С. А. Муромцев, как председатель государственной думы (Водовозов)/ДО

С. А. Муромцев, как председатель государственной думы
авторъ Василий Васильевич Водовозов

Опубл.: 1911. Источникъ: az.lib.ru

С. А. МУРОМЦЕВЪ,
КАКЪ ПРЕДСѢДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ.

De mortuis nil nisi bene.

Эта латинская пословица не примѣнима къ такимъ людямъ, какъ С. А. Муромцевъ. Человѣкъ, неизгладимыми чертами вписавшій свое имя на скрижаляхъ исторіи, оставившій глубокій слѣдъ и съ наукѣ, и въ публицистикѣ, и въ общественной жизни; передъ душевнымъ благородствомъ и передъ широкимъ обобщающимъ умомъ котораго преклоняются политическіе друзья и политическіе противники, — изувѣры «Новаго Времени» и С.-Петербургской Городской Думы, конечно, не въ счетъ, — такой человѣкъ и въ виду открытой могилы имѣетъ право не на дружескій панегирикъ, а на серьезное критическое отношеніе.

Юношескіе годы Муромцева совпали съ народническимъ періодомъ нашей исторіи, когда передовая молодежь въ конституціонализмѣ видѣла лишь порожденіе западно-европейской буржуазіи, которое на русской почвѣ могло бы отразиться только дальнѣйшимъ закабаленіемъ мужика, и безъ того закабаленнаго. Но это теченіе совершенно не затронуло Муромцева. Уже тогда, — въ эпоху «Историческихъ Писемъ», журналовъ «Впередъ» и «Отечественныхъ Записокъ», въ эпоху массоваго хожденія въ народъ, — Муромцевъ былъ опредѣленнымъ, вполнѣ сложившимся либераломъ-западно-европейскаго покроя. Говорятъ, что уже въ юношескихъ мечтахъ о своемъ будущемъ онъ видѣлъ себя предсѣдателемъ русскаго парламента. И дѣйствительно, онъ словно рожденъ былъ для этой роли. Лишь только опредѣлилось, что въ первой Государственной Думѣ будетъ достаточно сильное прогрессивное большинство, какъ стало совершенно яснымъ, что ея предсѣдателемъ не можетъ быть никто иной, кромѣ С. А. Муромцева. По парламентскому обычаю право на замѣщеніе предсѣдательскаго поста принадлежитъ наиболѣе многочисленной партіи, которая намѣчаетъ для него подходящее лицо; товарищей предсѣдателей намѣчаютъ, вторая и третья по числу своихъ членовъ партіи. Это распредѣленіе мѣстъ дѣлается-путемъ частныхъ переговоровъ между партіями, послѣ чего партіи обыкновенно безпрекословно голосуютъ за намѣченныхъ лицъ. Конечно, этотъ обычай соблюдается не всегда. Въ Англіи случается, что спикеръ, выбранный во время господства одной партіи, пріобрѣтаетъ такое общее уваженіе за свое предсѣдательское безпристрастіе и искусство, что сохраняетъ свой предсѣдательскій парикъ въ теченіе нѣсколькихъ законодательныхъ періодовъ, несмотря на смѣняющееся большинство и на смѣняющіяся министерства; примѣромъ можетъ служить А. В. Пиль, который предсѣдательствовалъ при господствѣ и либераловъ (1884-86), и консерваторовъ (1886-92) и опять либераловъ (1892-95). Въ Германіи случаи нарушенія обычая еще чаще. Начиная съ 1878 г. наиболѣе многочисленной партіей рейхстага былъ центръ (клерикалы); по рейхстагъ, въ которомъ «вѣрные имперіи» депутаты составляли, хотя и раздробленное на большое число немноголюдныхъ фракцій, но все-таки сильное большинство, не хотѣлъ и не могъ вручить бразды врагу имперіи, къ каковымъ въ то время, — семидесятые и восьмидесятые годы, — причислялся центръ. Поэтому вплоть до 1895, когда изъ врага имперіи онъ окончательно обратился въ его вѣрную опору, онъ не могъ добиться президентскаго поста. Впослѣдствіи совершенно та же исторія повторилась или по крайней мѣрѣ готова была повториться съ соціалъ-демократами, которые по своей численности имѣли право на мѣсто вицепрезидента, но навѣрное не получили бы его, даже если бы захотѣли его добиваться. Такимъ образомъ въ Германіи парламентскій обычай избранія въ президіумъ членовъ самыхъ многочисленныхъ фракцій едва ли не чаще нарушается, чѣмъ соблюдается, и вмѣстѣ съ тѣмъ тамъ, какъ и въ Англіи, онъ теоретически признается и при каждыхъ новыхъ президентскихъ выборахъ о немъ вспоминаютъ. Въ Россіи при открытіи первой Думы были всѣ основанія его реципировать. Единственной сплоченной партіей, вошедшей въ первую Думу въ качествѣ таковой, были такъ называемые кадеты. Трудовиковъ, сыгравшихъ въ ней весьма замѣтную роль, при открытіи Думы въ сущности еще не было, такъ какъ они явились въ нее лишь какъ отдѣльные безпартійные депутаты и окончательно сплотились въ организацію въ самой Думѣ черезъ нѣсколько дней послѣ ея открытія; еще значительно позднѣе, послѣ выборовъ на Кавказѣ, появилась въ ней соціалъ-демократическая партія, насчитывавшая не болѣе 17 представителей и не игравшая сколько-нибудь замѣтной роли. Партіи, стоявшія правѣе кадетовъ, были малочисленны и совсѣмъ не вліятельны. Кадеты, и какъ принципіальные сторонники усвоенія Россіею западно-европейскихъ формъ, и по своему исключительному положенію въ Думѣ, не могли отказаться отъ того поста, который даетъ возможность руководить ходомъ ея занятій.

Задолго до открытія Думы, задолго даже до того, какъ начались выборы въ нее, въ рядахъ К. Д. партіи говорилось о Муромцевѣ, какъ о лицѣ, которое было бы желательно видѣть на этомъ посту.

Свое умѣніе руководить преніями, быстро резюмировать высказанныя мнѣнія, искусно сводя все ихъ разнообразіе къ нѣсколькимъ главнымъ положеніямъ, правильно и ясно ставить вопросы, Муромцевъ, бывшій излюбленнымъ предсѣдателемъ уже въ студенческіе годы на различныхъ студенческихъ собраніяхъ, доказалъ въ теченіе многихъ лѣтъ предсѣдательствованія въ Московскомъ Юридическомъ Обществѣ, на многочисленныхъ собраніяхъ и съѣздахъ. Не довольствуясь этимъ опытомъ, онъ отдался цѣликомъ серьезному научному изученію организаціи предсѣдательской власти и способовъ ея функціонированія въ западноевропейскихъ парламентахъ, лишь только стало вѣроятнымъ, что онъ будетъ призванъ на этотъ постъ. Конечно, предсѣдательствованіе на собраніи или съѣздѣ и предсѣдательствованіе въ народномъ представительствѣ, двѣ вещи совершенно различныя. Обязанности предсѣдателя собранія начинаются въ моментъ его открытія и кончаются, за сравнительно рѣдкими исключеніями, въ моментъ его закрытія. Обязанности предсѣдателя какого-либо учрежденія, въ родѣ хотя бы Юридическаго Общества, уже шире, такъ какъ его предсѣдатель исполняетъ его рѣшенія, является его представителемъ передъ липомъ власти, и т. д.; еще значительно шире обязанности предсѣдателя въ земствѣ или городской думѣ, но и онѣ не могутъ сравниться съ обязанностями предсѣдателя народнаго представительства. Этотъ послѣдній является прежде всего представителемъ этого органа передъ лицомъ главы государства (монарха или президента республики) и главы исполнительной власти, говоря иначе представителемъ народнаго представительства въ системѣ государственныхъ учрежденій даннаго государства. Чѣмъ выше значеніе народнаго представительства, тѣмъ выше и роль его предсѣдателя. Въ парламентарныхъ странахъ предсѣдатели палатъ считаются первыми должностными лицами въ государствѣ послѣ короля или президента республики. Въ Англіи предсѣдатель нижней палаты парламента называется speaker’омъ, т. е. ораторомъ.и въ этомъ наименованіи заключается какъ бы указаніе на значеніе его должности: онъ — ораторъ палаты общинъ въ томъ смыслѣ, что онъ говоритъ съ королемъ отъ ея имени, передавая ему ея желанія и сообщая ея требованія; въ самой палатѣ, онъ, какъ всякій предсѣдательствующій, можетъ давать слово другимъ ораторамъ, ставить вопросы, резюмировать высказанныя мнѣнія, но выступать съ собственными рѣчами, по общему правилу, не можетъ. Далѣе, предсѣдатель вмѣстѣ со своими товарищами и секретаріатомъ является высшимъ органомъ народнаго представительства, начальникомъ его канцеляріи, редакторомъ его отчетовъ и другихъ публикацій; онъ опредѣляетъ очередь его занятій. Наконецъ, онъ же руководитъ преніями, что гораздо труднѣе въ народномъ представительствѣ, гдѣ сходятся люди и партіи безконечно различныхъ воззрѣній, нерѣдко ненавидящіе другъ друга и личною, и партійною ненавистью, чѣмъ въ какомъ-либо другомъ учрежденіи.

