Татьяна Михайловна Троепольская (Сиротинин)/ДО

Татьяна Михайловна Троепольская
авторъ Андрей Николаевич Сиротинин

Опубл.: 1887. Источникъ: az.lib.ru • Биографический очерк.

ТАТЬЯНА МИХАЙЛОВНА ТРОЕПОЛЬСКАЯ.
БІОГРАФИЧЕСКІЙ ОЧЕРКЪ.

Имя той артистки, обзоръ дѣятельности которой составляетъ предметъ настоящаго біографическаго очерка, хорошо извѣстно вся кому, кто сколько нибудь знакомъ съ прошлымъ нашего театра. Любимая актриса двухъ императрицъ Елисаветы Петровны и Екатерины Великой, талантливая сподвижница Волкова и Дмитревскаго, лучшая воспроизводительница героинь Сумароковскихъ трагедій, Троепольская оставила за собой блестящій и неизгладимый слѣдъ въ лѣтописяхъ Русской сцены. Она была ровесницею нашего театра, и уже это одно обстоятельство могло бы придать особенную важность ея біографіи, Къ сожалѣнію, какъ скудны данныя о первомъ двадцатилѣтіи Русскаго театра, къ которому относится дѣятельность Троепольской, такъ же скудны, а часто сбивчивы и противорѣчивы Біографическія о ней свѣдѣнія. Тѣмъ не менѣе значеніе Троепольской въ исторіи театра таково, что историку необходимо будетъ разобраться хоть сколько-нибудь въ имѣющихся матеріалахъ. Мы и попробуемъ сдѣлать это въ настоящей статьѣ, гдѣ можно давая опредѣленный заключенія о жизни и дѣятельности артистки, гдѣ нельзя устанавливая по крайней мѣрѣ спорные пункты,

Первое обстоятельство, которое необходимо отмѣтить въ біографіи Троепольской — это то, что она является одною изъ первыхъ Русскихъ женщинъ, рѣшившихся, вопреки чуть-ли не поголовному предубѣжденію противъ артистической дѣятельности, выступить на театральные подмостки.

Женщины далеко но съ самаго возникновенія Русскаго театра стали принимать участіе въ представленіяхъ. Большинство старыхъ Русскихъ людей считало «комедійное дѣйство» бѣсовскою потѣхой, отъ которой открещивались съ суевѣрнымъ страхомъ. Когда при царѣ Алексѣѣ Матвѣевъ задумалъ образовать Русскую драматическую труппу, ему не безъ труда удалось найти для этого 27 мальчиковъ. О дѣвочкахъ не было и рѣчи. Возращенныя подъ неусыпнымъ домашнимъ присмотромъ, предназначаемыя для дѣйствованія въ тѣсномъ кругѣ жизни семейной, онѣ не могли и помышлять о какой бы то ни было общественной дѣятельности, а всего менѣе о «скоморошествѣ», какъ тогда называли актерскую службу, мѣшая ее съ дѣломъ шутовъ. Измѣненіе въ понятіяхъ произошло не сразу; медленно, постепенно перерабатывались они. Но уже въ XVII вѣкѣ встрѣчаемъ женщинъ, рѣшавшихся выступать на домашнемъ театрѣ. Есть преданіе, что сама царевна Софія, какъ извѣстно, большая любительница театральныхъ зрѣлищъ, первая подала примѣръ, на своей комнатной сценѣ, выступивъ въ качествѣ актрисы^[1]. Во всякомъ случаѣ несомнительно, что именно въ кружкѣ царевны были впервыя нарушены старинные уставы женскаго затворничества. Въ домашнихъ спектакляхъ, которые устроивались ко дню ея рожденія, женскія роли исполнялись уже не мужчинами, а боярышнями царевны. Князь Шаховской разсказываетъ по семейнымъ преданіямъ, какъ его бабка, Татьяна Ивановна Арсеньева, представляла лице Екатерины-мученицы въ драмѣ того же названія, сочиненной самой Софіей и какъ Петръ, посѣщавшій всѣ представленія въ теремахъ сестры, назвалъ Татьяну Ивановну «Екатерина-мученица — большіе глаза»^[2]. Любительскіе спектакли царевны имѣли, конечно, очень ограниченное число зрителей; но былъ важенъ починъ. Съ легкой руки Софіи они скоро пошли въ ходъ и распространились среди тогдашней знати, оказывая безъ сомнѣнія большое вліяніе на установленіе правильныхъ взглядовъ на сценическое искусство и на самихъ актеровъ.

