— Въ народѣ — всѣ начала, въ его силѣ всѣ возможности, его трудомъ кормится вся жизнь и ему принадлежитъ право распредѣлять трудъ свой по справедливости! И мы до той поры будемъ несчастны, пока народъ не почувствуетъ свое право быть владыкою труда своего…
— Вѣрно! — глухо сказалъ Авдѣевъ, вдругъ вскакивая на ноги. — Развѣ не вѣрно это, братцы? Умертвляютъ насъ, губятъ и душу и тѣло… Учатъ — убивай людей храбро! За что? За несогласіе съ порядками жизни. Вредной силѣ служимъ мы — вѣрно! Не за ту силу должны мы храбро стоять, которая одолѣла всѣхъ и питается живымъ мясомъ человѣческимъ — за свободную жизнь на свободной землѣ надо намъ бороться! Пришло время, которое требуетъ — вставай, человѣкъ, чтобы оказались на землѣ всѣ, какъ одинъ — добрые люди, а не звѣри другъ противъ друга!
Его лицо потемнѣло, онъ такъ странно качался на ногахъ, точно его толкало изнутри, голосъ у него охрипъ и солдатъ вдругъ глухо закашлялъ, широко раскрывъ горящіе глаза.
Тревожное, но пріятное чувство, близкое къ радости, постепенно овладѣвало Вѣрой, отъ усталости у нея кружилась голова.
— Погоди, Авдѣевъ, — попросилъ грязный солдатъ, — пускай она еще поговоритъ…
— В народе — все начала, в его силе все возможности, его трудом кормится вся жизнь и ему принадлежит право распределять труд свой по справедливости! И мы до той поры будем несчастны, пока народ не почувствует своё право быть владыкою труда своего…
— Верно! — глухо сказал Авдеев, вдруг вскакивая на ноги. — Разве не верно это, братцы? Умертвляют нас, губят и душу и тело… Учат — убивай людей храбро! За что? За несогласие с порядками жизни. Вредной силе служим мы — верно! Не за ту силу должны мы храбро стоять, которая одолела всех и питается живым мясом человеческим — за свободную жизнь на свободной земле надо нам бороться! Пришло время, которое требует — вставай, человек, чтобы оказались на земле все, как один — добрые люди, а не звери друг против друга!
Его лицо потемнело, он так странно качался на ногах, точно его толкало изнутри, голос у него охрип и солдат вдруг глухо закашлял, широко раскрыв горящие глаза.
Тревожное, но приятное чувство, близкое к радости, постепенно овладевало Верой, от усталости у неё кружилась голова.
— Погоди, Авдеев, — попросил грязный солдат, — пускай она ещё поговорит…
