Суд (Дорошевич)
См. также одноимённые страницы.| Суд : Из мавританских легенд |
| Из цикла «Сказки и легенды». Опубл.: «Русское слово», 1902, № 125, 8 мая. Источник: Дорошевич В. М. Сказки и легенды. — Мн.: Наука и техника, 1983. |
- Википроекты
Утром, светлым и весёлым, сидел халиф Махоммет в великолепном зале суда в Альгамбре, на резном троне из слоновой кости, окружённый евнухами, окружённый слугами. Сидел и смотрел. Утро было прекрасно. На небе не было ни облачка, ни паутинки от облачка. Двор Львов был словно покрыт куполом из синей эмали. В окно глядела долина, изумрудная, с цветущими деревьями. И этот вид в окне казался картиной, вставленной в узорную раму.
— Как хорошо! — сказал халиф. — Как прекрасна жизнь. Введите тех, кто своими отвратительными поступками отравляет тихие радости жизни!
— Халиф! — ответил главный евнух. — Сегодня пред твоей мудростью и правосудием предстанет только один преступник!
— Введите его…
И Сефардина ввели. Он был босой, грязный, в рубище. Руки его были скручены верёвками назад. Но Сефардин позабыл о верёвках, когда его ввели во Двор Львов.
Ему показалось, что его уже казнили и что душа его уже перенеслась в рай Магомета. Пахло цветами.
Букеты брильянтов взлетали над фонтаном, покоившимся на десяти мраморных львах.
Направо, налево в арки были видны покои, устланные узорными коврами.
Разноцветные мозаичные стены кидали отблеск золотой, синий, красный. И покои, из которых веяло ароматом и прохладой, казались наполненными золотым, голубым, розовым сумраком.
— Падай на колени! Падай на колени! — шептали стражи, толкая Сефардина. — Ты стоишь перед халифом.
Сефардин упал на колени и зарыдал. Он ещё был не в раю, — ему ещё предстояли суд и казнь.
— Что сделал этот человек? — спросил халиф, чувствуя, что в сердце его шевельнулось сожаленье.
Евнух, избранный, чтоб обвинять без страсти и без жалости, — ответил:
— Он убил своего товарища.
— Как? — разгневанный, воскликнул Махоммет. — Ты лишил жизни себе подобного?! Из-за чего этот негодяй совершил величайшее из преступлений?
— По самому ничтожному поводу! — отвечал евнух. — Они подрались из-за куска сыра, который обронил кто-то и который они нашли на дороге.
— Из-за куска сыра! Правый аллах! — всплеснул руками Махоммет.
— Это не совсем правда! — пробормотал Сефардин. — Это не был кусок сыра. Это была только корка от сыра. Её не обронили, а бросили. В надежде, что найдёт собака. А нашли люди.
— И люди погрызлись, как собаки! — с презрением заметил евнух.
— Злей, чем собаки! — добавил Сефардин.
— Замолчи, несчастный! — крикнул вне себя от гнева Махоммет. — Каждым словом ты туже затягиваешь петлю на своей глотке! Из-за корки сыра! Взгляни, презренный! Как жизнь прекрасна! Как жизнь прекрасна! И ты лишил его всего этого!
— Если бы я знал, что жизнь такова, — отвечал Сефардин, оглядываясь кругом, — я никогда и никого бы не лишил её! Халиф! Говорит всякий, слушает — мудрец. Выслушай меня, халиф!
— Говори! — приказал Махоммет, сдерживая своё негодование.
— Великий халиф! Жизнь здесь, на Священной горе, и жизнь там, в долине, откуда меня привели, — две жизни, халиф. Позволь мне задать тебе вопрос!
— Спроси.
— Видел ли ты когда-нибудь во сне корку хлеба?
— Корку хлеба? — удивился халиф. — Такого сна я не припомню!
— Ну, да! Корку хлеба! Вспомни хорошенько! — продолжал, стоя на коленях Сефардин. — Корку хлеба, которую кинули. Корку хлеба, облитую помоями. Покрытую плесенью, грязью. Корку хлеба, которую нюхала собака и не стала есть. И хотелось ли тебе съесть эту корку хлеба, халиф? Протягивал ли ты к ней руку, дрожащую от жадности? И просыпался ли ты в эту минуту, в ужасе, в отчаянии: корка, облитая помоями, корка, покрытая плесенью и грязью, — только снилась! Это было только во сне.
— Такого странного, такого низкого сна я ещё не видел никогда! — выкликнул халиф. — Я вижу сны. Армии врагов, которые бегут перед моими всадниками. Охота в мрачных ущельях. Диких коз, которых я поражаю меткой, звенящей в воздухе стрелой. Иногда мне снится рай. Но такого странного сна я не видел никогда.
— А я видел его каждый день и всю мою жизнь! — тихо ответил Сефардин. — Во всю мою жизнь я не видел другого сна! И тот, кого я убил, во всю его жизнь не видел другого сна, кроме этого. И никто у нас в долине никогда не видел ничего другого. Нам снится корка грязного хлеба, как тебе победа и рай.
Халиф сидел молча и думал.
— И ты убил в споре своего друга?
— Убил. Да. Если бы он жил, как твои слуги, в Альгамбре, — я лишил бы его радостей жизни. Но он жил в долине, как и я. Я лишил его страданий. Вот всё, чего я его лишил.
Халиф всё сидел молча и размышлял.
И как тучи собираются на вершине гор, собирались морщины на его челе.
— Закон ждёт от тебя слова правосудия! — осмелился прервать молчание халифа евнух-обвинитель. Махоммет взглянул на Сефардина.
— Он ждёт, чтобы его также освободили от страданий? Развяжите его и пустите. Пусть живёт.
Все кругом не смели верить своим ушам: так ли они слышат?
— Но законы?! — воскликнул евнух. — Но ты, халиф! Но мы! Мы все, обязанные соблюдать законы.
Махоммет с грустной улыбкой посмотрел на его испуганное лицо.
— Мы постараемся, чтобы ему впредь снились сны получше, и чтобы он не грызся, как собака, из-за корки сыра! И он встал в знак того, что суд окончен.