Актерство, какъ ремесло, какъ постоянное занятіе, стало однако доступнымъ для женщины лишь съ конца тридцатыхъ годовъ прошлаго вѣка. Когда въ 1738 году поступалъ на службу балетмейстеръ Ланде, онъ обязался между прочимъ, составить Русскую балетную труппу. 12 дѣвочекъ, отданныя (вмѣстѣ съ 12 мальчиками) къ нему на обученіе, и были первыми Русскими актрисами по профессіи. Изъ танцовщицъ вышли и первыя Русскія сценическія художницы. «Годъ спустя послѣ отдачи Ярославцевъ въ корпусъ (т.-е. въ 1753 г.^[3]) — разсказываетъ П. Сумароковъ — во время отсутствія двора въ Москву, приняты были впервыя Русскія актрисы: Зорина изъ танцовщицъ и извѣстная Авдотья»^[4]. Актрисы эти не участвовали однако довольно долгое время въ представленіяхъ: женскія роли исполнялись мущинами до 1756 г., т.-е. вплоть до самаго изданія указа объ основаніи Русскаго театра. Въ 1756 г. поступили въ труппу еще три актрисы, оставившія по себѣ память въ исторіи театра. Это были двѣ сестры Ананьиныхъ (изъ которыхъ Марья впослѣдствіи вышла замужъ за г. Волкова, а Ольга за знаменитаго комика Якова Шумскаго) и Мусина-Пушкина, впослѣдствіи жена Дмитревскаго^[5]. Вслѣдъ за ними на горизонтѣ Русской сцены появились Авдотья Михайлова, прославившаяся на роляхъ служанокъ, а потомъ комическихъ старухъ, и жена сенатскаго регистратора, Татьяна Михайловна Троепольская.

Что влекло этихъ женщинъ на сцену? Было ли то призваніе, неудержимая жажда артистическаго творчества, или же просто ихъ манила веселая, полная развлеченій жизнь артистки, легкое средство добыть себѣ славу? Но въ то время актерская жизнь была не та, что нынѣ. Первая Русская театральная община осталась въ своемъ родѣ и единственной. Въ труппѣ, гдѣ девизомъ всѣхъ членовъ была горячая преданность дѣлу, безкорыстное служеніе искусству — въ такой труппѣ, по крайней мѣрѣ въ первые годы Русскаго театра, не могло быть мѣста тѣмъ развязнымъ авантюристамъ сценическаго искусства, что теперь въ избыткѣ наполняютъ наши сцены. На актерскую службу смотрѣли какъ на такую, которой надо поучиться. Не легкомысленная, разсѣянная жизнь и не надежда легкой славы манили, значитъ, первыхъ Русскихъ актрисъ на сцену. Ихъ влекло туда призваніе, Да и одно призваніе только и могло помочь имъ преодолѣть всѣ тѣ препятствія, которыя они должны были встрѣтить во всемъ окружающемъ и, можетъ быть, даже въ самихъ себя.

Несмотря на очевидное развитіе даже въ простомъ народѣ любви къ зрѣлищамъ. Въ половинѣ прошлаго вѣка находилось еще немало людей, которые боязливо чурались театра; поступленіе же въ актеры дѣтей или родственниковъ, безъ сомнѣнія, почти всѣ считали бы несмываемымъ позоромъ. Актерство все еще смѣшивалось съ шутовствомъ, гаерствомъ. Актеровъ и актрисъ иначе не называли какъ по уменьшеннымъ именамъ, словно горничныхъ или лакеевъ. Знаменитый Русскій танцовщикъ Публиковъ (одинъ изъ выучениковъ Ланде) такъ и прославился подъ именемъ Тимошки. Мы уже говорили о танцовщицѣ Тимофеевой, которую просто звали «Авдотьей». При такомъ отношеніи общества къ актерамъ, надо было конечно немало рѣшимости, чтобы сдѣлаться актрисой, особенно людямъ болѣе или менѣе привелигированнаго сословія. Первыя Русскія актрисы не высоко стояли на ступеняхъ общественной лѣстницы, но все же три изъ нихъ (Ананьины и Мусина-Пугакина) были офицерскія дочери, а Tpoeпольская — жена мелкаго гражданскаго чиновника. Когда Лукинъ хотѣлъ поставить на сцену въ шистидесятыхъ годахъ свою пьесу «Награжденное Постоянство», то оказалось, что исполнительницы женскихъ ролей пьесы Пульхеріи и Маріи отказались играть, отозвавшись, что имъ приходится «въ мужеское платье наряжаться» и, по ихъ словамъ, «безобразться»^[6]. Очевидно, тутъ дѣло было не въ боязни показаться некрасивыми въ мужскомъ платьѣ (приходилось же имъ играть напр. роли безобразныхъ старухъ), но въ чувствѣ непристойности явиться публично въ костюмѣ мужчины. Порвавъ съ стариною, первыя Русскія актрисы не могли еще, видно, помириться со всѣми послѣдствіями. которыя налагало на нихъ ихъ новое званіе. Старые взгляды и понятія нѣтъ-нѣтъ да и прорывались у нихъ. Но тѣмъ больше имъ чести и славы, что онѣ съумѣли превозмочь всѣ помѣхи и внутреннія, и внѣшнія и подали собою первый примѣръ, поступивъ въ актрисы уже не малолѣтними, несмысленными дѣвочками, но взрослыми дѣвушками съ воли. Починъ здѣсь былъ своего рода заслугой, и этой заслуги исторія театра не забудетъ.

Впрочемъ относительно Троепольской замѣтимъ одно обстоятельство. Она поступала на сцену не одна. Вмѣстѣ съ нею вышелъ на сценическіе подмостки и ея мужъ, регистраторъ сенатской типографіи Алекс. Ник. Троепольскій. Гдѣ и когда произошли дебюты ихъ — лѣтописцы театра показываютъ настолько различно, что слишкомъ смѣло было бы на основаніи имѣющихся пока данныхъ отвѣчать точно и опредѣлительно. Лучше всего введемъ читателя въ разсмотрѣніе самыхъ источниковъ и затѣмъ, сдѣлавъ къ нимъ возможныя поправки, хоть сколько-нибудь укажемъ, насколько заслуживаютъ сообщаемыя извѣстія довѣрія.

