СУГУБОЕ БЛАЖЕНСТВО
правитьВСЕРОССІЙСКАГО ПРЕСТОЛА
НАСЛѢДНИКУ
Залогъ врученный намъ отъ щедрыя судьбины,
Ко продолженію щастливыхъ нашихъ лѣтъ,
Дражайшій даръ небесъ и даръ ЕКАТЕРИНЫ,
Надежды общія пріятнѣйшій предметъ,
О! Ты которой всѣхъ съ щедротою внимая,
Ко подданнымъ Твоимъ являешь кроткой зракъ,
Великой Князь, позволь чтобъ муза молодая
Желаній искреннихъ Тебѣ явила знакъ.
Позволь, чтобъ для Тебя я лиру днесь настроилъ,
Котору удостой и нынѣ такъ пріять,
Какъ оную пріять Ты прежде удостоилъ,
Когда дерзалъ я пѣть Твою преславну Мать.
Дерзаю посвятить Тебѣ я ону лиру,
Котора можетъ быть въ послѣдокъ возвестить
Твои великія дѣла пространну міру,
И славу до краевъ земныхъ Твою промчитъ,
Провозгласитъ Твое премудро попеченье,
Твою къ отечеству и къ истиннѣ любовь,
И къ подражанію преславныхь дѣлъ стремленье,
Коль свѣту Ты явишь собой примѣры вновь.
Превзыдетъ ты свое желаніе Россія,
Пророчествующій я слышу въ небѣ гласъ:
Ты будешъ времена имѣть всегда златыя
И пѣснѣй не прерветъ ликующій Парнасъ.
СУГУБОЕ БЛАЖЕНСТВО,
ПОЕМА.
править
ПѢСНЬ I.
Пою сугубаго причину благоденства,
Источникъ щастія и бытіе временъ,
Которы на земли отткрыли путь блаженства,
И лутчій жребій намъ чрезъ множество премѣнъ.
Въ селеніи небесъ пространномъ обитая,
Спусти ко мнѣ свои пресвѣтлыя лучи,
Твоимъ вліянемъ, о! Истинна святая,
Внушить твой смертнымъ гласъ, мой разумъ научи;
Вдохни въ меня твои божественны законы,
Представь какъ смертныя въ природномъ бытіи
Пріяли отъ тебя и скиптры и короны,
Дабы предписывать уставы намъ твои;
Представь передъ очми ты ПАВЛА молодаго
Начальный въ естествѣ благополучный вѣкъ,
Какъ числилъ всякъ свое въ спокойствѣ общемъ благо,
Какъ самъ давалъ себѣ законы человѣкъ,
Когда онъ истинну любилъ безпринужденно,
Не бывъ никаковымъ уставамъ покоренъ,
Какъ время наконецъ то стало быть премѣнно
И какъ сугубымъ былъ онъ щастьемъ награжденъ.
А вы откройте путь въ жилище Ваше дивно,
О! музы, я умомъ взнестись отважусь къ Вамъ.
Въ мѣста гдѣ царствуетъ весна безперерывно,
И гдѣ сооруженъ божественный Вашъ храмъ,
Гдѣ свѣтитъ вѣчной день и мракъ незнаемъ нощи,
Гдѣ ревности имъ серцамъ всегда отворенъ входъ:
Позвольте мнѣ вступить въ священны ваши рощи,
И оживляющихъ коснуться вашихъ водъ.
Но музы, я не съ тѣмъ вхожу въ вашъ храмъ почтенной,
Чтобъ вымышленными примѣрами боговъ,
Высопопарностью и красотой надменной
Украсить искренность моихъ усердныхъ словъ.
Я съ Пиндаромъ не тщусь быть славою возвышенъ,
Не славнымъ въ свѣтѣ я полезнымъ быть хочу;
Коль гласъ мой въ простотѣ межъ вами будетъ слышенъ,
Я всю свою тогда награду получу.
Лишь тѣмъ должна быть пѣснь моя красна и стройна,
Коль мѣта въ ней имѣть не будетъ подла лесть,
Коль будетъ ПАВЛОВА пріятія достойна,
Коль истинну предъ нимъ потщится превознесть.
Се книга вѣчности разгнулась предо мною,
Гдѣ всѣ представились прешедши времена,
И всѣ вмѣщенныя обширностью земною
Безчисленныя въ ней явились племена.
