительствъ, а ожиданію не предвидѣлось конца. Часовъ въ десять для ихъ развлеченія появился на палубѣ парохода камердинеръ Т. И. Филиппова съ принадлежностями костюма высокаго ревизора. Генералы смотрѣли, какъ онъ чистилъ штаны сановника, его пиджакъ.
— Еще не вставали? — спросилъ одинъ изъ генераловъ.
Лакей сбоку посмотрѣлъ на вопрошавшаго и благоволилъ отвѣтить:
— Почиваютъ.
Одиннадцать часовъ…
— Хоть бы вѣтеркомъ потянуло! — обмѣнивались между собою мыслями управляющій контрольной палатой и нашъ главный контролеръ: — а то ни малѣйшаго движенія воздуха!..
— Да, при вѣтрѣ оно легче бы…
Около двѣнадцати на пароходѣ стало замѣтно какъ будто движеніе. Пробѣжала горничная. Лакей появился и опять исчезъ. Откуда-то донесся стукъ посуды. Матросъ сообщилъ генераламъ:
— Кажись, кофій потребовали. Значитъ, проснулись!…
Послѣ кофе состоялся пріемъ. Государственный контролеръ уже былъ тоже въ мундирѣ и во всѣхъ регаліяхъ. Благоразумный губернаторъ съ полицеймейстеромъ подоспѣли какъ разъ въ ту минуту, когда его высокопревосходительство сошелъ съ парохода, чтобы слѣдовать въ городъ. Губернаторъ представился Тертію Ивановичуа шефъ полиціи, отсалютовавъ сановнику, отворилъ дверцу приготовленной для него кареты и подсадилъ подъ локотокъ.
— Куда прикажете, ваше высокопревосходительство?
— Къ преосвященному.
— Къ преосвященному! — крикнулъ полицеймейстеръ кучеру. — Да смотри, не вывали, каналья! Знай, кого везешь!..
И вскочилъ на свою пару «въ отлетъ».
Контрольные генералы сѣли на извозчичьи пролетки и потянулись въ хвостѣ поѣзда.
IV.
правитьВъ день своего пріѣзда Т. И. Филипповъ къ ревизіи не приступалъ. Онъ посѣтилъ преосвященнаго, губернатора, обѣдалъ у архіерея на дачѣ и затѣмъ вернулся ночевать на свой пароходъ. Либеральные чиновники зубоскалили:
— Эка выжига: въ гостиницѣ не остановился, чтобы не платить за номеръ!..
На слѣдующій день началась ревизія.
Не знаю, въ чемъ заключалась она въ контрольной палатѣ, но въ желѣзнодорожномъ контролѣ произошло, буквально, слѣдующее.
Государственный контролеръ прибылъ къ намъ въ сопровожденіи своего чиновника и прослѣдовалъ въ кабинетъ главнаго контролера. Оттуда открылось шествіе въ комнату «присутствія», и здѣсь воспослѣдовало представленіе высшихъ чиновъ контроля. Затѣмъ Т. И. Филипповъ обошелъ всѣ комнаты, гдѣ занимались чиновники. Послѣдніе вставали и кланялись. Тертій Ивановичъ любезно отвѣчалъ на поклоны и у нѣкоторыхъ спрашивалъ:
— А вы что дѣлаете?
Слѣдовалъ отвѣтъ:
— Провѣряю такую-то отчетность или такую-то.
— Очень хорошо.
У насъ были барышни-чиновницы. Около одной изъ нихъ государственный контролеръ остановился.
— Поете? — спросилъ онъ.
Барышня раскраснѣлась, какъ маковъ цвѣтъ.
— Пою…
— Очень хорошо. Я имѣлъ удовольствіе васъ вчера слышать. Это, вѣдь, вы изволили пѣть на лодкѣ, на Волгѣ?..
У барышни отъ смущенія слезы показались на глазахъ. Она вчера, дѣйствительно, каталась въ компаніи по Волгѣ и пѣла. Господи Боже, что теперь съ ней будетъ!…
— Пѣли? Прекрасно, прекрасно. Но я предпочитаю духовное пѣніе. У васъ, я знаю, есть и его любители… Какъ фамилія, ваше превосходительство? — обратился государственный контролеръ къ Ковачеву.
— Добромысловъ, ваше высокопревосходительство… Вотъ этотъ, направо…
Тертій Ивановичъ подошелъ къ Добромыслову.
