которое все болѣе раздражало Вѣру. Она молча, острымъ взглядомъ непріязненно прищуренныхъ глазъ, разсматривала солдата, тихонько покусывая губы, искала какое то сильное слово, чтобы ударить въ сердце ему и надолго поселить въ немъ жгучую боль.
— А рыба-то перестала клевать! — озабоченно и негромко воскликнулъ онъ. — Она не любитъ разговоровъ, рыба. А, можетъ, — ужъ поздно!
Онъ поднялъ голову, взглянулъ на небо и улыбнулся, продолжая:
— Хорошъ вечерокъ! Ну-ка еще попробуемъ…
Забросилъ крючекъ въ омутъ, посмотрѣлъ на Вѣру и сообщилъ ей:
— Привычекъ здѣшней рыбы не знаю — первый разъ ловлю. А у нея разныя привычки — тутъ она такъ любитъ, тамъ иначе живетъ. А вотъ солдату вездѣ одинаково трудно, особливо-же пѣхотѣ!
— А крестьянамъ развѣ не трудно? — сухо спросила Вѣра.
— Кто говоритъ — не трудно! — воскликнулъ солдатъ, пожавъ плечами и со смѣшной напыщенностью поучитель но добавилъ:
— Но они начали дерзко поступать, напримѣръ — усадьбу поджигали, сѣно спалили и вотъ —
которое всё более раздражало Веру. Она молча, острым взглядом неприязненно прищуренных глаз, рассматривала солдата, тихонько покусывая губы, искала какое-то сильное слово, чтобы ударить в сердце ему и надолго поселить в нём жгучую боль.
— А рыба-то перестала клевать! — озабоченно и негромко воскликнул он. — Она не любит разговоров, рыба. А, может, — уж поздно!
Он поднял голову, взглянул на небо и улыбнулся, продолжая:
— Хорош вечерок! Ну-ка ещё попробуем…
Забросил крючок в омут, посмотрел на Веру и сообщил ей:
— Привычек здешней рыбы не знаю — первый раз ловлю. А у неё разные привычки — тут она так любит, там иначе живёт. А вот солдату везде одинаково трудно, особливо же пехоте!
— А крестьянам разве не трудно? — сухо спросила Вера.
— Кто говорит — не трудно! — воскликнул солдат, пожав плечами и со смешной напыщенностью поучительно добавил:
— Но они начали дерзко поступать, например — усадьбу поджигали, сено спалили и вот —