Еще сложнѣе, труднѣе и безконечно отвѣтственнѣе были обязанности предсѣдателя первой Государственной Думы въ Россіи, гдѣ ни компетенція, ни права, ни обязанности, ни мѣсто этого созданіи революціонной эпохи въ ряду другихъ государственныхъ учрежденій не были еще опредѣлены; гдѣ нужно было не только охранять достоинство народнаго представительства отъ всякихъ посягательствъ на него, но и бороться за признаніе его правъ и за ихъ расширеніе, гдѣ къ тому же составъ, — на половину крестьянскій и вообще мало подготовленный къ участію въ парламентской работѣ, — сильно затруднялъ ея руководителя, и гдѣ въ то же время на Государственной Думѣ сосредоточивались всѣ чаянія многомилліоннаго народа.

Такимъ образомъ, предыдущій опытъ и репутація хорошаго предсѣдателя сами по себѣ еще не давали гарантіи, что кандидатъ съ достоинствомъ выдержитъ искусъ. Позднѣе, послѣ открытія третьей Думы, ея предсѣдателемъ былъ избранъ Н. А. Хомяковъ, тоже имѣвшій долголѣтній опытъ предсѣдательствованія на земскихъ и дворянскихъ собраніяхъ. И Хомяковъ, пользовавшійся до тѣхъ поръ репутаціей безпристрастнаго, спокойнаго, выдержаннаго и искуснаго предсѣдателя, оказался не доросшимъ до своей задачи- Въ сложной борьбѣ интересовъ онъ не сумѣлъ стать выше своихъ симпатіи и антипатій; болѣе того, онъ, несмотря на свое внѣшнее спокойствіе, терялся въ огнѣ думскихъ рѣчей, не умѣлъ вѣрно резюмировать предметъ спора и правильно ставить вопросы.

Но въ Муромцевѣ выдвинувшая его партія была увѣрена. Въ день открытія Думы 27 апрѣля 1906 г. она явилась сомкнутыми рядами съ готовымъ рѣшеніемъ голосовать за Муромцева: она сдѣлала больше, и еще до засѣданія успѣла убѣдить будущихъ трудовиковъ, едва приступившихъ къ дѣлу своей организаціи, и даже совсѣмъ разрозненныхъ безпартійныхъ крестьянъ сдѣлать то же самое. Когда по совершенно неправильной, давно оставленной на Западѣ, но освященной у насъ земской практикой и принятой Учрежденіемъ Государственной Думы системѣ выборовъ предсѣдательствовавшій на ея открытіи статсъ-секретарь Фришъ предложилъ намѣтить кандидатовъ записками, то было подано 436 записокъ, и изъ нихъ на 426 стояло одно и то же имя. Остальные 10 голосовъ раздробились: 1 былъ поданъ за И. И. Петрункевича, 1 — за Ш. X. Лезина, — двухъ депутатовъ, принадлежавшихъ къ той же партіи, что и Муромцевъ, а затѣмъ по одному голосу получили В. Д. Кузьминъ-Караваевъ и др. Ясно, что эти голоса поданы не противниками Муромцева, какъ предсѣдателя, а людьми, вѣроятно, только что явившимися въ Петербургъ и не успѣвшими столковаться съ товарищами. Только три члена подали записки за Варунъ-Секрета (умѣреннаго); быть можетъ, однѣ эти записки поданы сознательно противъ Муромцева: во всякомъ случаѣ отрицательное отношеніе къ Муромцеву ихъ авторовъ, — если тутъ было оно, — не было сколько-нибудь рѣшительнымъ. Когда въ виду явной безполезности баллотировки Фришъ поставилъ вопросъ: «угодно ли будетъ признать достаточнымъ подачу записокъ для выраженія млѣнія всѣхъ присутствующихъ?», то встали всѣ, и Фришъ провозгласилъ Муромцева избраннымъ единогласно. Случай не рѣдкій въ Англіи, но едва ли возможный въ парламентахъ Франціи. Германіи или Австріи.

За Муромцева, слѣдовательно, голосовали и кадеты, и ихъ будущіе противники, тогда еще «друзья слѣва». При условіяхъ того момента не организованная, не подготовленная Дума легко могла сдѣлать ошибку въ первомъ своемъ дѣйствіи. Было ли оно ея ошибкой, или, въ ч.чстносги, ошибкой лѣвой половины Думы?

Дѣятельность предсѣдателя народнаго представительства слѣдуетъ разсматривать, какъ мы уже видѣли, съ двухъ точекъ зрѣнія: во-первыхъ, какъ представителя этого учрежденія передъ лицами и органами, стоящими внѣ Думы; и, во-вторыхъ, какъ ея высшато должностного лица, руководителя ея занятій, слѣдовательно, предсѣдателя въ болѣе тѣсномъ смыслѣ слова.

Предсѣдатель народнаго представительства выбирается большинствомъ обыкновенно изъ рядовъ наиболѣе многочисленной партійно нельзя болѣе унизить предсѣдателя, какъ обвинивъ его въ томъ, что онъ — предсѣдатель партіи, предсѣдатель большинства, а не предсѣдатель всего избравшаго его органа. И для того, чтобы быть его истиннымъ представителемъ передъ лицомъ власти, и для того, чтобы предсѣдательствовать на засѣданіяхъ, предсѣдатель долженъ забыть партійное происхожденіе своей власти; онъ долженъ стремиться къ тому, чтобы каждое мнѣніе, наиболѣе ему лично антипатичное, нашло свое выраженіе въ преніяхъ, чтобы работа представительства была общей работой всего представительства, въ которую и меньшинство внесло свою лепту, хотя бы своей отрицательной критикой; короче, онъ — вчера еще человѣкъ партіи, сегодня долженъ стоять внѣ партія и выше ихъ. Задача очень трудная, но все же разрѣшимая Въ Германіи предсѣдатель рейхстага обыкновенно выходитъ изъ состава своей партіи, и въ спискахъ депутатовъ по партіямъ значится безпартійнымъ съ прибавкою словъ «какъ президентъ». Въ Англіи идутъ дальше и лишаютъ спикера права даже голосовать^[1]. Конечно, предсѣдатель во время, засѣданія не имѣетъ права высказывать своего мнѣнія по существу стоящаго на очереди вопроса (исключеніе составляютъ организаціонные вопросы: о порядкѣ дня и т. п.), а если онъ желаетъ это сдѣлать во что бы то ни стало, то долженъ на время своей рѣчи и возможныхъ возраженій на нее передать предсѣдательствованіе товарищу. Во всякомъ случаѣ, онъ долженъ пользоваться нравомъ слова съ крайней осторожностью; излишняя словоохотливость неизбѣжно будетъ поставлена ему на счетъ. Вообще, въ западно-европейскихъ парламентахъ предсѣдатели тишь въ самыхъ исключительныхъ случаяхъ пользуются правомъ слова^[2]. Все это — формальныя гарантіи предсѣдательскаго безпристрастія. Онѣ необходимы, но ихъ, разумѣется, совершенно недостаточно. Заявляя о своемъ выходѣ изъ своей партіи, предсѣдатель вѣдь не отказывается отъ своихъ убѣжденій и не перестаетъ симпатизировать ей больше, чѣмъ другимъ. Онъ долженъ сумѣть быть выше партій и по существу.

Для Муромцева это значило быть выше к.-д. партіи, ибо онъ не только былъ выдвинутъ ею, но всею душою принадлежалъ къ ней, и притомъ ближе къ ея правому флангу, чѣмъ къ лѣвому; послѣдовательный эволюціонистъ, юристъ не только по образованію, но, если можно такъ выразиться, и по чувству, онъ всегда относился отрицательно ко всякимъ революціоннымъ пріемамъ борьбы- Между тѣмъ Дума въ значительной своей части была революціонная.

