Трагедии атеиста, или Месть честного человека (Тернер; Аксёнов)/ДО

Трагедии атеиста, или Месть честного человека
авторъ Сирил Тернер, пер. Иван Александрович Аксенов
Оригинал: англ. The Atheist’s Tragedy, or the Honest Man’s Revenge, опубл.: 1611. — Перевод опубл.: 1916. Источникъ: az.lib.ru

И. А. Аксёнов

ЕЛИСАВЕТИНЦЫ

ВЫПУСКЪ ПЕРВЫЙ

Mосква
Книгоиздательство ЦЕНТРИФУГА

MDCCCCXVI <1916>

Карелъ Тернеръ

править

Трагедія атеиста
или
Месть благороднаго человѣка

править
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Монферрэ, баронъ.

Бельфорэ, баронъ.

Д’Амвиль, братъ Монферрэ.

Шарлемонъ, сынъ Монферрэ.

Русарь, старшій сынъ д’Амвиля.

Себастіанъ, младшій сынъ д’Амвиля.

Лангбо Нюхъ, пуританинъ капелланъ Бельфорэ,

Борачіо, креатура д’Амвиля.

Фреска, слуга г-жи Пластырь.

Сержантъ на войнѣ

Солдаты, слуги, сторожа, судьи, полиція.

Левидульчія, супруга Бельфорэ.

Кастабелла, дочь Бельфорэ.

Г-жа Пластырь, парикмахерша.

Сокетта, мнимая дворянка при г-жѣ Пластырь.

Дѣйствіе во Франціи.

ДѢЙСТВІЕ I.

править
Сцена 1-я.

Въ паркѣ при замкѣ д’Амвиля.

Входятъ: д’Амвиль, Борачіо и свита.

Д’Амвиль. Племянникъ Шарлемонъ, видалъ, разстался

Съ отцомъ своимъ. Скажите, что хочу

Съ нимъ говорить.

(Входитъ слуга.)

Борачіо, умѣешь

Читать природу, мудрый смыслъ ея?

Не видишь ли единую дорогу

Въ развитьи человѣка и скота?

Борачіо. Да. Роды; ростъ; расцвѣтъ; упадокъ; гибель.

Но человѣкъ изслѣдуетъ свою

Природу: этимъ онъ и возвеличенъ.

Д’Амвиль. Но часто эта родовая милость

И не полна и не вольна. Найдемъ

Глупца, что безсознательнѣй скотины.

Борачіо. И въ человѣкѣ нечего искать

Помимо вещества: найдись иное,

Какъ объяснить, что ростъ его ведетъ

Къ упадку тѣла?

Д’Амвиль. Если смерть подводитъ

Всѣмъ радостямъ и счастію итогъ,

Пусть будутъ чувства всѣ упоены

Избыточною полнотой блаженства,

Да въ незамѣтно нѣжномъ наростаньи

Пресыщенности умъ во прахъ разлить.

Борачіо. По мнѣ, такой переворотъ поспѣшенъ:

И если счастье — только эта жизнь,

Безумно будетъ рано съ ней разстаться,

А если долго влечь её потомъ

До мѣстъ упокоенья — нѣтъ расчета

Все главное терять за сладкій мигъ

И цѣлый вѣкъ существовать какъ нищій.

Д’Амвиль. Такъ наслажденье, говоришь, течетъ

Ручьемъ богатства?

Борачіо. Это повелитель

Всѣхъ радостей.

Д’Амвиль. Оракулъ, да и все.

Что значитъ честный человѣкъ безъ денегъ?

Борачіо. Вдвойнѣ такой несчастенъ и презрѣнъ.

Д’Амвиль. Борачьо — хуже. Если милосердье

Есть благородства непремѣнный знакъ

И перваго себя должно коснуться,

Что несомнѣнно, — честный человѣкъ

Безъ денегъ — подлецомъ выходитъ, такъ какъ

Не знаетъ милосердья къ человѣку

Себѣ ближайшему. Какъ перейти

Отъ этого ко мнѣ? Моимъ стараньемъ

Признайся, развѣ тѣломъ я не вросъ

Въ потомство? Я, пожалуй, не хотѣлъ бы

Для одного себя растить богатство

Несоразмѣрно собственной нуждѣ;

Но даже посреди удачъ своихъ

Правъ человѣкъ, творя и приращая.

Зачѣмъ внимательны его глаза,

И сила въ немъ, способная провидѣть,

Да охранитъ имѣнье и себя

Отъ бѣдствій, наименьшее изъ коихъ

Убьетъ домостроенья цѣлый вѣкъ?

Что до дѣтей моихъ, — они мнѣ близки,

Какъ вѣтви дереву, что ихъ раститъ,

И множиться должны по мѣрѣ роста

Его. И это я предусмотрѣлъ:

Отъ тѣла моего имѣютъ сокъ,

Какимъ они, живя, цвѣтутъ.

Борачіо. Довольно!

Куда вы мѣтите, я увидалъ.

(Входить Шарлемонъ.)

Д’Амвиль. Молчи: насъ прерываютъ. Шарлемонъ!

Шарлемонъ. День добрый, дядя.

Д’Амвиль. Милый Шарлемонъ —

Привѣтъ! Сегодня ли тотъ день великій,

Когда вы записались на войну?

Шарлемонъ. Мое желанье къ этому стремилось.

Д’Амвиль. А не рѣшенье?

Шарлемонъ. Такъ же и оно,

Когда бы не мѣшалъ ему родитель.

Д’Амвиль. О, благородный бой! Въ тебѣ истокъ

Всей чести человѣка. Сколь зловѣще

Презрѣнный духъ теперешнихъ временъ

Унизился предъ доблестью старинной

Тѣхъ прадѣдовъ, отъ чьихъ великихъ дѣлъ

Безсовѣстно ведемъ мы родословье!

Шарлемонъ. Въ вину не ставьте мнѣ его упорства,

Изъ подчиненья старшинству отца

Насиловать я принужденъ желанье.

Д’Амвиль. Племянникъ, вы храните нашу честь.

Полки мелкопомѣстныхъ и незнатныхъ,

Кто вашему примѣру шелъ во слѣдъ.

Вести васъ будутъ. Ихъ рѣчей презрѣнье

Смѣясь перебираетъ вашъ отъѣздъ.

Шарлемонъ. Досадою мой духъ не раздражайте —

Достаточно свободенъ. Но отецъ,

Чтобъ удержать лишилъ меня поддержки

И выступить, какъ должно, не могу.

Отъ этой злой нужды меня избавьте

И если не уйду — зовите: «трусъ».

Д’Амвиль. За этимъ стало? Золота Борачьо!

Наслѣдства я лишу своихъ дѣтей,

Пріобрѣтая честь. То будетъ прибыль,

Я полагаю больше всѣхъ богатствъ.

Радъ случаю, который вамъ докажетъ,

Какъ быстро состояніе мое

Служить вамъ хочетъ. — Тысяча червонцевъ.

Шарлемонъ. Достойный дядя мой — за то въ обмѣнъ

Оставлю обязательство. Двукратно

Обязанъ я: то золото вернуть,

А за него: любовь не выдать вашу.

Д’Амвиль. То доказательство любви моей —

Всегда любовь сама себѣ довлѣетъ.

Моя настойчивость поддержитъ вашу,

И мы добьемся.

Шарлемонъ. Не дойти мольбѣ

Такъ сила чести, побѣди въ борьбѣ.

(Уходитъ.)

Д’Амвиль. Зовите сыновей проститься съ нимъ,

Нашъ благородный Шарлемонъ! Борачьо!

Борачіо. Мы разбирали въ сущности вопросъ

Богатства…

Д’Амвиль. И вопросъ обогащенья.

Борачіо. Пусть юный Шарлемонъ идетъ на бой.

Д’Амвиль. О, вижу: угадалъ.

Борачіо. Тогда, замѣтьте:

Мнѣ кажется одинъ глубокій умъ

Намѣрился въ отъѣздѣ Шарлемона

Найти благополучія предметъ.

Его отецъ богатъ и, кстати, близокъ

Могилѣ. Никакая въ мірѣ власть,

Когда уѣдетъ Шарлемонъ, не станетъ

Межъ нимъ и вами.

Д’Амвиль. Объяснилъ мои

И мнѣнія и нѣжность. Вѣрность дѣлу

И сохраненье тайны съ этихъ поръ

Да совмѣщаетъ разумъ твой обширный, —

Заслугамъ вровень будешь награжденъ.

Борачіо. Меня не отдѣлить отъ вашей службы

Отнынѣ.

Д’Амвиль. Отъ тебя мою любовь.

(Входятъ Русаръ и Себастьянъ.)

Вотъ сыновья.

Моя здѣсь вѣчность и моя въ нихъ жизнь

Потомками продолжится навѣки.

Въ умѣ живетъ стремленіе одно

Возможнымъ счастьемъ жизнь мою украсить.

Пусть всѣ теряютъ — собираю дань я,

Мнѣ не чувствительны другихъ страданья.

(Уходитъ.)
Сцена 2-я.

Покой въ замкѣ Монферрэ.

Входятъ: Монферрэ и Шарлемонъ.

Монферрэ. Прошу тебя, пусть этихъ слезъ потокъ

Твое стремленье на войну уклонитъ.

Вѣдь изъ моихъ дѣтей живешь одинъ,

Въ тебѣ надежда продолженья дома

И весь почетъ, что завоюешь тамъ,

Ничтожнымъ блескомъ упадетъ на имя,

Съ которымъ ты отъ предковъ получилъ

Такую знатность, что ея величье

Старайся только сохранить и снесть.

Прошу — останься дома.

Шарлемонъ. Вы, отецъ мой,

Слабѣйшимъ вздохомъ властны измѣнить

Крѣпчайшее рѣшеніе. Слезою

Единою — упорство растопить

Въ покорность, но мое стремленье къ бою

Настолько же наслѣдственно, какъ кровь

Отъ каждой жизни знаменитыхъ предковъ.

Они вашъ путь указывали вамъ,

Вы — мой примѣръ. Прикажете остаться

Лишь ничего незначащей ковычкой

Въ преславной книгѣ вашего родства?

А то висѣть безцѣльной арматурой

Среди трофеевъ пращуровъ моихъ

И пышнаго оружія потомковъ?

Кто благородный молодой французъ

(Когда не внѣ разсудка и примѣра)

И не солдатъ? А Шарлемонъ одинъ

Считается несмысленною вещью,

Игралищемъ пустымъ для воли злой.

(Входятъ: д’Амвиль, Русаръ и Себастьянъ.)

Д’Амвиль. День добрый!

Монферрэ. Добрый день, любезный братъ.

Шарлемонъ. День добрый, дядя!

Д’Амвиль. Такъ, племянникъ милый.

Что? Вы слезами вымыли глаза?

Подите! Я клянусь душой, стремленье

Его — согласья стоитъ. Ваша нѣжность

Васъ увлекаетъ. Юноши отцамъ

Что ближе, какъ не поддержанье славы

И возвышенья дома своего?

Вотъ сыновья. И какъ бы я гордился,

Когда бы этотъ могъ, а тотъ хотѣлъ

Съ племянникомъ соперничать достойно.

Монферрэ. Вы побѣдили: Богу помолись,

Чтобъ на бѣду не вышло принужденье!

Д’Амвиль. Добились! На бѣду? А въ чемъ она?

Другою быть не можетъ, кромѣ смерти,

А я неколебимо убѣжденъ,

Что время, мѣсто, образъ нашей смерти

Подчинены судьбѣ. И не слабѣй,

Чѣмъ смерти — мы. Какую пользу дѣлу,

Что неизмѣнно предопредѣлено,

Прозрѣніе предчувствія окажетъ?

(Входятъ: Бельфорэ, Левидульчія, Кастабелла и свита)

Бельфорэ. День добрый, Монферрэ, д’Амвиль — привѣтъ,

Вамъ, господа! Любезный Шарлемонъ,

Привѣтъ вамъ нѣжный. Право опасался,

Что такъ и не успѣю вамъ сказать:

Успѣха вамъ, для вашихъ предпріятій,

Такого, чтобы васъ достоинъ былъ!

Шарлемонъ. Но, сударь мой, не позволяетъ долгъ мой

Уѣхать, не спрося о томъ у васъ.

Бельфорэ. Любезности — скорѣе украшенье,

Чѣмъ польза. Время отдадимъ не имъ,

А лишь тому, что намъ необходимо.

Монферрэ. Онъ эту милость упредить бы долженъ

Не задержи его мы на пути.

Д’Амвиль. Откланяться онъ правда собирался,

Теперь ужъ нѣтъ! Пожалуйте къ столу.

Войти угодно? Благородной дамѣ!

(Уходятъ всѣ, кромѣ Шарлемона и Кастабеллы.)

Шарлемонъ. Прекраснѣйшая дама! Все прощанье

Какъ пылкая, волнующая рѣчь

Сложенная изъ нѣжныхъ увѣреній:

Взаимно опираясь, восходя,

И наростая силой убѣжденья —

Сильнѣйшее скрываютъ до конца,

Чтобъ увѣнчать всеобщее усилье

Побѣдою надъ тѣмъ, кто имъ внималъ.

Причина: впечатлѣнья словъ послѣднихъ

И дольше и устойчивѣй другихъ

Владѣютъ милостью воспоминанья.

Всѣ, кто почтили словомъ мой отъѣздъ

Прибавили значительно къ пріязни,

Съ какой любезность эту я встрѣчалъ.

Вы, госпожа моя, конецъ вѣнчая —

Всего прощанья, — пламенный итогъ

Нѣжнѣйшей рѣчи; васъ предпочитать

Заставили всему и вѣчно живы

Въ душѣ у вѣрной памяти моей. —

Такъ, госпожа, прощаюсь поцѣлуемъ.

Кастабелла. Слуга достойный, не истолковали

Вы поцѣлуя. Не разлука въ немъ

Влюбленныхъ, но ему служить печатью

Любви и доказать сліяньемъ двухъ

Взаимно воплощаемыхъ дыханій,

Что только вмѣстѣ можемъ мы дышать.

Останьтесь иди и меня возьмите.

Шарлемонъ. Но, Кастабелла, оставаться мнѣ,

Вамъ ѣхать — значитъ позволять ославить

Меня постыдно слабодушнымъ или

Нескромностью вашъ дорогой порывъ.

(Входитъ Лангбо Нюхъ.)

А для того, чтобы любовь утѣшить

Явился человѣкъ, кого ученость

Призвалъ свидѣтелемъ обѣтовъ тѣхъ,

Что возвращенье увѣнчаетъ бракомъ.

Лангбо. Привѣтствую васъ въ духѣ соединенья, уже освѣдомленъ о матримоніальныхъ намѣреніяхъ вашихъ и могу засвидѣтельствовать ихъ подлинность.

Кастабелла. О, скорбная тоска, души тревожной!

Слуга мой вѣрный, слышали ли вы,

Какъ выступалъ одинъ герой великій?

Печаль мрачила милый неба ликъ,

Рыдая, вѣтры грудь земную рвали,

Тяжелыхъ тучъ склонялась голова,

И плакали дожди печально въ день тотъ,

Какъ будто онъ пророчилъ о бѣдѣ.

Что неизбѣжно счастію грозила.

Такъ и теперь. Глаза мои, скажу,

(Простишь ли, Небо) — плачущія тучи,

А слезы — вѣщій дождь. Пророчитъ много

Печальныхъ дѣлъ, печальная тревога.

Шарлемонъ. Фи, суевѣрье, — поцѣлуи — зло?

Кастабелла. Когда бы все такъ испугать могло! (Цѣлуетъ его).

Лангбо. Фу, фу, фу! Это плотскіе поцѣлуи возбуждаютъ любострастіе тѣлъ нашихъ.

(Входятъ Бельфорэ и Левидульчіа.)

Левидульчіа. О! дочь въ объятьяхъ своего слуги!

Шарлемонъ. Сударыня, не истолкуйте ложно:

Мной данный поцѣлуй — разлуки знакъ.

Левидульчіа. Кровь пылкая! Клянусь любви устами,

А если я такого захочу?

Бельфорэ. Отецъ насъ ждетъ, чтобъ проводить въ дорогу.

Прощайте. Горній Господинъ войны,

Благослови вашъ бранный путь! Прощайте.

Шарлемонъ. Поклонъ нижайшій, сударь. Вашу руку,

Сударыня. (Кастабеллѣ.) Уста. — Прошу простить.

(Уходятъ Бельфорэ, Левидульчіа и Кастабелла.)

Ея слова теряются въ слезахъ.

Есть что-то, что меня бы удержало,

Но честь не уступаетъ передъ тѣмъ.

Вы, человѣкъ, чью искреннюю вѣрность

Моя надежда выбрала въ друзья,

Отсутствіемъ боюсь ее измучить.

И право и возможность вамъ даны

Ея страданія умѣрить. Горе

Въ васъ дружество найдетъ. И вашъ уходъ

О добротѣ своей не пожалѣетъ.

Лангбо. Сударь. У меня нѣтъ словъ и доводовъ, чтобъ оцѣнить ваше довѣріе. Но, попросту, по правдѣ говоря, стану смягчать ея горе въ духѣ утѣшенія.

Шарлемонъ. Я вашу дружбу даромъ пріобрѣлъ,

Но вы не опасайтесь за доходъ —

Онъ, вѣрьте, капиталъ перерастетъ.

(Уходитъ.)
(Входятъ Д’Амвиль и Борачіо.)

Д’Амвиль. Господинъ Лангбо! Какая счастливая встрѣча! Прямота рѣчей вашихъ, заставляетъ меня желать познакомиться съ вами поближе.

Лангбо. Еслибъ вашей милости угодно было ограничиться тѣмъ, что приняли меня запросто, я склоненъ былъ бы обмѣнить услуги мои на благосклонность вашу, но этотъ обмѣнъ взаимнымъ почтеніемъ, — излишняя есть ложь. Попросту, сказать по правдѣ — не люблю я его.

Д’Амвиль. Присоединяюсь, къ вашему сужденію и желаю доказать вамъ мое расположеніе не менѣе щедро, чѣмъ Бельфорэ, достойный вашъ покровитель.

Лангбо. Его сіятельству нравятся простота и правдивость моихъ рѣчей.

Д`Амвиль. Другого и быть не можетъ. Въ обращеніи благородной дочери Кастабеллы всякій прочтетъ похвалу его достоинствамъ и вашему руководству.

Лангбо. Эта благородная дѣвица отъ всѣхъ отмѣнно скромнѣйшая, прекрасная, благородная, изящная, умная, знатная и богатая.

Д’Амвиль. Вы дали ея уменьшенный портретъ.

Лангбо. Она уподобляется вашему алмазу — предметъ соблазна въ глазахъ всякого мужчины, сама же недоступна малѣйшему впечатлѣнію его.

Д’Амвиль. Цѣнность — ея, а, сравненіе — ваша собственность.

(Даетъ ему кольцо.)

Лангбо. Прошу простить, сударь.

Д’Амвиль. Слишкомъ много, слишкомъ длинно, не хочу простить, хочу просить васъ. Ну, а то клянусь…

Лангбо. О! ни въ какомъ случаѣ! Не оскверняйте устъ своихъ мерзостью сего грѣха. Я ужъ лучше возьму. Вы лишитесь кольца, по охранены будете отъ клятвы. Воистину я неправильно оцѣнилъ ее. Она дороже драгоцѣнности: вамъ это только украшенье, а она и пріятна и полезна.

Д’Амвиль. И тѣмъ не менѣе пропадаетъ даромъ. Она, сударь, заслуживаетъ достойнаго супруга. Я часто желалъ ея брака съ моимъ старшимъ сыномъ. Онъ связалъ бы дома Бельфорэ и д’Амвиля.

Лангбо. Единеніе же семей дѣло любви и милости.

Д’Амвиль. А это вполнѣ соотвѣтствуетъ вашему характеру.

Лангбо. Если вашей милости угодно возложить это на меня, я проведу дѣло безъ всякой задней мысли, вѣрнѣйшее средство къ исполненію вашего желанія.

Д’Амвиль. Принято съ величайшей радостью. Русаръ, вотъ вамъ письмо господину Бельфорэ относительно этого моего желанья.

(Входитъ Русаръ, видъ у него больной.)

Русаръ! Я посылаю васъ женихомъ къ Кастабеллѣ. Благоусмотрѣнію этого господина мной предоставлено все касающееся вашего ухаживанія. Его великодушное содѣйствіе заслуживаетъ самаго полнаго довѣрія съ вашей стороны. Слѣдуйте его указаніямъ, онъ будетъ вашимъ руководителемъ.

