Три случая (Аверченко)

У этой страницы нет проверенных версий, вероятно, её качество не оценивалось на соответствие стандартам.
Три случая
автор Аркадий Тимофеевич Аверченко
Из сборника «Отдых на крапиве. Новая книга рассказов». Опубл.: 1924. • Варшава: издательство «Добро»

Тот самый ветер, который сейчас выл и бесновался за окном, - этот самый суровый ветер и согнал сюда, в угол большой теплой комнаты, компанию из трех человек.

Это были: гость Тарантасов, хозяйка усадьбы, заброшенной в снегах, Мария Дмитриевна, и ее муж - Вонзаев.

Праздничные дни тянулись в мирной усадьбе очень медленно и располагали всех к наливке, орехам и медленным, тягучим разговорам...

Ветер за двойными рамами окон выл таинственно, так зловеще, что всем хотелось прижаться друг к другу и так, чувствуя себя в безопасности, послушать что-нибудь холодящее душу и вызывающее мурашки по всему телу.

- Странные случаи бывают в жизни, - поощрительно заметил приезжий помещик Тарантасов.

- Такие случаи бывают, что с ума сойти можно, - подтвердил хозяин Вонзаев.

Мария Дмитриевна опасливо взглянула в неосвещенный угол, и мелкая дрожь пробежала по ее телу.

- Когда я была молода, со мной случился факт, о котором я и теперь не могу вспомнить без ужаса. Дело было в Москве...

Все придвинулись друг к другу.

- ...В Москве. Мы жили в одном из тех многочисленных переулков, в которых всякий не знакомый с Москвой ногу сломит. И вот стала я замечать, что на углу нашего переулка стоит старик нищий с одной ногой. Другой ноги у него не было, а была только одна. Левая, что ли... Или правая... Стоит этот нищий себе и стоит. Чего стоит, почему стоит - неизвестно. Стоит он день, два дня, три - прямо я даже удивлялась.

- Да чего ж он стоял? - спросил муж.

- Как чего? Просил милостыню.

- Ну, в этом ничего страшного нет.

- Особенного, конечно, в этом ничего не было, а только я все время замечаю: стоит он на углу и милостыню просит. Стоит и просит.

- Что ж ему. с голоду умирать, что ли? - резонно возразил муж.

- Я об этом и не говорю. Только вдруг, однажды, - можете себе представить, - этот нищий исчез! День его нет, два дня нет, три... Мне сначала это показалось удивительным, а потом я постепенно забыла.

- Чем же все это кончилось? - нетерпеливо спросил гость.

- Чем? А вот чем: ровно через десять дней от тети получилась телеграмма: "Дядя Терентий волей Божией тихо скончался".

- Гм!.. так это что ж, - значит, этот одноногий старик и был ваш дядя Терентий?

- Ничего подобного! Это был просто неизвестный старик.

- Так что же вы находите в этом случае удивительного!

- Как что?! Стоял, стоял старик - вдруг исчез. И что же - через десять дней умирает дядя.

- И вы не знаете, куда делся этот старик?

- Совершенно не знаю.

- Может быть, он просто заболел или переменил стоянку.

- Тогда зачем было умирать дяде?

- Предположите, что он умер сам по себе.

- Тогда почему и куда исчез старик? Нет, тут, как ни верти, есть какая-то неразрешимая странная загадка.

- Ну, со мной была история пострашнее, - сказал гость Тарантасов.

- Ой, не надо! - капризно протянула хозяйка, подбирая ноги. - Или нет, расскажите! Я вас очень прошу!

- Как вам известно, господа, я всегда живу в своем имении "Пятереньки". Живу я там безвыездно и только изредка наезжаю в уездный город Чмыхов, вам известный.

Но однажды мне пришлось по делу о вводе меня во владение наследством, оставленным моим дядюшкой Ильей Никитичем, поехать в Петербург.

Город громадный, улиц целая гибель, и дома все если не шести-, то семиэтажные.

Как-то вечером зашел я к приятелю, что проживал в шестиэтажной махине на Гороховой улице.

Говорили о том о сем, а главное, о разной чертовщине.

- Вот, - говорит мой приятель, - ты живешь в деревне, бок о бок со всякой нечистью, с домовыми, а у нас, в городе, совершенно другая жизнь. Всю поэзию нечистой силы съели трамвай да электрическое освещение.

А другой - паренек такой белесый, с косматым цветком в сюртуке - говорит:

- Нет, знаете, в городе есть своя особая городская мистика, есть своя загадочная сущность, и я, - говорит,

- утверждаю, что в городе та же нечистая сила осталась в полном объеме, только под влиянием культуры изменила она свои нравы и обычаи и надела другую личину.

- Так вы думаете, - спрашиваю я, - что и у вас тут, в этих домах, домовые водятся?

- А то как же?! Только, - говорит, - они потеряли свою дикость, некультурность - надели другие личины.

- Я, - говорит, - уверен, что у них это дело поставлено на широкую городскую ногу.

- Это как же? - спрашиваю я.

