ТОГДА И ЦѢНУ МЫ УЗНАЕМЪ,
КОГДА НА ВѢКИ ПОТЕРЯЕМЪ.
править
1867.
Князь Павелъ Александровичъ Звѣздинъ.
Лидія Всеволодовна, (его жена).
Нерадовичъ, (другъ князя).
Губернаторъ.
Чиновникъ его.
Параша, (горничгая Княгини).
Няня, (княгини).
Лакей.
Казачокъ.
Гости.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьЛидія. Вотъ, ужъ восемь мѣсяцевъ, какъ я замужемъ! Мужъ мой князь, богатый человѣкъ, а гдѣ счастье, гдѣ оно? Конечно, у меня есть все, что считается нужнымъ имѣть богатой, избалованной женщинѣ: нарядовъ много, экипажи превосходны, свобода не стѣснена: могу выѣзжать куда угодно и принимать косо угодно… Но къ чему все это? Женщины такія сплетницы, что сближаться съ ними даже опасно, мужчины всѣ такіе гадкіе и каждый думаетъ объ себѣ такъ много, что, ей богу, становится смѣшно и досадно, глядя на нихъ! Мужъ мой человѣкъ добрый, но такой холодный, такой холодный! Иногда хотѣлось бы ему высказать все, что есть на сердцѣ, но онъ однимъ взглядомъ заставитъ смолкнутъ всякій порывъ. И что это за взглядъ? сухой, безстрастный. Пріѣдетъ, взойдетъ ко мнѣ, подаритъ ледянымъ поцѣлуемъ, спроситъ о здоровьѣ изъ приличія, разумѣется, и только. Потомъ уйдетъ къ себѣ въ кабинетъ и сидитъ цѣлый день за своими дѣлами — я его почти никогда и не вижу… Странные люди эти мужья! Они думаютъ, что, окружая жену всѣми прихотями моды, не отказывая ей ни въ чемъ, исполняя всѣ ея прихоти и желанія, совершенно правы противу нее, что ей больше ничего не нужно. Они считаютъ женщинъ дѣтьми, способными до забвенія заиграться блестящими игрушками. Какъ ошибаются они, эти умные, серьезные мужчины. Неужели женщины такъ пусты, такъ нравственно ничтожны, что имъ только и нужны тѣ блестящіе пустяки, сумму которыхъ называютъ роскошью? Какъ это больно и оскорбительно!… Но они ни хотятъ и думать, что женщинѣ мало всего этого, что ей нужна любовь, искренняя, горячая привязанность мужа, которая заставила бы его всмотрѣться въ жену и увидѣть въ ней не только ребенка, способнаго утѣшаться пустыми забавами, а женщину, подругу своей жизни, готовую раздѣлить съ нимъ все.
Князь. Здравствуй, Лидія (цѣлуетъ руку).
Лидія. А, здравствуй Поль! откуда? что ты?
Князь. У губернатора былъ, по дѣламъ… Измучился (садится подлѣ нея).
Лидія. Что-же это за дѣла? могу я узнать?
Князь. Ахъ, это до тебя не касается, другъ мой. Ты вѣроятно и не поймешь., если я начну разсказывать.
Лидія, (обиженнымъ тономъ) Какое прекрасное мнѣніе обо мнѣ! Неужели я такая безтолковая, что ужъ и понять ничего не могу.
Князь. Ну изъ-за чего разсердилась? Ну твое ли занятіе толковать со мною о дѣлахъ, У тебя есть свои дѣла; книги вотъ, музыка… Надоѣстъ это — гости: поѣзжай куда нибудь, пригласи къ себѣ, наконецъ, поѣзжай въ магазины, купи что нибудь…
Лидія. Неужели этого и достаточно. Ахъ, Поль, какъ мало потрудился ты узнать меня…
Няня. Что, ваше сіятельство, зачѣмъ требовать изволили.
Лидія. Посиди со мной, нянюшка, да поговори со мной объ чемъ нибудь!… Помнишь, какъ я была маленькая, какъ любила я слушать твои разсказы: бывало усядусь у твоихъ ногъ на скамеечкѣ, голову положу къ тебѣ на колѣна, и ты расказываешь мнѣ о своемъ житьѣ, перебирая мои локоны. Какъ мнѣ было хорошо тогда, няня.
Няня. Ахъ, золотая моя, нутко что пришло въ голову! да вѣдь тогда-то вы были маленькіе, а теперь большіе стали, да въ добавокъ къ этому и замужемъ — княгиня теперь. Могу ли я теперь всякіе вздоры болтать, да на васъ теперь и смотрѣть-то слѣдуетъ издали. Такъ-то-съ. ваше с-во.
Лидія. Никогда не говори мнѣ этихъ «вы» — я этого терпѣть не могу… Или ты разлюбила меня, что церемониться начинаешь?
Няня. Что-ты, дитятко мое, съ чего ты это взяла? Я разлюбила? да развѣ эдакое слово можно говорить? Вѣдь я тебя прямо отъ мамки приняла, да и выхолила вишь какую красавицу — и теперь смотрю, не насмотрюсь. У меня и свѣту-то въ глазахъ, что ты одна.
Лидія. Ну, если не разлюбила, такъ посиди со мной, да раскажи что ни будь.
Няня. Изволь, солнышко мое красное.
Лидія. Ну садись, на диванѣ садись вотъ тутъ, няня подлѣ меня.
Няня. Не смѣю прогнѣвить ваше…
Лидія. Опять….
Няня. Ну, ну… (садится).
Лидія. Что-же, раскалывай… Вотъ что, няничка, раскажи ты мнѣ, какъ ты замужемъ жила.
Няня. Замужемъ-то? да что про это разсказывать, не больно вѣдь я счастлива въ замужествѣ жила…
Лидія. Отчего-же… Ну раскажи, раскажи.
Няня. Видишь отчего: родители то отдали меня молодымъ-молодешеньку, да и не за ровню мнѣ: вдовецъ былъ, шесть штукъ ребятишекъ у него было, да свекровь еще лютая, прелютая (не 6tfân помянута). И жила я, да маялась съ ними ни итого, ни мало, пятнадцать годковъ. Ребятишки то, видишь меня не излюбили: бывало, скажешь что не по ихнему, побѣгутъ съ ревомъ, да и наговорятъ невѣсть что бабкѣ-то, та и напуститъ на меня. Господи! въ домѣ-то какъ въ аду сдѣлается: крикъ, визгъ, ругань хоть уши затыкай! А тутъ мужъ придетъ, ему наговорятъ; тотъ еще зачнетъ бранить меня, просто дымъ коромысломъ. Иное время и жизни не рада. А бывало это самое безъ малаго кажиный божій день. Мужъ мой всѣмъ наговорамъ на меня вѣрилъ, что ни наврутъ--все ладно… Охолодалъ ко мнѣ: я къ нему, а онъ отъ меня… Да ты никакъ плачешь, ненаглядная моя, что съ тобой?
Лидія. Ахъ, няня, грустно мнѣ, ты не повѣришь, какъ грустно; все бы я плакала, всю бы жизнь плакала.
Няня. Помилуй, золотая моя, объ чемъ тебѣ плакать-то? ты счастлива, всего у тебя много, запрету тебѣ ни въ чемъ нѣтъ, мужъ человѣкъ добрый, любитъ тебя, балуетъ, что только душенькѣ твоей угодно, все дѣлаетъ… Чего тебѣ еще?
Лидія. Мало этого, мало, моя милая няничка, не любить онъ меня, холодный всегда такой, не ласковый — просто страшно иногда становится. Къ чему мнѣ все это золото, вся эта роскошь, когда, нѣтъ самого главнаго — любви нѣтъ… Ахъ, няня! Вотъ отчего горько мнѣ, вотъ отчего плакатъ мнѣ хочется (плачемъ).
Няня. Пташечка ты мои, зачѣмъ убивать-то себя, если онъ и не больно съ тобою ласковъ. Вѣдь онъ занятой человѣкъ, дѣла, вишь, у него все, когда ему ластиться… А что любитъ-то онъ, такъ любитъ….
Князь. Пошла писать: право это исторія не такъ весела, чтобъ повторять ее каждый день — наскучить можетъ (хочетъ идти, но останавливается въ дверяхъ). Чуть-чуть не забылъ: сегодня у предводителя вечеръ, Лидія.
Лидія. Я не поѣду: ты знаешь, какъ утомляютъ меня эти вечера.
Князь. Не ѣхать нельзя — я далъ за тебя слово. Да отчего же не ѣхать? Тамъ будутъ танцевать — ты разсѣется.
Лидія. Не поѣду я ни за что: право я найду дома больше удовольствія: займусь музыкой, почитаю — и время пройдетъ незамѣтно.
Князь, Ты должна ѣхать, Лидія, нельзя не ѣхать.
Лидія. Не принуждай меня, Поль! Ну что я тамъ буду дѣлать? Танцовать не расположена, говорить не съ кѣмъ. Ты вѣдь хорошо знаешь здѣшнихъ дамъ, говорить о чемъ нибудь сколько нибудь серьозномъ нельзя, а сплетничать я не умѣю.
Князь. Я знаю только одно, что все здѣсь не по твоему вкусу. Чтожъ дѣлать, когда не вездѣ есть такія дамы, какъ ты. Но вѣдь, другъ мой, изъ этого нельзя же бросить все, У меня есть связи — не разрывать же ихъ для твоихъ капризовъ. Я немогу задеретъ свой домъ только потому, что ты, богъ знаетъ почему ни къ кому не благоволишь.
Лидія. Ты самъ видишь хорошо, что за люди тѣ, отъ которыхъ ты не хочешь запираться m за моихъ капризовъ, слѣдовательно и говорить объ этомъ нечего.
Князь. Ну и замолчимъ, матушка, и закончимъ, а ты все таки должна ѣхать къ предводителю.
Лидія. Я лучше останусь дома, Поль. Поѣзжай одинъ, скажи, что и нездорова, извинись передъ ними.
Князь. Нѣтъ, ужъ уволь, пожалуйста, лгать я не намѣренъ, да и не вижу къ этому особой причины.
Лидія. Боже, какая тоска! Изволь, Поль, я поѣду, для тебя только… (хочетъ поцѣловать его).
Князь. Что за нѣжности? и безъ нихъ, надѣюсь, можно… А все-же спасибо, что послушала меня… Теперь я пойду въ кабинетъ — займусь чѣмъ нибудь, а ты приготовься (уходитъ).
Лидія. Что это за жизнь? Хочешь, не хочешь, а дѣлай что прикажутъ… Это невыносимо, наконецъ. Вотъ сегодня не хотѣла ѣхать въ гости — мужъ говоритъ, что нужно ѣхать… И хоть бы сказалъ ласково — и то нѣтъ: его просьба — приказаніе, а не просьба… А какъ онъ холоденъ со мною — ужасъ! Хотѣла поцѣловать — не позволилъ: говоритъ, что это за нѣжности. Хорошо-же, и я буду съ нимъ такою же; увидимъ понравится-ли ему это… Но нѣтъ, я не выдержу, я первая посмотрю ему въ глаза, постараюсь предупредить его желаніе. Ахъ, еслибъ онъ любилъ меня такъ, какъ я люблю его: не было-бы счастливѣе меня во всемъ мірѣ! Однако-жъ дѣлать нечего… (звонитъ; входитъ горничная).
Горничная. Что угодно, ваше сіятельство?
Лидія. Я ѣду на вечеръ, Параша; приготовь платы!.
Горничная. Какое прикажете, ваше с-во?
Лидія. Все равно, Параша, какое нибудь.
Горничная. Извольте назначить, ваше с-во, мое дѣло только исполнить приказаніе…
Лидія. Ахъ, какая ты несносная… Ну, какое-же? ну хоть лиловое-муаръ.
