Тип старика нищего (Тэффи)
| ← Экскурсия | Тип старика нищего | Эскалоп → |
| Из цикла «На чужбине», сб. «Дым без огня». Опубл.: 1913. Источник: Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 5: «Карусель». — М.: Лаком, 2000. — С. 311-315. • Впервые: Русское Слово. — 1913. — 13(26) октября. — № 236. — С. 4. В газетном варианте указано место написания рассказа: «Неаполь». |
Мы встретили его у дверей нашего отеля.
Он был небольшой, но плотный, бритый старичок, одетый в самое живописное нищенское тряпье. Он подкатывал глаза и меланхолически-дрожащим голосом говорил что-то о «сольди» и о «панэ»[1], протягивая корявую руку с зазубренными, черными ногтями.
Моей спутнице он понравился:
— Это настоящий тип старика нищего, какой может встретиться только в Неаполе. Какой он весь красочный! Хороший художник дорого бы дал за такую модель.
Старик, думая, что она говорит об его бедности и о своем сострадании, утвердительно кивал головой и показывал по очереди все прорехи на своем платье. В одну втыкал палец, в другую — два, в третью — целый кулак.
— Панэ! Панэ! Сольди!
Мы отдали ему всю мелочь, какая у нас была, и поехали на вокзал: мы отправлялись осматривать раскопки Помпеи.
Когда мы уже сидели в вагоне, к нашему окошку подошел какой-то старичок и грустно шептал что-то о «панэ» и «сольди».
— Послушайте! Да, ведь, это тот же самый старик! — сказала я. — Разве вы не узнаете его?
Моя спутница пожала плечами.
— Вот тоже фантазия! Как же он мог сюда попасть одновременно с нами?!
Это, действительно, было совершенно невероятно, но старик был так поразительно похож на нашего нищего, что жутко делалось. Даже дырки на платье приходились на том же самом месте.
Но моя спутница все живо сообразила:
— Чего же тут удивительного, что они похожи, раз это самый распространенный тип старика-нищего в Неаполе. Во всяком случае, он в этом сходстве не виноват, и нужно ему что-нибудь подать.
Мы дали нищему мелочи, и тот быстро заковылял куда-то.
Осмотрели Помпею основательно: удивлялись перед улицами, восхищались перед фресками, умилялись перед кувшинами из-под прованского масла.
Словом, все как следует.
Потом, в ожидании обратного поезда, сели завтракать. Ели макароны, смотрели на лазурное небо, говорили:
— Ах! Подумайте только! Может быть, Лукреций, выходя в атриум своей помпейской виллы, любовался на это самое облако! Ах!
— Ах! — раздался за нами тихий вздох. И вслед за ним тихий стон:
— Панэ! Сольди!
Боже мой, до чего этот нищий был похож на тех двух неаполитанских стариков!
— Положительно их здесь гримируют! Моей спутнице смех мой не понравился.
— Смеяться над стариком-нищим только оттого, что он типичен, очень неостроумно и бессердечно… Да-с!
Я сконфузилась, а она для того, чтобы окончательно сразить меня благородством своих чувств, дала старику две лиры.
На неаполитанском вокзал мы снова встретили вокзального старичка, у дверей отеля — отельного.
Признаться, мне они уже надоели, но сказать этого я не решалась, потому что жалела свою спутницу; при малейшем знаке моего неудовольствия чувство милосердия вспыхивало в ней с двойной энергией, так что отельный попрошайка получил четыре лиры.
На другое утро у дверей отеля ждал нас уже новый старичок. То есть, лицо у него было то же, что и у вчерашних, но одет он был чище и на голую шею повязал красный галстук. Держал он себя с большим достоинством и не всхлипывал, а говорил деловито:
— Панэ! Сольди!
Наградив его по заслугам, мы отправились на Везувий.
На платформе заковылял рядом с нами старый знакомый — вчерашний нищий. Он тоже принарядился, — на его голой грязной шее тоже красовался красный галстук.
— Послушайте, да это положительно тот же самый, которому мы только что подали. Смотрите — красный галстук. Я уже и не говорю про все остальное…
— Гм!..
Она удивилась, но сразу поняла, в чем дело.
— Голубчик! Ведь сегодня воскресенье, — вот бедняжки и принарядились, кто как мог. Право это трогательно! Вчера мы сунули им несколько грошей, — вот они сегодня и щеголяют. Ну, разве это не трогательно?
— Но почему же именно красные галстуки? — мучилась я.
Она рассердилась:
— Так про все можно спросить. Почему же им и не быть красными? Бедный простой человек натурально считает красный цвет самым нарядным.
На обратном пути наградила опять обоих — и вокзального, и отельного.
Надоел мне этот тип старика-нищего. Везде то же самое. Однообразно.
На следующее утро он уже ждал нас в новом костюме, с одной дыркой на самом законном месте — на колене. В петличке у него засунута была веточка мяты, и сказал он нам строго:
— Панэ! Сольди!
Мы торопливо сунули ему по монете. Но он говорил еще что-то. Слушали, слушали, справились в лексиконе, поняли: он спрашивал, куда мы едем? Мы удивились, но ответили: в Позилиппо.
Он сделал недовольную гримасу и стал объяснять, что ехать не стоит, потому что пыльно.
— Какой милый старичок, какой заботливый! Он к нам, как к родным! — умилялась моя спутница.
Но я не растрогалась.
— Какое ему дело? Едемте. Поехали.
Было, действительно, так пыльно, что чихали не только мы, извозчик и лошади, но два раза мне показалось, как будто сама коляска чихнула где-то внизу, около рессор.
Остановились у маленького ресторанчика, попросили выбежавшего гарсона подать нам пелегрино. Гарсон, веселый, бойкий, расшаркивался, бегал вокруг коляски.
— А что прикажете подать вашему другу!
— Это он про кучера. Дайте ему стаканчик вина.
— Si signora[2]. Кучеру вина, а вашему другу?
— Какому другу?
— А вот этому старому синьору…
Куда он смотрит, этот бойкий гарсон? Куда-то под колеса?
Мы выпрыгнули из экипажа: на запятках, подобрав ноги, сидел тип старика-нищего, тряс красным галстуком и сердито моргал на нас пыльными веками.
Кучер посмотрел тоже и рассердился.
— Лошадям и так тяжело тащить на гору, а ты еще уцепился.
Старик обиделся.
— Я? Уцепился? Я с этими синьорами третий день осматриваю окрестности. Хотел бы я видеть, как бы они без меня обошлись! «Уцепился»!! Какова дерзость! Человек работает, человек зарабатывает свой сольди на свой кусок хлеба, а он кричит «уцепился»!
Извозчик не позволил ему сидеть на запятках. Тогда он попрекнул нас, что из-за нас должен был тащиться по такой пыли, и что у него даром день пропал.
— Не бросать же его здесь. Пусть садится на переднюю скамейку, — решила моя спутница.
— Ну, конечно, — согласилась я. — Три дня ездили вместе, теперь уж как-то неловко отказывать.
Поехали вместе.
Вблизи у него была препротивная рожа. И он так явно показывал, что недоволен нами.