Источники касательно первыхъ лѣтъ артистической карьеры Троепольской рѣзко дѣлятся на двѣ группы. Къ первой относятся показанія Штелина и П. Сумарокова, ко второй принадлежатъ свидѣтельства Носова и отчасти князя Шаховскаго.

Штелину и Сумарокову, какъ самымъ раннимъ лѣтописцамъ (изъ нихъ Штелинъ былъ даже современникомъ описываемыхъ событій) должно быть отведено первое мѣсто. Ихъ разсказъ простъ и немногословенъ. Троепольскіе, мужъ и жена, начали свою карьеру въ Москвѣ на томъ самомъ первомъ Московскомъ театрѣ, который возникъ подъ покровительствомъ Московскаго университета почти въ тоже время, что и Петербургскій. Тутъ играли Михайлова, Базилевичъ, Булатницкій, студенты университета: Фонъ-Визинъ, Я. И. Булгаковъ и другіе. Между нхімы Троепольская уже тогда замѣтно выдѣлялась своимъ трагическимъ дарованіемъ, такъ что. когда но повелѣнію императрицы въ 1759 году явились въ Москву для образованія тамошняго театра, Ѳ. Волковъ и Шумскій, имъ уже нечего было «отьискивать» ее, какъ говоритъ Араповъ: ее знала вся Москва. Волковъ скоро «съ неимовѣрнымъ (какъ свидѣтельствуютъ позднѣйшіе лѣтописцы) успѣхомъ» образовалъ театръ, до него, повидимому, носившій полулюбительскій характеръ. Но театръ этотъ просуществовалъ недолго, всего какихъ-нибудь два года и послѣ того разстроился. Извѣстность Троепольскихъ за это короткое время дошла однако до такой степени, что ихъ (быть можетъ, по разсказамъ Волкова или Шумскаго) знали уже въ Петербургѣ. Когда Московскій театръ рушился, ихъ тотчасъ же выписали изъ Москвы, и въ 1761 году они были «причтены къ С.-Петербургскому Россійскихъ актеровъ обществу»^[7].

Совершенно иначе разсказываютъ о первоначальной дѣятельности Троепольской князь Шаховской и Носовъ. Носовъ при этомъ обставляетъ свой разсказъ особенно-интересными подробностями.

Татьяна Михайловна — разсказываетъ онъ (замѣтимъ, со словъ Дмитревскаго — была ученицей Ѳед. Гр. Волкова. Она дебютировала впервые 15-го Февраля 1757 г. на театрѣ новаго Зимняго дворца въ Петербургѣ ролью Семиры въ трагедіи того же названія Сумарокова. Сама императрица и ея придворные были зрителями этого спектакля. «Величественный ростъ Троепольской, важное Греческое лицо, голосъ, пантомима и тѣлодвиженія безъ кривлянья, говоръ безъ крика — все обратило на нее вниманіе»^[8], и она имѣла успѣхъ несомнѣнный. По прошествіи Великаго поста, 14-го Апрѣля того же года, она выступила во второй разъ и все въ той же роли Семиры, а черезъ два дня, 16-го Апрѣля, состоялось третье представленіе съ ея участіемъ. Шла трагедія Сумарокова «Синавъ и Труворъ». Троепольская играла Идьмену, впослѣдствіи лучшую изъ своихъ ролей. Синава исполнялъ Волковъ, Трувора — Дмитревскій. «Нельзя описать, разсказываетъ Носовъ, какъ она вела ту сцену, гдѣ входитъ вѣстникъ и разсказываетъ о смерти князя Трувора, жениха ея; отчаяніе, плачъ и рыданіе пронзали до глубины сердца чувствительныхъ зрителей, кой проливали слезы вмѣстѣ съ несчастною Ильменой». Спектакль этотъ рѣшилъ принятіе Троепольской на службу. Она была зачислена въ труппу съ того же самаго дня — 16-го Апрѣля, съ жалованьемъ въ 500 р. Спустя десять дней, 26-го Апрѣля, дебютировалъ и ея мужъ въ роли грѣшника Гаѳанаила въ пьесѣ св. Дмитрія Ростовскаго «Кающійся Грѣшникъ»^[9] и также былъ принятъ на сцену съ жалованьемъ въ 300 р. Такимъ образомъ, по свидѣтельству Носова, оказывается, что Троепольскіе начали свою службу не въ Москвѣ, а въ Петербургѣ; здѣсь Татьяна Михайловна достигла разцвѣта своей славы и, уже знаменитой трагической актрисой, переѣхала въ 1759 года въ Москву, когда, по соизволенію императрицы Елисаветы, Волковъ, огобравъ артистовъ изъ Петербургской труппы, отправился съ ними устраивать Московскій театръ. Въ своей Хроникѣ Русскаго театра, Носовъ приводитъ много Петербургскихъ афишъ до 1759 года, гдѣ имя Троепольской упоминается чуть ли не подъ каждой значительной ролью въ трагедіяхъ. Съ другой стороны онъ не менѣе подробно описываетъ и составъ труппы, отдѣленной для Московскаго театра, и даже указываетъ день ея отъѣзда — 6-го Марта 1759 года^[10]. Въ труппѣ встрѣчаемъ имена Ольги Шумской. Головой, Анны Поповой, Новиковой, Алексѣя Попова, Шумскаго, Гаврилы Волкова, Сѣчкарева, Голова, многихъ другихъ, и между ними на первомъ мѣстѣ имя мужа Татьяны Михайловны А. H Троепольскаго, изъ Москвы, по разсказу Носова, Троепольскіе возвратились въ Петербургъ лишь въ 1763 г., будучи вызваны оттуда императрицей Екатериною^[11].