— Очень радъ, что вы отдаете свой досугъ отъ государственной службы церковному пѣнію. Оно возвышаетъ душу. Участвуете въ хорѣ?
— Такъ точно, ваше высокопревосходительство, въ Сергіевской церкви.
— А! Мнѣ о васъ говорилъ преосвященный: очень хвалилъ. Интересно было бы послушать. У васъ партесное пѣніе?
Начался спеціальный разговоръ о церковныхъ напѣвахъ. Въ заключеніе государственный контролеръ изъявилъ желаніе прослушать обѣдню въ Сергіевской церкви.
— Прошу васъ устроить это, — сказалъ онъ Добромыслову: — закажите батюшкѣ обѣдню, передайте, что Тертій Ивановичъ проситъ.
— Слушаю-съ, ваше высокопревосходительство.
Тѣмъ ревизія у насъ и закончилась. Добромыслову товарищи говорили:
— Ну, братъ, быть тебѣ изъ канцелярскихъ чиновниковъ контролеромъ!
Барышню поддразнивали:
— «Есть на Волгѣ утесъ» пѣли?
— Отстаньте, — отмахивалась она.
— Если пѣли — вылетѣть вамъ отсюда легче пуха.
— Я «Мѣсяцъ плыветъ по ночнымъ небесамъ» пѣла… Но откуда онъ узналъ?
— Къ Богу близокъ, вотъ и узналъ!..
— Будетъ вамъ!..
Подошелъ секретарь.
— Лидія Алексѣевна, — сказалъ онъ: — ваше пѣніе очень понравилось Тертію Ивановичу, это я вамъ прямо скажу!…
— Это вы, противный?
— Что я?
— Вы на меня насплетничали?
— Я ничего не насплетничалъ, а только Тертій Ивановичъ у генерала сталъ разсказывать, что нынче ночью онъ заслушался на Волгѣ, какъ пѣлъ какой-то женскій голосъ «Мѣсяцъ плыветъ», а потомъ еще «Струитъ эѳиръ, шумитъ Гвадалквивиръ», а я и сказалъ, что это пѣла наша барышня.
— Безсовѣстный. Отчего вы мнѣ не сказали, что тамъ онъ на пароходѣ сидитъ?…
— Не сказалъ, чтобы вы пѣли…
Секретарь принялъ озабоченный видъ.
— Сегодня, Лидія Алексѣевна, опять поѣдемте на лодкѣ.
— Ну, ужъ это положимъ!…
— Не положимъ, а я вамъ серьезно говорю. Вы же просили о прибавкѣ къ жалованью. Вы еще недурно «Рѣченьку» поете — это непремѣнно нужно спѣть! Такъ, часовъ въ девять, въ десятомъ поѣдемте, и какъ разъ въ пору будетъ. Лишняя десятка въ мѣсяцъ — это для васъ будетъ не вредно.
— Ахъ, какой выдумщикъ!… Да чего особеннаго въ моемъ пѣніи?
— Ну, это не наше дѣло!…
V.
правитьЛидія Алексѣевна жила съ мамашей, вдовой бухгалтера акцизнаго управленія, души не чаявшей въ дочкѣ. Когда послѣдняя разсказала матери о своемъ разговорѣ съ государственнымъ контролеромъ, старушка чуть съ ума не сошла.
— Лидочка, да правда ли это?
— Правда, мамаша: очень хвалилъ!… А вы вотъ всегда противъ нашихъ катаній на лодкѣ!…
— Да развѣ я знала?… Какъ же онъ сказалъ?
— Прекрасный, говоритъ, голосъ. Благодарилъ!…
У Лидочки такъ и сіяли глаза.
— И секретарь сказалъ, что мнѣ жалованья прибавятъ.
— Веніаминъ Александрычъ!
— Ну, конечно. По крайней мѣрѣ, десять рублей!..
— Ахъ, Лидочка!…
Старуха заплакала и бросилась цѣловать дочь. Потомъ она пошла въ свою комнату и, сама не сознавая, что дѣлаетъ, надѣла парадный чепецъ, который обыкновенно надѣвала на Пасху, на Рождество и на именины. И мать, и дочь позабыли объ обѣдѣ. Мать спрашивала:
— Съ слѣдующаго мѣсяца прибавка? И какой изъ себя этотъ государственный контролеръ?
