Тьма (Тимковский)/ДО

Тьма
авторъ Николай Иванович Тимковский

Опубл.: 1904. Источникъ: az.lib.ru • Драма в 4-х действиях.

Н. И. Тимковскій. Тьма. Драма въ 4-хъ дѣйствіяхъ. (Удостоена преміи Вучины). Настоящее изданіе предназначается для читающей публики и къ представленію не разрешено; изданіе же, предназначенное для сцены, принадлежитъ театральной библіотекѣ С. Е. Разсохина. 1904. Изданіе магазина «Книжное Дело». Москва, Моховая, д. Варваринскаго О-ва, и Арбатъ, д. Юрасова. Отдѣленіе: С.-Петербургъ, Екатерининская ул., д. № 6. ЛИЦА:

Романъ Борисовичъ Тохтамышевъ.

Ольга Лаврентьевна, жена его.

Лаврентій Ивановичъ Канинскій, ея отецъ.

Юлія, дочь его.

Константинъ, сынъ его.

Пелагея Никифоровна, тетка Ольги по матери.

Кириллъ Борисовичъ, братъ Тохтамышева.

Антонъ Николаевичъ Волчаниновъ.

Юрій Савельичъ Сборщиновъ, домашній секретарь Романа Борисовича Тохтамышева.

Илья, лакей Р. Б. Тохтамышева.

Дарья, горничная Ольги Лаврентьевны.

Первыя два дѣйствія происходятъ въ домѣ Р. Б. Тохтамышева, остальныя — въ усадьбѣ, снимаемой Волчаниновымъ. Между 2-мъ и 3-мъ дѣйствіями проходитъ около года. ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ. Большая комната на половинѣ Ольги Лаврентьевны.

I. Каминскій, Илья.

(Каминскій входитъ, Илья слѣдуетъ за нимъ).

Каминскій. Романъ Борисовичъ у себя въ кабинетѣ? (Идетъ къ правой двери.)

Илья (загораживаетъ ему дорогу). Къ ихъ превосходительству нельзя-съ: у нихъ докторъ. (Какъ бы дѣлая выговоръ Каминскому). Ихъ превосходительство въ разстройстве.

Каминскій. Гм… Вы однако, Илья Прохоровичъ, доложите обо мнѣ, когда докторъ уѣдетъ: мнѣ нужно.

Илья (ворчливо). Мало ли кому нужно.

Каминскій. Вы забываетесь, почтеннѣйшій. Я не «мало ли кто»: я — тесть Романа Борисовича!

Илья (съ насмѣшливымъ вздохомъ). Да… тесть.

Каминскій. И дворянинъ.

Илья. Да… дворянинъ.

Каминскій. А вы… лакей! Вы не смѣете такъ разговаривать со мной! И вообще вы… вы… (Горячится и не находитъ словъ). Прошу не забываться! (Справа слышится звонокъ.)

Илья (поспѣшно уходитъ на звонокъ).

Каминскій (вслѣдъ ему). Хамъ! (Входитъ Юлія).

2. Юлія.

Юлія. Милыя сцены у насъ происходятъ… Здравствуйте, папаша. (Подходитъ къ столу и небрежно просматриваетъ лежащіе на немъ журналы.)

Каминскій. Не можешь, какъ слѣдуетъ, поздороваться съ отцомъ? Неглижерка!

Юлія. Прикажете ручку поцѣловать?

Каминскій. Юлія, не дерзи!.. Какія сцены происходятъ?

Юлія (пренебрежительнымъ тономъ.) Ихъ превосходительство изволили приревновать Ольгу къ доктору.

Каминскій. Опять!

Юлія. Кажется, они изволили окончательно рѣхнуться. (Беретъ иллюстрированный журналъ и полуложится съ нимъ на кушетку).

Каминскій (съ отчаяніемъ). Ахъ!.. (Взглянувъ на Юлію и внезапно вспыливъ). А тебѣ и горя мало, что все мы изъ-за твоей сестры висимъ на волоскѣ? Ты… ты, чортъ знаетъ, что за человѣкъ!

Юлія. Знаете что, папаша: мнѣ все здѣсь до такой степени опостылѣло, что я рада бѣжать отсюда на край свѣта. Дайте мнѣ денегъ: я уѣду куда-нибудь.

Каминскій. Что-о?

Юлія. У васъ есть деньги: вы седьмой годъ управляете домами своего милаго зятюшки.

Каминскій. Это чтобы я отдалъ тебѣ деньги, скопленныя мною по грошамъ на черный день? Нѣтъ, голубушка, ты, видно, забыла, какъ насъ нужда грызла. Ну, а я не забылъ! Я каждое утро просыпаюсь со страхомъ, что — вотъ мы опять оборвемся и полетимъ… А ты хочешь, чтобы я изъ своихъ сбереженій… Не трогайте меня! Не дамъ, не дамъ!

Юлія (апатично-презрительнымъ тономъ). Успокойтесь: ничего мнѣ отъ васъ не нужно, и никуда я не уѣду. Вотъ буду лежать на диванѣ и проклинать жизнь. (Илья выходитъ съ озабоченнымъ видомъ изъ правыхъ дверей и идетъ къ среднимъ),

3. Илья

Каминскій (заискивая передъ Ильей и въ то же время внутренно раздражаясь этимъ). Что, какъ Романъ Борисовичъ?

Илья (не глядя на него). Гнѣваются.

Каминскій. На кого? За что? Послушайте… (Илья уходитъ, не удостоивая его отвѣтомъ). Ну, вотъ! Ну, вотъ! Нашъ баринъ «гневаются»… А все изъ-за Ольги, все изъ-за нея. Десятый годъ замужемъ: пора бы обтерпѣться, приладиться какъ-нибудь, а она… Придутъ для насъ черные дни, опять придутъ! (входитъ Константинъ въ вицъ-мундирѣ).

4. Константинъ.

Константинъ. Что такое у насъ творится? Я сейчасъ зашелъ къ Роману Борисовичу; онъ глядитъ волкомъ. Должно-быть, Ольга опять обозлила его? Опять какая-нибудь исторія?

Юлія. У насъ эти исторіи происходятъ ежедневно.

Каминскій. Ты со службы сейчасъ?

Константинъ. Да, со службы… Можете поздравить меня: мѣсто отдано Горшанкину.

Каминскій. Какъ! Да вѣдь оно было обѣщано тебѣ!

Константинъ. Тогда было одно, а теперь другое: Романъ Борисовичъ рѣшительно охладѣлъ ко мнѣ. У насъ въ отдѣленіи, разумѣется, замѣтили эту перемѣну и сейчасъ же стали третировать меня: сегодня даже курьеръ какъ-то нехотя поклонился…

Каминскій. Хамъ!

Константинъ. Ну, да мнѣ чортъ съ нимъ, — я презираю этихъ людишекъ, скверно то, что меня теперь затрутъ… Вѣдь все лѣзутъ впередъ и рвутъ другъ у друга! Скверно то, что все эти льстивыя бездарности опередятъ меня, и не я буду приказывать имъ, а они мнѣ… и какой-нибудь Горшанкинъ будетъ дѣлать мнѣ, Каминскому, выговоры!

Каминскій. Придутъ… охъ, придутъ черные дни!.. А все изъ-за Ольги! Это все Ольга виновата, все Ольга! (Ольга въ дверяхъ).

5. Ольга.

Ольга (съ горечью). «Все Ольга?» За что же такъ? Что вамъ сдѣлала Ольга?

Каминскій (съ насмѣшливымъ поклономъ). Какъ изволите здравствовать, ваше превосходительство?

Ольга. Зачѣмъ вы каждый разъ встрѣчаете меня этой насмѣшкой? Не вы ли сами уговорили меня выдти за Тохтамышева?

Каминскій. Тс!..

Константинъ. Гм… ей все хочется внушить намъ, что она вышла замужъ для нашего блага!

Ольга. Да, да, ради васъ! Вы это хорошо знаете.

Константинъ. Смѣшно, душа моя, говорить о самопожертвованіи, когда мѣняютъ нищенскую жизнь на обезпеченную.

Ольга. Да развѣ я когда-нибудь боялась нужды? Меня вотъ эта обезпеченность пугаетъ гораздо больше, чемъ нищета. Мнѣ васъ было жалко, васъ, и для васъ я отказалась отъ любимаго человѣка!

Каминскій. Тс. Потише, потише… Это все слова одни. Если бы ты хорошо жила съ мужемъ, тогда бы и намъ было хорошо. А ты какъ себя держишь съ нимъ? Все какъ-то исподлобья, все норовишь въ сторону отъ него… Ну, вотъ нашъ баринъ и сталъ держать насъ въ черномъ тѣлѣ: за тебя мститъ. Я — управляющій домами, а живу въ какомъ-то курятникѣ… И всякій хамъ ломается надъ нами. Лакеишка вонъ и докладывать не хочетъ. Константина обошли мѣстомъ. Каково это намъ?

Ольга. А мнѣ каково живется — этого вы не хотите знать?.. Сейчасъ только я вынесла отъ мужа ужасную сцену… У меня до сихъ поръ дрожатъ руки… видите?.. Я шла къ вамъ, какъ къ роднымъ, близкимъ моимъ, хотѣла подѣлиться горемъ, а вы…

Каминскій. А зачѣмъ ты любезничала съ этимъ эскулапомъ?

Ольга. И вамъ не совѣстно дѣлать мнѣ такіе упреки?.. Я только разговаривала съ нимъ, какъ съ докторомъ, — вотъ вся моя вина. Вамъ это хорошо извѣстно. Неужели я даже разговаривать не смѣю?

Константинъ. Да, ужъ лучше совѣемъ не разговаривать.

Ольга. Это, наконецъ, невыносимо! Я и такъ брожу по цѣлымъ днямъ изъ угла въ уголъ, какъ тѣнь. Я боюсь пойти куда-нибудь, боюсь пригласить кого-нибудь къ себѣ, чтобы не навлечь подозрѣній мужа. Онъ меня даже къ моимъ роднымъ ревнуетъ…

Каминскій. Ты боишься навлечь подозрѣнія мужа? Да? (Понизивъ голосъ). Ну, а Волчаниновъ? Это какъ по-твоему? Зачѣмъ опять пріѣхалъ сюда этотъ безшабашный?

Юлія (саркастически). Ну, конечно, затѣмъ, чтобы по-видаться съ Костенькой, вспомнить старую дружбу!..

Константинъ. Вздоръ! Не я ему здѣсь нуженъ.

Каминскій. Ольга, онъ не долженъ бывать здѣсь. Не ко двору онъ! Поняла? Или все еще не понимаешь?

Константинъ. Не заставляй насъ объяснять: выйдетъ очень некрасиво.

(Въ дверяхъ появляется Пелагея Никифоровна; въ рукахъ у нея книга въ старинномъ переплетѣ).

Ольга (вспыливъ). Оставьте вы свои намеки и насмѣшки! Говорите прямо: я требую этого, — слышите? Мнѣ, наконецъ, надоѣло!.. (Видитъ тетку и замолкаетъ).

6. Пелагея Никифоровна.

Пел. Ник. (обводя присутствующихъ взглядомъ). Все злобитесь? Все обижаете другъ дружку? Доколѣ жъ это будетъ? Опомнитесь, самолюбцы! Когда вы перестанете омрачать души свои? (На Ольгу слова тетки производятъ замѣтное впечатлѣніе; она проводитъ рукой по лбу, какъ человѣкъ, старающійся придти въ себя).

Юлія. Знаешь, тетенька: тебѣ бы по покойникамъ читать.

Пел. Ник. Молчи! Чего ты день-деньской лежишь, бѣса тѣшишь? Что замышляешь въ своемъ праздномъ сердце?

Юлія. А вотъ думаю: хорошо, если бы вдругъ потолокъ обвалился…

Пел. Ник. Обуздай ты свой языкъ! Найди работу, возьми послушаніе: вотъ мысли-то гнилыя и отойдутъ прочь.

Юлія. Это только ты такая счастливая: готова воду на себѣ возить для спасенія души.

Пел. Ник. Господи милосердный, что это на свѣтѣ дѣлается! Вездѣ лѣнь, вездѣ роскошь, зависть, ненависть!.. Смириться надо: легче будетъ, любви больше будетъ.

Константинъ. А, поди ты съ своей елейностью! Намъ нужно прежде всего положеніе себѣ пріобрѣсти… мнѣ уже за 30, а что я такое? Мизерность! А тутъ толкуютъ о чувствахъ… Глупо!

Каминскій. Вотъ когда у насъ будетъ 20… 30… 100 тысячъ, тогда мы и о чувствахъ поговоримъ. А теперь надо изловчаться, надо кланяться нашему барину… Время подлое. Лютое время. Спасайся, кто можетъ! (Пелагеѣ Никифоровнѣ). Внуши это Ольгѣ!

Пел. Ник. Стыдись! Глаза тебѣ затуманила жадность. Хочешь весь міръ пріобрѣсти? Смерть-то не за горами: вонъ она!

Каминскій (смущается, потомъ сердится). Ну, ну… проповѣдница!.. Ты и говорить-то по-человѣчески не умѣешь!..

Пел. Ник. Эхъ, глаза бы мои не глядѣли на васъ! Бога вы растеряли. Трудовъ — тяжести понести никто не хочетъ. Каждому только до себя… Все — торопливые, все нетерпѣливые, все дрожатъ надъ собою, все ропщутъ… Стонотные! (Подходитъ къ Ольгѣ). Олюшка, ликъ у тебя сталъ нехорошій. Жалко мнѣ тебя. (Ласкаетъ Ольгу).

Ольга. Тетя, скажи мнѣ: зачѣмъ у насъ всегда этотъ безпросвѣтный мракъ?.. Точно туча какая нависла… Мы никогда не пошутимъ, не посмѣемся вмѣстѣ, не приласкаемъ другъ друга…

Константинъ. Намъ не до сладостей!

Ольга (ко всемъ). Ну, будемъ же добрыми… ну, прошу васъ… для себя прошу! А то все такъ мрачно, мрачно… Я точно хожу около пропасти; становится жутко, страшно… мнѣ начинаетъ казаться, что я… (Справа входитъ Романъ Борисовичъ. Увидя его, Ольга обрывается).

7. Тохтамышевъ; потомъ Илья.

Тохтамышевъ. А, вся семейка въ сборѣ. Вся толкучка тутъ! (На Пел. Пик.). И юродивая здѣсь?

Пел. Ник. (истово кланяется Тохтамышеву и уходитъ).

Тохтамышевъ (вслѣдъ ей). Шутиха!

Каминскій (лебезя передъ Тохтамышевымъ). Какъ здоровье вашего превосходительства? Изволили прогуливаться сегодня? Атмосфера удивительная: дышишь, можно сказать, всѣми жабрами…

Тохтамышевъ. Мы послѣ поговоримъ съ вами… только не о погодѣ. (На Юлію), Хм… Нечесаная… съ разодранными рукавами… Очень мило!

Юлія. (равнодушно посмотрѣвъ на свой рукавъ). Ничего.

Каминскій (дѣлаетъ Юліи укоризненные знаки). Неглижерка!

Юлія (лѣниво поднимаясь съ мѣста). Что жъ, я могу и уйти. Мы не ожидали видѣть здѣсь, ваше превосходительство; вы отвели эту половину для Каминскихъ: это — наша Камчатка.

Тохтамышевъ. Прошу васъ не иронизировать и быть поскромнѣе!

Юлія. Не кипятитесь: я убираюсь на свой шестокъ. (Уходитъ).

Тохтамышевъ (Ольгѣ). Твоя физіономія, мой другъ, не выражала ничего лестнаго для меня, когда я вошелъ. Вѣроятно, я жаловалась на изверга-мужа?

Каминскій. Отнюдь нѣтъ, ваше превосходительство!.. Она… (Тохтамышевъ не слушаетъ ею).

Тохтамышевъ (Константину). А къ вамъ, молодой человѣкъ, пришелъ вашъ пріятель, Волчаниновъ… Я мелькомъ видѣлъ его; онъ проскользнулъ…

Константинъ. Къ сожалѣнію, мнѣ некогда заниматься съ пріятелями.

Ольга. Если онъ твой пріятель, то зачѣмъ этотъ непріятельскій тонъ?

Тохтамышевъ (быстро обернувшись на Ольгу, пытливо смотритъ на нее, потомъ обращается къ Константину). Видите, мы съ женушкой добрѣй васъ. Подите, подите къ вашему пріятелю… не стѣсняйтесь.

Илья (входя). Константинъ Лаврентьичъ, васъ тамъ спрашиваютъ.

Тохтамышевъ. Идите же, говорятъ вамъ.

Константинъ (уходитъ; Илья за нимъ).

Каминскій. Ваше превосходительство, простите меня великодушно, но только намъ обидно видѣть ваше нерасположеніе. Все-таки насъ съ вами связываютъ родственныя узы; а между темъ, я теперь не могу къ вамъ безъ доклада… и даже съ докладомъ… То же скажу и относительно квартиры… И вообще… прежде ваше превосходительство были для меня: «дорогой Романъ Борисовичъ», а теперь вы поставили дѣло такъ, что я не могу ваше превосходительство титуловать иначе, какъ «вашимъ превосходительствомъ»… (Пауза. Тохтамышевъ молча смотритъ на Каминскаго). А между темъ мы все такъ любимъ ваше превосходительство…

Тохтамышевъ. «Мое превосходительство?» Спасибо, милый, спасибо.

Каминскій. Мы все стараемся: я стараюсь… Константинъ старается, — а ваше превосходительство…

Тохтамышевъ. А не находите ли вы, любезнѣйшій, что мы достаточно поговорили съ вами, — а?

Каминскій (опѣшенный). То-есть… Это что же?

Тохтамышевъ. Вѣдь этакъ мы, пожалуй, и надоѣдимъ другъ другу?

Каминскій. Я не знаю, ваше превосходительство, что вы имѣете противъ меня, но я… я лучше уйду-съ… (Уходитъ).

