Театр преступления (Дорошевич)

(перенаправлено с «Театр преступления»)
Театр преступления : Из парижских впечатлений
автор Влас Михайлович Дорошевич
Источник: Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том V. По Европе. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 60.

Эту статью я посвящаю всем жаждущим славы артисткам без таланта, писательницам без дарования.

Она могла бы носить заглавие:

— Легчайший способ сделаться знаменитостью.

Чтобы стать знаменитой актрисой и известной писательницей, нужна коробка конфет и несколько рыболовных крючков…

Но начнём по порядку.

Крошка-театр «Le Grand-Guignol[1]», на Монмартре, ломится от публики. Чтоб достать место, надо записываться за несколько дней.

Весь Париж знает имя г-жи Режины Марсиаль, как знают имена Лаведана и Режан.

И вся эта известность приобретена в один вечер!

А между тем г-жа Режина Марсиаль не новичок на сцене.

Она уже много лет ищет славы знаменитой артистки и пользуется только маленькой известностью «круглой и совершенной бездарности» среди директоров театров.

Она никогда не шла дальше пятистепенных ролей.

Вероятно, она была так же бездарна в любви, как и в искусстве, и в один прекрасный день узнала, что любовник ей изменяет.

Конечно, это была её приятельница. На что ж у актрис и приятельницы?

Обозлённая г-жа Марсиаль поднесла счастливой сопернице коробку конфет, начинённых… рыболовными крючками.

Я вас прошу остановиться на этом декадентском преступлении

При полной неспособности к чему-нибудь путному, какая способность ко злу!

Какой талант. Находчивость. Изощрённость.

Не только отправить на тот свет, но отправить непременно среди страшных мучений.

«Знать, что жертва умирает в ужасной агонии, мучится невероятно, — какое наслаждение!» — сентенция, которая могла бы занять место в катехизисе «сверхчеловеков».

К счастью для счастливой соперницы, она осталась жива, и г-жа Марсиаль, опозоренная, обесчещенная, была отправлена в тюрьму Saint-Lazare[2].

Там она встретилась с другой знаменитостью дня — г-жой Бианкини.

Бедняжка подсыпала стрихнина в суп своего мужа, известного рисовальщика костюмов для театра и для больших портних. Ей хотелось быть свободной.

Дама, подсыпавшая в суп стрихнина, была в отчаянии: что будет с ней дальше? Но дама, угощавшая конфетами с рыболовными крючками, поспешила её успокоить:

— Не падайте духом. Карьера только начинается. Это вздор, будто дверь тюрьмы навсегда отделяет человека от мира. Для находчивой женщины тюрьма, это — только уборная, из которой она выходит в свет ещё интереснее. Добрые нравы! О них говорят, но кто о них думает всерьёз! Кому они нужны, добрые нравы, в современном буржуазном обществе? Чем хуже нравы, тем веселее жить!.. Только бы нам выйти отсюда!

Это случилось раньше, чем ждали: две знаменитости были помилованы и «проделали» только год тюрьмы.

И вот когда их выпустили, Париж был оклеен афишами.

Théâtre Le Grand-Guignol[1]A Saint-Lazare[2].

Драма знаменитой г-жи Марсиаль.

Знаменитая «конфетчица» исполнит главную роль арестантки.

Роль другой арестантки исполнит знаменитая отравительница г-жа Бианкини.

Арестантки в роли арестанток! Преступницы в роли преступниц!

С тех пор «Le Grand-Guignol[1]» не знает других сборов, кроме полных, и мирная буржуазная семья отвечает другой мирной буржуазной семье, которая приглашает её в гости «после восьми»:

Merci[3], но мы не можем. В этот день мы идём смотреть «A Saint-Lazare[2]».

— Вы увидите знаменитую отравительницу? Ах, какая вы счастливая!

Оглянитесь на зал во время спектакля. Это не кокотки, не кутилы, не прожигатели жизни, ищущие сильных ощущений.

Это тихие и мирные буржуа, пришедшие пощекотать себе нервы зрелищем позора и безобразия, нервы, огрубевшие от сиденья за конторкой.

Они напоминают здесь, в этом театре, свинью, отдыхающую в куче грязи.

Драма…

Надо быть женщиной, чтобы в драму, которая длится четверть часа, вложить столько жестокости и столько сентиментальности.

Действие происходит в тюрьме St. Lazare[2].

Конечно, героиня пьесы проститутка.

Эти «декадентки» особенно охотно копаются в грязи, точно так же охотно, как другие женщины смотрятся в зеркало.

Проститутка Мадлен, — её играет сама г-жа Марсиаль, — вот уже три месяца как содержится в St. Lazare[2] в ожидании суда.

Она героиня: приняла на себя чужое преступление.

У неё был любовник. Однажды в воскресенье, вечером, они возвращались из-за города, где провели день «на траве».

— Мы были пьяны! — говорит Мадлен. — Но мы не пили вина. Мы были пьяны от объятий.

Тут г-жа Марсиаль, закатывая глаза под лоб, скрипя зубами и нервно передёргивая плечами, рассказывает некоторые детали, — к величайшему удовольствию тихих мирных и нравственных буржуа, которые не могут удержаться от «браво!» — за некоторые подробности.

Итак, «пьяные от объятий», Мадлен и её любовник возвращались в город, когда встретили толстого, пожилого господина, постоянного «клиента» Мадлен.

— Он никогда мне не был так противен, как в эту минуту! — восклицает Мадлен.