Вступая на предсѣдательскій постъ, Муромцевъ не заявилъ о формальномъ выходѣ изъ к.-д. партіи, и все время своего предсѣдательствованія числился даже членомъ ея центр. комитета. Тогда уже многіе замѣчали неудобство такого совмѣстительства: предсѣдатель Муромцевъ, два его товарища, — князь П. Д. Долгоруковъ и Н. А. Гредескулъ, секретарь князь Д. И. Шаховской, — президіумъ Думы чуть не въ полномъ составѣ (исключеніе составлялъ одинъ товарищъ секретаря Шапошниковъ) входилъ въ центральный комитетъ одной политической партіи^[3]. Совершенно непостижимо, какъ Муромцевъ могъ сдѣлать эту странную ошибку, но во всякомъ случаѣ она била исключительно формальной. Все же она была сдѣлана, и кто знаетъ, три года спустя, когда А. И. Гучковъ позволилъ себѣ соединить въ своихъ рукахъ предсѣдательствованіе въ Думѣ съ активнымъ участіемъ въ партіи, можетъ быть онъ оправдывался передъ своей совѣстью, вспоминая о Муромцевѣ. Дѣятельный членъ к.-д. партіи В. Д. Набоковъ засвидѣтельствовалъ въ одной своей статьѣ^[4], «что со дня своего избранія, Муромцевъ ни въ одномъ засѣданіи фракціи, или центральнаго комитета участія не принималъ» и, прибавляетъ Набоковъ, онъ считалъ себя внѣ партіи, таковымъ и считался всѣми".

Это безъ всякаго сомнѣнія совершенно вѣрно, черезъ полгода послѣ роспуска первой Думы, вскорѣ послѣ выборовъ во вторую, значительная побѣда на которыхъ была одержана лѣвыми (с.-д-ами, с.-р-ами и трудовиками), Муромцевъ писалъ:

«Оппозиціонные выборы — не только симптомъ политическаго положенія, но и залогъ дѣйствительнаго политическаго обновленія русски жизни- Дѣло не въ крайностяхъ программъ побѣдившихъ лѣвыхъ партій, а въ томъ, что эти партіи объединяютъ въ себѣ наиболѣе живые и искренніе элемента русскаго народа… Народъ понимаетъ различіе темперамента и настроеніе людей различныхъ партій, и онъ отдаетъ предпочтеніе тому настроенію, которое наиболѣе рѣшительно разрываетъ съ постылымъ прошлымъ»^[5].

Конечно, тѣхъ же мнѣній Муромцевъ держался и во время первой Думы. Человѣкъ, который, не раздѣляя и не сочувствуя тому, что онъ считалъ «крайностями» лѣвыхъ партій, въ то же время понималъ, что именно въ ихъ рядахъ находятся наиболѣе живые и искренніе элементы народа, и что именно ихъ торжество на выборахъ служить залогомъ обновленія русской жизни, такой человѣкъ, конечно, не могъ ни зажимать рта этимъ элементамъ, ни забывать объ ихъ мнѣніяхъ и желаніяхъ, когда ему приходилось говорить о Думѣ съ представителями власти; такой человѣкъ, стоя на предсѣдательской трибунѣ, всегда умѣетъ стать выше партіи, поскольку это требуется его положеніемъ.

Тотчасъ послѣ своего избранія Муромцевъ счелъ долгомъ въ краткой рѣчи поблагодарить Думу за оказанную ему честь. «Но, прибавилъ онъ, настоящее время, — не время для выраженія личныхъ чувствъ. Избраніе предсѣдателя Государственной Думы представляетъ собою первый шагъ на пути организаціи Думы въ государственное учрежденіе. Совершается великое дѣло, воля народа получаетъ свое выраженіе съ формѣ правильнаго, постоянно дѣйствующаго, на неотъемлемыхъ законахъ основаннаго, законодательнаго учрежденія. Великое дѣло налагаетъ на насъ и великій подвигъ, призываетъ къ великому труду. Пожелаемъ другъ другу и самимъ себѣ, чтобы у всѣхъ насъ достало достаточно силъ для того, чтобы вынести его на своихъ плечахъ на благо избравшаго насъ народа, на благо родины. Пусть эта работа совершится на основахъ подобающаго уваженія къ прерогативамъ конституціоннаго монарха и на почвѣ совершеннаго осуществленія нравъ Государственной Думы, истекающихъ изъ самой природы народнаго правительства»^[6].

Въ этой рѣчи — весь Муромцевъ, какъ предсѣдатель Думы, съ его сильными сторонами и съ его ошибками. Всходя по ступенькамъ предсѣдательской трибуны, онъ былъ глубоко убѣжденъ, что благородная мечта его молодости уже осуществилась; окончена упорная, тяжелая борьба, длившаяся цѣлыя десятилѣтія; муки родовъ кончились; Россія уже завоевала конституцію, и притомъ именно ту монархическую, умѣренную конституцію, о которой онъ мечталъ; Россія получила законодательное учрежденіе — парламентъ, и этотъ парламентъ своимъ фундаментомъ имѣетъ неотъемлемый законъ. Задача состоитъ въ томъ, чтобы черезъ посредство этого только что завоеваннаго органа осуществить волю народа и доставить ему человѣческія условія существованія, надѣлить его землею, измѣнить податную систему, построить школы и т. д. Что же касается самаго парламента, то, конечно нужно твердо отстаивать его права отъ всякихъ возможныхъ посягательствъ со стороны неуспѣвшей освоиться съ новымъ режимомъ администраціи, пожалуй, бороться за ихъ расширеніе, бороться всѣми способами, какъ это дѣлали въ аналогичныхъ условіяхъ и другіе парламенты Европы; на этомъ убѣжденіи нужно было основать дѣятельность Думы, и оно указывало ея предсѣдателю его дорогу, намѣчало ему цѣлую программу дѣйствій. Нужно было устроить такъ, чтобы каждый оттѣнокъ политическаго мнѣнія, существующій въ странѣ, нашелъ свое выраженіе въ парламентѣ, чтобы его работа была работой всего русскаго народа черезъ посредство избранныхъ имъ и облеченныхъ его довѣріемъ представителей, и тогда можно думать, что эта работа сравнительно легко оставитъ свой слѣдъ на правовой и экономической структурѣ Россіи.

Въ этомъ убѣжденіи Муромцевъ не былъ одинокъ; его раздѣляла воя выдвинувшая его партія, и оно можетъ считаться специфически кадетскимъ. Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ первой Думы споръ между кадетами и лѣвыми о томъ, существуетъ ли въ Россіи конституція или нѣтъ, разгорѣлся съ особенной силой; разногласіе по этому вопросу стало, конечно, не самымъ важнымъ, но едва ли не наиболѣе яркимъ разногласіемъ, которое полагало цѣлую пропасть между противниками. Лѣтомъ 1909 года П. Н. Милюковъ въ Лондонѣ оповѣстилъ urbi et orbi о томъ, что Россія — страна конституціонная, и что въ ней, слѣдовательно, имѣются легальные, конституціонные способы борьбы съ злоупотребленіями администраціи и за общія реформы. Осенью, того же 1909 года, во время дополнительныхъ выборовъ въ Петербургѣ на мѣсто удаленнаго изъ Думы Колюбакина, главнымъ образомъ, вокругъ вопроса о наличности въ Россіи конституціи шли споры на предвыборныхъ собраніяхъ. П. Н. Милюковъ ѣздилъ съ собранія на собраніе, развивая свою мысль о томъ, что наша власть ограничена конституціею; въ одной части города частный приставь, разрѣшалъ Милюкову одну половину фразы и закрывалъ собраніе за другую; въ другой части другой приставъ разрѣшалъ какъ разъ вторую половину фразы и видѣлъ поводъ для закрытія собранія въ первой. Лѣвые ораторы высмѣивали россійскую конституцію, одну на Васильевскомъ островѣ, другую на Пескахъ, и совсѣмъ третью на Петербургской сторонѣ, гдѣ собранія, кажется, вовсе не разрѣшались.

Во время первой Думы этотъ вопросъ не былъ еще опредѣленъ: поставленъ, тѣмъ не менѣе различное отношеніе къ нему, еще не сформулированное и почти еще не сознанное, отдѣляло кадетовъ отъ лѣвыхъ, являясь тѣмъ теоретическимъ фундаментовъ, на которомъ строилась различная тактика. Первые вѣрили, что конституція уже завоевана, и что ее нужно только охранять; послѣдніе, напротивъ, были убѣждены, что ее нужно еще завоевать, и единственную силу для осуществленія этой задачи видѣли въ народныхъ массахъ, въ ихъ революціонномъ чувствѣ. Они преувеличивали это революціонное чуи ство народныхъ массъ, они вѣрили въ возможность новой революціи, которую, по ихъ мнѣнію, задерживала только Дума; лѣвые внѣдумскіе (с.-д-ы и с.-р-ы) видѣли въ этомъ зло, за которое они сперва бойкотировали Думу, потомъ ее порицали, тогда какъ лѣвые, находившіеся въ Думѣ (трудовики), отъ души желали, чтобы Дума замѣнила революціонный путь путемъ мирнымъ^[7].