- Да вот так: у вас, вон, небось, все занятие домовых сводится к тому, что лошадям хвосты заплетать да по ночам спящую публику душить; а у нас, в городе, это посложнее... Лошади не везде есть - их автомобили заменили. А автомобилю хвоста не заплетешь! Разве что из жестянок бензин можно высосать. Да и две-три сотни жильцов по ночам душить - не очень-то с ними кустарным способом справишься,

- для этого нужно целую хорошо организованную контору иметь.

Ничего себе парнишка рассуждал. Очень здраво.

Когда я собирался уходить от приятеля, было уже 12 часов ночи. Вышел он меня провожать на площадку лестницы, посветил лампой да еще и посмеялся: смотри, дескать, на домового не наткнись.

Жутковато мне стало, однако собрался я с духом - спускаюсь с лестницы.

И вдруг на одной из полуосвещенных слабой керосиновой лампочкой площадок я увидел...

Вы, вероятно, господа, думаете - увидел домового? Косматую фигуру с красными глазами, кривыми серыми руками и старческой морщинистой безволосой головой?

Нет, господа! Я увидел нечто худшее. На площадке в углу виднелась небольшая дверь, а на ней сверху я увидел ужасную, холодящую кровь надпись: "Домовая контора"!

Итак, юнец с лохматым белым цветком в петлице не врал: я воочию видел перед собой это ужасное логовище проклятой Богом нечисти.

Я простоял так много секунд, прижавшись к противоположному углу... Наконец мне пришло в голову: "Не галлюцинирую ли я? Не схожу ли я с ума?"

Как сумасшедший, сорвался я со своего места и ринулся вниз с диким криком:

- Дворник! Дворник!

Молодой парень в ситцевой рубахе выскочил откуда-то снизу и, закрывая глаза щитком от света, спросил:

- Чего надо-ть?

- Дворник! Кто... у вас... живет на третьей площадке? С замирающим сердцем ждал я ответа.

- Там? Да там никто не живет. Там домовая контора.

Он это сказал так же просто, как другой сказал бы:

"Там квартира чиновника Иванова"!

Я схватился за голову и выбежал на двор. Голова моя горела... Какая-то фигура в шубе попалась мне навстречу.

- Послушайте, - сказал я, останавливая его. - Послушайте... Правда ли, что здесь вот, на третьей площадке, домовая контора?

- Ну, да! Чего ж вы так удивляетесь? Вам, может быть, нужен кто-нибудь из домовой администрации?

- Домо...вой... адми...нистрации?! У них есть даже администрация?! О, город! Будь ты проклят!

Не помню, как я очутился дома и как провел ночь... А на другой день утром я уже мчался в поезде в свои милые "Пятереньки".

- Ну, - сказал хозяин после долгого молчания. - Вы еще счастливо отделались, потому что не столкнулись ни с кем лицом к лицу. А вот, как вам нравится случай со мной? Я путешествовал целую ночь наедине с сумасшедшим.

- Какой ужас! - вскричала жена. - У меня сейчас мороз по коже пробежал. Расскажи!

- Дело было так: ехал я по делам в Харьков. Вечером в мое купе, в котором я был один, вошел неизвестный господин. Он был закутан в башлык и в руках держал желтый чемодан...

Тон у него был вежливый.

- Я вам не помешаю?

- Нет, пожалуйста.

- Вы тоже до Харькова?

- Да, до Харькова. Разговорились.

Он предложил закусить, вынул из чемодана ветчину, хлеб, вино и сыр и стал все это резать большим острым ножом, который был у него в чемодане.

Когда мы закусили, он спрятал нож обратно, вынул револьвер да и спрашивает:

- Вы не боитесь, что к нам кто-нибудь заберется?

- Нет, не боюсь.

- А я боюсь. Положу револьвер под подушку на всякий случай.

Улеглись мы, погасили свет. Поезд идет, погромыхивая на скреплениях рельсов. Не помню уж как - только задремал я, а потом и заснул.

Только просыпаюсь от какого-то шума.

- Что такое?

Двери хлопают, носильщики по вагонам бегают, - оказывается, в Харьков уже приехали.

Мой спутник собрал вещи, пожал мне на прощанье руку и тоже ушел. Еле успел я одеться. Чуть было меня вместе с вагоном на запасной путь не отправили.

- Позвольте, - возразил гость Тарантасов. - Из всего этого я не вижу, что ваш спутник был сумасшедший... С чего вы это взяли?

- А как же не сумасшедший! Конечно, сумасшедший. Вы знаете, зачем он ехал в Харьков? Отыскивать сбежавшую с инженером-технологом жену!

- Бывает! - неопределенно вздохнул Тарантасов. Вид у него был неудовлетворенный.

- А я думала, он будет в тебя стрелять...

- Это еще с какой радости?! Я у него жену увозил, что ли?

Все повернули головы и посмотрели лениво в окно, за которым прыгала серая метель.

И было уже не страшно, не жутко, а скучно. Леденящий душу ужас таял...