минанія толпились въ моей памяти; туда тоже надобно было бросить взоръ и пожертвовать нѣсколькими слезинками умиленія.
Долина Ажитугай начала усѣяваться стадами на ней разкинутыхъ ауловъ: путники пересѣкали ее вдоль и поперегъ, буйныя толпы молодежи — конные и пѣшіе — забавлялись стрѣльбою; дѣти на коняхъ скакали, перегоняя другъ друга; вездѣ и все на ней дышало радостію; вездѣ были слышны по прежнему восторги безпечности, а я одинъ только на ней не находилъ забавъ прежнихъ дней, забывъ, что онѣ умчались невозвратно.
Подъ моими ногами быстро катился Нижигъ съ высокими волнами, которыя подымаются и падаютъ, какъ нѣжная грудь красавицы, волнуемая страстію любви, или самолюбіемъ, обиженнымъ измѣною. Въ прежнія времена берега ея были усѣяны вѣтвистыми деревьями лѣсовъ, въ тѣни которыхъ купался я въ жаркій день лѣта, играя ея прозрачными волнами.
Я очнулся отъ забывчивости. Давно взошедшее солнце, казалось, снова восходило на горизонтѣ: оно было закрыто отъ моихъ взоровъ горою Ару-кизъ[1]; и лучи его, восходя постепенно надъ громадой, скоро засіяли надъ гордою красавицей береговъ Кубани.
- ↑ Прелестная дѣва; почему эта безобразная гора получила такое названіе, неизвѣстно.