Нельзя, конечно, сказать, чтобы и кадеты не понимали необходимости опираться на народъ; но для нихъ эта опора имѣла совершенно иное значеніе. Они не считали нужнымъ обращаться къ народу за поддержкой для постановленій или дѣйствій Думы; нѣтъ, они думали, что Государственная Дума въ общемъ и цѣломъ имѣетъ фундаментъ въ народномъ правосознаніи, подобно тому, какъ его имѣетъ парламентъ въ Англіи, или хотя бы рейхстагъ въ Германіи; что этотъ фундаментъ настолько проченъ и незыблемъ, что Думѣ нѣтъ надобности на каждомъ шагу вспоминать о немъ, и что она можетъ дѣйствовать, какъ правильно существующее, правильно дѣйствующее учрежденіе съ опредѣленной компетенціей, и опредѣленными, несомнѣнными правами, съ опредѣленнымъ удѣльнымъ вѣсомъ въ государствѣ, «Не найдется безумца, который рѣшится разогнать эту Думу», — съ такимъ лозунгомъ велъ предвыборную борьбу въ первую Государственную Думу одинъ изъ самыхъ видныхъ представителей кадетской партіи, — Ф. И. Родичевъ. «Голосу народнаго представительства исполнительная власть вынуждена будетъ подчиниться», — говорилъ уже въ Думѣ тотъ же Родичевъ^[8]. «Преданіе суду министровъ стараго режима» — этотъ вопросъ будетъ возбужденъ и несомнѣнно получитъ утвердительное рѣшеніе", — увѣренно говорилъ на засѣданіи Думы 3 мая 1906 года другой видный представитель партіи В. Д. Набоковъ^[9].

И все это благодаря дѣятельности Думы. Поэтому свой проектъ воззванія къ народу по земельному вопросу к.-д- партія заканчивала такими словами:

«Государственная Дума надѣется, что населеніе будетъ спокойно и мирно ожидать окончанія ея работы по изданію (земельнаго) закона»^[10].

Совершенно напротивъ, въ редакціи трудовиковъ то же воззваніе звучало совсѣмъ иначе:

«Государственная Дума выражаетъ увѣренность, что населеніе… обезпечитъ ей своей мощной, организованной поддержкой полную возможность провести начинанія Государственной Думы въ жизнь»^[11].

Вся предсѣдательская дѣятельность Муромцева была основана, конечно, на кадетскомъ убѣжденіи въ самостоятельной мощи Думы, на противоположеніи Думы и революціи.

У насъ, къ сожалѣнію, имѣется очень мало свѣдѣній о тѣхъ сношеніяхъ съ правительственными лицами и учрежденіями, которыя велъ Муромцевъ въ качествѣ предсѣдателя. Содержаніе своихъ свиданій съ Государемъ Итераторомъ онъ, вѣрный своимъ умѣреннымъ монархическо-конституціоннымъ убѣжденіемъ, хранилъ въ безусловной тайнѣ. Сношенія съ министрами сдѣлались отчасти достояніемъ гласности, и того немногаго, что намъ о нихъ извѣстно, совершенно достаточно, чтобы судить объ ихъ характерѣ. Впослѣдствіи, когда Муромцевъ былъ уже не предсѣдателемъ, а сидѣлъ на скамьѣ подсудимыхъ, онъ раскрылъ кое-что изъ этихъ сношеніи. Въ своемъ послѣднемъ словѣ подсудимаго онъ разсказалъ, какъ «въ первый же день открытія Государственной Думы, 27 апрѣля, глава министерства (т. е. Горемыкинъ), бесѣдуя съ нимъ, сообщилъ, что въ Петербургѣ не привыкли работать лѣтомъ, что всѣ нуждаются въ отдыхѣ, что нужно поскорѣе разъѣхаться по домамъ и что Дума сдѣлаетъ хорошо, если ограничится 10—12 засѣданіями въ маѣ, отложивъ всю серьезную работу до осени». На это заявленіе Муромцевъ отвѣтилъ «сдержаннымъ протестомъ», въ отвѣтъ на который услышалъ: «Да, но вѣдь министерство новое, оно еще не осмотрѣлось, оно не знаетъ положенія вещей, ою само должно предварительно просмотрѣть законопроекты; надо отложить законодательство до осени». На это послѣдовало со стороны Муромцева «энергичное возраженіе о томъ, что такъ нельзя поступать, что представители народа съѣхались не для того, чтобы проживать и гулять въ Петербургѣ, что они горятъ желаніемъ работать», и только тогда послѣдовало по министерствамъ распоряженіе о представленіи законопроектовъ, какіе есть подъ рукой, откуда и произошли первые, представленные въ Думу законопроекты^[12] (ихъ было сначала, въ маѣ 1906 г. два: 1) о перестройкѣ пальмовой оранжереи и сооруженіи клинической прачешной при Юрьевскомъ университетѣ и 2) о предоставленіи министерству народнаго просвѣщенія права разрѣшать утвержденіе частныхъ курсовъ; затѣмъ въ іюнѣ и въ іюлѣ послѣдовало 14 другихъ).

Лишь только открылась Дума и на ея трибуну вступилъ только что избранный предсѣдатель, какъ ему пришлось защититъ Думу отъ легкаго посягательства на нее со стороны не министровъ, конечно, а нѣсколькихъ второстепенныхъ, но все еще достаточно важныхъ и надутыхъ своею важностью министерскихъ чиновниковъ,

Эти чиновники, считая, что Дума есть только новый департаментъ въ ряду другихъ бюрократическихъ учрежденій, департаментъ народнаго представительства, были глубоко убѣждены, что въ немъ имъ по праву принадлежитъ мѣсто по меньшей мѣрѣ наряду съ избранниками народа.

«Я прошу постороннихъ уйти съ мѣстъ, назначенныхъ для членовъ Государственной Думы», — заявилъ имъ Муромцевъ по окончаніи своей вступительной рѣчи,

Онъ говорилъ, какъ власть имѣющій; его неподражаемаго тона, къ сожалѣнію, мертвыя страницы стенографическаго отчета передать не могутъ; и въ этомъ тонѣ, во всей благородной фигурѣ избранника народныхъ представителей, былъ первый ударъ бюрократіи Сконфуженные и растерявшіеся «посторонніе» одинъ за другимъ поспѣшили удалиться, и такимъ образомъ первый конфликтъ между бюрократіей и народнымъ представительствомъ окончился побѣдой послѣдняго.

Черезъ три недѣли имѣлъ мѣсто другой конфликтъ, гораздо болѣе серьезный. Съ 5 мая, т. е. черезъ недѣлю послѣ открытія Думы, въ «Правительственномъ Вѣстникѣ» началось систематическое печатаніе телеграммъ на имя Государя Императора съ призывомъ къ разгону Думы и съ систематическими оскорбленіями но ея адресу, телеграммъ, исходившихъ по большей части отъ разныхъ черносотенныхъ организацій, которыми эти организаціи начали бомбардировать Петербургъ не иниціативѣ главнаго совѣта союза русскаго народа. Черносотенныя организаціи оскорбить Думу, конечно, не могли, но печатаніе ихъ телеграммъ въ оффиціальномъ отдѣлѣ правительственной газеты придавало имъ особенную силу и значеніе. По этому поводу въ Думу былъ внесенъ и Думой былъ принятъ запросъ предсѣдателю Совѣта Министровъ, печатаются ли эти телеграммы съ его вѣдома и согласія, и если да, то съ какою цѣлью. Предсѣдатель Совѣта Министровъ рѣшительно отказался отвѣчать на запросъ. Тогда Муромцевъ написалъ ему слѣдующее письмо:

«Милостивый Государь, Иванъ Логиновичъ! На отношеніе Вашего Высокопревосходительства отъ 2И мая съ указаніемъ на то обстоятельство, что изъ моего отношенія не усматривается, какого изъ разсматриваемыхъ Государственною Думою дѣлъ касаются принятые Думою вопросы… почитаю долгомъ высказать увѣренность, что забота объ огражденіи достоинства высшихъ государственныхъ установленій, существованіе которыхъ покоится на Основныхъ Законахъ Имперіи, отъ распространенія черезъ посредство оффиціальнаго органа внѣшнихъ нападокъ преступнаго характера, составляютъ неизмѣнный предметъ постояннаго дѣла правительственныхъ учрежденій. Въ этой увѣренности мною и было сообщено Вашему Высокопревосходительству принятое Государственною Думою срочное заявленіе, которое исходило изъ того факта, что въ „Правительственномъ Вѣстникѣ“ совершается оглашеніе отзывовъ различныхъ лицъ, заключающихъ въ себѣ дерзостное неуваженіе къ законодательному установленію и возбуждающихъ одну часть населенія противъ другой. Въ виду сего, не оставляя надежды, что по принятому Государственною Думою запросу послѣдуетъ законно и справедливо ожидаемое разъясненіе, прошу принять увѣреніе и т. д.».

Это письмо, или «отношеніе» за соотвѣтственнымъ номеромъ написалъ и послалъ Муромцевъ по собственной иниціативѣ, безъ прямого и спеціальнаго на то уполномочія Думы, но счелъ своимъ долгомъ огласитъ его въ Думѣ^[13]. Дума пожелала обсудить это письмо; Муромцевъ, конечно, немедленно передалъ предсѣдательство товарищу. Тогда дума безъ преній единогласно приняла предложенную Петрункевичемъ формулу:

«Государственная Дума, вполнѣ одобряя дѣйствія предсѣдателя Государственной Думы, переходитъ къ очереднымъ дѣламъ».