Для оцѣнки того, насколько достовѣрны эти свѣдѣнія Носова, необходимо припомнить, что какъ біографію Троепольской онъ писалъ по устнымъ воспоминаніямъ ея сослуживца Дмитревскаго, такъ и «Хроника Русскаго Театра» составлена имъ по исторіи театра того же Дмитревскаго. Несостоятельность первой части этой хроники (до половины прошлаго вѣка) теперь указана до очевидности; но это еще не значитъ, что также несостоятельна и вторая, гдѣ Носовъ черпалъ, такъ сказать, изъ первыхъ рукъ, такъ какъ Дмитревскій хорошо зналъ все касающееся театра послѣ 1752 года. И здѣсь впрочемъ встрѣчается немало очень грубыхъ ошибокъ^[12], но численыя ошибки легко объяснимы. Дѣло въ томъ, что первый экземпляръ исторіи театра Дмитревскаго сгорѣлъ въ пожарѣ Академіи, и ему приходилось возстановлять свой трудъ, что и было имь исполнено черезъ двѣнадцать лѣтъ. Можно думать, значитъ, что у него не было полной черновой тетради, а возстановляя работу свою по памяти, онъ могъ легко ошибиться въ числахъ, даже въ цѣлыхъ годахъ. Но предоставляемъ судить самому читателю, возможно ли думать, чтобы Дмитревскій позабылъ, а Носовъ, заимствуя у него, спуталъ такіе крупные, основные факты, какъ первоначальные успѣхи Троепольской въ Петербургѣ и затѣмъ отъѣздъ ея въ Москву.

Нельзя умолчать, что разсказъ Носова нѣкоторыми своими чертами сходится еще съ однимъ свидѣтельствомъ — свидѣтельствомъ князя Шаховскаго. Свѣдѣнія сообщаемыя этимъ лѣтописцемъ настолько однако своеобразны по своимъ ошибкамъ, что лучше всего привести ихъ въ подлинникѣ: «Въ 1758 году, разсказываетъ князь Шаховской, Волковъ по высочайшей волѣ отправленъ былъ въ Москву для заведенія и тамъ Русскаго театра. Исполнивъ это, Волковъ въ 1757 году возвратился въ Петербургъ, гдѣ и нашелъ Русскій театръ въ самомъ блестящемъ видѣ, подъ главнымъ начальствомъ Сумарокова, который съ помощью страстнаго любителя искусства и самого актера Вас. Ильича Бибикова, отыскалъ на роли трагическихъ любовницъ T. М. Троепольскую, жену мелкаго гражданскаго чиновника. Она первая играла Ѳемиру, къ восхищенію всѣхъ зрителей. Вскорѣ потомъ вступили на придворный театръ Агр. Михайловна, вышедшая за Дмитревскаго и Авд. М. Михайловы — обѣ превосходныя актрисы»^[13]. Въ этомъ разсказѣ Шаховскаго, что ни слово, то ошибка. Несомнѣнно установлено источниками, что Волковъ отправился для устройства театра въ Москву въ 1759 году и слѣдовательно не могъ возвратиться оттуда. исполнивши свою задачу, въ 1757 году. Bac. Ильичъ Бибиковъ, какъ это ясно доказалъ Лонгиновъ^[14], не могъ отыскать Троепольскую, такъ какъ въ 1757 году онъ былъ еще почти мальчикомъ. Троенольская далеко не первая играла Семиру, такъ какъ трагедія эта была поставлена на сцену гораздо ранѣе 1757 года. Въ довершеніе всего, кн. Шаховской сдѣлалъ грубѣйшую ошибку, назвавъ Михайловой Агрипину Мусину-Пушкину. Но оставивъ въ сторонѣ всѣ эти погрѣшности, замѣтимъ, что онъ все-таки подобно Носову утверждаетъ, что Троепольская начала свое сценическое поприще въ Петербургѣ и слѣдовательно нѣкоторымъ образомъ подкрѣпляетъ показанія Носова.

Мы потому такъ подробно остановились на разборѣ свидѣтельства князя Шаховскаго, что, несмотря на свои очевидныя нелѣпости, показаніе это, къ удивленію, довольно часто повторялось позднѣйшими историками, которые, думая согласенъ его съ другими разсказами (Носова, П. Сумарокова и Штелина) производили невообразимую путаницу. Таково между прочимъ повѣствованіе Арапова. Мы не будемъ, конечно, его разбирать тѣмъ болѣе, что оно уже подробно оцѣнено Лонгиновымъ^[15], и прямо обратимся къ тѣмъ выводамъ, которые слѣдуютъ изъ разсмотрѣнныхъ нами источниковъ.