Ольга. Если вы считаете меня виноватой, то срывайте свой гнѣвъ на мнѣ, а не на другихъ!

Тохтамышевъ (прохаживается, потирая грудь и стараясь скрыть свое лицо отъ Ольги; дѣлаетъ усилія сдержать себя). Да, и въ самомъ дѣлѣ… что это я?.. Чувствую, что становлюсь не въ мѣру раздражителенъ. Это — болѣзнь… Вотъ и съ докторомъ у меня тоже вышло что-то дикое… Не ставь мнѣ этого въ вину. Какъ человѣкъ больной, я не всегда въ себѣ властенъ… А я, другъ мой, боленъ гораздо серьезнѣе, чемъ самъ думалъ. Вчера я былъ у профессора Тимохина, и онъ не могъ скрыть отъ меня… (Останавливается, слѣдя за женой).

Ольга (смотритъ въ землю). Что же онъ сказалъ вамъ?

Тохтамышевъ. Ничего утѣшительнаго, — по крайней мѣрѣ, для меня.

Ольга. Что же именно?

Тохтамышевъ. Мое дѣло плохо… очень плохо.

Ольга (сильно взволнованная). Развѣ онъ вамъ сказалъ?..

Тохтамышевъ (пристально смотря на нее). Что?

Ольга. Да вотъ… о вашей болѣзни…

Тохтамышевъ. Сказалъ. (Пауза). Мнѣ необходимо совершенно измѣнить жизнь. Надо намъ разъѣхаться съ тобою.

Ольга (насторожившись). Какъ? Вы говорите, что…

Тохтамышевъ. Когда ты у меня на глазахъ, я не могу быть спокойнымъ… Все эти десять летъ я былъ мученикомъ своей ревности…

Ольга (тихо). Да… и мучителемъ вмѣстѣ.

Тохтамышевъ (съ трудомъ сдерживая себя). Можно бы этого и не говорить сейчасъ. Во всякомъ случаѣ, я имѣю право ждать большей благодарности отъ людей, которыхъ я вытащилъ изъ грязи.

Ольга. Не изъ грязи, а изъ нужды.

Тохтамышевъ. Ты ужъ очень-то не воображай себя жертвой… Впрочемъ, теперь не время сводить счеты. Ясно одно: наша совмѣстная жизнь продолжаться не можетъ… особенно съ тѣхъ поръ, какъ ты объявила мнѣ молчаливую войну, которая, конечно, ни къ чему хорошему не поведетъ. Въ самомъ дѣлѣ, что это за жизнь: я вхожу въ комнату, — ты тотчасъ же дѣлаешь невольное движеніе, чтобы уйти изъ нея; я заговариваю съ тобой, — ты отдѣлываешься невнятными словами или величественно молчишь… И вообще, ты живешь въ моемъ домѣ, какъ въ гостиницѣ, гдѣ я являюсь какимъ-то метръ-д’отелемъ.

Ольга. Нѣтъ, не въ гостиницѣ, а въ одиночномъ заключеніи, гдѣ у меня отняты права на все…

Тохтамышевъ. Гм… какъ ты стала сильно выражаться. Такихъ рѣчей я еще не слыхивалъ отъ тебя… Пожалуйста, не изображай меня какимъ-то злодѣемъ. Впрочемъ, это еще больше доказываетъ, что намъ нельзя жить вмѣстѣ. Я долго думалъ объ этомъ, долго боролся съ собой и теперь окончательно рѣшилъ: мнѣ необходимо уѣхать отъ тебя.

Ольга. Куда же?

Тохтамышевъ. Да, да… теперь, разумѣется, весь вопросъ только въ томъ: куда? Ну, куда-нибудь заграницу или просто къ себѣ въ имѣніе. Это будетъ лучше для насъ обоихъ… не правда ли?

Ольга (послѣ колебанія). Да, лучше.

Тохтамышевъ. Ну, вотъ видишь. Въ первый разъ мы сошлись съ тобой во взглядахъ… Уѣхавъ отъ тебя, я, конечно, предоставлю тебѣ полную свободу, и ты тогда можешь открыто любить того, кого теперь любишь тайкомъ.

Ольга (въ тревогѣ, насторожившись). Что значатъ ваши слова?

Тохтамышевъ. Ну, полно, — не таись отъ меня. Къ чему притворяться? Вѣдь теперь передъ тобой не ревнивый мужъ, а удрученный болѣзнью инвалидъ, которому не нужно ничего, кромѣ спокойствія… Ну, полно же.

Ольга. Чего вы хотите отъ меня?

Тохтамышевъ. Правды — вотъ чего я хочу. Скажи мнѣ прямо, кого ты любишь? мнѣ это необходимо знать, въ виду того шага, который я собираюсь сдѣлать (Пауза). Гм… Твое молчаніе краснорѣчиво.

Ольга. Я не вѣрю въ вашу искренность.

Тохтамышевъ. Стану ли я лукавить съ тобой, когда мнѣ, можетъ-быть, въ недалекомъ будущемъ грозитъ смерть?

Ольга. Вы никогда не говорили со мной такимъ языкомъ.

Тохтамышевъ. А теперь говорю, потому-что положеніе наше должно очень рѣзко измѣниться. Если я предоставляю тебѣ полную свободу, то имѣю право требовать отъ тебя полной откровенности. (Ольга молчитъ, не поднимая глазъ. Тохтамышевъ смотритъ на нее, и въ его лицѣ смѣняются разныя чувства). Ну, что же?.. Я жду. (Приближается къ ней). Молчишь? Да что ты сидишь, точно мертвая? Или думаешь отмолчаться? Такъ я заставлю тебя… (Хватаетъ ее за руку. Входитъ Волчаниновъ и, увидя Тохтамышева, останавливается въ дверяхъ).

8. Волчаниновъ.

Тохтамышевъ. Г. Волчаниновъ, если не ошибаюсь? И безъ доклада?

Волчаниновъ. Я разсчитывалъ найти здѣсь Константина. Онъ ушелъ отъ меня и пропалъ… Во всякомъ случаѣ… извините.

Тохтамышевъ (протягивая ему руку). Пожалуйте, пожалуйте… Милости просимъ!

Волчаниновъ (здоровается съ Ольгой).

Тохтамышевъ. А вы съ женой знакомы? Оленька? Да, конечно, знакомы!

Волчаниновъ. Еще бы! Я былъ знакомъ съ Ольгой Лаврентьевной, когда она не была еще вашей женой. Неужели вы этого не помните?

Тохтамышевъ. Да, да, и правда: вѣдь вы старые друзья, хотя сами еще далеко не стары… Хе-хе! Простите неудачную остроту.

Волчаниновъ. Можетъ-быть, я помѣшалъ вамъ?

Тохтамышевъ. О, нѣтъ! Мы просто бесѣдовали съ женушкой о томъ о семъ… Однако, посмотрю я на васъ, какой вы молодецъ, — а? Чай, съ докторами не знаетесь? Да что же вы не присядете? (Укоризненно) Оленька!.. Ахъ, какъ ты не любезна! Можно подумать, что ты не рада гостю.

Волчаниновъ. Ничего, мы свои люди. (Садится; Ольге). Вамъ, должно быть, нездоровится?

Ольга. Да, немножко…

Тохтамышевъ (беретъ жену за подбородокъ). Капризимся мы все, нервничаемъ. Все жены таковы. (Волчанинову, лицо котораго нервно передергивается). Что съ вами? Не зубъ ли болитъ?

Волчаниновъ. Да, зубъ…

Тохтамышевъ. Такъ вырвите его скорѣе, а то на васъ жалко смотрѣть.

Волчаниновъ (загадочнымъ тономъ). Да, лучше сразу вырвать…

Ольга (порывисто встаетъ съ мѣста и идетъ).

Тохтамышевъ. Куда ты, другъ мой? Могутъ подумать, что ты бѣгаешь отъ своихъ гостей.

Ольга. Я пойду, разыщу брата. (Уходитъ).

Тохтамышевъ. Ну-съ, очень радъ побесѣдовать съ вами. Извините, запамятовалъ: какъ ваше имя и отчество?

Волчаниновъ. Антонъ Николаевичъ… Да вы все шутите, ваше превосходительство. Съ вашей памятью да забыть? Вы никогда ничего не забываете.

Тохтамышевъ. Гдѣ ужъ! Старенекъ сталъ… Ну, вотъ, наконецъ, вы и у меня… Очень радъ, очень радъ. Сожалѣю, что все приходилось видѣть васъ мелькомъ. По несчастной случайности, вы всегда попадали къ намъ, когда меня не бывало дома или когда я собирался на какое-нибудь скучное засѣданіе. Надолго пріѣхали?

Волчаниновъ. Самъ еще не знаю.

Тохтамышевъ. По дѣламъ?

Волчаниновъ. По дѣламъ.

Тохтамышевъ. Вѣдь вы, кажется, статистикой занимаетесь?

Волчаниновъ. Да… и статистикой.

Тохтамышевъ. Доброе дѣло, доброе дѣло. (Входитъ Сборщиковъ съ бумагами).

9. Сборщиковъ.

Сборщиковъ. Тутъ дѣловыя письма, ваше превосходительство, весьма спѣшныя. (Приторнымъ тономъ). А, Антонъ Николаевичъ! (Подходитъ съ протянутой рукой).

Волчаниновъ (неохотно подаетъ ему руку).

Тохтамышевъ (Сборщикову). Подождите меня въ кабинетѣ: я сейчасъ.

Сборщиковъ. Очень хорошо, ваше превосходительство. (Идетъ и останавливается). Завернули бы какъ-нибудь ко мнѣ, Антонъ Николаевичъ, — я вѣдь тутъ живу. Побесѣдовали бы мы съ вами, вспомнили бы старое.

Волчаниновъ. Извините, у меня нѣтъ для этого времени.

Сборщиковъ. Жаль, жаль… Я много наслышанъ о васъ, какъ вы тамъ у себя въ уѣздѣ воюете… Хотѣлось бы поразспросить… Простите, ваше превосходительство! (Уходитъ. Входитъ Константинъ, переодѣтый въ домашній пиджакъ).

10. Константинъ.

Константинъ. Извини, братъ: заваленъ дѣломъ по горло.

Тохтамышевъ (Константину). Однако нельзя сказать, чтобы вы были особенно гостепріимны. Какъ же это? Вѣдь г. Волчаниновъ пожаловалъ къ вамъ, — именно къ вамъ… Или я ошибаюсь?

Константинъ (смущенно). Да, ко мнѣ… но я…

Тохтамышевъ. Нѣтъ, ужъ вы побесѣдуйте съ другомъ вашей юности… (Волчанинову). А съ меня не взыщите: меня ждетъ мой секретарь. (Уходитъ).

Волчаниновъ. Константинъ, говори безъ обиняковъ: ты намѣренно избѣгаешь меня?

Константинъ. Что за идея!

Волчаниновъ. Скоро мѣсяцъ, какъ я пріѣхалъ, — и до сихъ поръ не могу поговорить съ тобой] по-человѣчески.

Константинъ. Гм!..

Волчаниновъ. Встрѣчаясь со мной, ты все какъ-то ежишься, моргаешь какъ-то неестественно… Скажи на милость: что это значитъ?

Константинъ. Ты пріѣхалъ сюда не для меня, а дѣлаешь видъ, будто ходишь ко мнѣ…

Волчаниновъ. Ну?

Константинъ. Ты даешь Роману Борисовичу поводъ подозрѣвать меня въ соучастничествѣ… Чуть не въ заговорѣ противъ него… Извини… можетъ быть, я не такъ выразился…

Волчаниновъ. Нѣтъ, именно такъ. Не смущайся.

Константинъ. Ты, безъ всякаго соглашенія со мной, вздумалъ сдѣлать меня орудіемъ для своихъ цѣлей, которымъ я, можетъ быть, даже и не сочувствую.

Волчаниновъ. Есть вещи, относительно которыхъ между порядочными людьми всегда существуетъ молчаливое соглашеніе. Не знаю, какъ теперь, а прежде у насъ съ тобой оно было.

Константинъ. Ну, тогда мы только и дѣлали, что вели горячія бесѣды да строили широкіе планы.

Волчаниновъ. А теперь ты служишь въ департаментѣ, подъ крылышкомъ у Тохтамышева, «добру и злу внимая равнодушно?» Такъ?

Константинъ. А что же? Все лучше, чемъ болтать и строить широкіе планы, которые всегда разлетаются, какъ мыльные пузыри.

Волчаниновъ. Не буду спорить… Я боюсь только, что въ тебѣ успѣло образоваться молчаливое соглашеніе съ людишками, въ родѣ Сборщикова, имя которымъ — легіонъ.

Константинъ (вскипевъ). У меня — съ Сборщиковымъ?.. Только тупые люди могутъ ставить меня на одну доску съ нимъ!

Волчаниновъ. Ну, ну… зачѣмъ такъ брезгливо?

Константинъ. Сборщиковъ всю жизнь наушничалъ, что-бы пролѣзть въ люди, попался въ какомъ-то скверномъ дѣлѣ и былъ уволенъ со службы безъ прошенія… Ты понимаешь, что это значитъ: «безъ прошенія?»… Тохтамышевъ цѣнитъ въ немъ не человѣка, а преданнаго холопа — вотъ и все… Что можетъ быть у меня общаго съ этимъ господиномъ? Въ душѣ я попрежнему презираю низкопоклонство, — презираю, можетъ быть, даже тѣхъ самыхъ Тохтамышевыхъ, отъ которыхъ всецѣло завишу.

Волчаниновъ. Однако, ты смелъ, если не боишься такъ громко заявлять объ этомъ вблизи своего патрона. (Киваетъ по направленію къ кабинету Тохтамышева).

Константинъ. Ничего: его половина отдѣляется коридоромъ.

Волчаниновъ (насмѣшливо). Да, — ну, если коридоромъ…

Константинъ. Ты насмѣхаешься?

Волчаниновъ. Нѣтъ, зачѣмъ же… (Серьезнымъ тономъ). Константинъ, скажи мнѣ искренно, по старой памяти: жизнь, что ли, тебя такъ перемолола?

Константинъ. Нѣтъ, ты лучше скажи мнѣ: какъ тебѣ-то не надоѣстъ вѣчно ходить около жизни, ворчать на нее и показывать изъ кармана кукишъ? Мнѣ, признаюсь, это давно опротивѣло. Я понялъ наконецъ, что я, со всѣми своими идеалами и грандіозными планами, остаюсь въ жизни совершеннымъ ничтожествомъ. Пока мы съ тобой философствуемъ о жизни, цѣпкіе люди лѣзутъ въ гору. Они снимаютъ съ жизни сливки, а мы только облизываемся на нихъ… Пройдись по Невскому, посмотри на эту толпу сытыхъ людей, на вереницу экипажей, которые обдаютъ тебя грязью, на всѣхъ этихъ тузовъ и королей изъ разныхъ колодъ, — и ты почувствуешь себя, со всѣми твоими высокими убѣжденіями и замыслами, жалкой козявкой, которую вотъ-вотъ раздавятъ… нѣтъ, ужъ если ты рѣшилъ продраться впередъ сквозь толпу, такъ не жалѣй локтей: ведъ тутъ идетъ ожесточенная свалка, въ которой шерсть летитъ клочьями… Пойми же меня: я не хочу быть ничтожествомъ! Я хочу быть силой, имѣть въ своихъ рукахъ власть. Теперь я только ничтожный винтикъ въ государственной машинѣ, но я хочу стать рычагомъ, — и тогда…

Волчаниновъ. Ну, тогда мы и поговоримъ объ этомъ; а пока ты пресмыкаешься передъ Тохтамышевыми, которые душатъ все живое, и преспокойно смотришь, какъ твоя сестра изнываетъ въ невыносимой жизни.

Константинъ. Эти сведенія ты, конечно, почерпнулъ отъ Ольги?

Волчаниновъ. Да, отъ нея; но у меня и свои глаза есть, чтобы видѣть: вѣдь не въ первый разъ, какъ тебѣ извѣстно, я пріѣзжаю сюда и не первый годъ слѣжу за ея жизнью. Неужели ты не понимаешь, что такая жизнь скоро убьетъ ее? Она больна, серьезно больна… Слышишь, что я тебѣ говорю?

Константинъ. Ты, по обыкновенію, преувеличиваешь. Я знаю, что ей живется невесело, да вѣдь и меня жизнь не гладитъ по головкѣ. Ольга сама во многомъ виновата: пора бы ей бросить дѣвическія мечтанія и серьезнѣе посмотрѣть на жизнь. Вѣдь, кромѣ ея личныхъ чувствъ, существуетъ на свѣтѣ долгъ, честь мужа, интересы семьи. Она должна прежде всего уважать идею семьи и жертвовать для нея своими личными склонностями, такъ какъ не что иное, а именно семья является одною изъ ячеекъ, составляющихъ основу всякаго государства.

Волчаниновъ. И въ силу этого сестра твоя должна погибать?.. О, деревянная философія безсердечныхъ людей. Не о государствѣ хлопочешь ты, а о своей шкурѣ! Ты хочешь, чтобы и сестра твоя служила твоей карьерѣ?

Константинъ. А ты о чемъ хлопочешь? О счастье Ольги? Лжешь! Ты хочешь разрушить семью ради удовлетворенія своей личной страсти!

Волчаниновъ. Страсти? Какой страсти? У меня давно изорвалось сердце въ клочья… Не страсть говоритъ во мнѣ, а мука за Ольгу. Моя любовь — это прежде всего боль, боль, — пойми это, если можешь понять… Это сильнѣе всякой страсти. Когда я пріѣхалъ, посмотрѣлъ на нее, я готовъ былъ плакать… (Константинъ смотритъ на часы). И ты можешь спокойно переваривать все эти гнусности, происходящія на твоихъ глазахъ?.. Да оставь ты свои часы въ покоѣ!

Константинъ. Мнѣ некогда; у меня тамъ ворохъ бумагъ.

Волчаниновъ. Хм… Точно речь о какой-нибудь собачонкѣ, а не объ его родной сестрѣ!