Очевидно, Муромцевъ сумѣлъ понять и правильно выразить настроеніе всей Думы. На письмо Муромцева послѣдовала отписка Горемыкина:

«Вслѣдствіе письма Вашего обязываюсь сообщить Вамъ, что указываемая Вами забота объ огражденіи достоинства высшихъ государственныхъ установленій, существованіе которыхъ покоится на основныхъ законахъ Имперія, руководитъ моими дѣйствіями въ неменьшей мѣрѣ, чѣмъ проявленными въ этомъ направленіи попеченіями Государственной Думы, но изъ этого не слѣдуетъ, что ст. 40 учрежденія Государственной Думы даетъ законное основаніе для запросовъ по поводу преданія гласности поступающихъ на имя Его Величества всеподданнѣйшихъ телеграммъ. Примите и т. д.».

Дума, опять-таки, единогласно приняла формулу перехода къ очереднымъ дѣламъ, въ которыхъ выражала свое убѣжденіе въ томъ, что печатаніе въ оффиціальномъ органѣ явно оскорбительныхъ для Думы и возбуждающихъ одну часть населенія противъ другой телеграммы является безусловно незаконнымъ. "Дума, — гласитъ эта формула, — видитъ въ отказѣ министерства отвѣчать на запросъ новое нарушеніе обязанностей, возложенныхъ на исполнительную власть закономъ^[14].

Дѣло этимъ и окончилось; министерство отказалось отвѣчать на запросъ, телеграммы продолжали печататься, а Дума выразила протестъ, не имѣвшій никакихъ практическихъ результатовъ.

Стремясь къ расширенію правъ Думы въ рамкахъ существующаго учрежденія Государственной Думы, Муромцевъ охотно прибѣгалъ къ расширительному толкованію соотвѣтственныхъ статей. Трудовикъ Онипко высказалъ сожалѣніе, что у Думы отнимаютъ слиткомъ много времени постороннія лица своими посторонними разговорами. Съ предсѣдательской трибуны (товарищемъ предсѣдателя) ему было указано, что постороннимъ слово не давалось. На слѣдующемъ засѣданіи Онипко, развивая свою мысль, напомнилъ, что, Дума уже выразила полное и рѣшительное недовѣріе министерству и потребовала его отставки; разъ это сдѣлано, то она, по мнѣнію Онипко, не должна болѣе считать представителей министерства своими людьми; они для нея, какъ и дли нашей изстрадавшейся отъ ихъ беззаконій страны, посторонніе, и слушать ихъ, слѣдовательно, не зачѣмъ. Главнымъ образомъ, Онипко имѣлъ въ виду тов. министра Гурко, но также и другихъ министровъ и ихъ товарищей^[15].

Муромцевъ немедленно воспользовался указаніемъ, заключавшимся въ этихъ словахъ, но лишилъ его революціоннаго характера и придалъ ему конституціонный смыслъ. Онъ указалъ, что статья 40 учрежденія Государственной Думы даетъ право министрамъ требовать слова не въ очередь, причемъ они могутъ дѣлать свои заявленія или давать разъясненія какъ лично, такъ и черезъ своихъ товарищей или начальниковъ отдѣльныхъ частей центральнаго управленія. Изъ этихъ словъ закона Муромцевъ сдѣлалъ выводъ, что товарищи министровъ не имѣютъ нрава самостоятельно участвовать въ преніяхъ Государственной Думы; они должны былъ выслушиваемы только тогда, когда черезъ нихъ говоритъ министръ. Поэтому отнынѣ, прибавилъ Муромцевъ, я буду давать товарищамъ министровъ слово только тогда, когда, прося его, они опредѣленно заявятъ, что желаютъ говорить, по порученію своего шефа. Обѣщаніе было исполнено, и на Гурко и другихъ второстепенныхъ лицъ министерствъ, до тѣхъ поръ говорившихъ очень много, была въ Думѣ наложена нѣкоторая, правда, очень слабая, узда. Такъ боролся Муромцевъ за нрава Думы съ властями. Та же идея руководила въ его дѣятельности въ качествѣ предсѣдательствующаго въ болѣе узкомъ смыслѣ этого слова.

Признавая Думу парламентомъ, стремясь эту идею запечатлѣть, сколь можно болѣе прочно, въ умахъ всего народа, Муромцевъ сдѣлалъ одинъ выводъ теоретическаго характера, который врядъ ли можно защищать ст. точки зрѣнія науки государственнаго права, но который онъ довольно послѣдовательно проводилъ въ своей предсѣдательской дѣятельности; это выводъ о томъ, что Дума сама есть часть правительства.

— Правительство, которому Дума предложила уйти въ отставку… — началъ свою рѣчь Сыртлановъ.

Муромцевъ спѣшить его остановить:

— Я думаю, предложено было уйти въ отставку министерству, а не правительству. Государственная Дума сама — частъ правительства. Правительство есть совокупность государственныхъ учрежденій, воплощающихъ собою государственную власть^[16].

— Въ теченіе всего послѣдняго времени мы видимъ, какъ правительство…. — начинаетъ Ледницкій (к.-д.).

Муромцевъ сейчасъ же останавливаетъ:

— Не правительство, а министерство…

Ледницкій продолжаетъ свою рѣчь:

— "Министерство всѣми своими силами старается расшатать государственный строй, и т. д.^[17]

Одинъ разъ, однако, Муромцевъ забылъ сдѣлать такое указаніе. М. Я. Острогорскій (безпартійный), одинъ изъ самыхъ выдающихся нашихъ спеціалистовъ по государственному праву, говорилъ о томъ, что непринятіе бюджета можетъ явиться дѣйствительнымъ политическимъ орудіемъ въ рукахъ парламента противъ правительства^[18], и Муромцевъ не остановилъ его, неизвѣстно, потому ли, что случайно не дослышалъ, не обратилъ вниманія на слова Острогорскаго, или же потому, — это вѣроятнѣе, — что для Западной Европы, о которой въ данномъ случаѣ говорилъ Острогорскій, онъ признавалъ установившееся въ наукѣ государственнаго нрава противоположеніе правительства парламенту, и только для Россіи хотѣлъ установить новую терминологію, считая, что и она можетъ имѣть долю своего вліянія на умы и, слѣдовательно, долю практическаго значенія для жизни.

Исходя изъ своей вѣры въ прочность Думы, Муромцевъ особенно дорожилъ не только тѣмъ, чтобы работа Думы въ текущій моментъ была сколь возможно болѣе продуктивна, но и тѣмъ также, чтобы она выработала формы парламентскаго дѣлопроизводства, пригодныя на будущее время. Не считая себя въ правѣ въ качествѣ предсѣдателя вносить свои предложенія на разсмотрѣніе Думы, онъ тѣмъ не менѣе усиленно старался дать понять Думѣ, что составленіе наказа является для нея исключительно важнымъ дѣломъ; при каждомъ удобномъ случаѣ онъ, то ссылкой на западно-европейскіе наказы, то инымъ способомъ подчеркивалъ, что дѣятельность его, какъ предсѣдателя, а слѣдовательно, и дѣятельность всей Думы чрезвычайно затруднена отсутствіемъ такового. Когда М. А. Стаховичъ выразилъ сожалѣніе, что въ протоколахъ засѣданій не отмѣчается, какъ кто изъ депутатовъ голосовалъ, то Муромцевъ сдѣлалъ слѣдующее указаніе:

«Если не ошибаюсь, кажется, въ нѣмецкомъ рейхстагѣ есть такое правило, что позволяется лицамъ, несогласнымъ съ постановленіемъ, прилагать свое мнѣніе къ протоколу. Пока у насъ нѣтъ запрета, можетъ быть можно…».

Очевидно, неувѣренный въ сдѣланной по памяти своей ссылкѣ на наказъ рейхстага, Муромцевъ упорно смотрѣлъ на одного депутата, знатока германскихъ порядковъ, ища въ немъ поддержки; изъ рядовъ депутатовъ раздался голосъ: «Этого нѣтъ».

Муромцевъ: «Способы голосованія могутъ быть различны. Можетъ быть и поименное голосованіе. Когда у насъ будетъ наказъ, то будетъ опредѣлено, при какихъ условіяхъ тотъ или иной способъ можетъ быть допущенъ. Но такъ какъ теперь паказа нѣтъ, то я и не могу произвольно установить условія (голосованія)». И черезъ нѣсколько минутъ, ни на одну секунду не выпуская предсѣдательствованія изъ своихъ рукъ, внимательно слѣдя за всѣми рѣчами и реагируя на нихъ, Муромцевъ находитъ нужную ему цитату въ нѣмецкомъ наказѣ рейхстага, которая подтверждаетъ сдѣланное имъ указаніе. Внѣ думскихъ засѣданій онъ усиленно старается вліять на лидеровъ партій, чтобы заставить ихъ заняться этимъ важнымъ, въ его глазахъ, дѣломъ упорядоченія парламентскихъ формъ и посвятить ему нѣкоторое время, когда всѣ интересы были сосредоточены на смертныхъ казняхъ, на земельномъ голодѣ крестьянства и другихъ злободневныхъ вопросахъ громадной важности. Онъ привлекъ къ этой работѣ постороннихъ Думѣ лицъ, опытныхъ юристовъ, заставляя ихъ, «чуть не насильно», заниматься обработкой проекта наказа по западно-европейскимъ образцамъ и на основаніи имѣющейся уже русской практики, чтобы облегчить работу депутатовъ^[19].