Горничная. Слушаю, ваше с-во… (хочетъ итти).
Лидія. Да пришли ко мнѣ няню.
Горничная. Слушаю, ваше с-во (уходитъ).
Лидія. Не утѣшай меня, няня! Развѣ я не вижу: хоть-бы посмотрѣлъ когда, какъ надо, хоть бы взглядъ одинъ любящій бросилъ — я и тѣмъ была бы довольна, я и тѣмъ была-бы счастлива…
Няня. Полно, полно, сокровище мое, успокойся! Знать у него характеръ такой, а эти характеры понадежнѣе будутъ, чѣмъ лизуны-то. Другой лижетъ, лижетъ жену-то и ножки и ручки, а что изъ того? Глядишь, а онъ завтра съ другой балясничаетъ; та прискучитъ — онъ третьей куранты подстроитъ, да такъ цѣлый вѣкъ и мытарничаетъ, А жена-то бѣдная, хошь матушку рѣпку пой.
Лидія. Избави Богъ отъ этого, да еслибы случилось что нибудь подобное, я кажется, умерла-бы съ горя.
Няня. То-то и есть, красавица моя, стало быть нечего и огорчаться: еще похуже этого бываетъ.
Лидія. Ты права, нянюшка, а все малъ то больно, что онъ такъ холоденъ со мной. Богъ знаетъ, что приходитъ въ голову и слезы сами собою льются изъ глазъ.
Няня. Ай, ай, какіе пустяки ты придумываешь! И видно, что молода, какъ цвѣточекъ въ распуколкѣ! Ну стоитъ ли изъ этого тревожиться мало-ли что приходитъ. Вѣдь мужчины, милая не то что мы: сердце то у нихъ погрубѣе нашего. Мы вѣдь какъ? очертя голову бросаемся, на все пойдемъ; а они все съ разсужденіемъ, и любятъ-то съ разсужденіемъ, такъ-то. Поживешь на свѣтѣ побольше, станешь поопытнѣе и помянешь няньку старуху: правду, дескать она говорила (бьютъ часы).
Лидія. Ахъ, няня, ужъ восемь часовъ, пора одѣваться, пришли ко мнѣ Пашу; — а тебѣ спасибо, что ты меня успокоила, да и время съ тобой скорѣе прошло.
Няня. И, полно, радость моя, боюсь, не наскучилали я тебѣ своей болтовней.
Лидія. Нѣтъ, нѣтъ, не думай этого; я опять тебя позову, когда буду свободна: ты вѣдь не окончила еще свой разсказъ…. Прощай, няня.
Няня. Прощай, дорогая (уходитъ).
Лидія, (одна) А вѣдь няня правду говоритъ: можетъ быть у него дѣйствительно такой характеръ! Что-же съ нимъ дѣлать: его ужъ трудно перемѣнить. Лучше покориться и не показывать, что это меня огорчаетъ: буду весела и къ нему еще ласковѣе. Онъ увидитъ мою любовь и, какъ знать, можетъ быть, и его ледяное сердце растаетъ и отзовется моему… Ахъ, какъ счастлива буду я тогда.
Горничная. (входя) Все готово для вашего с-на, пожалуйте въ уборную.
Лидія. Сейчасъ иду (хочетъ идти; входитъ князь).
ЯВЛЕНІЕ 5.
правитьКнязь. Что эти, мой другъ? Ты не одѣта еще?
Лидія. Сейчасъ, Поль. Я не задержу тебя; еще рано — девятый часъ.
Князь. Ты вѣчно заставляешь себя дожидаться.
Лидія, (ласкаясь къ нему) Не сердись, папочка — я въ минуту буду готова.
Князь, (отстраняя ее) Какое въ одну минуту: съ этими глупостями тебя я до утра не дождешся. Поди матушка, да наряжайся поскорѣе: меня тамъ ждутъ партнеры. Не деликатно, надѣюсь, заставлять ихъ дожидаться.
Лидія. Не сердись, Поль, умоляю тебя — или я расплачусь.
Князь. Этого только недоставало! Фи, Лидія! Стыдись такого малодушія; пора кажется, начать жить, какъ другіе… Право, надоѣли ужъ мнѣ всѣ эти комедіи.
Лидія. Богъ съ тобой, ты всегда меня обижаешь.
Князь. Перестань-же, перестань ребячиться, Лидія, у то ни на что не похоже. Ты избалована, капризна — я иначе не умѣю понять тебя… Поди-же, одѣвайся и, когда будешь готова, пришли сказать — я буду въ кабинетѣ.
Лидія. (грустно) Хорошо, пришлю, (князь уходитъ; входитъ горничная).
Горничная. Ахъ, ваше с-во, какой князь раздражительный, ничего сказать нельзя, такъ и вспыхнетъ…
Лидія. Поди одѣнь меня… Это не твое дѣло, кажется.
Горничная. Извините, ваше с-во.
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьЯВЛЕНІЕ 1.
КНЯЗЬ и КАЗАЧОКЪ.Казачокъ. Ваше, сіятельство… Управляющій проситъ позволенія войти.
Князь. Что ему нужно? Позови…
Казачокъ. Слушаю, ваше сіятельство.
Князь. Что ты? зачѣмъ?
Управляющій. Къ вашему сіятельству, съ великою просьбой!
Князь. Что за просьба? расказывай.
Управляющій. А вотъ, милостивецъ, ваше сіятельство въ чемъ дѣло: есть у меня племянникъ, вашей чести крѣпостной человѣкъ и вздумалъ онъ жениться на Парамоновой дочкѣ, Агашкѣ. Она тоже вашего же сіятельства вотчины. Дѣвка то хороша больно и пактъ полюбилась; такъ я пришелъ безпокоить, ваше сіятельство: дозвольте намъ эту самую дѣвку за себя взять.
Князь. Хорошо, подумаю.
Управляющій. (кланяясь въ ноги) Не откажите, батюшко, ваше сіятельство: вѣкъ за вашу милость молиться будемъ.
Князь Встань, я сказалъ — слѣдовательно можешь надѣяться, поди.
Управляющій. Много довольны вашей милостью. (уходитъ).
Казачокъ. (входитъ) Чиновникъ губернатора, ваше сіятельство!…
Князь. Проси.
Князь. Здравствуйте, Никаноръ Иванычъ, садитесь, прошу.
Чиновникъ. Я, ваше сіятельство, къ вамъ съ порученіемъ отъ его превосходительства.
Князь. Что-же это за порученіе?
Чиновникъ. Его превосходительство поручилъ мнѣ просить васъ, князь, прочитать эти бумаги. (вынимаетъ изъ портфеля большую пачку бумагъ).
Князь. Съ удовольствіемъ, съ удовольствіемъ, чтоже это за бумаги? Вы не знаете?
Чиновникъ. Не знаю, князь, но генералъ думаетъ, что эти бумаги могутъ заинтересовать васъ.
Князь. Чтобы это значило, не могу придумать…. Вотъ сигары, папиросы — курите пожалуста, а я, извините, посмотрю эти интересныя бумаги.
Чиновникъ. Имѣю честь кланяться князь…
Князь. Куда же вы? Посидите немножко, выпейте стаканъ кофе (хочетъ позвонить).
Чиновникъ. Благодарю, князь, и прошу извиненія въ невозможности принять ваше обязательное предложеніе — у меня есть дѣло…
Князь. Отказъ дѣломъ — всегда уважительный отказъ… До свиданія, Никаноръ Иванычъ. Заѣзжайте, когда нибудь — партію въ преферансъ сыграемъ.
Чиновникъ. О что касается до этого — я всегда покорный слуга вашего с-ва… Прощайте князь (уходитъ).
Князь. (одинъ перелистывая булши) Посмотримъ, что тутъ такое?
Казачокъ. (входя) Ваше сіятельство, какой-то крестьянинъ проситъ увидѣть васъ.
Князь. (съ досадою) Ахъ ты, Господи, ничѣмъ заняться недадутъ. Спроси, что ему отъ меня нужно.
Казачокъ. Спрашивалъ ваше с-во, неговоритъ. Очень нужно и только-съ, просилъ доложить вамъ.
Князь. А чтобъ его чертъ взялъ, скажи, чтобъ вошелъ.
Казачокъ. Слушаю, ваше с-во. (уходитъ).
Крестьянинъ. (валяясь на полу) Батюшка, князь, ваше сіятельство, отецъ родной, не губи.
Князь. Ну что? что тебѣ надо, говори.
Крестьянинъ. Не погуби кормилецъ, заставь за себя вѣчно Бога молить.
Князь. Да скажешь ли ты, дуралей, зачѣмъ пришелъ?
Крестьянинъ. А вотъ, батюшка, ваше с-во! Дѣвка у меня на возрастѣ; мекали мы ее замужъ выдать и женихъ на примѣтѣ былъ — Лукояна сымъ, Прошка, — парень, знашь, отважный, хмѣльнаго въ ротъ не беретъ. Со всѣмъ ужъ хотѣли мы къ тебѣ батюшка, ваше с-во, идти, челомъ твоей милости бить, а управляющій-то и пронюхай объ эвтомъ да запрежа насъ и шасть къ твоему сіятельству! Ты, батюшка намъ благодѣтель, не знамши, не вѣдамши, что племянникъ-атъ его не по нутру намъ и далъ, свое разрѣшеніе свѣтлое. Онъ теперь и хвалится этимъ, что молъ, мнѣ Парамонъ какъ хочетъ, а быть Агашкѣ за Сидоркой….
Князь. Что-жъ племянникъ управляющаго не по нутру вамъ, чѣмъ онъ не хорошъ?
Крестьянинъ. Како хорошъ, батюшка, ваше с-во; пьяница, первое, злющая, и во хмѣлю эдакая-то заноза, что и Господи! Слова никому вымолвить не дастъ, такъ и почнетъ въ усъ, да въ рыло всякого хлестать, а то эдакихъ-го затрещинь падаетъ, что и баять страшно. Занозища — страсть!
Князь. Что-жъ объ этомъ никто мнѣ не говорилъ: я бы давно занозу эту вытащилъ.
Крестьянинъ. Кто сеѣ врагъ-атъ, батюшка, ваше с-во, да коли кто и донесъ бы твоей чести, такъ онъ бы того со свѣта съ бѣлаго согналъ: онъ вѣдь управляющій — не другой какой вахлакъ — мужикъ.
Князь. Хорошо я объ этомъ узнаю подробно и никого изъ васъ въ обиду не дамъ.
Крестьянинъ, (стараясь схватятъ князя за ноги) Родимый, вся надежда, на тея! Не дай погибнуть дѣвкѣ-то; вѣдь она, не дожимши вѣка, умретъ за его племянникомъ… И таперичко животы всѣ надорвали: благимъ матомъ воетъ, инда насъ надсадила, и мы досыта наревѣлись, глядѣмши на нее: своя вѣдь утроба-то, жаль, батюшка ваше с-во!…
Князь. Я даю тебѣ слово, что она не выйдетъ за него, пойдетъ за того, кого ты ей выбралъ. Ну, доволенъ-ли?
Крестьянинъ. Отца роднаго ты лучше, батюшка, кормилецъ ты нашъ! Пошли тебѣ, Владыко небесный всего чего только душенька твоя добрая пожелаетъ.
Князь. Спасибо, ну, теперь иди себѣ съ Богомъ, любезный!
Крестьянинъ. Наше вамъ многоуваженіе, радѣльникъ нашъ, ваше с-во. Дай Богъ теѣ много лѣтъ здравствовать и съ сожительницей-ту твоей (уходитъ).
