Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Такъ называемая либеральная пресса по поводу событія 1-го марта.
правитьПетербургскій бюрократизмъ и петербургскій такъ-называемый либерализмъ — одного поля ягоды. Оба законнорожденныя дѣтища темныхъ сторонъ петербургскаго періода нашей исторіи. Они могутъ порою враждовать между собою, но «милые бранятся — только тѣшатся». Ихъ связываетъ другъ съ другомъ единство происхожденія и общая антипатія ко всякому живому проявленію русской національной стихіи, всякому самобытному движенію русскаго народнаго духа, всякой свободѣ органическаго самороста Россіи. На этой почвѣ инстинктивной вражды равно сходятся и бюрократа, и такъ-называемые либералы, и — какъ это ни покажется страннымъ — ваши нигилисты. Всѣ они равно презираютъ Русскій народъ и смотрятъ на «народныя массы» какъ на удобный матеріалъ для лѣпки разныхъ фигуръ по образу и подобію того или другаго иностраннаго государства, французской ли буржуазіи, англійской ли аристократіи, «международнаго» ли рабочаго союза, и т. д. Всѣ равно состоять въ отрицательномъ отношеніи къ русской народности, не вѣдаютъ ея, не признаютъ за нею никакихъ правъ на самостоятельное развитіе. Всѣ они не болѣе какъ разновидности вашего западничества или европейничанья Какъ внѣшнія выраженія внутренней болѣзни, они безъ сомнѣнія имѣютъ свой raison d'être, свою логическую причину бытія, но на нихъ и надо смотрѣть какъ на явленія нашего худосочія. Хорошо, что недугъ выходитъ наружу, но было бы безумно вгонять его внутрь или лѣчить насъ этими же именно худыми соками!..
Если, быть-можетъ, наши «либералы» и бюрократы оскорбятся такимъ сопричисленіемъ къ нимъ, въ настоящее время, «нигилистовъ», то мы" пожалуй, и отдѣлимъ послѣднихъ, дота мы разумѣемъ здѣсь не нигилистовъ-террористовъ, а нигилистовъ мирныхъ и по правдѣ сказать затрудняемся провести рѣзкую грань между ними и «либералами»: по нашему мнѣнію преимущество послѣдовательности на сторонѣ нигилистовъ. Какъ бы то ни было, но въ тѣ торжественныя мгновенія нашей исторіи, когда какъ будто пробуждается духъ народный и грозитъ смести все наносное, фальшивое съ лица Русской земли, эти хозяйничающія надъ Русью фракціи западничества сплачиваются тѣсно противъ общей опасности и поднимаютъ крикъ: «караулъ! къ порядку! полиція, чего смотришь? нападки на интеллигенцію! будятъ грубые инстинкты массъ! Бери въ часть, во имя либерализма и цивилизаціи»! Этого рода либеральные крики раздавались и раздаются въ нашихъ «либеральныхъ» салонахъ, да и въ «либеральной» печати. Они напоминаютъ намъ положеніе самой Россіи относительно Западной Европы: Россію оскорбляютъ; она, претерпѣвъ до конца, рѣшается обнажить мечъ въ свою защиту, или идетъ освобождать порабощенный славянскій народъ, — вся просвѣщенная Европа составляетъ коалицію и до надсада въ горлѣ вопитъ о крестовомъ походѣ противъ Россіи — «во имя свободы и цивилизаціи». И нельзя сказать, чтобъ эти европейскіе вопли не оказывали своего дѣйствія на умы нашихъ россійскихъ правителей — изъ бюрократовъ и либераловъ.
