Понявъ инстинктомъ, что ея безпомощность еще болѣе раздражаетъ сладострастіе животныхъ, вдругъ встала, выпрямилась и громко, нервно заговорила.
Они покачнулись всѣ сразу, подняли головы — ей показалось, что солдаты удивлены смѣлостью ея и, внутренно поднимаясь все выше надъ ними, чувствуя возможность спасенія, Вѣра осыпала ихъ рѣзкими словами порицанія, желая испугать ихъ чѣмъ-то, внушить имъ насильно вниманіе къ ней.
Она старалась говорить какимъ то пророческимъ голосомъ, неестественно и не похоже на себя, понимала, что такъ она не подчинитъ ихъ, не овладѣетъ ими, безуспѣшно напрягала свою волю, но не могла забыть о себѣ и со страхомъ слышала, что слова ея звучатъ холодно и пусто.
Кто то забормоталъ:
— Исаевъ, вотъ это и значитъ — противъ присяги…
— Братцы, развѣ не вѣрно? — крикнулъ Шамовъ, робко спрашивая.
Черный солдатъ хрипло отозвался:
— Какъ же вѣрно, если это — къ бунту? Ребята, это склоненіе насъ…
— Не допустимъ! — твердо сказалъ рыжій, поднимаясь на ноги.
Грязный солдатъ тоже всталъ, угрюмо крикнувъ:
Поняв инстинктом, что её беспомощность ещё более раздражает сладострастие животных, вдруг встала, выпрямилась и громко, нервно заговорила.
Они покачнулись все сразу, подняли головы — ей показалось, что солдаты удивлены смелостью её и, внутренне поднимаясь всё выше над ними, чувствуя возможность спасения, Вера осыпала их резкими словами порицания, желая испугать их чем-то, внушить им насильно внимание к ней.
Она старалась говорить каким-то пророческим голосом, неестественно и не похоже на себя, понимала, что так она не подчинит их, не овладеет ими, безуспешно напрягала свою волю, но не могла забыть о себе и со страхом слышала, что слова её звучат холодно и пусто.
Кто-то забормотал:
— Исаев, вот это и значит — против присяги…
— Братцы, разве не верно? — крикнул Шамов, робко спрашивая.
Чёрный солдат хрипло отозвался:
— Как же верно, если это — к бунту? Ребята, это склонение нас…
— Не допустим! — твёрдо сказал рыжий, поднимаясь на ноги.
Грязный солдат тоже встал, угрюмо крикнув:
