СТРАННИКЪ НА ЗОЛОТОМЪ ОЗЕРѢ.
правитьВеличественные, дѣвственные лѣса покрываютъ весь юго-востокъ Томской губерніи, они тянутся по всему Кузнецкому и восточной части Бійскаго округовъ. Здѣсь начинается пустыня, предъ которой еще останавливается русская колонизація. Въ 1880 году, мы двинулись въ эту пустыню. Проѣзжая по лѣснымъ тропинкамъ этихъ дебрей, мы были пріятно изумлены разнообразіемъ растительности. Осина, береза, рябина, тополь, черемуха перемежались въ пестрой зелени. Когда изъ долины р. Наймы, цвѣтущей и покрытой сочными травами, мы совершили черезъ горы перевалъ къ Паспоулу. насъ окружили огромные кедры, травы папортника и репей, которые поднимались выше роста человѣка, сидящаго на лошади. Дикій хмель обвивалъ деревья, подобно ліанамъ. Среди кедровъ и сосенъ разростались рябина, акація, бузина; кусты черемухи, смородины, малины, свѣшивали грозды своихъ ягодъ. Мѣстами выступалъ чистый лиственный лѣсъ. Когда мы поднялись на перевалъ, насъ окружали прелестные парки изъ тополей, березъ, сосенъ, зелень была свѣжая и сочная, эта зелень живописно сбѣгала по склонамъ. На вершинѣ перевала шелъ дождь и мы увидѣли радугу, опрокинувшуюся аркой, опершейся за сосѣднія горы, вдали сипѣли вершины хребтовъ и выдвигалась сопка одной изъ нихъ — величественнаго Чаптагана. По дорогѣ къ Телецкому озеру среди черни, мы слѣдовали по узкой и грязной тропинкѣ, которую заграждаютъ буреломъ, колоды, ручьи, иногда каменистыя болота, такъ что всадникъ долженъ преодолѣвать различныя препятствія.
Чудное волшебное озеро, котораго съ трудомъ достигаютъ путешественники, но достигнувъ которое они испытываютъ неимовѣрное наслажденіе неожиданныхъ впечатлѣній, однако еще не появлялось передъ нами, оно было скрыто отъ насъ декораціей горъ и темными лѣсами.
Мы находились въ небольшой деревушкѣ на отдыхѣ, съ мыслями и мечтами о дальнѣйшемъ путешествіи. Мысли наши бродили около заколдованнаго озера. До сихъ поръ это озеро пустынно и надъ нимъ витаетъ только миѳъ и таинственная легенда.
«Когда-то на это пустынное озеро зашелъ человѣкъ, раскапываютъ инородцы, онъ былъ голоденъ и искалъ пищи, искалъ людей, но людей не было; въ рукахъ этого человѣка былъ огромный кусокъ золота, по золото было безполезно въ этой пустынѣ и онъ не могъ на него купить нѣсколькихъ зеренъ ячменю. Тогда этотъ голодный человѣкъ, понявъ все безсиліе металла, доведенный до отчаянія, въ бѣшеной злобѣ бросилъ драгоцѣнный кусокъ въ темныя волны глубокаго озера и проклялъ его». Миѳъ этотъ, полный своего философскаго смысла, объясняетъ названіе Золотаго Озера или АлтынъКёль. Мрачныя дикія скалы до сихъ поръ негостепріимны для человѣка. Надъ ними какъ будто стоитъ еще тѣнь несчастнаго скитальца, подобно брокенскому призраку блуждая въ туманахъ.
