Ариадниной мамочке
Вуаль светло́-зеленая с сиреневыми мушками
Была слегка приподнята над розовыми ушками.
Вуаль была чуть влажная, она была чуть теплая,
И ты мне улыбалася, красивая и добрая…
Смотрела в очи ласково, смотрела в очи грёзово,
Тревожила уснувшее и улыбалась розово.
И я не слышал улицы со звонами и гамами,
И сердце откликалося взволнованными гаммами.
Шла ночь, шурша кокетливо и шлейфами, и тканями,
Мы бархатною сказкою сердца друг другу ранили.
Атласные пожатия… рождения и гибели…
Отливы… содрогания… кружения и прибыли…
Да разве тут до улицы со звонами и шумами?!
Да разве тут до города с пытающими думами?!
Кумирню строил в сердце я, я строил в сердце па́годы…
Ах, губки эти алые и сочные, как ягоды!
Расстались… для чего, спроси… я долго грезил в комнате…
О, глазки в слезках-капельках, мои глаза вы помните?
Вы помните? вы верите? вы ждете! вы, кудесные!
Они неповторяемы, мгновенности чудесные!..
Я требую настойчиво, приказываю пламенно:
Исчезни, всё мне чуждое! исчезни, город каменный!
Исчезни всё гнетущее! исчезни, вся вселенная!
Всё краткое! всё хрупкое! всё мелкое! всё тленное!
А мы, моя красавица, утопимся в забвении,
Очаровав порывностью бесстрасное мгновение!..
