Судъ и правосудіе въ Россіи.
правитьВъ судахъ черна неправдой черной.
Въ началѣ мая Государственная Дума обсуждала смѣту министерства юстиціи. Послѣ трехъ дней горячихъ преній смѣта, разумѣется, принята; правые, націоналисты и октябристы сдѣлали свое дѣло и значительнымъ большинствомъ голосовъ предоставили, такимъ образомъ, министерству юстиціи продолжать свое губительное дѣло. Тѣмъ не менѣе, сдѣланная съ думской трибуны яркая оцѣнка нашего безсудья, несомнѣнно, останется въ народной памяти серьезной заслугой не Думы въ цѣломъ, конечно, но думской оппозиціи. Рѣчи Маклакова и Гегечкори, заявленіе трудовой группы, а также являющаяся къ нимъ прекраснымъ дополненіемъ рѣчь министра юстиціи Щегловитова, рисуютъ такую картину, отъ которой становится жутко.
Въ самомъ дѣлѣ.
Маклаковъ говоритъ: со времени министерства Щегловитова у насъ нѣтъ несмѣняемости судей.
Щегловитовъ же возражаетъ: нѣтъ, у насъ есть несмѣняемость судей; съ 1906 г. переведено безъ прошеній только 6, совсѣмъ уволено только 8 судебныхъ дѣятелей, по закону пользующихся несмѣняемостью, и изъ нихъ только 5 по причинамъ политическаго характера, три же по причинамъ нравственнаго порядка. Между тѣмъ, во Франціи послѣ революціи, низвергшей Наполеона III, было уволено гораздо большее число судей. «Оусюда видно, что вопли объ отмѣнѣ у насъ несмѣняемости слѣдуетъ отнести къ пылкому воображенію члена Думы Маклакова» (аплодисменты справа).
Маклаковъ говоритъ: въ процессѣ общества Дашнакцютюнъ обвиненіе было построено на слѣдственномъ матеріалѣ, изобилующемъ грубѣйшими подлогами, которые учинилъ судебный слѣдователь Лыжинъ.
А Щегловитовъ на это отвѣчаетъ:
Въ послѣдніе дни своей дѣятельности Лыжинъ, дѣйствительно, впалъ въ состояніе озлобленія, въ которомъ проявляется склонность уничтожать своими руками собственный колоссальный трудъ, но въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; вѣдь ему угрожали революціонеры и даже былъ обнаруженъ планъ похищенія армянами этого слѣдователя. Можетъ быть, подъ вліяніемъ озлобленія, онъ и сдѣлалъ нѣкоторые подлоги, но вообще онъ благороднѣйшій человѣкъ и недаромъ еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ екатеринодарскій окружный судъ по поводу аналогичнаго обвиненія далъ восторженный отзывъ о его «безупречныхъ нравственныхъ качествахъ и образцовой закономѣрности» при нѣкоторой, впрочемъ, страстности, которая могла привести и къ дѣйствіямъ не вполнѣ закономѣрнымъ, однако, «не несовмѣстнымъ съ достоинствомъ судебнаго дѣятеля» (!!)
Очевидно, такая защита хуже всякаго обвиненія. Нѣтъ сомнѣнія, что статистика увольненія судей, приведенная Щегловитовымъ отличается весьма и весьма существенными дефектами. Два года тому назадъ Гегечкори въ своей рѣчи въ Гос. Думѣ перечислилъ слѣдующихъ судебныхъ дѣятелей, которые въ короткій промежутокъ времени между 1907—1909 гг. пострадали потому, что хотѣли отстоять свободу своей судейской совѣсти отъ посягательствъ на нее со стороны министра юстиціи: Скарятинъ, Зегницъ, Витте, Мясоѣдовъ, Струве, Старицкій, Давыдовъ, Бибиковъ, бар. Врангель, Веселовъ, Квашнинъ, Сырокомскій, Соболевъ, Шалининъ, Гуль, Благовѣщенскій, Пальчиковскій, Овчаренко; сенаторы Шидловскій, Смирновъ, Ивановъ {Стеногр. отчеты Гос. Думы, 1909—10, т. II, стр. 2544. Статья была уже написана и набрана, когда въ «Рѣчи» (№ 127, 11 мая 1912) появилось письмо бывшаго члена виленской судебной палаты К. Зегница по поводу упоминанія его имени въ думскихъ преніяхъ. Письмо это проливаетъ настолько яркій свѣтъ на нашу юстицію, что я приведу здѣсь большую выдержку изъ него. Зегницъ пишетъ, что въ Вильну министромъ юстиціи былъ командированъ чиновникъ м-ва Глищинскій для разслѣдованія вопроса объ участіи членовъ судебныхъ мѣстъ въ комитетѣ прогрессивныхъ избирателей, и этотъ Глищинскій (послѣ ревизіи назначенный сенаторомъ), прямо сказалъ (Зегницу), что ему инкриминируется «систематическая подача голоса за оправданіе подсудимыхъ, обвиняемыхъ въ политическихъ преступленіяхъ». На мое заявленіе, говоритъ далѣе Зегницъ, что, состоя слишкомъ 25 лѣтъ въ должности судьи, я всегда подавалъ голосъ по совѣсти, независимо отъ рода дѣлъ, въ разрѣшеніи которыхъ я участвовалъ, — г. Глищинскій заявилъ мнѣ (и, очевидно, не отъ своего имени), что въ настоящее время (1907 г.) судьи не могутъ быть чистыми судьями, а должны руководствоваться и (а, можетъ быть, и только) видами правительства. Такъ какъ совмѣстить въ себѣ такихъ разнородныхъ качествъ я не могъ, то и пришлось заявить о своей готовности оставить службу, что я исполнилъ на другой же день.
Это мое заявленіе можетъ служить и доказательствомъ того, что намекъ министра юстиціи (во второй его рѣчи въ Думѣ) на членовъ судебныхъ палатъ, отсутствіе трудоспособности которыхъ заставляетъ ихъ коллегъ желать ихъ удаленія — ко мнѣ не относится".
Письмо Зегница вызвало уже опроверженіе Освѣдомительнаго Бюро, которое категорически и ясно, хотя совершенно голословно, заявило, что Зеницъ уволенъ не за оправдательные приговоры, а за участіе въ комитетѣ прогрессивныхъ избирателей. Къ сожалѣнію, однако, этому опроверженію, какъ вообще опроверженіямъ Освѣдомительнаго Бюро, никто не вѣритъ; но если бы даже на этотъ разъ оно было вѣрно! судья, уволенный за участіе въ незапрещенномъ комитетѣ, когда за участіе въ союзѣ русскаго народа никто не увольняется!}. Но если бы даже было уволено и переведено вопреки закону всего 14 человѣкъ, то вѣдь ясно, что и этого вполнѣ достаточно, чтобы лечь тяжелымъ бременемъ на совѣсть остальныхъ судей, и чтобы судейская несмѣняемость отошла въ область преданія. Ясно также, что ссылка на революціонный законъ французской республики не можетъ имѣть никакого значенія для оцѣнки поведенія министра юстиціи, который вовсе не революціей возведенъ на свой постъ для борьбы съ предыдущимъ режимомъ, а, напротивъ, ведетъ борьбу съ революціей и прикрывается фразами о законности. Вѣдь во Франціи законъ о несмѣняемости судей былъ отмѣненъ закономъ же, принятымъ послѣ долгой и упорной борьбы въ обѣихъ палатахъ, и отмѣненъ на короткое время по отношенію къ группѣ судей, получившихъ свои мѣста лишь благодаря государственному перевороту Наполеона III, который самъ закономъ о несмѣняемости судей стѣснялся почти также мало, какъ Щегловитовъ, и законъ 1883 г. имѣлъ вполнѣ революціонный характеръ. Щегловитовъ же длящимся образомъ отмѣняетъ несмѣняемость судей въ примѣненіи ко всѣмъ судьямъ, посаженнымъ на судейскія кресла, какъ имъ самимъ, такъ и его законными предшественниками, сохраняя въ то же время эту несмѣняемость въ законѣ и на словахъ.