Князь. (одинъ) Ну, теперь кажется я могу заняться этими бумагами (беретъ бумаги и начинаетъ читать. Вбѣгаетъ Нерадовичъ и бросается къ нему на шею).
Нерадовичъ. Здравствуй, князь!… Вотъ и я наконецъ пріѣхалъ. Здоровъ-ли?
Князь, (отбрасывая бумаги) А-а-а, дружище, здравствуй! Что ты, откуда? Три года ни слуху, ли духу — гдѣ ты это пропадалъ? Писалъ, писалъ къ тебѣ хоть-бы на одно письмо отвѣтилъ. Развѣ пріятели такъ дѣлаютъ?
Нерадовичъ. Какъ писалъ, да я ни одного письма не получалъ: думалъ, что ты меня совсѣмъ забылъ.
Князь. Садись, садись, Владиміръ… Вотъ тутъ — дай на. тебя налюбоваться… Вѣдь сколько времени не видались — цѣлые вѣка прошли…. Да скажи, чего тебѣ надо: чаю, кофе, или закусить чего нибудь, а?
Нерадовичъ. Не безпокойся, Павелъ, я сейчасъ изъ гостинницы: напился, наѣлся до сыта.
Князь. Ну папиросу, трубку, сигару — кури….
Нерадовичъ. Спасибо — папиросъ и трубку не курю, а сигары у меня есть съ собой…
Князь. Ну закуривай и скорѣе расказывай, гдѣ это ты пропадалъ?
Нерадовичъ. Самый лучшій отвѣтъ на этотъ вопросъ будетъ: вездѣ. Былъ въ Италіи, Франціи, Англіи, Германіи и теперь пріѣхалъ изъ нашей сѣверной Пальмиры — Петербурга. Объ всемъ расказывать такъ долго, что я исповѣдаюсь тебѣ во всѣхъ подробностяхъ какъ нибудь послѣ… А ты какъ прожилъ эти три года… женился, кажется, а?…
Князь. Да, другъ, скоро годъ будетъ.
Нерадовичъ. Ну что же счастливъ, разумѣется?
Князь. Очень, очень, Владиміръ, счастливъ, какъ нельзя болѣе: жена ангелъ: добра, мила, любитъ меня до безумія…. Да вотъ самъ увидишь и разсудишь какова она и можно ли быть съ ней несчастливымъ. Хочешь я тебя сейчасъ представлю?
Нерадовичъ. Нѣтъ, послѣ пожалуйста — завтра я къ тебѣ на цѣлый день, а теперь мнѣ нужно….
Князь. Куда еще? Ахъ кстати ты остановятся, разумѣется у меня… Какъ хочешь, я не отпущу тебя: можешь располагаться гдѣ угодно и на сколько времени угодно…
Нерадовичъ. Нѣтъ, Владиміръ, что было прежде, то теперь не такъ удобно: ты теперь не одинъ, слѣдовательно принять твое предложеніе значитъ стѣснить тебя…
Князь. Вотъ вздоръ какой! Развѣ друзья такъ дѣлаютъ? Эхъ, какъ тебя всѣ эти Англіи да Франціи передѣлали… Да впрочемъ, что ты тамъ ни говори, а я просто, по русски, не пущу тебя. Поселяйся въ отдѣльномъ флигелѣ и конечно никакихъ стѣсненій, а слѣдовательно и никакихъ отговорокъ… Гдѣ же ты остановился?
Нерадовичъ. Въ домѣ вдовы Мыльниковой, не далеко отсюда… Что ты хочешь дѣлать?
Князь. Я то? Хочу сейчасъ послать людей перенести всѣ твои вещи во флигель, стоящій на дворѣ твоего покорнѣйшаго слуги.
Нерадовичъ. Полно дѣлать вздоръ, Павелъ…
Князь. И не разсуждай — не серди меня (звонитъ; входитъ казачокъ) Пошли Дементія и Степана къ Мыльниковой, въ номера, пусть спросятъ тамъ человѣка г. Нерадовича и перенесутъ вещи Владиміра Всеволодовича въ нашъ флигель… Понялъ-ли?
Казачокъ. Слушаю, ваше с-во (хочетъ идти).
Казачокъ. Пустъ возьмутъ лошадь… Ну ступай… Я вѣдь знаю, что мой благородный другъ домкомъ ѣздитъ… Ну, вотъ и отлично… Теперь…
Нерадовичъ. Теперь, остается мнѣ согласиться съ пословицей: плетью обуха не перешибешь и попросить тебя объяснить мою безцеремонность твоей женѣ…
Князь. Ладно, ладно, объ этомъ не изволь безпокоиться.
Нерадовичъ. Теперь позволь мнѣ отлучиться не на долго.
Князь. Куда еще?
Нерадовичъ. Нужно.
Князь Такъ возьми лошадь, (звонить, входить кабачокъ) Вели подать лошадь…
Казачокъ. Слушаю, ваше с-во!
Князь. Ну брать, Владиміръ, обрадовалъ ты меня — торжествовать будемъ: такой пиръ задамъ что чудо.
Нерадовичъ. (пожимая руку князя) Я не наложусь даже, что и отвѣчалъ тебѣ… Ну, до свиданія.
Князь. До скораго. Пріѣзжай поскорѣй въ самомъ дѣлѣ: я еще не успѣлъ налюбоваться тобою.
Нерадовичъ. Скоро… Прощай, (уходитъ. Князь молча беретъ бумаги и садится къ бюро. Лидія подкрадывается и закрываетъ ему глаза),
Князь. Ахъ, мой другъ, ну можно ли такъ шалить: ты меня напугала. Пора, мнѣ кажется, оставить эти неприличныя шутки.
Лидія. Извини, Поль, я не хотѣла испугать тебя, я не думала, что ты разсердится.
Князь. По неволѣ разсердится, когда шутка не умѣстна и мѣшаетъ заниматься дѣломъ.
Лидія. Извини, если я помѣшала тебѣ: я уйду.
Князь. Да я не про одну тебя говорю: сегодня всѣ какъ подрядились мѣшать мнѣ… Зачѣмъ все принимать на свой счетъ: это очень дурная привычка.
Лидія. Я пришла къ тебѣ потому только, что давно не видала тебя и соскучилась. Все ждала тебя, думала ты придешь.
Князь. Ахъ, этой другъ, право мнѣ некогда тратить время по пустякамъ: ты знаешь: у меня каждый часъ расчитанъ.
Лидія. Я уйду, Поль, я мѣшаю тебѣ…
Князь. Ахъ, ты Господи! Да брось ты, ради Бога, эти свои пансіонскія привычка: ими ты надоѣдаешь себѣ и рискуешь надоѣсть другимъ! Садись себѣ вотъ тутъ, займись чѣмъ нибудь и дай заняться мнѣ; неужели два человѣка не могутъ сойтись вмѣстѣ безъ стѣсненія другъ друга, не мѣшая другъ другу.
Лидія. Поль, Поль, какъ ты со мной обращается — это невыносимо, мой другъ… Никогда ни одного привѣтливаго слова, — ты не любишь меня, Поль.
Князь. (вставая). Боже ты мой! Вѣдь это хоть кого выведетъ изъ терпѣнія! Вѣчныя жалобы, вѣчныя слезы, вѣчные упреки…. Да скажи ты мнѣ, пожалуйста, чего тебѣ отъ меня хочется….
Лидія. Любви хочу я, Поль, любви…. Ты думалъ вѣроятно, денегъ, да? Ты отказываешь мнѣ въ ней, ты нелюбишь меня Поль, и думаешь замѣнить мнѣ ее этою мишурой, роскошью, деньгами? стыдно тебѣ, Поль (плачетъ).
Князь. Чепуха, чепуха, тысяча разъ чепуха! Да кто тебѣ сказалъ, что я не люблю тебя, изъ чего видишь ты это? Я люблю тебя больше всего на свѣтѣ, я готовъ сдѣлать все для тебя.
Лидія. Ничего мнѣ не нужно изъ этого «всего»…. Будь ласковѣй со мной, Поль, ради Бога.: твое ласковое слово — одно только слово дороже для меня всѣхъ сокровищъ міра. Я умру отъ твоей холодности, дай мнѣ жизнь, Полъ: люби меня., хоть не много, но настоящей, неподдѣльною любовью.
Князь. Ахъ, Лидія, какой ты ребенокъ. Смѣшно даже смотрѣть на тебя: тебѣ хочется не много того, что принадлежитъ тебѣ все, безраздѣльно! Развѣ я не твой, развѣ сердце мое не принадлежитъ тебѣ? Я не нѣжничаю, правда… Но не ужели ты хочешь, чтобъ я, бросивши все, сидѣлъ постоянно съ тобою и проводилъ время въ отпусканьи любезностей… Вѣдь это глупо, вѣдь это по" шло, приторно….
Лидія. Для тебя выраженія любви — глупость… Нѣтъ въ тебѣ души, Поль; мое сердце никогда не встрѣтитъ отзыва въ твоемъ…. Да есть ли оно у тебя., наконецъ?
Князь. Ты я нижу пришла ссориться со мной; ну, ужъ извини, право некогда: я долженъ прочитать эти бумаги, потомъ ѣхать — право нѣтъ времени и самое лучшее, что ты можешь сдѣлать, это оставить меня въ покоѣ и успокоиться.
Лидія. Да я уйду, я не буду безпокоить тебя болѣе: ты можешь подумать, что я навязываюсь тебѣ съ своей любовью… (уходитъ).
Князь. Удивительныя фантазіи!… Спрашивается, чего ей недостаетъ? изъ чего себя мучитъ? Любви… Но неужели не умѣетъ она понять, что я серьезно, безъ увлеченія отдамъ за нее всю жизнь, что я ею одною дышу, ею живу…. Холоденъ, говоритъ… Разсудила бы — можно ли цѣлую жизнь няньчиться, лобызаться и только… Удивительно! Охъ, эти пансіоны съ ихъ разжигающимъ воображеніе отрѣшеніемъ отъ жизни, охъ эти романы съ ихъ изображеніями идеальныхъ страстей… Вышла изъ пансіона, начиталась разнымъ пламенныхъ страстей, мученій и сдѣлалась мечтательницей, мучащей себя разными призраками, не обращающей вниманія на то, чѣмъ живетъ и долженъ жить человѣкъ, — на дѣйствительную, настоящую жизнь (вводитъ лакей).
Лакей. Лошади готовы; ея е.-во, изволятъ ожидать васъ.
Князь. Сейчасъ.
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.
правитьЯВЛЕНІЕ 1.
ЛИДІЯ и НЯНЯ.Няня. Извини моя радость, что безъ доклада влѣзла.
Лидія. Что это, няня: ты всегда можешь безъ доклада входить.
Няня. Я пришла не безъ дѣла херувимчикъ мой…. У насъ, посмотри въ людской нивѣсть что говорятъ — слушать срамно.
Лидія. Кто это смѣетъ говорить и объ чемъ?
Няня. Объ вертопрахѣ — то…. На чужой ротокъ, сударыня ты моя, не накинешь платокъ! Говорятъ, да и на поди… Что видятъ, то и говорятъ.
Лидія. Что-жъ это такое видятъ? Нечего, кажется… Врутъ, сплетничаютъ что нибудь.
Няня. Не было прежде ничего этого, красавица моя! Мало ли къ вамъ разныхъ гостей наѣзжаетъ, да вѣдь ничего не говорили, а какъ этотъ пустозвонъ, прости господи, явился, да сталъ льнуть къ тебѣ, словно муха къ меду, такъ и затароторила вся дворня!… Плюнь на него, ненаглядная, по занимайся ты съ нимъ много-то.