Открылся образъ мнѣ первоначальна вѣка,
Въ которомъ царствовалъ еще природы гласъ:
Изъ недръ небытія изшедша человѣка
Я вижу на земномъ пространствѣ въ первой разъ,
Въ тотъ часъ, какъ онъ свое увидѣлъ совершенство,
Одними чувствами своими наученъ,
Какъ каждой взоръ ему казалъ его блаженство
И каждымъ новымъ былъ предметомъ восхищенъ.
Пять чувствъ ему даны на то едино были
И естество на то познанье имъ дало,
Дабы они къ его довольствію служили,
Не зналъ онъ ихъ тогда употреблять во зло.
Невинности его не развращали страсти,
Въ довольствѣ лутчаго довольства не искалъ,
Онъ только то желалъ, что онъ имѣлъ во власти,
И слѣдственно имѣлъ онъ все то что желалъ.
Въ согласіи узря и тишинѣ пріятной,
Изшедшихъ изъ своей утробы мирныхъ чадъ,
Земля, казалося, давала плодъ стократной
И представляла имъ обильной вертоградъ.
Ихъ кротости тогда и нраву подражая.
Свирѣпѣйшія львы подобились овцамъ,
Не разтравляла ихъ ко злобѣ злость людская,
Насиліе еще не обитало тамъ.
Неутѣсняли тамъ людей, гоненье, звѣрство,
Презрѣнье, ненависть, пронырство и обманъ,
Ложь, гордость, клевета, притворъ и лицемѣрство,
Не знали смертные въ то время сихъ имянъ.
Неугрожало имъ желѣзо смертоносно
Содѣланное днесь къ погибели людей,
Но было вспахано имъ поле плодоносно
И не губило жизнь, давало помощь ей.
Сіе вреднѣйшее грызущее васъ жало,
Источникъ алчности и корень гнусныхъ дѣлъ,
Корыстолюбіе сердецъ незаражало,
Никто отъемлемымъ имѣньемъ не владѣлъ.
Богатства собирать никто тогда не мыслилъ
И ближнему чрезъ то не причинялъ обидъ,
Но каждой былъ богатъ, хотя никто изчислилъ,
Что домъ, земля, иль плодъ ему принадлежитъ.
Земля щиталася въ то щастливое время
Нераздѣлимою питательнидей всѣхъ,
И люди бѣдности не чувствовали бремя
Среди довольствія, покоя и утѣхъ,
"Премудро божество, на то они вѣщали,
"Разсѣяніемъ насъ умножила намъ родъ,
"Дабы взаимно мы другъ другу помогали,
"Дабы пріобрѣла чрезъ то сугубой плодъ.
"Съ природнымъ человѣкъ родится побужденьемъ
"Къ необходимѣйшимъ и надобнымъ трудамъ,
"И пользуяся всѣмъ другихъ людей имѣньемъ,
«Взаимно къ пользѣ всѣхъ трудиться долженъ самъ,
Отверсты находя для всѣхъ земныя недра,
Гдѣжъ заключены сокровища земли,
Сей даръ, которой данъ отъ божества прещедра
По мѣрѣ нуждъ всегда они извлечь могли.
Богатство онаго имѣя въ равной волѣ,
Не съ ненавистью всякъ, но съ ревностью взиралъ
Коль кто пріобрѣталъ передъ другими болѣ,
Избытокъ одного всѣхъ протчихъ награждалъ.
Сіе собраніе трудящееся въ потѣ
Пчеламъ подобилось носящимъ въ лѣтѣ медъ,
Другъ другу подражалъ въ раченьѣ и въ охотѣ,
И другъ за другомъ шелъ трудяся каждой въ слѣдъ.
Но вскорѣ жители сіи трудолюбивы
Позабываютъ свой во удовольствахъ трудъ:
Утучненныя ихъ и плодоносны нивы,
Сторичныя плоды въ послѣдокъ имъ даютъ,
И въ скоромъ времяни весельи повсечасны
Послѣдуютъ за тѣмъ пріятнымъ ихъ трудомъ;
Въ довольствѣ и скоты ихъ радостей участаны,
Оставя въ полѣ плугъ покоятся потомъ.
