нѣтъ. А вовторыхъ, сошлюсь на васъ самихъ, удобна ли эта дорога для моей экономіи или нѣтъ?
— О! съ этимъ и спорить не буду. Она забиваетъ вамъ цѣлое поле, и по вашей дачѣ такъ много дорогъ, что одною больше, одною, меньше вамъ ничего не значитъ. А намъ остаться безъ дороги нельзя.
— Помилуйте! Неужели на томъ только основаніи, что если мнѣ въ извѣстномъ отношеніи очень плохо, то я не долженъ и помышлять о какомъ-либо улучшеніи? Что же касается до васъ, вы ни въ какомъ случаѣ не останетесь безъ дороги.
— Какимъ образомъ?
— Вы не добиваетесь права ѣздить черезъ мою усадьбу и остальную дачу?
— Нисколько. Проѣхавъ К–ій рубежъ, мы круто сворачиваеъ налѣво, на большакъ.
— Прекрасно.
— Нѣтъ; оно было прекрасно, а вы сдѣлали теперь очень дурно, и, воля ваша, я буду жаловаться. Непремѣнно буду жаловаться.
— Какъ вамъ угодно! Но если вы такъ неизмѣнно рѣшились жаловаться, зачѣмъ же брали трудъ толковать со мною объ этомъ дѣлѣ?
— Мнѣ хотѣлось уладить дѣло полюбовно.
— Вполнѣ раздѣляю ваше желаніе, и если вы потрудитесь выслушать, постараюсь объяснить мою мысль. Вы согласны, что проселокъ, которымъ вы, по моей землѣ, поворачиваете на большую дорогу идетъ параллельно вашей, то-есть нашей общей межѣ?
— Согласенъ. Да къ чему это?
— Позвольте! Вы согласны, что запаханная дорога и рубежъ между мной и Порфиріемъ Николаичемъ Свинцовымъ идутъ отъ вашей межи къ моей усадьбѣ нѣсколько расходясь, такъ что четыре эти линіи составляютъ почти правильный четвероугольникъ?
— Да, да, согласенъ, согласенъ. Да къ чему все это ведетъ?
— Минуту терпѣнія! Если вамъ или крестьянамъ вашимъ необходимо выѣзжать съ вашего поля на большую дорогу, то не лучше ли сворачивать сейчасъ же по вашей межѣ влѣво, до межи Порфирія Николаича, а потомъ ѣхать этою межой до проселка?
— Какъ это возможно! Это гораздо дальше.