Лилія. Я ничего не нахожу предосудительнаго въ томъ, что сижу съ нимъ долго: онъ такой умный, такой веселый, что съ нимъ не замѣтно идетъ время.
Няня. Почему, матушка, и не посидѣть и не поговорить, коли умный, да тѣшитъ тебя разными росказнями. Да вѣдь на все, дорогая моя, время есть. Ну потолковалибы маленько, да и разошлись-бы! А то, онъ у тебя съ утра до вечера торчма торчитъ… Женщина ты молодая — долго-ли тебѣ голову разными пустяками наколотить… Сама спокаешся…
Лидія. Ахъ, няня, какъ ты объ немъ судишь: какъ можно такъ говорить, когда ты его не знаешь совсѣмъ… Онъ человѣкъ благородный, онъ не позволитъ себѣ ничего лишняго.
Няня. Знаю я этихъ благородныхъ-то! Всѣ они по одной мѣркѣ скроены: любому положи палецъ въ ротъ — отгрызетъ. Нѣтъ, милая, послушай ты старой няньки — перестань ты съ нимъ путаться.
Лидія. Это изъ-за чего-же: изъ того, что въ людской говорятъ: ахъ ты няня, няня. Прогнать всѣхъ тѣхъ, кто болтаетъ, вотъ и кончится все.
Няня. Вотъ выдумала! Да прогони ихъ, такъ они такъ-то тебя на весь свѣтъ обругаютъ, что срамно будетъ на свѣтъ божій показаться… Да еще барину-то ни вѣсть что нашушукаютъ… Что тогда? Раскинь-ко умомъ-то… А я тебѣ дѣло говорю — брось ты съ нимъ заниматься…
Лидія. Послушай, няня! Я къ нему привыкла: вотъ ужъ восемь мѣсяцевъ, какъ онъ живетъ у насъ; и это время прошло такъ скоро, такъ хорошо… Мнѣ трудно отвыкнуть отъ его общества: мнѣ скучно, когда онъ не со мною.
Няня. И, родимая моя, какъ не отвыкнуть: была бы только добрая воля! Ну, не вдругъ — понемножечку; конечно вдругъ-то тяжело будетъ, коли такъ привыкла, а по немногу ничего.
Лидія. Съ кѣмъ-же я останусь, когда онъ перестанетъ бывать у меня?
Няня. А Павелъ-то Александритъ? съ мимъ время проводитъ можешь.
Лидія. Ахъ, няня, онъ такой скучный, что съ нимъ и говорить трудно! Разсуждаетъ только о дѣлахъ, только о дѣлахъ и такъ серьозно, такъ скучно, что постоянно нагоняетъ сонъ.
Няня. Потому, онъ, матушка человѣкъ серьозный, а не такой пустобайка, какъ этотъ гость-ать вашъ — трещитъ. трещитъ, ворочаетъ языкомъ-то ворочаетъ, а что скажетъ? пустомыгу какую и ничего больше! Вытаращитъ глазищи, прости Господи, какъ ракъ на огнѣ, да и мелетъ такую дичь, что и слушать-то не хочется.
Лидія. Ну и не слушай, кто тебя заставляетъ? Да что съ тобой объ этомъ говоритъ — не понимаешь и кончено; если бы понимала не то бы говорила.
Няня. Гдѣ мнѣ эдакую-то премудрость понимать: и необразованный человѣкъ, а онъ — вишь какой.
Лидія. Ну да — значитъ нечего и говорить. А понимала-бъ, такъ не то-бы было…
Няня. Избави меня, Царица небесная! Шарлатанъ онъ эдакій… Мало ли ихъ по бѣлу свѣту шляется, такъ со всѣми быть бы чему!..
Лидія. Будь осторожнѣе, няня, за что бранить его: я не на шутку разсержусь на тебя.
Няня. Вотъ какъ: изъ за всякаго прощалыги гнѣваться: не много ли это чести ему будетъ? Ой, ой, княгиня, ваше сіятельство, вспомнишь ты нянькины рѣчи.
Лидія. Не эти-ли, которыя ты сейчасъ говорила? Настоитъ ихъ помнить…
Няня. Стоитъ ли не стоитъ, а я все буду одно твердить: пустой онъ, матушка человѣкъ, хоть бы нелегкая унесла его отсюда.
Лидія. Уйди прочь, потому что ты наконецъ надоѣла мнѣ своими глупостями.
Няня, (плача) Уйду, уйду… Господи, до чего дожила: прочь гонятъ… Прощай, княгиня, прощай… Не дай тебѣ Господи вспомнить правду, что нянька говорила: а она, не отъ зла говорила, а счастья, да спокоя тебѣ желаючи!… Прощайте, матушка, ваше сіятельство, (уводитъ въ слезахъ).
Лидія. (однаа) Боже мой, всѣ противъ меня: я одна съ моею любовью, съ моимъ горемъ! Да, я люблю Вальдемара; побѣдить эту страсть не въ моихъ силахъ: она пустила черезъ чуръ глубокіе корни, она завладѣла всею моею жизнію!… Какъ онъ милъ, какъ нѣженъ, внимателенъ… А мужъ?… Суровъ, холоденъ — холоденъ до презрѣнія, до оскорбляющаго презрѣнія. Онъ льдина, которая не растапливается ничѣмъ: ни ласками, ни поцѣлуями, ни даже жгучими слезами любящей женщины. А ты, Вольдемаръ!… Огонь!… Ахъ, какъ я люблю тебя! Ты мой восторгъ, ты мое счастье! ты моя жизнь!… Да, жизнь, потому что безъ тебя мнѣ нѣтъ жизни!… А всѣ бранятъ его, даже эта ко всѣмъ такая добрая старуха, и она бранитъ его, а за что?… За то, что говорятъ про него, богъ знаетъ что! (помолчавъ) Но вѣдь все это для меня ничего не значитъ… Чтобъ ни было — я всегда буду за тебя, мой дорогой, Вольдемаръ! Чтобъ ни было, я всегда останусь твоей любящей Лидіей; пусть цѣлый свѣтъ станетъ противъ тебя, я всегда буду на твоей сторонѣ. Ты мой и будешь моимъ вѣчно! А мужъ?… Ну чтожъ я откроюсь и ему, я ничего не побоюсь во имя любви, пламенной, неподдѣльной: я скажу ему честно, прямо, что люблю Вольдемара… Господи, Господи!… Мужъ, мужъ, что ты сдѣлалъ со много своею оскорбительною холодностью, своимъ безстрастнымъ безучастіемъ! (задумывается; входитъ Нерадовичъ).
Нерадовичъ. Лидія, Всеволодовна!… Вѣчно однѣ и вѣчно грустны!
Лидія. Вы знаете, что у меня не много радостей.
Нерадовичъ. Теперь, можетъ быть; за то впереди. Въ ваши лѣта непростительно грустить: у васъ еще много, много счастья въ будущемъ. Веселитесь, а грусть предоставьте мнѣ.
Лидія. Вотъ еще! У васъ нѣтъ причинъ грусти, вамъ надоѣло спокойствіе и вы хотите воспользоваться чужой…
Нерадовичъ. Нѣтъ, Лидія Всеволодовна, ошибаетесь вы; моя грусть, страшная грусть; но я стараюсь скрыть ее отъ другихъ.
Лидія. Даже отъ меня — этого я не ожидала… А помните, вы говорили какъ-то, что ваша душа вся открыта мнѣ.
Нерадовичъ. Тогда, когда. я говорилъ, это была святая правда; но теперь другое дѣло, теперь я не могу говорить такъ, какъ могъ дѣлать это прежде.
Лидія. Это почему? Неужели я потеряла ваше довѣріе… Вы должны сказать, чѣмъ я заслужила это.
Нерадовичъ. Лидія Всеволодовна, не спрашивайте меня — есть тайны, которыя не только другимъ, но и самому себѣ открывать страшно.
Лидія. Вы пугаете меня! Что это за тайны, которыя страшно открывать даже самому себѣ.
Нерадовичъ. Въ этой тайнѣ и жизнь и смерть моя! Одно вамъ скажу: я долженъ ѣхать отсюда и, какъ можно скорѣе.
Лидія, (съ испугомъ) Какъ?… Ѣхать?… Куда?.. Что вы говорите?… Зачѣмъ?…
Нерадовичъ. Какъ, куда — не знаю. Знаю одно, что мнѣ оставаться нельзя…
Лидія. Да отчего-жс? Скажите, ради бога, не мучьте меня.
Нерадовичъ. Не могу, Лидія Всеволодовна… Сказать — значитъ нарушить права гостепріимства, можетъ быть, заставить васъ раскаяться въ томъ вниманіи и расположеніи, которое вы оказывали мнѣ во все время пребыванія моего у васъ въ домѣ.
Лидія. Я не умѣю братъ такъ скоро назадъ мое расположеніе… На этотъ счетъ вы можете бытъ совершенно покойны.
Нерадовичъ. Есть вещи, за который ручаться нельзя. Я повторяю еще разъ, что не высказываюсь изъ опасенія, что ваше дорогое для меня расположеніе измѣнится къ презрѣніе.
Лидія. Въ презрѣніе?!… Что вы говорите… Я не могу презирать васъ….
Нерадовичъ. Да, я знаю васъ, Лидія Всеволодовна, вы тамъ добры, что васъ не станетъ на обнаруженіе презрѣнія -вы пощадите несчастнаго; вы перенесете огорченіе, какъ бы ни было горько оно.
Лидія. Говорите, говорите: я даю вамъ слово на все, чтобы не сказали вы, отвѣчать вамъ откровенно: хорошо или дурно кажется мнѣ сказанное…
Нерадовичъ. Такъ вы хотите, чтобъ я сказалъ…
Лидія. Да, да, непремѣнно.
Нерадовичъ. Хорошо — слушайте: я люблю, Лидія Всеволодовна, люблю страстно, безгранично, всѣми силами моей души! Эта любовь поглощаетъ все мое существованіе; мучитъ, терзаетъ меня безо-всякаго сожалѣнія… Я потерялъ всякую возможность дѣятельности: всѣ способности сосредоточены на одномъ, день, ночь однѣ и тѣже мысли, одни и тѣже роковые вопросы, что изъ всего этого будетъ, чѣмъ все это кончится?
Лидія. Сердечно жалѣю васъ, Владиміръ Александрычъ! Не дай Богъ никому испытать страданій любви и любви глубокой, которая можетъ прекратиться только смертью… Но простите нескромный вопросъ, кто же эта счастливица, которая лишила васъ спокойствія.
Нерадовичъ. Вы спрашиваете, кто?
Лидія. Да, да… Что же? Вы молчите.
Нерадовичъ. Простите меня Лидія Всеволодовна!… Вы… Васъ люблю и сильно, глубоко, безгранично!… Вы хотѣли знать и я сказалъ; вамъ остается произнести приговоръ и я умоляю васъ — будьте милосерднѣе. Да, или нѣтъ? Смѣлѣе, Лидія Всеволодовна… Я съ умѣю перенести все, если это необходимо. (Лидія молчитъ) Вы молчите… Какъ понимать это молчаніе? Неужели за гнѣвъ? (бросается на колѣна) Лидія Всеволодовна, умоляю васъ… одинъ взглядъ, одинъ только взглядъ и я буду счастливъ, счастливъ до безконечности… Вы все молчите… Не отвергайте несчастнаго, обожающаго васъ до безумія! Простите мнѣ за ту смѣлость, съ которою я открылъ вамъ свои чувства… Я долго боролся съ ними, но не мотъ побѣдить: разсудокъ меня оставилъ. Простите безумцу, который осмѣлился высказать вамъ все, что было у него на сердцѣ… Не мучьте меня, Лидія Всеволодовна!… Рѣшите, рѣшите вопросъ моей жизни или смерти!…
Лидія. Зачѣмъ умирать, Владиміръ Александровичъ? Смерть — тяжелое дѣло — живите лучше и наслаждайтесь жизнію.