Константинъ. Ну, такъ скажи мнѣ наконецъ: чего же ты отъ меня хочешь?

Волчаниновъ. Я тебѣ говорю, бумажный человѣкъ, коротко и ясно: надо спасать Ольгу. Или ты мнѣ прикажешь подать сначала рапортъ о ея болѣзни?

Константинъ. Любезный другъ, «снявши голову, по волосамъ не плачутъ». Чего же ты молчалъ десять летъ тому назадъ, когда Ольга выходила за Тохтамышева?

Волчаниновъ. Я молчалъ? И ты смѣешь говорить мнѣ это? Вы все отлично знали, что Ольга была моей невѣстой, но твой отецъ и тетка заставили ее пожертвовать собой для семьи, для больной матери, которую однако не спасла отъ смерти эта гнусная сдѣлка. Я умолялъ, убѣждалъ, протестовалъ, я боролся всѣми способами противъ вашей лицемѣрной клики, но что могъ сдѣлать я, студентъ-пролетарій, не имѣющій копейки за душой, когда на васъ сыпались золотымъ дождемъ тохтамышевскія деньги, а Ольге жужжали со всѣхъ сторонъ въ уши: «Жертвуй собой, спасай родныхъ, — это такъ благородно, идеально!» О, теперь я вижу ясно твое двоедушіе! Ты лилъ крокодиловы слезы, возмущался для виду, а втайнѣ смотрѣлъ на сестру, какъ на лѣстницу, по которой хотѣлъ добраться до своего благополучія!

Константинъ (блѣднея отъ гнѣва). Я попрошу тебя не говорить мнѣ такихъ вещей!.. (Ольга въ дверяхъ).

11. Ольга.

Волчаниновъ (увидѣвъ Ольгу, идетъ къ ней). Ольга, вотъ они, твои родные, ради которыхъ ты полѣзла въ петлю! Не надо тебѣ этихъ родныхъ! Я одинъ люблю, одинъ жалѣю тебя… и я вступлюсь за тебя!

Константинъ. Да кто далъ тебѣ право на это?

Ольга (выступая). Я!

Константинъ. Ты?.. Прекрасно!.. Дальше идти некуда. Всякій стыдъ потеряла! Во всякомъ случаѣ я… умываю руки!.. (Въ негодованіи уходитъ).

Волчаниновъ. Ольга, — такъ продолжаться не можетъ. Вѣдь ты таешь на моихъ глазахъ! За этотъ мѣсяцъ я изстрадался за тебя… Меня бѣшенство душитъ… Мнѣ иногда кажется, что я съ ума схожу… (Входитъ Сборщиковъ).

12. Сборщиковъ.

Ольга (поспѣшно отходитъ отъ Волчанинова).

Сборщиковъ. Простите: я помѣшалъ вамъ. Не забылъ ли я тутъ одной бумажки? (Осматриваетъ комнату, бросая исподтишка быстрые взгляды на Ольгу и Волчанинова). Куда же это я ее дѣвалъ? Извините, пожалуйста. (Уходитъ).

Волчаниновъ. Одинъ изъ шпіоновъ Тохтамышева.

Ольга. O, какъ все это гадко, унизительно! Меня измучила эта вѣчная ложь… Я чувствую, какъ она съ каждымъ днемъ растетъ, опутываетъ меня по рукамъ и ногамъ…

Волчаниновъ (стараясь успокоитъ ее). Погоди… Не будемъ волноваться… Подумаемъ вмѣстѣ. Надо хорошенько подумать.

Ольга. Одно я знаю: мнѣ безъ тебя страшно жить… Мнѣ нужно видѣть тебя, а то я могу наложить на себя руки… А послѣ свиданія каждый разъ совѣсть грызетъ меня, стыдъ гложетъ, и я чувствую себя вдвойнѣ несчастной…

13. Юлія.

Юлія (входя). Что вы дѣлаете? Не нашли другого мѣста для своихъ tête à tête? Здѣсь за каждой дверью можетъ быть соглядатай.

Ольга. Ну, такъ пусть же видятъ, пусть знаютъ! Довольно лжи!

Юлія (со злобной ноткой въ голосѣ). Вотъ какъ расхрабрилась? А потомъ будешь каяться, прощенья просить у мужа? Ха-ха! Нѣтъ, ужъ я лучше пойду, постерегу въ коридорѣ. (Уходитъ направо).

Волчаниновъ (беретъ руку Ольги и крѣпко сжимаетъ). Ольга, ты рѣшилась? Такъ, значитъ, въ открытую? Да? Наконецъ-то! Такъ будетъ честнѣе. Только помни: когда входишь въ клѣтку звѣря, надо быть ко всему готовымъ…

Ольга. O, сколько разъ я убѣждалась въ этомъ! Но, Антонъ… (Хватаетъ его руку) я вѣрю чуду. Вѣдь не все же человѣческое умерло въ немъ!.. (Вбѣгаетъ Юлія).

Юлія. Людоѣдъ идетъ! (Пробѣгаетъ въ среднюю дверь; тотчасъ вслѣдъ за ней входитъ Тохтамышевъ).

14. Тохтамышевъ.

Ольга (выпускаетъ руку Волчанинова и поспѣшно отходитъ отъ него).

Тохтамышевъ (обводитъ присутствующихъ подозрительнымъ взглядомъ). Кто это пробѣжалъ? Сестра твоя?

Ольга (молчитъ).

Тохтамышевъ (Волчанинову). А я думалъ, что вы здѣсь съ пріятелемъ своимъ…

Волчаниновъ. Романъ Борисовичъ…

Тохтамышевъ. Что прикажете?

Волчаниновъ. Перестанемъ хитрить другъ съ другомъ.

Тохтамышевъ. Какъ вы изволили выразиться?

Ольга. Выслушайте меня… Выслушайте терпѣливо…

Тохтамышевъ (садится). Но увѣрена ли ты, другъ мой, что для г. Волчанинова это будетъ столь же интересно, какъ для насъ съ тобой?

Волчаниновъ. Зачѣмъ эти фразы? Вамъ хорошо извѣстно, что вы женились на дѣвушкѣ, которую я любилъ.

Тохтамышевъ. Вотъ какъ! А я, представьте, и не подозрѣвалъ этого.

Волчаниновъ (съ сдержаннымъ негодованіемъ). Не подозрѣвали?

Ольга (мужу съ тоской). Зачѣмъ вы такъ говорите?.. Умоляю васъ, — оставьте этотъ тонъ! Мы хотимъ правды… Обманъ невыносимъ для насъ… Вы спрашивали меня, кого я люблю? Вы хотѣли поймать меня въ ловушку; я знаю это, я поняла… Пускай, — все равно! Теперь говорю вамъ прямо: вотъ, кого люблю! (Указываетъ на Волчанинова) и всегда любила…

Тохтамышевъ. Не вѣрю… Надо быть слишкомъ безчестной женщиной, чтобы такъ обманывать мужа; а ты вѣдь у меня — святая: ты сказала бы объ этомъ прежде, чѣмъ выдти за меня. Не вѣрю, мой другъ, не вѣрю.

Волчаниновъ. Ну, а вы спросили ее тогда, т. е. прежде чѣмъ жениться на ней: любитъ ли она васъ? Нѣтъ, — вы не поинтересовались этимъ. Вы покупали себѣ вещь, которая вамъ понравилась…

Тохтамышевъ. Позвольте, любезнѣйшій…

Волчаниновъ. Вы прикинулись тогда рыцаремъ благородства, какимъ-то нѣжнымъ отцомъ, участливымъ, великодушнымъ… Вы обманули ее!

Тохтамышевъ. Постойте, постойте!.. Я ужъ и сообразить не могу. Это выходитъ черезчуръ оригинально… Жена чуть не съ гордостью объявляетъ мужу, что она всегда обманывала его, а ея возлюбленный читаетъ тому же мужу нотаціи!

Ольга. Но выслушайте же!

Тохтамышевъ. Превосходно… Ха… ха!.. Значитъ, такія вещи, какъ семейный долгъ, честь мужа, честь семьи всегда были для тебя только пустыми звуками? Ты вышла за меня для того только, чтобы пріобрѣсти обезпеченное положеніе, пристроить родныхъ, а потомъ и самой устроиться съ своимъ другомъ? Вотъ это называется: «торжество добродѣтели»! Ха, ха, ха! Значитъ, ты всю жизнь лгала?

Волчаниновъ. Трудно не лгать тамъ, гдѣ не выносятъ правды, гдѣ ненавидятъ ее, казнятъ за нее!..

Ольга (останавливаетъ жестомъ Волчанинова и обращается къ мужу). Богъ свидѣтель, что я говорю вамъ правду! Выходя за васъ, я дала себѣ клятву быть вѣрной женой, подавить въ себѣ любовь къ другому…

Тохтамышевъ. Ну-съ? Что же дальше?

Ольга. Я до послѣдняго времени боролась съ собой. Сколько разъ я просила вашего участія, дружеской поддержки, откровенно признавалась вамъ въ своихъ слабостяхъ; вы все это ставили мнѣ въ счетъ — и ничего не простили! Вы никогда не хотѣли видѣть во мнѣ человѣка…

Тохтамышевъ. Ну-съ? Я жду, чѣмъ кончится это оригинальное объясненіе?

Ольга. O, я не хочу ни обвинять васъ, ни оправдывать себя! Я хочу подойти къ вамъ съ открытою душой, сказать вамъ, что я выбилась изъ силъ, что я не могу больше жить такъ… Я прошу у васъ состраданія, потому что я сама истерзала себя до послѣдней степени, и жизнь мнѣ сдѣлалась въ тягость…

Тохтамышевъ. Значитъ, чтобы облегчить тебѣ жизнь, я долженъ соединить любящія сердца?

Волчаниновъ. Вы находите возможнымъ глумиться?

Тохтамышевъ. Послушайте вы, пришлецъ, гость незваный, что это съ вашей стороны: наглость — или… По какому праву вы находитесь сейчасъ здѣсь, въ моемъ домѣ, осмѣливаетесь разговаривать со мной и такъ развязно признаваться мнѣ въ своей низости? Это что-то до такой степени безпринципное и разнузданное…

Ольга. Ради Бога… прошу!.. Мы не этого хотѣли…

Волчаниновъ (съ горечью ей). Видно, не ко всякому можно подходить съ открытой душой!

Ольга (мужу). Поймите меня, — умоляю! Мой ужасъ въ томъ, что я называюсь вашей женой, живу на ваши средства, а душой я не ваша, я — чужая! Я могу спрятать свою любовь ото всѣхъ, какъ краденую вещь, но разлюбить не могу. Можетъ быть, это низко, преступно, — но въ моей ли власти избѣгнуть такой измѣны, выбиться изъ этой лжи, которая портитъ всѣхъ, ожесточаетъ, развращаетъ? Неужели я обречена носить всю жизнь эту маску, подъ которой я задыхаюсь, вѣчно молчать, когда мнѣ хочется крикнуть всѣмъ, что я не такая, какою меня считаютъ, что моя семейная жизнь это — одна ложь… Не смотрите на меня такъ: я говорю вамъ правду, правду!

Тохтамышевъ (послѣ паузы). Я очень благодаренъ тебѣ, моя милая, за то, что ты мнѣ открыла свои сокровенныя чувства: теперь, по крайней мѣрѣ, я знаю, кто твой избранникъ. (Смотритъ на Волчанинова). Славный мужчина… такой бравый!

Волчаниновъ (едва сдерживаетъ свой гнѣвъ).

Тохтамышевъ. Понимаю, душа моя, какъ ты должна была страдать…

Волчаниновъ. Вы можете поступать, какъ вамъ угодно, но не смѣйте глумиться надъ человѣкомъ (указываетъ на Ольгу), у котораго сердце истекаетъ кровью!

Тохтамышевъ (едва сдерживая ярость, Волчанинову). Ну-съ! Теперь вы выслушайте меня, мой милый… (Обрываетъ себя и оборачивается къ женѣ). Выйди отсюда. (Ольга медлитъ). Извольте выдти! (Ольга уходитъ).

Тохтамышевъ (подходитъ къ Волчанинову). Слышите вы… господинъ избранникъ… Уѣзжайте въ 24 часа восвояси! Поняли? (Грозя пальцемъ передъ лицомъ Волчанинова). Въ 24 часа, — слышите? Ну!

Волчаниновъ (дѣлаетъ гнѣвное движеніе, но сдерживается). Предупреждаю васъ: это можетъ дурно кончиться.

Тохтамышевъ. Вы слышали, что я вамъ сказалъ?

Волчаниновъ. Дайте Ольгѣ свободу, — иначе…

Тохтамышевъ. Какая Ольга? какая Ольга? Какъ вы смѣете?

Волчаниновъ. Я не позволю вамъ мучить ее, — предупреждаю!

Тохтамышевъ. Вы? Ха-ха-ха!

Волчаниновъ. Не смѣйтесь, ваше превосходительство: я нимало не расположенъ шутить. Дайте Ольгѣ свободу: такъ будетъ лучше для всѣхъ.

Тохтамышевъ. Долго ли вы будете испытывать мое терпѣніе?

Волчаниновъ. Подумайте о томъ, что я вамъ сказалъ! Даю вамъ честное слово, что это не фразы. Мнѣ не до фразъ. Тутъ для меня вопросъ жизни.

Тохтамышевъ. Уйдете ли вы наконецъ?

Волчаниновъ. Говорю вамъ: рѣшайте этотъ вопросъ, пока еще не поздно, пока еще можно рѣшить его мирнымъ путемъ. Не доводите людей до того, когда они становятся не властны надъ собой… Развязывайте скорѣй петлю, которая можетъ задушить насъ всѣхъ… Она уже душитъ, душитъ, понимаете?

Тохтамышевъ. Идите вонъ!

Волчаниновъ. Подумайте о томъ, что вы дѣлаете!.. Тутъ сила, которая можетъ исковеркать насъ всѣхъ… Я готовъ умолять васъ, какъ только умѣю: пожалѣйте хоть разъ въ жизни жену свою! Вѣдь она дожила до того, что стала желать себѣ смерти… Пожалѣйте ее, пожалѣйте всѣхъ насъ… прекратите эту пытку, дайте Ольгѣ свободу! (Тохтамышевъ звонитъ). Это — единственное средство рѣшить вопросъ.

Тохтамышевъ. Нѣтъ, я знаю еще средство. (Входить Илья). Выведи этого господина отсюда.

Волчаниновъ (дѣлаетъ гнѣвное движеніе, но подавляетъ его и быстро уходитъ).

ЗАНАВѢСЪ. ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ. Декорація 1-го акта. Поздній вечеръ. На сценѣ темно. Входитъ Тохтамышевъ со свѣчкой, за нимъ Кириллъ Борисовичъ. Оба выпившія; Кириллъ Борисовичъ — слегка, Тохтамышевъ порядочно.

1. Тохтамышевъ, Кириллъ Борисовичъ.

Кир. Бор. Полно!.. Оставь!.. Терпѣть не могу семейныхъ сценъ.

Тохтамышевъ. Она прячется отъ меня! (Кричитъ). Ольга!

Кир. Бор. Говорилъ тебѣ: не пей много вина, особенно рому: онъ слишкомъ ударяетъ въ голову… (Входитъ Юлія).

2. Юлія.

Тохтамышевъ. Гдѣ Ольга?

Юлія. Она у меня въ комнатѣ.

Тохтамышевъ. Вы прячете ее отъ меня?

Юлія. Вамъ всегда что-нибудь мерещится.

Тохтамышевъ. Пошлите ее сюда.

Юлія. У нея голова болитъ.

Тохтамышевъ. Лжетъ!.. извивается!.. Вы всѣ лжете!

Кир. Бор. Романъ!

Юлія (Тохтамышсву). Съ вами нельзя разговаривать. (Хочетъ уйти).

Кир. Бор. Побудьте съ нами, божественная: вѣдь дамское общество смягчаетъ нравы… A propos, вы знаете, что Романъ, уѣзжая въ деревню, поручаетъ васъ моимъ нѣжнымъ попеченіямъ

Юлія. Я въ нихъ совершенно не нуждаюсь.

Кир. Бор. Зачѣмъ вы такъ дичитесь меня? «Вѣдь я вамъ нѣсколько сродни»!

Юлія. Извините: мнѣ некогда разговаривать, да и поздно ужъ. (Хочетъ уйти).

Кир. Бор. (слѣдуя за ней). Отчего вы никогда не поцѣлуете меня… по-родственному, — а?

Юлія. Я не люблю родственныхъ поцѣлуевъ. (Идетъ).

Кир. Бор. (удерживая ее). А вотъ я задержу васъ… по-родственному!

Юлія. Подите вы! (Вырывается и уходитъ).

Кир. Бор. Божественный звѣрокъ! Она положительно возбуждаетъ меня. Была прежде какой-то чернавкой — и вдругъ… Есть въ ней что-то дѣйствующее на воображеніе; самая небрежность ея костюма, прически, заключаетъ въ себѣ что-то такое… вкусное… O чемъ думаетъ, чѣмъ интересуется этотъ черноволосый сфинксъ? (Смотритъ на часы). Однако, въ самомъ дѣлѣ, поздно. Прощай.

Тохтамышевъ (ударяя кулакомъ по столу). Гнусныя созданія эти женщины! Поставь передъ ними какого-нибудь молодого, здоровеннаго дѣтину, — хоть бы онъ былъ пошлъ, вульгаренъ, — онѣ предпочтутъ его самымъ достойнымъ людямъ!

Кир. Бор. Э, э, другъ мой сладкій, теперь я понимаю, что тебя гонитъ осенью въ деревенскую глушь. Вчера еще и помину не было о Лужкахъ, — и вдругъ… Значитъ, опять приревновалъ жену? Право, ты скоро свихнешься на этомъ. Какъ это тебѣ, милѣйшій, не надоѣстъ? Жена твоя слишкомъ благочестива для того, чтобы измѣнять законному мужу…

Тохтамышевъ. Ты полагаешь?