Лангбо. Прямо и честно.

Русаръ. Мой руководитель? Развѣ, ваша милость, считаете меня слишкомъ слабымъ, чтобы наступать самому?

Лангбо. Я буду только поддерживать ваши дѣйствія.

Русаръ. По правдѣ говоря, мнѣ кажется, что вамъ дѣйствительно придется сдѣлать это, больному-то не легко овладѣть волей женщины безъ посторонней помощи.

Лангбо. О, Шарлемонъ! обѣтъ мой, благодарность

Твоя — слова и вѣтеръ ихъ унесъ

Твоя рука бѣдна — я онѣмѣлъ,

Найдя возможность выгоднѣйшихъ дѣлъ.

(Уходятъ Русаръ и Снуфъ.)

Д’Амвиль. Борачіо. Замѣтилъ эту личность?

Борачіо. Онъ должностью своею объясненъ.

Д’Амвиль. И кажется посмертные проценты

За правовѣріе учесть готовъ.

А жизнь его съ ученіемъ сравнишь —

Полнѣе не найти противорѣчья.

Какъ будто проповѣдуетъ затѣмъ,

Чтобъ цѣлый міръ грѣхи свои оставилъ

И далъ ему возможность разжирѣть.

Я въ этомъ атеистъ неисправимый.

Такъ! Шарлемонъ уѣхалъ. Ты считалъ

Его отъѣздъ основой заговора.

Борачіо. Онъ тотъ, кто Кастабеллою любимъ.

Д’Амвиль. Да, это такъ. Я потому добился.

Чтобы служить ему за рубежомъ.

Борачіо. И вымести съ дороги эту склонность.

Для дѣйствія намъ путь освобожденъ.

Д’Амвиль. Наслѣдница, вѣдь эта Кастабелла,

И бракъ ее съ наслѣдникомъ моимъ

Прославитъ домъ и прираститъ богатство,

Одно ужъ это окупило трудъ,

Но если выйдетъ, — убѣдишься: мозгъ мой

Введеньемъ это сдѣлаетъ къ дѣламъ

Настолько полнымъ выгоднымъ соблазномъ,

Что честности захочется самой

Провороваться.

Борачіо. Обѣщаю вамъ

Заняться этимъ. Становлюсь орудьемъ,

Что быстро изукраситъ вашъ проектъ.

Д’Амвиль. И станешь. Этой чести не отнимутъ

Ступай, пріобрѣти мнѣ алый шарфъ,

Какой у Шарлемопа. Изготовишь

Себѣ нарядъ увѣчнаго бойца,

И потерпи до свадебнаго пира,

Гдѣ пріискалъ занятіе тебѣ

Вполнѣ по праву.

Борачіо. Повторяю клятву:

Орудье изукраситъ вашъ проектъ.

Д’Амвиль. Бракъ принесетъ богатство. Буду радъ

Его умножить, хоть умретъ мой братъ.

(Уходятъ.)
Сцена 3-я.

Покой въ замкѣ Бельфорэ.

Входитъ Кастабелла, избѣгая приставаній Русара.

Кастабелла. Нѣтъ, милостивый государь, знай вы, какъ мнѣ это мало правится, навѣрно бы это прекратили.

Русаръ. Не оставлю тебя, пока не признаешь меня своимъ слугой.

Кастабелла. Моимъ слугой! Вы больны, сами знаете. Вы, первый сочли бы меня легкомысленной, прійми я на свою службу, кого-нибудь къ ней неспособнаго.

Русаръ. Служить благородной дамѣ приходится, обыкновенно въ комнатѣ, а больные наиболѣе приспособлены къ комнатной жизни. Пожалуйста, дай мнѣ залогъ милости.

Кастабелла. По моему вы и сами себя не обидите.

Русаръ. Мнѣ нуженъ твой глазъ. Черное пятнышко.

Кастабелла. Зайдите къ поварятамъ, они его вамъ подставятъ.

Русаръ. Нѣтъ, вы жестоки. Презираю глазъ вашъ,

При сѣроокомъ утрѣ лучшій день. —

Кастабелла. Ну, если вы перестанете притворяться, я пожалуй, что-нибудь вамъ и подарю. Чего бы вамъ хотѣлось?

Русаръ. Какую-нибудь игрушку. Что-нибудь блестящее.

Кастабелла. Фи, неужели вы такъ невѣжливы, что станете клянчить драгоцѣнность у дамы?

Русаръ. Не дадите ли мнѣ тогда браслетъ изъ своихъ волосъ?

Кастабелла. Вамъ своихъ мало?

Русаръ. Нѣтъ, разумѣется, этого у меня вдоволь, пока ихъ купить могу.

Кастабелла. Такъ на что вамъ мои волосы?

Русаръ. Носилъ бы ихъ, тебя ради, сердце мое.

Кастабелла. Думаете мнѣ пріятно будетъ безъ волосъ ходить?

Русаръ. Ну и хитрая жъ вы, и благоразумная (цѣлуетъ ее).

Кастабелла. Тише. Я бы хотѣла лишиться одного чувства.

Русаръ. Опять колкости! Котораго? Обонянія?

Кастабелла. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Ну, теперь, надѣюсь, довольны. Получили залогъ милости.

Русаръ. Какой? Поцѣлуй? Пожалуйста, дай другой.

Кастабелла. Покажите мнѣ тотъ, что я вамъ дала.

Русоръ. Какъ же я его вамъ покажу?

Кастабелла. Не стоите вы милости, которую и на одну минуту сохранить не стараетесь.

Русаръ. Отлично! На чистоту. Любишь ты меня? Я за этимъ и пришелъ.

Кастабелла. Люблю васъ? Да, по-хорошему.

Русаръ. Дай руку на этомъ.

Кастабелла. Нѣтъ. Вы меня не поняли. Если я люблю васъ по-хорошему, — сейчасъ я васъ любить не должна: вы не очень-то хороши — вы больны.

Русаръ. Эти двусмысленности, просто шутка.

Кастабелла. Говорю это совершенно искренно и серьезно. — Но не могу успокоиться на вашъ счетъ, чувствую это, съ тѣхъ поръ, какъ дала самъ знакъ милости. Любите ли вы меня?

Русаръ. Отъ всего сердца.

Кастабелла. Такъ отъ всего сердца дамъ вамъ драгоцѣнность — повѣсьте ее себѣ на ухо, слушайте: я васъ никогда не полюблю.

(Уходитъ.)

Русаръ. Это вы и называли драгоцѣнностью для моего уха? Это не блестящій подарокъ, ей-Богу, это для меня звучитъ довольно мрачно. Ну, изъ-за этого всего я ее не брошу. Думается мнѣ, оживляетъ человѣка, этакое упорство, въ своихъ намѣреіяхъ, если женщина съ перваго взгляда хочетъ отъ него отвязаться

(Уходитъ.)
Сцена 4-я.

Другой покой, тамъ же.

Входятъ Бельфорэ и Лангбо Нюхъ.

Бельфорэ. Я принимаю это представленье,

Намѣреваясь согласиться съ нимъ.

Я дочери указывалъ и раньше.

Такъ нѣжно уклонялась, будто ей

Пріятно, думалъ. Я рѣшилъ: то скромность

Невинной крови, чей спокойный токъ

Волна любви не тронула. Но только

Ее смѣлѣе началъ убѣждать,

Желая отогнать предубѣжденья,

Румянецъ скромный, отвращеньемъ блѣднымъ

Смѣня, такъ отказала на отрѣзъ,

Какъ будто ей любовь руководила,

Къ иному человѣку приводя.

Лангбо. Право такое непослушаніе ребенку не къ лицу. Сіе проистекаетъ изъ неосвященной свободы. Вы пріобщитесь собственному стыду своему, если согласитесь потерпѣть сіе.

Бельфорэ. Совѣтъ прекрасенъ, прямодушно данный.

Я лишній разъ стараюсь убѣдить,

А не уступитъ — оставляю кротость,

Свою сумѣю власть употребить.

Лангбо. Теперь, да не боится принужденья

Любви запретной, надо такъ схитрить,

Чтобъ вамъ узнать.

Бельфорэ. Отъ всякаго соблазна

Ее храня, останетесь при ней

До самой ночи въ брачный день.

Лангбо. Отлично.

(Входитъ Кастабелла.)

Кастабелла. Васъ матушка изволить ожидать.

Въ той галлереѣ, проситъ о совѣтѣ.

(Уходитъ Бельфорэ.)

Придумала чтобъ съ вами говорить.

Подробности стираетъ время. Кратко

На вашу честность Шарлемонъ довѣрилъ

Мою и собственную любовь.

Теперь желаютъ, грубо разорвать ихъ

И если не поддержитъ вашъ совѣтъ —

Принуждена свое нарушить слово.

Лангбо. Со времени отъѣзда Шарлемона я взвѣсилъ его любовь въ духѣ соображенія и нашелъ ее суетной и пустой. Отнимите свое уваженіе: его привязанность того не заслуживаетъ.

Кастабелла. Я знаю, ваше сердце не способно

Святыню сана осквернить такой

Дурною цѣлью, какъ обѣтъ расторгнуть,

Который сами помогали дать.

Лангбо. Достоинъ ли любой, кто небрегая

Прелестною бесѣдой вашей и

Упорно презирая ваши просьбы

И слезы, уѣзжаетъ далеко

Отъ нѣжной близости, а изъ причины

Его отъѣзда можете найти,

Что онъ къ разлукѣ до того стремился,

Что крови собственной не пожалѣлъ,

Лишь только бы отъ васъ освободиться.

Не злоба ли сердца разъединяетъ?

Любовь съ любимой пребывать желаетъ.

Да, право онъ не изъ сыновъ любви.

Кастабелла. Не обижайте — благородный духъ

На битву уклонилъ его стремленье.

Вѣдь щедрая любовь и честный пылъ

Такъ связаны, что зародились вмѣстѣ:

Любовь — сестра, а бранный пылъ ей братъ

И если бы расти любви моей —

За храбрость полюбила бы сильнѣй.

Лангбо. Но Кастабелла!

(Входитъ Левидульчіа.)

Левидульчіа. Фи, къ женщинѣ не вамъ найти дорогу —

Она не черезъ мозгъ, а черезъ кровь.

(Лангбо уходитъ; Кастабелла готова послѣдовать за нимъ.)

Нѣтъ, стой. Какъ называется ребенокъ,

Когда ростя среди заботъ и тратъ,

Достигнувъ полной зрѣлости и силы

Родителей откажетъ поддержать,

Нуждающихся въ помощи?

Кастабелла. Ублюдкомъ.

Левидульчіа. Ублюдкомъ Кастабеллу назовутъ,

Природа наша любящая мать

Себѣ на помощь создавала женщинъ,

Ища себя въ рожденьяхъ возрождать.

А ты, имѣя случай и возможность

На это, — грубо отвергаешь ихъ.

Кастабелла. Повѣрь мнѣ, мать, что я люблю другого.

Левидульчіа. Отсутствующій предпочтешь предметъ

Любезному объятію супруга

И творческому тѣлу бредъ безплодный?

Мы иначе существовать не можемъ,

Какъ въ тѣлѣ. А оно имѣетъ цѣль

Одну — рождать и этого (покуда

Воображеньемъ не родятъ дѣтей)

Лишь тѣломъ достигаемъ. Если бъ умъ

Одинъ руководилъ — то отъ рожденья

Мы бъ отказались — черезчуръ сильны

Убытки выносимые за то,

Что — жизнь обогащаетъ. И природа

Для нашихъ чувствъ приберегла прикормъ —

Чрезмѣрность наслажденія въ томъ дѣлѣ,

Которое предложено тебѣ

И, по, незнанію отдано за лживость

Неудовлетворяемой любви

Къ тому, кто на войнѣ, лишаясь крови,

Воротится больнымъ, хромымъ, безъ силъ,

И женится, чтобъ испытала муку *

Тантала: оживитъ твои желанья

Безплодно предлагаемый предметъ

Любви — возжаждутъ и не утолятся.

(Входятъ: Бельфорэ, д’Амвиль, Русаръ, Себастьянъ, Лангбо и т. д.)

Бельфорэ. Ну, Левидульчіа, ты приготовить

Успѣла дочь принять любовь его,

Супруга — вотъ?

Левидульчіа. Лишь по закону мать ей,

Но будь она моя родная кровь —

Я не дала бы лучшаго совѣта.

Русаръ. О милая жена!

Счастливый мужъ твою цѣлуетъ щеку.

Кастабелла. Мой мужъ? О, вижу измѣнили мнѣ,

Другъ Шарлемона, вашей чистотою

Такъ дивно презирался этотъ лиръ:

О, подкупить тому не позволяйте

Что презирали, — ставши ненавистнымъ

Орудьемъ міра — станешь самъ презрѣнъ.

(Становится на колѣни, то предъ однимъ, то предъ другимъ.)

О, дорогой отецъ, позволь вглядѣться

Въ мою любовь. — Вамъ, сударь, свѣтлый умъ

Не скажетъ ли, что неразуменъ сынъ вашъ

Женясь на комъ-то, склонности кого

Къ себѣ не замѣчалъ. — Я, сударь, буду

Столь непріятной вашему уму,

Что можетъ быть вы проклянете часъ

Неосторожной свадьбы.

Д’Амвиль. Бельфорэ,

Не надо бы навязывать ей мужа,

Бельфорэ. А, чтобъ меня! Сварливая дѣвчонка —

Велю благословеніемъ отца:

Ты съ нимъ должна немедленно вѣнчаться.

Кастабелла. Вотъ, Шарлемонъ, чего ждала въ слезахъ,

Какой бѣдою оправдался страхъ.

Себастьянъ. Разбой! разбой! разбой!

Бельфорэ. Гдѣ?

Д’Амвиль. Что такое?

Себастьянъ. А это что по вашему — насильно

Вѣнчая дѣвушку, заставить спать

Съ кѣмъ не желаетъ?

Лангбо. Истинно, языкъ вашъ

Безбожный членъ.

Себастьянъ. Воистину, душѣ

Погибшей вашей впору ваша важность,

Какъ плѣснь пристала яблокамъ гнилымъ.

Бельфорэ. Другъ, вы безбожны, да и неприличны.

Д’Амвиль. Дрянь, непокорный, съ глазъ моихъ немедля,

Клянусь душой, поплатишься за это!

Бельфорэ. Идемте въ церковь.

(Уходятъ всѣ кромѣ Себастьяна.)

Себастьянъ. Сказывается пословица: къ церкви ближе — отъ Бога дальше. Бѣдная дѣвушка! — Дай тебѣ Богъ счастья — пусть погорятъ его способности въ пламени чувства его такъ, чтобы не безпокоилъ тебя немилый. Чтобъ его огню, разбудить въ тебѣ охоту къ другому мужчинѣ и самому помочь себя орогачить. И да будетъ тѣмъ мужчиной, кто-нибудь изъ его служащихъ, ты такимъ образомъ отъ самого постылаго добьешься, что стѣны будутъ глухи, двери смазаны, кольца занавѣсокъ безмолвны, а горничная будетъ охранять тишину по собственному его приказу, чтобы храпѣть ему самымъ сладкимъ образомъ и во снѣ здорово обрастать рогами. А когда, свѣдавъ объ этомъ, сунется за разводомъ, да не будетъ ему отвѣта иного развѣ: «рядомъ лежалъ и дрыхъ, закону нѣтъ дѣла до такихъ — самъ проморгалъ все».

(Уходить.)

ДѢЙСТВІЕ II.

править
Сцена 1-я.

Столовая въ замкѣ Бельфорэ. Ночь. Музыка. Пиръ конченъ.

Входятъ: д’Амвиль, Бельфорэ, Левидульчіа, Русаръ, Кастабелла, Лангбо Нюхъ въ одни двери, съ другой стороны Пластырь и Сокетта, ихъ вводитъ Фреско.

Левидульчіа. Госпожа Пластырь, я ждала васъ часъ тому назадъ.

Пластырь. Нѣкоторыя дамы, сударыня, задержали меня дома, а то я давно бы ожидала вашу милость.

Левидульчія. Благодаримъ васъ за посѣщеніе. Сударь, прошу любить и жаловать этихъ благородныхъ дамъ, это приглашенные мной друзья.

Д’Амвиль. Привѣтъ вамъ, благородныя дамы. Прошу садиться.

Левидульчіа. Фреско, попроси разрѣшенія у господина д’Амвиля и отправляйся въ буфетъ: тамъ найдешь кой-кого изъ нашихъ людей. Если они тебѣ не обрадуются — большими дураками будутъ.

Фреско. Если ваши дураки не обрадуются, сударыня, то ваши бочки, навѣрно, будутъ мной довольны, только бы мнѣ до буфета добраться.

(Уходитъ.)

Д’Амвиль. Да послужитъ намъ примѣромъ стремленье этого мальчика къ веселью. Будемъ серьезны и задумчивы, когда этого потребуютъ обстоятельства. Мрачному настроенію не время.

Левидульчіа. Всѣ мы должны настроиться на веселый ладъ.

Д’Амвиль. Эй, тамъ — музыка!

Бельфорэ. Гдѣ же Монферрэ? Скажите, что его комната ждетъ его здѣсь.

(Входитъ Монферрэ.)

Монферрэ. Богъ создалъ вашъ бракъ, чтобы отнять отъ меня радость.

Д’Амвиль. Другъ Бельфорэ! Здоровье Кастабеллы! (Пьетъ.)

Всѣ двери настежъ, дабы этотъ тостъ

По дому разливался. Братъ, здоровье

Наслѣдника! Нашъ славный Шарлемонъ

Солдатъ. Прилично музыкѣ военной

Прославить поминаніе о немъ.

(Трубы и барабаны. Входитъ слуга.)

Слуга. Сударь, здѣсь пришелъ человѣкъ въ солдатской формѣ. Говоритъ — только что изъ Остендэ, и желаетъ вамъ сообщить что-то очень важное.

Д’Амвиль. Остендэ! Дай войти. Душа твердитъ,

Что новости его оркестръ дополнятъ —

То могъ бы сдѣлать братъ, развеселясь, —

Его развеселить пришедшій.

(Входитъ Борачіо переодѣтый.)

Монферрэ. Духомъ

Вопросъ удержанъ, будто чуетъ онъ,

Что не по немъ отвѣтъ.

Д’Амвиль. Солдатъ, скажи

Что новаго? Здѣсь говорятъ о трепкѣ,

Что задали врагу.

Борачіо. Да такъ и есть.

Бельфорэ. Ты можешь разсказать?

Борачіо. Да.

Д’Амвиль. Разскажи намъ.

Борачіо. Врагъ, пораженный хитрою игрой

Маневровъ ловкихъ, обратилъ сперва

Всю артиллерію свою на городъ.

Отъ грома и огня дрожала крѣпость —

Онъ страшною подготовлялъ пальбой

Штурмъ, что намѣревался предпринять.

Былъ общій приступъ. Но на укрѣпленье,

Которое, казалось, легче взять,

Цвѣтъ ихъ полковъ былъ устремленъ въ атаку

И раздѣлялся поровну на фронтъ

И на резервъ. Они дошли до мели,

Готовясь перейти каналъ въ отливъ.

Мы собрались, для своего спасенья,

Сорвать заставки и залить каналъ.

Нашъ комендантъ возсталъ и допустилъ онъ,

Насъ оттѣснить къ подножію валовъ,

Когда же фронтъ ихъ пробивался къ бреши

Ударомъ въ пики, — повелѣлъ хитрецъ,

Спустить плотины, дѣлая подножку

Всему ихъ строю, что попалъ въ струю

Свирѣпаго теченія потока.

Колонна сжатая водою и

Стѣнами, видя, что глубоки волны

И отступить не позволяютъ, всѣ

Усилья обратила (какъ послѣдній

Вздохъ у того, кто сердцемъ былъ здоровъ)

На ярость натиска. Всѣ были тотчасъ

Раздавлены и пали. Кто не плылъ,

Лишь утонулъ, а кто бѣжать затѣялъ

Вплавь — изъ бойницъ фланговыхъ по водѣ

Былъ сразу и утопленъ и застрѣленъ.

Д’Амвиль. Душой клянусь, лихое было дѣло.

Монферрэ. О! что же мой безцѣнный Шарлемонъ?

