П. И. ЯКУШКИНА
Изданіе Вл. Михневича.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
С. И. Турбинъ. править
Какъ-то разъ ординарный профессоръ харьковскаго университета Никифоръ Дмитріевичъ Борисякъ, въ концѣ лѣта 1860 года, шелъ домой съ однимъ изъ своихъ знакомыхъ (капитаномъ генеральнаго штаба Сергѣемъ Ивановичемъ Турбинымъ; они жили въ одномъ домѣ); у воротъ стоялъ молодой дѣтина, единственная прислуга профессора. Парень какъ-то особенно осклабился и проговорилъ, съ сильнымъ малорусскимъ акцентомъ:
— А у насъ, Никифоръ Дмитріевичъ, гость есть, какой-то незнакомый, да такой чудной!
— Чѣмъ чудной?
— Да какъ же, посмотрите сами! Я такихъ съ роду не видывалъ. По одежѣ мужикъ-кацапъ, а сейчасъ видать, что баринъ. Кафтанъ мужицкій, сапоги стоптанные, а при очкахъ. Пришелъ, объ васъ пытается. Я говорю — дома нѣтъ, а онъ мнѣ: — «все одно!», да такъ въ передней и легъ на полъ, такъ и заснулъ.
— Держу пари, что это Павелъ Ивановичъ Якушкинъ. Вы его знаете? обратился профессоръ къ капитану.
— Познакомились у покойника Стаховича; впрочемъ, я видалъ его еще прежде, когда онъ гдѣ-то у насъ учительствовалъ… Да мы, кстати, земляки и сосѣди, я вѣдь тоже орловскій: онъ малоархангельскій, а а ливенскій…..
— Тѣмъ лучше.
При входѣ въ небольшую квартиру Борисяка, представилась такая картина: въ довольно темной, узкой и небольшой передней, на голомъ полу, съ сумкою подъ головой, лежалъ человѣкъ съ окладистою бородою и храпѣлъ во всю ивановскую. Вошли мы очень тихо, но спящій что-то промычалъ и проснулся.
— Павелъ Ивановиъ! Вы какими судьбами?
— Ногама моима![1] — отвѣчалъ Павелъ Ивановичъ.
— Надолго?
— Это зависитъ отъ властей предержащихъ, имъ же всякая душа вовинуется…
— Попрежнему, пѣсни записываете?
— Случается, только я пришелъ сюда не за этимъ: я записываю сходки. Онѣ здѣсь особенныя…
— Это почему?
— Да потому, что здѣсь соединеніе двухъ разновидностей одного и того же племени. Съ одной стороны, украинцы-казаки, превращенные въ войсковыхъ обывателей, и, съ другой, по вашему, кацапы, т. е., великоруссы, дѣти боярскіе, обращенные въ однодворцевъ. Теперь же, сами знаете, какъ тѣ, такъ и другіе названы государственными крестьянами. Отсюда-то и выходитъ, что харьковскія сходки не похожи ни на курскія, ни на полтавскія. У меня уже много записано.
Якушкинъ поднялъ съ полу сумку, служившую ему подушкою. Сумка была наполнена бумагами.
— Гдѣ же ваши вещи?
— На мнѣ. Какъ это — omnia mea mecum porto, такъ, что ли? отвѣчалъ Павелъ Ивановичъ, улыбаясь.
— Обѣдали ли вы, сегодня? — вопросилъ профессоръ.
— Экъ хватились, я еще въ 10 часовъ утра въ Лозовой пообѣдалъ!
— Ну, такъ напьемся чаю, закусимъ…
— Это допускается.
Пока хозяинъ распоряжался, капитанъ предложилъ вопросъ Якушкину: отчего онъ, вмѣсто того, чтобы лечь на мягкій и удобный диванъ въ залѣ, расположился на полу въ передней?
— Чтобы привычки не терять, не баловаться. Помните, какъ мы встрѣтились у покойника Михаила Александровича (Стаховича): я тамъ жилъ съ мѣсяцъ по-дворянски, да такъ набаловался, что какъ пришлось потомъ лечь на голыхъ полатяхъ — просто смерть. Недѣли, я думаю, двѣ прошло, пока наново не освоился.
Подали закуску. Павелъ Ивановичъ ѣлъ чрезвычайно мало, отказался наотрѣзъ отъ портера и хереса, но водки выпилъ.
— Что же вы думаете сдѣлать съ вашими сходками?
— Думаю отдать Михаилу Петровичу (Погодину); онъ на нихъ что нибудь устроятъ.