Ясно также, что озлобленность Лыжина, вызванная тѣмъ, что какіе-то революціонеры хотѣли его похитить, какъ нѣкую прекрасную дѣву, нисколько не измѣняетъ ни характера подлоговъ, ни того факта, что судъ долженъ былъ прекратить разсмотрѣніе дѣла Дашнакцутюнъ и направить его къ дослѣдованію, лишь только узналъ о нихъ.
Государственная Дума, оцѣнивая состояніе правосудія въ Россіи, была связана однимъ формальнымъ условіемъ: пренія велись по поводу смѣты м-за юстиціи, и, слѣдовательно, чтобы оставаться въ рамкахъ смѣты, нужно было говорить о правосудіи лишь постольку, поскольку оно находится въ вѣдѣніи м-за юстиціи. Задача достаточно широкая, но все-таки не обнимающая всего вопроса.
Въ настоящее время вездѣ въ культурныхъ государствахъ отправленіе правосудія принадлежитъ суду, и только суду, и притомъ суду гражданскому. Военный судъ сохраняетъ свою юрисдикцію въ крайне ограниченныхъ размѣрахъ, исключительно для военныхъ, причемъ не военные, даже въ томъ случаѣ, когда они являются соучастниками въ преступленіяхъ, совершенныхъ военными, судятся судомъ гражданскимъ; нѣсколько исключеній изъ этого принципа только подтверждаютъ общее правило. У насъ, напротивъ, военная юрисдикція очень широка, и не только потому, что въ послѣднее время нѣкоторыя губерніи или уѣзды находились на военномъ положеніи. По положенію объ усиленной охранѣ, — а вотъ уже 30 лѣтъ, какъ это положеніе является нормальнымъ для значительной части Россіи, — отъ министра внутреннихъ дѣлъ или отъ генералъ-губернаторовъ зависитъ «передавать на разсмотрѣніе военнаго суда дѣла о преступленіяхъ, общими уголовными законами предусмотрѣнныхъ, когда они признаютъ это необходимымъ въ видахъ огражденія общественнаго порядка и спокойствія для сужденія ихъ по законамъ военнаго времени» (ст. 17 Положенія). Право министра и ген.-губернаторовъ въ этомъ отношеніи дискреціонное, и пользуются имъ они весьма широко. Такимъ образомъ, рядомъ съ общегражданскими судами у насъ стоятъ, какъ равноправные имъ, фактически ставшіе нормальными, суды военные съ весьма обширной юрисдикціей.
Но этого мало. Громадный циклъ дѣлъ вовсе изъятъ изъ вѣдѣнія какихъ бы то ни было судовъ и рѣшается въ такъ называемому административномъ порядкѣ. Законъ говоритъ о высылкѣ въ административномъ порядкѣ, то есть безъ слѣдствія и суда, по отношенію къ. лицамъ «вреднымъ для общественнаго спокойствія». Практика чрезвычайно расширила это постановленіе. Надъ лицами, подозрѣваемыми въ совершеніи политическаго преступленія, производится предварительное слѣдствіе, которое ведутъ прокуратура и жандармерія вмѣстѣ;; обвиняемаго допрашиваютъ, допрашиваютъ свидѣтелей, изрѣдка экспертовъ, оцѣниваютъ вещественныя доказательства, и все это въ. отсутствіи обвиняемаго, который ни о чемъ не знаетъ (кромѣ того, о чемъ ему пожелаютъ сообщить ведущіе слѣдствіе жандармскій офицеръ и прокуроръ). Затѣмъ надъ нимъ произносится приговоръ:: ссылка подъ надзоръ полиціи въ какой-нибудь отдаленный уѣздъ Сибири или одной изъ сѣверныхъ губерній, при чемъ постановленіе дѣлается либо на совѣщаніи министра внутреннихъ дѣлъ съ министромъ юстиціи, либо по Высочайшему повелѣнію. Въ недавнее, доконституціонное время, въ административномъ порядкѣ, кромѣ высылки весьма щедро назначалась и тюрьма срокомъ до 4 лѣтъ; теперь она, кажется, вышла изъ употребленія. Зато сохранилось и даже значительно расширилось примѣненіе тюрьму срокомъ до 3 мѣсяцевъ за нарушеніе., «обязательнаго» генералъ-губернаторскаго, губернаторскаго или градоначальническаго постановленія единоличнымъ губернаторскимъ постановленіемъ даже безъ подобія предварительнаго слѣдствія, просто на основаніи донесенія полиціи или по собственному усмотрѣнію. Ничего подобнаго такому административному произволу, конечно, не знаетъ Европа, и нужно замѣтить, что даже нашъ законъ, знаетъ только отдаленное подобіе этой процедуры; она цѣликомъ создала практикой въ обходъ закона. По оффиціальнымъ даннымъ, сообщеннымъ въ смѣтѣ министерства внутр. дѣлъ, къ 1 янв. 1911 г., число административно-ссыльныхъ въ отдаленныхъ губерніяхъ достигало весьма значительной цифры 6946 (не считая добровольно послѣдовавшихъ за ними женъ и дѣтей), но, скромно говорится въ смѣтѣ, число это должно сократиться, такъ какъ «министерство старается ограничить примѣненіе административной высылки только случаями крайней необходимости». Цифра — 7000 чел., — объ этомъ стараніи министерства, впрочемъ, не говоритъ. Въ приведенную цифру не входятъ заключенные губернаторскимъ постановленіемъ въ тюрьму, или же предварительно сидящіе въ тюрьмѣ въ ожиданіи административной высылки, а число тѣхъ и другихъ, особенно первыхъ, должно быть тоже весьма значительно.
