Предвечерній часъ объемлетъ
Окружающій орѣшникъ.
Чутко папоротникъ дремлетъ,
Гдѣ-то крикнулъ пересмѣшникъ.
Въ этихъ листьяхъ слишкомъ внѣшнихъ,
Въ ихъ точеномъ очертаньи,
Что-то есть міровъ нездѣшнихъ…
Сталъ я въ странномъ содроганьи.
И на мигъ въ глубинахъ духа
(Тамъ, гдѣ ужасъ многоликій)
Проскользнулъ безвольно, глухо
Трепетъ жизни жалкой, дикой.
Словно вдругъ стволами къ тучамъ
Выросъ папоротникъ мощный.
Я бѣжалъ по мшистымъ кучамъ…
Боръ не тронутъ, часъ полнощный.
Страшны люди, страшны звѣри,
Скалятъ пасти, копья точатъ.
Всѣ видѣнья всѣхъ повѣрій
По кустамъ кругомъ хохочутъ.
Предвечерний час объемлет
Окружающий орешник.
Чутко папоротник дремлет,
Где-то крикнул пересмешник.
В этих листьях слишком внешних,
В их точеном очертаньи,
Что-то есть миров нездешних…
Стал я в странном содроганьи.
И на миг в глубинах духа
(Там, где ужас многоликий)
Проскользнул безвольно, глухо
Трепет жизни жалкой, дикой.
Словно вдруг стволами к тучам
Вырос папоротник мощный.
Я бежал по мшистым кучам…
Бор не тронут, час полнощный.
Страшны люди, страшны звери,
Скалят пасти, копья точат.
Все виденья всех поверий
По кустам кругом хохочут.