Нерадовичъ. Это не прямой отвѣтъ и не его ждалъ я у вашихъ ногъ! Скажите мнѣ, Лидія Всеволодовна, прямо к открыто: да или нѣтъ, любите или презираете? Послѣ всего, что я сказалъ, средины быть не можетъ…
Лидія. Не шутите надо мною такъ зло, не испытывайте меня!
Нерадовичъ. Кто? я шучу? Ахъ, какъ мало вы знаете меня! Дѣло для меня очень важно, чтобы шутить имъ. Любовь — не шутка. Это святое, возвышенное чувство, которое дается человѣку разъ въ жизни какъ высшее наслажденіе, или высшее мученіе. Жизнь представляетъ много поводовъ къ увлеченію — но это другое дѣло. Я самъ прожилъ не безъ увлеченій, по только теперь узналъ я то высокое чувство, которое зовется истинною, глубокою, безпредѣльною любовью… Лидія Всеволодовна, сжальтесь надо мною! Вы видите мои невыносимыя страданія. Сжальтесь, скажите….
Лидія. (тихо) Я люблю васъ, Владиміръ Алекс….
Нерадовичъ. Боже! вѣрить ли мнѣ такому счастью? Не ослышался ли я? Не бредъ ли это?… Вы сказали… да! Лидія, другъ мой!… Повтори, повтори, еще ранъ это слово.
Лидія. Да я люблю тебя, Владиміръ; при первомъ нашемъ свиданіи сердце подсказало мнѣ, что ты тотъ, кого давно искала, душа моя! Что ты поймешь, оцѣнить меня! Люби его, говорило мнѣ сердце и я полюбила и люблю моего Владиміра крѣпко, беззавѣтно…
Нерадовичъ. Ангелъ мой, Лидинька, сокровище мое, божество!… О, какъ я счастливъ!… Эта минута заставляетъ меня вѣрить, что рай есть и на землѣ!… Съ ума сойду отъ блаженства…
Лидія. Другъ мой, Владиміръ, милый!… (склоняется къ нему на грудь).
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьКнязь, (одинъ, страшно разстроенный) Боже мой, неужели правда, что Лидія измѣнила мнѣ? Неужели этотъ чистый ангелъ умѣетъ такъ хитрить и такъ ловко маскировать интригу. Нѣтъ, этого не можетъ бытъ — я не хочу вѣрить моему несчастію… Прочь, прочь, недостойная мысль!… Но что-же нее это значитъ? Гдѣ бы ни показался я всѣ смотрятъ на меня какъ то странно… нѣкоторые намекаютъ даже — правда тонко — по не столько, чтобъ не помять значеніе этихъ намековъ… Да и Лидія — совсѣмъ измѣнилась… Прежде ласкалась, плакала, роптала., что я съ нею холоденъ, что я не люблю ее, а теперь — ни слова, ни одного слова: она даже не замѣчаетъ иногда моего присутствія. Да, она ужасно перемѣнилась: о чемъ бы не спросилъ — отвѣчаетъ такъ сухо, отрывисто… А что, если въ самомъ дѣлѣ? Господи, что ее мною будетъ!… И какъ узнать истину?… Спроситъ людей?… лѣтъ, этого я не позволю себѣ это унизитъ и меня и ее… Слѣдить за ними?… А что будетъ если я увѣрюсь въ моихъ подозрѣніямъ… О, тогда, тогда!… Боже, опять эти черныя мысли"… Что дѣлать, что дѣлать!!! (ложится на диванъ и задумывается; входитъ Нерадовичъ.)
Нерадовичъ. Ѣдешь-ли въ клубъ, Поль?
Князь. Нѣтъ, не поѣду…
Нерадовичъ. Это почему? что за исключеніе для нынѣшняго для: ты такъ любишь клубъ.
Князь. Не поѣду; ступай, если желаешь, одинъ.
Нерадовичъ. Нѣтъ, одинъ я не поѣду… Неужелиже ты дома нынѣшній вечеръ?
Князь. Да, дома.
Нерадовичъ. Странно! Да здоровъ-ли ты?
Князь. Не совсѣмъ — голова болитъ немного.
Нерадовичъ. Ты бы проѣхался…
Князь. Нѣтъ…
Нерадовичъ. Да ты не боленъ, Павелъ, ты разстроенъ.
Князь. Чѣмъ тамъ я разстроенъ!… Да оставь меня въ покоѣ пожалуйста…
Нерадовичъ. Ты что-то скрываешь отъ меня, Павелъ, и поступаешь не хорошо: добрые друзья такъ не дѣлаютъ.
Князь. Ахъ, отстань пожалуйста! Мало ли чего не дѣлаютъ друзья… Охъ, эти мнѣ друзья.
Нерадовичъ. Чтожъ это наконецъ? Ты, какъ будто сердишся на меня.
Князь. Вотъ привязался! Да, я сержусь только не "та тебя.
Нерадовичъ. На кого же?
Князь. На себя.
Нерадовичъ. Что это значитъ? Въ первый разъ слышу, что можно сердиться на себя.
Князь. Удивляюсь, какъ не зналъ ты этого до сихъ поръ? а это часто бываетъ.
Нерадовичъ. Положимъ, что такъ; но за что-же ты на себя сердишся?
Князь. Объ этомъ я самъ знаю.
Нерадовичъ. Вотъ какъ? Давно ли ты началъ считать нужнымъ таиться отъ меня… Прежде этого не было… Съ самого университета дѣлили мы по поламъ и радость и горе и удачи и неудачи… Помнишь-ли?
Князь. Помню.
Нерадовичъ. Въ первые мѣсяцы моего пребыванія здѣсь, ты былъ не тотъ, что теперь и всегда говорилъ со мною, какъ съ другомъ откровенно.
Князь. Неужели ты не знаешь, что обстоятельства мѣняются; было время, а теперь прошло.
Нерадовичъ. Ты говоришь загадочно — я не могу понять твоихъ словъ.
Князь. Напротивъ, я говорю очень просто… Мало-ли что бываетъ: и самые лучшіе друзья расходятся, дѣлаются непримиримыми врагами.
Нерадовичъ. Это, надѣюсь, не касается надъ съ тобой: позволь расчитывать, что мы съ тобой не разсоримся.
Князь. Какъ знать — за будущее трудно ручаться.
Нерадовичъ. Я за себя въ этомъ отношеніи ручаюсь, Павелъ, (садится подлѣ князя) Послушай, другъ мой, я давно уже замѣчаю, что ты измѣнился во отношеніи меня… На это должны быть причины… Какія?… ты долженъ объяснитъ ихъ.
Князь. Что за объясненія? къ чему? Ты самъ навѣрно знаешь, слова мои слѣдовательно будутъ излишни, а потому прошу тебя отстань отъ меня съ своими вопро сами.
Нерадовичъ. Нѣтъ не отстану до тѣхъ поръ, ложа ты не выскажешь всего и не разрѣшишь этимъ моего недоумѣнія!
Князь. Разъ сказано: ничего не скажу и не скажу.
Нерадовичъ. А… я начинаю понимать, чего хочется достигнуть тебѣ этимъ обращеніемъ ее мною… Что-же? быть по твоему… И въ самомъ дѣлѣ съ моей стороны поступлено очень глупо: живу почти годъ, мы чего не дѣлаю… Это хоть кому можетъ надоѣсть… Я стѣсняю тебя, Павелъ? такъ? угадалъ-ли я?
Князь. Развѣ я говорилъ тебѣ что нибудь, похожее на это? Да, впрочемъ дѣлай пожалуйста, какъ хочешь, и, какъ находишь лучше.
Нерадовичъ. Видишь, твои слова ясно доказываютъ, что я угадалъ твое намѣреніе, что мнѣ пора разстаться съ тобою?
Князь. (молчитъ).
Нерадовичъ. Молчаніе есть знакъ согласія, не правда-ли?
Князь. (молчитъ).
Нерадовичъ. Что-же ты молчишь — скажи: ѣхать мнѣ или нѣтъ?
Князь. Какъ хочешь, это отъ тебя зависитъ…
Нерадовичъ. Хорошо, Павелъ — я уѣду… Черезъ два три дня ты не будешь имѣть причинъ волноваться — меня не будетъ здѣсь… А теперь, пока до свиданія. (уходитъ).
Князь. (одинъ; ходишь изъ угла въ уголъ) Онъ обидѣлся… Да, что мнѣ за дѣло до этого: правъ ли я или виноватъ — знаетъ Богъ!… А все лучше, когда его не будетъ здѣсь — к толки эти глупые превратятся, и я буду покойнѣе… Фу, какъ тяжело, какъ скучно! Дѣлать ничего не могу; думать?… Объ чемъ? Не думается ни объ чемъ кромѣ… Попросить жену, съ ней поговорить объ чемъ нибудь… да… (звонитъ).
Казачокъ. (входя) Ваше сіятельство!…
Князь. Попроси Лидію Александровну ко мнѣ.
Казачокъ. Слушаю, ваше с-во! (уходитъ).
Князь. (одинъ) Интересно, какое дѣйствіе произведетъ на нее извѣстіе объ отъѣздѣ Владиміра? Надо постараться наблюсти… Если, она выслушаетъ его спокойно — то все, что не передумано мною есть вздоръ… Я сознаюсь во всемъ, что я думалъ послѣднее, несчастное время, я на колѣнахъ вымолю прощеніе за то, что смѣлъ оскорбить подозрѣніемъ ея невинную, чистую личность… А если?… (входитъ Лидія).
Лидія. Ты меня спрашивалъ, Поль, что тебѣ нужно?
Князь. Хочу просить тебя, мой другъ, посидѣть со мной: такая тоска, такая грусть — ужасъ!
Лидія. Съѣздилъ-бы куда нибудь, разсѣялся.
Князь. Не могу… Сядь, душа моя, около меня — поговори что нибудь. Ну, раскажи мнѣ, что ты дѣлала?
Лидія. Ничего, особеннаго… Смотрѣла ноты, которыя прислали мнѣ изъ Петербурга…
Князь. Ну это ничего, а я думалъ, что позвавши, я помѣшалъ тебѣ… Скажи же что нибудь.
Лидія. Что мнѣ сказать — я право не знаю… Пошли за кѣмъ нибудь, попроси къ себѣ.
Князь. Не за кѣмъ — всѣ надоѣли мнѣ, другъ мой!
Лидія. Ахъ, такъ въ такомъ случаѣ нечего и хандрить. когда всѣ надоѣли и ты никого не хочешь видѣть… Одному безъ дѣла естественно скучно…
Князь. Вотъ я и попросилъ тебя, чтобъ не быть одному.
Лидія. Твой выборъ плохъ — я плохая собесѣдница и скорѣе наведу тоску, чѣмъ разгоню ее.
Князь. Я не думаю этого — ты всегда была такая веселая, такая говорливая; щебетала, точно птичка! Бывало, придешь ко мнѣ — поешь, поешь, только слушай…
Лидія. И скучай: помнишь, какъ я надоѣдала тебѣ этимъ пѣніемъ…
Князь. А, такъ ты хочешь теперь отмстить мнѣ за это?…
Лидія. О, нѣтъ и не думала!
Князь. Почему же ты такъ мало стала говорить со мной; или лучше ничего не говоришь — отвѣчаешь только.
Лидія. Да я не знаю право объ чемъ говорить… старое все переговорено, а новаго ничего нѣтъ.