— Конечно, съ слѣдующаго. Очень милый. Но не въ этомъ дѣло. Дѣло въ томъ, что теперь — рѣшено! — я ѣду въ консерваторію…
— Лидочка!…
— Ѣзду, ѣду! Онъ такой милый. Конечно, онъ поможетъ мнѣ поступить въ консерваторію, а служить въ контролѣ я могу и въ Петербургѣ.
— А я какъ же?
— Господи! и вы со мной, кто же объ этомъ говоритъ? Вы понимаете, мамаша, — попасть въ оперу. Въ оперѣ тысячъ по десяти получаютъ жалованья!..
Бѣдный конь
Въ полѣ палъ…
Я бѣгомъ
Добѣжалъ!..
— Да неужели это сбудется?…
— Я чувствую, что это сбудется!…
Когда онѣ сѣли за запоздавшій обѣдъ и отъ волненія ничего ке могли ѣсть, явился Веніаминъ Александровичъ.
— Поздравляю! — провозгласилъ онъ, едва переступивъ порогъ.
— Да неужели все это правда? Самъ Тертій Ивановичъ…
— Да, самъ Тертій Ивановичъ! И настолько правда, что сейчасъ ламъ нужно сдѣлать спѣвку. Вамъ свои романсы, Лидія Алексѣевна, повторять нечего, но мы рѣшили спѣть кое-что и хоромъ. Вы меня простите, я васъ не спросился: сейчасъ придутъ Кожемятниковъ, Сырцовъ, Острогубовъ, Виддиновъ, Алиллуевъ, Вѣра Прокофьевна и прочіе, — мы «Внизъ по матушкѣ» прорепетируемъ. Не сердитесь?
— Ахъ, будетъ вамъ!.. Мамаша, нужно убрать посуду и поставить самоваръ.
— Сейчасъ. Веніаминъ Александрычъ, Лидочка говорила, что и жалованья ей прибавятъ?
— И прибавятъ, и все будетъ. Тертій Ивановичъ въ восторгѣ. А вы, Лидія Алексѣевна, еще «Ноченьку» спойте, — она у васъ выходитъ неподражаемо.
— Боюсь!..
— Не бойтесь. «Въ ночныхъ небесахъ» и потомъ «Ноченьку». Потомъ хватимъ хоромъ. Сядемъ подъ Никольскимъ взвозомъ; когда вверхъ подниматься будемъ — вы свои романсы, а внизъ повернемъ — хватимъ «Внизъ по матушкѣ по Волгѣ». Выйдетъ первый сортъ!…
Подошли Алиллуевъ, Виддиновъ, Острогубовъ и другіе чиновники контроля.
Лидія Алекѣевна сѣла за піанино.
Внизъ по матушкѣ по Волгѣ… —
запѣлъ секретарь, подтягивая на себѣ штаны и раскачиваясь со стороны на сторону.
Вдова бухгалтера разливала чай, улыбалась и приходила въ трепетъ, когда у ней вдругъ мелькала мысль: она съ Лидочкой живетъ въ Петербургѣ…
Репетировали до девяти часовъ и потомъ всей компаніей отправились на Волгу.
Алиллуевъ по дорогѣ забѣжалъ домой, чтобы падѣть другой галстукъ.
— Да ночью не видать! — говорили ему.
— Пусть не видать, а этотъ обшархался.
Лидочка надѣла бѣлое кисейное платьеце и бѣлыя туфельки. Мать перекрестила ее на дорогу, думая:
— Вотъ она, судьба-то!.. Кто бы могъ предвидѣть?..
VI.
правитьСеренада на Волгѣ состоялась. Кромѣ барышни, пѣлъ и хоръ «Внизъ по матушкѣ по Волгѣ». Съ казеннаго парохода апплодировали.