Кир. Бор. А если бы съ ея стороны что и было, то я на твоемъ мѣстѣ смотрѣлъ бы на это сквозь пальцы.

Тохтамышевъ. Да?

Кир. Бор. Чудакъ! Неужели ты до сихъ поръ влюбленъ въ свою жену? Страстную любовь къ чужой женѣ я еще понимаю, но къ своей собственной…

Тохтамышевъ. Ну, довольно, Кириллъ.

Кир. Бор. Извини меня, mon cher, но въ этомъ есть что-то противоестественное. Вѣдь за десять лѣтъ самая идеальная жена можетъ надоѣсть до тошноты. Интересно, что бы ты сказалъ обо мнѣ, если бы, напримѣръ, я въ продолженіе цѣлаго года не перемѣнилъ носового платка?

Тохтамышевъ. Избавь меня отъ своего цинизма… Когда ты, наконецъ, бросишь свою распущенную жизнь?

Кир. Бор. А ты давно ли ее бросилъ?

Тохтамышевъ. Надо же, наконецъ, имѣть хоть какіе-нибудь принципы!

Кир. Бор. У меня, милый мой, одинъ принципъ: «живи и жить давай другимъ». Не мѣшало бы и тебѣ позаимствоваться кое-чѣмъ изъ него, а то ты ужъ слишкомъ не даешь жить другимъ.

Тохтамышевъ (подозрительно). Кому это «другимъ»?

Кир. Бор. Да хоть бы женѣ своей, которую ты готовъ, кажется, на цѣпь посадить. Воображаю, какъ весело будетъ ей сидѣть съ тобой въ твоей берлогѣ.

Тохтамышевъ. А, значитъ, ужъ и тебѣ успѣли нажаловаться на деспота-мужа?

Кир. Бор. Никто мнѣ не жаловался, а что ты деспотъ, это не подлежитъ сомнѣнію. Для тебя: «если не моя, то не живи, не дыши».

Тохтамышевъ (ударяя кулакомъ по столу). Да, — «не дыши»! Я сентиментальничать съ ней не намѣренъ… Или живи по-моему, или совсѣмъ не живи!.. Своеволія не потерплю!

Кир. Бор. А я тебѣ, другъ мой сладкій, вотъ что скажу… Впрочемъ, оставимъ этотъ диспутъ: я знаю, ты возраженій не допускаешь. Еще, пожалуй, поссоримся на прощанье… Лучше я пожелаю тебѣ счастливаго пути (прощается съ братомъ) и всякаго благополучія, а главное: чтобы желчь у тебя не разливалась. Прощай. (Идетъ. Тохтамышевъ провожаетъ его со свѣчкой). Завтра провожать не пріѣду: такъ рано встаютъ только пѣтухи… да ревнивые мужья. (Оба уходятъ).

Юлія (входитъ со свѣчкой, оглядываетъ комнату, запираетъ среднюю и правую двери и говоритъ въ лѣвую). Ушли… Скорѣй! (Входитъ Ольга въ кофтѣ, надѣвая на-ходу шляпу).

3. Ольга, Юлія.

Юлія. Иди скорѣе! Онъ ждетъ тебя тамъ… у балкона. Вещи твои я ужъ вынесла въ садъ… Ступай, ступай, — а то вѣдь тетенька слѣдитъ за тобой.

Ольга. Юлія! (Порывисто обнимаетъ ее). Чѣмъ я заплачу тебѣ за все?..

Юлія (отстраняя Ольгу). Ну, что еще за нѣжности? Иди скорѣй, пока тетка тамъ молится!

Ольга. Вѣдь ты рискуешь для меня…

Юлія. Для тебя? Ха-ха! Чѣмъ это?

Ольга. Своимъ добрымъ именемъ, Юля!

Юлія. «Добрымъ именемъ»? Возьми его себѣ, если хочешь… Ну, хорошо, хорошо. Послѣ разочтемся. Ступай скорѣй, а то кто-нибудь притащится, помѣшаетъ. Иди, иди! (Подталкиваетъ ее).

Ольга (понуривъ голову, нерѣшительно идетъ къ лѣвой двери, ближайшей къ публикѣ, съ видомъ человѣка, который что-то забылъ и никакъ не можетъ припомнить).

Пел. Ник. (выходитъ изъ сосѣдней двери и перерѣзываетъ Ольгѣ путь).

Юлія (Ольгѣ). Дождалась?

4. Пелагея Никифоровна.

Пел. Ник. Олюшка, куда ты?

Ольга (застигнутая врасплохъ, останавливается и молчитъ).

Юлія. Не мѣшай ей!

Пел. Ник. Юлія, стыда въ тебѣ нѣтъ! Ты думаешь, я не знаю, кого ты привела въ садъ, чьи свиданья устраивала? Уйди ты съ глазъ долой! Бѣсъ въ тебѣ сидитъ!:

Юлія. А въ тебѣ — цѣлая богадѣльня!

Пел. Ник. Олюшка, не обманывай меня: куда ты собралась?

Ольга. Обманомъ я жила, обманомъ и ухожу.

Юлія. Долго вы будете разговаривать?

Пел. Ник. (Юліи). Пошла ты прочь, безбожница!.. Ольга, я не пущу тебя.

Юлія. Успокойтесь, тетенька: ваша Ольга не уйдетъ. Для нея довольно, чтобы расквакались лягушки, въ родѣ тебя, — и она струситъ… Мнѣ жаль того, кто любитъ эту чувствительную размазню. Если бы меня такъ любили, я бы не стала разговаривать съ тетеньками! (Уходитъ).

Ольга. Пусти меня!

Пел. Ник. Ольга, такъ бѣгаютъ воры!

Ольга. Нѣтъ, такъ бѣгаютъ изъ тюрьмы.

Пел. Ник. Всѣхъ бросить, всѣхъ обмануть?.. Нѣтъ^ этого не сдѣлаетъ моя Ольга!

Ольга. Когда нельзя уйти открыто, уходятъ тайкомъ.

Пел. Ник. Куда? Къ кому?

Ольга. Къ тому, котораго люблю.

Пел. Ник. Не любовь это, а порабощеніе, обманъ лукавой плоти, темница для души…

Ольга (съ тоской). Замолчи!

Пел. Ник. Такъ будь же проклята эта любовь, рабствующая грѣху! Она, какъ колесо, завертитъ тебя, изломаетъ!

Ольга. Уйди ты отъ меня!

Пел. Ник. Плоть свою жалѣешь? А не содрогаешься отъ того, что потеряла Бога? Я ужъ не вижу Его въ твоихъ глазахъ. Темно тамъ, темно!

Ольга. Молчи! Я не хочу тебя слушать! (Идетъ).

Пел. Ник. Вернешься, Ольга: тебя замучаетъ совѣсть!

Ольга. Онъ ждетъ меня… Прощай! (Идетъ).

Пел. Ник. Остановись, Ольга!.. Олюшка! Олюшка!..

Ольга. Прощай!

Пел. Ник. (властно). Такъ слушай же, что я тебѣ скажу… слушай меня, потому что я за тебя отвѣтчица передъ Богомъ и передъ матерью твоей покойной. (Ольга въ волненіи останавливается). Вспомни, какъ она тебя учила вѣрить, терпѣть, прощать, какъ на смертномъ одрѣ говорила: «Оля, помни Бога!» А теперь ты ищешь сладкой жизни и служишь беззаконію… Ольга, больно и страшно мнѣ видѣть, какъ зло осиливаетъ тебя. Я знаю, ты идешь — а у тебя все стонетъ внутри! Не вынесетъ этого твоя душа: тоска съѣстъ ее, ржавчиной источитъ!

Ольга (въ безсиліи опускается на стулъ и закрываетъ лицо руками. Пауза).

Пел. Ник. (кладетъ ей руку на голову). Тяжко тебѣ, Олюшка!

Ольга. Тяжко…

Пел. Ник. Изнемогаешь, падаешь? Опять вставай, опять неси крестъ свой.

Ольга. Зачѣмъ? Кому нужны мои муки?

Пел. Ник. Тебѣ самой, Олюшка, нужны; всѣмъ намъ нужны.

Ольга. Такъ и умереть, не видавши счастья? Такъ и не знать, зачѣмъ жила, изъ-за чего билась?

Пел. Ник. Ты душу свою сбережешь и возвеличишь ее передъ Богомъ. Вѣруй, вѣруй!

Ольга. Не стало вѣры во мнѣ… Злоба во мнѣ!

Пел. Ник. Олюшка, много терпѣнія дано тебѣ отъ Бога, да видно расшаталось оно! Скорбитъ душа моя, видя твое блужданіе. Вѣдь ты мнѣ, Олюшка, дороже всѣхъ на свѣтѣ, ближе близкаго, роднѣй родного…

Ольга (плачетъ и тихо стонетъ).

Пел. Ник. Молю тебя, дитя мое родное, желанное: не противься мучителю своему! Сердце кровью изойдетъ, — терпи!

Ольга (съ тоской). Что ты со мной дѣлаешь?!.

Пел. Ник. Олюшка, родная моя, горькая моя!

Ольга. Ты не поймешь, чего мнѣ стоило цѣлые годы таить въ себѣ чувство, зажимать себѣ ротъ, когда хотѣлось говорить слова любви, когда они душили меня и рвались изъ сердца… Пожалѣй меня!

Пел. Ник. Олюшка! Зачѣмъ же сама-то ты не хочешь пожалѣть себя, свою золотую душу? Зачѣмъ сама хочешь отдать ее на поруганіе?

Ольга. Да безжалостная ты, — чего ты отъ меня требуешь? Я досыта настрадалась, — дайте же мнѣ, дайте же хоть немного отдышаться!

Пел. Ник. Олюшка!.. Олюшка!

Ольга. Тебѣ любо слушать мои стоны, смотрѣть, какъ я изнываю отъ тоски. Ты — каменная! Ты — ненавистная! (Вся трясется отъ рыданій).

Пел. Ник. Господи, смягчи ея сердце! (Гладитъ Ольгу по головѣ). Олюшка, радость моя, горе мое, страдалица моя! Вѣдь я знаю тебя лучше, чѣмъ ты сама: вѣдь я съ младенчества твоего гляжу тебѣ въ душу и вижу, чего она алчетъ, о чемъ тоскуетъ: свѣту она молитъ, свѣту она проситъ, Олюшка, и всякаго оправданія. А ты хочешь идти во тьму… Какъ же мнѣ не упрашивать тебя, не кричать тебѣ: «вернись, Олюшка, вернись, — тамъ и стыдъ, и скорбь, и души растлѣніе!»

Ольга (задыхаясь отъ слезъ). Оставь же, оставь… Я не уйду… Не надо жизни!.. Ничего не надо! Ничего…

Юлія (входитъ; при видѣ Олыи останавливается и затѣмъ быстро уходитъ въ дверь, ведущую въ садъ; Ольга и Пел. Ник. не видятъ ея).

Пел. Ник. Олюшка, родная моя, голубка моя возлюбленная, дѣлай Божье дѣло, — и всюду будетъ съ тобою жизнь. Вездѣ солнце свѣтитъ, и небо открыто глазамъ человѣка. Вездѣ есть люди, алчущіе и жаждущіе, скорбящіе и озлобленные: имъ отдай душу свою, и любовь свою, и заботу свою, и перестанетъ тебя мучить горькая суета жизни! (Слѣва входитъ Юлія; за ней Волчаниновъ въ шляпѣ; онъ держитъ на рукѣ пальто, которое бросаетъ на ручку дивана; шляпу кладетъ на столъ передъ диваномъ).

5. Юлія, Волчаниновъ.

Юлія (Волчанинову). Видите: вашу Ольгу тетенька не пускаетъ. (Уходитъ).

Пел. Ник. (подходитъ къ Волчанинову и говоритъ громкимъ укоризненнымъ шопотомъ). Не надо вамъ быть здѣсь! Это вы вливаете отраву въ ея сердце!

Волчаниновъ (Ольгѣ). Что это значитъ?

Ольга (Пел. Ник.). Дай намъ проститься!

Пел. Ник. (Волчанинову). Богомъ прошу: оставьте мою Олюшку!

Ольга. Дай намъ проститься… Мы больше не увидимся съ нимъ.

Пел. Ник. (подходитъ къ Ольгѣ и говоритъ тономъ страстнаго убѣжденія). Олюшка, кроткая моя, свѣтлая моя, ты побѣдишь соблазнъ, ты исполнишь всякую правду!.. Я вѣрю въ тебя! (Уходитъ).

Ольга. Простимся… Все кончено… Я ѣду съ мужемъ.

Волчаниновъ. Нѣтъ, этого не можетъ быть!

Ольга (порывисто обнимая его). Милый, дорогой… прощай! Мы должны разстаться… Такъ велитъ совѣсть, такъ хочетъ судьба…

Волчаниновъ. Но я-то не хочу этого, — слышишь?

Ольга. Прощай!.. Счастье не для насъ… Надо покориться.

Волчаниновъ. «Покориться?» Какое гнусное слово! Нѣтъ, мы слишкомъ долго покорялись!.. Ольга, ты должна бѣжать со мною… сейчасъ же, сію минуту! Это — послѣднее средство. Больше намъ ничего не остается… Ольга!

Ольга (упавшимъ голосомъ). Нѣтъ, я не двинусь съ мѣста, Пусть будетъ, что будетъ… Устала я, — Господи, какъ я устала! Не хочу бороться, не стану… Душа надорвалась…

Волчаниновъ. Ольга, Ольга, что они съ тобой сдѣлали?!

Ольга. Я ѣду туда какъ въ могилу… Тамъ умретъ во мнѣ все, все… Поскорѣй бы только! Да я и не проживу долго…

Волчаниновъ. Нѣтъ, я увезу тебя отъ нихъ. Эта проклятая старуха подтачиваетъ въ тебѣ жизнь!

Ольга. Оставь ее: она — моя совѣсть, мое прибѣжище! O, если бы я могла увѣровать такъ, какъ она!

Волчаниновъ. Молчи. Меня бѣситъ ея возмутительная власть надъ тобой! Какъ смѣетъ она такъ помыкать твоимъ сердцемъ? Она закрѣпостила тебя Тохтамышеву, она же теперь не позволяетъ тебѣ выйти изъ кабалы… Она научила тебя жертвовать своимъ счастьемъ ради низкихъ, дрянныхъ людишекъ… Чего достигла ты этими жертвами? Ольга, да неужели добро состоитъ въ томъ, чтобы гнать съ какой-то ненавистью изъ своей души все живое, все, что можетъ дать человѣку силу, радость, счастье?

Ольга. Не говори мнѣ ничего… не мучай… Зачѣмъ ты терзаешь меня, и безъ того истерзанную?

Волчаниновъ. Не мучить тебя я хотѣлъ бы, а прижать къ сердцу и повторять безъ конца, какъ я люблю тебя, какъ жалѣю, какъ все во мнѣ изболѣло за тебя! Что мѣшаетъ тебѣ бросить мужа и уйти со мной? Совѣсть? Но какъ же она позволяетъ тебѣ жить съ человѣкомъ, который отнимаетъ у тебя возможность жить по-человѣчески? Какъ все твое существо, все, что есть въ тебѣ чистаго и честнаго, не возмущается противъ этого?

Ольга. Господи, какая мука! Все темно и во мнѣ, и кругомъ меня! Я потеряла свой прежній путь, я во всемъ сомнѣваюсь… (Вздрагиваетъ и прислушивается).

Волчаниновъ. Ольга, тебѣ нельзя ни минуты оставаться въ этомъ домѣ: здѣсь обезумѣть можно!.. Идемъ отсюда скорѣй! Ты боишься мужа? Онъ не посмѣетъ остановить тебя… Я знаю: этотъ господинъ способенъ на всякое насиліе, но пусть только осмѣлится!.. Идемъ же… Умоляю! Вѣдь стоитъ только выдти изъ этой тюрьмы, — тамъ, за стѣнами ея, тебя ждетъ свобода… Ольга, — двери открыты: рѣшайся! Вѣдь имѣетъ же, наконецъ, человѣкъ право дышать свободно! Вѣдь и ты хочешь дышать полной грудью, вѣдь и у тебя душа рвется на волю!

Ольга (ломая руки въ отчаяніи). Ахъ, если бы онъ умеръ!

Волчаниновъ (вздрогнувъ). Ольга, слово сказано… Оно выдаетъ тебя.

Ольга. Нѣтъ, нѣтъ, это вырвалось у меня, какъ стонъ… Забудь объ этомъ! Мы не всегда вольны въ своихъ мысляхъ: вдругъ проскользнетъ въ душѣ что-то такое ужасное, что потомъ дѣлается и стыдно, и страшно.

(Голосъ Тохтамышева за сценой): Ольга!

Ольга (Волчанинову). Уйди, уйди!..

(Тохтамышевъ стучитъ въ дверь): Ольга!

Ольга. Уйди же! (Волчаниновъ уходитъ налѣво; Ольга отпираетъ; входитъ Тохматышевъ въ халатѣ, со свѣчкой).

6. Тохтамышевъ и Ольга.

Тохтамышевъ. Что за глупая фантазія запираться? (Ольга замѣчаетъ шляпу и пальто Волчанинова, бросаетъ шляпу за диванъ и садится на диванъ, стараясь прикрытъ пальто отъ мужа. Тохтамышевъ ставитъ свѣчу на столъ), Зачѣмъ это ты въ кофтѣ? (Садится рядомъ съ Ольгой). Или озябла? Развѣ здѣсь холодно?

Ольга. Нѣтъ.

Тохтамышевъ. Дай сниму… (Хочетъ снятъ съ Ольги кофту).

Ольга (отшатываясь инстинктивно отъ мужа). Не трогайте меня!

Тохтамышевъ. Это еще что?

Ольга. Вы пьяны!

Тохтамышевъ. Брезгуешь? Ха!.. Глупо! Сто разъ глупо. (Встаетъ). Иди спать: завтра рано подниматься. Мы ѣдемъ съ утреннимъ поѣздомъ… Твои сборы закончены?

