подвести подъ три отдѣленія: литтературное, нравственное и общественное. Въ изслѣдованіи сихъ замѣчаній и въ возраженіяхъ на оныя обратимъ мы болѣе вниманія на то, что было говорено о «Ревизорѣ», нежели на то, что было о немъ писано: во-первыхъ потому, что безполезность замѣчаній чисто-литтературныхъ уже нами оцѣнена, во-вторыхъ потому, что въ разговорахъ Русскихъ гораздо болѣе ума, нежели въ журнальныхъ Русскихъ статьяхъ. Вообще умъ нашъ натуры изустной, а не письменной. Къ тому же въ спорѣ гостиныхъ рѣчь идетъ о мнѣніяхъ: въ спорѣ журналовъ — о личности. Съ журналами спорить нельзя, по той же причинѣ, по которой Карамзинъ не отвѣчалъ ни на одну критику, хотя онъ и любилъ спорить. Есть люди, которые жаркіе спорщики въ своемъ кругу и вмѣстѣ съ тѣмъ миролюбивы и безотвѣтны на толкучемъ рынкѣ[1].
Обратимся къ замѣчаніямъ.
Нѣкоторые говорятъ, что «Ревизоръ» не комедія, а фарса. Дѣло не въ названіи: можно написать геніальную фарсу и пошлую комедію. Къ
- ↑ Само собою разумѣется, что нѣтъ правила, безъ исключенія. Читатели наши, знакомые съ Московскимъ Наблюдателемъ, догадаются и безъ нашей оговорки, что онъ здѣсь въ сторонѣ. Не льзя не желать для пользы литтературы нашей и распространенія здравыхъ понятій о ней, чтобы сей журналъ сдѣлался у насъ болѣе и болѣе извѣстнымъ. Особенно критика его замѣчательно хороша. Не выгодно подпасть подъ удары ея, но по крайней мѣрѣ оружіе ея и нападенія всегда благородны и добросовѣстны. Понимаемъ что и при этомъ случаѣ издатели Телескопа и другіе могутъ въ добродушномъ и откровенномъ испугѣ воскликнутъ: «избавь насъ Боже отъ его критикъ!» Но каждый молится за свое спасеніе: это натурально.
