Вѣрѣ показалось, что лицо Авдѣева побѣдно усмѣхается, это укололо ее, она пошла встрѣчу солдатамъ, безсильно скользя по песку и ободряя себя:
— Они, навѣрное, не посмѣли пригласить другихъ… А если придутъ еще — я скажу имъ — вотъ я одна передъ вами, меня защищаетъ только правда, которую вы должны знать… да, я такъ начну…
— Здравствуйте, барышня! — невесело поздоровался Шамовъ, его товарищъ молча приложилъ руку къ фуражкѣ и не взглянулъ на Вѣру.
— А еще — придутъ? — спросила она громче, чѣмъ было нужно.
— Придутъ! — повторилъ Шамовъ, вздыхая.
Всѣ трое помолчали, не глядя другъ на друга, потомъ Шамовъ неровно и безпокойно сказалъ:
— Пятеро придутъ… только, видите-ли, барышня…
— Оставь, Григорій, — сухо посовѣтовалъ Авдѣевъ.
— Нѣтъ, я желаю сказать честно! Видите-ли, барышня, народъ — дикій, то есть, солдаты, напримѣръ… Нѣкоторые даже совсѣмъ злой народъ… и къ тому же голодные мужчины, значитъ…
Вере показалось, что лицо Авдеева победно усмехается, это укололо её, она пошла навстречу солдатам, бессильно скользя по песку и ободряя себя:
— Они, наверное, не посмели пригласить других… А если придут ещё — я скажу им — вот я одна перед вами, меня защищает только правда, которую вы должны знать… да, я так начну…
— Здравствуйте, барышня! — невесело поздоровался Шамов, его товарищ молча приложил руку к фуражке и не взглянул на Веру.
— А ещё — придут? — спросила она громче, чем было нужно.
— Придут! — повторил Шамов, вздыхая.
Все трое помолчали, не глядя друг на друга, потом Шамов неровно и беспокойно сказал:
— Пятеро придут… только, видите-ли, барышня…
— Оставь, Григорий, — сухо посоветовал Авдеев.
— Нет, я желаю сказать честно! Видите ли, барышня, народ — дикий, то есть, солдаты, например… Некоторые даже совсем злой народ… и к тому же голодные мужчины, значит…