На поставленный вначалѣ вопросъ, гдѣ начала свою карьеру Троепольская, въ Москвѣ или Петербургѣ, повторяемъ еще разъ, всякій положительный отвѣтъ былъ бы, по нашему мнѣнію, произвольнымъ. Какимъ бы мутнымъ источникомъ ни считали мы хронику Носова, мы только тогда въ правѣ будемъ рѣшительно сказать, что правъ Штелинъ и П. Сумароковъ, когда точными свидѣтельствами установимъ невѣрность показаній Носова именно въ данномъ cлучаѣ относительно Троепольской, чего теперь сдѣлать нельзя. Пока же изъ нашихъ источниковъ вытекаетъ лишь одинъ вполнѣ несомнительный фактъ: гдѣ бы ни начинала Троепольская свою карьеру, она_} какъ бы то ни было, принимала ближайшее участіе въ образованіи Московскаго театра, была одной изъ лучшихъ сотрудницъ Волкова и въ теченіи цѣлыхъ трехъ лѣтъ поддерживала своимъ талантомъ юную Московскую сцену, воспроизводя передъ Москвичами лучшія изъ созданій современной ей Русской и иностранной драматургіи.

Намъ предстоитъ теперь выяснить себѣ, въ чемъ заключалась ея артистическая индивидуальность.

Не только по времени, но и, какъ надо думать, по своему эстетическому воспитанію, Троепольская всецѣло принадлежала къ Сумароковскому періоду Русскаго театра. Какъ драматургія, такъ и сценическое искусство этого періода были насквозь пропитаны ложью псевдо-классической теоріи. «Аффектація», неестественный паѳосъ, соединяющійся съ холоднымъ, расплывчатымъ резонерствомъ, отличали равно актеровъ и драматурговъ. Сумароковъ безусловно восхищался Троепольской, какъ актрисой: значитъ, она вполнѣ отвѣчала ого требованіямъ. Аксаковъ со словъ Шушерина разсказываетъ, что ея отличительной чертой была излишняя горячность; она часто впадала въ крикливость и утрировку, отъ которой Шушеринъ будто бы старался ее отучить^[16]. Лонгиновъ доказалъ, что Шушеринъ не могъ играть съ Троепольской; но разсказы объ ея крикливости и утрировкѣ, кажется, вѣрны. Троепольская не была актрисой опережающей свой вѣкъ, она не могла создать новой школы, новыхъ пріемовъ исполненія; но, какъ актриса извѣстной уже установленной другими школы, была во всякомъ случаѣ замѣчательна.

Много значило уже то, что она владѣла прекрасными Физическими данными. Величественный станъ ея, выразительное, красивое лице необыкновенно шли къ ролямъ трагическихъ героинь, сразу предрасполагая зрителей въ ея пользу. Голосъ же послушный и пріятный помогалъ передавать ей всѣ чувства изображаемыхъ лицъ, и она умѣла «приводить зрителей въ содроганіе и ужасъ», какъ того хотѣла. Знатоки дѣла ставили ее не ниже современныхъ западныхъ знаменитостей и сравнивали съ Клеронъ, Дюмениль, Лекуврёръ. «Недавно (читаемъ въ одной изъ тогдашнихъ театральныхъ рецензій) здѣсь на придворномъ императорскомъ театрѣ представлена была „Синавъ и Труворъ“, гр. Сумарокова….. Нѣтъ нужды выхвалять сего почтеннаго автора сочиненій… Что же касается до актеровъ, представлявшихъ сію трагедію, то надлежитъ отдать справедливость, что г. Дмитревскій и г-жа Троепольская привели зрителей въ удивленію. Нынѣ ужъ въ Петербургѣ не удивительны ни Гаррики, ни Лекены, ни Госсенши. Пріѣзжающіе вновь Французскіе актеры и актрисы то подтверждаютъ….^[17].

Важной особенностью Русской актрисы было еще то, что исполняя трагическія роли, она занимала и первыя роли въ комедіяхъ. Въ шатѣ 1767 года такъ и значится: Т. М. Троепольская играетъ первыя роли въ трагедіи и комедіи съ жалованьемъ въ 200 рублей»^[18]. Клара въ Сумароковскомъ «Нарцисѣ». Ангелика въ его же «Ядовитомъ» и Изабелла въ «Лихоимцѣ» были созданы ею. Она играла бытовую роль купеческой дочери Танюши въ утраченной пьесѣ Волкова «Всякій Еремей про себя разумѣй», роль «говоруньи» Пульхеріи въ к. Лукина «Пустомеля», исполняла, наконецъ, если вѣрить хроникѣ Носова, и Мольеровскую Селимену, одну изъ труднѣйшихъ ролей женскаго комическаго репертуара, гдѣ нужно особое искусство, чтобы передать ту граціозную прелесть кокетства, которая составляетъ существенную черту характера Селимены. Необходимо впрочемъ замѣтить, что большинство ролей Троепольской въ комедіяхъ не были, строго говоря, комическими. Она занимала тамъ лишь амплуа молодыхъ любовницъ, т.-е. роли съ легкимъ драматическимъ оттѣнкомъ, нѣсколько подходящія къ тѣмъ, что составляли ея спеціальность — къ трагическимъ ролямъ, исполненіе которыхъ и прославило имя артистки.