Князь. Мало ли объ чемъ можно говорить — стоитъ только захотѣть, но тебѣ, къ несчастій не хочется говорить со мной…
Лидія. Ну, начинай объ чемъ нибудь, я буду отвѣчать: вотъ и завяжется разговоръ, если тебѣ этого непремѣнно хочется.
Князь. Хорошо, начнемъ… Начнемъ съ театра: ты была вчера въ театрѣ — какого ты мнѣнія о пьесѣ, которую вчера давали?
Лидія. Не дурная пьса.
Князь. Дмитріевъ, разумѣется былъ неподражаемъ, какъ всегда.
Лидія. Да… но Алексѣевъ мнѣ больше понравился.
Князь. Алексѣевъ? Вотъ не ожидалъ! Да что въ немъ хорошаго? Чопорный франтъ на роляхъ любовниковъ… можетъ-ли быть что нибудь пустѣе и глупѣе этихъ ролей.
Лидія. Я не вижу никакой пустоты и глупости: что естественно, что существуетъ въ дѣйствительности, то не глупо… А невозможность существованія любовниковъ никѣмъ и ничѣмъ еще не доказана.
Князь. Мы коснулись щекотливаго вопроса: я знаю — чувствительность и романтизмъ твоя слабость… Ты, душа моя, начиталась разныхъ вздорныхъ книжонокъ и ихъ вліяніе, безъ противудѣйствія серьезнаго чтенія, развило романтическую мечтательницу, способную за тучами мечты и идеаловъ, не видѣть настоящую, реальную жизнь… Не говоря о томъ, что это не современно, — это даже и не удобно, невыгодно… Нормальная жизнь человѣка — есть жизнь разсудка, бредни — извини за выраженіе — годны только на то, чтобъ сбивать съ толку, портить настоящую дѣйствительную жизнь… Мало ли что можетъ взбрести на умъ горячей головѣ, мало-ли что можетъ написать рука., управляемая этою головою — всему вѣритъ невозможно; а стараться подражать просто непростительно. Эта запрещенная любовь, эти наслажденія и мученія страсти, эта вѣрность до гроба и пр. и пр. все это вздоръ и фантазія… Вѣроятно ли все это, ты можешь разсудить сама…
Лидія. Почему же не вѣроятно? Развѣ любовь не существуетъ?…
Князь. Такая, какою, кажется, представляешь ее ты, существуетъ только въ книгахъ…
Лидія. Да вѣдь ты любишь же меня?
Князь. Супружеская любовь — это другое дѣло. Эти отношенія чисты и святы, эта связь освящена Богомъ, благословлена церковью… Это святыня, осквернить которую — большое преступленіе.
Лидія. Да, преступленіе, страшный грѣхъ… Но, согласись, это преступленіе, этотъ грѣхъ имѣютъ часто много данныхъ для своего оправданія. Неравенство лѣтъ, неодинаковость воспитанія и оттуда разность взглядовъ естественно раздаютъ взаимную холодность въ отношеніяхъ, результатомъ которой является то, что называется тривіальнымъ именемъ измѣны… Не соображая причинъ, не ставя ни во что потребности сердца, общество всегда строго относится къ подобнымъ фактамъ и клеймитъ ихъ своимъ осужденіемъ… Справедливо-ли?
Князь. Справедливо, потому что благовоспитанные люди не должны позволить себѣ ничего, выходящаго изъ границъ приличій и употребятъ всѣ старанія для установленія возможно нормальныхъ отношеній… Время и разумныя усилія всегда достигнутъ своей цѣли и, если можно представить примѣры разрушенныхъ браковъ, то можно также указать на браки, сохранившіе свою святость, именно вслѣдствіе разумныхъ мѣръ, во время принятыхъ супругами
Лидія. Все бываетъ — но, живя между людьми, подъ постояннымъ искушеніемъ, не всякому легко уберечься и во время употребить тѣ оружія, которымъ придаешь ты такое, значеніе.
Князь. Согласенъ, трудно, но не невозможно, — на это и данъ человѣку разсудокъ, чтобъ предохранять его отъ неразумныхъ дѣйствій.
Лидія. Разсудокъ не всегда успѣшно соперничаетъ съ сердцемъ. Страсть — потому и страсть, что она дѣйствуетъ внѣ вліянія разсудочныхъ соображеній.
Князь. Что у тебя за идеи, Лидія? Откуда ты набралась ихъ? ужъ не отъ Владиміра-ли?
Лидія. Будто ужъ у меня и не можетъ быть своего собственнаго взгляда; напротивъ я никогда не жила и постараюсь не жить никогда чужимъ умомъ…
Князь. Ахъ, кстати о Нерадовичѣ — вѣдь онъ обидѣлся на меня.
Лидія. За что?
Князь. Такъ кое за что.
Лидія. Да скажи-же пожалуйста: это интересно — такіе друзья и разсорились.
Князь. Я легонько намекнулъ ему, что пора и честь знать, что сидѣть безъ дѣла — стыдно и грѣхъ, что погостилъ онъ у насъ довольно… въ этомъ родѣ (пристально смотритъ Лидіи въ лицо; та краснѣетъ) Что ты на это скажешь?
Лидія. (съ смущеніи) Ничего…
Князь. Ничего нельзя.
Лидія. Рѣшительно ничего (мѣняется въ лицѣ).
Князь. Это я ужъ слышалъ, но мнѣ хотѣлось бы непремѣнно знать твое мнѣніе.
Лидія, (чуть не плача) На что мое мнѣніе — ты знаешь лучше, что дѣлаешь…
Князь. Что это, Лидія? Что съ тобой? Ты вся измѣнилась…
Лидія, (тихо) Боже, дай мнѣ силъ скрыть мое смущеніе. (громко) Ничего, Поль, что тебѣ кажется?
Князь. (встаетъ, наливаетъ воды и подаетъ Лидіи) Вотъ, выпей воды и успокойся…
Лидія. Благодарю, Поль… это ничего… такъ… у меня голова дурна ужъ нѣсколько дней… Незнаю, что съ ней… (пьетъ воду).
Князь. Лучше ли теперь?
Лидія. Да, теперь лучше, Поль…
Князь. Ну и слава Богу!…
Лидія. Я уйду, Поль — я расчитывала нынче писать сестрѣ и мнѣ не хочется опоздать на почту… А ты что будешь дѣлать?
Князь. Найдется что нибудь… Иди-же, поторопись съ письмомъ: вѣдь ужъ не такъ рано…
Лидія. Сейчасъ — мнѣ не долго.
Князь. Ну поцѣлуй меня и отправляйся… (Лидія холодно цѣлуетъ князя и идетъ къ дворы; князь смотритъ ей вслѣдъ).
Князь, (одинъ) Боже, мои подозрѣнія справедливы! Волноваться, какъ взволновалась она при извѣстіи объ отъѣздѣ Владиміра, можно только при разставаніи съ любимымъ человѣкомъ. Да! она его любитъ!… О, я несчастный!… Но любовь ли это? серъозная дѣйствительная любовь? Можетъ быть это только увлеченіе, которое пройдетъ съ его отъѣздомъ, которое не въ состояніи держаться долго при разлукѣ — она потоскуетъ сначала и потомъ забудетъ его! Дай Богъ, чтобъ это было такъ… А если?… Во всякомъ случаѣ надо, чтобъ завтра же его не было здѣсь!… О люди, люди! о дружба, дружба!… (садится на диванъ и задумывается)
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
правитьЯВЛЕНІЕ 1.
ЛИДІЯ и НЕРАДОВИЧЪ.Нерадовичъ. Лидія, другъ мой! объ чемъ грустишь, объ чемъ плачешь ты?… Перестань плакать, не мучь меня своими слезами: я не могу выносить ихъ, онѣ жгутъ мнѣ сердце, онѣ душатъ меня, тяжолымъ свинцомъ ложатся на грудь! Не плачь.
Лидія. Ты ѣдешь. Владиміръ — я разстаюсь съ тобою — на вѣкъ, быть можетъ! Какъ мнѣ не плакать, когда съ тобой я теряю все, все… Останься Владиміръ, милый, дорогой!…
Нерадовичь. Нельзя, Лидія, нельзя, мой ангелъ!… Твой мужъ далъ мнѣ понять очень ясно, что я стѣсняю его…
Лидія, (склоняясь къ нему на плечо) Не уѣзжай, Владиміръ, докажи, что ты меня любишь, что презираешь всѣхъ изъ любви ко мнѣ.
Нерадовичъ. Пощади мое самолюбіе, мою гордость… Что же мнѣ дѣлать съ нимъ — унижаться, заискивать въ немъ… Ты, надѣюсь, сама не захочешь видѣть моего униженія.
Лидія. Ты не любишь меня, Владиміръ, ну и Ногъ съ тобой… Уѣзжай, когда этого требуетъ твое самолюбіе, твоя честь… Брось меня!…
Нерадовичъ. Пощади, Лидія, что ты говоришь?
Лидія. Правду!… Ты ѣдешь, ты оставляешь меня!… Ни мои слезы, ни мои мольбы не могутъ остановить тебя… Ты не любишь меня, Владиміръ, ты не любилъ меня даже — ты забавлялся мною.
Нерадовичъ. Нѣтъ, Лидія, я любилъ, я люблю тебя и буду любить долго, неизмѣнно! Любовь къ тебѣ обновила мнѣ жизнь и съ жизнью только можетъ прекратиться она.
Лидія. Слова говорятся такъ легко, Владиміръ и Боже, Боже, какъ дорого платится тотъ, кто имъ вѣритъ… Говорятся слова и — о послѣдствіяхъ не думается!… И ты, Владиміръ, какъ всѣ!… Горькая правда, но правда. И для тебя, какъ для другихъ не значитъ ничего разорвать сердце женщины — убить ея жизнь. И для тебя какъ для другихъ ничего нNo значитъ любовь и клятвы и ты, какъ другіе, не прочь поиграть тѣмъ, чѣмъ играютъ другіе… Любовь, возвышенное, серьезное чувство, любовь дѣло, а не игра для васъ недоступно, не потому, чтобъ вы не были способны на это, нѣтъ! но вы не хотите взглянуть серьозно, вы не подозрѣваете какое страшное, какое святотатственное дѣло дѣлаете вы, низводя женщину на степень игрушки!…
Нерадовичъ. Ко мнѣ это не относится, другъ мой, я никогда не игралъ любовью… Клянусь тебѣ всѣмъ священнымъ, клянусь тѣмъ, что для меня всего драгоцѣннѣе, клянусь тобою!
Лидія. Ну докажи мнѣ это, останься!…
Нерадовичъ. Не могу!.. Я долженъ ѣхать и не одинъ.
Лидія. Что такое? Какъ не одинъ? Съ кѣмъ-же?…
Нерадовичъ. Съ кѣмъ.
Лидія. Да.
Нерадовичъ. (отрывисто) Съ тобой, Лидія съ тобой!
Лидія. Со мной?! Опомнись, что ты говоришь?
Нерадовичъ. Да, съ тобою… Ты любишь меня и ты согласится: отъѣздъ безъ тебя для меня не возможенъ, дальнѣйшее пребываніе здѣсь — немыслимо… Мнѣ останется одно — умереть…
Лидія. Помилуй, Владиміръ, что ты мнѣ предлагаешь: чего отъ меня ты требуешь?!… Это невозможно, Владиміръ!…
Нерадовичъ. Ты говоришь невозможно! Невозможно даже тогда, если твой отказъ можетъ убить меня!