Такимъ образомъ, мы знаемъ три независимыя другъ отъ друга юстиціи: юстиція въ административномъ порядкѣ[1], юстицію военную и юстицію гражданскую. Каждая изъ этихъ юстицій имѣетъ свои характерныя черты. Юстиція въ административномъ порядкѣ своеобразнымъ образомъ обслуживаетъ, напримѣръ, Гос. Думу: въ силу ея дѣятельности были изъяты изъ оборота тѣ лица (Прокоповичъ, Е. Смирновъ и др.), которыя принимали участіе въ работахъ соціалъ-демократической думской фракціи, участвуя въ созданныхъ ею комиссіяхъ для изученія обсуждаемыхъ въ Думѣ законопроектовъ, для подготовленія вносимыхъ ею запросовъ и т. д. Они были арестованы, имъ было предъявлено обвиненіе въ принадлежности къ незаконной партіи, это обвиненіе не было, конечно, доказано, (само по себѣ содѣйствіе депутатамъ, хотя бы и соціалъ-демократической фракціи, конечно, не доказываетъ принадлежности лица къ какой бы то ни было партійной организаціи), и затѣмъ, послѣ краткаго и таинственнаго слѣдствія, но безъ всякаго суда, эти лица были высланы изъ Петербурга на болѣе или менѣе значительные сроки. На основаніи той же юстиціи въ административномъ порядкѣ В. Богучарскій «какъ изобличенный въ преступныхъ сношеніяхъ съ политическимъ эмигрантомъ Бурцевымъ, согласно постановленія г. министра вы. дѣлъ, подлежалъ высылкѣ въ Вологодскую губ. подъ гласный надзоръ полиціи на три года, но взамѣнъ сего въ январѣ 1910 г. высланъ за границу, съ обязательствомъ не возвращаться въ предѣлы Имперіи ранѣе 16 января 1913 г.», — такъ гласитъ одинъ офиціальный документъ, исходящій отъ такъ называемой «охранки». На основаніи той же юстиціи въ административномъ порядкѣ были арестованы и высланы нѣкоторыя лица, которыхъ либо соціалъ-демократическая партія, либо трудовая группа собирались выставить кандидатами на выборахъ въ Думу. Въ административномъ порядкѣ высылаются и подвергаются -аресту также лица, прикосновенныя къ рабочимъ стачкамъ, и даже лица, виновныя только въ устройствѣ школъ или чтеніи лекцій для рабочихъ и т. п. Это одинъ циклъ дѣлъ.
Юстиція военная пользуется репутаціей исключительной суровости и непреклонности; но эта репутація ея совершенно незаслуженная: военные суды бываютъ иногда чрезвычайно снисходительны, въ особенности если преступленіе совершено офицеромъ, а жертвой его является солдатъ или же простой смертный, не имѣющій чести носить военнаго мундира, не говоря уже о томъ крайнемъ случаѣ, когда жертвой является еврей.
21 октября 1908 г. на извощичьей пролеткѣ мчались по Надеждинской ул. въ Петербургѣ два брата Коваленскихъ: корнетъ и пажъ, сыновья бывшаго директора д-та полиціи, въ то время — сенатора. Пролетка столкнулась съ встрѣчнымъ автомобилемъ, при чемъ, по показанію всѣхъ свидѣтелей, вина въ этомъ столкновеніи падала на извозчика, такъ какъ онъ ѣхалъ по лѣвой сторонѣ улицы, ѣхалъ очень быстро и не своротилъ съ дороги, несмотря на гудки шоффера. Пажъ упалъ съ пролетки (по показаніямъ свидѣтелей онъ былъ пьянъ, что косвенно подтверждается фактомъ многократныхъ взысканій за пьянство, которымъ онъ подвергался въ корпусѣ), а корнетъ успѣлъ соскочить совершенно благополучно. Къ нему подошелъ шофферъ, чтобы извиниться, но съ гордостью показывалъ на судѣ самъ корнетъ:
— Шофферъ не извинился; онъ и не успѣлъ бы извиниться, потому что я сразу сталъ бить его по лицу.
На мѣсто побоища сбѣжалась публика, дворники, городовые, и пытались успокоить расходившагося офицера, дѣйствуя, однако, исключительно убѣжденіемъ. Коваленскій отвѣтилъ ударомъ по лицу одного человѣка изъ публики, а когда тотъ потребовалъ у присутствующей полиціи ареста Коваленскаго, то этотъ послѣдній выхватилъ револьверъ и началъ стрѣльбу. Первымъ былъ раненъ въ голову кучеръ Ивановъ, затѣмъ городовой Химичевъ, пытавшійся арестовать преступника, оба тяжело, съ полной потерей трудоспособности, и еще два человѣка изъ публики, тоже тяжело, хотя лишь съ временной потерей трудоспособности. Братья были все же арестованы, но пажъ освобожденъ немедленно, а корнетъ черезъ два дня, такъ какъ военная прокуратура нашла, что преступленіе совершено въ запальчивости и раздраженіи. Въ декабрѣ 1908 СПБ. военно-окружный судъ разсмотрѣлъ дѣло братьевъ Коваленскихъ. Защитникъ подсудимыхъ полк. Рычковъ доказывалъ, что въ дѣлѣ главная вина падаетъ на городового Химичева, такъ какъ арестовывать офицеровъ городовые, по его мнѣнію, не имѣютъ права, и что со стороны подсудимаго была только законная самооборона. Послѣ четырехдневнаго разсмотрѣнія дѣла военный судъ постановилъ: пажа Петра Коваленскаго признать по суду оправданнымъ, а корнета Григорія Коваленскаго подвергнуть аресту на 3 мѣсяца на гауптвахтѣ безъ ограниченія правъ и преимуществъ по службѣ. Приговоръ былъ кассированъ, но при вторичномъ разборѣ дѣла въ апрѣлѣ 1904 г. военный судъ подтвердилъ первый приговоръ. Вотъ характерный текстъ его резолюціи:
«Признавая корнета Коваленскаго виновнымъ въ учиненіи противныхъ ограждающимъ общественный порядокъ постановленіямъ дѣйствій, неожиданнымъ послѣдствіемъ коихъ было нанесеніе тяжкой раны кр. Иванову и нанесеніе ранъ нападавшимъ на него тремъ лицамъ, безъ нужды, уже послѣ отвращенія грозившей его жизни опасности, и невиновнымъ въ покушеніи на убійство четырехъ лицъ, въ запальчивости и раздраженіи…. судъ постановилъ подвергнуть корнета Григорія Коваленскато содержанію на гауптвахтѣ на 3 мѣсяца безъ ограниченія правъ и преимуществъ по службѣ».
Такимъ образомъ лицо, начавшее стрѣльбу въ Петербургѣ на. одной изъ людныхъ его улицъ оказалось виновнымъ только въ нарушеніи общественной тишины и спокойствія, т. е. въ чисто полицейскомъ правонарушеніи, неожиданнымъ послѣдствіемъ котораго были раны, а городовой, пытавшійся арестовать убійцу, послѣ того, какъ одна изъ его жертвъ лежала въ крови съ прострѣленной головой, оказался нападающей стороной!
Это ли не правосудіе, это ли не снисходительность!
Какъ же говоритъ о суровости военныхъ судовъ! Тутъ четыре тяжело раненыхъ, изъ нихъ одинъ (городовой) при исполненіи имъ своихъ обязанностей, нѣсколько человѣкъ избитыхъ и оскорбленныхъ ударами по лицу, и въ результатѣ простая гауптвахта, т. е. возможность весело провести время въ сообществѣ съ милыми сердцу посѣтителями и посѣтительницами!