Просматривая списокъ этихъ послѣднихъ ролей, какъ его можно составить по источникамъ, легко сдѣлать одно интересное наблюденіе. Троепольская играла по преимуществу роли такъ называемыхъ «молодыхъ принцессъ», изображала, слѣдов. въ большинствѣ случаевъ дѣвушекъ, которыя полюбили въ своей жизни впервыя, любовь которыхъ отличается особенной нѣжностью и мягкостью. Это не значитъ, конечно, что она не могла исполнять роли болѣе пожилыхъ женщинъ, уже извѣдавшихъ жизнь, которыя любятъ, если не глубже, то какъ-то сильнѣе, могучѣе: она, вѣроятно, потому только не играла ихъ, что умерла молодой. А какая же была надобность переходить на болѣе пожилое амплуа, когда физическія средства все еще подходили къ изображенію молодыхъ лицъ? Въ своемъ амплуа Троепольская, какъ свидѣтельствуютъ лѣтописцы, и не имѣла соперницъ на Русской сценѣ, была во многихъ роляхъ превосходна, а въ нѣкоторыхъ неподражаема, напримѣръ въ Ильменѣ, Герміонѣ, Эсѳири и Сарѣ Сампсонъ^[19]. Пальмира въ Вольтеровомъ «Магометѣ», Химена въ «Цидѣ» Корнеля, Юлія въ траг. Вейсе «Ромео и Юлія», Альзира и Заира въ тр. того же названія Вольтера, г-жа Беверлей въ драмѣ «Веверлей»^[20] — вотъ роли, характеризующія репертуаръ Троепольской. О героиняхъ Сумароковскихъ трагедій и говорить нечего; она создала ихъ всѣ, начиная съ Оснельды въ «Хоревѣ» и Офеліи въ «Гамлетѣ и кончая Ольгой въ „Мстиславѣ“. Но лучшимъ изъ всѣхъ ея созданій, вѣнцомъ ея славы была роль Ильмены въ „Синавѣ и Труворѣ“. Мы уже говорили съ разсказа Носова, какъ превосходно вела она особенно ту сцену, когда Ильмена узнаётъ о смерти своего возлюбленнаго. Ильмену Троепольская играла между прочимъ въ тотъ достопамятный спектакль, когда только что воротившійся изъ чужихъ краевъ Дмитревскій впервыя выказавъ Петербургской публикѣ плоды своего изученія западно-европейскихъ образцовъ сценическаго искусства. Какъ ни велико было обаяніе, произведенное въ этотъ вечеръ на публику Дмитревскимъ, Троепольская не стушевалась. Чуть ли не на этотъ именно спектакль авторъ трагедіи, Сумароковъ, написалъ ей стихи, въ которыхъ такъ прославилъ ея искусство:

Не похвалу тебѣ стихами соплетаю,

Ниже прельщенъ тобой, съ тебѣ въ любви я таю,

Ниже на Геликонъ ласкаясь возлетаю,

Ниже ко похвалѣ я зрителей влеку,

Ни къ утвержденію ихъ плеска я теку;

Едину истинну я только изреку.

Достойно Росскую Ильмену ты сыграла.

Россія на нее слезъ токъ лія взирала,

И зрѣла, какъ она, страдая, умирала.

Пуская Дмитревской вздыханіе и стонъ,

Явилъ Петрополю красы котурна онъ.

Проснулся и пришелъ на Невскій брегъ Баронъ.

А ты съ пріятностью прелестныя Венеры,

Стараясь превзойти похвалъ народныхъ мѣры,

Достигни имени преславной Лекувреры¹).

¹) Соч. Сумарокова, т. IX, стр. 171. Стихи написаны на спектакль 16-го Ноября 1766 года.

Кромѣ Троепольской одинъ только Дмитревскій удостоился получить отъ Сумарокова подобную же похвалу въ видѣ стихотворнаго посланія. Только таланты этихъ артистовъ слѣдовательно его особенно поразили, несмотря на всю строгость и придирчивость его критики. Это не лишено интереса, Значитъ, Троепольская и Дмитревскій своей игрой вполнѣ отвѣчали его эстетическому вкусу: будь иначе, онъ разразился бы на нихъ но обыкновенію самыми горячими нападками. Очевидно, они всѣ трое составляля изъ себя своего рода театральный тріумвиратъ, принадлежа къ одной сценической школѣ, неизмѣнно идя рука объ руку другъ съ другомъ въ своемъ служенія искусству. По отношенію къ Троепольской эта тѣсная связь ея дѣятельности съ дѣятельностью Сумарокова какъ-то особенно рѣзко бросается въ глаза. Ея послѣднею ролью была роль Ольги въ послѣдней же трагедіи Сумарокова „Мстиславъ“, и послѣ девятаго представленія этой трагедіи она скончалась еще молодой женщиной. Огходилъ въ вѣчность Сумароковскій періодъ Русскаго театра, и вмѣстѣ съ нимъ угасла и лучшая представительница этого періода, Троепольская.