Лидія. Но вѣдь это будетъ страшное дѣло, вѣдь это убьетъ моего мужа! За что, погублю я его? Чѣмъ виноватъ онъ?…
Нерадовичъ. Теперь моя очередь сказать, что ты не любишь меня: нѣтъ любви безъ жертвъ и, жертвуя чѣмъ нибудь важнымъ, можно только доказать, что не играешь любовью. Если, по твоему мужчины не умѣютъ любить, то, по моему и женщины иногда поступаютъ также; онѣ оковываютъ мужчину, увлекаютъ и потомъ бросаютъ его, тѣшась своею побѣдою, не смущаемою даже раскаяніемъ, потому что имъ всегда такъ легко отдѣлаться отъ него долгомъ совѣсти, обязанностями жены, сестры…
Лидія. Не говори этого, Владиміръ, ты не можешь сказать, что я не доказала тебѣ своей любви: я оставила все, я отдалась тебѣ беззавѣтно, безумно!…
Нерадовичъ. Да, ты любила меня страстно, знаю, ты горячо любила меня прежде… Теперь, теперь ты уже не любишь, ты отталкиваешь меня и равнодушно разстается со мною не на мѣсяцъ, не на годъ, а на цѣлую вѣчность Я не перенесу разлуки, я умру у ногъ твоихъ! Лидія, дорогая Лидія! ѣдемъ, заклинаю тебя.
Лидія, (рѣшительно) Нѣтъ, я никогда не рѣшусь на это! Пусть, что будетъ — будетъ, а я остаюсь здѣсь.
Нерадовичъ. Довольно Лидіи, я вижу ясно, что я ошибся въ тебѣ!… Горько мнѣ это, но…
Лидія. Не ошибся, не ошибся, Владиміръ, не говори этого!… Сжалься надо мною, Владиміръ, подумай, что ты отъ меня требуешь?
Нерадовичъ. Для любящей женщины ничто не можетъ и не должно быть невозможно!… Это жертва — правда, — но развѣ любовь можетъ быть безъ жертвъ… Кто любитъ, тотъ всѣмъ жертвуетъ, Лидія, поэтому только и узнается истинная, преданная, любовь!…
Лидія. И тебѣ хочется этого доказательства — я докажу тебѣ, Владиміръ, что ты для меня дороже всего на свѣтѣ: я принесу моей любви послѣднюю страшную жертву!… Я брошу для тебя, все: родину, родныхъ, мужа — все, все!… Бери меня — я пойду за тобою хоть на край свѣта!… Что? вѣришь теперь?
Нерадовичъ. Прости меня, мой ангелъ, что я смѣлъ сомнѣваться въ твоей любви, прости, что я осмѣлился оскорбить подозрѣніемъ тебя, мою милую, мою любящую Лидію… Прости, прости меня…
Лидія. Я ничего не помню, мой милый, я ни на что не сержусь, мой Владиміръ, я знаю одно только, что люблю, люблю тебя до безумія.
Нерадовичъ. Лидія!… милая!… дорогая!… (часы бьютъ восемь) Восемь пробило!… Ну, я иду, приготовлю все къ отъѣзду — ровно въ 12 ч. мы ѣдемъ… Прощай — до свиданія, мой ангелъ!… (Лидія задумчиво смотритъ на него, Нерадовичъ идетъ къ двери и потомъ возвращается) Какъ же ты узнаешь, что все готово?… Вотъ какъ: я приду проститься съ твоимъ мужемъ, ты будь тутъ, Лидія, — я прощусь при немъ и съ тобой… Когда всѣ разойдутся и ты останешся одна — поставь свѣчку на окно — я буду знать, что ты одна и, когда все будетъ готово, я брошу маленькимъ камешкомъ въ твое окно… Выходи ко мнѣ немедленно…
Лидія. Хорошо, хорошо, мой другъ! Дѣлай, какъ знаешь — и вся твоя.
Нерадовичъ. О, когда бъ скорѣе шли эти часы, раздѣляющіе меня отъ того мгновенія, когда я буду въ состояніи назвать моею безраздѣльно, неразлучно, тебя, мое дорогое сокровище!… (уходитъ),
Лидія, (одна) Боже всемогущій! Я знаю, какой страшный грѣхъ дѣлаю! бросая мужа, нарушая клятву!… Но что мнѣ дѣлать?… Я люблю, какъ безумная, разстаться съ нимъ я немогу, не въ силахъ. Выходъ одинъ — и я выбираю его… Боже! не осудилъ ты падшую женщину, предоставленную твоему божественному суду, не осуди меня безсильную, бѣдную, падающую женщину, Боже, пощади меня!… (безъ силъ опускается на диванъ; входитъ няня и бросается въ ноги княгинѣ)
Няня. Матушка, княгиня, пожалѣй ты себя, брось этого негодяя! Вѣдь по городу-то въ трубу трубятъ объ тебѣ: такое трезвонятъ, что волосы дыбомъ становятся!… Экъ, онъ лѣшій, какъ тебя обошелъ!… Читай, красавица моя, молитву: «не введи насъ во искушеніе, но избави насъ отъ лукаваго». Лукавый онъ, матушка моя, нечистая онъ сила!…
Лидія, (вставая съ дивана) Кто это, няня?
Няня. (вставая на ноги) Гость-атъ нашъ этотъ! Хуже онъ дьявола, пташечка моя, сатана это на себя человѣческій образъ принялъ и вьется около тебя, запутываетъ тебя, золотую мою!… Змѣй онъ огненный, нехристь поганая, колдунъ окаянный! Вонъ люди-то сказываютъ: онъ къ тебѣ змѣемъ леталъ — летитъ, летитъ, окаянный, да объ твое-то окно треснется, да въ дребезги и разсыпется!… А лакей, Денисъ, что вамъ кушать-то всегда подаетъ, что говоритъ — страсть! «Я, говоритъ, подаваючи ему супъ и взгляни на него — а у него рога, — настоящіе, какъ есть рога; я такъ и обмеръ, чуть тарелку не разбилъ… Онъ въ это время и оглянись, да правымъ-то рожищемъ своимъ мнѣ въ глазъ и угоди. Тутъ я и не опомнился, да скорѣе бѣжать отъ стола»!… Вотъ родная моя — вѣдь знакъ-отъ у Дениса до сихъ поръ есть: глазъ то во какъ синь!…
Лидія. Денисъ этотъ пьянъ вѣроятію былъ, подбилъ себѣ глазъ, да вотъ и несетъ всякій вздоръ.
Няня. Не такой онъ человѣкъ: онъ хмѣльнаго и не нюхаетъ.
Лидія. Вретъ онъ все, а ты всякой глупости вѣришь.
Няня. Что ему врать-то: небойсь у всего христіанская душа. А ты вотъ что, дорогая моя, послушай, удали этого чернокнижника, да и брось его, чтобъ и духу его около тебя не было!… Обморочилъ вѣдь онъ тебя, окаянный, колдовствомъ своимъ! Заглянешь иногда въ дверь-то, а ты все съ нимъ, все съ нимъ и глазынекъ-то съ него не сводишь!…. И говоритъ-то онъ, матушка не полюдски къ примѣру ты по хранцузскому и слышно вѣдь это, что ты по человѣчьи говоришь, а онъ то по каковски отдуваетъ? Слушаешь, слушаешь, ничего не разберешь.
Лидія. Ахъ, няня, гдѣжъ тебѣ разобрать, вѣдь ты неучоная.
Няня. И, солнышко, какъ не понять. Вотъ, къ примѣру: ты скажешь: бамжура музья и знаю я, что это похранцузскому и значитъ оно: «будьте здоровы»… Не первой годокъ съ тобой живу — понавострилась маленечко…
Лидія. Вотъ какъ: такъ при тебѣ надо быть осторожнѣе..
Няня. А какъ бы ты думала! Конечно, я не другимъ чета — поболѣ кое-кого разумѣю.
Лидія. Ай да нянюшка! да ты просто кладъ: ученая.
Няня. Бывши около тебя, ненаглядшнекъ мой, поневолѣ поумнѣешь, да станешь изловчаться на разные лады!… Одначе мы за разговоромъ-то и позабыли о пострѣлѣ… Отгони его, голубушка, отъ себя, статочное-ли дѣло красавицѣ эдакой, да княгинѣ еще эдакимъ вертихвостомъ, прости господи, заниматься… Брось ты его, ради Бога.
Лидія. Теперь некогда ужъ бросать: онъ самъ уѣзжаетъ и завтра его ужъ здѣсь не будетъ.
Ниня. Какъ? Что-ты? Да куда онъ уѣзжаетъ? Полно, мать моя, шутишь ты!
Лидія. Нѣтъ, не шучу, а говорю правду: уѣзжаетъ домой.
Няня. Не ужели? Да что жъ у васъ на дворнѣ этого не слышно.
Лидія. Хоть на дворнѣ и не слышно, а это правда, что онъ уѣзжаетъ.
Няня. Вотъ радость то: и во снѣ мнѣ эдакой радости не видѣлось. Слава тебѣ, царица небесная!… Прощай, дорогая, я вѣдь за тѣмъ только и приходила, чтобъ съ тобою объ немъ-то поговорить… (уходитъ).
ДѢЙСТВІЕ ШЕСТОЕ.
правитьНяня (одна) Слава тебѣ, Господи, наконецъ-то провалился, уѣхалъ; замолчатъ, по крайности, а то совсѣмъ запозорили ее, мою красавицу. Куда не придешь, только вѣдь и рѣчей: посмотритко, какъ твоя барыня отличается, напала нивѣсть на кого, да и колотырничаетъ съ нимъ; я, право, изъ терпѣнія выходила… Ругалась тоже — да одна-то что подѣлаешь: горло-то всѣмъ не заткнешь!… Ну да теперь пусть говорятъ — не объ чемъ…. Да гдѣ-жъ она? Въ саду, видно — любитъ она по утрамъ гулять… Ну, Христосъ съ ней, пусть гуляетъ (входитъ Параша).
Параша. Нянюшка, да гдѣ же барыня? Въ спальнѣ ее нѣтъ — я думала здѣсь она, а ее и тутъ нѣтъ.
Няня. Должно быть въ саду…
Параша. Пойдетъ-ли она неодѣтая въ садъ — никогда съ ней этого не бывало — я привычки-то барынины хорошо знаю. Бывало, когда вздумаетъ идти, позвонитъ мнѣ, прикажетъ одѣться подать, одѣнется и пойдетъ!… А нынче и не звонила; я ждала, ждала, да и вошла въ спальную… Вхожу — барыни нѣтъ, да какъ взглянула на постель — такъ и ахнула… Постель-то не помята совсѣмъ — вѣрно она, нянюшка, и не ложилась совсѣмъ.
Няня. Да, ты-бы сбѣгала въ садъ, Парашенька, посмотрѣла-бы: нѣтъ-ли тамъ.
Параша. Я вѣдь тебѣ говорю — не пойдетъ она въ садъ не одѣтая, этого никогда не случилось… Да, еслибъ и пошла, такъ давно воротилась-бы: вѣдь 11 часовъ скоро! Что ей дѣлать тамъ, — жарища какая!
Няня. Не отвалятся ноги сбѣгать-то… Не старуха какая, — я въ твоя лѣта сбѣгать куда за удовольствіе считала. Подитко, поди сбѣгай!…
Параша. Я сходить-то схожу, мнѣ не въ тягость, да я знаю, что ее тамъ нѣтъ.
Няня. Нечего тутъ разговаривать: поди, говорю…
Параша. Иду (стремительно бѣжитъ къ двери и сталкивается въ дверяхъ съ лакеемъ).
Параша. Ахъ ты, окаянный! Посмотри-ка, какъ свиснулъ — на лбу-то шишка вскочитъ.
Лакей, (вполголоса) Ничего-съ, Парасковья Парамоновна, мы съ шишкой ищо болѣ любить будемъ.
Параша. Ну какъ не такъ! Смѣешь ты меня любить, да я тебя такъ полюблю, что и любви радъ не будешь.