Тогда пристрістіе въ серцахъ необитало,
Отличной другъ тогда не нуженъ людямъ былъ,
Но ихъ усердіе ко всѣмъ равно пылало,
И ласки всякъ свои для всѣхъ равно дѣлилъ,
Исполненъ каждой былъ ко ближнему любови,
И въ каждомъ почиталъ и брата и отца;
Они считали всѣ себя единой крови
Имѣя бытіе отъ одного Творца.
Безъ рабства искрененъ, безъ звѣрства равнодушенъ,
Всѣхъ общій былъ слуга и родственникъ и другъ,
Безъ власти человѣкъ другому былъ послушенъ,
Пріемля тысячи взаимственныхъ услугъ,
О! ты чистѣйшихъ душъ невинно утѣшенье
Пріятнѣйшая страсть чувствительныхъ сердецъ,
Любовь дающая намъ всѣмъ одушевленье,
Твои я нѣжности представлю наконецъ.
Въ то время не были еще сердца суровы
Привыкши радости единыя вкушать,
Къ взаимнымъ нѣжностямъ отверсты и готовы,
Не знали мукъ сносить, незнали причинять.
Въ нихъ строгость никогда не находила мѣста,
Въ неволю не влекли богатство или чинъ,
Не отдавалася на жертву имъ невѣста,
Но выборъ оныя господствовалъ одинъ.
Тотъ ею обладалъ, кто былъ для ней прелѣстенъ,
Тотъ ею былъ любимъ кому она мила,
Таковъ союзъ бывалъ нимало не безчестенъ,
Не ставила въ порокъ невинныхъ дѣлѣ хула.
Хотя совремянемъ любовь ихъ погасала
Изъ нѣжныя любви бывалъ нѣжнѣйшій другъ,
И ненависти страсть минувша не раждала
Но паче множила взаимность ихъ услугъ.
Любовникъ не вздыхалъ, не мучился напрасно,
Когда любовницу несклонну находилъ,
Коль серце не было ее взаимно страстано,
Плѣнялся онъ другой, для коей былъ онъ милъ.
Взаимно были ихъ серца всегда плѣненны,
Къ утѣхамъ ихъ любовь въ нихъ ставила свой тронъ.
Весельи небыли ихъ съ горестью смѣшенны,
Не прерывали ихъ мученіи ни стонъ.
Не заражали ихъ пріятныя отравы
Во внѣшнихъ нѣжностяхъ скрывая лестной ядъ,
Но просты были ихъ сердца, поступки, нравы,
И не являлъ тогда двоякихъ чувствій взглядъ.
Ревнивость никогда любви не развращала
И подозрѣніи не мучили сердецъ»
Коль въ нихъ однажды страсть взаимно воспылала,
Безъ перемѣнъ она имѣла свой конецъ.
На Марсовыхъ поляхъ руки не-воружали
Ни слава тщетная, ни злобствующа месть,
И онымъ титуломъ себя не украшали,
Которой имъ даетъ иль робость или лесть.
Тотъ знатенъ былъ, почтенъ и въ званіи высокомъ
Кто болѣе для всѣхъ полезнымъ быть обыкъ,
И правда не была утѣснена порокомъ,
Не повреждалъ ее клевещущихъ языкъ.
Бездушной ябѣдникъ и подлой лжесвидѣтель
Предъ лицемѣрной судъ безгласныхъ не влекли,
Невинность, истинна, любовь и добродѣтель
Повсюду щастливо хранились на земли.
ПѢСНЬ II
Источникъ нашего и щастія и бѣдства
Являетъ смертному его способность силъ,
Являетъ умъ ему другія къ щастью средства;
Онъ льстится сладостью, которой невкусилъ.
Онъ началъ познавать свое несовершенство,
Храня въ довольствіи едину простоту;
Онъ въ жизни лутчее желалъ имѣть блаженство,
И въ щастьи не хотѣлъ подобиться скоту.
Неограниченно пространной умъ имѣя,
Но малымъ и простымъ познаніемъ стесненъ,
Онъ чувствовалъ свои даръ стыдяся и жалѣя,
Что онъ невѣденьемъ былъ прежде помраченъ.
Претемныя отъ глазъ завесы раздираетъ,
Стремится проницать невидимое имъ,
И тысячу онъ крылъ быстрѣйшихъ простираетъ,
Чтобъ выше вознестись могъ разумомъ своимъ.