Въ самой Думѣ, да ея засѣданіяхъ, Муромцевъ ревниво слѣдилъ за тѣмъ, чтобы имя и честь Думы стояли высоко.

«Въ печати упрекаютъ Думу», — началъ какъ-то трудовикъ Сѣдельниковъ. Его сейчасъ же остановилъ предсѣдатель.

— Никто не можетъ дѣлать упрековъ съ этой каѳедры Государственной Думѣ по поводу сдѣланныхъ ею постановленій. Ея авторитетъ выше нашего личнаго авторитета.

Сѣдельниковъ. Этотъ упрекъ не съ моей стороны. Предсѣдатель. Я прошу слова «упрекъ» не повторять по отношенію къ Государственной Думѣ^[20].

Черезъ нѣсколько дней Муромцевъ, правда, не остановилъ Родичева, который сослался на «упреки, обращенные къ намъ (членамъ Думы), что мы затятиваемъ пренія»^[21], но конечно, это было совершенно случайно; Муромцевъ такъ же охотно я рѣшительно останавливалъ кадетовъ, какъ и всѣхъ остальныхъ. И врядъ ли найдется хоть одинъ депутатъ, выступавшій съ рѣчами, который не вызвалъ бы болѣе или менѣе рѣзкаго замѣчанія со стороны предсѣдателя; его близкій, старый другъ, М. М. Ковалевскій, ближайшіе товарищи его по партіи, какъ: Набоковъ, Петражицкій и другіе, раздѣляли въ этомъ отношеніи участь Аладыіна, Аникина, Сѣдельникова, Жилкина, Михайличенки и другихъ.

Муромцевъ шелъ еще дальше, такъ далеко, что врядъ ли въ этомъ случаѣ (какъ и относительно упрековъ) можно признать его правымъ. Газъ Думою сдѣлано было сдѣлано постановленіе, то, по его мнѣнію, критикѣ оно уже по могло подлежать, — конечно только съ думской трибуны, такъ какъ ни на свободу слова вообще, ни на свободу слова депутатовъ внѣ думскихъ засѣданій онъ посягать, конечно, не могъ и не хотѣлъ.

— Я не могу согласиться съ и. 2. Здѣсь говорится, — началъ Метальниковъ (к.-д.).

Муромцевъ. Разъ постановленіе Думы состоялось, то но считаться съ нимъ вы ne имѣете права. Состоявшіяся постановленія Думы для насъ, отдѣльныхъ членовъ ея, не должны быть предметомъ критики съ этой трибуны.

Метальниковъ. Прошу извиненія^[22].

Или:

Отаховичъ. Дума рѣшила иначе… Ея воля и рѣшенія необыкновенно перемѣнчивы.

Муромцевъ. Ораторъ, позвольте остановить васъ. Дума властна въ своихъ рѣшеніяхъ^[23].

Или даже:

Петражицкій (к.-д.). Къ сожалѣнію, предложеніе было отклонено.

Муромцевъ. По поводу рѣшеніи Думы члену ея не слѣдовало бы выражать сожалѣній^[24].

Послѣдовательное проведеніе съ предсѣдательской трибуны такого взгляда сдѣлало бы невозможнымъ чуть не всѣ соціалъ-демократическія рѣчи въ германскомъ рейхстагѣ, или монархическія рѣчи въ французской палатѣ. Оно было возможно только въ нашей первой Думѣ съ ея совершенно исключительнымъ положеніемъ, съ ея сравнительно слабой внутренней борьбой.

Руководить преніями въ первой Думѣ было чрезвычайно трудно. Какъ выразительница народнаго гнѣва и народныхъ желаній, Дума стояла очень высоко; немного можно найти въ исторіи народныхъ собраній, даже избранныхъ всеобщимъ голосованіемъ, которыя явились бы такими яркими выразителями настроенія своего народа. Немного найдется также народныхъ собраній, которыя работали бы съ такой энергіей, съ такимъ неослабѣвающимъ мужествомъ; немного найдется ихъ въ исторіи Англіи, Франціи, Германіи и другихъ зап.-европейскихъ странъ; сравнивать первую Думу съ нашей же третьей Думой, разумѣется, никому не придетъ въ голову- Но въ одномъ отношеніи даже эта третья Дума нѣсколько выше первой Думы, — далеко не настолько, однако, насколько слѣдовало бы послѣ четырехъ-лѣтняго опыта; это въ смыслѣ внѣшняго порядка парламентскаго дѣлопроизводства. Въ первой Думѣ его формы были совершенно не выработаны; ихъ надо было (въ особенности, по мнѣнію Муромцева, — другіе могли находить это несвоевременнымъ) вырабатывать. Но составъ Думы былъ, въ значительной степени, крестьянскій, и даже въ той ея части, которая состояла изъ интеллигенціи, совершенно неподготовленный къ этому дѣлу. Въ этой Думѣ вполнѣ возможны были случаи, что депутатъ-крестьянинъ, заговоривъ объ одномъ, переходилъ на совершенно другую тему, и когда. предсѣдатель останавливалъ его, то онъ скромно оправдывался:

«Вы извините меня, я крестьянинъ».

«Но въ то же время членъ Государственной Думы», — замѣчаетъ Муромцевъ^[25].

Далеко не одни крестьяне были способны обнаруживать полное непониманіе порядка дѣлопроизводства. Муромцевъ спрашиваетъ докладчика комиссіи, находитъ ли комиссія, что послѣ принятія поправки, измѣняющей содержаніе ея предложенія, текстъ окончательнаго предложенія комиссіи долженъ подвергнуться баллотировкѣ, и докладчикъ комиссіи, заслуженный земскій дѣятель и уважаемый профессоръ университета, наивно отвѣчаетъ:

«Какъ угодно Думѣ».

«А какъ угодно комиссіи?», — нѣсколько иронически спрашиваетъ предсѣдатель, подчеркивая своимъ вопросомъ, что Думѣ можетъ быть угодно принять или отвергнуть предложеніе комиссіи, но поставить его на голосованіе можетъ только сама комиссія^[26]. Другой заслуженный профессоръ предлагаетъ сдать извѣстный вопросъ въ комиссію, не начиная преній, не зная того, что сдача въ комиссію по установленному долгой практикой и имѣющему глубокій смыслъ обычаю не можетъ послѣдовать безъ предварительныхъ преній^[27]. Случилось, что одинъ заслуженный земскій дѣятель, а вслѣдъ за нимъ и другой, предлагали давать слово записавшимся ораторамъ послѣ того, какъ состоялось постановленіе о прекращеніи преній^[28]. Рѣдко кто изъ депутатовъ обнаруживалъ способность различать предварительное формальное обсужденіе вопроса объ его постановкѣ на очередь отъ обсужденія по существу. Бывали случаи, что депутаты, — и это случалось тоже съ заслуженными земскими и. общественными дѣятелями, — дѣлали попытки возражать или говорить по существу вопроса тогда, когда вопросъ былъ уже окончательно рѣшенъ голосованіемъ^[29].

Зло всѣхъ русскихъ собраній — многочисленныя рѣчи «къ порядку дня», — было хорошо знакомо первой Думѣ- Нерѣдко по поводу какого-нибудь предложенія вносилось предложеніе не обсуждать его сейчасъ, а отложить на одно изъ слѣдующихъ засѣданій. Начинались пренія по поводу этого предложенія, затѣмъ дѣлаясь предложеніе не обсуждать этого второго предложенія, или вносилось предложеніе прекратить затянувшіяся пренія по вопросу о порядкѣ дня^[30].

И т. д.

Внести порядокъ и гармонію во все это лежало на обязанности предсѣдателя. И дѣлалъ это онъ съ поразительнымъ искусствомъ- При внимательномъ чтеніи стенографическихъ протоколовъ первой Думы отъ читателя не можетъ ускользнуть это внѣшнее отсутствіе порядка, это неумѣніе громаднаго большинства членовъ вести, экономя время, обсужденіе общественныхъ вопросовъ. И, однако, у кого, не только изъ друзей первой Государственной Думы, но даже изъ самыхъ ожесточенныхъ враговъ ея, осталась въ памяти эта черта, болѣе того, кто ее замѣтить? Замѣтить ее можно дѣйствительно только при очень внимательномъ чтеніи отчетовъ; и это потому, что она въ значительной степени сглажена предсѣдателемъ. Первая Дума народнаго гнѣва осталась въ народной памяти, какъ нѣчто цѣльное, какъ нѣчто вполнѣ единое, «aus einem Guss», — какъ говорятъ нѣмцы. Великая заслуга приданія правильной, художественной формы тому богатому и цѣнному, хотя необработанному матеріалу, который представляла изъ себя первая Дума, въ весьма и весьма значительной степени принадлежитъ Муромцеву.

