Авдѣева разгорался темный огонь, и лицо его еще болѣе похудѣло.
Вѣра чувствовала общее вниманіе къ своимъ словамъ, но теперь это не обрадовало ее, а только показалось естественнымъ. И она снова надолго потеряла солдатъ, перестала ихъ видѣть каждаго отдѣльно — передъ нею стояло чье-то одно темное, задумчивое, недоумѣвающее лицо, оно молча слушало и не спорило съ волей, подчинявшей его. Она пьянѣла отъ возбужденія, ей было теперь одинаково чуждо все, кромѣ жаркаго желанія исчерпать до конца всѣ впечатлѣнія жизни, все возмущеніе ими, сказать всю правду, извѣстную ей, найти этой правдѣ почву и посѣять ее глубоко, навсегда, для вѣчнаго роста. Никогда еще мысли ея не были для нея такъ велики, цѣнны и красивы, какъ въ этотъ моментъ, теперь она любила ихъ съ необычайной страстью, и это чувство съ одинаковой силой насыщало ея душу и тѣло горячими волнами гордаго сознанія своей человѣческой цѣнности — сознанія силы противостоять растлѣвающему вліянію мертвыхъ и уже гніющихъ формъ жизни и способности строить новое, живое, радостное.
Народъ всталъ передъ нею, какъ безконечная энергія, какъ первоначальный хаосъ, и ей казалось, что она, одухотворяя его, создаетъ новый міръ разума и красоты.
Авдеева разгорался тёмный огонь, и лицо его ещё более похудело.
Вера чувствовала общее внимание к своим словам, но теперь это не обрадовало её, а только показалось естественным. И она снова надолго потеряла солдат, перестала их видеть каждого отдельно — перед нею стояло чьё-то одно тёмное, задумчивое, недоумевающее лицо, оно молча слушало и не спорило с волей, подчинявшей его. Она пьянела от возбуждения, ей было теперь одинаково чуждо всё, кроме жаркого желания исчерпать до конца все впечатления жизни, всё возмущение ими, сказать всю правду, известную ей, найти этой правде почву и посеять её глубоко, навсегда, для вечного роста. Никогда ещё мысли её не были для неё так велики, ценны и красивы, как в этот момент, теперь она любила их с необычайной страстью, и это чувство с одинаковой силой насыщало её душу и тело горячими волнами гордого сознания своей человеческой ценности — сознания силы противостоять растлевающему влиянию мёртвых и уже гниющих форм жизни и способности строить новое, живое, радостное.
Народ встал перед нею, как бесконечная энергия, как первоначальный хаос, и ей казалось, что она, одухотворяя его, создаёт новый мир разума и красоты.