То же самое отчасти повторяется и у насъ, внутри Россіи, по отношенію къ проявленіямъ русскаго народнаго чувства и мысли. Ужасное событіе совершилось на Руси, — поругана ея честь, насилована ея свобода… Русскій народъ оскорбленъ въ самомъ святомъ своемъ чувствѣ. Онъ инстинктивно сознаетъ, что какое-то, по самому существу духа чуждое, враждебное ему начало искажаетъ его бытіе, расшатываетъ власть, допускаетъ вторженіе постороннихъ, разлагающихъ элементовъ… И едва лишь мыслящая и чувствующая заодно съ народомъ печать приступаетъ къ анализу причинъ настоящаго скорбнаго положенія и всѣхъ такъ-называемыхъ современныхъ (вѣяній", какъ «либералы» уже трубятъ о «бѣломъ террорѣ» и о «бѣлой коммунѣ». «Мы-де интеллигенція; всякій нападающій на насъ, либераловъ, нападаетъ на порядокъ, на интеллигенцію, на просвѣщеніе», и т. д. Да что такое «интеллигенція», прежде всего? откуда она начинается? Наши православные священники — интеллигенція или нѣтъ? Почему наши псевдо-либералы считаютъ себя интеллигенціей по преимуществу, словно какимъ-то генералитетомъ отъ интеллигенціи? Потому ли что твердятъ зады «послѣднихъ словъ» европейской науки?.. Если подъ интеллигенціей разумѣть вообще людей образованныхъ и мыслящихъ, то вѣдь редакторъ «Руси», равно и редакторы другихъ непріятныхъ «либераламъ» журналовъ, себя изъ разряда таковыхъ никогда не исключали и не исключаютъ. Не станутъ же они возбуждать «грубые инстинкты массъ» противъ себя же самихъ?! Если они нападаютъ на «интеллигенцію», такъ на интеллигенцію не интеллигентную, на ту литературную и общественную фракцію, которая сама себѣ дала надменныя клички «интеллигенціи» и (либераловъ", хотя ужъ конечно не имѣетъ ни малѣйшаго права на такія наименованія и менѣе кого-либо въ мірѣ можетъ считать себя носительницей народнаго русскаго самосознанія и защитницей народной русской свободы….
Никогда такъ рѣзко, какъ теперь, не выставлялось наружу то затаенное различіе, которое лежитъ въ основѣ воззрѣній самозванно-либеральнаго лагеря съ бюрократическимъ вмѣстѣ, я людей русскаго образа мыслей. Вся мнимо-либеральная петербургская пресса, съ ея подобострастными отголосками въ Москвѣ, пишетъ и дѣйствуетъ словно по лозунгу. Если когда-либо какой народъ имѣлъ право скорбѣть, негодовать, гнѣваться, такъ именно Русскій народъ, и въ настоящую минуту, когда во имя его совершено неслыханное, ужасное злодѣяніе надъ его же вѣнчаннымъ главою и представителемъ, надъ тѣмъ, кто въ то же время — царь-освободитель, царь-благодѣтель своего народа. Если когда-либо какой народъ долженъ былъ почувствовать потребность утвержденія власти, такъ именно теперь, когда учинено посягательство на самый принципъ власти, освященный издревле народнымъ произволеніемъ. И при всемъ томъ этотъ истинно мудрый, исполненный и христіанскаго, и политическаго разума народъ, несмотря на свою великую скорбь и негодованіе, продолжаетъ блюсти общій строй и порядокъ, ниспровергая ожиданія злыхъ безумцевъ, желавшихъ породить смуту. Но онъ ожидаетъ отъ лицъ, держащихъ въ своихъ рукахъ орудіе общественнаго слова и призванныхъ выражать общественное сознаніе, по крайней мѣрѣ сочувствія, участія, уваженія къ этой своей скорби и негодованію; вниманія къ своей потребности видѣть проявленіе твердой, грозной, предупреждающей и карающей власти. Что же наша «либеральная» пресса? Она прямо доказала, что у нея не одна душа и не одинъ разумъ съ народомъ. Отчасти потому, что ей инстинктивно претятъ все, въ чемъ выражается стихія національная, отчасти — страха ради могучаго «вѣянія» народнаго духа, она изъ всѣхъ силъ старается ослабить, понизить діапазонъ народнаго законнаго чувства. Она, въ настоящую минуту, не сумѣла преподать ничего кромѣ внушеній молчалинской добродѣтели: «умѣренности и аккуратности». Читая наши «либеральныя» газеты, можно было бы подумать, что случилось нѣчто заурядное, нисколько не способное волновать душу и кровь русскихъ людей; нѣчто, за что довольно пожурить, потрепать немного за уши, а затѣмъ и возвратиться, да поскорѣе, къ «нормальному», ими намѣченному ходу жизни. Съ какимъ-то накрахмаленнымъ благоразуміемъ продолжаютъ они доказывать ненужность энергическихъ мѣръ къ предупрежденію ужаснѣйшаго изъ золъ, ибо-де это можетъ потревожитъ мирныхъ гражданъ. Да развѣ есть порядочный человѣкъ, который бы захотѣлъ не тревожиться и не быть тревожимымъ въ настоящую минуту! Да развѣ мы недостаточно потревожены этими злодѣяніями, этими подкопами, наконецъ опасностью, не перестающею грозить всему нашему общественному порядку? Развѣ не способствуетъ, пуще всего, нашей тревогѣ именно присутствіе въ нѣкоторыхъ чиновныхъ сферахъ этого фальшиво-либеральнаго духа? Только потревожившись честно, не жалѣя о своемъ комфортѣ, избавимъ мы и себя и Россію отъ дальнѣйшей тревоги..