Третья Дума, съ гордостью заявляющая о своей близости къ народу, охотно черпаетъ изъ богатой сокровищницы народнаго языка и обогатила русскій литературный языкъ цѣлымъ рядомъ яркихъ и образныхъ выраженій; изъ нихъ можно было бы составить цѣлый словарь, который явился бы цѣннымъ дополненіемъ къ извѣстному словарю тюремнаго жаргона, — «Блатная музыка». «Кривая сволочь», «Нахичеванская крыса», «Сверхъ-прыткіе Нахичеванскіе лаятели», «Я вамъ въ морду дамъ», «Созоновичъ, не лѣзь, а то въ морду дамъ», «Это говоритъ не членъ Думы и не Неклюдовъ, а какая-то баба, которая на улицѣ гоняла свиней»^[31]. Наконецъ, то знаменитое выраженіе Половцева, котораго не вытерпѣли даже терпѣливыя страницы стенографическихъ отчетовъ, — всего этого богатства народнаго языка не могла доставить ламъ первая Дума. Муромцеву не только эти, по нѣкоторыя вполнѣ усвоенныя литературнымъ языкомъ выраженія претили. «Рѣзкія мысли всегда допускаются, но приличный образъ выраженія — необходимое условіе достоинства законодательнаго собранія», — замѣтилъ онъ Аладьину, когда тотъ выразилъ желаніе «заставить г.г. министровъ убраться изъ этого зала»^[32]. Онъ счелъ нужнымъ остановить Тсписсона (кадета), когда тотъ заявилъ, что Дума относится къ министрамъ «съ недовѣріемъ, недовольствомъ и даже презрѣніемъ»^[33]. И тотъ же Муромцевъ свободно дозволилъ Аладьину говорить о томъ, что деньги, назначенныя на продовольствіе голодающихъ губерній, могутъ остаться въ карманахъ Гурко и другихъ^[34]. Тотъ же Муромцевъ не сдѣлалъ замѣчанія Аникину, когда тотъ сказалъ, что министры мѣшаютъ работѣ Думы «наглыми разговорами, упорными сопротивленіями, издѣвательствомъ надъ народнымъ представительствомъ»^[35]. Быть можетъ, впрочемъ, что на этотъ разъ Муромцевъ случайно не дослышалъ словъ Аникина, такъ какъ врядъ ли выраженіе «наглый» слабѣе, чѣмъ выраженіе «презрѣніе» {Товарищъ Муромцева П. Д. Долгоруковъ шелъ гораздо дальше Муромцева.

Бочаровъ, (безпартійный крестьянинъ). Изъ сказаннаго ясно, что ариѳметическій подсчетъ коммисіи и отдѣла никуда не годится.

Предсѣдательствующій П. Д. Долгоруковъ. Г. Бочаровъ, выраженіе «никуда не годится» неумѣстно.

Бочаровъ. Беру его обратно. И является слѣдствіемъ предубѣжденій. (Стр. 1511).

Можно сказать съ увѣренностью, что такой мелкой придирки къ выраженію рѣзкому, но вполнѣ приличному, Муромцевъ никогда не сдѣлалъ бы, и не далъ бы повода замѣнить выраженіе хотя и рѣзкое, но совершенно не оскорбительное, субъективной оцѣнкой, несомнѣнно обидной. Между тѣмъ по поводу этой послѣдней Долгоруковъ замѣчанія почему то не сдѣлалъ.}, Муромцевъ считалъ недопустимымъ даже, шиканіе: «Не въ согласіи съ добрыми парламентскими обычаями выраженія знаковъ неодобренія; я понимаю знаки одобренія» { Стр. 155 и мн. др.; даже «сдержанные (подлинное выраженіе стеногр. отчета) знаки неодобренія» Муромцевъ останавливалъ (Стр. 411). Одинъ только разъ онъ допустилъ шиканье Бондареву (трудовику) (стр. 1147), но это надо объяснить случайностью, а не пристрастіемъ.

Здѣсь я прибавляю указаніе на одну случайную ошибку, сдѣланную Муромцевымъ. Секретарь (Д. И. Шаховской) указалъ ему на внесенное предложеніе, случайно упущенное изъ вида. Послѣдній почему то, — вѣроятно, онъ на этотъ разъ не понялъ указанія, сдѣланнаго въ минуту очень напряженнаго собранія, разсердился и отвѣтилъ рѣзкимъ замѣчаніемъ, что по дѣло секретаря Думы затруднять предсѣдателю исполненіе его обязанностей. Замѣчаніе было неправильное, и ошибочность его скоро, очевидно, понялъ самъ Муромцевъ. Къ сожалѣнію, онъ счелъ нужнымъ исправить одну ошибку другой едва ли не худшей: этотъ эпизодъ, во всякомъ случаѣ представляющій значительный историческій интересъ, многократно поминаемый, онъ совсѣмъ вычеркнулъ изъ стенографіи ч. отчетовъ (выходящихъ подъ редакціей предсѣдателя), такъ что отъ него не осталось въ нихъ ни малѣйшаго слѣда.}.

Дума была распущена. Значительная ея часть отправилась въ Выборгъ и тамъ составила знаменитое Выборгское воззваніе. На засѣданіи въ Выборгѣ предсѣдательствовалъ тоже Муромцевъ. Къ сожалѣнію, нѣтъ но только стенографическаго отчета, но даже простого протокола этого засѣданія, и о немъ почти ничего не опубликовано съ воспоминаніяхъ его участниковъ. Мы знаемъ, однако, что послѣ, перваго совмѣстнаго засѣданія, члены Думы раздѣлились на двѣ части по партіямъ, и кадеты, и трудовики съ соціалъ-демократами выработали по своему проекту воззванія, затѣмъ Дума вновь соединилась, и въ пленарномъ засѣданіи былъ почти цѣликомъ принятъ кадетскій проектъ; изъ трудовическаго въ окончательную редакцію проникло нѣсколько выраженій, но не проникли основныя ея идеи. Во всякомъ случаѣ, Мувомцевъ и тамъ оставался самимъ собою.

Съ поднятою головою онъ вошелъ въ залу суда и сѣлъ на скамью подсудимыхъ. «Я хотѣлъ бы знать, кто меня судитъ», — сказалъ онъ, отвѣтивъ на формальный вопросъ о возрастѣ и званіи. Въ вопросѣ заключалось указаніе на установившееся послѣднее время въ судебной практикѣ нарушеніе закона. По закону подсудимый за три дня до суда долженъ получить списокъ судей, которые будутъ его судить. Судебная палата посылаетъ ему вмѣсто списка тѣхъ семи судей (съ сословными представителями), которые входятъ въ составъ присутствія, полный списокъ всѣхъ членовъ судебной палаты, всѣхъ предводителей дворянства, всѣхъ членовъ городской управы и всѣхъ волостныхъ старшинъ, которые могутъ войти въ составъ присутствія, всего до 80 именъ; почта съ тѣмъ же основаніемъ она могла бы посылать подсудимому толстый томъ «Весь Петербургъ», такъ какъ въ немъ тоже перечислены всѣ лица, которыя могутъ войти въ составь судебнаго присутствія. Но совершенно естественно этотъ вопросъ Муромцева получилъ другой, болѣе глубокій смыслъ.

Въ своемъ послѣднемъ словѣ Муромцевъ слѣдующимъ образомъ объяснилъ значеніе Выборгскаго воззванія.

"Когда идетъ могучій горный потокъ, то, чтобы спасти деревню, лежащую на пути потока, бросаются строить плотину. Но кто думаетъ, что потекъ нельзя остановить, тотъ ищетъ другія средства: онъ стремится прорыть каналы и отвести потокъ по этимъ каналамъ отъ угрожаемыхъ имъ жилищъ. Члены Государственной Думы думали, что правительство отнесется именно такъ къ акту воззванія. Но, говорятъ, въ минуту опасности всѣ партіи должны соединиться противъ общаго врага; въ минуту опасности нужно пойти рука объ руку съ правительствомъ, и говоря такъ, разумѣютъ не Государя, но именно правительство, вѣрнѣе, министерство; и если министерство нашло нужнымъ поставить глухую плотину, то и всѣ должны помотать ему въ этомъ… Но кто же въ данномъ случаѣ считается врагомъ? Развѣ свой народъ

можетъ быть врагомъ? Народъ можетъ быть врагомъ правительства, народъ можетъ быть врагомъ партіи?… Развѣ возможно такое отношеніе къ народу? Такія воззрѣнія возвращаютъ насъ въ средніе вѣка, когда населеніе государства дѣлилось на завоевателей и завоеванныхъ, и тогда, дѣйствительно, правительство, состоявшее изъ завоевателей, смотрѣло на населеніе, какъ на врага. (Общее движеніе). Господа судьи, вамъ называютъ рекомендуемое воззрѣніе патріотическимъ. Нѣтъ, это не патріотическая точка зрѣнія, и нѣтъ словъ для того, чтобы протестовать всей душой противъ такого антигосударственнаго взгляда!….