Борачіо. Я, утромъ, брелъ по роковой косѣ,

Межъ труповъ непріятелей сраженныхъ,

Что моря переполненный животъ

Извергъ на берегъ. Горестной удачей

Мнѣ было увидать черты лица,

Которое ошеломленный разумъ

Узналъ. Онъ въ панцырѣ лежалъ какъ будто

Въ гробу. И всхлипывало море, какъ

Кто, усмирясь, оплакиваетъ горько

Того, кого во гнѣвѣ умертвилъ;

О берегъ билось, цѣловало щеки,

Вновь уходило, вынудя песокъ

Могилу строить, съ каждою разлукой

Такъ много проливало слезъ. Пока

(Какъ тотъ, кто не выдерживая вида

Убитаго, не смѣлъ уйти). Сверхъ силъ,

Безвольно, нерѣшительно шагая,

Между собой валы переплетя,

Какъ бы скрестивъ иль заломивши руки,

Отъ тѣла отрывалось, ницъ легло,

Какъ будто подъ землей хотѣло скрыться,

И только въ этомъ стыдъ ему мѣшалъ.

Д’Амвиль. И кто же это былъ?

Монферрэ. О, Шарлемонъ!

Борачіо. Подсказано тревогою, что горе

Мѣшало доложить.

Кастабелла. О, Боже мой! (Уходитъ.)

Д’Амвиль. Такъ Шарлемонъ погибъ! Но какъ же это,

Когда противнику мы нанесли

Ударъ?

Борачіо. Своимъ неукротимымъ духомъ

Былъ увлеченъ и вражій строй прорвалъ,

Когда же отступали по потоку

Растущему, смятенною толпой

Онъ опрокинутъ и снесенъ волнами.

И вотъ печальныя поминки — шарфъ,

Съ которымъ, въ честь героя, не разстанусь.

Монферрэ. Не мучь меня, доказывая то,

Что не хочу понять, хотя и долженъ.

Д’Амвиль. Ты — филинъ. Ты сюда пришелъ въ ночи

И сталъ проклятымъ вѣстникомъ о смерти.

Отсюда — вонъ! Оставь мой домъ. Не то,

Клянусь душой, врага по мнѣ увидишь,

Какого не нашелъ въ Остендэ. Вонъ!

Борачіо. Но только изъ любви…

Д’Амвиль. Терзать мнѣ сердце,

Тѣмъ, что невыносимо?..

Послушай, слышишь? Рабъ! О, ты искусникъ,

Любезнѣйшій, нѣжнѣйшій негодяй!

Борачіо (въ сторону). Недурно притворялся?

Д’Амвиль (въ сторону). Несравненно! —

Проваливай! И слушать не хочу.

Борачіо. Простите же. Не стану безпокоить (уходитъ).

Д’Амвиль (въ сторону). Фундаментъ есть. Теперь по ступенямъ

Пойдетъ работа. До конца не долго. —

О, неопредѣленный, смертныхъ родъ!

Бельфорэ. Что жъ, если это рокъ необходимый

Всего подлуннаго.

Д’Амвиль. Да, это такъ.

Братъ, жизни ради — подави страданья.

Монферрэ. Нѣтъ, не могу. Для утѣшенья я

Сталъ недоступенъ. Очередь за мною:

Мнѣ плохо.

Д’Амвиль. Горю слишкомъ поддался.

Лангбо. Всѣ люди смертны. Часъ смерти неизвѣстенъ. Старость увеличиваетъ опасность болѣзни, а страданіе способствуетъ забывчивости. Вы не знаете, долго ли вамъ быть въ сознаніи.

Тѣмъ не менѣе, по моему,

Когда больны — желательно устроить

Свои дѣла. Духовную писать.

Д’Амвиль. Того и надо. Посвѣтите брату.

Монферрэ. Я задержусь. Я честнаго соыѣта

Хочу просить у этого лица.

Бельфорэ. Отъ всей души. Вы помогите сударь.

(Уходятъ Монферрэ и Снуфъ.)

Вотъ рядомъ — не угодно?

Д’Амвиль. Все равно.

(Уходятъ Бельфорэ и Д’Амвиль.)

Левидульчіа. Дочь моя ушла. Идемте сынокъ. Госпожа Пластырь, идемте къ ней въ комнату. Мнѣ будетъ пріятно посмотрѣть, какъ она переноситъ ожиданье прихода товарища по постели.

Русаръ. По правдѣ, такъ чего и ждать ей. Я

Съ трудомъ понравлюсь. Дайте ей покой.

Левидульчіа. А вы трудомъ понравьтесь, дорогой.

(Уходятъ.)
Сцена 2-я.

Лакейская, тамъ же.

Входятъ: три пьяныхъ лакея, вводя Фреско.

2-й лакей. Мальчикъ, пей чего-нибудь, вволю, мальчикъ.

Фреско. Довольно, сударь, ни капли на этомъ свѣтѣ.

2-й лакей. На этомъ свѣтѣ? А, ну потуши-ка свѣтъ, да давай пить въ потьмахъ и — вотъ оно, братъ, старый мальчикъ.

Фреско. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ.

3-й лакей. Ну, бери свой ликеръ. Здоровье Фреско! (Становится на колѣни.)

Фреско. Заболѣть мнѣ отъ вашей здравицы, сударь.

1-й лакей. Ну такъ, можетъ, тогда и на колѣни станете, надѣюсь, сударь.

Фреско. А нельзя ли мнѣ выпить за него, стоя, сударь?

2-й лакей. Надѣюсь вы сдѣлаете, какъ мы дѣлаемъ.

Фреско. Ну такъ ясное дѣло — нельзя мнѣ стоять — вы этого не можете.

3-й лакей. Здорово сказано, старый мальчикъ.

Фреско. Старый мальчикъ! Вы изъ меня сразу младенца сдѣлаете. Если такъ дальше пойдетъ, ходить разучусь.

1-й лакей. Тѣло мое такое слабое, какъ вода, Фреско.

Фреско. Правильно сударь, весь пивной солодъ ушелъ вамъ въ голову и въ тѣлѣ только вода осталась.

(Входятъ д’Амвиль и Борачіо, незамѣтно наблюдаютъ пьяныхъ.)

Д’Амвиль. Борачіо, видишь этихъ слугъ?

Борачіо. Да, сударь.

Д’Амвиль. Ихъ пьянство кажется такимъ смѣшнымъ,

А намъ — орудье вѣрнаго успѣха

И завершенья скромныхъ нашихъ дѣлъ.

Борачіо. Которыя вполнѣ готовъ исполнить.

Д’Амвиль. Сбрось это платье и затѣмъ впередъ.

Борачіо. Залейте разумъ этимъ «наздоровье»

Клянусь, что скоро напою васъ кровью.

(Уходитъ.)

1-й Лакей. Вы, какъ проклятый, навоняли здѣсь.

2-й лакей. Вы стало быть ходокъ по этой части?

(Другъ другу на ухо.)

1-й лакей. Вы, значитъ, будете — какъ есть подлецъ.

Д’Амвиль. Фортуна, чту тебя. Растетъ затѣя

Въ согласіи желанья моего.

Факеловъ брату моему! Что, перепились до безчувствія сволочи?

1-й лакей. Это, ваша милость, тѣ дураки меня надули.

Д’Амвиль. Кажется тебя дѣйствительно надули бурдюки. Слышишь? Этотъ халуй, наглый, наглый хамъ. Онъ тебя надулъ. Какъ будешь съ нимъ рядомъ полемъ идти, свѣтя по дорогѣ моему брату — научу какъ посчитаться: факеломъ его по черепу. А изъ дѣла я тебя выкручу.

1-й лакей. Всю морду факеломъ ошпарю.

Д’Амвиль (2-му лакею). Слушай!

Ты видишь, какъ нахаленъ этотъ хамъ?

Желаю наказать его за наглость.

Тебя онъ обижалъ. Я научу:

Какъ полемъ рядомъ будете итти

Огрѣй его сильнѣе по макушкѣ,

Да факеломъ. Я выручу тебя.

2-й лакей. Я проучу его насколько въ силахъ.

(Уходитъ.) (Входитъ Лангбо Нюхъ.)

Д’Амвиль. Ну, господинъ Нюхъ, что сдѣлалъ братъ.

Ланбо. Сдѣлалъ завѣщаніе и этимъ завѣщаніемъ назначилъ васъ своимъ наслѣдникомъ, съ оговоркой, что оставляетъ за собой право уничтожить или измѣнить духовную, по усмотрѣнію.

Д’Амвиль. Такъ. — Пусть попробуетъ. Его избавлю

Отъ измѣненій (въ сторону).

(Входятъ: Бельфорэ и Монефррэ въ сопровожденіи факеловъ.)

Монферрэ. Братъ, покойной ночи.

Д’Амвиль. Темно на небѣ, мы пойдемъ полями.

Рубакой надобно руководить —

Тотъ вѣрно бьетъ, кто чувствуетъ и знаетъ.

(Уходятъ.)
Сцена 3-я.

Покой тамъ же.

Входитъ Кастабелла.

Кастабелла. Любовь, влеченье нѣжное души,

Ты, если кровь тебѣ не помѣшаетъ, —

Блаженство, что восторгъ съ добромъ вѣнчаетъ,

Ты сердца Божьяго любимецъ. Боже мой!

Любить и быть постылаго женой.

Гдѣ Шарлемонъ, любовь твоя большая,

Не хочешь ли одинъ ее имѣть?

Тогда признаюсь, гнѣваешься право —

Соперникъ — я. Но развести меня

Съ любовью, развѣ муки не довольно,

(О Боже) безъ вѣнчанья съ ненавистнымъ,

Чтобъ примирить тебя? Двойное горе!

Но если ты велишь, такъ быть тому —

Когда не сердцемъ, волею прійму.

(Входятъ: Левидульчіа, Русаръ, Пластырь, Сокетта и Фреска съ фонаремъ.)

Левидульчіа. Госпожа Пластырь — покойной ночи. Пожалуйста, когда вашъ человѣкъ васъ проводитъ, верните его посвѣтить и мнѣ.

Пластырь. Онъ сейчасъ будетъ въ распоряженіи вашей милости.

Левидульчіа. Добрая госпожа Пластырь. Вѣдь слуги-то мои всѣ пьяны, распьяны, не могу я на нихъ разсчитывать. О, вотъ и ваша новобрачная.

Русаръ. И грустна же она по-моему.

Левидульчіа. Какой же быть ей? Ваше нездоровье

Боится жданной радости ночной.

Вотъ и мрачна.

Русаръ. Свѣтла отъ вѣсти той!

Левидульчіа. Отъ васъ зависитъ.

Кастабелла. Про какую радость?

Вся радость ночи — то что въ ней покой.

Русаръ. Благословляю радостью такой!

Отъ стона не проснись. О не вздыхай!

Левидульчіа. Пріятнѣй ей не спать, а задыхаться.

Русаръ. Нѣтъ, милая, не потревожу я,

Ты эту ночь останешься дѣвицей.

Кастабелла. О длись болѣзнь такая годъ отъ года,

Клянусь, я не потребую развода!

Русаръ. Пойдемте спать.

Кастабелла. Послѣдую за вами.

Русаръ. Мать, доброй ночи!

Левидульчіа. Весело вамъ спать.

(Уходятъ Русаръ и Кастабелла.)

Ну, вѣрно ихъ родительницы спали,

Какъ зачинали этихъ соней. На зло

Родили ихъ: больнымъ и неспособной:

Въ одной — охоты нѣтъ, въ другомъ умѣнья;

Меня же ихъ мороженая кровь

(Такъ снѣгъ втираемый рукою быстрой

Жжетъ тѣло) взволновала. Я теперь

Пылаю. Обниму, сжимая воздухъ

Чтобъ охладиться.

Себастьянъ. Только уничтожитъ

Пылъ. Обнимите и сожмите лучше

Меньшого: можетъ онъ огонь унять.

Левидульчіа. Какъ смѣли? Проклинаю ваши уши!

Какъ, дерзкій Себастьянъ, рѣшились вы

Приблизиться къ отцу, съ которымъ въ ссорѣ?

Себастьянъ. Его отсутствіе хранитъ меня.

Левидульчіа. Увѣрены, что онъ ушелъ?

Себастьянъ. Конечно.

Позвольте подойти, уговорить,

Хочу васъ, примирить съ его любовью.

Левидульчіа. Такимъ путемъ? Не понимаю васъ.

Но ради мира, проводить позволю,

Прійму и просьбу.

Себастьянъ. Въ эти полчаса?

Левидульчіа. А то и въ цѣлый часъ, когда угодно.

(Уходитъ Себастьянъ.)

Горячая кровь! У него оба главныя достоинства мужчины: находчивость и пониманье. Мнѣ правится свобода его обращенья.

Го! Себастьянъ! Ушелъ. Да ты заставилъ

Всю кровь мою кипѣть. И вотъ теперь

Водѣ подобно на землѣ пролитой — ,

Готовой слиться съ жидкостью любой,

Могу схватить кого угодно.

(Входитъ Фреско съ фонаремъ.)

Фреско!

Другого нѣтъ, такъ веселись хоть ты.

Желанье — вѣтеръ, тотъ, кого ведетъ,

На перваго изъ встрѣчныхъ упадетъ.

(Уходитъ.)
Сцена 4-я.

Проселокъ возлѣ каменоломни. Ночь.

Входитъ Борачіо, осторожно и торопливо переходитъ сцену. У него по камню въ каждой рукѣ.

Борачіо. Дома изъ этихъ камней строятъ люди.

Но ими разорю теперь одинъ.

(Прячется въ каменоломни.)
(Входятъ два пьяныхъ лакея, дерущіеся факелами, д’Амвиль, Бельфорэ, Монферрэ и Лангбо Снуфъ.)

Бельфорэ. А чтобъ… Пропойцы, этакъ потушить вамъ

Огни.

Д’Амвиль. Нѣтъ! Шалости.

1-й лакей. А мой погасъ!

Д’Амвиль. Ты имъ зажги! Онъ головою свѣтелъ.

Ей Богу, все потухло. Эй, домой!

Зажгите тамъ.

Бельфорэ. Темно черезвычайпо.

(Слуги уходятъ.)

Д’Амвиль. Пустое. Путь привычный. Вашу руку.

Пойдемъ легко, безъ нихъ васъ провожу-

Монферрэ. Душа болитъ и тяжело сжимаетъ

Мнѣ сердце. Бѣдный сынъ мой, скоро я

Съ тобою буду.

(Д’Амвиль сбрасываетъ его въ каменоломню.)

Д’Амвиль. Славно! Богъ помилуй!

Монферрэ. О! — О! — О! —

Д’Амвиль. Всѣ ангелы, простите! —

Хамы! Сволочь!

Бельфорэ. Дай Богъ, лишь рану: онъ въ каменоломнѣ.

Д’Амвиль. Братъ милый! — Сволочь! Трусы! Холуи!

(Входятъ слуги.)

Да поразитъ васъ вѣчный мракъ! Идемте,

Спускайтесь, обойдя, въ каменоломню

И помогите брату встать. Ну, ночь

Несчастная! Вы согласитесь, сударь,

Не тотъ ли песъ, что новость вылъ въ столовой

Тотъ филинъ накричалъ намъ ужасъ новый?

(Уходятъ и возвращ. слуги съ трупомъ.)

Лангбо. Да ужасъ, правда, сударь, — братъ вашъ мертвъ.

Бельфорэ. Мертвъ.

Слуги. Мертвъ.

Д’Амвиль. Да будетъ мертвъ языкъ вашъ! Вырвать

Глаза мои — завистливой Фортунѣ

Отдать на мячики. Зачѣмъ дожилъ!

Природа злая! Не даря мнѣ зрѣнья

Была бы ты ко мнѣ куда добрѣй.

Ни вздоха? Ничего? Отвѣтствуй, Небо —

Закрыло очи въ знакъ убійства? Или

Твой черный плащъ — печальная одежда

На смерть его?

Ни искорка въ необозримой тверди —

Имъ нѣсть числа — не тронулась упасть

И освѣтить. Намѣстники природы,

Созвѣздья чьи рожденье смертныхъ ткутъ,

Гдѣ роковая та звѣзда, съ которой

Рожденъ онъ? Смерти не могла свѣтить,

Свѣтя рожденью? И тогда бы не былъ

Я тѣмъ, чѣмъ сталъ теперь орудьемъ — брата

Столь добраго, столь горестной судьбы.

Бельфорэ. Васъ распалила страсть. Въ себя прійдите.

О немъ не плачьте — наша смерть худа

Иль хороша не по себѣ — по жизни:

Жилъ хорошо и смерть безъ укоризны.

Д’Амвиль. Ай! Вижу я — тебѣ легко дается

Терпѣнье: ни по чемъ. Ужели нѣтъ

Чувствъ у природы?

Бельфорэ. Чувствъ? Не отрицаю,

Но что безцѣльно ею создано?

Какая польза отъ рыданій трупу?

Что неестественнѣй — не огорчаться

О томъ, кого не воротить, иль всѣхъ

Терзать печалью и терзать безцѣльно?

Д’Амвиль. Да, если у меня онъ отнятъ былъ,

Какъ хладный трупъ, того бы я не вѣдалъ,

Не огорчался. Только посмотри:

Какъ свѣжъ его румянецъ. Ни водянки,

Ни признака желтухи не найдешь,

Лишь свѣжести здоровой полнокровье,

И это все — убійственная тьма

Съ собою унесла. Насколько вижу

Онъ могъ бы жить по день Суда, творя

Добра побольше васъ со мной… О братъ!

Онъ былъ такою добротой проникнутъ,

Какъ будто съ жизнью получилъ ее

Въ утробѣ матери. Такъ безобиденъ,

Что, дабы червяка не раздавить,

Способенъ былъ перемѣнить дорогу.

Столь нѣженъ, что бѣднякъ не успѣвалъ

Взоръ возвести сухой, какъ братъ отвѣтитъ

Слезою, да слезой, не лгу, слезой.

Бельфорэ. Возьмите трупъ. Разсудокъ васъ излѣчитъ.

Д’Амвиль. Такъ что жъ мнѣ дѣлать? Глупая природа

Ведетъ свой бѣгъ разсудку вопреки.

Но кончилъ я. Всѣ эти рѣчи были

Лишь сильный вѣтеръ — этотъ ливень слезъ

Его унялъ. Покоенъ я. Угодно

Вамъ быть передовымъ? За вами я,

Какъ тотъ, кто долженъ и идти не хочетъ.

Лангбо. Противорѣчіемъ его разстроимъ.

Бельфорэ. Боль слезная — оконченная боль —

Страсть открытая, все яростнѣй пылаетъ.

(Уходятъ всѣ, кромѣ д’Амвиля, Борачіо выходитъ изъ каменоломни.)

Д’Амвилъ. Вотъ милая комедья! Началъ о

Упокоеньи, а конецъ — ха-ха-ха.

Борачіо. Ха! ха! ха!

Д’Амвиль. Эхо. Я готовъ стоять

Привѣтъ пѣвучій этотъ повторяя,

Пока на радости не лопнуть легкимъ

Въ жестокомъ смѣхѣ. Воронъ полуночный,

Ты чуялъ трупъ.

Борачіо. Сомнѣньямъ мѣста нѣтъ.

Удобно умостясь подъ этимъ валомъ,

Откуда онъ упалъ, не допустилъ

Двойное «о» договорить — я вышибъ

Духъ — этакимъ рубиномъ, а другой

Такой же по величинѣ и виду

Подсунулъ я подъ черепъ на землѣ

Подушкой, чтобы думали — свалился

И такъ погибъ.

Д’Амвиль. На этомъ камнѣ я воздвигну замокъ,

А этотъ станетъ во главу угла.

Борачіо. Увѣнчано хитрѣйшее убійство,

Какимъ дыханья кто-нибудь лишенъ.

Д’Амвиль. Да тонкость оцѣпи! Вѣдь обстановка

Не вызвана намѣреньемъ ничьимъ:

Все — люди, распорядокъ, время, мѣсто,

Лишь этимъ мозгомъ все обращено

Въ орудья помощи. А все, однако,

Отъ выступленья до исхода дѣлъ

Ни случая не знало, ни натяжки.

Борачіо. Разъ, — мой докладъ о смерти Шарлемона

Весь — ложь, хотя и подъ личиной правды.

Д’Амвиль. Ай! И доложенъ въ подходящій мигъ —

Всѣ наши мысли занимало дѣло

Иное. Кто-бы заподозрѣть могъ,

Что можно было о другомъ подумать?

Борачіо. Два, — гугенотъ, едва сказалъ вашъ братъ

О смерти, какъ навелъ на завѣщанье.

Д’Амвиль. Присутствовалъ по долгу онъ, и это

Въ его входило службу, безъ заказу —

Изъ вѣры вытекало и спасло

Отъ подозрѣній. Я дотронься — могъ-бы

Испортить все.

Борачіо. А въ третьихъ, ваши тосты.