Не тѣми человѣкъ воззрѣлъ тогда очами
На свѣтъ, которому дивился прежде онъ,
Но просвѣщенныя умы наукъ лучами,
Открыли естества порядокъ и законъ.
Открылось новое вселенной намъ пространство
И обитаніе непроходимыхъ мѣстъ,
Почувствовала вновь земля свое подданство,
Явило путь пловцамъ сіянье дальнихъ звездъ.
Стремленье волнъ морскихъ имъ стало не ужасно,
Къ неслыханнымъ мѣстамъ имъ небылъ путь далекъ;
Искуству нашихъ рукъ все стало быть подвластно,
И началъ съ пользою жить въ свѣтѣ человѣкъ.
Къ художествамъ свои приобучая руки,
На вышшую степень искуство онъ возвелъ.
Колико разныхъ благъ произвели науки,
Колико совершенствъ, колико славныхъ дѣлъ?
На свѣтѣ нѣтъ добра, нѣтъ пользы ни единой
Которубъ не отъ нихъ заимствовали мы;
Что общаго могло спокойства быть причиной,
То все науками пріобрѣли умы.
Тамъ обществы людей, тамъ видимъ нынѣ грады,
Гдѣ были до сего лишь горы и лѣса;
Отверзли смертнымъ путь науки въ храмъ Паллады,
Послали новой свѣтъ на землю небеса.
Сынъ долженъ сталъ отцу не жизнью лишь одною,
Но воспитаніе имъ въ дѣтстве получа,
Онъ щастья своего считалъ его виною
И щастьемъ награждалъ дѣтей своихъ уча.
Ихъ тщаніемъ потомъ то было совершенно,
Что къ пользѣ общества изобрѣталъ отецъ,
Искуствомъ естество въ порядокъ приведенно
Намъ новыя дары отверзло наконецъ.
Необходимость всѣхъ и нужда побуждала
Ко времяннымъ трудамъ потребнымъ въ жизни:
Не праздность по трудахъ, наука утѣшала
Того, кто чувствовать утѣхи могъ сіи.
Природа подала на то намъ крѣпость тѣла,
Чтобъ не былъ человѣкъ трудами утомленъ,
И съ онымъ разуму присудствовать велѣла,
Чтобъ мыслями онъ былъ всечасно упражненъ.
Являютъ чудеса коперники, невтоны,
И открываютъ намъ предвѣчности уставъ;
Казалось естеству они даютъ законы
Порядокъ онаго намъ точно предписавъ.
Къ познанію вещей чѣмъ кто стремился болѣ,
Тѣмъ лучше общую тотъ пользу могъ найти;
Открылося тогда пространнѣйшее поле
И безконечныя ученія пути.
Познанье одною являя путь къ другому,
Давало новыя понятію лучи
И сколько льзя достичь къ познанію прямому,
Науки насъ вели невѣденья въ ночи.
Хоть строгой философъ науки отвергаетъ
И представляетъ намъ послѣдующій вредъ:
Но праведноль за то онъ пользы обвиняетъ,
Когда причины ихъ причины стали бѣдъ?
И естьли получить не льзя добра такова,
Ни совершеннаго столь щастья намъ сыскати,
Чтобъ въ ономъ не было послѣдствія худова:
То должноль для того намъ щастье презирать?
Виновенъ человѣкъ, виновно заблужденье,
Когда изъ добрыхъ зримъ причинъ конецъ худой,
Не правомысліе и злоупотребленье
Всегда выводитъ вредъ изъ пользы начатой.
Награда чистыхъ душъ, успѣха кроткихъ нравовъ,
Наставница умовъ, спокойства путь и ключь,
Подательница намъ правдивѣйшихъ уставовъ,
И добродѣтельныхъ надѣянія лучь,
О! философія, первѣйшій даръ Небесной,
Тобой открылся намъ блаженный оный вѣкъ,
Когда обрѣлъ покой душевной и телесной,
Въ жизнь краткую, въ трудахъ, въ недугахъ человѣкъ.
Коль къ малымъ безъ тебя утѣхамъ онъ способенъ,
Коль малобъ щастливъ былъ своею онъ судьбой;
И естьли божеству тѣмъ смертной былъ подобенъ,
Подобенъ былъ ему единою тобой.