Образцомъ такого фальшиваго либерализма и по истинѣ лицемѣрнаго отношенія къ скорби, къ правдѣ русскаго чувства служитъ статья въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ», гдѣ редакторы этой газетки возглашаютъ, что статьи «Руси» по поводу событія 1 марта нарушаютъ «молитвенно-горестное настроеніе» настоящей минуты! Не знаемъ, насколько скорбны сердцемъ «Русскія Вѣдомости», но что онѣ скорбны главою, какъ выражалась наша старина про царя Ѳеодора Іоанновича, — это внѣ всякаго сомнѣнія, иначе бы и само фарисейство выразилось поостроумнѣе. «Русскія Вѣдомости» — оберегатели молитвеннаго настроенія!… Такою же заботливостью о тишинѣ, нужной для «благоговѣйныхъ молитвъ» сталъ внезапно одержимъ и «Порядокъ». Онъ пришелъ въ безпокойство и негодованіе по поводу бабы, которая, придя на то мѣсто, гдѣ пораженъ, изувѣченъ, истерзанъ былъ злодѣями Русскій Царь, заплакала и заголосила разныя причитанія злодѣямъ. Эти слова вмѣнены русской крестьянкѣ старшимъ представителемъ «либеральной» прессы, «Порядкомъ», чуть не въ преступленіе, признаны «нарушающими благоговѣніе молящихся», даже опасными, и нашъ либералъ требуетъ отъ полиціи, чтобы она запретила подобныя выраженія горести, — горести, которою объята теперь вся 80-милліонная Россія. А мы такъ жалѣемъ, что это выраженіе горькаго негодованія не проявилось болѣе грандіознымъ образомъ. Еслибъ кликъ этой бабы могъ вырваться одновременно изъ груди всего нашего великана-народа, онъ можетъ-быть отрезвилъ бы бѣшеныхъ юнцовъ, возмнившихъ себя интеллигенціей — призванной учить и руководить Русскій народъ! Этотъ мелкій фактъ такъ характеризуетъ нашихъ «либераловъ», что распространиться болѣе о тонѣ сей прессы нечего. Такого же достоинства, глубокомысліи и силы всѣ ея разсужденіи съ первой строки до послѣдней. Тѣмъ хуже дли нея, конечно, — но не можетъ же она требовать, чтобъ ей слова не находили себѣ отпора!