Завязалась ссора. Клиент ударил любовника палкой. Тогда тот выхватил нож и ударил им бедного толстяка. Клиент хлопнулся на пол мёртвый.

— Беги! — крикнула Мадлен своему любовнику.

Любовник бежал, а Мадлен осталась около трупа и сказала явившимся полицейским:

— Это сделала я!

— Но ведь ты рискуешь эшафотом?! — ужасается другая арестантка, Мари.

— Что ж! Я умру за него!

История Мари — история совершенно другого сорта.

Она была честной женщиной. Имела мужа, ребёнка.

Но с некоторых пор муж совершенно изменился.

— Он связался с какой-то тварью.

Он бросил работу, являлся домой поздно, по ночами, жена, семья ему опротивели.

Однажды ночью он явился домой весь в крови.

— У меня была драка с приятелем!

И на утро исчез, и больше не приходил.

Несчастье довело брошенную женщину до порока, до преступления.

Арестантки делятся друг с другом своими историями.

— И ты не знаешь, где теперь твой любовник? — спрашивает Мари.

— Нет. Всё, что у меня осталось от него, это — письмо, письмо, которым он приглашал меня на свидание, на наше последнее свидание, тогда, в воскресенье! — говорит Мадлен. — Хочешь, я прочту тебе это письмо.

И, закатывая под лоб глаза, она чувствительным тоном читает письмо.

— Подписано: такой-то.

Мадлен целует его имя.

— Как ты сказала? — не своим голосом кричит Мари. — Это имя моего мужа!

Вот из-за кого он бросил семью. Вот почему он вернулся тогда в воскресенье ночью весь в крови.

Женщины кидаются друг на друга, как разозлённые собаки.

— Тварь! Негодяйка! — кричит Мари.

— Законная жена! А он любил, он ласкал меня! Как любил! Как ласкал! — отвечает ей Мадлен.

— Так нет же, этого не будет! Тебе не удастся спасти его! Он будет наказан! Я открою всё! Я донесу!

— Сумасшедшая! Ты хочешь отправить на гильотину своего мужа!

— Нет! Я отправлю на гильотину твоего любовника! Сюда! Ко мне! Мадлен солгала! Она приняла на себя чужую вину! Я знаю настоящего преступника! — кричит Мари.

Топот шагов по коридору. На крик бегут.

Момент, — и всё погибнет.

Мадлен выхватывает нож, на смерть ударяет Мари.

Её «gigolo[4]» спасён!

И под гром аплодисментов добрых, мирных, до глубины души тронутых буржуа занавес падает над этой жестокой драмой, полной сентиментальности и бесчеловечия.

Буржуазки вытирают слёзы умиления пред этой героиней, проституткой, убивающей несчастную женщину, чтоб спасти убийцу — сутенёра.

Так устроены декадентские умы г-ж Марсиаль.

Они ищут героинь в публичных домах и удар ножом считают героизмом.

Это вызывает у них сентиментальные тирады, а сентиментальные. тирады, в свою очередь, вызывают слёзы у чувствительных буржуа.

И в конце концов всё это декадентство — просто-напросто скверный запах, который поднимается от современного буржуазного общества.

Знаменитая «Бианкини», — некрасивая, как и Марсиаль, с таким же неприятным, длинным, «лошадиным» лицом, — играет маленькую роль подследственной арестантки.

Роль самую незначительную. Она только «украшение спектакля». Немножко кайенского перца, прибавленного для остроты.

Надо, чтоб публика имела удовольствие видеть знаменитую отравительницу.

И когда г-жа Бианкини выходит на сцену, публика пытается аплодировать.

Но буржуа обдают смельчаков строгими взглядами.

Ну, ещё Марсиаль. Она — автор. Она исполнительница главной роли. Но Бианкини, играющая выходную роль.

Ведь нельзя же аплодировать женщине только за то, что она пыталась отравить своего мужа!

— Это безнравственно!

Публика, собравшаяся посмотреть на отравительниц, рассуждает о нравственности!

Никто, впрочем, столько не любит говорить о нравственности, сколько гг. буржуа.

Но это ещё не всё.

Одна из газет упрекнула г-жу Бианкини за то, что она делает спекуляцию из своего позора.

Г-жа Бианкини ответила письмом в редакцию.

Она только зарабатывает свой хлеб, играя арестантку St. Lazare’а[2].

А если б она хотела спекулировать на своём позоре!

Сейчас же по выходе из тюрьмы ей предлагали наперерыв ангажементы в кафе-шантаны.

Чтоб она только выходила на эстраду!

Таковы нравы.

А ведь знаете, это идея.

Заставлять «знаменитых» преступников играть, ну, хотя бы в благотворительных спектаклях в пользу бедных.

Публики будет масса, и бедным достанется от этих спектаклей гораздо больше, чем достаётся от «благородных спектаклей».

Таким образом, преступники не будут сидеть на шее у мирных граждан и будут приносить даже пользу.

А затем, — если заставить, например, преступников разыгрывать пьесы современных российских драматургов, — разве это не будет достаточным наказанием?

Выучить, например, хоть весь репертуар художественно-литературного театра, — разве это не достаточное наказание даже за отцеубийство?

Таким образом, и преступление будет примерно наказано, и преступники будут приносить пользу, и современная драматическая литература хоть на что-нибудь да пригодится.

Примечания

править
  1. а б в фр. Гран-Гиньоль
  2. а б в г д е фр. тюрьма Сен-Лазар
  3. фр. Спасибо
  4. фр. жиголо