Наконецъ, третій циклъ входитъ въ вѣдѣніе обычныхъ; гражданскихъ судовъ. Увы, и въ этой области дѣло обстоитъ чрезвычайно печально. Конечно, Маклаковъ сильно преувеличилъ, когда противупоставилъ нынѣшнюю конституціонную юстицію, юстиціи въ дореволюціонное время, стоявшей будто бы на совсѣмъ исключительной высотѣ. И тогда политическія дѣла велись коронными судами безъ присяжныхъ и почти всегда при закрытыхъ дверяхъ; и тогда въ политическихъ дѣлахъ суды довольствовались тою степенью доказательности, которая для нормальной человѣческой логики совершенно недостаточна; и тогда зажимали ротъ подсудимымъ, если ихъ оправданія оказывались почему-либо неудобными; и тогда судебные приговоры нерѣдко поражали своею ни съ чѣмъ несообразною суровостью, а иногда и совершенной неожиданностью. Стоитъ вспомнить хотя бы знаменитое дѣло 193, разсматривавшееся въ особомъ присутствіи правительствующаго сената съ октября 1877 по январь 1878 года. Было создано громадное дѣло о тайномъ сообществѣ, въ дѣйствительности никогда не существованіемъ. Къ дѣлу было привлечено около 300 лицъ; ихъ морили въ предварительномъ заключеніи отъ 3 до 4-хъ лѣтъ, объясняя это продолжительное предварительное слѣдствіе необходимостью раскрыть всѣ нити заговора и желаніемъ судить всѣхъ преступниковъ вмѣстѣ, въ результатѣ чего многіе подсудимые умерли, вовсе не дождавшись суда, такъ что на судъ явились только 193 человѣка. На судѣ, вопреки прямымъ обѣщаніямъ прокуратуры, подсудимые были раздѣлены на 17 группъ и во время разсмотрѣнія дѣла одной изъ нихъ въ залу суда, не допускались другія. На судѣ свидѣтели не разъ говорили о тѣхъ угрозахъ, которыя дѣлались имъ на слѣдствіи для полученія отъ нихъ необходимыхъ показаній; не разъ говорили, что ихъ показанія на предварительномъ слѣдствіи были написаны подъ диктовку прокурора. Наконецъ, на этомъ судѣ предсѣдатель, сенаторъ К. К. Петерсъ, позволилъ себѣ два раза торжественно обѣщать, что взамѣнъ отсутствія публики на засѣданіи суда будетъ напечатанъ полный стенографическій отчетъ процесса, и, дѣйствительно, разрѣшилъ адвокатамъ на свой счетъ пригласить стенографовъ. Но когда стенографическій отчетъ былъ отпечатанъ особой книгой, то онъ былъ конфискованъ и сожженъ.
Дѣло 193 не представляетъ исключенія; точно также велись и другія политическія дѣла. Попытка Маклакова идеализировать нашъ прежній судъ такимъ образомъ должна быть признана безусловно неправильной. И тѣмъ не менѣе никакого сравненія между судомъ до 1905 года и нынѣшнимъ быть не можетъ. Я только что указалъ, какъ въ дѣлѣ 193 предсѣдатель суда, сен. Петерсъ, далъ ложное обѣщаніе. Общественное мнѣніе было глубоко возмущено -этимъ фактомъ. Но все же лично Петерсъ можетъ считаться отвѣтственнымъ только за то, что не сумѣлъ настоять на исполненіи своего слова, въ исполненіе котораго онъ, вѣроятно, вѣрилъ, а не за то, что цензура сожгла отчетъ, не считаясь съ торжественнымъ обѣщаніемъ судьи. Между тѣмъ, въ наше время сенаторъ Варваринъ говоритъ подсудимому Лопухину: вы ваше заявленіе можете сдѣлать позднѣе, въ вашемъ послѣднемъ словѣ; а когда Лопухинъ хочетъ сдѣлать его въ послѣднемъ словѣ, то тотъ же самый Варваринъ спокойно говоритъ ему: «вы должны были дать ваше объясненіе раньше». Ложь въ первомъ случаѣ, и ложь во второмъ случаѣ; однако, между тѣмъ и другимъ случаемъ имѣется значительная разница. И эта разница чрезвычайно характерна для судовъ стараго и новаго образца, для суда Петерса и суда Варварина.
Чтобы представить себѣ картину нашего суда во всей ея полнотѣ и широтѣ, во всей ея своеобразной красотѣ, для этого нужно имѣть въ виду всѣ три отрасли юстиціи, не обходя ни юстицію военную, ни юстицію въ административномъ порядкѣ. Кто у насъ несетъ тяжесть наказанія, въ какомъ размѣрѣ и за что, и кто выходитъ оправданнымъ или приговореннымъ къ смѣхотворному наказанію, какъ корнетъ Коваленскій, независимо отъ того, гдѣ онъ судится, въ военномъ ли судѣ, въ судѣ ли гражданскомъ, или въ жандармскомъ или охранномъ застѣнкѣ, — вотъ тема, которая заслуживала бы цѣлыхъ томовъ изслѣдованій. Въ свое время они, вѣроятно, будутъ Написаны будущими историками. Я ограничусь здѣсь нѣсколькими отдѣльными, почти случайно выхваченными изъ жизни, примѣрами.