Есть однако нѣчто болѣе серьезное. Эта самая печать признаетъ настоящую минуту самою благопріятною для успѣха нѣкоторыхъ своихъ европейски-либеральныхъ чаяній. Казалось бы, что именно теперь, когда такъ ярко отдѣлилась эта литературная фракція отъ общаго нравственнаго строи Русскаго народа, ея слова должны бы потерять всякій вѣсъ и значеніе… Но къ сожалѣнію, это не совсѣмъ такъ. По крайней мѣрѣ можно опасаться, что въ петербургской бюрократической средѣ мнѣніе этой, якобы либеральной, прессы можетъ, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ быть признано за мысль И желаніе всей Русской земли. Въ чемъ же это мнѣніе, высказывающееся между строкъ и въ строкахъ, составляющее неизмѣнный припѣвъ, выводъ каждаго разглагольствія по каждому поводу? Въ томъ, что для Россіи необходимо имѣть однородныя либеральныя учрежденія съ Западною Европою, по извѣстному шаблону. Безъ этого-де нельзя найти выходъ изъ настоящаго террора, нельзя возстановить безопасность, нельзя заключать международныхъ договоровъ о выдачѣ политическихъ убійцъ и злодѣевъ, хотя бы они взорвали на воздухъ десятокъ тысячъ людей. А газета «Новости», какъ увидятъ читатели ниже, въ обозрѣніи нашей печати, вѣнчаетъ всѣ эти мечтанія либеральнымъ предложеніемъ: заведя въ Россіи такія однородныя съ Европою учрежденія, гарантировать ихъ общимъ международнымъ контролемъ…
И вотъ такому-то либерализму выискался недавно защитникъ въ лицѣ почтеннаго автора статьи, возражающей въ 79 No «Голоса» на нашъ призывъ — «въ Москву!» напечатанный въ 1 прибавленіи къ 17 No «Руси». Но съ нимъ поведемъ мы рѣчь иную…
Лучшимъ отвѣтомъ съ нашей стороны казался бы намъ — совѣтъ почтенному автору перечесть нашу статью съизнова: однакожъ, во избѣжаніе новыхъ недоразумѣній, постараемся теперь же точнѣе пояснить ему нашу мысль.
Авторъ прежде всего упрекаетъ насъ въ томъ, что говоря о «расцвѣтѣ пошлости — петербургскомъ либерализмѣ», мы ни слова не сказали о пошломъ консерватизмѣ, который по его словамъ — нашелъ себѣ выраженіе «въ ташкентцахъ» извѣстнаго сатирика Щедрина, но вѣдь мы именно сопоставили пошлость петербургскаго либерализма съ бюрократизмомъ и казенщиной, нашедшими себѣ выраженіе (особенно послѣдняя) въ типахъ Гоголя, начиная отъ Держиморды, Сквозника-Дмухановскаго до Чичикова и Ко включительно. Полагаемъ, что «консерватизмъ», который разумѣетъ авторъ и который является ему во образѣ «ташкентцевъ», — одного совершенно рода съ консерватизмомъ упомянутыхъ героевъ Гоголя, представляя, можетъ-быть, лишь нѣкоторую разновидность. Казенщина имѣетъ несомнѣнно притязаніе служить консервативному началу, какое бы ни было его содержаніе, ибо тщится возвести въ неподвижное, непреходящее правило требованія закона или доктрины, безъ всякаго соображенія съ случайностями, съ движеніемъ самой жизни. Мы. впрочемъ уже не разъ давали въ своей газетѣ опредѣленіе понятію «казенщина» и характеризовали сущность этого зла, возводя его у насъ, въ Россіи, даже на степень историческаго явленія; стало-быть и упрекъ, сдѣланный намъ авторомъ статьи «Голоса», въ забвеніи о «консерватизмѣ» — совершенно неоснователенъ.