Въ 18 верстахъ отъ озера находится однако небольшое миссіонерское селеніе Кебезень съ жалкими избами и шалашами крещеныхъ инородцевъ, здѣсь же помѣщается церковь и домъ миссіонера, почтеннаго старика, который кромѣ духовныхъ врачеваній лечитъ окружающее населеніе отъ зобовъ, давая пастой грецкой губки. Этотъ первый осѣдлый станъ переполненъ сброднымъ людомъ: торгашами, обрусѣлыми татарами, разными спекулянтами и хищниками черни, здѣсь же живутъ нѣкоторые русскіе рыбопромышленники, ловящіе на Теленкомъ озерѣ прекрасную рыбу, давно извѣстную по вкусу, но доселѣ неопредѣленную наукою. Зовутъ рыбу «сельдью», по на самомъ дѣлѣ это не сельдь, а Богъ знаетъ что! Словомъ, рыба вкусная, а до остального намъ дѣла нѣтъ. Кебезень — это послѣднее селеніе по направленію къ Телецкой пустынѣ, но и до него добраться надо совершить экспедицію, перебираться чрезъ лѣсныя тропинки верхомъ, изрѣдка останавливаясь въ жалкихъ деревушкахъ инородцевъ. Среди прекрасныхъ плодоносныхъ долинъ гнѣздятся только мѣстами пасѣки (пчельники) и отважные пасѣчники борющіеся съ медвѣдями. Въ большинствѣ же все пространство еще покрыто молчаливыми лѣсами, высокими мохнатыми сопками, бурными горными рѣками и производитъ подавляющее ощущеніе дикой природы.
Въ Кебезени мы чувствовали себя уже совершенно отчужденными отъ міра. Завтра мы будемъ въ совершенной пустынѣ вдали отъ суеты, отъ житейскихъ волненій, отъ горькихъ житейскихъ драмъ, измучившихъ душу. Пора дать отдыхъ нервамъ! Въ это-то время, когда мы смотрѣли на эти синѣющія вершины горъ, постепенно уходившія въ туманной дымкѣ и легко тронутыя фіолетовыми отблесками, когда мы любовались на тихое движеніе пурпурныхъ облаковъ, какъ ожерелья обнимавшихъ вершины и пики, прислушивались къ бурливому рокоту несущейся горной рѣки и отдавались новому живительному чувству, предчувствуя вѣяніе великой врачующей природы, въ это время, какъ-бы по слѣдамъ за нами, до нашего слуха еще разъ достигъ крикъ жизни.
Жители маленькой Кебезени гуторили и таинственно передавали необычайное событіе, которое услышали и мы. Оказалось, что около деревни взятъ былъ неизвѣстный, безпаспортный, который самъ явился и предъявилъ о своемъ существованіи. Онъ объявилъ сверхъ того, что у него украденъ паспортъ и деньги. Разсказъ его возбудилъ крайнее недовѣріе во всѣхъ жителяхъ и личность казалась подозрительной.
Слушая эти разсказы я думалъ, кто бы могъ забрести сюда. Авантюристъ, мелкій спекулянтъ, искавшій наживы среди простодушныхъ дикарей-инородцевъ, или извѣстный Сибири бродяга, проторяющій путь себѣ съ Нерчинска, въ далекую, по милую ему Россію? Но что его загнало сюда? бродяжескій трактъ въ срединѣ людной, заселенной Сибири, бродяга смѣло идетъ по сибирскимъ деревнямъ и питается подаяньемъ хлѣбообильныхъ сибирскихъ селъ. Если это сбившійся съ пути путникъ, въ такомъ случаѣ положеніе его здѣсь безотрадно!
Во всякомъ случаѣ, въ виду общаго вниманія я желалъ его видѣть. Приготовляясь встрѣтить бѣглеца и ожидая фантастическаго разсказа, на что весьма способны ссыльные, я готовъ былъ приняться за раскрытіе обмана и помочь жителямъ разъяснить загадочное происшествіе. Жители увѣряли, что на пустынной дорогѣ, вблизи мирныхъ инородцевъ не могло быть совершено у него кражи. Я также зналъ, что инородцы честны и страшатся хуже всего подобныхъ обвиненій, зная тяжесть слѣдствія. Засѣдатель сюда даромъ не пріѣдетъ. Симпатіи мои были во всякомъ случаѣ не на сторонѣ неизвѣстнаго.
Недоумѣніе мое увеличилось, когда я узналъ, что незнакомецъ явился не одинъ, не съ мальчикомъ и лошадью. Когда его привели ко мнѣ, я былъ озадаченъ его видомъ и фигурой и скоро узналъ знакомый типъ, не оставлявшій никакого сомнѣнія.