Утромъ слѣдующаго дня состоялась въ Сергіевской церкви заказанная Тертіемъ Ивановичемъ обѣдня, въ присутствіи чиновъ контроля. Причтъ надѣлъ лучшія свои ризы, зажегъ всѣ паникадила и вообще постарался. Церковный хоръ превзошелъ самъ себя. Молитвы исполнялись и на греческій напѣвъ, и еще какъ-то. Служба тянулась съ 9 час. утра, кажется, часовъ до 12-ти. Тертій Ивановичъ, впереди всѣхъ, вздѣвалъ очи горѣ, гдѣ слѣдуетъ — преклонялъ колѣна и вообще продѣлывалъ все положенное, какъ опытный молельщикъ. Присутствующіе старались слѣдовать его примѣру. Нашъ генералъ, либрпапсеръ, матеріалистъ и либералъ, натужился, по тоже осѣнялъ себя крестнымъ знаменіемъ, становился на колѣни, выдерживалъ испытаніе стоически, по крайней мѣрѣ, по наружности. Секретарь метался по церкви, отчасти по необходимости, отчасти — по усердію.
— У иконы Сергія Чудотворца свѣчка какъ бы не упала, — замѣчалъ государственный контролеръ, полуоборачиваясь назадъ.
Секретарь мчался поправить свѣчку.
— Забылъ я Скорбящей Владычицѣ свѣчу поставить, — опять шепталъ сановникъ, прерывая свои молитвы.
Секретарь летѣлъ къ свѣчному ящику, покупалъ толстую свѣчу у ктитора и бѣжалъ къ Скорбящей Владычицѣ.
Когда обѣдня кончилась, Тертій Ивановичъ всѣхъ благодарилъ. Благодарилъ батюшку, котораго не мало сконфузилъ, подойдя къ нему подъ благословеніе и облобызавъ благословляющую десницу.
— Благолѣпно и благоговѣйно совершаете служеніе Царю царей… — сказалъ онъ. — Умилительно и для души благотворно. Благодарю васъ, отче, и выражаю радость, что помолился въ семъ храмѣ!
Регенту церковнаго хора онъ сказалъ:
— Получилъ несказанное удовольствіе отъ вашего пѣнія. Виденъ въ васъ опытный руководитель и понимающій дѣло человѣкъ. Хороши у васъ особенно дисканта. Но и басы недурны, очень недурны. Изъ духовнаго званія?
— Такъ точно. Учился въ семинаріи.
— Духовное образованіе — наилучшее. Еще разъ благодарю васъ.
И діакона не забылъ Тертій Ивановичъ:
— Спасибо, отецъ діаконъ. Вамъ хоть бы къ Исаакію!..
— Стараюсь, ваше высокопревосходительство, — нашелся тотъ отвѣтить.
Потомъ Т. И. Филипповъ благодарилъ нашего генерала, секретаря за ихъ хлопоты и отправился завтракать къ губернатору.
Послѣ его отъѣзда, къ сожалѣнію, вышли недоразумѣнія.
Регентъ просилъ у священника денегъ.
— Да какія же деньги я вамъ дамъ, — отвѣчалъ тотъ: — если я самъ ничего не получилъ? Его превосходительство далъ вотъ три рубля на благолѣпіе храма и больше ничего не давалъ.
— Старостѣ церковному, значитъ, далъ.
Позвали старосту, но тотъ отвѣчалъ, что тоже ни отъ кого а заказную обѣдню не получалъ. Свѣчи брали — и за тѣ деньги не отданы!..
Стали разбираться, кто заказывалъ обѣдню. Оказывается — секретарь желѣзнодорожнаго контроля. Его изловили, когда онъ садился на извозчика.
— Да я ничего не знаю! — протестовалъ секретарь.
— Какъ ничего не знаете? Вѣдь вы заказывали?
— Я. Что же изъ этого слѣдуетъ?
— А то слѣдуетъ, что нужно заплатить.
— Здравствуйте! Да я для себя, что ли, заказывалъ?
— Это безразлично. Мы съ вами имѣли дѣло!
— Такъ; но, вѣдь, вамъ извѣстно, что обѣдня была для государственнаго контролера, а не для меня. Мнѣ ваша обѣдня не нужна. Я съ вашей обѣдней ногъ подъ собой не чувствую.
Регентъ, человѣкъ грубый, кричалъ:
— Да мнѣ до васъ и дѣла нѣтъ. У меня условіе: за заказную обѣдню — 25 рублей, и больше никакихъ. Хотя для китайскаго императора. Пожалуйте 25 рублей, и конченъ разговоръ!…
Церковный староста возражалъ:
— Что же, я тебѣ изъ своего кармана буду платить? Нашелъ тоже дурака. Вотъ отдадутъ деньги господа чиновники, тогда и получай! Я тоже паникадила жегъ, — по-твоему, это денегъ не стоитъ?