Изъ щастья дѣлая щастливу перемѣну,
Котору человѣкъ наукой пріобрѣлъ,
Онъ жизни своея узналъ прямую цѣну,
Не въ чувствахъ ужъ однихъ, но въ мысляхъ жизнь имѣлъ.
Онъ въ пользѣ общей былъ усерденъ, безпристрастенъ,
Какъ скорбію себѣ онъ чувствовалъ другихъ,
Равно такъ въ радостяхъ онъ ихъ бывалъ участенъ,
И пользою своей полезенъ былъ для нихъ
Наукой правились сердца и нравы грубы,
Доколѣ человѣкъ не вѣдалъ вредныхъ нуждъ;
Наукой сладости онъ чувствовалъ сугубы
Доколѣ суетныхъ желаній былъ онъ чуждъ.
Не на всегда нашъ умъ въ границахъ былъ удерженъ,
Не чувственно порокъ прокрался къ намъ въ серца;
Гнушался смертаной имъ, но былъ ему подверженъ,
И ненавидя зло лобзалъ его творца.
Самолюбивыя питались въ немъ желаньи,
И польза собстсвена влекла его во плѣнъ;
Друія были въ немъ надежды и исканьи,
И мнимымъ щастіемъ сталъ смертной ослеплѣнъ,
Его познаніи и мысли просвѣщенны,
Которы дѣлали блаженными людей,
Ко общей были всѣхъ напасти обращенны,
И смертной самъ себѣ первѣйшій сталъ злодей.
Казалось, нѣкая бунтующая сила
Щастливой тишинѣ поревновала ихъ,
И нѣкой язвою вселенну заразила,
Которая ввела льстецовъ, надменныхъ, злыхъ.
Казалось, адъ свою разверзъ тогда утробу
И Фурій изпустилъ мучительныхъ въ народъ,
Дабы посѣять въ немъ свирѣпство, ужасъ, злобу
И человѣческой терзать всечасно родъ.
Казалось, естество въ раскаяньѣ стыдилось
Неблагодарнымъ свой истощевая даръ,
И Небо видѣть ихъ злодѣйствы отвратилось
Готовя праведной для казни ихъ ударъ.
Различныя тогда насъ мучить стали страсти
И заблужденіи текли страстямъ во слѣдъ,
Различныя тогда узнали мы напасти,
Числомъ пороковъ мы число узнали бѣдъ.
Подобно какъ бы тьмы Перуновъ къ намъ низпали
Дабы на насъ послать напастей лютыхъ тьму.
Какія мыслямъ вдругъ чудовищи предстали
Воображеніе престрашное уму!
Подобящуюся низпадшей въ тьму денницѣ,
Носящую всегда вражду, раздоры, прю,
Подъемлющу главу въ высокой колесницѣ,
Гнуснѣйшу Фурію передъ собою зрю.
Высокомѣрія черты изображенны
Я вижу на ее гордящемся челѣ;
Надменной пышно видъ и взоры принужденны
Уста отверстыя къ презрѣнью и хулѣ,
Глаза взирающи на всѣхъ съ пренебреженьемъ
И жаждущи всегда похвалъ своихъ искать,
Изполненныя всѣхъ другихъ уничтоженьемъ,
Являютъ гордость мнѣ пороковъ гнусныхъ мать.
Предстала ненависть въ ея развратномъ видѣ,
Имѣя блѣдной видъ, языкъ носящій ядъ,
Пылая ко вреду, ко злобѣ, ко обидѣ
И озираяся кровавой мещетъ взглядъ.
Неудовольствіе она въ лицѣ являетъ,
И угрызеніе написано въ очахъ;
Безъ насыщенія всего она жедаетъ,
Приходитъ со враждой, отшедъ наноситъ страхъ,
Она свирепѣй льва, опаснѣе ехидны,
Не трогаетъ ее ни жалость ни любовь;
И естьли гдѣ слѣды ее остались видны
Узнаетъ каждой ихъ, зря слезы или кровь.
Зря лесть чудовище опаснѣйшее людемъ,
Не рѣдко мудрыя страдаютъ отъ него,
И естьли виду мы его ввѣряться будемъ,
Не можемъ избѣжать нещастья своего.