О дѣлѣ Лыжина говорено уже довольно въ Думѣ. Оно настолько характерно, что читатель, надѣюсь, не посѣтуетъ на меня, если я остановлюсь на немъ подробнѣе и напомню тѣ факты, которые въ свое время были не оглашены съ думской трибуны, но теперь можетъ быть уже позабыты.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ Лыжинъ былъ судебнымъ слѣдователемъ по важнѣйшимъ дѣламъ при новочеркасскомъ окружномъ судѣ. Было возбуждено дѣло о такъ называемой новороссійской республикѣ, т. е. о группѣ революціонеровъ, дѣйствовавшихъ въ Новороссійскѣ въ концѣ 1905 г., одно изъ тѣхъ многочисленныхъ дѣлъ, которыя создавались въ цѣляхъ ликвидаціи революціоннаго періода 190506 г., и Лыжинъ велъ слѣдствіе по этому дѣлу. Оно было направлено въ военный судъ, въ которомъ въ іюлѣ 1909 г. и разбиралось. Благодаря усиліямъ защиты (всего болѣе Н. Д. Соколова) было выяснено, что слѣдователемъ произведенъ рядъ подлоговъ. Въ результатѣ военный судъ оправдалъ большую часть подсудимыхъ (70 чел. изъ 100), а изъ остальныхъ только (!) восьмерыхъ приговорилъ къ каторгѣ (впослѣдствіи приговоръ былъ кассированъ и при новомъ разсмотрѣніи было назначено нѣсколько смертныхъ казней), но кромѣ того тотъ же военный судъ… Впрочемъ, во избѣжаніе подозрѣнія въ сгущеніи красокъ, я лучше приведу цѣликомъ слова товарища министра юстиціи Веревкина, сказанныя имъ по этому поводу въ засѣданіи Гос. Думы 26 февраля 1910 г.,
«Военный судъ при производствѣ помянутаго дѣла вошелъ въ оцѣнку дѣйствій слѣдственной власти и затѣмъ постановилъ о рядѣ дѣйствій, допущенныхъ Лыжинымъ, довести до свѣдѣнія екатеринодарскаго окружнаго суда. Съ своей стороны, екатеринодарскій окружный судъ, обсудивъ сообщеніе временнаго военнаго суда въ связи со всѣми собранными данными, опредѣленіемъ отъ 29 октября 1909 г., призналъ, что отмѣченныя военнымъ судомъ незакономѣрныя дѣйствія, допущенныя Лыжинымъ при производствѣ слѣдствія о безпорядкахъ въ г. Новороссійскѣ, относятся къ числу подлежащихъ разсмотрѣнію суда уголовнаго, почему вопросъ, объ отвѣтственности судебнаго слѣдователя подлежитъ разсмотрѣнію Соединеннаго Присутствія Правительствующаго Сената. Придя къ такому заключенію, общее собраніе отдѣленій суда, зная предыдущую дѣятельность судебнаго слѣдователя Лыжина, признало себя обязанными засвидѣтельствовать, что судебный слѣдователь Лыжинъ, при безупречныхъ нравственныхъ качествахъ, образцовой закономѣрности, всегда отличался строгимъ и точнымъ исполненіемъ возлагаемыхъ на него обязаностей, что событія, имѣвшія мѣсто по дѣлу, разсмотрѣнному въ Новороссійскѣ, несомнѣнно, могли на него повліять до нѣкоторой степени угнетающимъ образомъ, вызвать нѣкоторую, быть можетъ, страстность (!), которою характеризуется незакономѣрность дѣйствій, обнаруженная военнымъ судомъ. Тѣмъ не менѣе, общее собраніе не допускаетъ возможности предполагать, что судебный слѣдователь Лыжинъ, при производствѣ новороссійскаго дѣла, преслѣдовалъ какія-либо цѣли, несовмѣстныя съ достоинствомъ судебнаго слѣдователя».
Незакономѣрность, какъ деликатно выразился судъ, была, слѣдовательно, налицо, и эта незакономѣрность характеризовалась страстностью (это со стороны судебнаго дѣятеля, тогда какъ именно безстрастность и безпристрастіе являются главными достоинствами суда). Дѣло было перенесено въ сенатъ, всегда дружелюбный Щегловитову, и только въ сенатѣ преступленіе Лыжина было, наконецъ, до нѣкоторой степени прикрыто: сенатъ усмотрѣлъ въ его дѣйствіяхъ «нѣкоторую небрежность» (это, очевидно, эвфемизмъ, какъ слово «благодарность» иногда для благозвучія замѣняетъ грубую взятку), и «опредѣлилъ разъяснить ему о допущенныхъ имъ неправильностяхъ въ отдѣльныхъ дѣйствіяхъ». Сообщивъ объ этомъ стыдливомъ постановленіи сената, Веревкинъ счелъ нужнымъ еще разъ выдать Лыжину дипломъ о «беззавѣтной преданности долгу службы и высокой честности въ исполненіи служебныхъ обязанностей» и призналъ его заслуживающимъ «всемѣрной нравственной поддержки», тѣмъ болѣе, что на него "именно въ настоящее время (т. е. въ 1910 г.) возложено производство предварительнаго слѣдствія по громкому дѣлу о преступной партіи, извѣстной подъ именемъ «дашнакцютюнъ»[2]. Вслѣдъ за этимъ заслуживающій всемѣрной нравственной поддержки за свои «отмѣченныя военнымъ судомъ незакономѣрныя дѣйствія» судебный слѣдователь получилъ совершенно исключительное повышеніе и былъ назначенъ членовъ виленской судебной палаты. Теперь, наконецъ, даже министръ юстиціи, все время оказывавшій и оказывающій ему «всемѣрную нравственную поддержку» долженъ былъ допустить возбужденіе противъ него дѣла по обвиненію въ новыхъ подлогахъ.
Такимъ образомъ, судебный слѣдователь, человѣкъ, которому ввѣрена судьба множества людей и вмѣстѣ съ тѣмъ достоинство правосудія въ государствѣ, и который, для того ли, чтобы обнаружить свое служебное рвеніе, или по другимъ мотивамъ, по подводилъ цѣлый рядъ невинныхъ людей (во всякомъ случаѣ, признанныхъ таковыми военнымъ судомъ), этотъ судебный слѣдователь выходитъ изъ суда въ первый разъ оправданнымъ и тотчасъ же вслѣдъ за тѣмъ получаетъ почти небывалое повышеніе; во второй разъ за то же дѣяніе онъ… но о томъ, что будетъ во второй разъ, мы еще ничего не знаемъ, кромѣ того, что его беретъ подъ свою высокую защиту министръ юстиціи. Но люди, преступленія которыхъ онъ разслѣдовалъ, эти люди судились на основаніи представленнаго имъ слѣдственнаго матеріала (изъ котораго были уже на судѣ изъяты только непосредственно опороченные документы), были приговорены судомъ къ различнымъ наказаніямъ, до каторжныхъ работъ включительно, и въ настоящее время отбываютъ свое наказаніе.
Въ январѣ 1906 г. въ Люблинѣ въ нѣсколько пріемовъ было разстрѣляно 17 человѣкъ, въ возрастѣ отъ 15 до 20 лѣтъ, по большей части рабочихъ. Суда надъ разстрѣлянными не было, ни гражданскаго, ни военнаго. Сдѣлано это было въ силу распоряженія варшавскаго ген.-губернатора Скалона за «анархическую пропаганду, изготовленіе бомбъ, покушенія съ ними и грабежи». Когда нѣсколько присяжныхъ повѣренныхъ принесли на это жалобу въ сенатъ и сенатъ затребовалъ объясненій, то былъ полученъ офиціальный отвѣтъ, что «въ виду заявленія представителей военнаго и гражданскаго и прокурорскаго надзора о сомнительности осужденія названныхъ злоумышленниковъ при возбужденіи противъ нихъ судебнаго преслѣдованія (!) по обвиненію въ преступныхъ дѣяніяхъ, предусмотрѣнныхъ ст. 100 У. У., ген.-адъютантъ Скалонъ призналъ необходимымъ въ силу полномочій, предоставленныхъ ему 12-ой ст. правилъ о военномъ положеніи, подвергнуть смертной казни безъ суда черезъ разстрѣляніе 17 лицъ, участіе которыхъ въ террористическихъ актахъ. подтвердилось агентурными свѣдѣніями».
Смертная казнь надъ несовершеннолѣтними отмѣнена Уголовнымъ Уложеніемъ, и судъ не имѣетъ права примѣнять ее; но смертная казнь безъ суда, въ особенности, если она совершена и о т о и у, что агентурныя улики показались одинаково неубѣдительными, какъ гражданской, такъ даже и военной прокуратурѣ, такъ что нельзя было надѣяться на обвиненіе данныхъ лицъ судомъ, хотя бы и военнымъ; что же это: казнь, или…? Скалонъ ссылается на 12-ю ст. военнаго положенія. Статья разрѣшаетъ главноначальствующему въ мѣстности, объявленной на военномъ положеніи, принимать «чрезвычайныя мѣры, которыя не предусмотрѣны въ семъ приложеніи», (т. е. въ правилахъ о военномъ положеніи). И вотъ убійство безъ суда оказывается въ глазахъ тен.-губернатора такою чрезвычайною мѣрою. Что же сдѣлалъ сенатъ?
