С. Гусевъ-Оренбургскій. Разсказы. Томъ четвертый. Изд. т-ва «Знаніе».
Какъ любовно авторъ повѣствуетъ о своихъ «простецахъ» -дьяконахъ и «простецахъ» -попахъ… Чувствуется именно любовь къ этому міру захолустнаго духовенства. Гусевъ-Оренбургскій шбытописатель, и предстатель этого міра передъ русскимъ читателемъ… Такъ ему жалко этихъ нескладныхъ пьяненькихъ людей, призванныхъ на роль пастырей, заброшенныхъ одинокими (морально) въ глухіе углы, безъ силъ и стойкости, нужныхъ, чтобы жить одному, находя опору исключительно въ самомъ себѣ. Темныя стороны этого быта г. Гусевъ-Оренбургскій знаетъ. Но онъ не прокуроръ; онъ — защитникъ. Его заботитъ, какъ бы не отнесся читатель слишкомъ сурово къ тѣмъ, кого самому автору. только жаль, — всѣхъ этихъ людей, призванныхъ формально быть пастырями и свѣточами. И среди бытовыхъ подробностей вы чувствуете неизмѣнно, какъ авторъ направляетъ ваше вниманіе къ желанному ему выводу: не мудрено, что среди этихъ бытовыхъ подробностей молодой пастырь превращается въ пьяненькаго попика; не мудрено, что кумиръ накопленія въ концѣ концовъ явится единымъ живымъ богомъ, въ противность тому невидимому Богу, котораго пастырь славитъ устами. Не отъ душевнаго уродства это происходитъ, а отъ безсилія, — вотъ тотъ выводъ, къ которому толкаетъ васъ г. ГусевъОренбургскій, и торопится показать вамъ душу изображеннаго любостяжателя въ хорошую душевную минуту. И передъ вами на самомъ дѣлѣ уже не любостяжатель, а грѣшникъ, сурово осуждающій самъ себя, наединѣ съ совѣстью…
Гусевъ-Оренбургскій разсказываетъ и о печальныхъ замызганныхъ деревенскихъ священникахъ, и о грозныхъ архіереяхъ. Но о комъ бы ни шелъ разсказъ, авторъ неизмѣнно кончаетъ мягкими тонами, точно заботясь, чтобы у читателя не осталось недобраго чувства даже по отношенію къ утѣснителю, если таковой имѣется въ разсказѣ… У суроваго утѣснителя бываютъ свои добрыя минуты: такой именно доброй минутой, выявляющей въ утѣснителѣ подлиннаго человѣка, и кончается повѣствованіе у Гусева-Оренбургскаго.
Подлиннаго человѣка нужно искать въ человѣкѣ. И это — основная задача автора. Человѣкъ всегда не настоящій; настоящимъ ему быть мѣшаетъ безсиліе. Человѣкъ обычно безсиленъ. Вотъ его горе по Гусеву-Оренбургскому; вотъ горе въ особенности его безсильныхъ людей, призванныхъ формально быть пастырями и свѣточами жизни. Какіе они свѣточи! Они сами нуждаются въ свѣточахъ, въ поддержкѣ; для Гусева-Оренбургскаго они только безсильные люди!.. А его молодыя «матушки»! Какіе это сердечные, но и какіе безсильные товарищи въ унылой одинокой жизни сельскаго священника! Какія онѣ — на страницахъ у Гусева-Оренбургскаго — ласковыя, понимающія и снисходительныя къ своимъ часто жалкимъ порою мужьямъ — «свѣточамъ» для паствы.
Другого тона, кромѣ любовнаго, въ книгѣ разсказовъ ГусеваОренбургскаго вы не найдете. И это настолько для него характерно; такое это всепрощающее ласковое творчество по отношенію къ изображаемому міру, что и вы не умѣете въ концѣ-концовъ противостоять ему, еслибы и хотѣли; вы сами заражаетесь этимъ дѣятельнымъ авторскимъ настроеніемъ и проходите въ разсказахъ мимо многаго, не замѣчая многаго, не останавливаясь, какъ на незначущихъ вещахъ, тамъ, гдѣ разсказчикъ — по-адвокатски, какъ нужно для защиты — подбираетъ факты, часто психологически несоединимые, лишь бы имѣть возможность сказать о своихъ подзащитныхъ то, что онъ сказалъ въ своемъ томикѣ.