Нѣсколько нескладная и какъ-бы растерянная фигура, лицо простодушное, почти глуповатое, взглядъ открытый, по упрямый, признакъ настойчивости характера, нескладная, тугая, съ трудомъ выжимаемая рѣчь, русая голова, крестьянскія согнутыя рабочія руки, слѣды долгаго пути на ногахъ, въ лицѣ спокойствіе, покорность и въ то же время какое-то изумленное выраженіе и еще неостьпшіее недоумѣніе предъ случившимся. Подлѣ стоялъ ребенокъ лѣтъ 12 съ покорнымъ тихимъ лицомъ.
— Ты новоселъ, переселенецъ россійскій? пояснилъ я.
— Мы-те, мы рассейскіе, точно…. да вотъ у насъ паспортъ….
— Погоди, какъ тебя занесло, милый человѣкъ, сюда въ эту трущобу?
— Да мы мѣстовъ подъ пчельникъ искали, будто тутъ мѣста хороши, да и покосить бы маненько…
— Гдѣ; же вы жили, откуда ты попалъ сюда?
— Съ Вѣй, изъ Енисейской волости, изъ Пыльны, тамъ два года жили, да вотъ говорятъ тутъ пчельники… да и покосъ.
— Какъ же ты съ мальчишкой пасѣку хотѣлъ устроивать? Много ли у тебя денегъ было?
— Пятнадцать Рублевъ, да пашпортъ въ узелкѣ значить, мы съ мальченкой у рѣчки пить стали, мальченко-то говоритъ: — Тятька; подемъвыше пить, тутъ поганый татаринъ пилъ, ну, мы пошли, а узелокъ-то на кочку положили. Поѣхали. Мальченка говоритъ: «Тятька, узелокъ взялъ?» Я хватился, воротились къ рѣкѣ, платка нѣтъ, въ платочкѣ пашпортъ, пятнадцать рублей было… Спрашивали татарку на покосѣ, говоритъ не видала, а мы тутъ значитъ на кочкѣ и оставили….
Сколько я ни разспрашивалъ, все выходило одно, то же подтверждалъ и мальчикъ, отдѣльно спрошенный. Для меня совершенно непонятна была только эта небрежность, почти безпечность къ самому дорогому имуществу.
— Скажи пожалуйста, ну, зачѣмъ ты нёсъ деньги и паспортъ въ платкѣ, развѣ ты не знаешь вашего крестьянскаго обычая въ мѣшочекъ зашивать да на воротѣ подъ рубахой держать. Вотъ я баринъ да и то по вашему выучился дѣлать, потому надежнѣе, видишь у меня мѣшочекъ на шеѣ. Правду-ли ты говоришь? Какъ же ты узелокъ этотъ въ рукахъ несъ?
— Такъ въ рукахъ и несъ. Мальчишка говоритъ клади, тятька, за кочку, пойдемъ нить выше, татаринъ пилъ, — мы и пошли…
Такъ я болѣе и не могъ ничего добиться. Близъ лежащій покосъ оказался вдобавокъ Зайсана. инородческаго родовича, начальника, человѣка богатаго, и его сноха работала на покосѣ. Зайсанъ, узнавъ о подозрѣніи, даже плюнулъ въ мужика. Кебезень и ея жители также не довѣряли его разсказу и возмущались. А между тѣмъ несомнѣнно, что новоселъ не обманывалъ. Это было олицетвореніе простодушія. Какая-то непостижимая случайность произошла съ нимъ, какое-то фатальное несчастіе преслѣдовало его.
Положеніе новосела было между тѣмъ критическое. Хотя онъ являлся истцомъ, но какъ безпаспортный, находился подъ арестомъ, ему предстояло быть возвращеннымъ за 100 в. въ деревню, а потомъ можетъ быть въ Россію на мѣстожительство.
Между тѣмъ новоселъ какъ будто не понималъ своего положенія.
Послѣ всѣхъ разспросовъ, препирательствъ и брани съ Зайсаномъ-инородцемъ, онъ вдругъ обратился ко мнѣ съ какимъ-то наивнымъ, заискивающимъ взоромъ:
— Ваше благородіе, позволь мнѣ поробить здѣсь пока, я бы имъ на покосѣ помогъ, деньжонокъ заработалъ…да и мѣстовъ подыскалъ… Позволь!…
Наивность была поразительная.