Ольга. Я не поѣду съ вами.

Тохтамышевъ. Что? Какъ ты изволишь говорить?

Ольга. Я ненавижу васъ!

Тохтамышевъ. Даже ненавидишь? (Со злобой) Хм… Ну, если нѣтъ любви, пусть хоть ненависть будетъ: ты сама этого хочешь.

Ольга. Я не могу жить съ вами, я уйду отъ васъ!

Тохтамышевъ. А я тебя силой верну! Съ женщиной, которая всю жизнь обманывала меня, я не считаю нужнымъ церемониться… Я вѣдь знаю, что ваше лживое отродье цѣнитъ одно только: ласку любовника, для котораго вы готовы на всякую низость.

Ольга (возмущенная). Нѣтъ, жить съ человѣкомъ, какъ вы, — вотъ это дѣйствительно низость!

Тохтамышевъ (запальчиво сквозь зубы). Ты, моя милая, стала поговаривать что-то ужъ черезъ-чуръ дерзко.

Ольга. Если вы считаете меня негодной женщиной, такъ прогоните меня изъ дому. Пускай весь позоръ упадетъ на меня!

Тохтамышевъ. Прогнать тебя для того, чтобы ты устроилась со своимъ избранникомъ? Ха-ха! Умно разсчитано. Однако довольно, моя милая… Поговорили — и довольно. (Беретъ свѣчку и хочетъ идти).

Ольга. Постойте!.. Есть ли въ васъ что-нибудь человѣческое? Какъ можемъ мы жить вмѣстѣ, когда наша жизнь — одно униженіе? Я не могу, не могу!.. (Бросается передъ мужемъ на колѣни). Отпустите меня, умоляю васъ, — отпустите, хоть ради того только, чтобы не было этой ненависти между нами! Что связываетъ насъ съ тѣхъ поръ, какъ ребенокъ умеръ? Тогда я могла еще жить, а теперь…

Тохтамышевъ. Ты нарочно уморила ребенка, чтобы развязаться со мной? Да?.. Сама уморила… изъ ненависти ко мнѣ? Говори, лукавая!

Ольга (потрясенная до глубины души). Какъ?!.. Я?.. Моего ребенка?.. мою Вѣрочку, радость моей жизни?.. И вы смѣете?!

Тохтамышевъ (въ бѣшенствѣ). Ты! Ты!

Ольга. Лжете вы! (Тохтамышевъ хочетъ остановитъ ее). Виновата не я, а ваша безобразная жизнь!

Тохтамышевъ (въ бѣшенствѣ). Молчи!

Ольга. И я за это ненавижу васъ, имѣю право ненавидѣть!

Тохтамышевъ (въ ярости замахивается на нее подсвѣчникомъ и хочетъ ударитъ). Вотъ я тебя… (Ольга съ крикомъ отшатывается). Тварь! (Уходитъ). (Слѣва входитъ Волчаниновъ, бросается къ своему пальто, вынимаетъ изъ кармана револьверъ. и быстро идетъ за Тохтамышевымъ.

7. Ольга, Волчаниновъ.

Ольга (бросается къ нему и останавливаетъ его).

Волчаниновъ. Онъ больше не будетъ мучить тебя…

Ольга (въ ужасѣ). Антонъ! (Хватаетъ его за руку).

Волчаниновъ. Пусти! Душа горитъ! (Вырывается и идетъ).

Ольга. Безумный! (Загораживаетъ ему дорогу).

Волчаниновъ. Этотъ палачъ… Я не могу больше… (Идетъ).

Ольга. Я буду кричать! (Старается удержатъ его).

Волчаниновъ. Тише!

Ольга. Остановись!.. Не смѣй!

Волчаниновъ. Тебѣ жаль его?.. Ты хочешь предать меня? Ну, кричи!

Ольга (становится въ дверяхъ и не пускаетъ). Опомнись, что ты дѣлаешь?! Антонъ!

Волчаниновъ. Ольга, выбирай между мною и Тохтамышевымъ: если ты жалѣешь его… Ольга! Въ послѣдній разъ говорю… (Ольга, шатаясь, отступаетъ отъ дверей. Волчаниновъ уходитъ. Пауза. Ольга мечется, ломая руки, прислушивается, потомъ съ слабымъ крикомъ, похожимъ на стонъ, бросается за Волчаниновымъ).

ЗАНАВѢСЪ. ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ. Комната въ полуразрушенной усадьбѣ, нанятой Волчаниновымъ. Старинная, крайне обветшалая мебель. Направо — небольшой письменный столъ, налѣво — конторка, противъ зрителей — открытыя стеклянныя двери, черезъ которыя видны: терраса, деревья парка и дальше — поле. Конецъ лѣта.

1. Ольга, Сборщиковъ.

Сборщиковъ (продолжая разговоръ). Неужто и вы, ваше превосходительство, думаете, что я могъ посягнуть на священную жизнь моего благодѣтеля, который такъ милостиво приблизилъ меня къ себѣ?

Ольга (ошеломленная). Что такое вы говорите? Васъ подозрѣваютъ!?

Сборщиковъ. Ваше превосходительство…

Ольга. Не зовите меня превосходительствомъ…

Сборщиковъ. Ольга Лаврентьевна, золотое сердце, ангельская доброта, вѣдь они меня безъ ножа зарѣзали! Всю-то жизнь судьба меня по затылку стукала… Кто только не понукалъ Сборщиковымъ? Загнали, запугали, засрамили, — такъ и пошло: «Сборщиковъ — негодный человѣкъ», «Сборщиковъ — подозрительный человѣкъ»… А потомъ ужъ Сборщиковъ и въ убійцы попалъ. Сборщиковъ негодный, — значитъ, онъ и убилъ…

Ольга. Это ужасно! Это… это… Боже мой!

Сборщиковъ. Золотое ваше сердце, ангельская доброта, вижу, вы не вѣрите этому. Утѣшили вы меня!.. Господи… ахъ!.. Да что я говорю? Развѣ стали-бы вы разговаривать со мной, кабы было у васъ подозрѣніе? Да вы бы тогда на версту меня не подпустили къ себѣ, не то что… А вы вонъ здоровались со мной, ручку мнѣ подавали… Вѣдь тутъ кровь… Подумать страшно!..

Ольга. Да, страшно, страшно…

Сборщиковъ. И въ этакомъ-то дѣлѣ меня подозрѣваютъ! А вѣдь у меня дочь — невѣста. Ей-то каково? Мнѣ-то каково передъ ней? Вѣдь разславили такъ, что ей теперь житья нѣтъ… Пришелъ я къ ней намедни въ институтъ, взглянула она на меня, да какъ закатится. Затрепыхалась вся, точно птичка… кровавыми слезами плачетъ! А вѣдь она у меня одна! Всю жизнь дрожалъ надъ ней! А теперь… Да что говорить! Легче, кажется, живому въ гробъ лечь!

Ольга. Да… легче…

Сборщиковъ. Какъ вспомню, такъ и заклокочетъ вотъ здѣсь. (Ударяетъ себя въ грудъ). Пусть Богъ накажетъ того злодѣя, за котораго я безвинно страдаю! Мало того, что я послѣ кончины благодѣтеля безъ куска хлѣба остался: нѣтъ, меня еще клеймомъ отмѣтили!

Ольга (блѣдная отъ волненія, задыхается и судорожно теребитъ воротникъ платья).

Сборщиковъ. Что вы, что вы-съ? Неужто изъ-за меня-съ? Ольга Лаврентьевна, добросердечная моя, что съ вами?

Ольга. Ничего… Душно передъ грозой. Дышать нечѣмъ.

Сборщиковъ. Я воды принесу… (Хочетъ идти).

Ольга. Нѣтъ, нѣтъ… не ходите!

Сборщиковъ. Надо позвать кого-нибудь…

Ольга. Не нужно! Это сейчасъ пройдетъ… Не смотрите на меня! (Подходитъ къ письменному столу и садится писать письмо). Я напишу вашей дочери… Пусть она не думаетъ, что я подозрѣваю… или…

2. Юлія (въ холстинковомъ платьѣ).

Юлія (просовывается въ дверь). Юрій Савельичъ, вашъ стаканъ простылъ.

Сборщиковъ. Сію минуточку!..

Юлія (взглянувъ на разстроенное лицо сестры, входитъ; Сборщикову настойчиво). Ступайте чай пить.

Сборщиковъ (видимо не желая уходить). Я вотъ тутъ… Мнѣ бы съ ея превосходительствомъ…

Юлія. Ступайте же, говорятъ вамъ!

Сборщиковъ (принявъ виновный видъ, уходитъ, въ дверяхъ оглядывается на Ольгу).

Юлія. Зачѣмъ ты связываешься съ этой дрянью, секретничаешь съ нимъ? (Ольга пишетъ. Юлія тихонько приближается къ ней. Ольга, замѣтивъ это, кладетъ начатое письмо въ ящикъ стола). Что это ты пишешь? Не дневникъ ли свой?

Ольга. Нѣтъ, письмо…

Юлія. Къ кому? Къ тетенькѣ? (Ольга молчитъ). А по ночамъ что пишешь? Тоже письма? (Ольга, облокотившись на столъ, сжимаетъ голову руками). Ты наложила на себя обѣтъ молчанія?

Ольга. Голова точно обручемъ сжата. (Встаетъ, подходитъ къ стеклянной двери и смотритъ въ даль.).

Юлія. Вольно жъ тебѣ вести такую безобразную жизнь: не ѣшь, не спишь… Скоро ты замуруешь себя въ какомъ-нибудь подземельѣ.

Ольга (погруженная въ свои мысли). Юлія, скажи мнѣ: имѣемъ мы право насильно спасать кого-нибудь?

Юлія (съ недоброй усмѣшкой). Ты положительно становишься загадочной натурой.

Ольга. Легче самой погибнуть, чѣмъ видѣть, какъ погибаетъ твой близкій, любимый!

Юлія. «Любимый» — хм!.. Она еще смѣетъ разсуждать о любви! Любить можемъ только мы, грѣшныя, а вы, праведныя, все куда-то воспаряете. Вы способны бросить любимаго человѣка среди грязи, потому что для васъ всего важнѣе — самимъ остаться чистенькими. (Взглянувъ на Ольгу). Ну, такъ и есть, улетѣла на небо.

Ольга (не слушая ея, задумчиво смотритъ въ окно). Какъ хорошо тамъ, вдали… Ахъ, ушла бы я съ тетей… въ рубищѣ… босая… съ нищенской сумой!..

Юлія (подходитъ къ столу Ольги и тайкомъ отъ сестры осматриваетъ бумаги и книги, лежащія на немъ, потомъ хочетъ потихоньку отворитъ ящикъ, но Ольга въ это время оборачивается къ ней, и Юлія отходитъ отъ стола).

Ольга. Кругомъ поля, рощи… дорога вьется далеко-далеко… Такъ хорошо дышится, когда надъ головой небо! Заря чуть блеститъ, а ты ужъ идешь куда-то все дальше и дальше… Звѣзды еще видны на небѣ, такія блѣдныя, нѣжныя… и все такъ тихо, тихо кругомъ… и на душѣ тихо, и не чувствуешь себя…

Юлія. Отчего же ты не ушла съ теткой на богомолье? И прекрасно было бы.

Ольга. Отъ себя никуда не уйдешь. (Садится къ столу, открываетъ ящикъ и въ задумчивости смотритъ туда.

Юлія. А здѣсь ты бродишь, какъ вѣчный жидъ, и на всѣхъ тоску нагоняешь. Право, и безъ того довольно на свѣтѣ всякой тощищи.

Ольга. Да, да… Зачѣмъ мы вѣчно мечемся, никогда покою не знаемъ и даже во снѣ видимъ всегда что-нибудь мрачное? Зачѣмъ эта вѣчная тьма? Ахъ, если бы мы были, какъ дѣти! Ихъ такъ любилъ Христосъ… (Беретъ изъ ящика фотографическую карточку и смотритъ). Какія у нея добрые, ясные глаза! Смотри. (Протягиваетъ карточку сестрѣ).

Юлія. Что такое?

Ольга. Карточка моей Вѣры.

Юлія. Твоя Вѣра давно умерла. (Беретъ изъ рукъ Ольги карточку и бросаетъ ее на столъ). Спрячь.

Ольга. Что она тебѣ сдѣлала?

Юлія. Опять разревешься.

Ольга. Ты вѣдь любила мою Вѣрочку.

Юлія. Терпѣть не могу дѣтей.

Ольга. Нѣтъ, нѣтъ… Въ нихъ столько жизни, столько ласки! Они — безгрѣшныя. (Задумывается надъ открытымъ ящикомъ). Что я хотѣла? Какая я безпамятная стала! Ахъ, да! (Вынимаетъ письмо и пишетъ). Вотъ ужъ скоро и сентябрь…

Юлія. Ну, такъ что же?

Ольга (сама съ собой). Почти годъ съ тѣхъ поръ…

Юлія. Съ какихъ?

Ольга (по-прежнему). Годъ тому назадъ я была совсѣмъ не та, и все было не то.

Юлія. Ты бредишь? (Входитъ Каминскій. Ольга торопливо запираетъ ящикъ стола и отходитъ).

3. Каминскій.

Каминскій. Что же вы, хозяйки, гостей оставили однихъ?

Ольга. Тамъ съ ними Антонъ Николаевичъ.

Юлія. Намъ эти гости давно надоѣли. Что они повадились сюда?

Каминскій. Да вѣдь надо же, наконецъ, рѣшить вопросъ о наслѣдствѣ!

Ольга. Я ужъ много разъ говорила Кириллу Борисовичу, что ничего не возьму. (Константинъ входитъ и тщательно закрываетъ за собою дверь).

Каминскій. Это тебѣ Волчаниновъ внушилъ? Знаю я! Что за гнусность, наконецъ! Ты теперь жила бы въ своемъ имѣніи, потому что Кириллъ Борисовичъ предназначилъ для тебя Горбатовку; а ты вмѣсто этого поселилась въ какихъ-то развалинахъ.

4. Константинъ.

Константинъ. Ольга, вѣдь ты своимъ глупымъ упрямствомъ бросаешь подозрѣнье на себя и на всѣхъ насъ. Понимаешь ты это? (Ольга вздрагиваетъ). Насъ подозрѣваютъ въ укрывательствѣ, даже въ соучастіи…

Юлія (презрительно). Не бойся, Костенька, — не трясись…

Константинъ. Пусть боится тотъ, кто виноватъ, а мнѣ нечего бояться!

Юлія. Никто тутъ не виноватъ. Тохтамышевъ самъ убилъ себя.

Константинъ (многозначительно). Ты увѣрена въ этомъ?

Юлія. Конечно… И это былъ лучшій поступокъ въ его жизни.

Константинъ (не сводя съ нея глазъ). Да? Ты думаешь?

Юлія (смотритъ ему прямо въ глаза). Я думаю, что ты начинаешь бѣситься… вѣроятно, отъ жары. (Входитъ Волчаниновъ).

5. Волчаниновъ.

Волчаниновъ. Фу! Скоро ли они уберутся отъ насъ? Это невыносимо!

Каминскій. Убѣдите хоть вы Ольгу не отказываться отъ наслѣдства. Вѣдь она разоряетъ насъ!

Волчаниновъ. Вы опять о томъ же? Вѣдь Кириллъ Борисовичъ оставилъ за вами мѣсто управляющаго домами.

Каминскій. Прекрасно-съ… Ну, а напримѣръ, Юлія?..

Юлія. За Юлію прошу не хлопотать: она не привыкла къ этому.

Каминскій. Константинъ нарочно бросилъ службу, чтобы завѣдывать имѣніемъ…

Юлія. Онъ ее бросилъ оттого, что его не сдѣлали сразу министромъ, а попросили подождать.

Константинъ. Юлія, спрячь свое жало! Каминскіе не могутъ сидѣть всю жизнь въ столоначальникахъ. Послѣ смерти Романа Борисовича я долженъ былъ выйти въ отставку.

Каминскій (Волчанинову). Этимъ мы обязаны вамъ, вамъ!

Волчаниновъ (вздрогнувъ и нахмурившись). Что вы хотите сказать?

Каминскій. Это вы разорили насъ, вы научили Ольгу…

Волчаниновъ. У Ольги Лаврентьевны есть свой разумъ.

Каминскій (теряя самообладаніе). Гдѣ онъ, гдѣ онъ? Одно безобразіе, одна распущенность! Вы съ Ольгой скандализируете насъ своимъ поведеніемъ.

Ольга. Зачѣмъ же вы пріѣхали къ намъ?

Каминскій. Вотъ какъ? Хорошо, я сегодня же уѣду. Но ты погоди торжествовать: придутъ для тебя черные дни, придутъ, придутъ! (Уходитъ)

Константинъ. Правду сказалъ отецъ: въ этомъ домѣ трудно дышать.

Ольга. Константинъ, ты напрашиваешься на ссору?

Константинъ. Ни мириться, ни ссориться съ тобой я не намѣренъ. Если ты не видишь, что обезумѣла, тѣмъ хуже для тебя. (Уходитъ за отцомъ).

Ольга (подходитъ къ Волчанинову и кладетъ ему руки на плечи). Забудь о нихъ. Они давно стали для меня чужими.

Волчаниновъ. (Юліи, которая смотритъ на нихъ исподлобья). А вы? Зачѣмъ вы на меня такъ смотрите?

Ольга (подходитъ къ сестрѣ). Юлія, почему ты такая грустная!

Юлія. «Мнѣ грустно, потому что весело тебѣ»?..

Ольга. Мнѣ вовсе не весело.

Юлія. Хм… или оплакиваешь заднимъ числомъ покойнаго супруга? Ха, ха, ха!

Ольга. Ты злая, злая!.. Нѣтъ, не то. Ты тоскуешь… Отчего, отчего? — скажи мнѣ! (Ласкаетъ сестру).