Хотя повидимому, и обрядъ,

Церемоньялъ на праздникѣ обычный,

Мнѣ помогли прислугу опоить.

Д’Амвиль. Что было очень важно для удачи —

Пропойцъ голыми руками взять;

Одно у нихъ оружье это — факелъ,

Когда жъ погасли…

Борачіо. Послужила тьма,

Охранѣ и свершенью нашихъ дѣлъ,

Изъявъ предупрежденье и открытье.

Д’Амвиль. И дерзостно исполнено убійство,

Его ничей не видѣлъ въ мірѣ глазъ.

Борачіо. А увидавшій сдѣлался орудьемъ

И совершеннаго не сознавалъ.

Д’Амвиль. Такая власть дается мудрецами

Тому, кого зовутъ Первѣйшимъ звѣздъ,

Вліянія которыхъ управляютъ

Подлунными, когда они совсѣмъ

Не сознаютъ причинъ своихъ поступковъ.

(Громъ и молнія.)

Что? Грома дрогнулъ? Вѣрь моимъ словамъ —

Явленье это просто: жаркій воздухъ

Сухой, окутанъ паромъ водянымъ,

А, въ высшемъ слоѣ атмосферы, холодъ

Сжимаетъ въ тучу этотъ паръ сырой.

Стѣсненный воздухъ, заключенный этимъ

Въ густую инородную тюрьму,

Стремится къ волѣ яростнымъ порывомъ

Сквозь толщу тучи; происходитъ гулъ,

Который слышалъ.

Борачіо. Это грозный грохотъ.

Д’Амвиль. Веселый грохотъ, думается мнѣ,

Онъ славитъ завершенье нашихъ плановъ;

Какъ пушки о побѣдѣ — онъ бодритъ.

Природа имъ напоминаетъ, какъ

Она намъ помогала: отложила

Громъ. Загреми къ уходу онъ, и братъ

Пожалуй бы остался ночевать,

Испорти замыселъ. Приберегла

И молніи — блистая по пути

На западню ему не указали.

И лишь теперь природа подаетъ

Намъ знаки, и значеніе ихъ всѣхъ,

Что поощритъ заслуженный успѣхъ.

Борачіо. Меня вы убѣдили — это вѣрно.

Себя спасая, охранитъ природа

Того, кто укрѣпляетъ силу рода.

Д’Амвиль. Дальнѣйшее: отъ нашего обмана

О смерти Шарлемона все идетъ;

Необходимо всѣхъ увѣрить въ этомъ

По мѣрѣ силъ, всѣмъ видомъ.

Борачіо. Это такъ.

Пусть отнятое у него наслѣдство,

Пусть и оно поддержитъ нашъ расчетъ,

Его не пожалѣйте — увеличить

Роскошность погребенья. Возмѣститъ

Оно расходы, и придастъ печали

Правдоподобный и пристойный видъ.

Д’Амвиль. Совѣтъ прійму. Ты, черная полуночь,

Прекрасная любовница убійцъ,

Тебѣ обязанъ. Въ благодарность самъ

Твои цвѣтъ надѣну къ тѣмъ похоронамъ.

(Уходитъ.)
Сцена 5-я.

Комната Левидульчіи.

Входитъ Левидульчіа, сопровождаемая Фреско.

Левидульчія. Въ своемъ покоѣ рада видѣть Фреско.

Дверь затвори. Нѣтъ, вижу не поймешь, —

Войдя закрой.

Фреско. Сударыня, не поздно?

Левидульчіа. Пустое — надо кое-что сказать.

Что, госпожа не пріискала мужа?

Фреско. Правда, сударыня, есть которые ее преслѣдуютъ ухаживаніями, но только безъ послѣдствій, кажется. Уступаютъ не слишкомъ ревностно, полагаю.

Левидульчіа. Напираютъ не слишкомъ ревностно, хочешь сказать?

Фреско. Думаю, сударыня, они недостаточно богаты.

Левидульчіа. И все-таки, Фреско, они недостаточно смѣлы. Госпожа твоя женщина быстро увлекающейся крови, Фреско, и по правдѣ сказать, она вродѣ меня, на этотъ счетъ. Бѣдный темпераментъ, бѣднѣе бѣднаго кошелька. Дай мнѣ такого мужчину, чтобъ не одно въ немъ искушенье было, а еще и предпріимчивость въ мысли, да смѣлость въ нравѣ, чтобъ каждымъ словомъ, каждымъ движеньемъ старался заставить женщину говорить и дѣйствовать по его собственной волѣ, да такъ, чтобъ ей казалось, будто она сама за нимъ ухаживаетъ и до тѣхъ поръ отъ нее не отстанетъ, пока въ этомъ не убѣдитъ.

Фреско. Это вѣрно, сударыня, но по отношенію къ равнымъ, иначе страшно нарушить приличія.

Левидульчіа. Тебя надули, Фреско. Дамы также любезны, какъ и гвардейскія солдатки, пожалуй и понѣжнѣй будутъ. Горячая ѣда, да мягкая постель дѣлаютъ ихъ вродѣ мягкаго воска — легко на нихъ отпечататься. Пожалуйста, развяжи мнѣ башмакъ. — Что? Ужъ не изъ робкихъ ли? Смѣлѣй, мужчина! У меня нѣтъ подагры. Нога прикосновенье выдержитъ — ручаюсь. А ну, подойди, Фреско. Дай-ка ухо — лакомое оно у тебя — ну, промахнулась — пропустила ухо и попала въ губы.

Фреско. Ваша милость, заставили меня краснѣть.

Левидульчіа. Значитъ въ тебѣ много страстной крови, и ты не знаешь куда ее дѣвать. Дай посмотрю руку. Отчего бы тебѣ робѣть, судя по рукѣ, Фреско, крѣпкое, жиловатое у тебя мясо и волосатая кожа, то и другое — признакъ способнаго тѣла. Не люблю я рохлей, съ гладкой кожей и нѣжнымъ тѣломъ. Они напоминаютъ цукаты, когда прокисать начинаютъ, я отъ нихъ всегда очищаю свои шкафы и отдаю горничной. Я вѣдь кое-что смыслю въ хиромантіи, судя по линіи, которая какъ разъ на меня выходитъ — ты приближаешься къ удачѣ, Фреско, захоти — возьмешь.

Фреска. О, что это, сударыня, пожалуйста?

Левидульчіа. Не меньше, какъ любовь прекрасной дамы, если не потеряешь ее изъ-за подлой безсердечности.

Фреско. Дамы, сударыня? Увы, дама предметъ слишкомъ высокій, не достать мнѣ.

Левидульчіа. Нѣтъ? Почему? Я — дама. Развѣ я ужъ такая высокая, что не достанешь? Обними меня и попробуй.

Фреско. Не могу найти въ своемъ сердцѣ, сударыня…

(Себастьянъ стучитъ.)

Левидульчіа. О, чортъ! Мужъ! Несчастный, безсердечный, дуракъ! Тебя зачали вѣрно между сѣвернымъ полюсомъ и леовитымъ проливомъ. Теперь, какъ подлый, честолюбецъ самъ себѣ измѣняющій трусливой медленностью — страдай за измѣну, которой совершать никогда не думалъ. Иди прячься за коверъ. иво. (Фреско прячется, входитъ Себастьянъ.) Себастьянъ! Что вы здѣсь дѣлаете, такъ поздно?

Себастьянъ. Пока ничего, но надѣюсь сдѣлать. (Цѣлуетъ ее.)

Левидульчіа. Вы очень смѣлы.

Себастьянъ. А вы очень храбры — встрѣтили меня на полномъ ходу.

Левидульчіа. Вы пришли, чтобы я васъ помирила съ отцомъ? Слово другое въ вашу пользу напишу.

Себастьянъ. Слово, другое, сударыня? Того, что вы для меня сдѣлаете меньше чѣмъ на двухъ листахъ не упишешь. Но, попросту — воспользуемся благопріятнымъ одиночествомъ.

Левидульчіа. Для чего?

Себастьянъ. Чтобы протанцовать сотвореніе міра на аглицкій манеръ.

Левидульчіа. А почему не на французскій или итальянскій?

Себастьянъ. Фи, они его навыворотъ пляшутъ. Ну, ихъ.

Левидульчіа. Вамъ такъ загорѣлось танцовать?

Себастьянъ. Готовъ оборвать подметки.

Левидульчіа. Вы къ этому хорошо приспособлены.

Себастьянъ. Снимите съ меня мѣрку — отъ головы до ногъ — не найдете особыхъ уклоненій отъ образцовыхъ пропорцій.

(Стучитъ Бельфорэ.)

Левидульчіа. Вѣрно меня кто проклялъ, Себастьянъ. Тамъ за дверью кто-то разбиваетъ наше благополучіе. Короче: люблю тебя и ждать не долго придется, чтобы я тебѣ это доказала. А теперь, чтобы тебѣ избавиться отъ подозрѣнья, ничего особеннаго дѣлать не надо. Выпь шпагу, сердись, а когда онъ войдетъ бросайся вонъ, не обращая на него никакого вниманія. Только притворись, что очень сердишься, а остальное мнѣ одной предоставь.

(Входитъ Бельфорэ.)

Себастьянъ. Ну, а теперь, клянусь рукой Меркурія!..

Уходитъ.)

Бельфорэ. Въ чемъ дѣло, жена.

Левидульчіа. О! О! мужъ!

Бельфорэ. Пожалуйста, что съ тобой, жена?

Левидульчіа. О, попробуйте мой пульсъ. Бьется, увѣряю васъ. Потерпите немного, милый мужъ, дайте ко мнѣ дыханью вернуться, и я вамъ все разскажу.

Бельфорэ. Что съ Себастьяномъ? Онъ кажется такимъ безумнымъ.

Левидульчіа. Бѣдный джентльменъ, кажется, внѣ себя. Вы помните непріятность, причиненную ему отцомъ по поводу свободы его выраженій въ то время, какъ разъ, когда ваша дочь отправлялась вѣнчаться?

Бельфорэ. Да, что жъ изъ этого?

Левидульчіа. Это его очевидно взорвало. И какъ разъ попался ему на улицѣ какой-то несчастный человѣкъ. Что у нихъ вышло не знаю, только погнался онъ за нимъ съ такой яростью, что не укройся тотъ въ мой домъ, былъ бы навѣрно убитъ.

Бельфорэ. Что за страшный, отчаянный юноша.

Левидульчіа. Нѣтъ, мужъ, онъ совсѣмъ разъярился, когда увидѣлъ, что уйдетъ отъ него человѣкъ, такъ что даже вытащилъ шпагу и готовъ былъ протянуть ее поверхъ меня. И не останови его вашъ стукъ, навѣрно бы онъ что-нибудь да сдѣлалъ со мной.

Бельфорэ. Гдѣ человѣкъ?

Левидульчіа. Увы, здѣсь! Увѣряю васъ, что его бѣдная перепуганная душонка еле въ себя пришла сейчасъ. Если у этого дурака хоть капля разума — пойметъ меня. (Въ сторону.) Слышите вы тамъ? Фурія ваша исчезла. (Фреско боязливо выглядываетъ изъ-за ковра.)

Фреска. Вы увѣрены, что онъ ушелъ?

Бельфора. Ушелъ, ушелъ, увѣряю тебя.

Фреска. Я бы тоже хотѣлъ исчезнуть. Онъ трясъ меня почти до смертнаго паралича.

Бельфора. Какъ это у васъ завелось недоразумѣнье?

Фреска. Я хотѣлъ выйти заднимъ ходомъ.

Бельфора. Ты уже достаточно успокоился. Разскажи пожалуйста, какъ было дѣло.

Фреско. Есть сударь. Вотъ только прійду въ себя. Память-то моя почти что совсѣмъ покинула меня. О! Да, да, да! Значитъ, сударь, шелъ я этакъ по улицѣ, сударь, господинъ-то этотъ самый шелъ слѣдомъ за мной, значитъ, наступилъ мнѣ на пятку. Я крикнулъ: «О!» — «Такъ ты, говоритъ, кричать, сволочь. Дай, говоритъ, посмотрю твою пятку. А не ранена — такъ не попусту кричать будешь». Совсѣмъ тѣмъ, голову, это, мою себѣ между ногъ забралъ и башмакъ мой стащилъ. А надо вамъ знать, что я недѣлю, какъ носковъ немѣнявши, господинъ и закричалъ «фу», говоритъ, ноги, молъ, мои подлыя, да трусливыя ноги — со страху, говоритъ, навоняли. Потомъ сталъ онъ меня башмакомъ по черепу охаживать, и я еще разъ закричалъ: «О!» Тутъ какъ разъ пришелъ мохнатый песъ давай объ него тереться. Господинъ вѣрно изъ-за шерсти и прійми собаку-то за бутаря въ тулупѣ, да давай божиться, что вздернетъ меня и съ фонаремъ въ рукахъ на первой вереѣ, пусть молъ прохожіе дорогу видятъ, а о господскія икры не трутся. А какъ веревки при немъ не было, то онъ съ себя помочи снялъ и ужъ какъ началъ петлю пристраивать, такъ я улизнулъ на ходу. Вотъ на бѣгу, правду сказать, это я, дѣйствительно, что пожелалъ ему собственными помочами удавиться. Тутъ онъ совсѣмъ на стѣну полѣзъ, гнался вотъ досюдова.

Бельфора. Ну, что-то надувательствомъ пахнетъ.

Левидульчіа. Да, настоящимъ надувательствомъ.

Фреско. Чѣмъ бы оно ни пахло, а ужъ враньемъ навѣрно.

(Въ сторону.)

Бельфора. Можешь уйти черезъ заднюю дверь, честный парень, эта дорога частная и покойная.

Фреско. Такъ и надо: ваша главная дверь и публична и опасна.

(Уходитъ Бельфора.)

Левидульчіа. Покойной ночи, честный Фреско.

Фресно. Покойной ночи, сударыня. Ну, если вы когда-нибудь увидите, какъ я обнимаю дамъ! (Уходитъ Фреско.)

Левидульчіа. Вышло очень мило.

А все-таки удача вполовину,

Пока совсѣмъ на дѣло не подвину.

(Уходитъ.)
Сцена б-я.

Лагерь.

Входитъ Шарлемонъ въ полномъ вооруженіи, мушкатеръ и сержантъ.

Шарлемонъ. Сержантъ, который часъ?

Сержантъ. А часъ и будетъ.

Шарлемонъ. Просилъ бы васъ меня смѣнить. Я такъ

Усталъ, что будетъ очень трудно дальше

Стоять мнѣ на часахъ.

(Громъ и молнія.)

Сержантъ. Вотъ обойду

Посты и ворочусь за вами, сударь.

Солдатъ. Ради Бога, сержантъ, смѣните меня — вѣдь больше пяти часовъ безсмѣнно стою въ такую ужасную и бурную ночь.

Сержантъ. Да вѣдь это, милый мой, музыка. Земля съ небомъ теперь въ полномъ согласіи: громъ и пушки перекликаются.

(Уходитъ сержантъ.)

Шарлемонъ. Не знаю почему меня такъ тянетъ

Заснуть. Насилье чую надъ собой

Такое стойкое, что прямо страшно.

Солдатъ, ты лучше видишь въ темнотѣ —

Буди меня, когда сержантъ вернется.

Солдатъ. Здѣсь такъ темно, да бурно, что наврядъ

Его увижу и услышу, развѣ

На насъ наткнется.

Шарлемонъ. Не могу бороться.

(Входитъ Духъ Монферрэ.)

Монферрэ. Во Францію — отецъ твой умерщвленъ,

Убійцею наслѣдства ты лишенъ.

Съ терпѣньемъ наблюдая ходъ вещей,

Месть нашу поручи Царю Царей.

(Исчезаетъ.)
(Шарлемонъ шевелится и просыпается.)

Шарлемонъ. Мой робкій духъ! Какой ужасный сонъ

Заставилъ пробудиться? Сны — отсвѣты

Отъ памяти продуманныхъ вещей. —

А то еще — измышленныя формы

Предметовъ, соотвѣтственно строенью

И состоянью нашихъ тѣлъ. И то

Въ обоихъ случаяхъ не повліяло.

На этотъ сонъ. Мой умъ не предавался

Ни разу — помышленьямъ о такомъ

Предметѣ, да и я не пріучался

Предъ собственною выдумкой дрожать.

Мнѣ кажется, мой ангелъ захотѣлъ

Мнѣ вѣсть подать. Но, Боже, сохрани!

О, душу защити мою отъ всякихъ

Предчувствій и предвѣстій. Лишь бы не

Увидѣть въявѣ это дѣло или

Его предчувствовать. Что? Развѣ я

Отца не поручилъ заботѣ нѣжной

Любезнѣйшаго дяди? Что, солдатъ

Не видѣлъ человѣка?

Солдатъ. Вамъ приснилось,

Сударь. Не видѣлъ.

Шарлемонъ. Тьфу! Пустые сны

Обманны. Дѣтское воображенье,

Какъ мутная вода, мѣняетъ видъ

Вещей въ ней помѣщенныхъ: видимъ слитымъ,

На дѣлѣ раздѣленное. И здѣсь

Я постоянно на войну смотрю

И кровь, и смерть оставили, пожалуй,

Въ моемъ разсудкѣ образъ о иномъ

Событіи кровавомъ. И разсудокъ

Съ другими мыслями его смѣшалъ.

Быть въ ихъ числѣ могло воспоминанье

И объ отцѣ. А вмѣстѣ вышло такъ,

Какъ будто тѣло моего отца

Ту кровь теряло, что его постигла

Та смерть. Но онъ въ Парижѣ, эта кровь

Здѣсь пролита. Такъ. Не хочу оставить

Войны и славы, подчиня себя

Тревогѣ легкой отъ пустыхъ видѣній.

(Входитъ призракъ.)

Солдатъ. Стой! Стой! Сказалъ! Нѣтъ? Вотъ тебѣ за это!

Стоять не хочешь, такъ тебя свалю.

(Стрѣляетъ.)

Ни сталъ, ни палъ? Знать чортова хозяйка

Прогрызла мужу голову. — То духъ.

Я прострѣлилъ — а онъ не хочетъ падать.

(Уходитъ.)
(Призракъ приближается къ Шарлемону, который робко уклоняется отъ него.)

Шарлемонъ. Прости меня, невѣрнымъ сердцемъ медлилъ

Тому повѣрить, что боялся знать.

(Уходитъ.)

ДѢЙСТВІЕ III.

править
Сцена 1-я.

Церковь.

Входитъ погребальное шествіе Монферрэ.

Д’Амвиль. Спускайте. Отдадимъ землѣ земное.

Но ей нести безсмертный монументъ,

Чтобы передавалъ вѣкамъ грядущимъ

Всю радость о созданіи своемъ

И даннымъ ей и имъ пріобрѣтеннымъ:

Онъ у меръ лучшимъ, нежели рожденъ.

(Похоронный маршъ — входитъ погребальное шествіе Шарлемона.)

А въ ликѣ этомъ, полагайте память

О Шарлемонѣ. Онъ достойный сынъ.

Всѣ почести гробамъ! Онѣ довлѣютъ

Солдатамъ. Оба — воины. Отецъ

Грѣхъ поражалъ, сынъ увѣнчался кровью.

Одинъ храбрѣй, другой великъ любовью.

(Первый залпъ.)

Сюда гербы, сюда же эпитафьи.

Пусть эти строки прахъ переживутъ.

(Читаетъ.) Эпитафія Монферрэ.

Огонь и землю кроютъ эти своды,

Чьи жаръ и даръ искали бѣдняковъ,

Что (проливая, какъ морскія воды

Потоки слезъ) оплачутъ смерти ковъ.

Онъ вольно дѣлалъ благо, блага ради,

Свободу щедрости всегда цѣня,

И признавалъ лишь Князя Благодати,

Служа ему не страхомъ, а любя.

Такъ проживя, передъ концомъ суровымъ

Сталъ не готовясь, будучи готовымъ.

Эпитафія Шарлемона.

Здѣсь погребенъ въ изображеньи томъ,

Кто умеръ — юнъ, но умеръ старикомъ,

И, юности прообразуй силу,

Онъ билъ всегда готовъ сойти въ могилу —

Въ добрѣ созрѣвъ, онъ молодымъ лицомъ

Привѣтилъ смерть передъ своимъ концомъ.

Такъ проживя, хотя и юнымъ палъ —

Конца безпременнаго не узналъ.

Да разрастается та слава шире:

Онъ умеръ на войнѣ, но умеръ въ мирѣ.

(Второй залпъ.)