Лютѣйша фурія наполненная ядомъ
И изрыгающа отмщенье, гибель, вредъ,
Притворно ласковымъ серца плѣняетъ взглядомъ,
Слова ея всегда сладчайшій носятъ медъ.
Подобно какъ змея въ кустахъ цвѣтовъ сокрыта,
Приманчивой для всѣхъ съ наружи кажетъ видъ,
Но пропасть для того погибельна изрыта,
Кого она къ себѣ симъ видомъ приманить.
Ласканья, похвалы бываютъ часто сѣти,
Которыми серца подобно ловитъ лесть;
Пронырство и обманъ сей фуріи суть дѣти,
Отъ коихъ терпитъ вредъ невинность, правда, честь.
Отъ трехъ тирановъ сихъ размножилмсь пороки
И неизчислимы злодѣйствы въ свѣтъ ввели;
Безжалостны сердца, мучители жестоки
Разсыпали бѣды и скорби по земли,
Тотъ былъ нещасганѣй всѣхъ, кто болѣ изобиленъ,
Безъ помощи терпѣлъ обиды человѣкъ,
Тотъ былъ щастливѣй всѣхъ, кто болѣе былъ силенъ:
Восталъ на друга другъ и къ мщенью мечь извлекъ.
Иной прибытокъ зря, иной для тщетной славы,
Иной свой собственной предупреждая страхъ;
Въ свирѣпствѣ по полямъ текли ручьи кровавы
По стогнамъ жалобы, вопль слышенъ былъ въ домахъ.
Науки здѣлались орудіемъ ихъ мести,
И разумъ разтравлялъ жестокость общихъ ранъ.
Не слышалъ человѣкъ ни должности ни чести,
Ихъ гласъ тогда молчалъ и царстѣовалъ обманъ.
Оружіе и смерть опустошали землю,
Порокъ и грѣхъ тогда былъ жребіемъ людей.
Какія вопли я пронзительныя внемлю;
Какой не тронется сей жалостью злодѣй:
Невинность, истинна, науки, добродѣтель,
Любовью собраны вопили къ Небесамъ,
Дабы толикихъ благъ источникъ и содѣтель
Имъ далъ прибѣжище и кротость далъ сердцамъ.
ПѢСНЬ III.
Терпѣнье съ кротостью была едина жертва,
Котору воздавалъ родъ смертныхъ божеству;
Поверженная честь у ногъ злодѣйскихъ мертва.
Во укореніе являлась естеству.
Всемѣстны жалобы и голоса плачевны,
Пронзая аблака коснулись Небесамъ,
Явились щедры намъ судьбы дотолѣ тщетны,
Когда никто не зрѣлъ конца своимъ бѣдамъ.
Почувствуя свое претягостнѣйше бремя,
Подъ коимъ человѣкъ злодѣйствуя стеналъ,
Увидѣлъ съ ужасомъ утраченна имъ время,
Какъ пользы онъ искалъ и пользу истреблялъ,
Въ терпѣньи и враждѣ сталъ вѣкъ ему несносенъ,
Онъ собственнымъ своимъ былъ игомъ утомленъ;
Бывъ вреденъ ближнему и бывъ себѣ поносенъ,
Бунтующій въ немъ нравъ казался утоленъ.
Но тщетно онъ въ себѣ искалъ толикой власти,
Котрабъ собственной дала ему законъ
Привычкою ему его казались страсти
И болѣ обладать не могъ собою онъ.
Привычка вредная бываетъ намъ уставомъ,
Которой нудитъ насъ во слабостяхъ тонуть,
И необузданнымъ владѣя страсти нравамъ,
Увидѣть истинной препятствуютъ намъ путь.
Упрямство лишь одно раскаяться мѣшаетъ,
Когда не чувствуетъ тиранъ, что онъ жестокъ,
И гордость иногда признанія лишаетъ,
Какъ хулимъ мы въ другихъ свой собственной порокъ,
Тотъ къ мщенью и враждѣ причинъ находитъ много,
Кто злобы никогда не хочетъ истребить.
Онъ строго всѣхъ судя, судимъ взаимно строго
И будетъ принужденъ иль гибнуть иль губить.
Злодѣи думая, что всѣ должны быть злобны,
Находятъ потому причины всѣхъ язвить,
И дѣлаясь они другъ другу въ томъ подобны
Считаютъ нуждою за злобу зломъ платить.