Юлія. Отъ праздности. (Уклоняется отъ ласкъ сестры и хочетъ идти къ гостямъ. Ольга, пораженная внезапной страшной мыслью, застываетъ въ неподвижности). .

Волчаниновъ (съ горечью). Вы, кажется, не выносите моего присутствія?

Юлія (дѣлаетъ невольное движеніе, которое тотчасъ сдерживаетъ). Я?! Нѣтъ я просто не люблю быть третьей! (Уходитъ).

Волчаниновъ (задумчиво). Странный человѣкъ твоя сестра! (Ходитъ). Нѣтъ, должно-быть, нигдѣ не спрячешься отъ людей! Ужъ, кажется, въ, какую глушь забились, думали отдохнуть въ тишинѣ послѣ всего пережитаго, — а тутъ то папенька твой, то Константинъ, а то еще Кириллъ съ этимъ Сборщиковымъ! Зачѣмъ эти господа сюда пожаловали? Вторую недѣлю торчатъ въ городѣ, то и дѣло таскаются сюда. Тутъ не въ наслѣдствѣ дѣло… Нѣтъ! (Увидавъ лица Ольги). Послушай: ты меня смущаешь. Ты теперь не та, что была прежде. Пока тянулось слѣдствіе, ты боролась вмѣстѣ со мной, чтобы спасти меня, и я тогда каждый мигъ чувствовалъ любовь твою. А теперь я не чувствую этого. Я вижу, что у тебя есть мысли, которыхъ ты не высказываешь мнѣ.

Ольга. Это не мысли — нѣтъ… это какія-то тѣни ходятъ за мной.

Волчаниновъ. Самая мрачная изъ нихъ — это твоя тетка, но она теперь далеко отъ насъ. (Садится около Ольги и гладитъ ея руку). Ольга, надо гнать отъ себя гнетущія мысли, надо создать себѣ такую жизнь, чтобы некогда было со страхомъ оглядываться назадъ. Надо всѣми силами бороться за такую жизнь и поддерживать другъ друга въ борьбѣ. Если у насъ съ тобой будетъ одна душа, то будетъ и сила, будетъ тотъ огонь, который многихъ согрѣетъ около насъ. Вѣдь такъ? Вѣдь этого хочетъ моя Ольга? (Смотритъ на нее). Да что ты?

Ольга (судорожно обнимаетъ ею). Согрѣй мою душу! Прогони изъ нея этотъ могильный холодъ… дай мнѣ почувствовать, что во мнѣ еще теплится жизнь!..

Волчаниновъ (лаская ее). Я хорошо сознаю, что мы взвалили на себя тяжелое бремя, но мы не подломимся подъ нимъ… Вѣдь такъ, Ольга, такъ? (Смотритъ на нее съ тревогой). Опять тѣни?

Ольга. Слушай… Неужели ты не чувствуешь, какъ все здѣсь — люди, деревья, стѣны — все стоитъ передъ нами зловѣщимъ укоромъ, все говоритъ намъ, что мы не имѣемъ права жить, разговаривать съ людьми, работать, отдыхать…

Волчаниновъ. Ольга?!

Ольга. Нѣтъ, мы не можемъ вынести этой тяжести. Мы оба задыхаемся подъ ней, потому что оба виновны…

Волчаниновъ. «Виновны»… Такъ, значитъ, мнѣ все еще нужно оправдываться передъ тобой?

Ольга. Намъ нѣтъ оправданій!

Волчаниновъ. Какъ?!. Ольга?!. (Отводитъ ее дальше отъ двери, за которой гости). Да развѣ мы не умоляли его, не перепробовали всѣ средства? Онъ самъ, самъ отрѣзалъ всѣ пути для какого-нибудь другого выхода, и самъ роковымъ образомъ погибъ отъ этого. Онъ долженъ былъ погибнуть!

Ольга. А мы? Не сами ли мы возмущались противъ насилія — и потомъ сами же пошли на такое злодѣйство! И мы должны погибнуть!

Волчаниновъ. Не мы его убили и не я, а та темная сила, которая вырвала тебя изъ моихъ рукъ и отдала Тохтамышеву, та сила, которая искалѣчила и твою, и мою жизнь. (Ольга молча протестуетъ). Развѣ я хотѣлъ убивать? Развѣ я для того пришелъ къ нему въ домъ? Я хотѣлъ спасти тебя, вырвать изъ рукъ палача его жертву, которую онъ замучилъ бы. Я боролся за твою жизнь, Ольга!

Ольга. Что дала намъ борьба? Мы съ каждымъ днемъ становимся несчастнѣе, — и такъ будетъ всю жизнь.

Волчаниновъ. Да, — потому что ты сама, сама разрушаешь наше счастье!..

Ольга. Счастье? Его нѣтъ и не будетъ. Каждая нищая баба въ тысячу разъ счастливѣе меня. Все обезображено! Одна тоска, одинъ страхъ!

Волчаниновъ. Да, да, твой рабскій страхъ! Онъ, и только онъ, мѣшаетъ намъ жить!

Ольга. O какой жизни ты говоришь? Гдѣ она? Мы только притворяемся, что можемъ жить, а жизнь у насъ давно погублена: ты самъ чувствуешь это, и ничѣмъ, ничѣмъ ты не можешь заглушить въ себѣ этого чувства!

Волчаниновъ. Ольга, злѣйшій врагъ мой не сдѣлаетъ того, что ты дѣлаешь со мной! Ты все отнимаешь у меня!

Ольга. Выслушай, выслушай…

Волчаниновъ. Довольно! Мнѣ стыдно моей минутной слабости. Я пойду своей дорогой и никому не позволю становиться поперекъ ея!

Ольга. Выслушай же меня… умоляю!

Волчаниновъ (не слушая ея). Такъ зачѣмъ же я купилъ такой дорогой цѣной твою свободу, если ты не умѣешь цѣнить ея, если ты не стоишь ея? Ты и свободу свою, и любовь, и здравый смыслъ — все готова принести въ жертву призраку!

Ольга. «Призраку»? Ты говоришь: «призраку»? Такъ почему же онъ имѣетъ такую власть надо мной? Почему онъ гонитъ меня на казнь, когда я могла бы наслаждаться теперь своей свободой?

Волчаниновъ. «Почему»? Потому, что ты — жалкая женщина!

Ольга. Антонъ!

Волчаниновъ. Ты съ молокомъ матери всосала въ себя убожество! Сто разъ на дню желать смерти мужа она могла, а вѣдь цыпленка не зарѣзала бы! Кротость, смиреніе, состраданіе… ха! ха!

Ольга. Боже мой, какое у тебя злое лицо!

Волчаниновъ. На то я и злодѣй… ха, ха!

Ольга. Перестань… Мнѣ невыносимо больно видѣть твое ожесточеніе!

Волчаниновъ (быстро подходитъ къ ней съ искаженнымъ лицомъ). А мнѣ, ты думаешь, не больно видѣть, какъ ты позоришь все, что даетъ мнѣ силу жить? А мнѣ, ты думаешь, легко одному выносить на себѣ всю эту тяжесть, и эту кровь, и вражду окружающихъ, и слезы твои, и твою измѣну? А ты не знаешь, что это ожесточенье росло во мнѣ капля по каплѣ цѣлые годы съ тѣхъ поръ, какъ ты впервые измѣнила мнѣ и вышла за Тохтамышева? И вотъ теперь ты снова измѣняешь мнѣ — хуже, безчестнѣе прежняго!

Ольга. Это неправда — говорю тебѣ: неправда! У тебя душа помутилась… Вѣдь грѣхъ убиваетъ душу, покрываетъ ее, какъ проказой!

Волчаниновъ. Ха! я вижу, что ты прошла тетушкину школу!

Ольга. Не глумись надъ этимъ: я чувствую, какъ надвигается что-то зловѣщее…

Волчаниновъ. Ну, довольно, наконецъ!

Ольга (хватая его руку). Умоляю тебя: освободись отъ своего безумія!

Волчаниновъ (вырываетъ руку). Подп прочь отъ меня съ своими причитаніями!

Ольга (идетъ и останавливается). Такъ ты хочешь по-прежнему обманывать себя и другихъ? Хочешь жить этой украденной жизнью? (Съ страстнымъ убѣжденіемъ). Такъ знай же: мнѣ это глубоко противно! Лгать и лгать безъ конца? O, нѣтъ! Говорю тебѣ: я отрекаюсь отъ этой жизни, отъ этой свободы, отъ этой любви и отъ всей этой лжи… и отъ твоего безумія. Отрекаюсь! (Хочетъ уйти).

Волчаниновъ (при видѣ; больного экстаза Ольги, говоритъ тревожнымъ, озабоченнымъ тономъ), Постой… (Подходитъ къ ней). Я вижу въ твоихъ глазахъ какой-то странный блескъ… Мысли твои разстроены… (Ольга качаетъ головой съ грустнымъ укоромъ). Ты моришь себя голодомъ, не спишь по ночамъ, безпрестанно молишься… или все что-то пишешь.

Ольга. Ты слѣдишь за мной, подстерегаешь каждое мое движенье. Ты приставилъ ко мнѣ сторожей для присмотра.

Волчаниновъ. Какихъ сторожей?

Ольга (съ глубокой грустью). Такъ было при мужѣ, только тогда родная сестра не слѣдила за мной.

Волчаниновъ. За тобой нельзя не слѣдить. Я вижу, какъ тебѣ разставляютъ ловушку, какъ ты рвешься въ нее и меня тянешь за собой.

Ольга (задумчиво и грустно). Мнѣ снилось, что я иду по одному берегу рѣки, а ты — по другому, я вижу тебя, я слышу твой голосъ, но насъ раздѣляетъ рѣка. И сколько бы мы ни шли, мы никогда не сойдемся…

Волчаниновъ (саркастически). Тебѣ-то особенно нечего горевать, потому что ты по своему берегу придешь въ рай, а я куда приду?

Ольга. Если бы ты понималъ меня, ты не говорилъ бы такъ. Цѣлые годы я стояла на распутьи, а теперь я вижу свѣтъ и иду на него. Но ты нарочно не хочешь понять меня, потому что тебѣ твоя ложь дороже всякой истины.

Волчаниновъ. Ты узнала истину? Такъ сдѣлай такъ, чтобы я самъ свободно пришелъ къ твоей истинѣ, а не заковывай въ цѣпи мою мысль, совѣсть, чувство, не загоняй меня насильно въ западню. Развѣ я не вижу, какъ всѣ эти фарисеи крадутъ у меня твою душу?.. (Пауза. Волчаниновъ ходитъ). Зачѣмъ ты безъ моего вѣдома сносишься съ людьми, отъ которыхъ я не могу ждать ничего хорошаго? Зачѣмъ ты тайкомъ отъ меня ведешь какіе-то переговоры съ этимъ гнуснымъ Сборщиковымъ? Что означаетъ твоя неожиданная близость съ нимъ?

Ольга. Оставь въ покоѣ этого несчастнаго человѣка, который страдаетъ за нашу же вину.

Волчаниновъ. Лжетъ онъ: никто его серьезно не подозрѣваетъ. Эта лакейская душа исподличалась и изолгалась насквозь.

Ольга. Намъ ли судить его?

Волчаниновъ (саркастически). O, конечно!.. Мерзавца, который канючитъ передъ тобой и говоритъ тебѣ слезливыя слова, ты жалѣешь, а для меня не находишь пощады?

Ольга. Я жалѣю тебя… больше всѣхъ жалѣю!

Волчаниновъ. Но мнѣ что-то жутко приходится отъ этой жалости, и подозрительна она мнѣ. (Ходитъ въ волненіи по комнатѣ, потомъ останавливается передъ Ольгой). Покажи, что ты написала? Гдѣ у тебя эта тетрадь?

Ольга. Зачѣмъ ты стоишь передо.мной, какъ мой недругъ, и стережешь каждый мой взглядъ? Зачѣмъ ты вкрадываешься ко мнѣ въ душу?

Волчаниновъ (подходитъ къ Ольгѣ). Дай ключъ…

Ольга. Нѣтъ!

Волчаниновъ. Я силой отниму у тебя!.. Я требую, слышишь? (Внѣ себя). Ольга, не доводи меня до послѣдняго!.. (Съ силой хватаетъ ее за руку; Ольга чуть не падаетъ; Волчаниновъ отпускаетъ ее).

Ольга (стоитъ нѣсколько моментовъ ошеломленная). Боже мой! Боже мой! (Уходитъ, рыдая).

(Волчаниновъ въ первый моментъ стоитъ неподвижно и не можетъ придти въ себя; потомъ вынимаетъ изъ кармана связку ключей и пробуетъ отпереть столъ Ольги; ни одинъ ключъ не подходитъ. Входитъ Юлія; Волчаниновъ не замѣчаетъ ея прихода. Юлія смотритъ на него, потомъ подходитъ къ нему).

6. Юлія.

Юлія. Я тоже пробовала отпереть… Ни одинъ ключъ не подходитъ.

Волчаниновъ (застигнутый врасплохъ, молча смотритъ на Юлію; опомнившисъ). Я обезумѣлъ… До какой низости можетъ дойти человѣкъ! O, какъ все это мерзко!

Юлія (кивая на столъ). Меня это безпокоитъ.

Волчаниновъ. Что? (Юлія молча указываетъ на столъ. Пауза. Глядятъ другъ на друга).

Волчаниновъ (пораженный внезапной мыслью). Васъ… почему же это безпокоитъ?

Юлія. Да потому же, почему и васъ.

Волчаниновъ (тихо). Вы про что говорите?

Юлія (наклоняется къ нему). Не скрытничайте: вѣдь я все знаю…

Волчаниновъ. Что вы знаете?

Юлія. Все… (Волчаниновъ, блѣдный, молча смотритъ на Юлію).

Волчаниновъ. И вы… не осудили меня?

Юлія. Какъ видите… Впрочемъ, вы ничего не видите.

Волчаниновъ. И вы вѣрите, что я отъ природы не такой ужъ злой и безчестный?..

Юлія (стараясь скрыть свое волненіе). Ну, да… конечно.

Волчаниновъ. Послушайте… Вѣдь я совершилъ преступленіе… Вдумайтесь, вдумайтесь въ это!

Юлія. Не нужно… не будемъ говорить объ этомъ.

Волчаниновъ. За одно то, что вы не бросили въ меня камнемъ, я, кажется, готовъ горячо полюбить васъ! (Сжимаетъ ея руки, Юлія вздрагиваетъ). Только теперь я понялъ, что вы для меня дѣлали и дѣлаете… Всѣ противъ меня, — вы однѣ за меня!.. Спасибо, горячее спасибо вамъ, мой вѣрный, мой неизмѣнный другъ!

Юлія (освобождая свою руку). Пустите…

Волчаниновъ. Что съ вами?

Юлія. Ничего… У насъ такой необыкновенный разговоръ вышелъ, — вотъ мое глупое сердце и затанцовало…

Волчаниновъ. Если бы вы знали, какъ меня трогаетъ ваше прощеніе!

Юлія (стараясь не смотрѣть на нею). Прощеніе?

Волчаниновъ. Ваше участіе… O, неужели я встрѣтилъ въ васъ родную душу?

Юлія (судорожно обнимаетъ его). Да вѣдь я люблю тебя, люблю, люблю!..

Волчаниновъ. Что вы дѣлаете?

Юлія. Въ первый и въ послѣдній разъ!.. Ты — моя жизнь!.. Дай сказать тебѣ все, все: вѣдь это больше не повторится!.. Дай мнѣ сказать!.. Вѣдь я столько лѣтъ молчала!.. Ты понимаешь: сгорать отъ страсти, вѣчно мечтать о невозможномъ и каждую минуту издѣваться надъ собой: «Хорошо, да не для тебя оно, не для тебя!» Вѣдь обидно? обидно? А вѣдь доставляло наслажденіе… Ха, ха!

Волчаниновъ. O, ради Бога, не смѣйтесь такъ!

Юлія. Одной мечтой, однимъ чувствомъ жила, какъ маніакъ! Представляла себѣ самое невозможное… Вдругъ войдетъ и скажетъ: «люблю тебя»… А ты вмѣсто этого говорилъ: «какъ я люблю Ольгу!» (Смѣется и плачетъ). Бѣдный звѣрокъ! онъ опять уходилъ, поджавъ хвостъ, въ свою нору и опять принимался мечтать…

Волчаниновъ (тронутый). Полно, полно!..

Юлія. А здѣсь… лѣтомъ? O, это ужасное лѣто! Бывало, лежу по цѣлымъ днямъ у себя въ комнатѣ съ отчаяніемъ въ душѣ или медленно тащусь по лѣсу, пока голова не закружится; тогда лягу и замру… Все думала: авось, меня какой-нибудь тифъ подцѣпитъ? Нѣтъ, и онъ брезгуетъ мною!

Волчаниновъ (задушевнымъ тономъ). Ну, полно же вамъ!

Юлія. Но случалось: вдругъ, сама не знаю почему, что-то оживетъ въ душѣ, вдругъ явится увѣренность, что ты меня полюбишь, что произойдетъ это чудо, и до того тогда захочется бѣжать къ тебѣ и уже навѣрное узнать, любишь ли ты меня, и, если нѣтъ, то непремѣнно кончить съ собой, потому что надо же кончить! Но я знаю, что никогда, никогда этого не будетъ, никогда ты меня не полюбишь! (Не давая Волчанинову говорить). Не утѣшай!.. Все вздоръ… Довольно болтать… Лучше совсѣмъ не разговаривать, а то я могу надѣлать глупостей… Забудьте это… (Отходитъ отъ него. Входитъ Кириллъ Борисовичъ).

7. Кириллъ Борисовичъ.

Кир. Бор. Туча, кажется, прошла? Можно ѣхать. (Подходитъ къ стеклянной двери и оглядываетъ небо). Нѣтъ, еще опасность не миновала. (Слышенъ отдаленный громъ). Не люблю этихъ небесныхъ представленій… брр! А все-таки надо ѣхать. (Волчанинову). Я вижу, вамъ не до гостей. Будьте любезны, велите подать мой экипажъ.