О, если бъ это возродило пепелъ

Тѣхъ фениксовъ. То чудо велико,

Но превышали бы величье — радость

И благодарность. Жизненный примѣръ

Его — осуществленіе религьи

Столь вѣрное, что богословье все

Казалось описаньемъ, не заданьемъ

Дѣяній тѣхъ. А сынъ былъ доброты

Его — достойный продолжатель. Такъ что

На этихъ Геркулесовыхъ столпахъ,

Гдѣ ихъ гербы — девизу быть — Non ultra.

Ихъ жизней ни начала, ни конца

Ни юный, ни старикъ — заслугой, родомъ —

Не превзойдутъ, ни въ славѣ ни въ добрѣ.

(Третій залпъ.)

Свершилось. Пышностью обряда скверный

Поступокъ скрашенъ. Шарлемонъ, вернись:

Погребены подъ мраморомъ дворца

Пылъ всѣхъ твоихъ надеждъ и прахъ отца.

(Уходитъ.)
(Входитъ Кастабелла въ траурѣ и подходитъ къ надгробью Шарлемона.)

Кастабелла. О, Шарлемонъ, кто зналъ меня такъ вѣрно,

Хоть я насильно и въ чужихъ рукахъ

Съ тѣхъ поръ, какъ добровольно обручились —

Не могутъ чувства быть принуждены

Дѣламъ подобно. Да не оскорбишься

Что на алтарь плиты несу я даръ —

Слезъ. То жемчужины моей любви

Съ печалью смѣшаны и падаютъ на нашу

Погибшую весну, апрѣльскій дождь

На нѣжный цвѣтъ до времени обитый.

(Входитъ Шарлемонъ и слуга.)

Шарлемонъ. Ты вещи собирай, а я пойду

Вдоль этой церкви и вернусь обратно.

(Уходитъ слуга.)

О, вотъ зловѣщій памятникъ отца

Онъ первое, что замѣчаетъ глазъ мой.

Но это что же? «Въ память Шарлемона»?

Пустою сплетней спутаны они.

Обманутъ я. Благодарю о, Боже

Позволь и впредь мнѣ ошибаться такъ.

И Кастабелла въ траурѣ по мнѣ?

Другъ Кастабелла. Встань! Не умиралъ я.

Кастабелла. Спаси, о Боже! (Падаетъ въ обморокъ.)

Шарлемонъ. Проклинаю спѣшность

И неразумье страсти! — Кастабелла!

Не догадался — Кастабелла! — что

Мое внезапное явленье страшно.

Прошу, моя любовь, прости меня. (Она поднимается.)

Своимъ глазамъ позволь тебя увѣрить:

Въ обличьи этомъ, что ошибкой умъ

Твой призракомъ почелъ, заключены

Твои — душа и тѣло Шарлемона.

Кастабелла. Я слышу нѣжное тепло и влажность

Они доступны воспріятью чувствъ.

Шарлемонъ. А духи нѣтъ. Затѣмъ, что основанье

Ихъ выше сущности и строя всѣхъ

Причинъ, образовавшихъ наши чувства.

Коснись же губъ моихъ. Ты отвернулась?

Кастабелла. Изъ болей боль! Кто разорвать обѣтъ

Желаетъ и страшится — боль усилитъ.

Шарлемонъ. И Кастабелла можетъ огорчаться,

Что ложно мертвымъ я объявленъ былъ?

Кастабелла. Присутствіе того, кого мы любимъ

И насладиться тѣмъ нельзя — больнѣй

Насъ жжетъ, чѣмъ если бы его не видѣть.

Шарлемонъ. Что? Измѣнилась за разлуку?

Кастабелла. Да

Я женщина.

Шарлемонъ. Ты замужемъ?

Кастабелла. О, вѣрно!

Шарлемонъ. Ты замужъ вышла? Женщиною мать

Не будь, я отвергалъ бы добродѣтель

Всего ихъ пола. Могутъ ли купцы

И моряки годами отлучаться

Отъ знавшихъ утоленіе страстей,

И вѣрить, что найдутъ свои постели

Измѣной незапятнанными къ ихъ

Пріѣзду, если вы, кто и не вѣдалъ

Соблазна, не сумѣли переждать

Недѣль короткихъ.

Кастабелла. О, позволь сказать мнѣ!

Шарлемонъ. Но ты права, конечно разсудила —

Солдата могутъ ранить, онъ, быть можетъ,

Безсиленъ будетъ нравиться вамъ.

Кастабелла. Нѣтъ.

Безсилье мило мнѣ въ моемъ супругѣ.

Шарлемонъ. Что, замужемъ за неспособнымъ? Такъ?

О, удивительный развратъ! Какъ? похоть

Твоя дошла до степени такой,

Что непремѣнное кровопусканье

Поручено, кто опытомъ о томъ

Не обладалъ?

Кастабелла. Я умоляю слушать!

Шарлемонъ. Скажи.

Кастабелла. Богъ видитъ — не виновна я.

Шарлемонъ. Какъ, ты принуждена?

Кастабелла. Господь свидѣтель.

Шарлемонъ. Какимъ же подлецомъ?

Кастабелла. То, вашъ д’Амвиль.

И онъ, лишая васъ моей любви,

Васъ одновременно лишилъ наслѣдства.

Шарлемонъ. Лишилъ наслѣдства? Чѣмъ я заслужилъ,

Что милаго отца любви лишенъ я?

Кастабелла. Любви и самого. Покой навѣкъ.

Но ваше оскорбленное терпѣнье

Оплаканной кончины видитъ знакъ.

(Шарлемонъ замѣчаетъ памятникъ отца.)

Нашелъ. Когда я думала — онъ призракъ

Мнѣ легче было пережить мои страхъ,

Чѣмъ видѣть друга моего въ слезахъ.

(Уходитъ.)

Шарлемонъ. Моей ли скорби превышать иныя

Быть безпримѣрной? Я нашелъ свой гробъ.

Для всѣхъ людей гробы — конецъ несчастій —

Но мой не то. Мой породилъ бѣду.

Прошу, печаль, освободите мѣсто

Въ смятенномъ и замученномъ умѣ,

Дабы понять, опредѣлить затѣи,

Виновника событія того,

Кто такъ отсутствіе мое готовилъ,

Чтобы отнять и земли и жену.

И выгода отъ этого прійдется

Тому, кто побуждалъ, дразня, уйти.

Все это, дядя, васъ изображаетъ

Довольно подозрительнымъ творцомъ

Тѣхъ злодѣяній, меньшого изъ коихъ

Сильнѣйшему терпѣнью не снести.

(Уходитъ.)
Сцена 2-я.

Покой въ замкѣ д’Амвиля.

Входятъ: д’Амвиль, Себастьянъ и Лангбо Нюхъ.

Д’Амвиль. Что надо?

Себастьянъ. Годовое.

Д’Амвиль. Ни копейки.

Себастьянъ. А жить-то мнѣ прикажете на что?

Д’Амвиль. Ну, будь глашатымъ. Чѣмъ вы не глашатай?

Себастьянъ. Есть.

Д’Амвиль. Дѣлай. Даже голосъ подошелъ.

Отличный голосъ, чтобъ кричать: «разбой»!

Себастьянъ. Сударь, изъ особаго къ вамъ уваженія, сознаюсь, я нѣсколько забылся. Обычная почтительность вернулась ко мнѣ.

Д’Амвиль. Прочь! Кровь моя въ тебѣ гніетъ позорно,

Ты, какъ нарывъ, вростаешь въ плоть мою.

Себастьянъ. Накажите меня, какъ угодно. Строгость меня не испугаетъ, только бы не было наказаніе постыдно, и вы положили бы денегъ въ мой кошелекъ. Нужда въ деньгахъ дѣлаетъ вольнодумца свирѣпѣй, чѣмъ ихъ наличіе — ростовщика.

Д’Амвиль. Ни пятака.

Себастьянъ. Что жъ мнѣ по вашему кошельки воровать? Къ этому для меня теперь прямая дорога. Нужда, какъ пытка, изъ за нее человѣкъ самъ въ петлю лѣзетъ, лишь бы конецъ.

(Входитъ Шарлемонъ, Д’Амвиль дѣлаетъ видъ, что принялъ его за призракъ.)

Д’Амвиль. Кто ты? Стой! Помоги смятенью мыслей,

Мой страхъ лишилъ меня разсудка. Стой!

(Лангбо Нюхъ со страхомъ сторонится его.)

Себастьянъ. Кто ты? Скажи.

Шарлемонъ. Я призракъ Шарлемона.

Д’Амвиль. О, стой! Дай мнѣ вздохнуть! Я распадусь!

Лангбо. Нѣтъ. Это кощунство. Духи — невидимы. Это — врагъ во образѣ Шарлемона. Не желаю разговаривать съ Сатаною.

(Уходитъ.)

Себастьянъ. Духъ Шарлемона? Мы сейчасъ увидимъ.

(Бьетъ и получаетъ сдачи.)

Ей Богу правъ! Единымъ духомъ бьешь.

Д’Амвиль. Идите за полиціей.

(Уходитъ.)

Шарлемонъ. Ты негодяй и негодяя сынъ.

Себастьянъ. Ты лжешь.

(Дерутся Себастьянъ падаетъ.)

Шарлемонъ. Изволь.

(Входитъ призракъ Монферрз.)

Я посвящаю это дѣло мести.

Монферрэ. Стой, Шарлемонъ!

За смерть мою и всѣ твои лишенья

Да возмѣищетъ Тотъ, чьи — судъ и мщенье.

(Уходитъ.)

Шарлемонъ. Терзаешь между пыломъ страстной крови

И богопочитаніемъ души.

Себастьянъ (вставая). Товарищъ добрый, честный.

(Входитъ д’Амвиль съ полицейскими.)

Д’Амвиль. Что? Раненъ? Взять его. Вы такъ-то сударь

Отвѣтили содѣйству моему,

Къ отѣзду вашему? Забыли, вижу,

Что тысячу коронъ должны. — Сперва

За драку онъ отвѣтитъ. Эту кару

Отбудетъ и тогда другой процессъ

О долгѣ наново тюрьму захлопнетъ.

За духа принималъ васъ и хочу

Расколдовать.

Шарлемонъ. Нѣтъ. Я теперь колдую:

Чортъ! Въ этотъ кругъ! Въ центрѣ всякаго лукавства

И силъ твоихъ! Велю тебѣ: твори

Злѣйшее!

Д’Амсиль. Увести.

(Уходятъ полицейскіе и Шарлемонъ.)

Себастьянъ. Я заработалъ.

Царапинъ пару изъ-за васъ. Теперь

Надѣюсь вы дадите на лѣченье.

Д’Амвиль. Борачьо! Тысячу червонцевъ. Радъ

Поддерживать широкую свободу

Разсудка твоего, когда достойно

Онъ примѣненъ. Ей Богу! Не стѣсняй

Свободы благородной, не давая

Саму себя уничтожать въ волнахъ

Невоздержанья. Вотъ тебѣ за раны.

(Уходитъ.)

Себастьянъ. Благодарю васъ, сударь. Благородная свобода. Это значитъ — свободно примѣнять мои способности къ честнымъ намѣреніямъ. Думается, однако этого названія не заслужитъ мое ближайшее предпріятіе, такъ какъ я собираюсь оказать благородную услугу, благородному товарищу, пренебрегая всякими наставленіями. Шарлемонъ сидитъ за тысячу кронъ. Честь говоритъ мнѣ — хорошо бы ссудить Шарлемона, а предусмотрительность — что много будетъ мнѣ съ этимъ возни, да когда это сдѣлано, не буду знать, откуда мнѣ еще выудить для себя денегъ, тѣмъ болѣе, что такой расходъ весьма возможно доведетъ меня до вѣчнаго отцовскаго проклятія. Послѣ чего могу идти и удавиться, если не хочу заниматься такими дѣлами, что кто-нибудь на себя возьметъ эту работу. Все это пустяки, Шарлемонъ, ты далъ мнѣ жизнь, а она сдѣлана изъ чего-то почище золота, какое бы оно тамъ ни было. Это мой долгъ, и я его тебѣ отдамъ. Онъ отбивался, но фараоны гнусно поволокли его. С-сволочь холуйская, такъ съ нимъ обращаться! Чтобъ вамъ… уменьшились грѣхи простонародья до полной невозможности отложить вамъ сверхъ жалованья даже до стоимости старой безногой клячи, когда васъ поволокутъ сѣчься на улицѣ, пѣшкомъ шлепать на каторгу, гдѣ васъ и повѣсятъ. Чтобъ вамъ, старшіе братья, стать хорошими мужьями, а младшимъ получить хорошихъ женъ, чтобъ вывелись на свѣтѣ долговыя книги и судебные пристава. Чтобъ сдѣлался миръ даже и на войнѣ и милосердье даже къ дьяволу. Чтобы тюрьмамъ превратиться въ больницы, при которыхъ полиція по старому будетъ содержаться добровольными приношеніями. Если бы эти проклятія сбылись — всѣ бы сказали: «Благословенъ проклинающій».

(Уходитъ.)
Сцена 3-я.

Тюрьма.

Шарлемонъ одинъ.

Шарлемонъ. О, Небо! Признаю: благоволишь

Ты, насъ карая. Не превысь же мѣры

Грѣховности. Иначе какъ суду

Быть правымъ? Правосудью объявиться

Тѣмъ, что связавши извергаютъ насъ

За человѣчества рубежъ и это,

Когда несчастья превышаютъ грѣхъ,

Тотъ судъ соблазномъ станетъ злому міру,

И злобу можетъ въ немъ распространить

За нынѣшній ея предѣлъ, направя

Его дѣла на злѣйшіе пути.

Душа моя больная! Что за мука

Тебя нечестьемъ хочетъ побудить?

Хулить святое правосудье Бога!

Истолкованья наши — вотъ вина

Всѣхъ нашихъ золъ. Условья жизни нашей

Мы измѣряемъ, сравнивая съ тѣмъ,

Кто насъ знатнѣе, и, стараясь, духомъ

До этого подняться, ниспадемъ.

Ту власть опредѣляющія свойства,

Въ дѣйствительности, намъ подчинены,

Намъ созданы на службу. Возроптавшій, —

Онъ рода рабскаго: спою цѣну

Онъ исчисляетъ ниже настоящей.

(Входятъ Себастьянъ и Тюремщикъ.)

Себастьянъ. Здѣсь. Вотъ моя шпага. Ну, что — дикій шуринъ? Приручились теперь не правда ли? Убожество тюремной жизни въ своемъ родѣ чахотка. Унижаетъ плотскую гордость, духъ же вашъ вооружитъ совершеннымъ терпѣніемъ, да безболѣзненно понесетъ тяготу бремени несчастій вашихъ. Что? Въ тебѣ не взыгралась музыка? Въ скрипкахъ и басахъ тебѣ недостатка нѣтъ. Здоровую трель по тебѣ наверху выколачивали и достаточно низко опустили. Да, вотъ бѣда, верхи и низы: жидкая музыка, безъ медіума. Нуженъ медіумъ; имѣется? Что? Раскисъ? Въ отчаяніи?

Шарлемонъ. Нѣтъ. Сердце за предѣломъ достиженья

Хитрѣйшаго изъ всѣхъ твоихъ лукавствъ —

Закалъ презрѣнья на твои насмѣшки.

(Судьбѣ угоденъ, вижу, мой позоръ)

Побольше вынесетъ, чѣмъ дать сумѣешь.

Я былъ барономъ. Этого отецъ твой

Меня лишилъ. За то отнынѣ я —

Царь. У меня отняли сеньорію,

Сводящуюся на клочекъ земли:

Ничтожный вредъ для мірового тѣла.

Надъ міромъ воцарился я теперь

Надъ малымъ міромъ человѣка. — Страсти

Мои рабы. Велю имъ хохотать,

Хоть на смерть ихъ защекочи, несчастный.

Себастьянъ. А славно сказано. Люблю за это.

Ты сидишь здѣсь за тысячу кронъ. Вотъ тебѣ тысяча, откупись. Не воображай, пожалуйста, что это выкупъ за жизнь, которую ты мнѣ оставилъ: за меня, знаешь и кроны не дадутъ, да я тутъ и ни при чемъ. Благодари моего отца. Его доброта. Онъ, впрочемъ не разсчитываетъ на благодарность, такъ какъ сдѣлавъ это собственноручно, вовсе не имѣлъ въ виду въ тайнѣ тебѣ помочь. Теперь, вы изволите великодушно отказаться? Такъ что ли?

Шарлемонъ. Нѣтъ. Року добровольно подчиняясь,

Я права не имѣю отвергать

Ту прибыль. Принимать ее обязанъ,

За даръ его, предвѣстіе прихода

Дней лучшихъ. И, орудіе судьбы,

Благодарю твою любезность.

Себастьянъ. Ладно.

(Уходитъ.)
Сцена 4-я.

Покой въ замкѣ д’Амвиля.

Входятъ: д’Амвиль и Кастабелла.

Д’Амвиль. Дочь. Вы неправы упрекая. Я

Законъ исполнилъ только. Шарлемонъ

Умретъ, сгніетъ въ тюрьмѣ. То — справедливо.

Кастабелла. Отецъ мой! Милосердье — добродѣтель

Не меньше правосудья. Это часть

Той Благодати вольной, чью печать

Во образѣ, подобьѣ человѣку

Нести должно. И люди подражать

Тому, по-моему, должны охотно:

А то во основаніи суда

Лишь разрушенье, если состраданью

Межъ нимъ и нашей слабостью не стать.

Д’Амвиль. Довольно. Не серди меня. Сгніетъ.

Кастабелла. Вы къ небу, высотою вашихъ званій

Приближены. Приблизитесь же ему —

Великодушьемъ. Знатные надъ бѣднымъ

Какъ тучи надъ землей — вознесены

Заботой солнца о водахъ изсохшихъ,

Безплодныхъ пашняхъ. Добротѣ души

Ни долгу званья, что порой замѣной

Добра бываетъ, васъ не тронутъ. — дайте

Сказать природѣ, что у дикарей

И у звѣрей рождаетъ жалость: вашъ

Онъ родственникъ.

Д’Амвиль. Старанья ваши странно

Построены. Зачѣмъ Вамъ такъ нужна

Свобода Шарлемона? Можно думать,

Что онъ вамъ ближе былъ, чѣмъ позволяетъ

Вамъ скромность. Стану васъ подозрѣвать.

Знай: въ ямѣ, съ голоду помретъ, сгніетъ.

(Входятъ Шарлемонъ и Себастьянъ.)

Шарлемонъ. Спасибо, дядя!

Д’Амвиль. На здоровье! — Кто?

(Кастабелла уходитъ.)

Себастьянъ. Я.

Д’Амвиль. Подлецъ!

Себастьянъ. Ты мой отецъ!

(Уходитъ Себастьянъ.)

Д’Амвиль. Мнѣ нужно время.

(Въ сторону.)

Племянникъ, если бъ искреннимъ признаньемъ

Мое желанье онъ не выдалъ, я

Стремленіе и ходъ своей любви

Согласовать желалъ бы съ бѣгомъ солнца —

Невидимо, невѣдомо даря.

Шарлемонъ. Доказываетъ, что для вашихъ дѣлъ

Нѣтъ цѣли, кромѣ доброты. Покаюсь —

Вспылилъ. Но…

Д’Амвиль. Извиняю васъ вполнѣ.

Отца лишились и могло казаться,

Что обобрали васъ; какъ не найти

Причины нетерпѣнью. Но, о смерти —

Кто избѣжитъ. А что до состоянья

Въ той неизвѣстности о жизни вашей

Разумно было поручить его

Наслѣднику, ближайшему по крови,

Котораго, племянникъ дорогой,

Вы скоро будете благодарить. Не стану

Грабителемъ — защитникъ буду вашъ:

Займу отца, открывшееся мѣсто,

Чтобъ юную неопытность вести

И дать созрѣть для своего наслѣдства.

Шарлемонъ. Я чту великодушье обѣщаній.

(Входятъ: Русаръ больной и Кастабелла.)

Русаръ. Объятья! Вижу я предметъ, который

Любезенъ мнѣ. Мой добрый Шарлемонъ!

Д’Амвиль. Мой старшій сынъ! Онъ счастливъ васъ привѣтить,

Въ согласьи всей моей большой семьи

Любви взаимный договоръ подпишемъ.

Шарлемонъ. Ее прійму. Но надо быть спокойнѣй —

Вѣдь вы больны.

Д’Амвиль. Но здорова любовь,

Хотя онъ тѣломъ боленъ.

Русаръ. Правда, боленъ.