Батюшка сокрушенно покачивалъ головой.
— Этакое выходитъ неудовольствіе!… Нужно съ г. Ковачевымъ переговорить, — можетъ быть, они не пожелаютъ обижать святой храмъ.
Съ полчаса шли эти препирательства, послѣ чего нашъ секретарь былъ отпущенъ, обязавшись доложить Н. П. Ковачеву о недоразумѣніи и ходатайствуя объ уплатѣ причту за заказную обѣдню.
Ковачевъ озадачился, узнавъ объ этой исторіи.
— Да развѣ не заплатилъ?
— Нѣту. Далъ только три рубля на благолѣпіе храма.
— Ну, и будетъ съ нихъ.
— Да какъ же, Николай Петровичъ, будетъ, ежели они хору обязаны заплатить двадцать пять рублей, двадцать пять рублей стоитъ зажженіе паникадилъ, ну, попу, діакону что-нибудь… они за такую обѣдню съ пѣвчими сто рублей берутъ.
— Ну, ужъ и сто… Очень жирно!..
Начались переговоры. Батюшкѣ говорили, что ему съ діакономъ тутъ за деньгами гнаться нечего: государственный человѣкъ за обѣдню не заплатилъ, но зато скажетъ Побѣдоносцеву, и попадутъ батя съ діакономъ въ Петербургъ… Кто знаетъ! Можетъ быть, какимъ-нибудь протопресвитеромъ сдѣлаютъ и протодіакономъ въ Зимнемъ дворцѣ… Вѣдь, три рубля все же далъ? А сказано: всякое даяніе благо и всякъ даръ совершенъ!..
Причтъ этого не отрицалъ, но все же, такъ сказать, сомнѣвался: а ежели Тертій Ивановичъ позабудетъ и ничего Побѣдоносцеву не скажетъ!.. Оно, конечно, можно хору изъ своихъ денегъ заплатить, или же, когда будетъ другая заказная обѣдня, или свадьба, или богатыя похороны — наложить на нихъ нѣкоторую излишнюю сумму… по все-таки какъ-то неловко!
— Да вы скажите Тертію Ивановичу, напомните ему, — предлагалъ батюшка секретарю при переговорахъ.
Но секретарь въ отвѣтъ сдѣлалъ большіе глаза и замахалъ рунами:
— Да вы въ своемъ умѣ, ваше преподобіе?…
Мнѣ доподлинно неизвѣстно, чѣмъ окончилась эта передряга, т. е. получилъ ли что-нибудь церковный причтъ отъ нашего генерала, или же согласился ждать высшихъ милостей изъ Петербурга. Но, повидимому, духовенство осталось при пиковомъ интересѣ. Н. П. Ковачевъ, какъ либрпансеръ, не былъ склоненъ расплачиваться за чужое благочестіе, да оно и чудно было бы платить ему за Т. И. Филиппова. Съ другой стороны, я знаю, что причтъ Сергіевской церкви никакого повышенія не получилъ, — значитъ, Тертій Ивановичъ позабылъ замолвить о немъ словечко не только въ Петербургѣ, но и здѣсь, на мѣстѣ, нашему преосвященному. Хору, вѣроятно, было уплачено изъ церковныхъ суммъ, а потомъ какой-нибудь купецъ за свадьбу съ пѣвчими заплатилъ лишній четвертной билетъ. Но это, конечно, только моя догадка, по-моему, имѣющая нѣкоторыя логическія основанія.
VII.
правитьПрогостилъ у насъ Тертій Ивановичъ, сколько помнится, пять дней. Былъ онъ въ мѣстныхъ монастыряхъ, въ особенно замѣчательныхъ храмахъ, обѣдалъ у епископа и губернатора, всѣмъ остался доволенъ и, наконецъ, объявилъ о своемъ отъѣздѣ въ дальнѣйшій ревизіонный вояжъ — въ Астрахань.
Провожать его, конечно, явилось все начальство. Преосвященный благословилъ его на дальнѣйшее счастливое и благодѣтельное для отечества путешествіе. Губернаторъ извинялся за городскія мостовыя, изъ-за которыхъ онъ — увы! — тщетно борется съ городской думой. Контрольные генералы въ глубинѣ души думали:
— Нынѣ отпущаеши!..