А естьлибъ мы другихъ взаимно извиняли
И не любя злодѣйствъ любили править злыхъ:
Безъ мщенья и вражды пороки бъ изчезали,
Безъ гибели людской причиныбъ гибли ихъ.
Среди всеобщаго вреда и изтребленья,
Подвиглись жалостью суровыя серца,
Признанье было ихъ началомъ исправленья,
"Доколѣ общихъ бѣдъ, вѣщали, ждать конца?
"безъ сокращенія довольно вѣкъ нашъ кратокъ,
"Но мы его губимъ въ неистовствахъ своихъ.
Ко ближнему еще любви въ нихъ былъ остатокъ,
И искры истинны еще горѣли въ нихъ.
Чтобъ гордость побѣдить всеобщаго упорства,
Зря смертныя въ стыдѣ умножившійся грѣхъ,
Повиновенія искали и покорства,
И власти узами связали злобу всѣхъ.
О! коль пріятны намъ священны оны узы,
Которы общее согласіе крѣпятъ;
Чрезъ нихъ возставлены, утверждены союзы
И ими смертныя сугубо щастье зрятъ.
Когда умножились злодѣйствы и развраты,
Когда была земля наполнена сиротъ,
Въ чей были бы покровъ гонимыя пріяты,
И гдѣбъ прибѣжище нашелъ тогда народъ?
Злодѣямъ страждущихъ прошеніе невнятна,
Жестокія серца не тронетъ бѣдныхъ стонъ,
Сносить гоненіи мучительны стократно
Стеня безъ помощи, терпя безъ оборонъ.
Ко пресѣченію толикой- всѣхъ напасти,
Былъ избранъ человѣкъ подать законы всѣмъ,
Судьба народу быть въ его велѣла власти,
Народъ покорствуя нарекъ его Царемъ;
Дабы онъ подданныхъ согласіе уставилъ,
И образъ кротости собою имъ явилъ,
Дабы нещастливыхъ отъ гибели избавилъ,
И прежнихъ тишину вѣковъ возобновилъ.
Народъ незнающій въ своихъ стремленьяхъ мѣры,
Безъ правилъ собственныхъ послѣдуетъ другимъ.
Ко слабости иль къ злу ведутъ его примѣры,
Онъ чувствуетъ ихъ вредъ, но подражаетъ имъ.
Онъ слабости свои примѣрами прощаетъ,
И дѣлается онъ невольникъ часто ихъ;
И можетъ быть когда въ пороки онъ впадаетъ,
Впадаетаъ въ оныя онъ болѣе чрезъ нихъ.
Ко исполненью дѣлъ его взаимность нудитъ
И добродѣтель всѣ тогда любить начнутъ,
Когда любить ее другъ друга всякъ побудитъ,
Когда одни другихъ примѣры подадутъ.
Внезапно восхищенъ мой умъ видѣньемъ страннымъ,
Какая чудная плѣнила мысль мечта!
Объялись чувства вдругъ восторгомъ несказаннымъ,
Отверзлись предо мной Небесныя врата.
Я вижу храмъ судебъ среди свѣтилъ несчетныхъ,
Тамъ путь непостижимъ и неприступенъ свѣтъ,
Тамъ славится всегда отецъ вѣковъ безлѣтныхъ,
И тамо пишетъ свой предвѣденье завѣтъ.
Тамъ ясно видимы въ предбудущія вѣки
Неисповѣдимыхъ судебъ обѣты намъ,
Которы исполнять родятся человѣки;
Ихъ жизнь, дѣла, конецъ изображенны тамъ.
Различныя узрѣлъ я тамъ судебъ исходы,
И по числу вѣковъ число столповъ узрѣлъ,
На нихъ представлены послѣдующи годы,
День, часъ, минута здѣсь, имѣетъ тамъ предѣлъ.
Среди чертоговъ сихъ стоятъ престолы, славы
Готовыя трубить дѣла владыкъ земныхъ,
Безчисленныя зрю тамъ скипетры, державы,
Тамъ разныя вѣнцы для кроткихъ или злыхъ.
Одни получатся народною любовью,
Предзнаменуя миръ, спокойство, тишину;
Другія возмутся насиліемъ и кровью,
Имъ будетъ ненависть покорствовать въ плѣну.