Здоровье вообще я потерялъ

Въ тотъ день, когда вѣнчался съ Кастабеллой

Какъ будто — наказаніе болѣзнь

Моя, за нѣкую несправедливость,

Свершенную тогда. Вѣрь мнѣ, любовь,

Тебя мнѣ жаль — такая неудача

Женой больного по ночамъ скучать.

Кастабелла. Повѣрьте, этимъ я не огорчаюсь,

И такъ же мало узнавать хочу

Ту радость, какъ о ней я мало знаю.

Шарлемонъ. Ты — чудо. О, несчастный! Шарлемонъ.

Д’Амвиль. Идемте ужинать. Мы тамъ скуемъ

На вѣки узы обновленной дружбы.

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ IV.

править
Сцена 1 -я.

Комната въ домѣ госпожи Пластырь.

Входятъ: Пластырь и Сокетта съ вышиваньемъ.

Пластырь. Ну, Сокетта, вашу работу, дайте посмотрѣть. Что здѣсь? Смоковница, а рядомъ растетъ слива. Листья у сливняка падаютъ, клей течетъ по треснувшимъ развилинамъ, а вѣтки какія посохли, какія погнили, а вѣдь молодой то еще сливнякъ. Право, хорошо, очень мило.

Сокетта. Дѣйствительно. Сливнякъ растетъ такъ близко отъ смоковницы, что она высасываетъ въ себя его сокъ и естественную силу почвы, такъ что не откуда ему развиваться.

Пластырь. Ну и надумала. Но вѣдь ты изобразила плодовое дерево. Это какъ же?

Сокетта. Рядомъ артышъ растетъ, дѣйствительно.

Пластырь. Право вы немножко слишкомъ освѣдомлены.

(Входитъ Себастьянъ.)

Себастьянъ. Но, какъ эта жимолость обвиваетъ этотъ терновникъ, такъ мило и нѣжно, прелестная госпожа Пластырь…

Пластырь. Господинъ Себастьянъ. Вотъ, правда, отъ души — добро пожаловать сегодня.

Себастьянъ. Что? Вы читаете мораль надъ вышивкой этой дамы. Дайте взглянуть.

Пластырь. Нѣтъ, сударь. Только разбирала насколько сходится съ природой и жизнью предмета.

Себастьянъ. Я бы здѣсь помѣстилъ кизиль, рядомъ, съ одной стороны — лютикъ, а съ другой — улитку. Стоеросъ нагло задиралъ бы голову въ направленіи смоковницы, улитку же надо бы искуссно изобразить, какая она лѣнивая, хвостъ согнутъ, рога только на половину высунуты — отъ слабости. И чтобы кизильница падала (какъ оно и есть) изъ-за лѣниваго слизняка къ смѣлому лютику. Побѣги ихъ должны тянуться другъ къ другу и сплетаться, какъ будто обнимаются. Но здѣсь — нравоученье. Славная надъ рѣкой груша росла и будто все заглядывала на дно потока, точно влюбленный и, какъ созрѣютъ, роняла плоды отъ любви (такъ оно и было) на лоно рѣки. А шальная рѣка, что дѣвка, еле получивъ, уносила ихъ прочь и отдавала какимъ-нибудь тварямъ у нея на содержаніи. Все время казалось, что играетъ и ласкало дерево до тѣхъ поръ, пока не вымыло землю изъ подъ корня; стоитъ теперь несчастное дерево, будто вотъ-вотъ повалится и пропадетъ отъ той, на кого вся собственность растрачена.

Пластырь. Нравоученіе по васъ — вы-то любите шальные потоки.

Себастьянъ. Но развѣ г-жа Левидульчіа еще не пришла?

Пластырь. Она обѣщала прійти раньше этого времени. Э! Сударь, вашу лютню и книжку.

Себастьянъ. Правильно сказано. Займемся лютней, убьемъ время пока не пришла.

Пластырь. Соль, фа, ми, ля, — ми; ми — ми, ми. — Отлично. Не видите развѣ мы, тутъ между лапками. Сильнѣй по этому самому. Такъ, продолжайте. Очень нѣжное усилье. Палецъ! Грубо! Грубо! Ми-ми, широко тамъ, а палка передъ ней длинная: выдерживайте ноту. Теперь отсчитывайте тактъ. Нѣжно — съ трелью. Сохраняйте всю прелесть въ ударѣ. Здѣсь нѣжный ходъ, вступайте во всю. Это очень украшаетъ музыку.

(Входятъ: Лангбо Нюхъ и Левидульчіа.)

Лангбо. Да будетъ въ семъ домѣ непорочность.

Пластырь. Она сейчасъ вошла въ него и добро пожаловать ей и вашей милости.

Себастьянъ. Прекратить музыку. Здѣсь нѣжнѣй инструментъ.

Левидульчіа. Удержитесь отъ вольностей. Не видите — Нюхъ.

Себастьянъ. Что здѣсь дѣлаетъ вонючій удодъ? Гоните Нюха, онъ неприличенъ.

Левидульчіа. Нѣтъ, довѣріе къ его обществу снимаетъ подозрѣніе съ моего ухода изъ дому.

Пластырь. Угодно ли вашей милости пройти въ альковъ. Тамъ накладки и украшенья, о которыхъ я вамъ говорила.

Левидульчіа. Господинъ Снуфъ. Я вынуждена буду обратиться къ вашему терпѣнію, — мое отсутствіе будетъ непродолжительно.

(Уходитъ съ Себастьяномъ.)

Лангбо. Долгомъ почту, сударыня. — Накладки и уборы! Начинаю подозрѣвать о какихъ накладкахъ и уборахъ рѣчь идетъ. Себастьянъ — накладка, а я уборъ — ширма. Вижу — чистотой бесѣды моей пользуются исключительно для сокрытія своихъ грязныхъ продѣлокъ. Отчетливое представленіе заставляетъ шевелиться кровь мою въ духѣ желанія, а оно уже усмотрѣло здѣсь предметъ себя достойный. Сія благородная женщина, полагаю, способна тронуться моимъ предложеніемъ, проживая въ домѣ, гдѣ живой тому примѣръ, вещь обыденная. Госпожа Пластырь — госпожа моя, видимо, будетъ принуждена задержаться у васъ. Красота вечера приглашаетъ меня на воздухъ. Не соблаговолите ли освободить отъ работы эту благородную даму и позволить ей сдѣлать со мной одинъ — два круга, въ качествѣ пристойнаго отдохновенія.

Пластырь. Отъ всего сердца, сударь. Идите, Сокетта, прислушайтесь къ его наставленіямъ. Общество его просвѣтитъ васъ, увѣряю.

Лангбо. По пути святости, госпожа Пластырь.

Пластырь. Добрый господинъ Нюхъ. Буду ждать вашего возвращенія.

Лангбо. Руку вашу, благородная дама.

Подъ властью духа — усмирилась плоть —

Возстанетъ — и ему не побороть.

(Уходятъ.)
Сцена 2-я.

Покой въ домѣ д’Амвиля.

Входятъ: д’Амвиль, Шарлемонъ и Борачіо.

Д’Амвиль. Здоровье сына, да и ваша грусть

Мѣшали быть сегодняшней бесѣдѣ

Столь откровенной, какъ бы я хотѣлъ.

Шарлемонъ. Пока, я совершенно непригоденъ

Для общества и дружескихъ бесѣдъ. —

Простите, это грубо, но уйду я.

(Уходитъ Шарлемонъ.)

Д’Амвиль. Покойной ночи. — Видишь, этотъ самый?

Борачіо. Намѣренья?

Д’Амвиль. Борачьо, жизнь его.

Какъ буква лишняя въ статьѣ закона

Опасна намъ.

Борачіо. Такъ выскребемъ ее.

Д’Амвиль. А ты готовъ?

Борачіо. Скажите планъ — исполню.

Д’Амвиль. Племянника стремитъ его печаль

Къ могилѣ отчей, размышлять онъ будетъ

Гуляя по церковному двору.

Борачіо. По кладбищу? То смерти маіоратъ.

Пожалуй молится: готовъ ко смерти —

И христіански будетъ въ гробъ сведенъ.

Д’Амвиль. Какъ будетъ — безразлично. Раньше это

(даетъ ему пистолетъ).

Ты знаешь мѣсто. Наблюдай за нимъ

И выгодно стоянку избери —

Такъ, чтобы тьмой воспользуясь ночною

Его, какъ можно ближе, подпустить

И груди не укрыться отъ удара

Окончивъ дѣло — тотчасъ уходи

Безлюдно мѣсто, смерть его припишутъ,

Какой-нибудь продѣлкѣ воровской.

Борачіо. Не бойтесь. Разума храните свѣтъ:

Тревогу всю разрядитъ пистолетъ.

(Уходитъ.)

Д’Амвиль. Вы, замыслы мои, теперь отвѣтьте —

Съ какою цѣлью, изъ какихъ причинъ

Я окунулся въ эту кровь? Богатство

Желаю крови собственной отдать;

Но вѣрно ли, что эта кровь продлится?

Не старшимъ, опасаюсь я. Болѣзнь

И слабость сдѣлали его безсильнымъ.

Другому — невоздержность не даетъ

Семью устроить. Да и живъ ли будетъ?

Опасенъ этотъ дерзновенный духъ.

О, жалко, что исходъ благополучный.

Столь щедраго убійства ни къ чему!

Прости, природа. Я надѣюсь — тѣло

Мое не дастъ пропасть моимъ трудамъ

Изъ-за безплодья. Только незаконнымъ

Онъ будетъ… Легче! Пащенки лишь тѣ,

Кого отецъ призналъ чужими. Дочка!

Онъ будетъ мой, откуда ни пришелъ.

Рѣшился. Дочь!

(Входитъ слуга.)

Слуга. Меня позвали, сударь.

Д’Амвиль. Дочь попроси ко мнѣ.

(Входитъ Кастабслла.)

Кастабелла. Угодно, сударь?

Д’Амвиль. Уже въ постели твой супругъ?

Кастабелла. Да, сударь.

Д’Амвиль. Прекрасный вечеръ. Выйдемъ погулять.

Кастабелла. Идемте, Гаспаръ.

Д’Амвиль. Нѣтъ.

За уголъ церкви завернемъ, не дальше,

О личномъ дѣлѣ говорить хочу.

Кастабелла. Не надо — стой.

(Уходитъ слуга.)

Д’Амвиль. Устроилось удачно.

(Уходятъ.)
Сцена 3-я.

Кладбище.

Входятъ: Шарлемонъ. — Борачіо, подстерегая его. Часы бьютъ полночь.

Шарлемонъ. Двѣнадцать.

Борачіо. Часъ хорошій. Сейчасъ еще одинъ ударъ стукнетъ.

Шарлемонъ. Какая хорошая обстановка для размышленія, эта ночь, умирающая среди владѣній смерти. Вотъ могила. Кто знаетъ, можетъ быть ея жилецъ владѣлъ въ свое время всѣмъ, чего желалъ. И все-таки во всей славѣ и величьи своемъ былъ онъ бѣднѣй и неудовлетвореннѣй, чѣмъ въ этомъ жалкомъ холмикѣ земли, что унылѣй и ничтожнѣй лачуги. Потому, что здѣсь онъ не желаетъ и не страдаетъ. Теперь, когда тѣло его смердитъ, онъ наслаждается покоемъ лучшимъ,

Нѣжнѣйшихъ наслажденій прошлыхъ дней:

Здѣсь не смутитъ его ничто. А въ эту

Могилу легъ иной, что, можетъ быть,

При жизни столько же бѣды извѣдалъ,

Какъ тотъ удачи. Здѣсь одинъ конецъ

Обоимъ. Званья уравнялись. О,

Что значатъ всѣ труды и устремленья

Къ величью на землѣ, когда подъ ней

Порядокъ справедливѣй! Униженье

Предъ низшимъ, если ниже становясь

Червя, мы вознесемся надъ царями?

Борачіо. Такъ, падая — расти.

(Стрѣляетъ и даетъ промахъ.)

Шарлемонъ. Какой подлецъ?

Бѣги иль гибни.

(Бьются.)

Борачіо. Чортъ! Не увернулся.

(Падаетъ.)

Шарлемонъ. Что, неужель убитъ онъ? Кто бы ты ни былъ,

Желалъ бы я тебѣ удачи. Жить

Я неспособенъ и готовъ ко смерти.

Что дѣлать? Повиниться? Вдать себя

Закону? Это наскоро закончитъ

Нагроможденье столькихъ буйныхъ бѣдъ.

Убійствомъ отзывается забота

О смерти собственной. Не надо. Мнѣ

Теперь легко себя укрыть. Возможно,

Что Богъ на лучшее меня храпитъ.

(Уходитъ.)
(Входятъ: Лангбо Нюхъ и Сокетта.)

Сокетта. Нѣтъ, милый господинъ, истинная правда: у насъ въ роду и по батюшкѣ, и по матушкѣ всѣ такіе плодовитые, что ваша яблочная торговка.

Лангбо. Тише! Выходитъ, что наибольшей опасностью грозитъ барабанная кожа. При раскрытіи же подобія сего плодородіе ея — вздутіе растяжимости, какъ при несвареніи.

Сокетта. Подчиню пониманіе свое — убѣжденіямъ вашимъ. Я знаю, что пропала, если начну.

Лангбо. Нѣтъ не зачнешь. Но назиданіями моими не упусти воспользоваться. Тѣло мое не каждый день осушается, дѣвица.

Сокетта. А мнѣ думается, сударь, недостаточное пользованіе сдѣлало его вродѣ колодца: чѣмъ рѣже вычерпывать, тѣмъ скорѣй высохнетъ,

Лангбо. Это ты и узнаешь, сейчасъ.

Сокетта. Да нѣтъ у насъ ни мѣста, ни безопасности.

Лангбо. И то и другое. Вонъ за домомъ, который суевѣріемъ прозванъ церковью св. Винфрида: мѣсто сіе во истину удобное и безлюдное.

Сокетта. Тамъ, подъ задвинутымъ покровомъ ночи

На просвященье васъ уполномочимъ.

(Нюхъ извлекаетъ простыню, парикъ и бороду.)

Что это такое?

Лангбо. Сей нарядъ, дѣвица, предметомъ имѣетъ безопасность нашу. Слухъ пошелъ, знаешь, будто призракъ стараго Монферрэ сталъ появляться. Онъ погребенъ въ этой церкви. Итакъ наткнись на насъ кто-нибудь, до окончанія дѣлъ нашихъ, въ семъ одѣяніи странномъ не узнанный, сойду за привидѣніе и на допросъ меня звать не станутъ, увѣряю. Такъ избѣгнемъ и подозрѣнія и обнаруженія. На что я похожъ въ облаченіи семъ, дѣвица?

Сокетта. Такъ похожи на привидѣніе, что даже явилось предчувствіе: оставите вы, пожалуй, добродѣтель мою въ неприкосновенности

Лангбо. А вотъ попробую, какъ съ этой бородой цѣловаться. О! Ть-фу! ть-фу! ть-фу! Сниму ее и поцѣлую тебя, потомъ надѣну: остальное и безъ поцѣлуевъ можно.

(Входитъ: Шарлемонъ. Онъ идетъ разсѣянно. Въ рукѣ — обнаженная шпага. Подходитъ незамѣченный. Они разбѣгаются въ разныя стороны, оставляя нарядъ привидѣнія.)

Шарлемонъ. Что это? Простыня, парикъ и маска?

Зачѣмъ задуманъ этотъ маскарадъ?

Не важно. Я не стану разбирать

Причинъ благопріятное сплетенье:

Оно, пожалуй, скроетъ мой уходъ —

Боюсь, за мной слѣдятъ. На всякій случай

Укроюсь въ этомъ домѣ мертвецовъ,

Всѣхъ череповъ общественномъ собраньи.

(Спускается въ склепъ, опираясь на черепъ у входа. Тотъ падаетъ; Шарлемонъ пошатнулся.)

Такая зыбкая опора, черепъ?

На смертное надежда такова.

(Скрывается въ склепѣ.)
(Входятъ д’Амвиль и Кастабелла.)

Кастабелла. Все глубже ночь. Вы, кажется, сказали,

О личномъ дѣлѣ будемъ говорить?

Д’Амвиль. Да. И сейчасъ — Любовь его основа.

Малѣйшей искрой прелести своей

(Лишенной наслажденья) можешь бросить

Въ добычу страсти чувства. Совершенство

Твое — мнѣ цѣль. Но я тебя люблю

Свободою разсудка. Перечислить

Причины страсти я могу.

Кастабелла. Меня?

Конечно: я женою человѣку,

Вамъ дорогому.

Д’Амвиль. Правда, убѣдилъ

Тебя принудить обвѣнчаться съ сыномъ.

Который неспособенъ выполнять

Обязанности мужа. Я причиной

Несправедливости и это совѣсть

Мою гнететъ. Я очень бы желалъ

Загладить, возмѣсти, убытокъ.

Кастабелла. Чѣмъ же?

Д’Амвиль. Чего не можетъ онъ — доставлю я.

Кастабелла. Вы человѣкъ иль дьяволъ?

Д’Амвиль. Я мужчина.

И онъ берется дѣломъ доказать,

Что тѣло расточительно настолько,

Насколько жажда похоти жадна,

А это женщинѣ всегда пріятно.

Итакъ, при точномъ исполненьи долга

Супруга твоего, пріобрѣтешь

Ты счастіе имѣть дѣтей, продолжишь

Наслѣдство крови, потому что страсть,

Воруя наслажденье, сопрягаетъ

Въ одну у тѣла силы, приведя

Въ движеніе ихъ всѣ, да не упуститъ

Оно зачатья. Всѣ дѣла людей

Преслѣдуютъ одну изъ этихъ цѣлей:

Страсть или выгоду. Въ едино нѣжномъ

Сліяньи нашихъ чувствъ онѣ слились.

Тебѣ не больно, если чужекровный

Праоснованье дома водрузитъ

Среди развалинъ твоего наслѣдства?

Кастабелла. Такъ, Боже, защити! Да пропадетъ

И память обо мнѣ! Скорѣй наслѣдникъ

Того, кто моему отцу былъ врагъ

Воздвигнетъ вѣчный памятникъ на прахѣ

Развалинъ нашихъ, чѣмъ сильнѣйшей страсти

Иль высшей выгодѣ меня склонить

Продолжиться кровосмѣшеньемъ.

Д’Амвиль. Цыцъ!

Всѣ эти степени родства — оковы

Рабовъ, надѣтыя на волю намъ

Предразсужденьемъ нашимъ, а природа

Одобрила свободу безъ границъ,

Въ рожденьи всѣхъ созданій. Человѣку

Ему же въ службу твари созданы.

Идетъ ли меньшая свобода?

Кастабелла. Боже!

Ужели Всемогущество Твое

Свободы лишено: не сотворяешь

Ты зла.

Ссылаясь только на примѣръ природный

Не вырождаетесь ли этимъ вы?

Достойны ли старинныхъ привилегій

Вѣнца природы, низведя себя

До облеканья степенью закона

Примѣра тѣхъ, кто вамъ подчинены?

Разбить не трудно васъ, но отвращенье

Къ предмету разумъ помутило мой.

Нѣтъ! Знаю: это испытанье — сына

Вы бережете честь и мнится вамъ,

Мое здоровье

И пылкость крови не уймутъ себя

При неспособности. Повѣрьте, сударь,

Его не оскорбила… Если жъ страсть?

О, утолите на развратномъ тѣлѣ,

Чей грѣшный торгъ васъ удовлетворитъ

Искуснѣе, при меньшемъ оскорбленьи.

Дыханье ваше — ядъ, такъ золъ вашъ духъ:

Онъ воздухъ отравилъ, сильнѣе смрада,

Въ гробахъ полупрогнившихъ мертвецовъ.

Д’Амвиль. Цѣлуй меня! Повѣрь, дыханье чисто,

А кости мертвыя лежатъ на то,

Чтобъ убѣдить насъ умножать живущихъ

Число. Мы юный создадимъ костякъ.

Я упою тебя! Нѣтъ? Призывай же…

Предполагаемаго помощь: не уйдешь!

Кастабелла. Предполагаемаго? Атеистъ вы? Значитъ

Напрасны будутъ слезы и мольбы.

Долготерпѣнье Неба, отчего

Твой гнѣвъ громоблистающій не рушитъ

Подобье человѣка, а земля

Несетъ еще заблудшее созданье

И не дрожитъ? И гнѣвный ликъ небесъ

Не озаренъ еще огнемъ?

Д’Амвиль. Да снидетъ

Самъ чертъ съ женою! Воззови гробамъ,

Услышатъ мертвецы: проси защиты!..