Не менѣе страннымъ представляется и слѣдующее обвиненіе автора: «еслибы г. Аксаковъ (почему же не газета „Русь?“ странный пріемъ петербургской печати!) принялъ въ разсчетъ всѣ стороны и вѣтви пошлости, ростущей на одномъ общемъ древѣ, онъ не позволилъ бы себѣ сказать, что либерализмъ вообще есть расцвѣтъ пошлости». Да когда же мы утверждали это о либерализмѣ вообще? Мы ни о «либерализмѣ вообще», ни просто о «либерализмѣ» вовсе и не упоминали; мы именно спеціализировали либерализмъ, и назвали пошлымъ либерализмъ не, тотъ особенный либерализмъ, котораго органами по преимуществу служитъ такъ-называемая либеральная петербургская пресса. Мы даже почти всегда, говоря объ извѣстныхъ газетахъ, присоединяемъ къ слову либерализмъ — именно слова: «такъ-называемый», «псевдо», «лже», и т. п. Слѣдовательно споръ можетъ идти только о томъ, вѣренъ ли данный нами петербургскому либерализму эпитетъ, — но авторъ этого вопроса не поднимаетъ и не разрѣшаетъ. Въ разныхъ статьяхъ, принадлежащихъ, какъ намъ думается, тому же автору и помѣщенныхъ въ разныхъ журналахъ, встрѣчается выраженіе: «европейничанье», «европейское либеральничанье», о которомъ авторъ отзывается не совсѣмъ уважительно. Мы предлагаемъ ему замѣнить употребленныя нами слова его собственными: смыслъ нашей статьи отъ того не измѣнится, потому что никакого иного содержанія, кромѣ подобострастнаго поклоненія западноевропейскимъ образцамъ и идеаламъ, либерализмъ петербургской прессы и не представляетъ.
Но не согласится ли съ нами авторъ и въ томъ, что понятія о консерватизмѣ-вообще, какъ и о либерализмѣ-вообще, — на нашей русской почвѣ являются понятіями доктринерскими, отвлеченными или пустотѣлыми, — и потому самому въ нашемъ обществѣ болѣе или менѣе пошлыми? Что такое консерватизмъ или либерализмъ-вообще, за который заступается авторъ? Для насъ это не ясно. Ограниченіе свободы преподаванія, учиненное либеральнымъ правительствомъ французской республики, отнявшимъ право ученія у духовенства, что это: «либерализмъ» или «консерватизмъ?» Запрещеніе въ школахъ упоминать о Богѣ, съ замѣною въ учебникахъ этого (консервативнаго?) слова «натурой», — что это: «либерализмъ» или «консерватизмъ?» Съ точки зрѣнія либераловъ, создавшихъ республику, такое нарушеніе свободы ученія — консерватизмъ, ибо этимъ способомъ сохранится-де республика. Съ точки зрѣнія милліоновъ вѣрующаго Французскаго народа, это — разрушеніе существующаго, слѣдовательно нѣчто противное понятію о «консерватизмѣ», — да и понятію о свободѣ. Въ Америкѣ демократъ значитъ консерваторъ; республиканецъ — либералъ!.. Однимъ словомъ, понятія о либерализмѣ и консерватизмѣ, взятыя отъ жизни абстрактно и возведенныя на степень доктрины, ускользаютъ отъ всякаго точнаго опредѣленія и представляются у насъ лишенными всякаго смысла. Съ этими отвлеченными понятіями мы никакъ не поймемъ живаго, практическаго значенія этихъ словъ въ Англіи, во Франціи, въ Германіи, въ Америкѣ, и какъ разъ произведемъ въ чинъ либерала человѣка принадлежащаго къ партіи консерваторовъ, и въ чинъ консерватора человѣка отъ партіи либераловъ. Но сами они, у себя, не справляясь съ доктринами, а говоря лишь языкомъ самой жизни, другъ друга отлично понимаютъ и не сбиваются. Да къ тому же неужели авторъ статьи «Голоса» не знаетъ, что истинно консервативно въ жизни государства, т. е. придаетъ ей условія прочности, то, что истинно же и либерально, — и истинно либерально только то, что имѣетъ въ себѣ всѣ условія стать началомъ жизненнымъ, охраняющимъ бытіе государства, или консервативнымъ? Не лучше ли, не проще ли выбросить эти слова изъ нашего словаря, по крайней мѣрѣ когда дѣло идетъ о русской жизни? и не смѣшонъ ли петербургскій либерализмъ петербургскихъ газетъ именно потому, что онъ либерализмъ вообще (какъ думалъ защитить его авторъ!), — слѣдовательно не, а какой-то отвлеченный, обще-европейскій, каковаго въ натурѣ и не имѣется?