Здоровье Татьяны Михайловны давно уже возбуждало серьезныя опасенія. Она страдала недугомъ, медленно, постепенно подтачивавшимъ ея силы — чахоткою. Къ началу семидесятыхъ годовъ болѣзнь явно стала принимать все большіе и большіе размѣры. Троепольская однако крѣпилась и все играла. 16-го Мая 1774 г. была поставлена на придворномъ театрѣ новая трагедія Сумарокова, „Мстиславъ“. Какъ ни дурно себя чувствовала Татьяна Михайловна, она взялась за роль Ольги» Но силы ей окончательно измѣняли. «Вывшая при дворѣ актриса», читаемъ объ этомъ спектаклѣ въ «Драматическомъ Словарѣ», «г-жа Троепольская, представляя роль Ольги, плѣняя умы зрителей, въ послѣдній разъ оставляетъ сцену»^[21]. На другой же день послѣ представленія она встала совершенно ослабленной и ясно увидѣла, что не можетъ долѣе играть. Тогда только рѣшилась она просить объ увольненіи отъ службы съ тѣмъ, чтобы поѣхать лѣчиться, какъ разсказываетъ Носовъ, «на Русскія минеральныя воды». Но было уже поздно. Императрица, конечно, уважила всеподданнѣйшую просьбу своей любимой артистки и даже повелѣла дать въ ея пользу представленіе, но представленію этому не суждено было состояться. Уже назначили піесу, трагедію В. И. Майкова «Фемистъ и Іеронима», еще въ 1773 г., представленную имъ на театръ и подаренную Троепольской; разучили роли, объявили бенефисъ на 23 Мая. Но передъ самымъ началомъ представленія, въ своей уборной, Троепольская нежданно скончалась^[22]. Публика, наполнившая театръ, не увидѣла уже своей любимицы, и самой трагедіи Майкова со смертію Троепольской не суждено было узрѣть сценическихъ подмостокъ. Сумароковъ въ особомъ посланіи къ Дмитревскому оплакалъ смерть той, которая такъ хорошо воплощала въ себѣ созданные имъ образы. Посланіе это одно изъ слабыхъ стихотвореній «Русскаго Расина», но оно не лишено чувства:

Въ сей демь скончалася, и нѣтъ ея теперь,

Прекрасна женщина и Мельпомены дщерь,

И охладѣли ужъ ея младые члены,

И Троепольской нѣтъ, сей новыя Ильмены.

Елиза да живетъ на свѣтѣ больше лѣтъ;

Она осталася, но Троепольской нѣтъ.

Живущія игрой къ увеселенью свѣта:

Ей память вѣчная, Елизѣ многи лѣта!

Да веселитъ она игрою нашъ народъ,

Я чтобы міръ изрекъ: Елизѣ сотый годъ.

А ты, мой вѣрный другъ, игравши намъ Мстислава.

Кѣмъ днесь моя умножилась въ Россіи слава,

Старайся, чтобы нашъ театръ не палъ на вѣкъ;

А такъ какъ жалостный и добрый человѣкъ,

Восплачь, восплачь со мной о той и воспечались,

Которой роли всѣ на свѣтѣ окончались ¹).

¹) Соч. Сумарокова, ч. IX, стр. 91.

Мѣсто Троепольской по сценѣ заступила Елисавета Ѳедоровна Иванова. (Вѣроятно, ее разумѣлъ Сумароковъ подъ именемъ «Елизы».) Но ей не удалось замѣнить свою предшественницу, по крайней мѣрѣ въ глазахъ знатоковъ. Они ставили ее ниже Троепольской, и посреди похвалъ расточаемыхъ новой актрисѣ, съ сожалѣніемъ вспоминалось имя старой любимицы публики^[23]. Иванова во всѣхъ отношеніяхъ, кажется, представляла собой типъ новой актрисы. Авторамъ теперь уже нечего было бояться, что ихъ піесы не пойдутъ изъ-за того, что исполнительницы женскихъ ролей стыдятся одѣться въ мужское платье. Пора дѣтскаго возраста для театра проходила. Нарождались новыя эстетическія понятія, нарождались и новые театральные нравы…

Мужъ Троепольской, А. Н. оставилъ сцену, повидимому, еще ранѣе Татьяны Михайловны. Умеръ-ли онъ или только отказался отъ актерства, но уже въ штатѣ 1767 г. его имя не встрѣчается. Нaсколько можно судить, Троепольскій ничѣмъ не выдѣлялся изъ числа посредственныхъ актеровъ, но тѣмъ не менѣе ему доставались важныя роли. Онъ игралъ Пирра, Магомета, Гусмана въ «Альзирѣ», дона Родриго въ «Цидѣ», Хорева, Аскольда. Какими однако выходили эти лица въ его исполненіи, объ этомъ нѣтъ извѣстій.

Намъ остается прибавить, что преданія о сценической славѣ Троепольской пятьдесятъ лѣтъ спустя послѣ ея смерти внушили знаменитому Русскому водевилисту, Н. И. Хмѣльницкому одинъ изъ лучшихъ и граціознѣйшихъ его водевилей «Актеры между собой», гдѣ Троепольская выведена въ сообществѣ съ товарищами ея мужа по сценѣ, Поповымъ и Шумскимъ. Приглашеніе на имянины его жены, только что пріѣхавшей въ Петербургъ, они думаютъ встрѣтить въ ней смѣшную провиціалку и вдоволь надъ ней посмѣяться. Между тѣмъ Троепольская, узнавъ объ этомъ, сама дурачитъ ихъ самымъ безпощаднымъ образомъ, явившись каждому по одиночкѣ: Попову въ видѣ княгини, Шумскому въ видѣ служанки и заставивъ ихъ обоихъ влюбиться въ себя по уши. Троепольскій выведенъ въ видѣ бездарнаго и неуклюжаго супруга талантливой и граціозной женщины. Роль же самой Троепольской, вслѣдствіе ея превращеній то въ княгиню, то въ служанку, представляетъ хорошій актрисѣ превосходный случай выказать во всемъ блескѣ свой талантъ и веселость. Водевиль Хмѣльницкаго очень долго держался на сценѣ, представляя собой какъ бы отголосокъ былой славы Троепольской. Еще въ началѣ пятидесятыхъ годовъ его давали на Московскомъ театрѣ. Теперь онъ уже окончательно забытъ и сданъ въ театральный архивъ.