Кастабелла. О, могъ бы гробъ открыться, это тѣло

Связала бы я съ падалью навѣкъ,

Все лучше, чѣмъ увеселять развратность

Проклятаго прохвоста!

Д’Амвиль. Такъ-то? Ну,

Дорогу проложу себѣ я. —

(Переодѣтый Шарлемонъ является изъ склепа, Д’Амвиль отступаетъ въ ужасѣ.)

Шарлемонъ. Дьяволъ!

Сударыня, рукою Шарлемона

Освобождаю изъ развратныхъ рукъ.

О, Кастабелла!

Кастабелла. Шарлемонъ, любимый!

Шарлемонъ. Благодарю, всемилостное небо

За бѣдствія: Ты возмѣстило ихъ,

Храня меня на это. Смерть — блаженство,

Привѣтствую тебя. — Я провожу

Васъ до дому. Потомъ себя вручаю

Суду, дабы закону сотворить

Мой лучшій подвигъ увѣнчаньемъ жизни:

Конецъ — ея вѣнецъ.

Кастабелла. Конецъ? Законъ?

Спаси насъ, Господи! Что сдѣлалъ?

Шарлемонъ. Что?

Убилъ. Я не разбойникъ, Кастабелла —

Онъ шелъ меня убить.

Кастабелла. Но, Шарлемонъ,

Перстъ Божій направлялъ твою защиту.

Развратный атеистъ! Его дѣла.

Шарлемонъ. Моей онъ ищетъ жизни. Пусть получитъ:

Всѣхъ наслажденій онъ меня лишилъ,

Чѣмъ дорога она. Ее отдамъ я.

Кастабелла. Вы не должны. Скорѣй себя подвергну

Опасности, чѣмъ для своей защиты

Того терять, кѣмъ спасена была.

Шарлемонъ. Ты лучшаго мнѣ не сумѣешь сдѣлать,

Какъ стать орудьемъ, что освободитъ

Меня отъ бѣдствій.

Кастабелла. Такъ спасайтесь бѣгствомъ,

Меня оставя подъ защитой вѣчной

Невинныхъ. Или раздѣлить хочу

Вашъ рокъ.

Шарлемонъ. Душа томится. Отдохнуть намъ нужно.

Какъ сладко спиться на такихъ подушкахъ.

(Кладутъ подъ головы черепа и засыпаютъ.)
(Входитъ Лангбо Нюхъ, отыскивая Сокетту.)

Дрожа подъ ней упасть. Убить безсиленъ

Хотя бы для того, чтобъ выпить кровь

Убитаго горячую и слабость

Моей крови усилить этимъ. Такъ

Она охлаждена и увядаетъ.

Лангбо (за сценой). Убили! Убили! Убили!

Д’Амвиль. Гора! Пади — укрой: все этотъ призракъ.

Лангбо. Убили! Убили! Убили!

Д’Амвиль. О, еслибъ тѣло мнѣ запеленать

Вотъ этой тучей, чтобы слезы грома

Ее пронзая, искрами меня

Развѣяли по вѣтру.

(Входятъ Лангбо Нюхъ и часовой.)

Лангбо. Здѣсь найдете

Вы мертвеца.

Д’Амвиль. То черный Вельзевулъ

Со сворой адовой за мной явился?

Лангбо. Нѣтъ, ваша милость, мы пришли на розыскъ

Убійцы.

Д’Амвиль. Привидѣнье (о, Плутонъ),

Какъ видно не годилось къ исполненью

Важнѣйшихъ дѣлъ по адскимъ должностямъ;

Зачѣмъ не подождать, покуда горы

Моихъ грѣховъ не возрастутъ еще

Проклятьемъ новымъ и потомъ низвергнуть

Меня? А вмѣсто этого связать

Намѣренье не давъ его исполнить,

Какъ затѣвалъ.

Часовой. То не убійца? Странно говоритъ.

Лангбо. Да нѣтъ же: это нашъ господинъ д’Амвиль. Его безуміе полагаю вызвано огорченіемъ о потерѣ вѣрнаго слуги. Ибо несомнѣнно, что убитъ здѣсь Борачіо.

Д’Амвиль. А! А! Борачіо убитъ? На Нюха

Ты, кажется, похожъ? Да?

Лангбо. Правда, лордъ.

Д’Амвиль. Послушай, ты не повстрѣчалъ здѣсь духа?

Лангбо. Духа? Гдѣ, сударь? — Выслѣдимъ лису.

Д’Амвиль. Здѣсь, на погостѣ.

Лангбо. Тсс! Тсс! Всѣ ихъ привидѣнія сущія басни. Такихъ вещей нѣтъ in reruin natura. Здѣсь убитъ человѣкъ. И въ духѣ сопоставленія, вѣроятнѣе, что убійца пришелъ въ этомъ нарядѣ, а не случилось какой-либо игры природы.

Д’Амвиль. Мой мозгъ начинаетъ приходить въ порядокъ. Теперь я тебя понимаю. Такъ оно и было. — Борачіо, землю насквозь пройду, а сыщу убійцу.

Часовой. Здѣсь! Здѣсь! Здѣсь!

Д’Амвиль. Стой! Заснули? Такъ глубоко

Такъ сладко; на костяхъ, на мѣстѣ полномъ

И мерзости, и страха? Видно есть

Такое счастье въ совѣсти свободной

Какого знанью моему не знать. Хо!

Шарлемонъ. Добро пожаловать! Пришли бы раньше

Я, дядя, такъ же былъ бы радъ. Я тотъ,

Кого искали. Слѣдствіе излишне.

Д’Амвиль. Племянникъ! Дочь! О, кровь моя родная

Несчастная, какой ужасный рокъ

На бѣдственную встрѣчу васъ направилъ?

Шарлемонъ. Вы знаете: не чище чистота.

Д’Амвиль. Ея же. Время, мѣсто, обстановка

Весьма туманно это подтвердятъ.

Кастабелла. Да признаю. Раскаиваясь въ этомъ

Желаю ту же кару понести,

Какой судья подвергнетъ Шарлемона.

Шарлемонъ. Неправедно винитъ свою невинность.

Часовой. Но, сударь, съ вами мы нашли ее

И съ вами ей въ тюрьму.

Д’Амвиль. Помочь безсиленъ.

Когда бъ не сынъ былъ опозоренъ мой

Простилъ бы ихъ, ручаюсь головой.

(Уходятъ.)
Сцена 4-я.

Покой въ замкѣ Бельфорэ.

Входятъ: Бельфорэ и слуга.

Бельфорэ. А нѣтъ еще жены?

Слуга. Нѣтъ, сударь — нѣтъ.

Бельфорэ. Неудержимо, кажется влечетъ,

Ее къ Себастіану. Я давно

Замѣтилъ, но такая мука ревность,

Что я боюсь ее питать. Однако,

Чѣмъ долѣе я избѣгаю встрѣчи

Прямой, тѣмъ болѣ нахожу причинъ

Въ основу подозрѣній. Да, во-первыхъ,

Я знаю, чувственность ея напряжена

Всегда, а если постоянно съ нею

Распущенный и смѣлый человѣкъ —

Себастіанъ, красивый, ловкій тѣломъ

Ея же распаляемая кровь

Толкнетъ ее на грѣхъ.

(Входитъ, скрываясь, Фреско.)

Фреска. Великолѣпно.

Я посланъ этой дамой посмотрѣть, улегся ли ея хозяинъ. Долженъ былъ хитро дѣйствовать, и вотъ нарвался на него.

(Уходитъ.)

Бельфорэ. Не знаете ли вы даму, у которой теперь моя жена?

Слуга. Съ виду, только, сударь. Да ея человѣкъ только что здѣсь былъ.

Бельфорэ. Ея человѣкъ? Пожалуйста, сбѣгай, позови его скорѣе сюда. Негодяй! Подозрѣваю его съ тѣхъ поръ, какъ нашелъ его за ковромъ.

(Фреско возвращается.)

Бельфорэ. Фреско! Здравствуй Фреско! — Оставьте насъ. (Уходитъ слуга.) Слышишь, Фреско? Не у твоей ли барыни моя жена?

Фреско. Не знаю, сударь.

Бельфорэ. Пожалуйста, скажи Фреско, — мы вѣдь одни — скажи, что твоя хозяйка, славная дѣвка.

Фреско. Что вы понимаете подъ этимъ, ваша милость? Дѣвка по ремеслу?

Бельфорэ. Да, вѣрно, Фреско, даже и по ремеслу.

Фреско. О, нѣтъ, ваша милость! Отъ того ремесла господа лысѣютъ, а моя хозяйка совсѣмъ напротивъ — она вѣдь парикмахерша.

Бельфорэ. И только?

Фреско. Продаетъ накладки и уборы, да прибавляетъ дамамъ тѣла этакъ вотъ.

Бельфорэ. Такъ-съ. Устраиваетъ моей женѣ накладки на тѣло отъ времени до времени, не такъ ли?

Фреско. Если это доставляетъ удовольствіе ея милости, ваша милость.

Бельфорэ. Удовольствіе, сволочь? Вы сводничаете къ ея удовольствію, вы, холуй, нѣтъ, развѣ? Что вамъ извѣстно о ея сношеніяхъ съ Себастьяномъ? Говорите правду или вотъ этой рукой прибью твою грудь къ землѣ. Не шевелись, ты, собака, правду говори — живо!

Фреско. О, есть! (Говоритъ какъ глашатый.)

Бельфорэ. Твоя хозяйка сводничаетъ моей женѣ?

Фреско. О, есть!

Бельфорэ. Она въ курсѣ ея продѣлокъ, затѣй и уловокъ?

Фреско. О, есть! Если кто-нибудь отъ Двора, города или деревни приходилъ въ постель Левидульчіи, не считая его милости, господина Бельфорэ, такъ это Себастьянъ!

Бельфорэ. Что? Ты это разглашать собрался? Ты объ этомъ кричать будешь, подлецъ?

Фреско. Шутить изволили, ваша милость? А я думалъ вамъ угодно провозгласить себя рогачемъ.

(Входить сторожъ.)

Бельфорэ. Какъ разъ сторожа мнѣ хотѣлось. Прошу помощи въ предѣлахъ вашей службы.

(Фреско убѣгаетъ.)

Смерть ему. Держите мерзавца, лови, лови! (Уходятъ.)

Сцена 5-я.

Комната въ домѣ г-жи Пластырь.

Входятъ: Лангбо Нюхъ, приставая къ Сокеттѣ.

Сокетта. Нѣтъ, знаете, дождитесь теперь, чтобы повести меня на кладбище!

Снуффъ. Почему, Сокетта? Вѣдь я тебя еще не водилъ туда.

Сокетта. Пожалуй, ведите. Только чтобъ безъ ребенка.

Снуффъ. Я же обѣщалъ, что этого не будетъ и былъ такъ же хорошъ, какъ и мои олова.

Сокетта. Ну, ваши слова, лучше вашего поведенія. Пролѣзайте, однако, въ брачную комнатку слѣва.

Снуффъ. Позволь справа. Ты отъ меня поторопилась уйти — не люблю я этого.

Сокетта. Прекрасно, поскорѣй. Какъ только хозяйка ляжетъ спать, прихожу къ вамъ. (Уходитъ Нюхъ.)

Входятъ: Себастьянъ, Левидульчія и Пластырь.

Пластырь. Удивительно, что Фреско такъ долго не возвращается.

Себастьянъ. Госпожа Сокетта, на одно слово. (Шепчетъ.)

Левидульчіа. Пусть онъ мнѣ скажетъ, что заснулъ мой мужъ —

Рѣшила попытаться на свободѣ

Внѣ дома ночевать.

Какъ странно имъ увлечена. Похоже

На то природное родство, кому

Обязаны безчувственныя твари

Взаимными влеченьемъ и согласьемъ.

Повидиму свободно проявилась

Моя же своенравная любовь,

А удержать, истолковать — безсильна.

Но, кончено, теперь и въ вашей власти

Меня срамить, иль честь мою спасти.

Пластырь. Спокойно наслаждайтесь и не бойтесь:

Не обману, повѣрьте, никогда

Довѣрія ко мнѣ. Себѣ въ убытокъ

Позволили заботѣ о грѣхѣ

Васъ огорчить. По мнѣ — несправедливо

На женщину накладывать пятно

За то, что мужу нанесла обиду

Съ однимъ, а мужу не вмѣнять въ вину

Со многими обиду.

Левидульчіа. Я согласна.

Ну, что это значитъ, Себастьянъ, вы ухаживаете за этой госпожей? Сколько у васъ любовницъ, въ самомъ дѣлѣ?

Себастьянъ. По настоящему, ни одной, такъ какъ, полагаю, нѣтъ ни одной настоящей, а разныхъ, сколько новыхъ платьевъ. Женская любовь что грибъ — за одну ночь вырастетъ, на утро къ порядочному завтраку еще годится, а потомъ перерастетъ — гадка и вредна.

Пластырь. Нѣтъ, клянусь св. Винфридомъ, женская любовь крѣпка, какъ зимнее яблочко.

Себастьянъ. Правда. — До новаго урожая. По опыту говорю — не дольше.

(Вбѣгаетъ Фреска.)

Фреско. Чьи-то дѣла насъ погубили и, конечно, дорого мы за это заплатимъ.

Себастьянъ. Дорого заплатимъ? Это за что?

Фреско. А это не дорого, думаете, — дюжина мужиковъ пришла пригласить къ разсчету, да каждый такой источникъ что никакъ намъ не очиститься. (Стучатъ.)

Пластырь. А, чтобъ меня! Что за шумъ? Сударыня, уйдите.

Левидульчіа. Спаси мнѣ честь, когда меня ты любишь.

(Уходятъ всѣ кромѣ Себастьяна.)

Себастьянъ. Что за насилье? Вамъ кого? Ей-Богу

Вы не пройдете!

Входятъ Бельфорэ и сторожъ.

Бельфорэ. Ловите стерву. (Уходитъ сторожъ.) Негодяй, дорогу,

А то по крови перейду твоей!

Себастьянъ. Не скользко ли по ней ходить вамъ, сударь?

Вѣрнѣй дороги поискать другой,

А то и упадете.

(Дерутся. Оба ранены. Себастьянъ падаетъ первымъ.)

Заработалъ! (Умираетъ.)

(Въ то время. когда падаетъ Бельфорэ входитъ Левидульчіа.)

Левидульчіа. О, Боже! Мужъ мой! Себастьянъ мой! Мужъ!

Никто не скажетъ. Но отъ нихъ исходитъ

Позоръ мой. Развѣ честь мою спасетъ

Ихъ кровь, что бьетъ рѣкой, а сладострастье

Мое — ея родникъ? Не дай обидѣть

Бѣгущій духъ, прелюбодѣйныхъ губъ

Цѣлующимъ тебя прикосновеньемъ;

Я постигаю ужасъ сладострастья —

Велитъ смиренно мертваго ласкать,

Чье тѣло было мнѣ при жизни гадко.

Могу заплакать. Что же слезы значатъ?

Онѣ вода, а кровью эти плачутъ!

О если бъ океанъ наплакать мнѣ,

Дабы на немъ корабль разбитый тѣла,

Распутствомъ легкимъ тяжко нагруженъ,

Погибъ, мой стыдъ собою потопляя.

Тогда бы слезы пригодились. Но

Воды въ моряхъ недостаетъ омыть

Позоръ на имени моемъ. Ихъ раной

Смертельно честь моя поражена.

Ее ль переживу? И жизнь, должна ли

Стать притчей міру? Если это нужно —

Какъ въ отвращеніи отъ дѣлъ своихъ,

Такъ и затѣмъ, чтобы примѣръ сильнѣе

Къ добру привелъ: запечатлѣю смертью

Такой же страшной, какъ и жизнь моя.

(Закалывается.)
(Входятъ: сторожъ съ Пластырью, Фреско, Нюхомъ и Сокеттой.)

Сторожъ. Остановитесь, сударыня. Господи, что за страшная ночь!

Лангбо. Не позволительно ли Нюху, удалиться самостоятельно?

Сторожъ. Ни вы, никто. Всѣмъ отправляться съ нами.

О, надо страсть упорно отгонять —

Ея огонь безъ крови не унять. (Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ V.

править
Сцена 1 -я.

Комната въ замкѣ д’Амвиля. Слуга за столомъ спитъ, передъ нимъ свѣчи и деньги. Музыка.

Входитъ д’Амвиль.

Д’Амвиль. Что? Спишь?

Слуга (просыпаясь). Нѣтъ, я ни бодрствую, ни сплю,

Такъ, задремалъ — оно ни то, ни это.

Д’Амвиль. Откуда это золото?

Слуга. Доходъ,

Принадлежащій вамъ, за смертью брата.

Д’Амвиль. Ложись. Оставь мнѣ деньги.

Слуга. Мнѣ покой:

Ихъ встрѣча рѣдко тѣшитъ родъ людской. (Уходитъ.)

Д’Амвиль. Пронзительную музыку уймите.

Звучитъ мелодія иная здѣсь

И пѣсней ангельской плѣняетъ чувство.

Смотри, невѣжественный астрономъ,

Плутающій среди путей планетныхъ,

Ища людское счастье. Въ изумленьи

Познавъ обманъ — звѣздоубійцей стань.

Вотъ звѣзды, обращенія которыхъ

Ведутъ удачи и судьбу людей.

Вы, въ небѣ, младшіе глаза (что слуги

Въ воздушныхъ замкахъ, ихъ же государь

Внизу рѣшаетъ цѣли ихъ желаній)

Открылись вы, чтобы увидѣть образъ

Величья, краше и богаче васъ,

Нежданно-четко. — Маску съ королевы! (Разсыпаетъ золото.)

Да усладится ожиданье ихъ

Той милостью, что радуетъ ихъ зрѣнье.

Вотъ — звѣзды повелители судьбѣ,

А выше ихъ — премудрость человѣка,

Чьей власти и онѣ подчинены. (Засыпаетъ.)

Входитъ призракъ Монферрэ.

Монферрэ. Д’Амвиль! Ты въ мудрости своей — безумецъ,

Не тотъ, кого «блаженными» зовутъ,

А какъ послѣдній буйный сумасшедшій

Сейчасъ же это, на крушеньи всѣхъ

Своихъ затѣй, въ отчаяньи увидишь. (Уходитъ.)

Д’Амвиль (вставая). Что за дурацкій сонъ мѣшать мнѣ смѣетъ?

Мое крушенье? Какъ ему случиться,

Когда доселѣ, что ни затѣвалъ,

Стремилось къ неизмѣнному успѣху,

А сокрушатель уцѣлѣлъ покуда

Одинъ — подсудный Шарлемонъ? Его

Мой разумъ ловко обратилъ въ орудье

Для подозрѣнья, коимъ истреблю

Его же привилегіи и право,

Запечатлѣвъ покой и утвердивъ

Мое владѣніе путемъ закона.

Такъ благодушный почитатель мнимыхъ

Заступниковъ небесныхъ, удрученъ

Ярмомъ несчастья, а прямая мудрость

Моя — богатство создала и въ немъ

Моимъ потомкамъ обѣщаетъ вѣчность.

Входитъ слуга съ трупомъ Себастьяна.

Что это?

Слуга. Это трупъ Себастіана —

Убитъ онъ Бельфоррэ.

Д’Амвиль. Убитъ? — Ты лжешь!

Себастьянъ! Эй, Себастьянъ! Онъ вѣрно

Оглохъ. Немедленно позвать врача!

Ну, за хирургомъ!

Русаръ (за сценой). О!

Д’Амвиль. Откуда стоны?

Какъ старшій сынъ? Какъ будто этотъ стопъ

Оттуда?

Слуга. Сударь, онъ ильнымъ ложился.

Русаръ. О!

Д’Амвиль. Мандрагорѣ ужаса унылѣй

Не навести, чѣмъ на меня тотъ стонъ.

Слуга (вбѣгаетъ). Въ живыхъ вамъ больше не увидѣть сына'

Д’Амвиль. Природа, дай, чтобъ мертвымъ не видалъ!

(Приносятъ Русара въ постели.),

Отдернуть занавѣски. Что съ тобою?

Слуга. Мнѣ кажется онъ началъ отходить.

Д’Амвиль. Погибни ты и злобный твой языкъ!

Смерть! Гдѣ же доктора? Ты не лицо ли

Явленья, что уставилось въ меня

Въ томъ снѣ моемъ?

Слуга. Явился докторъ, сударь.

Входитъ Докторъ.

Д’Амвиль. Вотъ, врачъ, — больные; если излѣчишь —

Твое искусство будетъ вѣчно славно.