Тертій Ивановичъ снова всѣхъ благодарилъ: преосвященнаго за его молитвы, за прекрасное состояніе святынь и за религіозное настроеніе народа; губернатора — за образцовый порядокъ въ городѣ; контрольныхъ генераловъ — за превосходное состояніе, въ которомъ онъ нашелъ ввѣренныя имъ контрольныя учрежденія. Тутъ же онъ изъявилъ желаніе выслушать напутственный молебенъ. Вѣроятно, это уже имѣлось въ виду, такъ какъ немедленно все оказалось готовымъ — и облаченіе, и кадило, и проч. Молебенъ отслужили. Послѣднія слова прощанія, рукопожатія, благословенія, и — пароходъ отчалилъ отъ пристани…
Пока пароходъ былъ виденъ, махали платками, треуголками и кричали:
— Счастливаго пути!
— Въ часъ добрый!
— Всего хорошаго!
Съ парохода тоже махалъ платочкомъ Тертій Ивановичъ.
Стали разъѣзжаться.
Первымъ отбылъ преосвященный, а за нимъ губернаторъ въ предшествіи полицеймейстера. Сошли на берегъ и контрольные генералы, довольные, что сбыли, наконецъ, дорогого гостя. Когда они совсѣмъ уже было сѣли на извозчика, къ нимъ подбѣжалъ нашъ секретарь.
— Кучеръ скандалитъ, ваше превосходительство доложилъ онъ.
— Какой кучеръ?
— Который въ каретѣ. Который его высокопревосходительство возилъ.
— Ничего не понимаю! — воскликнулъ нашъ генералъ: — что ему нужно?
— Онъ требуетъ денегъ.
— Какихъ денегъ?
— Говоритъ, что пятеро сутокъ возилъ его высокопревосходительство, и ему слѣдуетъ 25 рублей. Условились по пяти рублей въ сутки.
— Такъ развѣ онъ не получилъ?
— Не получилъ.
— Да вретъ онъ, можетъ быть?
Подошелъ кучеръ кареты.
— Чтобы врать — этого занятія мы на себя не возьмемъ. Я самъ хозяинъ, и мнѣ на четвертной билетъ наплевать, можемъ сами четвертную, ежели желаете, подарить!..
— Ну, ну, ты потише, любезный!..
— Я не скандалю, а только вотъ ежели этотъ господинъ условливались, что по пяти рублей…
Кучеръ показалъ на секретаря.
— Я, дѣйствительно, такъ съ нимъ сговаривался.
— При томъ уговору не было, чтобы за городъ, въ мужской монастырь, къ архіерею на дачу. Было говорено: въ городѣ, но я это пренебрегаю: пускай пропадаетъ! А двадцать пять рублей — съ этимъ я не разстанусь.
— Ну, ну…
— Нукать нечего! Онъ уѣхалъ, а вы, значитъ, въ сторону?..
Постепенно около бесѣдующихъ собралась кучка зѣвакъ и любопытныхъ.
— Генералы денегъ извозчику не отдаютъ!…
Контрольные генералы крикнули хозяину кареты:
— Помолчи ты!..
И стали между собою совѣщаться. Переговоривъ немало, они вытащили изъ кармановъ кошельки и устроили складчину — по двѣнадцати рублей пятидесяти копеекъ — и отдали за карету двадцать пять рублей.
— Вотъ давно бы такъ!… — одобрилъ ихъ извозчикъ.
Генералы поѣхали домой.
Они, безспорно, думали о томъ, насколько Тертій Ивановичъ ушелъ въ благочестивыя мысли и отдался Богу, что совсѣмъ пересталъ думать о земномъ. И, можетъ быть, имъ было немножко жаль своихъ двадцати пяти рублей — двѣнадцати съ полтиной на каждаго…
Потомъ нашъ генералъ говорилъ секретарю:
— Вы постоянно что-нибудь напутаете!…
А добровольные статистики въ контролѣ высчитывали, сколько у Тертія Ивановича осталось отъ его прогонныхъ, подъемныхъ и суточныхъ — при его забывчивости на религіозной почвѣ и при путешествіи безплатно въ министерскомъ вагонѣ и на казенномъ пароходѣ. Выходило, что за эту одну экскурсію, въ то лѣто, очищалось до десяти тысячъ рублей.
Ясно, что за Богомъ молитва не пропадаетъ.
Контроль же контролировалъ попрежнему, никого не обижая, т. е., опять-таки, по-божески.