А. Н. Сиротининъ.

"Русскій Архивъ", № 3, 1887

---

1. Гречъ. Ист. Рус. Лит., стр. 85.
2. Лѣтъ. Рус. театра князя Шаховскаго. «Репертуаръ» 1840 г. т. I, стр. 2.
3. Сумароковъ вслѣдствіе ошибочнаго разсчета приводитъ 1752 г.; но если первыя актрисы были приняты черезъ годъ послѣ отдачи Ярославцевъ въ кадетскій корпусъ (въ чемъ согласны и другіе источники), то это было въ 1753 г., такъ какъ Ярославцы появились въ Петербургѣ лишь въ 1752 г. Именно въ 1753 г. дворъ и находился почти все время въ отсутствіи изъ Петербурга.
4. «Отеч. Зап.» 1822 г. № 32, стр. 307. Эту Авдотью многіе явно смѣшиваютъ съ Авдотьей Михайловой. Оттого, вѣроятно, и произошло разнорѣчіе въ показаніяхъ лѣтописцевъ театра. Одни говорятъ, что Михайлова начала свою службу въ Москвѣ и затѣмъ уже въ началѣ 60-хъ годовъ перешла въ Петербургъ; другія же, смѣшивая ее съ той «Авдотьей», о которой говоритъ Сумароковъ, утверждаютъ, что она начала свою карьеру въ Петербургѣ, затѣмъ переѣхала въ Москву и потомъ уже вернулась снова въ Петербургъ.
5. Штелинъ («С.-Петербургскій Вѣстникъ» 1779 г., ч. IV, стр. 93—94) называетъ Пушкину въ числѣ Московскихъ актрисъ, но это аоказаніе ничЬмъ другимъ не подтверждается.
6. Соч. Лукина, изд. 1868 г. стр. 102.
7. «С-Петербургскій Вѣстникъ» 1779 г. ч. 1Т, стр. 93—94 и «От. Зап.» 1822 г., № 32, стр. 311.
8. «Театр. и музыкальный Вѣстн.» 1857 года № 12.
9. Такъ значится въ «Хроникѣ» (стр. 101). Въ своей же статьѣ о Троепольскихъ. Носовъ передаетъ, что первый дебютъ Троепольскаго былъ въ роли Орфея въ мелодр. «Орфей и Евридика». Въ «Хроникѣ» этотъ спектакль значится подъ 12 Мая 1757 года.
10. Хроника Носова, стр. 148—149.
11. «Театр. и музык. Вѣстн.» 1857 г. № 12. Въ «Хроникѣ» въ Петербургскихъ афишахъ имя Троепольской послѣ четырехлѣтняго перерыва появляется впервыя подъ 23 Апрѣля 1763 г. въ роли Изабеллы въ «Менехмахъ» Реньяра. Затѣмъ спустя 4 мѣсяца она уже играетъ 31 Августа 1763 г. снова въ Москвѣ въ переводной пьесѣ Дмитревскаго «Честный Преступникъ» роль Амаліи. Къ концу года она опять появляется въ Петербургѣ и теперь надолго. Замѣтимъ, что въ 1763 г. Троепольская не могла играть въ «Менехмахъ», такъ какъ они были даны впервыя — 9 Декабря 1783 г. (Др. Сл. 1787 г. стр. 79).
12. Кромѣ указанной ошибки съ «Менехмами», отмѣтимъ по отношенію къ Троепольской еще одну. Она, оказывается, 11-го Октября 1762 г. играетъ въ тр. Сумарокова «Мстиславъ», тогда какъ эта трагедія была написана двѣнадцатью годами позднѣе, въ 1774 году.
13. Репертуаръ 1840 г. Т. I, стр. 45.
14. Русскій Архивъ 1870 г. стр. 1353.
15. Русскій Архивъ 1870 г. стр. 1353—1355.
16. Сем. Хроника и Восп. С. Т. Аксакова, изд. 1879 г. стр. 463 и 456.
17. „Пустомеля“, журналъ 1770 г. стр., 108—109.
18. «Русск. Талія», альман. 1825 г., Булгарина.
19. Театр. и Муз. Вѣстн. 1857 г. № 12.
20. Въ «Драм. Слов. 1787 г.». стр. 24, объ исполненіи Троепольской этой роли находимъ слѣдующую отмѣтку: «Ролю г-жи Беверлей представляла на тогдашнее время (въ день перваго представленія, 11-го мая 1772 г.) первая придворнаго театра актриса Троепольская, и послѣ онаго къ совершенной потерѣ публики вскорѣ похищена была смертью».
21. Др. Сл. 1787 г., стр. 83.
22. Др. Сл. 1787 г., стр. 151 и Театр. и муз. Вѣст. 1857 г. № 12. П. Сумароковъ и за нимъ Гречъ совершенно невѣрно обозначаютъ годомъ кончины Троепольской 1767 г.
23. От. Зап. 1822 г., № 32, стр. 388 и «Русская Талія» Булгарина.