Сколько намъ извѣстно, о сходкахъ, записанныхъ Якушкинымъ, нигдѣ не было даже помина[2].
На усиленныя просьбы профессора и капитана прочесть что нибудь, хоть отрывокъ, Павелъ Ивановичъ отвѣчалъ:
— Для васъ, господа, мало интереснаго, если захотите — прочтете современемъ.
Въ Харьковѣ Якушкинъ пробылъ больше недѣли. Рано утромъ онъ выходилъ изъ дома и возвращался поздно вечеромъ. Бумаги изъ сумки на другой день были отправлены, кажется, въ Малоархангельскъ. Жаль, если онѣ пропали[3]. Павелъ Ивановичъ исчезъ изъ квартиры профессора такъ же неожиданно, какъ и появился. Наканунѣ ухода онъ зашелъ къ капитану — земляку, проговорили очень долго объ остаткахъ древнихъ земляныхъ укрѣпленій въ Валковскомъ уѣздѣ и объ украинской кордонной линіи, т. е., земляномъ валѣ, насыпанномъ при императрицѣ Аннѣ, отъ устья р. Верски, впадающей въ Донецъ, до устья Ореля — притока Днѣпра. По этой линіи построено нѣсколько укрѣпленій и во всѣхъ поселены великороссы, выведенные изъ разныхъ губерній. Павелъ Ивановичъ разсказывалъ, что у этихъ переселенцевъ выговоръ и нарѣчіе сгладились, а пѣсенъ чисто мѣстныхъ, занесенныхъ съ родины, осталось много. Прощаясь, Якушкинъ ни словомъ не намекнулъ, что онъ завтра разстанется съ Харьковомъ. Ни слова объ этомъ онъ не сказалъ и профессору.
При прощаньи Якушкинъ съ капитаномъ закусили, само собою разумѣется, выпили и ни съ того ни съ сего начали, какъ земляки, говорить одинъ другому ты.
— Слушай, началъ Якушкинъ, рекрутскихъ наборовъ нѣтъ, слава Богу, съ коронаціи, и будутъ — вѣрно: я ихъ опишу.
— Врешь, не напишешь!
— Сказалъ, что напишу, кончено — шабашъ!… Плевать въ тетрадь…
Въ мартѣ 1864 года капитанъ совершенно случайно встрѣтился съ Павломъ Ивановичемъ въ увеселительномъ заведеніи у Аничкина моста, гдѣ пѣлъ русскій хоръ Молчанова, съ которымъ Якушкинъ былъ въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ. Жилъ онъ въ это время (кажется) въ Саперномъ переулкѣ у Г. Т. Филиппова.
Вмѣсто обычнаго здравствуй, Павелъ Ивановичъ къ земляку обратился съ такими словами:
— Ты говорилъ: «врешь, не напишешь» — и совралъ самъ. Мало того что написалъ, напечаталъ… Да еще гдѣ? Въ «Россійскомъ Инвалидѣ!»… Понимаешь!… Дайте ему «Инвалидъ»…
Подали. Статья небольшая, но насквозь проникнутая знаніемъ, т. е. правдою. Землякъ, прочитавъ, сказалъ:
— Прелесть, правда!…..
— Все ты, братецъ, врешь! Тутъ половина вымарана… Какая же это правда — половинкина дочь? Плевать на такую правду! Я тебѣ лучше спою! Молчановъ, голубчикъ, хвати про чиновника; ты видишь — онъ офицеръ, ему будетъ по сердцу!
И хоръ грянулъ, съ участіемъ Якушкина, извѣстную въ то время въ загородныхъ гуляньяхъ балладу, въ которой есть стихи:
Напоили его мятою,
Обернули его ватою…..
Послѣ этого вечера земляки уже не встрѣчались.
29 марта 1872 г.
- ↑ Это не ошибка я не опечатка. Павелъ Ивановичъ любилъ иногда въ шутку употребить въ разговорѣ древнеславянскія слова и рѣченія. Авт.
- ↑ Почтенный авторъ въ данномъ случаѣ ошибается: о сходкахъ въ трудахъ Якушкина часто упоминается, въ чемъ убѣдится читатель этой книги. Изд.
- ↑ По наведеннымъ нами справкамъ, ни у родныхъ ни у ближайшихъ друзей Якушкина никакихъ «бумагъ» его не оказалось, какъ не оказалось ихъ при немъ и въ моментъ его смерти, сколько извѣстно. Изд.