Но мы объявили себя противниками либерализма извѣстной петербургской печати не потому только, что онъ смѣшонъ, а потому именно, что стоимъ за, за нашу національную свободу, за свободу русской народной личности, которую онъ презираетъ, да и не вѣдаетъ. Его непониманіе, его неспособность понять исторію, преданія, волю и разумъ Русскаго народа сказались уже отчасти изъ тѣхъ неистовыхъ кликовъ, которыми встрѣчена была наша статья о Москвѣ. Точно кто-нибудь ужалилъ господъ «либераловъ» въ самое чувствительнѣйшее мѣсто, предложивъ перенести резиденцію изъ Петербурга! Это и понятно. Они порожденіе самое санктпетербургское. Въ противоположность Пушкину, возгласившему про Москву: «какъ много въ этомъ словѣ для сердца русскаго слилось, какъ много въ немъ отозвалось», — они своимъ свистомъ и скрежетомъ зубовнымъ засвидѣтельствовали, что въ ихъ сердцахъ это слово ничего не вызываетъ, кромѣ отвращенія и ненависти.
Жаль, очень жаль, что почтенный авторъ статьи «Голоса», котораго мы никакъ не желали бы сопричислить къ петербургскимъ «либераламъ», почему-то вздумалъ оказать имъ нѣкоторую поддержку. На его дальнѣйшія разсужденія возразимъ ему въ короткихъ словахъ:
Вы указываете на недуги, пороки, злыя явленія и дѣла Московскаго періода. Никто ихъ и не отрицаетъ. Но это зло и являлось во всемъ своемъ безобразіи, безъ прикрасъ, какъ являлось оно, своеобразно, и во всѣхъ другихъ странахъ, гдѣ и искоренялось безъ отреченія отъ самаго принципа жизни — отъ народной духовной личности, создавшей самый государственный организмъ. Зло заключалось вовсе не въ застѣнкахъ, не въ казняхъ, не въ пыткахъ, не въ Преображенскомъ приказѣ и т. п., какъ съ дѣтскимъ паѳосомъ увѣряютъ ученые невѣжды «Русскихъ Вѣдомостей» и имъ подобныхъ газетъ: и въ Петербургѣ были застѣнки, да и по всей Европѣ; тайная канцелярія была не хуже Преображенскаго, — инквизиція въ Испаніи получше всѣхъ ужасовъ Московскаго періода. Но какое же дикое невѣжество, какое грандіозное скудоуміе — утверждать, будто въ Московскомъ періодѣ кромѣ застѣнковъ, кормленія и тупоголовыхъ бояръ ничего другаго и не было — и подводить все осьмивѣковое до Петра существованіе Русской земли къ нулю! Эти статьи нашихъ либераловъ — вашихъ protégés, всего лучше объясняютъ намъ трагическій сумбуръ современной нашей поры.
Зло заключалось въ національной исключительности, замкнутости; Русь глохла, задыхалась въ самой себѣ, отдѣленная отъ остальнаго міра, какъ бы стѣною, враждебными сосѣдями. Ей необходимо было выдвинуться на путь всемірнаго общечеловѣческаго развитія. Въ этомъ и состоитъ историческій подвигъ Петра, но это освобожденіе совершилось, можетъ-быть и не могло совершиться иначе какъ путемъ реакціи, путемъ отрицанія. Вотъ такимъ-то воплощеніемъ отрицанія исключительной національности и явился Санктъ-Петербургъ. Личный характеръ Петра довелъ это отрицаніе до крайнихъ предѣловъ: указы Русскому народу подписывалъ по голландски, столицу Русскому народу создалъ съ нѣмецкимъ названіемъ; былъ онъ и плотникъ, и академикъ, — и цирульникъ въ то же время, сооружалъ войско и флотъ, стригъ, брилъ, основалъ Академію Наукъ и разучилъ Русскихъ русскому языку, — однимъ словомъ, явился живымъ выраженіемъ антинаціональной реакціи и призваніе свое совершилъ. Русская исторія, конечно, не остановилась, но пошла кривымъ и болѣзненнымъ путемъ, ибо живое начало народнаго духа было придавлено, и могло проявляться только въ чрезвычайныя мгновенія историческаго бытія. Императоръ Александръ I, хотя въ 1805 году и писалъ въ рескриптѣ Санктпетербургу, что онъ счастливымъ себя почитаетъ «быть начальникомъ столь благородной націи» (le chef d’une si noble nation), однакоже въ 1812 году, благодаря содѣйствію Москвы, явился выразителемъ истиннаго русскаго историческаго духа.