Волчаниновъ. Сейчасъ. (Выходитъ. Слышенъ отдаленный громъ).

Кир. Бор. Уговорите, пожалуйста, вашу сестру взять часть наслѣдства, слѣдуемую ей по закону. Я не привыкъ пользоваться чужимъ. У меня своего довольно. (Глядитъ на Юлію). Что съ вами, властительница думъ моихъ?

Юлія (поворачивается къ нему съ неестественнымъ оживленіемъ). Знаете: я хочу прокатиться на вашихъ лошадяхъ… только шибко, чтобы духъ захватывало.

Кир. Бор. Да? Я въ восторгѣ! Удивительно счастливыя мысли приходятъ вамъ въ голову.

Юлія. Скажите, что это за внезапная дружба у васъ со Сборщиковымъ? Васъ съ нимъ точно чортъ веревочкой связалъ.

Кир. Бор. Мм… я просто пріютилъ его у себя… въ память брата… да, да… (Садится). А я, признаться, нарочно спровадилъ г. Волчанинова, чтобъ сказать вамъ два слова по секрету.

Юлія. Что такое?

Кир. Бор. (оглядываясь и указывая ей мѣсто подлѣ себя). Сядьте сюда, поближе.

Юлія. Зачѣмъ такъ таинственно?

Кир. Бор. Не хотите? Ну, такъ я подсяду къ вамъ. (Пересаживается къ ней).

Юлія. Въ чемъ дѣло?

Кир. Бор. Прежде всего я долженъ сказать вамъ по секрету, что я… влюбленъ въ васъ.

Юлія (съ притворнымъ смѣхомъ). Это мы ужъ слышали… Вы, точно дергачъ, вѣчно издаете одни и тѣ же звуки… дальше? (Кириллъ Борисовичъ молча смотритъ на нее). Ваше краснорѣчіе изсякло? (Слышенъ затихающій громъ).

Кир. Бор. Знаете что: поѣдемъ сейчасъ ко мнѣ, а завтра отправимся въ Лужки и будемъ тамъ жить.

Юлія. O, непремѣнно!

Кир. Бор. Нѣтъ, безъ шутокъ. Я говорю серьезно. Вамъ нельзя быть подъ одной кровлей съ г. Волчаниновымъ.

Юлія (вспыхнувъ). Это почему?

Кир. Бор. Да потому, что онъ — кандидатъ на каторгу. (Юлія вздрагиваетъ). Его не притянули къ суду по недостатку уликъ, а теперь у меня ихъ болѣе чѣмъ достаточно.

Юлія (стараясь быть спокойной). Я въ сотый разъ слышу эти сплетни.

Кир. Бор. Увы, мой очаровательный сфинксъ, это не сплетни. Повѣрьте мнѣ на слово. Я предупредилъ васъ, потому что мнѣ жаль васъ. Вѣдь какой-нибудь неосторожный шагъ съ вашей стороны, какая-нибудь записка могутъ имѣть пренепріятныя послѣдствія для васъ.

Юлія. Такъ знайте же, что я ничему этому не вѣрю и никого не боюсь. Уликъ у васъ никакихъ нѣтъ просто потому, что ихъ и быть не можетъ.

Кир. Бор. Ну, если такъ… (Вынимаетъ изъ кармана письмо). Вотъ документъ, который безусловно обличаетъ…

Юлія. Что это такое? (Хочетъ взять письмо),

Кир. Бор. (отводя свою руку съ письмомъ). Это письмо, полученное мною отъ вашей тетки изъ Кіева. Изъ него видно, что преступленіе совершено Волчаниновымъ съ вѣдома вашей сестры, и что тетка ваша была свидѣтельницей или почти свидѣтельницей преступленія, но скрыла это на слѣдствіи по настоянію виновныхъ. Ну-съ, что вы скажете на это?

Юлія (блѣдная, скрещиваетъ руки и дѣлаетъ страшныя усилія казаться спокойной). Это вы сами сочинили… Это неправда.

Кир. Бор. Да вы почеркъ-то узнаете? (Показываетъ ей письмо).

Юлія (протягиваетъ руку къ письму). Покажите.

Кир. Бор. Въ ручки я вамъ не дамъ, а изъ своихъ рукъ покажу… (Сидитъ, держа письмо на столѣ и придерживая его по краямъ пальцами). Читайте… Вотъ эти строки… Вотъ здѣсь… (Указываетъ Юліи мѣсто въ письмѣ. Юлія нагибается къ письму и читаетъ. Кириллъ Борисовичъ обнимаетъ ее за талію).

Юлія (невольно отшатываясь). Какъ вы смѣете!..

Кир. Бор. Простите!.. Ваша близость… Я не могъ сдержать себя… Читайте дальше.

Юлія. Прочитайте сами… вслухъ.

Кир. Бор. Нѣтъ, вы подите сюда.

Юлія. Какъ это низко!

Кир. Бор. Въ такомъ случаѣ… (Прячетъ письмо въ карманъ),

Юлія. Давайте! (Подходитъ къ Кириллу Борисовичу).

Кир. Бор. (указывая, гдѣ читать). Обратите вниманіе вотъ на эти строки: тутъ описано во всѣхъ подробностяхъ… Видите? А вотъ это?.. Смотрите сюда… (Юлія съ страшнымъ волненіемъ читаетъ письмо; Кириллъ Борисовичъ обнимаетъ ее за талію; она не обращаетъ на это вниманія. Прочтя письмо, Юлія закрываетъ лицо руками и беззвучно рыдаетъ. Кириллъ Борисовичъ отходитъ отъ нея и проводитъ рукой по лбу). Въ первый разъ въ жизни меня такъ трогаютъ женскія слезы.

Юлія. Отдайте мнѣ это письмо!

Кир. Бор. Ай, ай, какая наивность. Я понимаю, что вамъ жаль сестру, но ее мы выгородимъ.

Юлія. Отдайте!

Кир. Бор. Невозможно, милочка моя, невозможно.

Юлія. O, иногда и невозможное сбывается!

Кир. Бор. Вы думаете? Въ такомъ случаѣ я позволю себѣ надѣяться, что вы когда-нибудь полюбите меня, хотя это и невозможно.

Юлія. Сжальтесь надъ нами! (Хватаетъ его руку).

Кир. Бор. Пріѣзжайте ко мнѣ: у себя дома я болѣе сговорчивъ. (Едва слышный громъ. На небѣ вырисовывается радуга).

Юлія. Замолчите!

Кир. Бор. Ну, право же, я теперь лучше, чѣмъ былъ прежде. Прежде мнѣ были нужны всѣ женщины вообще, и ни одна въ частности, а теперь мнѣ нужно только васъ и никого больше. Видите, какъ я облагородился?

Юлія. Если вы хоть немножко любите меня, вы отдадите мнѣ это письмо!

Кир. Бор. Ну, до такого благородства я еще не дошелъ: это ужъ, такъ сказать, высшая школа. Можетъ быть, впослѣдствіи… подъ вашимъ руководствомъ… (Беретъ ея руку и подноситъ къ губамъ, Юлія нервно отдергиваетъ руку). Вы бы хоть не выражали своего отвращенія такъ демонстративно… хотя, надо вамъ отдать справедливость, — вы въ этотъ моментъ поистинѣ великолѣпны!.. Ну, что же дѣлать: насильно милъ не будешь. (Прячетъ письмо въ карманъ. Взглянувъ черезъ стеклянную дверь). А, радуга! Туча, значитъ, стороной прошла… (Дѣлаетъ шагъ и останавливается). Хотя я никогда не питалъ нѣжныхъ чувствъ къ покойному брату, но, тѣмъ не менѣе, мнѣ очень хочется увидать эту каналью Волчанинова въ арестантскомъ халатѣ.

Юлія. Да и меня тоже…

Кир. Бор. Что такое?

Юлія. Выдавайте ужъ и меня кстати.

Кир. Бор. Юлія Лаврентьевна!?

Юлія. Его погубите — меня погубите.

Кир. Бор. Да вы съ ума сошли!

Юлія. Вѣдь и я замѣшана тутъ… А вы и не знали? (Истерически смѣется).

Кир. Бор. Послушайте, — да вы шутите, что ли?

Юлія (съ тѣмъ-же смѣхомъ). Шучу, шучу!.. (Серьезно) Прощайте… Вы меня не увидите больше. (Дѣлаетъ движеніе, чтобы уйти).

Кир. Бор. Постойте… Что вы задумали?

Юлія. Я не хочу щеголять въ арестантскомъ халатѣ, а потому… уберу себя заблаговременно со сцены. (Идетъ).

Кир. Бор. Какое безуміе!.. Да развѣ можно такъ? (За сценой слышны голоса Волчанинова, Ольги и Сборщикова. Входитъ Ольга, страшно взволнованная: за нею Волчаниновъ, сзади Сборщиковъ).

8. Ольга, Волчаниновъ, Сборщиковъ.

Ольга. Оставь меня! Оставь меня!

Волчаниновъ. Ольга, ты не въ себѣ!.. Ты сама не понимаешь, что говоришь.

Кир. Бор. (ко всѣмъ). Что такое?

Юлія. Ольга!

Сборщиковъ (Юліи). Позвольте-съ!

Волчаниновъ. Она больна, — говорю вамъ: больна!

Ольга (Волчанинову). Такъ больше жить нельзя, — слышишь ты! нельзя!

Волчаниновъ. Ольга!

Сборщиковъ (ему). Позвольте же!

Волчаниновъ (Сборщикову). Вамъ что угодно?

Ольга. Обманъ, всю жизнь обманъ!.. Что же это за проклятіе такое?!

Волчаниновъ. Да вѣдь это бредъ!

Ольга (въ тоскливой борьбѣ). O, Боже мой! Эта кровь…

Юлія (обнимаетъ сестру). Ольга, опомнись!.. Ольга!

Кир. Бор. Ну, теперь я вижу, что вы дѣйствительно больны.

Сборщиковъ (въ изумленіи). Кириллъ Борисовичъ?!!

Кир. Бор. Въ постель, въ постель, — нечего и разговаривать! (Всѣ, кромѣ Сборщикова, окружаютъ Ольгу).

Ольга. Я не больна. Нѣтъ, нѣтъ!

Кир. Бор. Нехорошо, нехорошо… Вамъ надо успокоиться.

Юлія. Ольга, пойдемъ: тебѣ дурно… (хочетъ увести ее),

Ольга (прижимая руками сердце). Сердце…

Юлія (увлекаетъ ее къ двери). Тебѣ надо сейчасъ же лечь!

Кир. Бор. (беретъ Ольгу подъ руку и доводитъ до двери). Вотъ такъ, вотъ такъ… Я сейчасъ заѣду за докторомъ.

Ольга. Задыхаюсь… Умереть бы… (Уходитъ съ Юліей; Кириллъ Борисовичъ возвращается отъ двери назадъ; Волчаниновъ, послѣ нѣкотораго колебанія, поспѣшно уходитъ за Ольгой).

Сборщиковъ. Глубокоуважаемый Кириллъ Борисовичъ, — что жъ это?!

Кир. Бор. Я васъ попрошу оставить это дѣло.

Сборщиковъ. Какъ-съ?!

Кир. Бор. Братъ самъ покончилъ съ. собой. Таково мое убѣжденіе.

Сборщиковъ. Что вы, что вы, многоуважаемый? Возможно ли? Стрѣляются только легкомысленные люди — студенты, провизоры — но чтобы генералы!

Кир. Бор. Въ день смерти Романъ былъ замѣтно разстроенъ. Я помню это.

Сборщиковъ. Да нѣтъ, — вы шутите! Сами же вы изволили говорить… Да для чего же мы и торчали цѣлыхъ двѣ недѣли въ скверномъ городишкѣ?

Кир. Бор. Повторяю: я не хочу поднимать дѣла… Имѣю на то свои причины.

Сборщиковъ. Мнѣ моя совѣсть не позволяетъ, сердечно уважаемый…

Кир. Бор. (презрительно). Ваша совѣсть!

Сборщиковъ. Вспомните: вѣдь тутъ священный прахъ! Да, наконецъ, при чемъ же я-то останусь, мои-то труды? Нѣтъ, сердечно уважаемый, правосудіе выше всего!

Кир. Бор. Вы желаете получить съ меня гонораръ?

Сборщиковъ. Какъ можно, помилуйте-съ! Это — дѣло совѣсти.

Кир. Бор. Да говорите же толкомъ, чортъ васъ побери!

Сборщиковъ. Мнѣ бы, Кириллъ Борисовичъ, мѣсто управляющаго домами.

Кир. Бор. Вы знаете, что оно занято Каминскимъ.

Сборщиковъ. За что вы его такъ облюбовали? Вѣдь это, Кириллъ Борисовичъ, кащей… безсмертный-съ!..

Кир. Бор. Русскимъ языкомъ говорю вамъ: я не могу прогнать Каминскаго; я далъ слово и… ну, и довольно объ этомъ!

Сборщиковъ (съ затаенной злостью). Очень хорошо-съ. Понимаю всѣ тайныя пружины и всѣ фибры вашего человѣколюбиваго сердца… Значитъ, я опять ни при чемъ-съ?

Кир. Бор. Это; наконецъ, становится гадко… Вы, просто, торгуете этимъ священнымъ прахомъ!

Сборщиковъ. А вы, глубокоуважаемый?..

Кир. Бор. Что-о?!

Сборщиковъ. Увлеклись по слабости человѣческой, увлеклись… Хи-хи!

Кир. Бор. Что такое?!

Сборщиковъ. Барышня занятная… изъ-за нея-то, стало быть, вы и просидѣли въ городишкѣ? А я-то думалъ!..

Кир. Бор. Молчать!

Сборщиковъ. Можно и помолчать… только я этого такъ не оставлю.

Кир. Бор. Вы?!

Сборщиковъ. Я поведу дѣло на свой рискъ-съ… Мнѣ терять нечего-съ, а вотъ вы такъ можете потерять-съ.

Кир. Бор. Если вы только посмѣете…

Сборщиковъ. Посмѣю, глубокоуважаемый… Уголовщина-съ!

Кир. Бор. Я васъ вышвырну на улицу!

Сборщиковъ. Всѣ нити у меня въ рукахъ. Могу больно укусить-съ… Усталъ я на заднихъ-то лапкахъ передъ всѣми танцовать: видно, на нихъ далеко не уѣдешь. Лучше давайте говорить на чистоту. Можно и назадъ попятиться, только было бы изъ-за чего-съ… Чѣмъ стращать-то, вы лучше скажите мнѣ: чѣмъ вы меня наградите?

Кир. Бор. Васъ? Пощечиной!..

Сборщиковъ. Такъ мы и будемъ знать, такъ и запишемъ-съ.

Кир. Бор. (подходить къ двери). Антонъ Николаевичъ!

Сборщиковъ. А, значитъ стачка? Очень хорошо-съ!.. Такъ и будемъ знать. (Входитъ Волчаниновъ).

9. Волчаниновъ

Кир. Бор. Распорядитесь, пожалуйста, чтобы этому негодяю дали какую-нибудь клячу: пусть ѣдетъ на всѣ четыре стороны. Прощайте: я поѣду за докторомъ. (Волчаниновъ протягиваетъ ему руку; Кириллъ Борисовичъ киваетъ головой, повертывается къ нему спиной и уходитъ).

Сборщиковъ. Хе-хе! Не удостоились руки глубоко почитаемаго мною?

Волчаниновъ (хочетъ сказать что-то съ угрожающимъ жестомъ, но сдерживается и уходитъ).

Сборщиковъ (ходитъ, весь подергиваясь отъ злости). Мы вамъ покажемъ зубы!.. (Юлія торопливо входитъ).

10. Юлія.

Юлія (взволнованная и озабоченная). Кириллъ Борисовичъ уѣхалъ?

Сборщиковъ. Сейчасъ только вышли-съ. Да вы его догоните: ножки-то молодыя. (Юлія торопливо уходитъ вдогонку за Кирилломъ Борисовичемъ).

11. Ольга.

Сборщиковъ (подходитъ къ двери и тихонько стучитъ въ нее). Ваше превосходительство! (Стучитъ). Ваше превосходительство!

Ольга (появляется въ дверяхъ).

Сборщиковъ. Прощайте-съ! Письмецо-то, письмецо-то… Дочкѣ-то хотѣли написать.

Ольга. Теперь никакихъ писемъ не нужно. Я вамъ отдамъ другое. (Торопливо отпираетъ ящикъ стола; руки у нея дрожатъ, ключъ не попадаетъ въ замочную скважину). Снимите съ меня эту петлю… Вотъ тутъ я написала… Мнѣ не даютъ говорить, зажимаютъ ротъ…

Сборщиковъ. Скорѣй, а то войдутъ-съ!

Ольга (какъ въ лихорадкѣ). Да, да, скорѣй!.. Руки дрожатъ… Сейчасъ. (Отпираетъ ящикъ и достаетъ оттуда тетрадь). Вотъ… Тутъ все, все, безъ утайки… Скажите отъ меня вашей дочери…

Сборщиковъ (протягиваетъ руку къ тетради; съ нетерпѣніемъ). Пожалуйте скорѣе, а то войдутъ!

Ольга (хочетъ отдать ему тетрадъ, но вздрагиваетъ точно отъ внезапной мысли.) Постойте… что я дѣлаю?

Сборщиковъ. Давайте! Э, Боже мой!

Ольга. Мысли помутились…

Сборщиковъ. Я слышу шаги… Давайте скорѣй! (Выхватываетъ тетрадъ у Ольги). Ну, вотъ теперь… Вотъ спасибо! Утѣшили вы меня!.. Золотое сердце, ангельская душа! Утѣшили! Пускай же вамъ это зачтется! (Прячетъ тетрадь въ карманъ, идетъ, останавливается въ нерѣшительности и смотритъ на Ольгу съ чѣмъ-то въ родѣ участія, хочетъ что-то сказать, но подавляетъ движеніе). Спасибо! (Уходитъ).