— Любезный другъ, спроси у нихъ, пустятъ ли они тебя, вѣдь ты вооружилъ на себя все населеніе, съ Зайсаномъ поссорился, а земли имъ принадлежатъ. Да наконецъ ты даже безъ паспорта.
— Позвольте поробить!… слышался одинъ отвѣтъ.
Сколько я ни убѣждалъ переселенца, я видѣлъ одинъ упрямый взглядъ, подтверждавшій рѣшеніе во что бы ни стало «отыскать мѣсто».
Стремленіе переселенца, его юридическое положеніе и отношеніе къ нему окружающихъ, все это составляло такой гордіевъ узелъ и такую кашу, какую я привыкъ встрѣчать въ нашихъ колонизаціонныхъ дѣлахъ.
Я легъ спать, мечтая о выѣздѣ завтра въ пустыню, но судьба переселенца не выходила изъ головы. Вѣдь надо же было этому піонеру колонизаціи забраться въ эту трущобу, гдѣ мы, русскіе, съ XVII стол.[1], то-есть со времени похода Сабанскаго не могли поставить ни крѣпости, ни основать русскаго поселенія, кромѣ жалкихъ татарскихъ хижинъ.
Сколько административныхъ усилій было напряжено. Команды посылались, начиная съ Ширингера и казачьи линіи проводились, отъ Сайдыба по Біи пробовали дорогу пролагать, на Телецкое озеро при генералѣ Капцевичѣ казаковъ садили и магазинъ для рыбы строили. Ничего не привилось: магазинъ разрушился давно и озеро пустынно, дорогъ по прежнему нѣтъ.
И вотъ пришёлъ теперь настоящій работникъ, виноградарь, истый завоеватель, земледѣлецъ съ упорнымъ трудомъ и мускулистыми руками. «Дайте поробить!» Что же мы съ нимъ сдѣлаемъ? А что какъ мы его отправимъ назадъ? Какое фатальное недоразумѣніе! Какая ужасная судьба!
Съ какими средствами и силами наконецъ явился этотъ отважный завоеватель? Убогій, въ одной рубахѣ и зипунѣ, на худенькой лошаденкѣ, съ ребенкомъ на рукахъ, одинъ въ глухихъ лѣсахъ, въ грозной пустынѣ. Явиться при такихъ средствахъ развѣ это не героизмъ, равный безумію. Онъ явился не зная условій существованія, въ незнакомую среду, въ селеніе гдѣ свили себѣ гнѣздо только «хищники черни» и эксплуататоры инородца. Явился съ девизомъ «Позвольте поробить!» Онъ пришелъ можетъ быть преждевременно, какъ вездѣ, проторяя дорогу. И тѣмъ не менѣе это все-таки настоящій завоеватель, это сила, онъ оснуется когда-нибудь здѣсь и будетъ ему принадлежать будущее, будутъ принадлежать лѣса и дебри. Недаромъ онъ шелъ изъ Воронежской губерніи безъ средствъ, прося по дорогѣ только «поробить». Прошелъ всю Россію и Сибирь и основался здѣсь. Такой человѣкъ не умретъ съ голода нигдѣ. Вездѣ нужны руки, вездѣ «надо поробить» — это его вѣра.
Да, это не брокенскій призракъ Телецкаго озера — не несчастный съ кускомъ золота, незнающій что дѣлать съ нимъ въ пустынѣ. У этого нѣтъ золотаго слитка, но золотыя руки. Она. не погибнетъ, не проклянетъ эти берега, потому что съумѣетъ бросить вѣчное зерно въ почву и взростить колосъ. Это дороже золота!
Въ смутныхъ грезахъ мнѣ видѣлся уже не убогій мужичонка. но титанъ русскій народъ, пробивающій упорно путь себѣ чрезъ лѣса и урманы на заколдованное Телецкое озеро.
Мать — пустыня! Когда же, когда, ты дашь пріютъ этому труженику!
- ↑ Первый походъ боярскаго сына Сабанскаго былъ въ 1633 году.