заступили мѣсто опасеній; весь нашъ станъ кипитъ и дышитъ мужествомъ!...
Холодный, пронзительный вѣтръ леденитъ тѣло мое. Шинель моя не только что не на ватѣ, но и ни на чемъ; подъ нею, нѣтъ подкладки. Уланскій колетъ мой подложенъ тафтою, и въ немъ состоитъ вся моя защита противъ вѣтра столь же холоднаго какъ зимою.
Вечеромъ вся наша армія расположилась биваками близъ села Бородина. Кутузовъ хочетъ дать сраженіе, котораго такъ давно всѣ желаютъ и ожидаютъ. — Нашъ полкъ по обыкновенію занимаетъ передовую линію. — Въ эту ночь я, сколько ни свертывалась, сколько ни куталась въ шинель, но немогла ни согрѣться, ни заснуть. Шалашъ нашъ былъ сдѣланъ à jour, и вѣтръ свисталъ сквозь него, какъ сквозь разбитое окно. Товарищи мои, которыхъ шинели теплы, спятъ покойно: охотно бы легла я у огня, но его нѣтъ, и не разводили.
Вѣтеръ не унялся! на разсвѣтѣ грозно загрохотала вѣстовая пушка. Гулъ ея несся, катился и переливался по всему пространству, занятому войскомъ нашимъ. Обрадовавшись дню, я тотчасъ оставила безпокойный ночлегъ свой! Еще не совсѣмъ замолкъ гулъ пушечнаго выстрѣла, какъ все уже было на ногахъ! Чрезъ четверть часа все пришло въ движенье, все готовится къ бою! Французы идутъ къ намъ густыми колоннами. Все по-
