шое усиліе, перепрыгнулъ черезъ лошадь, и растянулся на той сторонѣ, съ ружьемъ въ одной рукѣ, съ лукомъ и стрѣлами въ другой. Я всталъ поспѣшно, оглядываясь кругомъ, дабы надзирать надъ движеніями моихъ непріятелей. Всѣ хохотали во все горло, кромѣ семьи Ба-гисъ-кунъ-нунга. Это ободрило меня, и я сѣлъ верхомъ съ бòльшей рѣшимостію. Я видѣлъ, что, ежелибы въ самомъ дѣлѣ хотѣли на меня напасть, то воспользовались бы минутою моего паденія. Къ тому же веселый хохотъ Индійцевъ доказывалъ, что предпріятіе мое вовсе ихъ не оскорбляло»
Джонъ Теннеръ отбился отъ погони, и остался спокойнымъ владѣтелемъ геройски похищеннаго коня.
Онъ иногда выдаетъ себя за человѣка недоступнаго предразсудкамъ; но поминутно обличаетъ свое Индійское суевѣріе. Теннеръ вѣритъ снамъ и предсказаніямъ старухъ: тѣ и другія для него всегда сбываются. Когда голоденъ , ему снятся жирные медвѣди, вкусныя рыбы, и черезъ нѣсколько времени въ самомъ дѣлѣ удастся ему застрѣлить дикую козу или поймать осетра. Въ затруднительныхъ обстоятельствахъ ему всегда является во снѣ какой-то молодой человѣкъ, который даетъ добрый совѣтъ или ободряетъ его. Теннеръ поэтически описываетъ одно видѣніе, которое имѣлъ онъ въ пустынѣ на берегу Малаго Сасъ-Кау.
«На берегу этой рѣки есть мѣсто, нарочно созданное для Индійскаго табора: прекрасная при-