«Поднялась полемика, получившая характеръ не критики, но травли! И травили не составителей Выборгскаго воззванія, — травили первую Государственную Думу, какъ таковую. Вопросъ выборгскаго воззванія былъ обращенъ въ вопросъ первой Государственной Думы. Было позабыто, что эта Дума впервые придала неорганизованному, наполовину стихійному движенію народа, формы организованныя, — что въ стѣнахъ Государственной Думы партіи, встрѣтившись между собою, впервые поняли, что пора сойти съ почвы митинга и стать на почву организованнаго собранія, что Государственной Думой впервые ясно и авторитетно, — потому что она была Государственная Дума, — было показано различіе, которое отдѣляетъ положеніе Монарха отъ положенія министерства, что Думою было провозглашено: „Нападайте на министерство и не касайтесь Монарха“, — чего не знала митинговая политика… Господинъ предсѣдатель, я этой области и не касался бы совсѣмъ, если бы здѣсь не была сдѣлана попытка обратить трибуну прокурора въ мѣсто „свидѣтеля по слухамъ“^[36]. (Общее явленіе). Скажу только одно по поводу всякаго рода слуховъ, отъ кого бы они ни шли, разъ ужъ здѣсь обратились къ нимъ за помощью: можете, господа, клеветать сколько угодно, можете выдумывать, что угодно, можете изобрѣтать самыя несообразныя вещи, — отвѣчать вамъ не будемъ, ибо недостойно для бывшихъ представителей Государственной Думы отвѣчать на подобнаго рода клеветы, которыя распространялись только потому, что у распространяющихъ ихъ не было и нѣтъ другихъ, болѣе реальныхъ, дѣйствительныхъ обвиненій». (Движеніе)^[37].

Естественно, что лѣвая часть скамьи подсудимыхъ (въ судѣ тоже была своя лѣвая, и своя правая, на этотъ разъ состоявшая изъ кадетовъ), не могла согласиться съ такимъ толкованіемъ выборгскаго воззванія; для нея оно не имѣло цѣлью отвести революціонный потокъ въ мирное русло; но Муромцевъ былъ искрененъ и послѣдователенъ. Несомнѣнно, онъ такъ и думалъ, когда подписывалъ воззваніе.

Муромцевъ, какъ и другіе его товарищи по первой Думѣ, былъ приговоренъ къ тремъ мѣсяцамъ тюрьмы, которые и отсидѣлъ. Эти была награда за его работу въ Думѣ. Въ началѣ статьи я поставилъ вопросъ: Сдѣлала ли Дума, и въ частности, ея лѣвая половина, ошибку, избравъ на предсѣдательскій тостъ Муромцева?

Отвѣтъ ясенъ.

Кадетская партія имѣла право на предсѣдательскій постъ, какъ единственная большая партія, не сдѣлавшая роковой ошибки бойкота и научившая народъ использовать такое орудіе борьбы, какъ Государственная Дума, могучее при всей ея слабости и при всѣхъ несовершенствахъ избирательнаго закона. Кадетская партія въ свою очередь имѣла всѣ данныя выставить на предсѣдательскій постъ именно Муромцева. Будучи предсѣдателемъ, Муромцевъ, стоя выше партій, поскольку это возможно для человѣка, оставался кадетомъ, — не потому, конечно, что онъ не сдѣлалъ формальнаго заявленія о выходѣ изъ партій, — а потому, что онъ не могъ и не долженъ былъ измѣнять своихъ убѣжденій. Онъ исходилъ изъ своихъ убѣжденій. Послѣдствія доказали, что онъ во многомъ ошибался, ошибался въ оцѣнкѣ степени неотъемлемости того закона, на которомъ основана Дума, ошибался въ тѣхъ результатахъ, къ которымъ должна привести работа въ Думѣ. Но это была ошибка историческая, совершенно неизбѣжная. Въ свое время эта ошибка не только не помѣшала, по, можетъ быть, даже помогла Муромцеву исполнить его тяжелую и отвѣтственную обязанность. Во всякомъ случаѣ, именно онъ болѣе, чѣмъ кто-нибудь другой, содѣйствовалъ тому, что «неорганизованному, наполовину стихійному движенію народа, были приданы формы организованныя», что первая Дума осталась надолго въ памяти народной великимъ памятникомъ народнаго гнѣва и народныхъ чаяній, которымъ до сихъ поръ но удалось осуществиться. Если всѣ служители застоя, всѣ, кому дороги ихъ теплыя мѣста около общественнаго пирога, устраивали скандалы при всякой попыткѣ выразить хотя бы вставаніемъ общественную скорбь по почившемъ борцѣ за правовой общественный строй, то они совершенно правы. Муромцевъ былъ ихъ врагъ, и врагъ опасный.

В. Водовозовъ.

"Современникъ", Кн. 1, 1911

---

1. Этимъ иногда объясняется, что если господствующая партія имѣетъ слишкомъ ничтожное большинство, то она не желаетъ лишаться хотя бы одного своего члена и особенно охотно соглашается на переизбраніе стараго спикера, изъ рядовъ противниковъ, — конечно при увѣренности въ его безпристрастіи и добросовѣстности. Въ 1892 гладстоновское большинство равнялось всего 40 голосамъ; поэтому либералы гладстоніанцы предложили переизбрать либерала уніониста Пиля, бывшаго спикеромъ въ предыдущей палатѣ съ значительнымъ уніонистскимъ большинствомъ.
2. Одно изъ немногихъ исключеній въ этомъ отношеніи составлялъ Гамбетта.
3. Оффиціальный списокъ членовъ центральнаго комитета К. Д. партіи, въ которомъ значатся всѣ названныя лица, напечатанъ въ «Вѣстникѣ» Партіи Народной Свободы", № 14, 8 іюня 1906, стр. 930.
4. «Рѣчь», 3 іюня 1907, № 129.
5. Статья Муромцева во «Frankfurter Zeitung» цитирую по «Товарищу» № 196. 20 февраля 1907.
6. Стенографическіе отчеты Госуд. Думы. Сессія 1-ая (1906). Стр. 2.
7. См., напр., рѣчь Аладьина 18 мая — (Стеногр. отъ стр. 331) «Я пришелъ сюда, какъ и всѣ вы, со страстнымъ желаніемъ избавить мою родину отъ тяжкихъ испытаній революціи Единственная сила, которая сдерживаетъ бъ странѣ весь этотъ горючій матеріалъ, способный завтра же покрыть страну потоками крови, бросить ее въ революцію….. это мы, наша Дума, наши засѣданія, наша работа.»
8. Стеногр. Отчеты. Стр. 601.
9. Стр. 138.
10. Стр. 1956.
11. Стр. 2032.
12. Выборгскій Процессъ. Иллюстрированное изданіе. Спб. Общественная Польза. 1908. Стр. 143.
13. Стен. отъ стр. 640.
14. Стр. 1860.
15. Стр. 530—584.
16. Стр. 595.
17. Стр. 802.
18. Стр. 779.
19. Объ этомъ подробно разсказалъ I. В. Гессенъ, участникъ этихъ совѣщаній, въ докладѣ о Муромцевѣ на засѣданіи Спб. Литературнаго Общества 8 окт. 1910.
20. Стр. отч. стр. 14.
21. Стр. 69.
22. Стр. 1077.
23. Стр. 1977.
24. Стр. 1968.
25. Стр. 537.
26. Стр. 66.
27. Стр. 383.
28. Стр. 46 и 47.
29. См. напр. стр. 557.
30. Напр. Стр. 1980.
31. Стен. Отч. Думы 3 созыва, 1 сессій, ч. 2, стр. 2263.
32. Ст. от. 1 Думы. стр. 597.
33. Стр. 650.y
34. Стр. 1249.
35. Стр. 593.
36. Намекъ на тотъ совершенно невѣроятный, но тѣмъ не менѣе достовѣрный фактъ, что прокуроръ Зибортъ, не довольствуясь фактами, установленными на судебномъ слѣдствіи, позволилъ себѣ говорить „по слухамъ“ о томъ, что происходило въ Выборгѣ. Даже предсѣдатель суда Крашенинниковъ счелъ нужнымъ сдѣлать ему указаніе на недопустимость этого пріема. (Выборгскій процессъ, стр. 98-99)
37. Выборгскій процессъ, стр. 145—148.