вызвать изъ университетовъ на большія дороги. Зачѣмъ же и въ нынѣшнихъ писателяхъ предполагать преступные замыслы, когда ихъ произведенія просто изъясняются желаніемъ занять и поразить воображеніе читателя? Приключенія ловкихъ плутовъ, страшныя исторіи о разбойникахъ, о мертвецахъ и пр. всегда занимали любопытство не только дѣтей, но и взрослыхъ ребятъ; а разскащики и стихотворцы изстари пользовались этой наклонностію души нашей.
Мы не полагаемъ, чтобы нынѣшняя раздражительная, опрометчивая, безсвязная Французская Словесность была слѣдствіемъ политическихъ волненій[1]. Въ Словесности Французской совершилась своя революція, чуждая политическому перевороту, низпровергшему старинную монархію Людовика ХIV. Въ самое мрачное время революціи, литтература производила приторныя, сентиментальныя, нравоучительныя книжки. Литтературныя чудовища начали появляться уже въ послѣднія времена кроткаго и благочестиваго Возстановленія (Restauration). Начало сему явленію должно искать въ самой литтературѣ. Долгое время покорствовавъ своенравнымъ уставамъ, давшимъ ей слишкомъ стѣснительныя формы, она ударилась въ крайнюю сторону, и забвеніе всякихъ правилъ стала почитать законною свободой. Мелочная и ложная теорія, утвержденная старинными риторами, будто бы польза есть условіе и цѣль изящной словесности, сама собою уничтожилась. Почув-
- ↑ Современникъ, № I: «О движеніи Журнальной Литтературы».