Одни всеобщее блаженство усугубятъ
И привлекутъ къ себѣ отъ подданныхъ любовь;
Другія роскоши, тиранство, месть возлюбятъ
И пошлютъ на народъ за скорбьми скорби вновь.
Пребудутъ первыя спокойны, безопасны,
И слава возгласитъ посвѣту имя ихъ,
Но будутъ наконецъ послѣднія нещастны,
Собою дѣлая нещастными другихъ.
Я вижу тамъ судьбы людей правдолюбивыхъ,
Судьбы полезнѣйшихъ для общества мужей:
Они щастливея на свѣтѣ всѣхъ щастливыхъ,
Не будетъ меркнуть свѣтъ пріятнѣйшихъ ихъ дней.
За ихъ стараніе о благоденствѣ общемъ,
Спокойствіе души въ награду дастся имъ.
Почто же на свое тогда мы щастье ропщемъ
Когда подобиться мы онымъ не хотимъ.
Прямая слава намъ отъ насъ самихъ зависитъ,
Хотябъ въ устахъ другихъ умолкла похвала,
Ничто другое насъ на свѣтѣ не возвыситъ
Какъ наши добрыя съ желаніемъ дѣла.
Потомъ я вижу тамъ судьбы высокомѣрныхъ,
Судьбы завистливыхъ, судьбы клеветниковъ,
Судьбы предателей, судьбы льстецовъ невѣрныхъ,
Предвѣденьемъ конецъ назначенъ имъ, таковъ:
"Для сихъ готовъ ударъ иль рано или позно,
"Спокойства въ жизнь они не будутъ ощущать;
"Но бойтесь, смертныя въ сіе вы время грозно,
"Какъ злыя на землѣ начнутъ торжествовать,
Я вижу наконецъ судьбы народовъ разныхъ;
Трудолюбивѣйшимъ назначенъ сладкой вѣкъ;
Но видя тамо я судьбу народовъ праздныхъ,
Желалъ, чтобъ щастливый былъ въ жизни человѣкъ.
Въ то время какъ Цари правленіе пріяли,
Какъ намъ судьбами былъ назначенъ жребій сей:
То перьвой коего народы увѣнчали,
Для щастья общаго примѣромъ былъ Царей.
Пріявъ надъ всѣми власть онъ былъ сердецъ владѣтель,
Онъ общимъ былъ отцемъ и богомъ на земли,
И царство купно съ нимъ пріяла добродѣтель,
Согласіе тогда и правда процвѣли.
Пресѣкъ причины онъ враждебъ междоусобныхъ,
Невинныхъ принялъ въ свой надежнѣйшій покровъ,
Безсильныхъ защитилъ отъ нападенья злобныхъ,
И заградилъ уста онъ всѣхъ клеветниковъ.
Подверженной народъ до толѣ злому року,
Увидѣлъ на поляхъ спокойства сѣмена:
Людская праздность тамъ ведущая къ пороку,
И роскошь вредная была изтреблена.
По правосудію злодей тамъ былъ изтязанъ,
Не лицемѣренъ судъ, законъ хранился святъ,
Членъ вредный общества достойно былъ наказанъ,
И для пощады всѣхъ злымъ не было пощадъ.
Страхъ гибели тогда страшилъ однихъ злодѣевъ,
Которы разрушать дерзали общій миръ.
По бурномъ вѣяньи свирѣпейшихъ бореевъ,
Подулъ тогда на всѣхъ прохладнѣйшій Зефиръ.
Прешли всеобщія стенанія и муки,
Не винныхъ истерзалъ злодѣевъ лютыхъ страхъ;
Явили паки свой полезной плодъ науки
И добродѣтели воздвигли храмъ въ сердцахъ.
По всюду радости какъ легкой вѣтръ неслися,
По всюду слышались какъ шумъ быстрѣйшихъ рѣкъ;
По всюду голоса парнасски раздалися
И музы золотой воспѣли паки вѣкъ.
Чтобъ щастье пріобрѣсть сугубое симъ вѣкомъ,
Учись, Великой Князь, числомъ примѣровъ сихъ,
Великимъ быть царемъ, великимъ человѣкомъ
Къ спокойству Твоему и подданныхъ Твоихъ.