Въ I д-тѣ сената обнаружились разногласія. 13 особъ, не входя въ разсмотрѣніе вопроса по существу, высказали мнѣніе, что надзоръ сената не распространяется на главнокомандующихъ арміей, а между тѣмъ Скалонъ пользовался правами главнокомандующаго.
9 особъ, и въ ихъ числѣ сенаторъ Коваленскій, отецъ тѣхъ молодыхъ людей, о которыхъ у насъ шла рѣчь выше, оказались еще остроумнѣе, едва ли не вдохновившись нѣкоторыми произведеніями Щедрина: они признали, что ст. 12 военнаго положенія не даетъ права казни безъ суда, но вмѣстѣ съ тѣмъ необходимо «жалобу присяжныхъ повѣренныхъ, какъ принесенную не потерпѣвшими (т. е. не самими разстрѣлянными), оставить безъ разсмотрѣнія».
Одна особа (И. А. Дедюлинъ), нашла что Скалонъ дѣйствовалъ въ предѣлахъ своихъ полномочій.
Дѣло въ концѣ 1908 г. перешло въ общее собраніе сената, потому въ консультацію при м-ствѣ юстиціи и въ концѣ концовъ оставлено безъ послѣдствій[3]. Итакъ — казнь безъ суда, казнь по собственному признанію казнящаго, безъ достаточныхъ уликъ, по мнѣнію нашего верховнаго судебнаго установленія, есть либо законно принимаемая чрезвычайная мѣра, либо не можетъ быть преслѣдуема, пока на нее не пожалуется самъ разстрѣлянный, либо находится внѣ компетенціи суда, если она совершена военнымъ начальствомъ.
Въ 1905 г. на границѣ Пруссіи было арестовано нѣсколько контрабандистовъ вмѣстѣ съ грузомъ, состоявшимъ изъ нелегальныхъ книгъ и оружія. Оказалось, однако, что контрабандисты были агентами виленскаго охраннаго отдѣленія, и что грузъ провозился для этого учрежденія въ цѣляхъ провокаціи. Оно тотчасъ же вступилось за своихъ агентовъ и, конечно, легко добилось ихъ освобожденія. Но пограничники, принявшіе отъ нихъ взятку, были арестованы и военнымъ судомъ осуждены. Дѣло перешло въ главный военный судъ, который освободилъ ихъ отъ наказанія, на томъ основаніи, что они, хотя и съ злымъ умысломъ, но дѣлали дѣло по существу не злое, ибо контрабанда провозилась съ благою цѣлью охраненія государственнаго порядка. По этому поводу былъ сдѣланъ запросъ въ Гос. Думѣ и Макаровъ, тогда еще товарищъ министра вы. дѣлъ, не отвергалъ изложенныхъ фактовъ[4].
Вотъ, слѣдовательно, еще одинъ образецъ мягкаго приговора. Всѣ оправданы, и контрабандисты — провокаторы, охранявшіе государственный порядокъ посредствомъ раздачи оружія революціонерамъ, которыхъ они подстрекали къ революціоннымъ дѣйствіямъ, и пограничники, принявшіе взятку. Чего же лучше!
Оправданъ былъ судомъ въ 1909 г., и тоже военнымъ судомъ, нагентъ охраннаго отдѣленія Хорольскій, который 16 іюля 1908 г. въ одномъ поселкѣ близъ Донецко-Юрьевскихъ металлургическихъ заводовъ, подбросилъ бомбу рабочему[5].
Нѣсколько печальнѣе судьба начальника владивостокскаго охраннаго отдѣленія поди. Заварницкаго. Дѣло состоитъ въ слѣдующемъ. Подполковникъ Заварницкій съ двумя своими агентами подбрасывалъ различнымъ лицамъ нелегальную литературу и бомбы, затѣмъ производилъ обыски. На основаніи этой его дѣятельности значительное число лицъ было арестовано. Несмотря на то, что всѣ обстоятельства многочисленныхъ дѣлъ, возбужденныхъ Заварницкимъ, наводили на мысль о злостной провокаціи, подсудимые одинъ за другимъ приговаривались къ тяжкимъ наказаніямъ отъ крѣпости и ссылки на поселеніе до смертной казни включительно, и эти приговоры приводились въ исполненіе. Извѣстно 29 лицъ, подвергшихся такимъ наказаніямъ. Долгое время это сходило Заварницкому съ рукъ. Но, наконецъ, Заварницкій зарвался и, при помощи такихъ же сфабрикованныхъ имъ документовъ, вздумалъ доказать принадлежность къ партіи соціалистовъ революціонеровъ ни много, ни міало, какъ командира владивостокскаго порта бар. Ферзена и военнаго губернатора ген. Флуга. Это было уже черезчуръ, дѣло сорвалось, и Заварницкій оказался въ тюрьмѣ. Въ концѣ 1908 г. онъ судился военнымъ судомъ и былъ приговоренъ къ 4-мъ годамъ арестантскихъ отдѣленій, одинъ изъ его агентовъ оправданъ, какъ дѣйствовавшій исключительно по приказаніямъ своего начальника, а другой, Бадировъ, съ гордостью признавшій себя на судѣ «россійскимъ провокаторомъ», приговоренъ къ 3 недѣлямъ тюремнаго заключенія.
Такимъ образомъ, правосудіе восторжествовало, и преступникъ на этотъ разъ былъ приговоренъ къ наказанію. Правда, наказаніе это не находится ни въ какомъ соотвѣтствіи съ смертными казнями и каторгой его жертвъ, но в.се-таки оно могло бы дать нѣкоторое удовлетвореніе общественной совѣсти, если бы изъ этого приговора были сдѣланы соотвѣтственные выводы. И вотъ «Наша Газета», изложивъ обстоятельства дѣла, ставила меланхолическій вопросъ: «неужели дѣла, въ которыхъ участвовали въ качествѣ обвинителей Заварницкій и его агенты, не будутъ пересмотрѣны?»
Съ тѣхъ поръ прошло болѣе 3 лѣтъ, и жизнь дала вполнѣ опредѣленный отвѣтъ. Повѣшенные были, конечно, повѣшены; но и приговоренные къ каторгѣ остались на каторгѣ и остаются на ней до сихъ поръ. Судьба Заварницкаго въ самомъ непродолжительномъ времени была значительно смягчена, и онъ въ настоящее время находится на свободѣ.
Въ связи съ Заварницкимъ можно было бы сказать нѣсколько словъ объ Азефѣ, но его исторія слишкомъ хорошо извѣстна, чтобы стоило напоминать ее.
Все это примѣры великой снисходительности нашего суда.
