1813 года 1 мая въ Понедѣльникъ на разсвѣтѣ оставили мы домъ отцовскій! Совѣсть укоряетъ меня что я не уступила просьбѣ батюшки не ѣхать въ этотъ день. Онъ имѣетъ и предразсудокъ щитать Понедѣльникъ нещастливымъ, но мнѣ надобно было уважить его, а особливо въ этомъ случаѣ. Отецъ отпускалъ любимаго сына и, разставался съ нимъ какъ съ жизнію! Ахъ, я неправа, очень неправа! сердце мое, непрестаетъ укорять меня. Я воображаю что батюшка, будетъ, грустить и думать гораздо болѣе теперь, нежели когдабъ мы, согласно волѣ его выѣхали днемъ позже. Человѣкъ не исправимъ: сколько разъ уже раскаивалась я поступивъ упорно потому только, что щитала себя въ правѣ такъ поступить! Никогда мы небываемъ такъ несправедливы какъ тогда, когда щитаемъ себя справедливыми. И какъ могла, какъ смѣла я, противоставить свою волю волѣ отца моего, я, которая щитаю что отецъ долженъ быть чтимъ дѣтьми своими какъ Божество? Какой демонъ наслалъ затмѣніе на умъ мой?.....
За три станціи не доѣзжая Казани, коляску нашу изломали въ куски; насъ сбросило съ косогора въ широкой ровъ, коляска наша разтрещилась, но мы къ щастію остались оба невредимы. Теперь мы поѣдемъ въ телегѣ. Какъ странна участь моя! Сколько лѣтъ уже разъѣзжаю я именно на томъ родѣ повозки которой не терплю!
Москва. М. сказалъ намъ горестную вѣсть: Кутузовъ умеръ. — Теперь я въ самомъ затрудни-