Какъ бы то ни было, но понятно, что Петербургъ не представлялъ, не представляетъ и не можетъ представлять собою ничего, кромѣ отрицанія исключительной національности, которою болѣла до-Петровская Русь: въ этомъ его смыслъ, подвигъ, призваніе. Петербургскій періодъ есть періодъ отрицательнаго отношенія къ русской народности, каковое сказывалось такъ долго, сказывается отчасти и теперь, не только въ русской литературѣ и въ русской наукѣ, но и въ управленіи, въ политикѣ, въ администраціи; Корифеями этого направленія и до сихъ поръ органы нашей, именно «либеральной» прессы, которая довела отрицаніе до истинной виртуозности, какъ о томъ свидѣтельствуетъ вышеприведенный ихъ взглядъ на Русскую исторію до Петра. — Реакція Петрова стала однакоже у насъ явленіемъ хроническимъ Между тѣмъ Петербургъ, какъ воплощеніе лишь отрицательнаго момента исторіи, ничего положительнаго въ русскомъ смыслѣ создать не можетъ. Къ положительному, по извѣстному діалектическому закону, можно возвратиться только чрезъ отрицаніе самого, другими словами, — чрезъ отрицаніе петербургскаго періода, чрезъ отрицаніе Петербурга, какъ политическаго начала, руководившаго чуть не два вѣка русскою жизнью. Въ результатѣ получится русская народность — освобожденная отъ исключительности, призванная ко всемірно-историческому поприщу. Ясно ли? Непростительно автору, какъ видно читавшему сочиненія Хомякова и такъ-называемыхъ славянофиловъ, повторять въ одинъ голосъ съ представителями петровскаго отрицанія, будто они и новѣйшіе органы печати, заговорившіе о Москвѣ, хотятъ возвращенія къ московскому періоду, т. е. вѣроятно и уничтоженія литературы и ихъ собственныхъ 6ргановъ, такъ какъ ничего подобнаго въ XVII вѣкѣ не было?! Что за нелѣпость!
Авторъ статьи «Голоса» очень серьезно поясняетъ намъ, что начнется новый періодъ не Московскій, а Русскій. Да какой же иной? непремѣнно такъ. Но развѣ Русскій періодъ можетъ отвергнуть исторію и ея преданія, отречься отъ народной русской духовной стихіи? Напротивъ, онъ долженъ захватятъ съ собою все наслѣдіе тысячелѣтней русской жизни. Но гдѣ же приличнѣе и удобнѣе проявиться дѣятельности этого новаго русскаго періода: въ Петербургѣ ли. гдѣ живутъ преданія только или по преимуществу отрицательная, гдѣ не слышится біеніе пульса русской народной жизни, гдѣ не у себя дома ни народная, ни земская, ни церковная стихія? — въ Петербургѣ ли, городѣ чиновниковъ и либераловъ -вообще, нами достаточно характеризованныхъ? на краю ли Имперіи, или въ центрѣ, который всѣмъ Русскимъ народомъ признается сердцемъ Россіи?… Полноте, не поддакивайте-жъ тѣмъ, которые боятся стать ближе къ народной стихіи, боятся по инстинкту самосохраненія, потому что завершеніе петербургскаго періода упразднитъ ихъ безполезное бытіе, — и, нападая на статьи «Руси», вспомните напечатанныя въ ней слова поэта, обращенныя къ Великому Петру, что съ завершеніемъ этого періода
Все отпадетъ что было
Любовь всѣ узы сокрушитъ,
Отчизна зацвѣтетъ счастливо,
И твой народъ — Тебя проститъ!