Можно привести не мало примѣровъ, что онъ также весьма остороженъ въ своихъ дѣйствіяхъ. Въ Финляндіи были осуждены убійцы Герценштейна; во время процесса были сдѣланы ясныя указанія на то, что убійство было организовано въ Россіи; указывались опредѣленныя организаціи и лица, въ томъ числѣ извѣстный д-ръ Дубровинъ. И вотъ русская судебная власть не пожелала исполнить требованія финляндской власти о вызовѣ Дубровина, хотя бы въ качествѣ свидѣтеля, а о привлеченіи участниковъ этой организаціи къ суду по обвиненію въ организаціи преступленія не могло быть и рѣчи.
5 марта 1908 г. въ Екатеринославѣ въ собственной квартирѣ былъ убитъ д-ръ Караваевъ, членъ 2-й Думы. Много времени Спустя одинъ членъ союза русскаго народа далъ сенсаціонное показаніе, что убійство совершено двумя рабочими, членами союза русскаго народа, Шальдо и Щекапенко. Оба лица, указанныя союзникомъ, были предъявлены прислугѣ Караваева и одной изъ его паціентокъ въ день убійства, ожидавшей доктора Караваева въ его пріемной; предъявлены они были не отдѣльно, а въ значительной группѣ лицъ, и тѣмъ но менѣе сразу опознаны и прислугой, и паціенткой. Тѣмъ не менѣе, судебная власть нашла, что нѣтъ основаній не только для признанія этихъ лицъ виновными, — этого до суда никто, конечно, не требовалъ, — но даже для привлеченія ихъ къ суду. Дочь Караваева, которая желая обжаловать постановленіе о прекращеніи дѣла, ходатайствовала о выдачѣ ей копіи протоколовъ предварительнаго слѣдствія, этихъ копій не получила, а затѣмъ представитель министерства юстиціи говорилъ въ Думѣ, что до истеченія законнаго срока никѣмъ жалобъ на прекращеніе дѣла принесено не было[6]. Тутъ мы видимъ съ одной стороны поразительную осторожность судебныхъ властей въ привлеченіи къ суду лицъ, на которыхъ падаетъ серьезное подозрѣніе въ совершеніи тяжкаго преступленія, а съ другой стороны нѣсколько произвольное обращеніе съ истиной въ его офиціальныхъ заявленіяхъ министерства въ Гос. Думѣ.
Совсѣмъ на этихъ дняхъ, въ самомъ концѣ апрѣля 1912 г., въ Кіевѣ въ одномъ ресторанѣ, офицеръ требуетъ отъ музыкантовъ, чтобы тѣ сыграли какой-то саратовскій маршъ. Музыканты его не знаютъ, и играть не могутъ, — офицеръ выхватываетъ шашку и музыкантъ — убитъ. Будетъ ли наказанъ офицеръ? Мы этого не знаемъ, но за то знаемъ, что офицеръ, на которомъ тяготѣетъ обвиненіе въ убійствѣ, уже освобожденъ, всего черезъ нѣсколько дней, отъ предварительнаго ареста.
Итакъ — снисходительность и осторожность, вотъ черты, которыя мы пока видѣли въ дѣятельности нашихъ судовъ. Разстрѣлъ четырехъ лицъ на улицѣ — и три мѣсяца гауптвахты; казнь 17-ти малолѣтнихъ и несовершеннолѣтнихъ безъ суда — и некомпетентность судебныхъ учрежденій возбудить преслѣдованіе; подбрасываніе бомбъ — и оправданіе; систематическое подбрасываніе бомбъ, и въ результатѣ четыре года арестантскихъ отдѣленій, и то только тогда, когда жертвами провокаціи могутъ сдѣлаться высокопоставленныя лица; подлоги въ судебномъ слѣдствіи, — и повышеніе слѣдователя до званія члена суд. палаты; крайняя осторожность въ привлеченіи къ суду убійцы, изобличаемаго, какъ сознаніемъ его товарища, такъ и опознаніемъ его свидѣтелями и т. д. и т. д. Къ этому можно было бы прибавить еще безконечно длинный рядъ именъ и фактовъ. Не довольно ли, однако? Вѣдь всѣ эти факты говорятъ все о томъ же, о снисходительности и осторожности…
Правда, въ эту снисходительность и осторожность, какъ бы вкраплены другіе случаи: повѣшеніе, разстрѣляніе, каторжныя работы, поселеніе по суду и высылка безъ суда… И число случаевъ, говорящихъ не о снисходительности и не объ осторожности можно сдѣлать тоже безконечнымъ.
Вотъ, повѣшенный по приговору военнаго суда, Глускеръ, который потомъ оказался безусловно непричастнымъ къ тому. дѣлу, по которому онъ обвинялся.
Вотъ дѣло Рапопорта. Давно, въ революціонный еще періодъ, въ Екатеринославѣ былъ убитъ ген.-губернаторъ Жолтановскій. Виновнымъ въ убійствѣ былъ признанъ 16-ти лѣтній мальчикъ Рапопортъ, воспитанникъ коммерческаго училища, и приговоренъ къ 12-ти годамъ каторжныхъ работъ. Послѣ его обвиненія, одинъ русскій революціонеръ И. К., находящійся въ настоящее время въ Парижѣ, публично заявилъ, что убійца Жолтановскаго — онъ. Парижская Лига Правъ человѣка, въ которую входятъ выдающіеся и благородные общественные дѣятели Франціи, провѣрила, насколько это было возможно, заявленіе И. К. и повѣрила ему, а повѣривъ, обратилась къ предсѣдателю совѣта министровъ Коковцову съ ходатайствомъ о пересмотрѣ дѣла Рапопорта; о томъ же офиціально ходатайствовала мать обвиненнаго. И что же? Оба ходатайства были спокойно отвергнуты. Въ самомъ дѣлѣ: И. К. находится внѣ предѣловъ досягаемости, и вѣроятно поэтому паша судебная власть не считаетъ стоющимъ пересмотрѣть дѣло невиннаго, какъ не считаетъ оно нужнымъ пересмотрѣть 29 дѣлъ жертвъ Заварницкаго.
Вотъ еще одно въ высшей степени характерное дѣло. Во время процесса о бѣлостокскомъ погромѣ защитникъ подсудимыхъ Гиллерсопъ произноситъ рѣчь. Предсѣдатель суда не находитъ въ этой рѣчи ничего особеннаго и не дѣлаетъ даже замѣчанія защитнику. Но прокуроръ требуетъ занесенія въ протоколъ нѣсколькихъ выраженій адвоката, между прочимъ его пожеланія, чтобы завѣты Великаго Новгорода осуществились. И адвокатъ предается суду Виленской судебной палаты и приговаривается въ году крѣпости.