Лакей. Гдѣ тоже? Вотъ женюсь на тебѣ — все припомню.
Параша. Держи карманъ шире, а то не влѣзу…
Лакей. Знаемъ, какъ держать — не учиться стать.
Няня. Прасковья! что-жъ это лясы-то точишь — пошла скорѣй!..
Параша. Сейчасъ, сейчасъ! (убѣгаетъ).
Няня. (лакею) Ты за чѣмъ?
Лакей. Князь прислалъ узнать встала-ли княгиня? знать желаютъ видѣть ихъ.
Няня. Скажи, что встамши, да еще не одѣта.
Лакей. Ладно, такъ и скажемъ. (уходитъ)
Няня. (одна) Что это, какой здѣсь безпорядокъ! Все-то раскидано, разбросано: ящики въ столѣ выдвинуты, бумаги подъ столомъ валяются. Дай-ко я приберу маленечко (входитъ казачокъ).
Казачокъ, (таинственно) Нянюшка, одна-ли ты здѣсь?
Няня. Одна, что тебѣ надо?
Казачокъ. Вотъ что, нянюшка, я сейчасъ былъ на кухнѣ и такое-то слышалъ — поваръ разсказывалъ — что ужасти!
Няня. Что-же?
Казачокъ. Вишь ты дѣло какое! Я, говоритъ, ищо не ложился спать, какъ гость поѣхалъ — все на его сборы смотрѣлъ. Вижу — чемоданъ тащатъ, ящикъ какой-то, еще что-то… потомъ и самъ вышелъ, да и говоритъ ямщику: ты, братецъ, поѣзжай потихоньку, да въ концѣ улицы остановись — пожди меня. Ямщикъ ему: ладно, говоритъ, баринушко, пожду — и поѣхалъ. А гость нашъ пошелъ къ барынинымъ окошкамъ, замахнулся да чѣмъ-то въ ея окна и пустилъ. На окошкѣ, видишь, свѣчка горѣла, какъ оно это что-то въ окошко бросилъ — свѣчка погасла…. Пяти минутъ не прошло — кто-то къ нему и крадется потихонечку. Подошелъ онъ, взялъ, слышь, въ охабку, да тягу съ ней и далъ!.. Женщину — какую-то, сказываетъ поваръ, утащилъ; въ чепчикѣ, говоритъ была, да въ салопѣ. Какъ онъ ее это на руки взялъ, такъ она его, слышь, руками-то и обвила. Теперь въ кухнѣ-то и разсуждаютъ: не бары ню-ли это онъ нашу стащилъ…
Няня. Что ты, Прошка, врешь…. Я тебѣ за эту, за твою рѣчь такую-то лоботрясину дамъ, что долго не забудешь.
Казачокъ. Право, ей Богу, нянюшка, вѣдь это онъ сказывалъ, а не я. Спроси его… (вбѣгаетъ Параша, запыхавшись).
Параша. Ее тамъ нѣтъ, няня! Я вездѣ искала, подо всякій кустикъ заглядывала — нѣтъ, да и только… Теперь бѣгу сюда, сторожъ попадается и спрашиваетъ: все-ли у насъ благополучно. Что-же? спрашиваю, а вотъ что, говоритъ, сижу я на скамьѣ и вижу — идетъ мужчина и несетъ этотъ мужчина женщину, на рукахъ несетъ…. Я хотѣлъ ихъ окликнуть, что, молъ, за люди, а къ слышу женщина и говоритъ: боюсь я ѣхать, а онъ ей: ничего, говоритъ, не бойся; ты знаешь, какъ я люблю тебя, такъ чего тебѣ бояться… И прошли мимо, я за ними, потому меня сумнѣніе взяло. Донесъ онъ ее до конца улицы, а тамъ шестерка дожидается… Посадилъ онъ ее въ коляску, да какъ крикнетъ ямщику: живѣй, три рубля на водку!… Ямщикъ привсталъ, махнулъ кнутомъ… Я было попридержать ихъ хотѣлъ, такъ гдѣ тебѣ — и слѣдъ простылъ… Что дѣлать, нянюшка!..
Няня. Да, что вы въ самомъ дѣлѣ, белены что-ли объѣлись, что такую околесицу городите?
Параша. Ну гдѣ-же, барыня, гдѣ?Нѣтъ, вѣдь, ее?..
Няня. (въ страхѣ) Нѣтъ, Паранюшка, нѣтъ. Взглянь-ка въ гардеробъ — тутъ-ли салопъ… Вишь, говорятъ, въ салопѣ была-та, что унесъ-то онъ.
Параша. Посмотрю…
Няня. (одна) Не ужъ-то это правда, не ужъ-то она убѣжала съ нимъ, Господи, Господи, сохрани ты отъ этого ее, мою голубушку сизокрылую.
Параша. (вбѣгаетъ, плача) Нянюшка, салопа-то вѣдь нѣтъ!…
Няня. Хорошо-ли ты смотрѣла?
Параша. Все перебрала, до ниточки — нигдѣ нѣтъ.
Няня. (всплеснувъ руками) Боже, помилуй насъ грѣшныхъ! Укралъ онъ разбойникъ, нашу голубушку (рыдаетъ). Радость ты моя, красное ты мое солнышко! Кто венѣ безъ тебя ласковое слово скажетъ, кто мнѣ глазоньки мои передъ смертью закроетъ!… Кто похоронитъ, да помянетъ мою душу грѣшную! Охъ, охъ, пропала моя головушка! Пташечка ты моя, птенчикъ ты мой неразумненькій, попалась ты въ когти ястребу, злому ворогу, истерзаетъ онъ тебя безъ милости, выпьетъ онъ кровь твою горячую, заклюетъ тебя до смерти, броситъ бѣдную поверхъ матери сырой земли! Ой, батюшки мои, родители мои — тошно! Батюшки — умираю!
Параша, (горько плачетъ) Нянюшка, родимая, успокойся!… Князю — то какъ сказать про это? Господи, что намъ дѣлать?
Няня. Матушка ты моя, Паранюшка, тошнехонько мнѣ: сердце не воротится отъ надсады великой, отъ горюшка неключимаго! Охъ, охъ, охъ! Не даромъ сонъ я видѣла, повѣщалъ онъ мнѣ горе великое!… Охъ, горе мнѣ великое, неутишимое! Охъ, батюшки свѣты! охъ тошнехонько! экая надсадушка! Охъ, охъ!!. (входитъ князь).
Князь. Это что значитъ? Что мы собрались и плачете? Что съ вами? Гдѣ княгиня? (молчаніе) Я васъ спрашиваю — гдѣ княгиня? (молчаніе) Что это съ вами?… (всѣ бросаются къ нему въ ноги) Что съ вами? Чего вамъ отъ меня хочется? Скажете-ли вы?!…
Всѣ. Батюшко, ваше сіятельство, отецъ родной!…
Князь. Встаньте и говорите толкомъ — такъ я ничего не пойму!…
Няня. Ваше с-во, никто, батюшка, не виноватъ!…
Князь. Въ чемъ, никто не виноватъ?
Няня. Вымолвить не могу, ваше с-во!… Помилуй!..
Князь. Да что случилось?
Няня. Пощади, кормилецъ, ничего мы не знали, но вѣдали!…
Князь. Будетъ-ли конецъ? скажете-ли вы мнѣ толкомъ, что у насъ?
Няня, (рыдая) Барыня-то наша… закатилось наше солнышко ясное!..
Князь. (порывисто) Больна что-ли? говори!
Няня. Хуже, батюшка, хуже!…
Князь. Умерла что-ли?
Няня. Умерла для насъ, батюшка, а для однаго жива осталась!…
Князь, (съ удивленіемъ) Что это значитъ?
Няня. Она… убѣ-жа-ла!…
Князь. Убѣжала? Съ нѣмъ?… Когда?
Няня. Съ гостемъ-то съ этимъ окаяннымъ… Ночью сегодня, батюшка!
Князь, (съ отчаяніемъ) Боже!… Правда-ли это? Нѣтъ, нѣтъ! Она не можетъ сдѣлать этого!… Никогда, никогда!… Но ее нѣтъ, нигдѣ нѣтъ — стало быть это правда!… Боже, какая страшная правда!… А!… вотъ до чего я дожилъ!… Та, которую я ставилъ выше всего на свѣтѣ, за которую душу бы свою отдалъ, сердце бы вырвалъ своими руками… кроткій, чистый ангелъ!… бросила меня!… Бросила!… Боже праведный! Ты видѣлъ любилъ-ли я ее?… Лидія. Лидія, что ты со мною сдѣлала!… Ты разбила мою жизнь немилосердно, безжалостно, варварски!… Ты холодно разорвала это сердце, которое билось для тебя одной!… Да проститъ тебѣ Богъ, Лидія, за то, что сдѣлала ты со мной: страдая выше силъ, я молюсь и буду молиться за ту, которую я такъ любилъ!… Да проститъ тебя Богъ, какъ я прощаю тебя… А мнѣ ничего не осталось въ жизни — мнѣ — смерть, смерть!!! (хочетъ бѣжать, но его удерживаютъ) Прочь, не удерживайте меня! Чего вамъ отъ меня нужно? Ее нѣтъ?… нѣтъ? Вѣдь это правда, что ее нѣтъ!.. Боже, Боже, за что такъ жестоко наказалъ ты меня?… (рыдаетъ, входитъ лакей).
Лакей. Губернаторъ, ваше с-во, съ гостями!
Князь. Проси, проси всѣхъ сюда! Пусть всѣ видятъ мой позоръ, пусть всѣ знаютъ о моемъ безчестіи, о моемъ несчастій!… Теперь я здѣсь могу принимать всѣхъ!.. Прежде — это комната была святилищемъ, въ немъ жило божество мое, а теперь она, какъ всѣ другія… губернаторъ и прочіе гости).
Губернаторъ. А мы ѣхали къ вамъ въ гости, Павелъ Александрычъ, ужъ ваши люди сказали, что у васъ несчастіе… Какое князь?
Князь. (безумно) Вы начальникъ губерніи? Да? Жена у меня ушла, ваше превосходительство, она мени бросила, бросила… Возвратите мнѣ ее, отдайте мнѣ ее!… Я по гробъ буду помнить ваше благодѣяніе… Слышите — я безъ нея не могу жить, не могу!…
Губернаторъ. (растерявшись) Что мы говорите? Успокойтесь, я даю вамъ слово, что она опять будетъ съ вами?…
Князь. Успокоиться!… Вы говорите, чтобъ я успокоился? Да развѣ это возможно?! Нѣтъ!… Дайте мнѣ ее — эту неблагодарную, черную измѣнницу!… Гдѣ, гдѣ она? Ахъ, какъ мнѣ хочется убить ее… Какъ бы я насладился ея муками, какъ бы посмѣялся я надъ ея предсмертными страданіями… Отдайте мнѣ ее… вы губернаторъ!… Отдайте, говорятъ вамъ; она моя — я такъ любилъ ее, такъ любилъ! И ее отыщите и ея… злодѣя этого… Дайте мнѣ убить ихъ, ради Бога, (хочетъ стать на колѣни передъ губернаторомъ, но тотъ удерживаетъ его) Вѣдь они наругались надъ моимъ честнымъ именемъ, надъ моею любовью наругались они… Боже, Боже! Гдѣ они, гдѣ!!… (расталкиваетъ всѣхъ и хочетъ бѣжать, но падаетъ безъ чувствъ посреди комнаты)
Губернаторъ. Ему дурно, дурно!… Ударъ!… Доктора, доктора… Ради Бога, скорѣе доктора (нѣкоторые убѣгаютъ изъ комнаты; прочіе, толпясь около князя, стараются помочь ему).