раздаются мои шаги, я добрался до своей комнаты. У меня не хватило мужества посмотрѣть на портретъ, висѣвшiй на стѣнѣ. Я бросился ничкомъ на постель, и какое-то черное оцѣпенѣнiе пригвоздило меня къ ней.
Я очнулся на зарѣ. Я был все въ той же чужой одеждѣ. Съ мучительнымъ стыдомъ я снял ее и повѣсилъ на свое мѣсто. Одѣвшись въ свой мундиръ, я отыскалъ Матвѣя и сказалъ, что уѣзжаю тотчасъ. Онъ, повидимому, нисколько не удивился. Горничную Глашу я спросилъ, спитъ ли барыня. Та отвѣтила мнѣ, что „почиваютъ покойно“. Это меня ободрило. Я попросилъ передать мои извиненiя въ томъ, что уѣзжаю, не простившись, и ускакалъ.
Чрезъ нѣсколько дней послѣ, я былъ съ товарищами у Елены Григорьевны. Она приняла насъ съ обычной привѣтливостью. Ни однимъ намекомъ не напомнила она мнѣ объ этой ночи. Для меня и до сихъ поръ остается тайной, поняла ли она, что произошло тогда.
1904.