Гиллерсонъ былъ обвиненъ на основаніи 129 ст.. У. У. Эта статья сама по себѣ заслуживала бы спеціальнаго юридическаго изслѣдованія Существенная ея часть гласитъ:
«Виновный въ произнесеніи или чтеніи публично рѣчи или сочиненія или въ распространеніи или публичномъ выставленіи сочиненія или изображенія, возбуждающихъ:
1. Къ учиненію бунтовщическаго или измѣнническаго дѣянія;
2. къ ниспроверженію существующаго въ государствѣ общественнаго строя;
3. къ неповиновенію или противодѣйствію закону…;
6. вражду между отдѣльными частями или классами населенія…» наказывается различными наказаніями отъ исправительнаго дома до ссылки на поселеніе, а если послѣдствіемъ дѣйствія подсудимаго было, дѣйствительно, учиненіе какого-либо тяжкаго преступленія, то и каторгою.
Статья эта, несомнѣнно, очень сурова, чрезмѣрно сурова. Но она — само воплощенное милосердіе въ сравненіи съ тѣмъ, что сдѣлала изъ нея судебная практика. На основаніи этой статьи осужденъ Гиллерсонъ за рѣчь, не вызвавшую предсѣдательскаго замѣчанія; на основаніи этой статьи недавно признанъ виновнымъ и приговоренъ одинъ издатель научнаго труда по исторіи соціализма, въ которомъ ему инкриминировались цитаты изъ программъ австрійской и другихъ соціалъ-демократій и между прочимъ даже изъ журнала нѣмецкаго публициста 30-хъ годовъ Бюхнера «Гессенскій Депутатъ», имѣвшаго чисто-мѣстное значеніе даже не для Германіи, а для одного Гессена и т. д. и т. д. безъ конца[7]. А въ то время печатаніе прокламацій съ призывомъ къ еврейскимъ погромамъ, сообщеніе завѣдомо ложныхъ свѣдѣній въ бьющихъ на эффектъ брошюрахъ и листкахъ о ритуальныхъ убійствахъ, будто бы совершаемыхъ евреями, изданія монаха Иліодора и Почаевской Лавры съ натравливаніемъ на интеллигенцію и т. д., никогда еще не вызывали кары на основаніи 129 ст., хотя всѣ они, очевидно, вполнѣ подходить подъ буквальный смыслъ 6 пункта.
Двое мѣръ и двое вѣсовъ, — вотъ характернѣйшая черта нашей Ѳемиды. Охранникъ провозитъ контрабанду и подкупаетъ пограничную стражу — это не преступленіе; но то же самое дѣлаетъ революціонеръ или простой контрабандистъ изъ-за куска хлѣба — и тяжкое преступленіе готово. Убитъ кадетъ Герценштейнъ или трудовикъ Караваевъ, и для привлеченія къ суду убійцъ необходима такая осторожность, которая привела бы въ изумленіе даже англійскаго судью. Убитъ бѣдный ресторанный музыкантъ, и убійца пользуется исключительной льготой свободы до суда, а что будетъ на судѣ, — этого мы еще не знаемъ. Не найдетъ ли судъ, что жизнь какихъ-то музыкантовъ не заслуживаетъ уголовной защиты, какъ не заслуживаетъ ея жизнь городового Химичева. Весьма вѣроятно. Но убитъ ген.-губернаторъ Жолтановскій, — и можно схватить; на основаніи ничтожныхъ уликъ какого-то мальчика, совершенно къ дѣлу неприкосновеннаго, и. держать его на каторгѣ несмотря на сознаніе дѣйствительнаго убійцы[8].
Въ отвѣтъ на заявленіе Маклакова о паденіи престижа нашего суда Щегловитовъ отвѣчалъ, что только Маклаковъ нашего суда не уважаетъ. Увы, это невѣрно. Въ Варшавѣ по политическому дѣлу осуждена нѣкая Малецкая, англійская подданная, выросшая, однако, въ Россіи и по своимъ симпатіямъ и чувствамъ, являющаяся русской, точнѣе говоря, полькой. Россія не Персія и не Китай; она не знаетъ консульской юрисдикціи для иностранцевъ, и потому русскій судъ былъ въ правѣ судить Малецкую, если она совершила преступное дѣяніе въ предѣлахъ Россійской Имперіи. Въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія, и если бы русскій судъ пользовался довѣріемъ и уваженіемъ, то никто, по крайней мѣрѣ, ни одно офиціальное лицо не посмѣло бы сказать ни много слова противъ его приговора. А между тѣмъ въ англійской палатѣ дѣлается по этому поводу запросъ, и англійскій министръ пн. дѣлъ Грэй, не соціалистъ и не радикалъ, а человѣкъ, занимающій мѣсто на правомъ флангѣ либеральной партіи, безусловный и горячій сторонникъ союза Англіи съ Россіей, къ тому же всѣмъ своимъ общественнымъ положеніемъ обязанный къ исключительной осторожности выраженій, говоритъ публично въ парламентѣ:
«Малецкую хорошо знаютъ и уважаютъ многія лица въ Англіи, живо интересующіяся этимъ процессомъ и не склонныя покровительствовать лицамъ, участвовашимъ въ преступныхъ дѣяніяхъ; правительство тщательно разсмотритъ подробный отчетъ о судебномъ разбирательствѣ, какъ только это будетъ возможно».
— Отдаетъ ли Грэй себѣ отчетъ въ той бурѣ, которая поднимается въ Англіи по этому поводу, а также въ томъ, чего отъ него ждутъ? — спрашивалъ одинъ депутатъ.
— Мы вполнѣ сознаемъ глубокій интересъ, который проявляется къ этому дѣлу, осторожно, но по существу — утвердительно отвѣчалъ Грэй.
Слова эти являются серьезнымъ приговоромъ англійскаго общественнаго мнѣнія надъ русской юстиціей. Ничего подобнаго Грэй не посмѣлъ бы, конечно, сказать, по поводу дѣла во французскомъ или нѣмецкомъ судѣ.
- ↑ Не слѣдуетъ смѣшивать съ административной юстиціей, которая существуетъ въ большинствѣ современныхъ государствъ и обозначаетъ совершенно другое, а именно особенный порядокъ для возстановленія нарушеннаго права, когда виновницей нарушенія является администрація.
- ↑ Стеногр. отъ Гос. Думы, сессія 1909—10 г., т. II, стр. 2576—78.
- ↑ «Право» 1909, № 4.
- ↑ Засѣданіе 18 ноября 1908. Стеногр. отъ 1908—09, т. I, стран. 1469 и сл.
- ↑ Стеногр. отъ Гос. Думы 1910—11, т. I, стр. 1977, рѣчь октябриста Пилипенко.
- ↑ См. письмо Н. Караваевой въ «Рѣчи» 10 дек. 1911, № 339.
- ↑ Вообще 129 статья явилась главнымъ орудіемъ въ борьбѣ съ нашими газетами и журналами, но этой борьбѣ, унесшей такое количество жертвъ, я надѣюсь въ недалекомъ будущемъ посвятить особый этюдъ.
- ↑ Само собою разумѣется, что совершенно особенно склоняются вѣсы нашего правосудія, когда на одной чашкѣ вѣсовъ лежитъ въ качествѣ ли обвиняемаго, или въ качествѣ жертвы — еврей. Въ текстѣ я не счелъ нужнымъ говорить объ этомъ потому, что эта тема такая обширная и столь безгранично печальная, что ее нельзя трактовать мимоходомъ.