Ольга (смотритъ съ выраженіемъ тяжелаго недоумѣнья въ лицѣ, потомъ, пошатываясь, доходитъ до кресла и безсильная падаетъ на него).

ЗАНАВѢСЪ. ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ. Декорація 4-го дѣйствія. Вечеръ. Сквозь закрытыя стеклянныя двери террассы видно, что на дворѣ совершенно темно. Вѣтеръ и дождь. На столѣ горитъ свѣча.

1. Ольга, Пелагея Никифоровна.

Пел. Ник. Много, много, Олюшка, видѣла я на бѣломъ свѣтѣ всякаго горя: насмотрѣлась я на людскія слезы, и жалко мнѣ стало человѣка. На муку родится онъ, и нѣтъ конца его мученіямъ… Стонетъ онъ, томится во тьмѣ, печалью и воздыханіемъ исполнена душа его… Но есть, Олюшка, Господь на небѣ, и не потухла Божья искра въ сердцѣ человѣка: озарится тьма свѣтомъ, и плачущіе утѣшатся…

Ольга. Тетя, я знала, что ты вернешься ко мнѣ.

Пел. Ник. Я все о тебѣ, Олюшка, думала. Ныла у меня спина отъ земныхъ поклоновъ, одеревенѣли ноги отъ стояній, — а не было мнѣ утѣшенія. Каждую ночь ты мнѣ снилась, все сердце мое исполосовалось за тебя… Что ты чувствуешь-то, Олюшка? Ликъ-то у тебя какой изможденный! Истиранила ты себя!

Ольга. Такъ нужно. Мы должны каждый свой шагъ отстрадать, чтобы искупить нашу постыдную и злую жизнь… всю неправду ея, всѣ обиды, измѣны… всѣ наши вольные и невольные грѣхи. Я отреклась ото лжи, я пошла на все ради правды… Такъ нужно… да. А только страшно мнѣ, тетя…

Пел. Ник. Что страшно-то, Олюшка?

Ольга. Я боюсь, что онъ возненавидитъ меня… Ты видѣла, какое у него лицо?

Пел. Ник. Полно, голубка моя, полно! Не тревожь себя!

Ольга (сама съ собой). Я сдѣлала это, чтобы тьма озарилась свѣтомъ… Я душу готова отдать за его спасеніе.

Пел. Ник. Олюшка, родная моя, зорька моя, дай ты себѣ вздохнуть полегче, смилуйся надъ собой!

Ольга. Зачѣмъ ты жалѣешь меня? Говори мнѣ о грѣхахъ моихъ, о мукахъ, — не щади меня!..

Пел. Ник. Полно, полно… Перенесла ты сверхъ силъ человѣческихъ… Измаялась твоя кроткая душа… (Гладитъ ее по волосамъ). Вотъ буду сидѣть подлѣ тебя да гладить твою больную головку… Ишь, вѣдь, какіе у тебя волосы-то мягкіе…

Ольга. Моя Вѣрочка такъ же гладила меня по волосамъ… Она, навѣрное, жалѣетъ свою маму. Она вѣдь ничего еще не понимаетъ: видитъ только, что мама ея — грустная…

Пел. Ник. (желая остановитъ ее). Олюшка, Олюшка!..

Ольга. Ахъ, если бы она сейчасъ была со мной! Я взяла бы ее на руки… прижала бы къ себѣ… крѣпко, крѣпко… и все ходила бы съ ней по комнатѣ… все ходила бы… (Слезы перехватываютъ у нея голосъ).

Пел. Ник. (сама едва удерживаясь отъ слезъ). Полно, голубка, полно!

Ольга. Нѣтъ, хорошо, что она умерла, а то была бы такая же несчастная, какъ ея мать.

Пел. Ник. Да не томи ты себя!.. Давай, помолимся вмѣстѣ: Богъ дастъ тебѣ силу.

Ольга. Не могу молиться…

Пел. Ник. Легла бы ты въ постельку, уснула… Не хочешь?..

Ольга. Отодвинь свѣчку: глазамъ больно.

Пел. Ник. (отодвинувъ свѣчку). И куда это Юленька пропала? Вѣдь ночь на дворѣ… Темень какая! Неужто въ такую погоду гуляетъ? Вѣтеръ, дождь… Господи, помилуй! (Увидя, что Ольга лежитъ съ закрытыми глазами). Олюшка, ты бы заснула: чай, поздно ужъ? (Поправляетъ у Ольги подушку). Вотъ такъ… Ну, Господь съ тобой… Засни. А я пойду, помолюсь… Нѣтъ у насъ иной помощи, иной надежды, кромѣ Бога. (Уходитъ. Пауза. Ольга лежитъ съ закрытыми глазами. За стѣной вѣтеръ; дождь ударяетъ въ стекла).

Ольга. Господи, спаси насъ… Господи, дай намъ силу!.. Господи!.. (Шепчетъ молитву).

(Входитъ, понуривъ голову, Волчаниновъ, блѣдный, осунувшійся, и, увидя Ольгу, приближается къ ней).

2. Волчаниновъ.

Ольга (заслышавъ шаги его, приподнимается и съ ужасомъ смотритъ на него, потомъ садится на диванъ и, дрожа всѣмъ тѣломъ, протягиваетъ руки какъ бы для защиты отъ нападенія).

Ольга. Знаю, зачѣмъ идешь… Ты хочешь убить меня?

Волчаниновъ (пораженный, отступаетъ). Убить?! Тебя? И ты могла подумать? Такъ вотъ ужъ до чего дошло! (Закрываетъ лицо руками)!..

Ольга. Да что жъ это я?.. Развѣ это возможно?.. Зачѣмъ мнѣ такія страшныя мысли приходятъ въ голову?! (Подходитъ къ Волчанинову, отнимаетъ отъ лица его руки). Ну, теперь, — видишь, все прошло. Видишь, я не боюсь тебя…

Волчаниновъ. O, это слишкомъ, Ольга, слишкомъ! Все, что угодно, — всякія казни, — только не это!

Ольга. Полно… Ну, посмотри на меня.

Волчаниновъ. Я чуть не помѣшался отъ горя, видя, какъ ты уходишь отъ меня все дальше и дальше. O, это одиночество!.. Лучше не жить!

Ольга. Я видѣла твою тоску, мучилась твоей мукой… Я вся изстрадалась за тебя!

Волчаниновъ (съ горечью). Да, я доставилъ тебѣ много горя… Ну, да что говорить объ этомъ: теперь за все сразу расплачусь каторгой…

Ольга. Мы вмѣстѣ пойдемъ!

Волчаниновъ (съ горечью). А ты за какую вину? Полно!

Ольга. Моя вина больше твоей! Не я ли первая желала смерти мужа? Не я ли натолкнула тебя на грѣхъ? Я испортила тебѣ жизнь!.. изъ-за меня вся эта ложь, и кровь, и ожесточеніе!.. Я не хочу пощады!

Волчаниновъ (съ горъ кой усмѣшкой). Полно, Ольга: ты просто жаждешь страданій, какъ будто ихъ и безъ того мало! Я одинъ въ отвѣтѣ, одинъ и пойду.

Ольга. Мы вмѣстѣ пойдемъ… Мы обвѣнчаемся съ тобой.

Волчаниновъ. Опять жертва?

Ольга. Нѣтъ, нѣтъ!.. Съ тѣхъ поръ, какъ я полюбила тебя первой любовью, я навсегда отдалась тебѣ душой и никогда не покину тебя. Я буду любить тебя для того, чтобы вмѣстѣ страдать, вмѣстѣ нести крестъ, вмѣстѣ исполнить всякую правду!

Волчаниновъ (прежнимъ тономъ). Ольга, о чемъ говорить? Жизнь кончена.

Ольга. O, нѣтъ! Передо мной свѣтится новая жизнь, и любовь великая, и радость… Сбудется это — говорю тебѣ: сбудется!.. Вѣруй! (Волчаниновъ качаетъ головой съ горькой усмѣшкой и хочетъ возразитъ). Мы искупимъ грѣхъ свой, и Богъ возвратитъ намъ жизнь… И тогда тьма озарится свѣтомъ! Вѣришь ли ты въ это, какъ я вѣрую?

Волчаниновъ (съ горькой усмѣшкой). «Искупимъ грѣхъ»… Не грѣхъ это, Ольга, а несчастіе наше.

Ольга (съ тоской). Антонъ!

Волчаниновъ. Счастлива ты, что такъ вѣруешь въ свой свѣтъ. А я пойду на казнь только потому, что жизнь не удалась… Если бы ты любила меня, какъ я тебя люблю, и боролась вмѣстѣ со мной за жизнь, мы обошлись бы безъ этихъ страданій, а теперь мы топимъ другъ друга и вмѣстѣ идемъ ко дну… Но такъ ли все это, такъ ли? Не безумствуемъ ли мы съ тобой? Можетъ быть, у насъ просто упадокъ духа, которымъ поспѣшатъ воспользоваться добрые люди? Что увидятъ, что поймутъ они изъ нашего чистосердечнаго признанія? Они увидятъ только кровь, которую я пролилъ, но не увидятъ той крови, которую высасывалъ изъ насъ по каплѣ твой деспотъ.

Ольга (съ тоской и страхомъ). Опять, опять?!

Волчаниновъ. Они будутъ судить меня, какъ злодѣя, — а развѣ сами они… (Смотритъ на нее, и лицо его нервно подергивается; упавшимъ голосомъ). Не бойся… не мучайся: я пойду! Если ты осудила меня, я не возьму на себя труда оправдываться передъ другими… Такъ, значитъ… на казнь?.. Да?

Ольга (восторженно). Мы все вынесемъ, всѣ испытанія, всѣ муки, — только бы не было у насъ этой язвы въ сердцѣ. Ты видишь: я оживаю, я дышу свободно… И тебѣ будетъ легче… И ты, мой близкій, родной… и ты вздохнешь свободно!.. (Плачетъ). Въ первый разъ въ жизни плачу отъ радости!

Волчаниновъ (съ волненіемъ смотритъ на нее). Гм… Такъ ты вѣришь, что копать руду на каторгѣ разумнѣе, благороднѣе, чѣмъ… Неужели каторжный крестъ святѣе, нужнѣе всякаго другого? Неужели вы съ теткой правы, и иного исхода для насъ не существуетъ?.. Нѣтъ, это просто малодушіе, больная совѣсть, запуганная мысль!.. Ты летишь слѣпо на огонь, который притягиваетъ тебя и пожретъ насъ обоихъ безслѣдно. Подумай, Ольга, подумай хорошенько! Не оттого ли мы такіе жалкіе, что намъ съ младенчества наполняли душу страхомъ, заразили уныніемъ, сомнѣніями, пріучили насъ безпрестанно рыться въ своей совѣсти и каждый шагъ свой считать за грѣхъ?.. Слишкомъ рано убили въ насъ силы! — вотъ, отчего мы теперь трусливо отступаемъ передъ борьбой, вотъ отчего я теряюсь и все хочу оправдаться передъ самимъ собою и только, какъ собака, зализываю свою рану… Вотъ отчего я сдаюсь!..

(Въ дверь балкона входитъ Юлія, снимая на ходу мокрыя отъ дождя пальто и шляпу).

3. Юлія, потомъ Дарья; въ концѣ явленія — Пелагея Никифоровна.

Юлія. Вамъ надо бѣжать отсюда… Все открылось!.. Васъ арестуютъ.

Волчаниновъ. Что такое? Откуда вы?

Юлія. Отъ Кирилла Борисовича… Я къ нему ѣздила. (Переводитъ духъ). Все открылось: кто-то выдалъ васъ.

Волчаниновъ. Кто могъ выдать?

Юлія. Не знаю… Братецъ мой возлюбленный? Тетка? Не знаю, — но васъ каждую минуту могутъ арестовать!

Волчаниновъ. Я хочу знать: кто?

Юлія. Ахъ, Боже мой, да я думаю, здѣсь всѣ подкуплены. Тутъ цѣлый заговоръ. Сборщиковъ для этого и жилъ у Кирилла Борисовича, пока его не прогнали… Всѣ мои родные противъ васъ… всѣ, всѣ! Васъ все лѣто выслѣживали…

Волчаниновъ. Вотъ какъ? предателей толпа?

Юлія. Да чего же вы стоите? Вамъ надо бѣжать. Кириллъ Борисовичъ былъ у прокурора… За вами каждую минуту могутъ пріѣхать. Нельзя терять времени… Я велѣла ямщику подождать.

Волчаниновъ. Такъ это Кириллъ постарался?

Юлія. Нѣтъ, онъ самъ не знаетъ, кто… У прокурора есть чьи-то показанія… Да собирайтесь же скорѣе! Ольга!

Ольга. Пусть дѣлаютъ съ нами, что хотятъ!..

Юлія. Что?! Да ты въ умѣ? (Волчанинову). А вы? Или тоже хотите отдаться имъ въ руки?

Волчаниновъ (стиснувъ зубы). Они устраиваютъ на меня травлю, выслѣживаютъ, подкупаютъ. Тутъ цѣлая свора… Такъ нѣтъ же!

Ольга (съ тоскливой мольбой). Антонъ!

Волчаниновъ. Опять вспыхнула во мнѣ злоба! Всѣ эти обидчики, грабители, предатели, всѣ эти фарисеи спокойно совершаютъ свои злодѣйства — отцы продаютъ дочерей, мужья истязуютъ женъ, палачи тѣшатся надъ жертвами — и никто не называетъ ихъ преступниками, убійцами, а на меня всѣ они накинутся съ ожесточеніемъ?

Ольга (хочетъ остановить ею). Умоляю тебя!

Волчаниновъ. O, какъ я ненавижу ихъ всѣхъ! — этихъ судей, которые будутъ карать меня во имя справедливости и пылать благороднымъ негодованіемъ, эту публику, которая будетъ ужасаться моему безчеловѣчію, этихъ газетчиковъ, которые постараются разукрасить мои муки романтическими подробностями…

Ольга (хочетъ остановитъ его). Умоляю!..

Волчаниновъ (не слушая). Всѣхъ этихъ почтенныхъ обывателей, которые будутъ злорадствовать по моему адресу, всѣхъ этихъ любителей зрѣлищъ, которые будутъ любоваться судорогами моей души, какъ театральнымъ представленіемъ!.. И передъ этими людьми мы будемъ каяться? Такъ нѣтъ же!

Юлія. Да собирайтесь же скорѣй! Нельзя терять ни минуты. Лошади ждутъ… Ольга!

Волчаниновъ. Да, да. Взять съ собой только самое необходимое… (Судорожно роется въ конторкѣ). Еще можно бороться, можно спастись.

Юлія. Только бы добраться до станціи, а тамъ придумаете, куда скрыться…

Дарья (входитъ). Ямщикъ спрашиваетъ: ждать ли ему?

Волчаниновъ. Что такое?

Юлія (Дарьѣ). Вели ему подождать: сейчасъ ѣдутъ. (Дарья уходитъ). Ольга, да одѣвайся же! Гдѣ твое пальто? (Поспѣшно уходитъ).

Ольга. Антонъ, ты губишь свою душу.

Волчаниновъ (разбираясь въ конторкѣ). Деньги, паспортъ… Впрочемъ, паспортъ не годится… (Ольгѣ). Что? Нѣтъ, мы еще поборемся. А, револьверъ!.. Возьмемъ на всякій случай. (Кладетъ его въ карманъ). Еще что взять?

Ольга (подходитъ къ нему). Мы не можемъ бѣжать! (Волчаниновъ продолжаетъ рыться въ конторкѣ). Мы не должны бѣжать!

Волчаниновъ. Ольга, я не покорюсь, я не позволю тащить себя на арканѣ!

Ольга. Антонъ, придетъ время, — и мы умремъ, и память обо всемъ исчезнетъ. Но за неправду нашу взыщется съ насъ, — говорю тебѣ: взыщется!..

Юлія (входитъ съ одеждой Ольги). Скорѣй, скорѣй! Мнѣ кажется, къ намъ ѣдутъ!.. (Подавая Ольгѣ пальто). Одѣвайся же!

Ольга (отстраняетъ Юлію). Пусти!.. (Подходитъ къ Волчанинову и говоритъ тономъ страстнаго убѣжденія) Антонъ, отъ Бога не убѣжишь.

Волчаниновъ. Я бѣгу отъ предателей, которыхъ ненавижу!

Ольга. Такъ знай же: тебя выдала я!

Волчаниновъ. (перестаетъ рыться въ конторкѣ и замираетъ въ неподвижной позѣ; потомъ медленно поворачивается къ Ольгѣ. Юлія ошеломлена; пальто падаетъ изъ ея рукъ).

Волчаниновъ. Ты!?

Ольга. Да, я! Я поклялась спасти твою душу!

Юлія (сдавленнымъ голосомъ). Безумная!

Ольга. Пускай позорятъ и проклинаютъ насъ люди, но пусть погибнетъ неправда!

Юлія (Волчанинову). Оставьте эту безумную: бѣгите одни!

Волчаниновъ. Такъ ты предала меня? Ты? Вотъ это мой смертный приговоръ… Вотъ это… (Говоритъ что-то самъ съ собой).

Юлія. Спасайтесь же, говорятъ вамъ! Спасайтесь. пока не поздно! Бѣгите!

Волчаниновъ (самъ съ собой). Куда бѣжать?.. Зачѣмъ бѣжать?.. Вездѣ предательство…

Ольга. Пускай обрушатся на насъ всѣ пытки, всѣ униженія, — но пусть погибнетъ неправда!

Волчаниновъ. А! Ну, такъ пусть же и я погибну! (Вынимаетъ изъ кармана револьверъ и стрѣляется).

Юлія (съ крикомъ бросается къ нему).

Пел. Ник. (вбѣгаетъ и съ ужасомъ останавливается) Господи, смилуйся надъ нами!

Ольга (полусознательно въ экстазѣ). Пусть… погибнетъ… неправда… (Шатается. Пелагея Никифоровна поддерживаетъ ее).

ЗАНАВѢСЪ.