Извѣстное тебѣ изъ Гиппократа,

Галена, Авицены, травъ, питей

И минераловъ, что помочь имъ можетъ,

Испробуй и, по-царски награжденъ,

Возвысишься богатствомъ и почетомъ.

Докторъ. Хотя бы жизнь малѣйшимъ корешкомъ

Держалась въ нихъ, не безпокойтесь, сударь.

Русаръ. О! О!

Д’Амвиль. Тѣ вздохи — грохотъ разрушенья

Великихъ зданій, сдвинутыхъ съ основъ.

На двухъ столпахъ я утвердилъ постройку

Роскошную надменнаго дворца.

Землетрясенье — и скользитъ фундаментъ…

Природа! въ честь тебѣ, я созидалъ

Трофей на удивленіе потомству —

Не погребай же гордость пышныхъ дѣлъ

Нагроможденьемъ собственныхъ обломковъ.

Докторъ. Тѣла ихъ совершенно лишены

Того, на чемъ держалась ихъ природа

Въ нихъ жизненный огонь совсѣмъ заглохъ;

Нѣтъ ничего во власти человѣка,

Чтобъ имъ помочь.

Д’Амвиль. Вотъ золото — его

Основу извлеки и новой жизни

Начало дай тѣламъ.

Докторъ. Я не могу.

Д’Амвиль. Вы не опредѣлили состоянья

И точнаго строенья тѣлъ. Конечно,

Вы не успѣли. Сохраню мочу

До утра. Несомнѣнно будетъ легче

Узнать.

Докторъ. Ха! Ха! Ха! Ха!

Д’Амвиль. Смѣешься ты,

Подлецъ? Мой разумъ, что предметомъ былъ

Всеобщаго восторга, сталъ ли нынѣ

Предметомъ смѣха твоего?

Русаръ. О! О! (Умираетъ.)

Всѣ. Онъ умеръ.

Д’Амвиль. Умираетъ въ немъ и время

Потомства моего. Ужели такъ

Глупа иль зла природа, что изводитъ

И честь и память о себѣ самой?

Не можетъ быть. Надъ нею власть иная

Ея усилья мѣритъ.

Докторъ. Власть надъ ней?

Вы сомнѣвались? Посудите сами —

Какъ тѣло человѣка создалось? —

Не изъ гнилья, какъ у червей и мошекъ,

Но человѣкомъ былъ онъ зарожденъ —

Природа же произвести безсильна

Безъ человѣка — человѣка. Первый

Изъ всѣхъ людей, страдательнымъ лицомъ,

А не творцомъ своимъ являясь, могъ ли

Себя создать? Итакъ признать должно.

Что есть иная сила надъ природой.

Д’Амвиль. Теперь я самому себѣ смѣшонъ.

Природа, ты, души моей предатель —

Довѣрье обманула. Въ высшій судъ

Пожалуюсь, чтобы нашъ споръ судили.

Тебя поставлю кузнецомъ обмановъ —

Иной Палатѣ Звѣздной дашь отвѣтъ.

Тѣла возьмите. — О, дыханье смерти

Уже коснулось раненой души! (Уходитъ.)

Сцена 2-я.

Залъ суда. Въ глубинѣ ея — эшафотъ.

Входятъ судьи и полиція.

1-й судья. Къ рѣшеткѣ уличенныхъ привести.

Входятъ: Пластырь. Сокгтта и Фреско.

Вы та ли дама, въ домѣ у которой

Совершены убійства?

Пластырь. Сударь — я.

Судья. Дворянскимъ званьемъ овладѣли вы

Искусно, но по недоразумѣнью:

Вашъ родъ его не стоитъ, сами вы

Не женщина, затѣмъ, что вы отрава,

Весь женскій опозорившая полъ.

Пластырь. Я рождена въ дворянствѣ, сударь. Но

Должна сознаться, вынудила бѣдность

Къ условьямъ жизни поскромнѣе, чѣмъ

Мой родъ и воспитанье.

2-й судья. Тише, знаемъ.

1-й судья. Однако, подъ прикрытіемъ продажи

Уборовъ, украшеній; честныхъ дамъ —

Приманивали вы замужнихъ женщинъ,

Въ безстыдный домъ вашъ, гдѣ онѣ мужей

Обманывали.

Фреско. Какъ заткнуть всѣ дыры?

А эта дама не имѣетъ средствъ,

Помимо сдачи помѣщеній. Значитъ.

И надо ей внизу ложиться.

2-й судья. Такъ.

1-й судья. Не нахожу состава къ обвиненью

Въ способствованію убійству, но

Какъ изъ ключа порока, что укрыли,

Питая, истекла вся эта кровь —

Настолько вашу казнь приблизимъ къ смерти,

Чтобъ только жизни не лишить. Законъ

Не будетъ строгъ, карая за причину

Такихъ ужасныхъ дѣлъ.

2-й судья. Вотъ приговоръ.

Имущество (добытое занятьемъ,

Распространяющимъ болѣзнь) отдать

Больницамъ. Черезъ городъ провезутъ васъ,

Согласно правилъ о распутныхъ дѣвкахъ,

И будутъ сѣчь, пока, теряя кровь,

Не обезсилите подъ наказаньемъ.

Потомъ, да неизбѣжной нищетой

Не быть на прежніе грѣхи водимой

На тяжкую работу васъ ушлютъ,

Чтобъ сохранилъ ея доходъ ничтожный

Вамъ только жизнь, но умертвилъ бы плоть,

Дабы не умерли безъ покаянья.

Всѣ. О, добрый Судія!

1-й судья. Довольно! — Вонъ.

(Уходятъ: Пластырь, Сокетта и Фреска. Входитъ: Нюхъ),

2-й судья. Ну, сударь Нюхъ. Лицо такого званья

Въ такомъ развратномъ мѣстѣ обрѣлось?

Лангбо. Могу подтвердить. Мѣсто ciе полно безчестія. — Тѣмъ болѣе нуждалось оно въ наставленіи и реформаціи. Я пришелъ туда съ цѣлью въ духѣ обращенія, да очищу ихъ отъ скверны ихъ и, надѣюсь, ваша милость, изволитъ найти, что законъ не можетъ задержать меня за это.

1-й судья. Нѣтъ, сударь, не могу; теперь позвольте

Сказать, что вашъ отвѣтъ скорѣй придуманъ

Изъ хитрости, чѣмъ вѣрою внушенъ.

Вы гдѣ ученую стяжали степень?

Лангбо. Я не былъ въ школѣ, сударь. Сказать по чистой совѣсти, я — Нюхъ, зажигатель сальныхъ свѣчекъ.

2-й. судья. Что же причиной такого измѣненія въ одеждѣ?

Лангбо. Господинъ Бельфорэ, найдя удовольствіе въ чистотѣ моихъ бесѣдъ, извлекъ меня изъ той грязной жизни и далъ мнѣ одежду, приличную своему обществу и моей настоящей должности.

1-й судья. Ихъ милость выкрасили пень прогнившій,

Или парчей навозъ покрыли. Нюхъ,

Вернитесь къ вашимъ свѣчкамъ. Просвѣщенью

Вы этимъ лучше можете служить,

Чѣмъ рѣчью или жизненнымъ примѣромъ.

Лангбо. Такъ, значитъ, Нюха выгоняютъ вонъ?

(Уходитъ Нюхъ). Входитъ д’Амвиль безумствуя надъ гробами сыновей, которые кладутъ за нимъ.

Д’Амвилль. Суда! Суда!

2-й судья. Суда? Надъ кѣмъ же, сударь?

Д’Амвиль. Суду прійдется разобраться въ дѣлѣ.

Тѣла сюда. — Нѣтъ, пробовать хочу.

Вотъ мой вопросъ. Провидящимъ искусствомъ

Въ единый вечеръ, я однимъ толчкомъ —

Однимъ, двумя, тремя не больше, — вѣрно

Изъ затрудненья вышелъ. И, замѣтьте,

Умно собралъ довольно всякихъ благъ

Потомкамъ. Развѣ это не разумнѣй,

Не милосерднѣй, чѣмъ, какъ вы, судья,

Какъ вашъ отецъ, вашъ дѣдъ, цѣною муки

И пытки — гнать аренду іодъ отъ года

Изъ бѣдныхъ и скупыхъ крестьянъ, въ сомнѣньи

Дойдетъ ли до наслѣдника и грошъ?

Чтожъ — не умнѣй? Не милосреднѣй? — Жду я.

1-й судья. Онъ обезумѣлъ.

Д’Амвиль. Что? Безуменъ. Вы

Сужденья лишены! Сто приведу я

Разумныхъ доводовъ на каждый слогъ

Того, что мной изложено предъ вами.

Вѣдь мой успѣхъ

Разумнѣе успѣха вашихъ дѣдовъ

И жажду знать — за что живутъ они

Въ отцѣ и въ васъ, второе поколѣнье,

Закваска же потомства моего

Погибла вдругъ? Ни одного младенца

Наслѣдника. — Желаю знать отвѣтъ!

2-й судья. Отъ горести по дѣтямъ обезумѣлъ.

1-й судья. Мы, сударь, этотъ разберемъ вопросъ,

Пока же просимъ васъ — садитесь съ нами.

Д’Амвиль. Доволенъ, что хотите разсудить. (Садится.)

Входить Шарлемонъ и Кастабелла.

2-й судья. Итакъ, вы — Шарлемонъ, васъ обвиняютъ

Въ убійствѣ нѣкого Борачьо, что

Служилъ д’Амвилю. Что во оправданіе

Имѣете сказать? Виновны? — нѣтъ?

Шарлемонъ. Виновенъ въ смерти, только не въ убійствѣ,

Судья. Но оправданія искать

Себѣ — причины нѣтъ.

Д’Амвиль (сходитъ къ Шарлемону). Нахалъ, мальчишка!

Безчеловѣчно усмѣхаться горю;

Какъ смѣешь ты съ веселіемъ смотрѣть

На горести моей предметъ — на сына?

1-й судья. О, сударь, запрещаетъ милосердье

Дразнить того, кто скоро встрѣтитъ смерть

Веселый взоръ передъ лицомъ кончины —

Осанка благороднаго ума.

Во имя чести, вы его не троньте.

Д’Амвиль. Вы всѣ — невѣжи. О, да развѣ мало,

Что онъ съ судьбою въ заговоръ вошелъ

Пресѣчь мое потомство и явиться

Наслѣдникомъ моихъ владѣній, да

Еще за мною гонится повсюду

И отъ избытка радости своей

Смѣется мнѣ въ лицо и торжествуетъ.

Шарлемонъ. Д’Амвиль, суди какъ мало уважаю

Я смерть и гордость наглую твою, —

Какъ боевой корабль отъ океана,

Подходитъ покорить богатый край,

Перелетя бурливые пороги

Ввиду вооруженныхъ береговъ,

Исполненъ ожиданія побѣды,

Чья слава въ самой крайности лежитъ

Опасности смертельной и отваги, —

Вотъ такъ и я стремлюсь увидѣть смерть.

(Вскакиваетъ на эшафотъ. Кастабелла за нимъ.)

Кастабелла. Я слѣдую намѣреніямъ смѣлымъ.

Будь веселъ, Шарлемонъ, вѣдь жизни наши,

Похищенныя въ нашихъ лѣтъ веснѣ,

Какъ травы, что на милыя могилы

Мы стелемъ. Лучшія онѣ, пока,

Зеленыя, не сняли, не изсохли;

Такъ мы, для смерти, лучшіе теперь,

Пока не доживемъ до тѣхъ годовъ,

Когда грѣха распространится язва

Глубоко.

Д’Амвиль. Милость окажи; судья,

Прошу о милости!

1-й судья. Что вамъ угодно?

Д’Амвиль. Мнѣ трупъ его, когда его казнятъ,

Для вскрытія.

2-й судья. Зачѣмъ вамъ это, сударь?

Д’Амвиль. Вашъ умъ всегда отъ моего отстанетъ —

Хочу, анатомируя, найти,

Что можетъ быть точнѣйшаго въ природѣ,

Чѣмъ построенье тѣла моего.

Я полагаю части и размѣры

Числомъ и мѣрой тѣ же у меня,

А не имѣю смѣлости настолько,

Чтобы какъ онъ, спокойно умереть.

Тому причина — устроенье тѣла

Найти хочу.

1-й судья. Терпите, все потомъ.

Д’Амвиль. Припомнилась мнѣ лучшая дорога.

Племянникъ, мы поспоримъ — господа,

Я былъ всегда ученымъ страстнымъ, — разумъ

Все естество прошелъ насквозь, однако

И несмотря на всѣ труды, источникъ

Спокойной совѣсти не отыщу.

Шарлемонъ. Она сама собою создается.

Д’Амвиль. Твое ли то, природы ли созданье?

Тобой любуюсь, Шарлемонъ, какъ могъ

Дать смѣлость женщинѣ! Прошу оставить

Жизнь! Господа, оставьте жить его.

Ты будешь лекаремъ моимъ. Читать

Мнѣ будешь философію. Причину

Души довольной я хочу найти.

А если безполезно будетъ — значитъ,

Не стоитъ быть и лекаремъ моимъ.

Настаивай тогда

Немного яду на любомъ растворѣ,

Подай его нежданно для меня

И соскользну во гробъ, не сознавая

И что она, ни какъ ужасна смерть.

Конца такого жажду. Мысль о смерти

Ужасное мученье. — Развѣ нѣтъ?

2-й судья. Прервали вы закона исполненье.

1-й судья. Готовьтесь умереть.

Шарлемонъ. Давно готовъ.

Но раньше смерти, передъ вами, судьи,

Всей правдой отлетающей души

Я здѣсь клянусь — свободна эта дама

Отъ той вины, за что ее казнятъ.

Кастабелла. Себя я обвинила. И законы

Безсильны здѣсь. Мой, Шарлемонъ, съ тобой

Я раздѣляю эти казни.

Шарлемонъ. Дядя,

За барыши богатые, что смерть

Моя вамъ принесетъ, прошу я только

Предстательства за невиновной жизнь,

За Кастабеллу. Знаете, я знаю,

Чиста и незапятнанна она.

Д’Амвиль. Охотно. Буду хлопотать о жизни

И всѣ свои доходы отдаю,

Когда бы только получить взамѣну

Ея рѣшимость съ вами умереть,

Цѣна вещей виднѣй при недостаткѣ

И смѣлость эту оцѣнилъ — моей

Была бы — и за Индію не продалъ.

Шарлемонъ. Прошу мнѣ дать стаканъ воды.

Д’Амвиль. Вина мнѣ:

Отъ приговора застываетъ кровь,

Холоднымъ страхомъ, отвращеньемъ смерти

Заиндевѣли рѣки жилъ моихъ. (Слуга подаетъ стаканъ вина).

Вина мнѣ выпить, чтобы разогрѣлась

Закупорка, а иначе ударъ

Меня убьетъ. — Ты, рабъ немилосердный,

Ты крови мнѣ принесъ? Смотри, стаканъ

Вспотѣлъ и задрожалъ!

Слуга. То ваши руки.

Д’Амвиль. За трусость обвинишь меня: вездѣ

Я на себѣ несу убійства тяжесть?

(Слуга подаетъ Шарлемону стаканъ воды.)

Шарммонъ. Вода ли это?

Слуга. Сударь, то вода.

Шарлемонъ. Пріиди прохладный символъ воздержанья

И докажи, что не ищу я средствъ,

Чтобы насиловать свою отвагу

И поддержать свой духъ, подобно тѣмъ,

Кто, разбавляя кровь виномъ, отъ этой

Обманной связи производитъ храбрость

Ублюдную. Ты, родовая смѣлость —

Спасибо! Скромно помоги начать

Великій подвигъ самоотреченья.

Д’Амвиль. Безстрашный Шарлемонъ, своей отвагой

Холодной, робкій распалилъ мнѣ духъ

И буду я соперникомъ во смерти!

(Выступаетъ палачъ.)

И это твой палачъ? Обидѣлъ судъ

Достоинство высокородной Крови, —

Судя ей казнь отъ низменной руки.

Судьи. Такъ полагается въ законѣ, сударь.

Д’Амвиль. Я измѣню. Пошелъ, мохнатый сбиръ;

Племяннику откроетъ кровь — орудье

Такой же благородной крови. Я

Самъ буду палачомъ.

1-й судья. Смирите ярость, сударь, перестаньте.

Д’Амвиль. Душѣ того я проложу дорогу,

Кто отвести посмѣетъ мой ударъ.

2-й судья. Но, сударь, это будетъ въ протоколѣ

Позоромъ и пятномъ на весь вашъ родъ.

Шарлемонъ. Его оставьте: не мѣшайте дѣлу,

Да освятитъ рѣшеніе мое

Неслыханнымъ великолѣпьемъ смерти.

Бей мѣтко! Я готовъ.

(Становится принять казнь.)

Кастабелла. И я. Презрѣньемъ

Рукою объ руку мы встрѣтимъ смерть.

Д’Амвиль. Я знаю фокусъ! Посмотри, племянникъ,

Какъ ловко я тебя избавлю! — Гекъ!

(Поднимая топоръ, раскроилъ ссбгъ черепъ и падаетъ на эшафотъ.)

Палачъ. Взмахнувши топоромъ,

Мнѣ кажется, себѣ разбилъ онъ черепъ.

Д’Амвиль. Кто здѣсь убійца, что занесъ мнѣ руку

На голову мою?

1-й судья. Никто, какъ вы.

Д’Амвиль. Я думаю, что это былъ убійца.

1-й судья. О, Боже сохрани!

Д’Амвиль. Храни? Судья, вы лжете — онъ велѣлъ,

Для доказательства, что глупъ разсудокъ.

За правосудьемъ шелъ къ тебѣ: ты зналъ

За умнаго меня. Я взялъ твой разумъ

И сдѣлалъ правосудіе слугой

Убійства Кастабеллы съ Шарлемономъ,

Чтобъ увѣнчать убійство Монферрэ,

Пріобрѣтеньемъ всѣхъ его имѣній.

Шарлемонъ. Я требую послѣдствій этихъ словъ.

2-й судья. Покиньте эшафотъ и ждите дальше.

Д’Амвиль. То было слѣдствіемъ ума природы,

Но вѣдь она безумна. И надъ ней

Есть сила, что превысила полетъ

И всѣхъ моихъ затѣй, да и потомства,

Чью кровь навѣкъ желая уберечь

Соорудилъ я памятникъ надменный,

Тѣхъ мертвыми повергнувъ предо мной,

О смерти чьей просилъ твоихъ рѣшеній.

Судилъ ты плохо, но отъ той же силы,

Кѣмъ пробужденъ, я новый судъ узналъ

И я его свершилъ. О! Смерти похоть

Насилье надо мной творитъ, какъ я

Хотѣлъ надъ Кастабеллой.

(Умираетъ.)

1-й судья. Очень странны

И смерть, и рѣчь его. Теперь рукой

Веселія и права — вы свободны.

Всесилье Промыслителя всего

Взнесенное надъ замысломъ гордыни

Изъ вашихъ бѣдъ создало путь къ иной

И высшей радости, чѣмъ вы мечтали.

Шарлемонъ. Я только небу отношу конецъ,

Котораго всегда я уклонялся,

И мстителемъ своимъ не сталъ. Я вижу —

Терпѣнье — это благородныхъ месть.

2-й судья. И вмѣсто Шарлемона, что готовъ былъ

Всего лишиться, поздравляю васъ

Обоихъ въ званіяхъ, богатствахъ, много

Превысившихъ и пышность родовыхъ.

Вы госпожа, графиня Бельфорэ,

Тотъ титулъ вашъ, какъ умеръ вашъ родитель.

Кастабелла. Всѣ званія, что мнѣ принадлежатъ,

Богатство, слава, — все для Шарлемона

Де-Монферрэ, д’Амвиль, де-Бельфорэ

И чтобы это завершить полнѣе

Властитель Кастабеллы. Наконецъ

Вполнѣ моей любовью овладѣешь,

Такой же чистой, какъ была всегда.

Шарлемонъ. Увѣнчаны всѣ радости. Не стану

Свою звѣзду испытывать. Ни свадьбу

Откладывать. Благословятъ нашъ бракъ,

Тогда родныхъ я провожу въ могилу.

1-й судья. Музыка! Погребенья и тріумфа

Перемѣшайте звуки, чтобы жизнь

Прекрасная трагедію смѣнила

Шарлемонъ. Итакъ, по волѣ Неба, кто желалъ

Идти безъ слезъ за нашими тѣлами,

Тѣ умерли — идемъ за ними сами.

(Уходятъ.)
Конецъ